Жить вопреки (джен)

С того маленького инцидента в лесу прошло около месяца, но менее загруженным Аран так и не стал, несмотря на всю посильную помощь своих Учеников и братьев.

Огромная стая требовала внимания, и он старался уделять ей его, однако в одиночку не справлялся, и именно поэтому приходилось как-то организовывать всю эту кучу разномастных драконов во что-то более-менее приличное, создавать некое подобие государства, как-то было у людей.

Увы, одной преданностью и ответственностью его подчиненных нельзя было обойтись.

Если на первых порах бывшие вожаки мелких стай, вошедших в состав Гнезда Драконьего Края, сохраняли за собой и свой авторитет среди населения, и часть своей власти, то теперь, после невольной демонстрации Араном его способностей, сила бывших вожаков как-то… блекловата была.

Перестала впечатлять.

А вместе с авторитетом бывших вожаков ушел и порядок.

Стаи беспрекословно подчинялись только своему Королю, его Братьям из Фурий и некоторым из Детей Ночи, на которых указал сам Аран, ибо разбираться с мелкими проблемами нескольких десятков разумных он просто физически не способен.

Его дело — защита и общее руководство!

Он — мозг, а исполнителями должны быть другие.

Так организованно, в какой-то степени по примеру Старшего Гнезда и его Младших собратьев, появились и Патрульные Отряды, и Разведывательные Отряды, да и те драконы, что отвечали за функционирование Сети.

Кстати, о ней.

Сразу после выхода Драконьего Края, а по факту — всего Варварского Архипелага, из-под власти и незримого контроля мудрой, но слишком авторитарной и любящей лезть туда, куда её не просили, Адэ’н, Сеть, не без сложностей и даже опасностей организованная Кломой и Тагушем, тоже перестала подчиняться Совету.

Вся информация шла к Арану.

Все наблюдения за драконами и людьми, все выводы из них, все прогнозы на будущее, всё — изначально докладывалось Королю.

И тогда тот не выдержал — выбрал из зарекомендованных ему Тагушем драконов с самым развитым талантом к анализу и систематизации информации и назначил их ответственными за этот вопрос.

Так Сеть стала заниматься Внутренней Безопасностью.

Подобные службы, только менее развитые, насколько было известно Арану, были во всех королевских дворах достаточно развитых государств — оказаться быть убитым кинжалом в спину никто не хотел.

И Талик тоже.

Но всё же со временем стало ясно, что созданных с его подачи подразделений было слишком мало.

И все они — отвечали за безопасность.

Изнутри или снаружи стаи.

Но саму эту Стаю тоже как-то организовать надо было, вести перепись родившихся и умерших за год, назначить тех, кто как раз стал бы заниматься бытовыми вопросами драконов его Гнезда.

Да и учитывая территории, им занимаемые, без этого просто нельзя было обойтись.

Вот и пришлось разделить Стаю сначала на четыре части, каждая из которых тоже как-то делилась внутри себя, потом на каждом из необитаемых для людей, но населённых драконами островов назначить кого-нибудь ответственным за, собственно, этот самый остров.

Как ни странно, несмотря на то, что Арану властью пришлось делиться, менее всеобъемлющей она не стала.

Совсем даже наоборот.

Внутри стаи могли возникать самые разные конфликты бытового и не только плана, но Король для стаи с каждым годом, с каждым появившимся на свет при его правлении птенцом, с каждой преклонившейся пред ним Фурией, становился кем-то все более и более возвышенным, величественным.

Даже, в коей-то степени, божественным.

Всего семь лет его Гнезду, и птенцы, появившиеся уже при нём, уже научились летать.

И вот теперь ему приходилось слушать отчёты назначенных им лиц (морд?) о том, как они, собственно, справлялись со своими обязанностями и насколько плохо обстояли их дела.

— Владыка, — послышался по ментальной связи голос одного из командиров Патрульных отрядов. — Мой патрульный отряд нашёл на границах наших территорий одну занимательную самку…

Пугающ был Аран, раздраженный от усталости, постоянного своего недосыпа, да ещё от наглости того не в меру амбициозного дракона, который посмел вмешаться в доклад того, что стоял выше него в иерархии.

Неуважение к старшим — залог гибели общества.

Причём Старшим далеко не всегда был тот, кто родился по времени раньше.

Талантливый, молодой и исполнительный дракон всегда мог стать в его гнезде выше недалёкого и ленивого, пусть и более взрослого.

Субординация и дисциплина были всем.

Пример руководимых Дагуром Берсерков, подобно Драконьему Краю успешно и активно развивавшихся и присоединявших к себе всё новые и новые территории, путь в последнее время поубавивших свои темпы, был весьма и весьма заразителен.

— Мне-то что до этого? — прошипел на наглеца Аран. — Вы нашли себе какую-то самку, вы и решайте, что будет с ней. Для этого не обязательно меня отвлекать!

Вот именно из-за подобных моментов он и поделился своей властью с достойными разумными, чтобы уже к ним обращались вот такие вот…

Недальновидные.

— Мой Король, дело в то, что… — не унимался наглый командир отряда.

— Аран, это Дневная Фурия, — вдруг вмешался Тагуш, которого парень и не заметил сперва, пока тот не обратил на себя внимания.

Молодец, Фурия.

Не растерял своих навыков.

Вообще, этого дракона Аран бесконечно ценил, не уставая хвалить себя за то, что не поддался порыву агрессии когда-то, за то, что выслушал реальное положение дел, за то, что принял клятву Фурии.

Его опыт был просто бесценен.

И тот успешно передавал его юным поколениям.

Не считая Алора, который никогда не покидал своего названного брата, помогая ему во всём, деля с ним и трудности, и победы, некому было доверить присмотр за своими младшенькими.

Не Валке же?

Она была ментально нездорова, ей самой нужен был пригляд.

Только Тагуш.

— Что?! — наконец осознал суть сказанного Аран.

Дневная Фурия?

Он не ослышался?

Нет, конечно, парню, а вместе с ним и Алору, уже доводилось сталкиваться с Фуриями, которых назвать Ночными язык точно не повернётся — тот же Венту, молодой, но уже мудрый Хранитель своей Видящей.

Но представителей того самого подвида, проповедовавшего жизнь здесь и сейчас, не желавших уделять внимание своё ни прошлому, ни грядущему, он не встречал никогда.

Столь они были неуловимы.

Столь они были горды.

— Дитя Солнца. Но, судя по всему, невменяемая, — любезно пояснил бывший агент Адэ’н, подтверждая предположения своего Короля.

И его опасения.

— Недееспособная?

— Именно.

Невменяемая Фурия, представительница древнего и чрезвычайно редкого вида, кочевавшего по неизвестным Кровавому Стражу территориям.

Просто великолепно.

Все, кто хоть раз связывался с Детьми Солнца, как часто называли Дневных, упорно молчали о подробностях своего знакомства с тем подвидом, словно что-то не позволяло им распространяться об увиденном и услышанном.

В принципе, это не лишено смысла.

Но любопытство меньшим от того не становилось.

— Привести!

Бестолковые Патрульные оказались хоть тут на что-то способными. Они оперативно исчезли в неизвестном направлении и столь же оперативно возникли перед ним вновь, уже с приложением в виде перепуганной, но с жадностью все вокруг рассматривающей, Фурией.

Действительно, ненормальная какая-то.

