Жить вопреки (джен)

Мужчина дописывал последнее предложение последней главы, когда в помещение ворвался рыжеволосый зеленоглазый вихрь.

— Папа, ты где там? — воскликнула девочка нетерпеливо. — Тебя мама и Мия ищут!

Девочка встала, уперев руки в бока, и в этот миг стала так похожа на свою красавицу-мать, что он залюбовался своей дочерью, радуясь, что теперь все беды остались далеко позади.

Этот ребёнок не знал войны.

И не могла дочка понять всех её ужасов, которые ему приходилось вспоминать.

— Сейчас приду, — ответил мужчина с улыбкой.

Он отвык куда-либо торопиться.

Зачем?

У него ведь была впереди целая вечность.

А девчонка все не унималась, подскочила к отцу, заглядывая в книгу и с разочарованием понимая, что не знала она того языка, на котором вел своё повествование мужчина.

— Опять дневник строчил? — спросила она как-то обиженно, пусть и прекрасно знала ответ.

— Конечно, — рассмеялся отец девчонки в ответ и взлохматил ей её рыжие вихры.

Конечно — дневник.

Его дело всех последних месяцев, на которое он решил потратить оставшееся у него время.

Почему бы и нет?

— Зачем тебе это надо вообще? — продолжала допытываться девочка.

А ведь он в её возрасте был уже таким взрослым…

Опалённым извечной войной.

Так будь благословенно это время, когда дети могли оставаться детьми, когда им не приходилось постоянно тревожно вглядываться в небо.

Он же уже родился взрослым.

Без преувеличений!

— Ох, Арека, какая ты ещё наивная… — Аран со снисходительностью посмотрел на свою дочь, мысленно находясь ещё там — в тех давних событиях. — Это мой прощальный дар Библиотеке. Вся моя жизнь на этих страницах. И жизнь моих близких. Пусть, если кто-то найдёт эту книгу, он узнает, что были мы на свете, и что маленькая случайность может разрушать судьбы.

Пусть никто не повторит его ошибок.

— Ты и правда решил уйти? — спросила очень тихо Арека, ставшая внезапно очень серьёзной, хмурой.

— Мы уйдём, — поправил её Аран так же серьёзно. — Я обещал.

Писать о том, как умирал сам, было странно — ведь он умирал только как личность, но уж точно не как живое существо.

А в тот раз…

Впрочем, хватит разводить меланхолию — всё было не настолько плохо, как он сам себе придумал, просто воспоминания из его детства не способствовали хорошему настроению.

Да и юность, стремительно прошедшая, тоже.

Впрочем, всё то минуло.

Всё — в прошлом.

Уже позже, в конце казавшегося бесконечным дня, Аран вернулся в ту самую пещеру, где практически жил все эти последние месяцы — здесь было тихо и спокойно.

Он в процессе своей работы опрашивал многих окружавших в различные отрезки его жизни Разумных, записывал их воспоминания, погружался туда, в своё прошлое сам, уходя туда как под воду — с головой, глубоко и полностью.

Потому — пещера.

Чтобы не мешали ему.

И вот теперь — остались последние строки.

То, что же с ним случилось, когда он так глупо, так неожиданно даже для самого себя погиб.

Сначала я даже не понял, где находился — вокруг было так темно, так неестественно тихо, так… наверное, надо бы сказать, что страшно, но именно страха не было.

Было ощущение того, что я не завершил начатое.

И вина.

Вины было больше всего иного.

Я обнаружил себя стоящим посреди круглой площадки, которая оказалась уже знакомым и даже успевшим порядком надоесть мне Кругом, который, словно созданный из горного хрусталя, повис в бесконечном чёрном пространстве, разбитом светом разноцветных точек-звёзд.

Словно я стоял в ночном небе…

— Ну вот мы и встретились, Кровавый Страж, — раздался смешок за спиной.

Я резко обернулся и увидел стоявшую на самом краю девушку, от которой, незаметно, но неотвратимо, шла такая могучая и спокойная сила, что впору задохнуться, утонув в ней, не защищай меня собственная.

В общем — жуть.

А девушка была симпатичная — на Мирославу чем-то похожа, особенно глазами своими странными, точь-в-точь что у Видящей в ночь, когда я, будем называть вещи своими именами, вымаливал спасение для своей дурёхи-ученицы.

Да, с каждым мигом сходство, казалось, лишь росло.

И это было так странно.

— Кто ты? — спросил я тогда, решив не хитрить.

Уж если эта дама знала перевод моего имени, если веяло от неё той какой-то потусторонней энергией, то юлить и выкручиваться было просто бессмысленно и глупо.

А глупость меня бесила всегда.

— Ты ведь догадался, — лукаво улыбнулась мне моя собеседница и сделала несколько шагов в мою сторону.

И пусть вышла она условно на свет, но рассмотреть её получше у меня не получилось от слова совсем — одеяния всё так же казались осколком первородной тьмы и терялись в окружавшем нас мраке этого странного места.

— Да, — согласился я, — просто странно осознавать это.