Это ощущалось сразу — по эмофону её, по поверхностным мыслям, спутанным, отрывочным и хаотичным, лишённым и темы, и идеи, и хоть какой-то системы.

Было ещё что-то странное.

Аран твёрдо решил разобраться с этим, но чуть позже.

— Кто ты такая и что ты делаешь на моих территориях?

Фурия при виде человека, да ещё и в броне из кожи её Ночных собратьев, сжалась, в ужасе, словно удара ожидая, попятилась, рефлекторно, будто желая от него спрятаться, укрыться.

Она явно доселе жила у людей.

У тех, кто убивал драконов.

Охотники?

А когда Фурия поняла, что его голос звучал в её голове, что именно он не позволял отвести взгляда, то стало ясно — она сейчас подобно людской чересчур впечатлительной девице упадет без чувств.

Это почему-то взбесило.

Как она, эта никчёмная чужачка, смела игнорировать его вопрос?!

— Я путешествую по миру и ищу свою стаю, — ответила она наконец, потупив взгляд.

— Отбилась от нее в детстве? — проницательно заметил Аран.

Ответ Королю был уже не нужен — столь очевиден он был.

Всё становилось ясно с этой дурёхой.

— Да, Владыка! Именно так, — с явным облегчением ответила чужачка, на удивление быстро разобравшаяся в ситуации и понявшая, с кем имела дело, или просто подействовавшая на инстинктах.

Аран кивнул её словам и развернулся лицом к приведшим её Патрульным.

— Глаз с неё не спускать. Не подпускать к другим Фуриям. Накормить, дать отдохнуть и приставить к ней охрану, но только не их Детей Ночи. Сбежит — до конца своих дней будете возиться с Дикими.

— Будет исполнено, мой Король, — ответил вместо командира Отряда Тагуш, и Аран с благодарностью улыбнулся — теперь он был уверен в том, что все его распоряжения будут исполнены в точности.

Хоть кто-то хорошо работал.

Уже потом, ближе к ночи, молодой Владыка пришёл проведать неожиданную гостью, которая, в свою очередь, при виде грозного человека, перед которым преклонялись все драконы, снова испуганно сжалась, даже и не помыслив об атаке.

Выбили из неё такие мысли, видимо.

Ещё давно.

— Спи, ты ведь так устала… — с нажимом сказал Аран, неуловимо быстрым и плавным движением оказавшийся возле Фурии, почти нежно коснулся своей ладонью её лба и надавил, вкладывая не силу, но Волю. — Вот так.

Самка с удивлением, шоком даже посмотрела на Арана и медленно осела, закатив глаза, тихо, практически неслышно, засопела.

А теперь можно покопаться в её сознании.

И в её памяти.

— Посмотрим, что тут у нас…

* * *

Кира очень негативно отнеслась к присутствию на острове чужачки. Как показывала практика, иноземцы на Кальдеру Кей никогда не приносили ни мира, ни добра — только бесконечную боль.

И ненависть.

О, да!

Ненависть переполняла воительницу, она кипела в ней, словно вода в поставленном на костёр котле, словно лава, что бурлила в жерле вулкана, от которой их столько лет оберегал их Великий Защитник.

Ненависть к тем, кто убивал драконов, — по привычке, стало быть.

Ненависть к порабощенным драконам — те были сломаны, и в дикой природе выжить не могли.

Зато могли убивать людей.

Их, например.

Защитников Крыльев.

Тот давний, проклятый день, погребенный в памяти под тяжестью всех минувших лет, когда она поняла, почему же многие племена убивали драконов, ведь это по-настоящему страшно — когда с неба льётся нетушимое пламя, когда острые когти и клыки впивались в плоть дорогих тебе людей, унося их жизни.

Нападение Драконьих Налётчиков стало самым страшным днём её жизни, несмотря на все последующие ужасы.

Сердце сжималось до боли, когда она видела, что существа, которых они поклялись ценой собственных жизней защищать, эти самые жизни отнимали. И только то, что подчинялись те драконы тогда человеческой воле, хоть как-то оправдывало их в глазах Киры.

Но понимание безвыходности ситуации, в которой оказались те Пеклохвосты, не могло вернуть девушке её родных, товарищей и друзей, что унесла та проклятая ночь.

Она тогда потеряла младшего брата.

Ему бы, родительской гордости, ещё жить и жить, стать сильным, прославленным воином, жениться на красавице-умнице, завести себе наследников, продолжить их славный род, стать примером для своих, несомненно, умных и талантливых сыновей…

Но он мёртв.

Лежит в земле, со стрелой в черепе.

Лежит, под слоем каменистой, бедной земли, не способной в достаточной мере прокормить их, одетый в лучший, лично ею сшитый саван, отмытый и расчёсанный. Зато тело её брата, уже, стало быть, разложившееся до простого скелета, кормило червей.

После того, как в огне умирали её товарищи, крича или молча, метясь в агонии, или быстро затихая, отправлять в последний путь Погребальные Ладьи не хотел никто — не дело это, предавать огню в огне сгинувших.

Пусть они лучше останутся с ними навсегда, в этой земле, в родной земле Кальдеры Кей.

Как там говорил Аран?

Смерти нет?

Вот она!

Вокруг!

Всюду!

Она хотела когда-то путешествовать, увидеть этот громадный, неизведанный и удивительный мир?

В Бездну всё!

Она хотела отомстить.

Родители хотели сделать из неё воина, сильного и умелого, умного и хитрого, и они добились своего — Кира с благодарностью вспоминала данные ей когда-то в детстве и юности уроки обращения с оружием, свои бесконечные и нескончаемые тренировки, рубя и коля мечом, забирая жизни тех, кто не позволил вырасти её брату.

Она стала воином.

Она стала монстром.

Пусть так…

Королева была этим не очень довольна, она всегда старалась избегать не столько насильственного пути разрешения конфликта, сколько лишнего афиширования того, что существовало такое племя, как Защитники Крыльев.

А что Кира?

Нет свидетелей — нет и упоминаний лишних о Кальдере Кей.

Только Аран, к которому Мала стала явно питать некоторую неприязнь, понимал Киру и её соплеменников, указывая места, куда можно было больнее всего ударить по Охотникам, потом по Налётчикам, потом по ловцам…

Они методично и неотвратимо, пусть и не без потерь, выбивали своих врагов, уничтожая их физически.

И вот теперь одна из тех, кого Кира без зазрения совести убивала, как и многие её соплеменники, беззастенчиво разгуливала по Кальдере Кей, не боясь смотреть своими бесстыжими глазами в их глаза.

Она, ровесница Киры, смотрела на них взглядом матёрого убийцы, оценивавшего, насколько быстро он сумеет ликвидировать свою цель.

Это было неприятно.

Это было бы отвратительно, если бы Кира не осознала, что сама точно так же смотрела на всех, кто не являлся её соплеменниками.

Исключением был Аран и его Ученики.

На них она вообще старалась не смотреть.

Но всё же…

Затеяла что-то Королева.

Как бы это не привело их к гибели.

Ах, Мала, Мала…

Неужели она до сих пор, после стольких лет знакомства с Араном не поняла, что у него громадное, доброе сердце, что он может простить очень многое, но только не предательство.

Что же… она сама виновата.

Все они виноваты.

* * *

— Да будет мирным небо над головой твоей, Драконий Владыка, — церемониально поприветствовала Мала Арана.

Вообще, он уже давно собирался заскочить на Кальдеру Кей, однако как он не старался выделить на это время, каждый раз у него появлялись неожиданные дела, и в этот раз — тоже, та самая чужачка, «отбившаяся от своей стаи» дневная Фурия-шпионка.

Кто её послал, было не совсем понятно.

Не Охотники…

Но и не кто-то с Архипелага.

Однако, в территориях Драконьего Края она ориентировалась вполне неплохо — не в первый, не во второй и даже не в третий раз она здесь была, почти ровесница Беззубика, пусть и в последний раз на воле ей удалось оказаться очень и очень давно — она совершенно ничего не понимала в нынешних реалиях.

Первую вспышку ярости от присутствия шпионки на своем острове Аран загасил в самом начале — то, что вредительницу нашли и даже умудрились поймать, было очень хорошо, ведь ещё хуже было бы, не найди ее тот отряд.

Втерлась бы в доверие своей наивностью к какой-нибудь молодой Фурии, заставила бы себя пожалеть, и узнал бы Аран тогда слишком поздно.

И уже нельзя было бы что-то исправить.

А сейчас — он подкорректировал в памяти Дневной момент встречи с Королем, слепив ей качественные фальшивые воспоминания.

Так, ей запомнился харизматичный, властный и сильный Сын Ночи, прототипом которого был Тагуш, столь сильно впечатливший глупышку, но выглядел тот совсем как Алор — единственная Ночная Фурия, которую живые люди из вражеских Драконьему Краю племен видели вблизи.

И которого все они сочли Королем.

Пусть так.

Не надо Хозяину этой Дневной Фурии знать всех специфических подробностей путешествия своей ручной зверюшки.

Увы, на большее эта Дочь Солнца не тянула.

И правда брошенная в детстве из-за слабости и болезненности родной стаей, эта самка слишком рано попала к людям, лишившись возможности учиться, упустив то время, когда разум ее был наиболее восприимчив к получению новой информации, была просто недоразвита.

Только инстинкты, обострившиеся и в большей части захватившие ее, помогали ей выживать.

Это было страшно.

И мерзко.

Фурия была похожа в своем развитии на ребенка лет десяти-двенадцати, только с некоторыми нюансами.

Это была катастрофа.

Перспективная Одаренная навсегда была потеряна для общества, для всего мира, лишённая в нужное время учителей.

Милосерднее всего было ее убить.

Даже Дикие находились в менее страшной ситуации, ведь даже их, при наличии у дракона такового желания, естественно, можно было реабилитировать, ну хотя бы частично.

Помочь этой Фурии было невозможно.

А Аран и не хотел пытаться.

Эта тварь, пусть изначально и не по собственной воле, не по своей инициативе, но была пособницей тех, кто методично убивал Ночных Фурий.

Истреблял их.

И она должна быть наказана.

Но просто убить ее было нельзя — недостаточной была такая плата за совершенные этой Дочерью Солнца преступления.

И она за все заплатит.

Теперь.

Надо только подождать.

— Да будут благосклонны Небесные Странники к тебе, Королева, — поприветствовал Малу в ответ Аран, еле сдерживаясь от того, чтобы изучающее прищуриться — что-то необычное, странное было в ментальном фоне женщины.

— Как обстоят дела у твоего народа?

— Нашли на границах необычную, подозрительную чужачку, — начал рассказ Аран, только краем сознания контролируя то, что говорил, а сам стал считывать поверхностные мысли Малы, все больше и больше настораживаясь. — Будем теперь с ней разбираться.

Что-то все больше и больше врагов у него в последнее время.

Если бы не усилившаяся в последнее время подозрительность Арана, которую только усугубила Дневная Фурия своим появлением, он мог и не обращать на подобное внимание, да Тагуш постарался, постоянно напоминая своему Королю быть настороже и не терять бдительность.

Все Одарённые чувствовали — что-то надвигалось.

— А мы тоже нашли чужачку — жертву кораблекрушения, — медленно, словно обдумывая каждое своё слово, сказала Мала, честно и прямо смотря в глаза Арану.

Вот оно что.

Может, Талик стал просто выжившим из ума параноиком, и не стоило искать во всём злой умысел?

По всей видимости, Мала просто знала, что личность ею найденной чужачки не понравится Арану, ведь Королева прекрасно знала, кем был Страж когда-то и потому понимала, с кем он мог быть знаком лично и встречи с кем желал бы избежать.

Но почему-то эта таинственная личность оказалась под защитой Королевы.

Почему?

И что вообще за его спиной творят его вассалы?

— Занятно, — протянул Аран. — Надвигается Гроза. А пока — затишье.

Парень стал внимательно следить за действиями Малы, запоминая каждую промелькнувшую на её лице эмоцию, все чувства в её эмофоне, каждую мысль, что удалось ему незаметно считать.

Надо отдать Королеве Кальдеры Кей должное — она великолепно держала себя в руках.

И разум её был холоден.

И неприступен.

Не сломав его, нельзя было добраться до её мыслей, до памяти и мироощущений, а этого допускать нельзя было, ведь она была человеком, не драконом, которым с детства привили покорность своему Королю, и потому те никогда не скрывали свой разум от вожака, только если было у них в мыслях чего-то их компрометирующее, только если им было что скрывать.

Нельзя было терять поддержку среди людей.

Ведь те наверняка ополчились бы на него, навреди он Мале, тем более сведи он её своими паранойей и любопытством с ума.

— Будь готова — оставшихся в стороне просто не будет, — все-таки решил предупредить Королеву Аран.

Она словно застыла, стоило произнести ему эти слова.

Внешне ничего не изменилось, но на несколько мгновений у неё не было никаких мыслей. А потом в голове её стал царить такой сумбур, что Аран решил не лезть туда.

От греха подальше.

— С чего ты взял это?

О, а она всё-таки молодец.

Поразительное самообладание.

Ему бы такое.

— Провидица сказала, — хитро ухмыльнулся Аран, заговорщически переглянувшись с женщиной.

Конечно, сейчас не время и не место было дурачиться, но сейчас жизненно необходимо было разрядить обстановку, убрать из неё сей накал, ведь иначе могло случиться что-то страшное.

Что — непонятно, но интуиция об этом буквально кричала.

— Так это правда, что у Берсерков завелась ведьма? — искренне удивилась Мала.

Неужели ей было неизвестно это?

Странно.

Вдруг Арана словно обожгло направленным на него чужим вниманием — кто-то напряженно наблюдал за его беседой с Малой.

— Кто? — коротко спросил у наверняка наблюдавшего за упоминаемой ранее чужачкой Алора.

Фурия не подвёл, отозвавшись практически мгновенно.

— Белобрысая и злая. Но растерянная.

— Правда, — не стал показывать своей задумчивости, за которую обычно принимали его мысленные беседы с драконами, Аран. — И это моя давняя знакомая — много лет назад она не дала мне совершить ужасную ошибку.

Он продолжил заговаривать Мале зубы, машинально отмечая задаваемые ею вопросы и даже отвечая на них, в то же время не прекращая разговор с Алором.

— Я её знаю?

— Сложно определить. Есть в ней что-то знакомое, да я не всех твоих людей запоминал. Вы все похожи друг на друга.

Без этой замечательной способности ему стало бы ещё хуже.

А так — терпимо.

Дело в том, что вследствие обширной практики в работе с собственным и чужим разумом, молодой Владыка постепенно, со временем, научился как бы разделять своё внимание, одновременно совершая несколько дел — обдумывая какие-то моменты, ведя беседу и рассчитывая наиболее выгодную стойку для атаки.