Странно понимать, что одна из так возносимых живыми Небесных Странников стояла прямо передо мною и даже говорила со мной.

Ещё более странно — не особо удивляться этому.

Воспринимать как должное.

— Ты столько времени проводишь рядом с моей старшей сестрой, и даже не замечаешь этого? — послышался звонкий смех Странницы.

— Ты про Мирославу?

— Ты её знаешь под этим именем, так что — да, — был мне ответ. — Я не знаю, зачем Авен решила ещё раз отправиться к живым, видимо решила отдохнуть от своих забот. А мы вот не заслужили такого…

В голосе моей собеседницы была какая-то весёлая, наигранная грусть, и потому собственная, зарождавшаяся где-то в глубине сердца, тоска показалась мне особенно острой.

Почто обжигающей…

В сердце?

Может, это просто у меня болела рана от той стрелы?

— Я ведь погиб?

Да, погиб — раны и в помине не было, и связи со всеми моими подчинёнными, вассалами и учениками не ощущались совсем, но не так, будто они оборвались, а так — словно их (учеников и поданных) просто не существовало в этом мире.

Или меня не существовало.

— Да, это так.

— И что дальше?

Самый закономерный сейчас вопрос, если честно.

И самый своевременный.

— А дальше у тебя есть несколько путей, на самом деле, — ошарашила меня своей щедростью девушка. — И выбирать только тебе.

— И что это за пути?

— Первый: ты, как и многие до тебя, и многие после тебя, продолжишь своё Странствие, твоя Душа отправится на перерождение, а такой личности, как Аран, больше не будет существовать.

— Нет, это неприемлемо, — отрезал я сразу.

Зачем идти стандартным путём, если можно не идти им?

— Второе: так как ты так внезапно завершил свой Малый Круг, ты мог бы продолжить своё существование, как Страж, не перерождаясь, но и в этом случае личность Арана будет по сути не то чтобы утеряна, но перестанет выделяться из других — двенадцать Разумов сольются в один. Однако — ты мог бы получить силу, соразмерную этим жизням, стать практически Высшим Стражем, а ведь те становятся таковыми только пройдя Полный Круг, все сто сорок четыре жизни.

Предложение было заманчивым, но кое-какие моменты, вроде исчезновения меня, как личности, тоже меня мало устраивали.

Ведь там беззащитной осталась моя семья.

И все мои подданные.

Я был нужен им!

— Нет, это тоже мне не подходит.

— Ну и третье: Ты мог бы стать именно Стражем, не тем подобием, которое за них принимают смертные, а именно высшей ступенью развития подобных Одарённых, сохранив себя, как личность. Но тогда ты лишишься не малой части сил, которые мог бы получить, выбрав второй вариант.

— Не зная, что теряешь, трудно ощутить чувство утраты, — ответил я после нескольких мгновений раздумий.

— Мудро, — улыбнулась моя собеседница. — Твой ответ?

— Третий вариант.

— Так тому и быть.

— Стой! Как зовут тебя?

— Лаун.

Воспользовавшись моментом, я ещё долго расспрашивал Странницу, и чем больше времени проходило, тем больше мне становилось любопытно, но мне пришлось дать Обещание.

И я намеревался его выполнить.

Уже потом, много позже, Аран узнал о том, что Мирослава предстала его жене на Кругу точно такой же — черноволосой путницей с глазами всех оттенков фиолетового, подтверждая тем самым слова той Небесной Странницы.

Подумать только…

Мирослава — вполне себе Небесная Странница, решившая пожить среди людей.

В принципе, не удивительно.

С её-то силой…

Аран улыбнулся, вспоминая, как поведал ей об этом — невзначай, мельком, внимательно наблюдая за тем, как замерла и словно закаменела девушка, услышав имя Авен.

А потом просто кивнула.

Пусть — так.

Чего только не случалось с ними — с Одарёнными.

Когда я вновь открыл глаза, я понял, о чём говорила Лаун, касательно того, что слишком много Одарённых развелось в нашем скромном мире — он не мог вынести такое громадное количество постоянно и в больших объёмах циркулировавшей сквозь нас энергии и потому порождал Бури, самые сильные из которых были вызваны рождением новых Небесных Странников.

Или таких, как я.

И притом рождением называлось не появление на свет, а именно то, что случилось со мной, и даже вернее это было бы назвать смертью.

И воскрешением.

(Неужели так воспеваемый людьми с Большой Земли сын их Бога был Небесным Странником?)

Так или иначе, новая Буря, пусть и не той силы, что предыдущая, выла и ярилась, спутывая сознание и даря какую-то странную, практически неуместную сейчас эйфорию.

И, почему-то, энергия этого мира теперь казалась чужой.

Да, он мог с лёгкостью её пропускать через себя, но… отторжение, скорее на уровне сознания, какое-то неприятие этого мира не желало пропадать.

Вынимать стрелу из груди пришлось в срочном порядке — в разы повысившаяся регенерация обещала позднее не позволить мне это сделать, поэтому пришлось делать всё быстро.

Несмотря на боль.