Ну и одновременно разговаривая, особенно мысленно, сразу с несколькими собеседниками, причём на совершенно разные темы.

Последнее, конечно, — в состоянии транса.

Без этого никак.

Всё-таки, как бы ни признавал свои успехи Аран, он прекрасно понимал, что ему в немалом количестве аспектов было далеко до драконов, а уж до покойного Смутьяна, бывшего Мастером Разума высочайшего класса, невиданного парнем прежде, ему было далеко.

Даже Адэ’н на фоне Левиафана была блекловата.

Опыт, видимо, сказывался у мёртвого Короля.

Впрочем, он ему мало помог.

— Какую же?

— Месть, — коротко ответил Аран. — Она сумела заставить меня отказаться от мести.

— А что бы было, если бы ты не отказался?

Аран молча посмотрел Мале в глаза.

Действительно, а что было бы, не останови Мирослава его тогда, не заставь окончательно отпустить прошлое, дать зарасти своим ранам, перестав их вскрывать своими сожалениями?

На что он был бы способен?

Ну, Аран точно всё равно доучился бы у Адэ’н, но вряд ли ему, бешеному зверю, позволили бы сорваться с поводка, и не было бы у него тогда свободы, которую он с болью, с кровью, но добыл для себя и своего Гнезда.

Гнездо было бы.

Но он шёл бы с огнём и мечом по людским островам, ведомый своей обидой и болью.

Он уничтожил бы Олух.

Камня на камне не оставил бы.

А потом и весь Варварский Архипелаг.

— Ничего не было бы, — чуть шокировано и скорее для самого себя сказал Аран.

— Ничего?

Казалось, Мала удивилась ещё больше, чем он сам.

Впрочем, оно и не удивительно.

Она его не поняла.

Никто не мог понять.

— Ничего, — подтвердил парень. — Ни Олуха, ни Гнезда Красной Смерти, ни всего этого проклятого Архипелага.

На лице Королевы наконец-то отобразилось понимание, в сознании её мелькали картинки одна страшнее другой, и, что самое ужасавшее в них было, — они были правдивы ровно в той степени, что нужна была для того, чтобы они имели право на существование.

На всё это он был способен.

Но ему это было просто не нужно.

— Как нам повезло.

— Да. Просто повезло.

Повисла тишина.

Её разбили слова Алора, который, уловивший настроение своего Короля, тоже некоторое время молчал, но потом продолжил докладывать о странной найденной Малой чужачке.

— Она меня рассматривала всё это время. Что-то заподозрила. Теперь на тебя переключилась.

Беспокойство и неуверенность Алора оказались для Арана интригующей неожиданностью.

— Ну что там?!

Знакомые с детства голубые, словно два осколка неба, глаза, так похожие на те, которыми смотрела на него Мия, в очередной раз что-нибудь самым наглым образом выпрашивая, стремились, казалось, прожечь в нём дыру, столь напряженным был взгляд.

Соломенного цвета волосы, не заплетённые в косу, какими они были всегда на его памяти, были сейчас распущены и развевались на ветру, дувшем с моря.

И лицо.

Повзрослевшее, полностью лишившееся детской пухлощёкости, хищно заострившееся, но всё равно такое знакомое.

И когда-то родное.

Сердце пропустило удар.

Только две татуировки Воительницы были незнакомы — но и они прекрасно сочетались с образом независимой и гордой убийцы драконов.

Что она здесь делала?!

— Аран?

— Иккинг?!

Восклик ментальный и вербальный совпали, и парень на мгновение впал в ступор.

* * *

Айша, значительно повзрослевшая за прошедшие годы, но всё такая же гибкая и ловкая, сидела у костра, грея замерзшие в холоде ночи руки, готовя незамысловатый ужин.

Верный её Таир с тихим фырканьем и довольным чавканьем уплетал свежую, уже не выгоревшую на безжалостном местном солнце молодую траву.

Конь, как и она сама, был уже не молод — шестнадцать лет для жеребца возраст более, чем солидный, тем более, что столько же лет её старшему сыну — именно за его рождение ей подарили тогда ещё совсем жеребёнка, которого она воспитала.

Таир, да и Айша сама, все ещё не давали спуску молодым.

Амир уже год как перестал патрулировать Степи, говоря, что не пристало деду смущать своей сноровкой юного внука.

Айша, успевшая дважды выйти замуж и дважды ставшая вдовой, вообще к жизни относилась философски, прекрасно зная, что за совершенное им зло человек обязательно когда-нибудь да заплатит, а за добро всем им воздастся.

Женщина с теплотой вспоминала всех своих учеников, начиная с того же Радмира и заканчивая её собственными сыновьями.

Интересно, как там те мальчишки?

В разницу в год двое мальчишек, в одно и то же время, попадали под её крыло, и, казалось Айше, они как-то, да связаны между собой.

Айва, подруга-дракон первого мальчишки часто со временем залетать стала, особенно после того, как перебралась вместе со своими друзьями из Чёрных Гор в горы, что примыкали к Диким Степям, и даже конкретно к владениям её народа на севере.

Коли по пути, то чего не заглянуть?

Так, по всей видимости, думала Айва.

А Айша была и не против — странная компания в лице дракона её не смущала, неведомо откуда взявшаяся способность говорить с воплощением их предков — тоже.

Её вообще было тяжело смутить.

Слишком много чудесного и ужасного видела женщина на пути своём.

Кстати, Айва вроде говорила о том, что не так давно встречалась с тем своим другом, которого когда-то племена Дикой Степи приняли за своего Пророка из легенд.

Может, и так.

По крайней мере, впечатление парень, судя по всему, производил весьма и весьма внушительное — по крайней мере, как поняла Айша, добиться к его годам того, что он сумел достичь практически без посторонней помощи, было невозможно даже для тех, кто пытался сделать это всю свою далеко не короткую жизнь.

Женщина порадовалась, что у мальчишки, коим так и остался в её сознании тот самый Аран, все получалось как надо.

Что потерявшийся птенец вырос и встал на крыло.

Нашёл себя.

Не для того ли стоило жить — помогать заблудшим людям с чистыми душами и стеречь свою святыню от тех, чью душу спасать было уже слишком поздно.

Интересно, а Радмир нашёл сестру?

О похождениях некой провидицы по западным землям вести долетели даже до Диких Степей и местных племён, вместе с ушлым торговцами, привозившими помимо своих порою очень даже диковинных товаров кое-что поинтереснее — сплетни.

Может, и нашёл.

Хорошо бы…

Сами Кабур Не’та Тал никак не поменялись за минувший десяток лет, хоть он и оставил отпечаток на каждом из них — нельзя было иначе.

Пусть наглые и воинственные, лишённые всякой жалости и чести захватчики с Востока пытались поставить на колени Стражей Чёрных Гор, но тут уж Айва не бросила свою, надо полагать, подругу, послав своих крылатых воинов помочь народу Айши устоять.

И они отстояли свои земли, свои традиции.

И свои жизни.

Кочевники с востока благоразумно отступили и отправились покорять другие народы, обходя по широкой дуге и Чёрные Горы, за которые столь яростно бились Кабур Не’та Тал, и сам этот народ, понимая, что те полягут, но чужакам свою святыню не отдадут.

Правильно понимают.

Как жаль, что с каждым днём становилось всё тревожнее.

Словно в преддверии грозы.

* * *

Айва обеспокоенно подняла голову, вглядываясь в горизонт.

Что-то надвигалось.

Наученная годами бытия Королевой тому, что случайностей не бывало в принципе, что были только закономерности, она старалась быть внимательной ко всему, запоминая все мелочи и незначительные с виду события.

И вот теперь она знала — это ощущение кипящей под кожей силы не было нормой.

Эта эйфория от осознания собственного могущества по сравнению с остальными, по сравнению с Неодарёнными, совершенно точно не была нормальной.

И это было страшно.

— Спаси нас, Птенчик. Кроме тебя — некому…

* * *

Инга, расчёсывая свои волосы, каждый раз теперь поджимала губы — у неё появились первые седые пряди, которые, белоснежные и жесткие, даже в её светлой косе были заметны.

И не возраст брал своё.

Горе.

Именно горе так сломило стойкую и сильную женщину, заставив её стать ранимой и словно беззащитной.

Но слабостей своих она больше не показывала.

С самого дня смерти своего отца, когда её супруг специально заставил её вместе с сыном отправиться на родину Инги и смотреть на то, как он хладнокровно убивал Вульфа на глазах у всего его племени, перед всей его семьей.

Инга не плакала тогда.

Нет, она стояла спокойно, прямая и гордая, только сильнее сжимала плёчо своего сына, шепча ему подождать.

Совсем немного.

Уже потом, в своей каюте, по пути назад, на трижды проклятый ею Олух, она плакала, расчесывая сыну его белобрысые, от неё и её семьи ему доставшиеся, непослушные вихры.

Натерпелась.

Налакалась.

И она нанесёт своему мучителю самый страшный удар.

Отомстит за причиненную боль.

Женщина смеялась, всем своим естеством чувствуя близость освобождения своего от бремени бытия женой Стоика, в равной степени ненавистного и обожаемого на Варварском Архипелаге.

Скоро всё закончится.

Это говорили ей все её чувства.

Это говорил ей и Викар.

Своему сыну Инга верила — она давно заметила, что дети её обладали неведомой силой, невероятными, какими-то колдовскими способностями.

Дар Богов или их проклятье?

А какая разница?

Для неё дети, её дети, оставались всем.

И она пойдёт на них на всё.

До конца.

* * *

— Вот оно как…

Глаза Астрид были распахнуты так, что по привычке Аран стал считывать ее поверхностные мысли, все возникавшие в ее светлой голове образы и ассоциации.

А их было много.

Конечно, кто бы мог подумать, что спустя столько лет, она его все равно узнает.

Совесть мучила?

Или его окровавленное, ещё совсем юное, но по-взрослому заострившееся, исхудавшее лицо с разбитыми губами, опухшими от пролитых слез, но уже сухими глазами, как-то неестественное бледное, почти серое, ей снилось в кошмарах?

Так она сама виновата.

Кто бы мог подумать, что из всех людей этого проклятого Варварского Архипелага потерпит крушение возле Кальдеры Кей корабль, которым командовала именно Астрид.

Эта девушка была его слабостью.

Главным напоминанием о его ошибке, его оплошности, невнимательность, приведшие к его личной, маленькой катастрофе.

Он тоже тогда был виноват, безусловно.

Но именно предательство Астрид, коим считал по отношению к себе этот гнусный поступок девушки Аран, стало первым камушком, который, сорвавшись, повлек за собой страшный камнепад, погребший под собой столько судеб и столько жизней.

Все ведь могло бы быть совершенно иначе.

Ему просто не дали тогда времени, не дали понимания и возможности объясниться, рассказать людям правду о том, что же происходит на самом деле, об истинных причинах войны.

О, по сути, невиновности драконов.

Но его не стали бы слушать.

Конечно, его точно никто не стал бы слушать и даже слышать, ему бы не позволили просто сказать эти вещи, которые разрушили бы привычный уклад жизни племени, которые сломали бы их картину мира и заставили бы чувствовать себя хоть чуть-чуть виноватыми.

Именно с Астрид все началось.

Не ею ли все закончится?

— Но как такое возможно? Ты ведь погиб… — лепетала жалко девушка, растеряв всю свою суровость и браваду. — Не верю.

— Тебя, Астрид, никто и не заставляет верить, — насмешливо ответил Аран, явно оказавшийся хозяином положения, ведь сейчас именно он находился на своей (или почти своей, принадлежащей его вассалам, вообще-то, а значит и ему в коей-то степени) территории.

— Но… как?

Однако…

Переживала всё-таки.

Аран всматривался в глаза девушки и все никак не мог понять, что же тут было не то, ведь даже в воспоминаниях Сатин, пусть там образ Хофферсон был размыт и не ясен до конца, она была другой.

Более решительной, что ли.

Более… боевой?

Сейчас гордая воительница вряд ли напоминала себя прежнюю — она была растеряна, напугана.

Сломлена.

Вот…

Вот оно!

Она сломалась.

Как и предвещала ей когда-то Мирослава, гордая воительница, подобная вековому дубу, не смогла вынести шторма, той грозы, в которую попала, и Аран не море имел в виду.

Вульф Одноглазый, насколько было Арану известно, был не только отцом Инги Хеддок — он был дядей Астрид.

Частью её семьи.

Неужели пошатнулась у Хофферсон вера в непогрешимость и едва ли не святость Стоика после того, как его бесчинства, достойные неразумных диких зверей, хищной стаи, а не людей, коснулись кого-то, на кого ей не было плевать?

Как удобно быть избирательно слепой.

Как легко смотреть на мир с широко закрытыми глазами.

Впрочем, все это были проблемы Астрид, которые теперь не касались Арана, ведь она никогда не была и никогда не будет частью его семьи, одной из тех немногочисленных дорогих ему людей.

Она могла стать таковой, да.

Много лет назад он жаждал этого, как ничего иного — впечатлить своими умениями талантливую воительницу, занять достойное место рядом с ней, показать ей этот удивительный и прекрасный мир.

Она сама всё разрушила.

То, что он не стал мстить, не означало того, что он простил.

Такое не прощают.

— В одном ты права, Хофферсон — Иккинг, которого ты знала, уже много лет мертв.

Непонимание изобразилось на лице девушки.

Вот же он, Иккинг, прямо перед нею стоял, и в то же время яростно утверждал, что он мёртв, что его — просто не существовало, и не стоило называть его этим именем.

Она забыла, что они — уже давно не дети.

И не мечтательные юнцы, перед которыми вся жизнь, которые верили в то, что смогут изменить мир, сделать его лучше.

— Но почему? Почему ты всё это делаешь? Я не могу поверить, что ты стал таким…

Нет, все-таки забавная она.

И понимала, что происходило, и не могла понять — кто он или что он такое.

То, что Астрид, по всей видимости, за время, проведенное на Кальдере Кей, расслабившаяся и привыкшая жить мирно — к хорошему быстро привыкаешь — никак не могла собраться, взять себя в руки и стать прежней, знакомой ему по детству своему, Хофферсон, расстраивало даже.

Пусть подобное состояние девушки было на руку Арану — он мог не так напрягаться, считывая мысли и образы из разума девушки.

— Не складываются в голове образы безжалостного воина и миролюбивого мальчишки?

— Как?

Это начинало бесить.

— Твой разум для меня — открытая книга.

О, а вот теперь хоть какие-то изменения, хоть какие-то новые эмоции на лице!

Пусть то страх!

Пусть ненависть.

Только не растерянность и непонимание.

— Так ты ещё и колдун?! — яростно воскликнула Астрид, и, видимо, опомнившись, кинулась на Арана с кинжалом. — Кому ты продал душу?

Аран показательно усмехнулся, быстрым и чётким, отработанным движением выбил оружие из рук девушки, ошарашив её этим, схватил её за шею, чуть приподняв над землёй.

Захрипев, Астрид схватилась за его руку своими ладошками, трогательно-маленькими по сравнению с его собственными, пусть и его ладони не были грубыми — длинные пальцы изобретателя были изящными, такими, которые больше были присущи музыкантам, а не воинам.

Она едва-едва доставала носками своих сапог земли.

И, тем не менее, чтобы смотреть ему в глаза, ей пришлось запрокинуть голову, такой была их разница в росте.

А ведь когда-то она была почти на полголовы выше него.

Даже это изменилось теперь.

— Вот уж чего точно не делал, — прошипел Аран. — Просто учился. Да и имя моё ты знаешь.

Парень слышал, как сильно и быстро билось, трепыхалось сердце Астрид, как воздух буквально вонял её страхом, отчего нагло развалившийся на кошачий манер рядом с ними Алор только брезгливо морщился.

— Иккинг…

— Я — не Иккинг! — вот теперь парень почти рычал. — Аран! Магни намного больше является Иккингом, чем я сам!

— Но…

— Забудь это имя.

Он покрепче стиснул шею девушки, отчего говорить ей стало совсем трудно.

Вот и отлично.

Помолчит.

Алор навострил уши, совсем как кот, и внимательно стал следить за дальнейшим развитием событий, готовый в нужный момент напомнить Арану о таком замечательном свойстве, как самоконтроль, а возможно, даже помешает ему во гневе убить эту дуру.

Если, конечно, его Король не прикажет не вмешиваться.

— Как же…

— Ничего не поменялось в этом мире. Иккинг, сын вождя Стоика Обширного, давно мёртв.

— Но ты стоишь передо мной.

Каждое слово давалось девушке с трудом и было похоже на камень, упавший с обрыва на твёрдую поверхность с громким стуком, который эхом разносился повсюду.

И стуком этим был звук бьющегося с невероятной скоростью сердца.

Да он задушит же её сейчас!

Что же он творит…

Её смерть не принесёт никому добра, так зачем отнимать жизнь так бессмысленно?

— Я уже другой человек. С другой семьёй, с другими друзьями и другим именем, — сказал Аран уже спокойно и отшвырнул Астрид в сторону.

Девушка, при падении сильно ударившаяся о ствол дерева, в тени которого до этого стояла, наблюдая за разговором Арана с Малой, несколько секунд лежала неподвижно, но потом со стоном поднялась на ноги, вытирая потёкшую из носа и разбитых губ кровь.

Её запах заставил зрачки Арана по-драконьи сузиться.

И это явно напугало Астрид, наглядно ей показывая, насколько её собеседник теперь отличался от простых людей, подтверждая его слова о том, что Иккинга Хеддока уже давно не было.

Но новый приступ испуга она явно подавила.

Вот!

Такая встряска ей была нужна.

Теперь она видела перед собой не внезапно воскресшего парнишку, перед которым чувствовала вину за то, что позволила ему погибнуть, а разозлённого и раздраженного дракона.

И это странным образом придало ей сил.

— Я столько лет чувствовала себя виноватой перед тобой, а ты, отродье Хель, все это время был жив!

Она вдохновенно обвиняла Арана, а тот в это время с интересом отметил, что в гневе девушки, пожалуй, все похожи друг на друга — что Астрид, что Сатин, что все остальные его знакомые.

Он уже вернул себе контроль над собственными эмоциями — его из колеи эта ситуация выбила не меньше, чем Хофферсон, но у него это выражалось не растерянностью, а агрессией.

— Мала наблюдает за вами.

— Я — Аран! — уже спокойно говорил парень, выслушивая слова Алора. Драконий Король, Кровавый Владыка и так далее. Ты же всегда ненавидела меня. Так ненавидь дальше. Это ведь так просто — ненавидеть.

— Припугни её. Пусть не лезет не в своё дело.

— Память ей стирать?

— Что за бред ты несёшь!

— Я говорю тебе истину, — машинально заметил парень.

— По ситуации.

— Понял.

— Я думала, что если ты и выживешь, то одумаешься, бросишь свою одержимость этими тварями, станешь, наконец, нормальным! Ты ведь был совершенно обычным, что с тобой произошло?!

И вновь заданный напрямую ему вопрос ввел его в задумчивость.

И что он должен на это отвечать?

— Познакомился с Братом.

— С тем отродьем Бездны?!

Захотелось довести начатое до своего логического конца, придушив дуру.

Пришлось сдерживаться.

— Это отродье Бездны бессчетное количество раз спасало мне жизнь, до последней капли крови меня защищало, пока вы, мои самые родные люди его убивали, но… Иккинг умер тогда, вместе с Беззубиком. Вы убили их.

Астрид с ужасом наблюдала за тем, как вроде бы расслабившийся и успокоившийся парень вновь стал выходить из себя, с каждым словом всё больше и больше приближаясь к ней.

— Вы убили нас, — практически прошептал он.

— Я…

— Нянчила моих брата и сестру, учила их оружие в руках держать, помогала их матери во всём, и за то я тебе благодарен. В конце концов Беззубик уже вернулся в мир, пусть и другим.

— Что за ахинея?! — возмутилась Хофферсон. — Невозможно вернуться ни из Хельхейма, ни из Вальхаллы.

— Астрид, — вкрадчиво сказал Аран. — Не существует ни Вальхаллы, ни Хельхейма, ни Тора, ни Одина, ни Локи, ни Хель.

— Ты безумец!

В глазах её светилась полнейшая уверенность в собственной правоте, в его безумии, и переубедить её было невозможно, только не теперь.

Ну, что же, это тоже можно было использовать.

Осталось закрепить результат.

— Их нет, — продолжил рушить мир девушки Аран. — И никогда не было.

— Ты просто сошёл с ума… — шептала она, пятясь и мотая головой, ведь теперь парень уже не сдерживался и больше не пытался действовать аккуратно, навязывая её разуму нужные ему мысли.

Будет подарок Стоику.

— Быть может, — покивал парень, наблюдая за производимым им эффектом. — Я уже ни в чём не уверен, кроме преданности своих Учеников.

— Зачем ты спас нас тогда?

— Олух — моя родина, хоть вы и отказались от меня, — не стал Аран делать вид, что не понял.

— Зачем забрал близнецов?

— Они сами пошли за мной, — просто ответил парень. — Сами решили.

— Зачем ты всё это делаешь, Ик… Аран?

Неужели наконец-то поняла?

Или просто смирилась?

Что же, она наконец-то стала проявлять признаки адекватного мировосприятия, не искаженного жестокой религией викингов, пусть и делала она это под влиянием воли Арана, но и это тоже было неплохим результатом.

Лучше, чем ничего.

Полезнее будет её отпустить.

— А зачем Стоик убивает, без малейшего зазрения совести, своих вчерашних союзников?

И даже ответить на её вопросы.

Пусть раскроет глаза, пусть увидит всё то, что раньше пропускала мимо себя, на что раньше не обращала своего внимания.

Может, это её даже спасет.

— Я не знаю.

— А я — знаю. Он хочет отомстить. И защитить свой народ.

— И ты тоже?

Аран наградил девушку самым тяжёлым за сегодня взглядом.

— Да. Я — тоже. Желаю отомстить и защитить свой народ.

* * *

За минувшие годы в их стае прибавилось ещё одиннадцать драконов, но, слава всем Небесным Странникам, только двое из них, две сестрёнки, были найдёнышами, брошенными своими родителями.

Естественный прирост у населения их гнезда стал, наконец-то, заметен.

Хеттир, вроде, радоваться должна была, что за семь лет только так мало было неразумных Чистокровных

Вести от покинувшего их вслед и за Мирославой Венту приходили редко — оно и понятно, он был на другом конце мира, по ту сторону Большой Земли, но все они, по большей части, были благими, разве что жалобы на безрассудство его Видящей были крохотной ложкой дёгтя в этом море мёда.

Да и то — с дружеской подковыркой, в шутку были эти жалобы.

Но рассказ о встрече с Драконьим Владыкой, чью жизнь столько лет видела Мирослава, с которым ей ещё до его становления таковым доводилось встретиться, заставил Хеттир почему-то встревожиться.

Девушка стала полноценным Мастером Менталистики, и это радовало, но было что-то ещё…

Словам о том, что в подчинении у Кровавого Короля были Чистокровные, старая Фурия не удивилась, но её поразило то, что Дети Ночи отнеслись к Венту, как к равному.

А всех тех, кто не высказал должного почтения Хранителю, и даже попытался что-то нехорошее вякнуть, осёк Король.

Венту много сообщил об этом самом Владыке, и чем больше узнавала о нём Фурия, тем больше хотела познакомиться с этим удивительным человеком, оказавшимся способным за семь лет создать Гнездо, в котором сейчас было тридцать тысяч драконов.

Создать!

С нуля…

Юный Гений…

Ученик Адэ’н.

Это было единственным препятствием на пути к знакомству Хеттир с этой удивительной личностью.

Но, судя по всему, он был полностью независим — такой, как он, привык подчинять, а не подчиняться, а потому крайне маловероятен был вариант того, что он был марионеткой Старейшины Высшего Совета.

Просто невозможен.

А если этот молодой Король действительно был таким, каким его описывал Венту…

Ночным Сияниям давно нужен сильный Покровитель.

* * *

Забияка счастливо, пусть и почти беззвучно, смеялась, качая своего сына на руках, убаюкивая его, напевая ему придумываемые на ходу песни об ожидавших в будущем её маленького Бранда свершениях и победах.

Она пела о том, каким славным воином был отец мальчика, черноволосого и голубоглазого — настоящего Йоргенсона.

И она теперь — Йоргенсон.

Самая счастливая женщина на всём Олухе!

Задирака тоже души не чаял в племяннике, всё подговаривая сестру родить Бранду братишку — чтобы не скучно мальчишке было расти.

Женщина опять смеялась, весело отвечая, что как только — так сразу.

И тогда Торстон понимающе кивал, и старался больше подобные темы не поднимать — ведь сестра смеялась, а в уголках глаз всё равно у неё мелькали грозившие скатиться по щекам слёзы.

Брат вообще для неё был опорой.

Сморкалы постоянно теперь не было дома — всё время он пропадал в походах да на колониях Лохматых Хулиганов, выполняя поручения Вождя, который, к всеобщей неожиданности, счёл молодого главу рода Йоргенсон, наконец-то остепенившегося и обзаведшегося наследником, серьёзным и ответственным человеком.

Забияка на этот счёт имела своё мнение, и оно едва ли совпадало с волей Стоика.

Ведь муж её всё ещё оставался ребёнком.

Пусть уже и в лучшем смысле этого слова.

Добрым, весёлым в круге своих, беззаботным и немного самолюбивым.

Пускай.

Всё равно, кто будет перечить воле Вождя?

Она не настолько дура.

Она вырастит своего сына достойным воином, и появлявшийся дома скорее набегами Сморкала, полюбивший, казалось, жену теперь ещё больше, будет гордиться ими обоими, а Задирака сестре только поможет (брат её был приписан к охранным войскам Олуха, а потому остров практически не покидал).

Но неспокойно было Забияке.

Вообще происходило что-то непонятное после того, как после рассказов о крушении корабля отряда Хофферсон, сочтённая тоже мертвой Астрид вернулась домой, и сразу же после этого отправившаяся к Стоику — докладывать о том, где её носило и что вообще произошло с ней и её командой.

И что она нашла.

Надо сказать, старел их Вождь — характер у него, по крайней мере, стал на редкость отвратительным, склочным, а природная агрессивность и мстительность достигли своего апогея.

А потом странный чужак…

И вот теперь Йоргенсон вновь отправился в поход.

Но куда?

И вернётся ли он на этот раз?

Сбережёт ли его Судьба?

О таких вещах Забияка старалась не думать.

Слишком страшно.

* * *

— Грядет что-то страшное.

— Ты уверена в этом, Адэ’н?

— Как никогда.

— Что говорят наши Видящие?

— Вероятности разнятся, постоянно меняются, и нет ни одной твёрдой, уверенной, которую можно было бы воплощать. А как только одна, или даже несколько таких появляются, то сразу же распадаются на множество мелких, не позволяя запомнить хоть какие бы то ни было детали.

— Отсутствие результата — тоже результат.

— Плохо это — нет у будущего определённости. Страшно это.

— Две необычайной мощи Воли скоро сойдутся в поединке.

— Если с одной всё ясно — это выкормыш Адэ’н, и думать тут не о чем, то кто же второй? Кто с такой ужасающей уверенностью рвёт нити вероятностей, словно и не задумываясь об их существовании?

— Говорили, Адэ’н, мы тебе, что нельзя давать столько свободы столь сильному ученику! Обладающего такой волей надо держать подле себя на цепи — чтобы он не был способен навредить себе и окружающим без прямого на то приказа.

— Цепи имеют свойство рваться.

— Что?

— Его же цепи к тому моменту уже были разбиты — он был внутренне свободен, пусть и искал себя. Он бы нашёл, это я теперь прекрасно понимаю. Удержать его было бы невозможно.

— Сломать можно каждого, Адэ’н, тебе ли об этом не знать?

— А он уже был сломан.

— В столь юном возрасте? Просто детская блажь. Глупость.

— Мы с самого начала его недооценили. Но силу его почувствовали, а потому испугались, не стали учить всему. Он не обиделся, сам пошёл вперед. Нашёл то, что ему не дали. Взял это сам, и заставить его быть за то благодарным мы уже не способны, ведь те знания он нашёл сам. Всего добился сам.

— Нет у нас возможности на него ненавязчиво надавить.

— Он попытку себя контролировать воспримет в штыки — одно дело подчиняться своему Мастеру, другое — равным. Мы ведь сами назвали его равным.

— Опрометчиво.

— Да ещё и Тагуш так подставил…

— И ведь не предал — остался служить на благо Фурий, просто под знамёнами другого лидера.

— Красиво он это все сделал.

— И ведь не добраться до него, не наказать за разглашение не самых приятных фактов, которое не надо было бы знать Арану, хотя бы до поры до времени.

— Это-то и заставило мне назвать его союзником, а не подчинённым. Иначе бы он обозлился. Нельзя так. Не стоило бы ковать себе своими же неосмотрительными действиями врага.

— Могущественного врага.

— К слову о врагах… Что конкретно сказали Видящие?

— Нет в будущем светлых красок. Только Алый и Чёрный. Захлебнется мир в слезах. Земля умоется в крови. Укутается она к траурный наряд пепла.

— Неужели всё настолько запущено? Мы ведь не специализируемся на предвидении, разгадывая тайны минувшего. Может, мы просто не понимаем всего, не видим всей картины, всей ситуации?

— У Старшего Гнезда всегда было все самое лучшее, вот в чём штука. Пусть мы и больше занимаемся исследованиями истоков нашего вида, да и цивилизации в общем, но, тем не менее, все Видящие, что находятся в наших рядах, лучшие из лучших — они всю жизнь этому посвятили.

— Да и ритуалы, позволяющие им работать с заёмной энергией… Мы ведь не раз и не два их проводили — на регулярной основе! Ошибки быть просто не может! Не может…

— Ты ведь говорила, Адэ’н, что нет определённой ветви вероятностей, так почему же говоришь нам о том, что нет счастливого исхода грядущей бури?

— По нескольким причинам, неразумная моя. По нескольким. Во-первых — я говорила о том, что нет определённой ветви, самой главной, от которой всё отталкивалось бы. Но мелких — сколько хочешь. При должной сноровке можно просмотреть если не все, то очень многие. И во всех — кровь и пепел. Огонь и боль. А во-вторых…

— А во-вторых?

— Ужасы сулит не сама грядущая Буря, которая тоже, несомненно, затронет не архипелаг, не континент — весь этот мир, все его уголки. Безопасных мест просто не будет.

— Неужели?

— Я потом объясню. Так вот… Опасения, и причём весьма серьёзные, внушают предполагаемые последствия, итоги Грозы. Ведь победа любого носителя этой Воли, ломающей вероятности, — печаль для половины разумных. И горе для второй — страшной будет месть первых.

— Новый виток войны?

— Не виток. Её начало.

— Твой ученик сильнее. Ты ведь это прекрасно понимаешь. Разве может нам грозить бедой его победа?

— Аран не из тех, кто может устроить пир на костях поверженных врагов — он будет и по ним скорбеть. Но страшен тот, чья воля способна ломать реальность, кто может вершить чужие судьбы.

— Его контроль над самим собой поражает сознание.

— Но что будет, если этот контроль будет утрачен?

— Безумие?

— Во всех вероятностях победа Арана, слишком привязчивого, слишком доброго, на самом деле, даётся ему слишком высокой ценой. Да, он сильный, самый сильный из рода людского, пожалуй, но…

— Боль может сломать даже самых стойких.

— Да. Одни после такого так и останутся на самом дне, в шаге от бездны, неспособные дальше идти с гордо поднятой головой. Другие же поднимаются с колен и идут дальше.

— Зачастую, по головам.

— Именно. Безумие сильного — самое страшное, что может быть в этом мире. И именно это нас, в большей части вероятностей, ожидает.

— Но что же за Буря такая? Адэ’н, ты обещала…

— Буря в энергии мира. Сейчас она не то чтобы неподвижна — она, подобно воде, циркулирует, но делает это размеренно, не спеша. Делала. А теперь — замерла.

— Затишье?

— Да. Которое потом взорвётся безумным штормом. Он подарит всем Одаренным силу, ненадолго дав им то могущество, что доселе им было неизвестно, и потом будет неизвестно. Но, взамен, она затмит разум, притупив и осторожность, и милосердие.

— И если в такой момент случится битва…

— Кровью земле умываться!

— Все Одарённые… Драконов это тоже затронет?

— Далеко не всех. Но всех Фурий.

— Слабые волей будут упиваться своей мнимой силой, сойдя с ума и творя бесчинства… Верно?

— Истинно, так. А потому Никому от Бури не укрыться. Она не в воздухе, не в море — в наших душах. И в наших сердцах.

— Но что же вызвало её, Адэ’н?

— Такие Бури, как мне рассказывала моя Мастер, случаются только раз в Большой Круг и рождают нового Небесного Странника.

— Есть донесения с Драконьего Края?

— Увы, нет. Не хотят они что-то рыть на своего Короля, слишком уж фанатично они ему преданы. Хорош, паршивец! Как быстро забыл доброту родного Гнезда, как быстро портит власть людей…

— Они его обожествляют, едва ли не молятся на его имя, словно на Небесного Странника во плоти.

— Это же не нормально!

— Да, это так.

— Пока парнишка рядом со мною был, я не могла думать о том, как могла бы использовать верность человека-Стража Старшему Гнезду, и вообще, ни о чём, кроме как о прямом исполнении своих обязанностей Мастера думать не могла.

— Он невольно давит на разумы своих подчинённых?

— Всех тридцати тысяч? И Мастеров менталистики в том числе? И даже на нас, на Совет? Было бы смешно, коли не было бы так печально.

— Ты прав, тут дело явно в чём-то ином.

— Его сила давит иногда так, что дышать становится трудно. Но он совершенно не способен её контролировать. Совсем.

— Это самое ужасное.

— Ну, предположим, этого в полной мере никто из живых не умеет, а потому это не то чтобы аргумент.

— Сдаётся мне, что этот всё-таки научится.

— Будем искать плюсы! Мы живём в одну эпоху с величайшим из живших когда-либо в этом Стражей!

— Ты так в том уверена?

— Никогда и нигде не было упоминаний о том, чтобы человек к двадцати пяти годам добился таких успехов. И всего за десять лет. Про драконов и говорить не приходится — мы из-за нашего долгожительства ощущаем время иначе и совсем никуда не торопимся. Да и зачем оно нам?

— Я согласна с тем, что Аран величайший человек этой эпохи.

— Как бы сама эта эпоха последней не стала.

* * *

Аран с жестокой, слегка безумной улыбкой наблюдал за медленно, но неумолимо, угрожающе приближавшейся к границам его территорий Армадой.

Сила пела в его крови.

Мощь переполняла.

Алор с беспокойством хмурился, как способны хмуриться только Ночные Фурии, посматривая на своего названного брата, бок о бок с которым за эти десять лет сумел столько всего пережить, за которым пойдёт хоть в бездну, но за здоровье которого стал в последнее время сильно опасаться.

Семейные предрасположенности, всё такое.

А глаза-то — как у наевшегося Драконьего Корня, с боем у кого-нибудь отобранного, Ужасного Чудовища, у которого ещё не улёгся в крови запал от только что минувшей схватки — злые они, эти глаза, но почему-то весёлые.

Азартные.

Но мелькавшая в них столь несвойственная, на самом деле, Арану запредельная жестокость пугала.

Пусть он и Кровавый Владыка, но не так.

Не потому.

Исходившая от Драконьего Владыки властность, Удивительная, давящая на всё естество Алора, на его разум, энергия заставляла трепетать, пусть Фурия и сам чувствовал необыкновенный прилив сил и предвкушение.

Жажду крови и побед.

Холодная, расчётливая ярость его Короля, не свойственная ни драконам, у которых она всегда была истинно огненной, ни людям — те недалеко от крылатых отошли, тоже не сулила ничего хорошего тем, кто был сейчас на горизонте.

Кто шёл в их дом с войной.

Сжавшиеся в тонкую, почти с волосок, черту зрачки Короля, внимательно вглядывавшегося вдаль, сиявшие, подобно его сейчас нагревшемуся и тускло засветившемуся камушку-кулону, радужки Арана, на пару с почему-то потемневшими белками выглядели предельно жутко.

— Ты сделала свой выбор, предательница.

И тысяча лучших драконов-воинов Арана за его спиной взревели согласно.