Я, потряхивая головой, чтобы удалить из волос всякий мусор, поднялся на ноги, краем глаза замечая, как рана на груди стремительно затягивалась, сияя при том ярко-фиолетовым (Что за странность? Везде этот цвет!).

Немая сцена.

Гриммель смотрел на меня, как на что-то до невозможности страшное и в то же время почти невозможное, что, в принципе, так и было, если хорошо подумать.

Мирослава отстранённо бормотала что-то о том, что этого не было в Вероятностях…

Конечно же не было!

Ведь при всей силе Видящей, находясь в человеческой ипостаси, она не могла предусматривать вмешательства Небесных Странников.

А Сатин…

Она смотрела на меня, почти как Бога.

Но почему-то казалось, что прежде, чем обнять, она меня ещё пару раз убьёт, и лишь потом попробует выслушать.

Близнецы и Фурии просто были в шоке.

И только Руни с мелькавшим где-то в тенях скал и леса Беззубиком, пугавшего зверьё своими невероятными глазами, были совершенно спокойны и словно ничему не удивлены.

Я не был разгневан на Сатин и детей — пусть.

Всё закончилось.

Теперь я не допущу повторения такой ситуации, теперь я знаю, что мне делать и что меня ждало впереди.

— Итак, ничья? — сказал я, повернувшись всем корпусом к Гриммелю.

Мой противник как-то заторможено кивнул.

— Что ты сделаешь с моим Учеником? — спросил он как-то хрипло, имея в виду, стало быть, не совсем удачное убийство меня любимого.

Хм…

Хороший вопрос.

— Ничего, — ответил я. — Только хочу посмотреть ему в глаза. Любопытно познакомиться с тем, кто оказался способен застрелить меня.

И через минуту я уже рассматривал парнишку, немногим меня помладше, что сумел-таки сделать то, что казалось невозможным столь многим моим противникам.

Молодец, однако.

С удивлением, почти шоком, я понял, что могу без особого труда разобрать, каков именно дар у моего почти убийцы, — неужели это бонус от пребывая не совсем живым?

Не о том ли говорил Беззубик?

Он мог считывать воспоминания предметов.

— Не трогай мой меч — тебе не понравится, — предупредил я, уже успевший поднять и убрать в ножны моё прошедшее через всю мою жизнь оружие.

Через всю жизнь Арана…

— Я предлагаю перемирие, — улыбнулся я Гриммелю.

Ранее казавшийся таким грозным и опасным враг теперь был растерянным, притихшим — конечно, не каждый день на твоих глазах убитый твоим учеником враг поднимается, отряхивается и предлагает тебе мир.

Его можно было понять.

Тем более, что, в принципе, цели у нас были почти что общими, просто методы различались.

— Зачем тебе это? — спросил меня мой противник почти безнадёжно.

— Ты про то, что я могу вас одним пальцем теперь раздавить? — мне было так весело почему-то. — Это-то да, но мне оно не нужно — я всегда был против насилия, как ни странно.

Он мне не поверил, что ли?

Нет?

Тогда что это за взгляд такой был сейчас?

— И всё же?

— Ты верно сказал, на самом деле, что нет мира между Светом и Тьмой, — ответил я просто. — Но люди исказили сами эти понятия, чем себя и губят.

— Поясни, — чуть нахмурился Гриммель.

— Тени не существуют без Света — Тьма не может существовать вместе со светом. То, что названо многими Злом, Мировой Тьмой — всего лишь Тень мира, оборотная сторона его Света, который не может существовать без этой самой Тени. Тьма же вполне себе самодостаточна, ей никто не нужен для уравновешивания.

— То есть?

— Я не мешаю тебе — ты не мешаешь мне. И не лезть на территории друг друга. Однако, не всё так просто — я предлагаю тебе на двенадцать лет прекратить твою столь активную деятельность, а потом — весь мир твой, — объяснил я.

Гриммель посмотрел мне в глаза — так внимательно, так проницательно, что я не сдержал усмешки.

Ну-ну.

— Почему двенадцать?

— Ровно столько мне отмерили Небесные Странники на то, чтобы всё закончить.

— А потом?

— А потом я уйду, забрав с собой всех тех, кто пойдёт за мной.

Аран улыбнулся последним строчкам и поставил точку.

Это не только конец его истории — это точка в его Пути в этом мире.

Тогда, двенадцать лет назад, события поскакали с огромной скоростью, одно за другим, как назойливая стайка Жутких Жутей. За исключением последних месяцев, все эти годы он собирал всех тех, кто готов был уйти навстречу неизвестности за своим королём.

Если ранее численность его Гнезда была тридцать тысяч особей, и то без учёта вассальных гнёзд на Большой Земле, то теперь не менее миллиона разных разумных, среди которых было и несколько тысяч людей, присягнули ему.

Многие племена Диких Степей, разные народы со всего мира, у которых была эта самая легенда о Пророке, и даже некоторые бывшие викинги пошли за ним.

Поверили в него.

Айва с её стаей и Кабур НеˈТа Тал почти полным составом, очень много молодых Ночных Фурий и выжившие после карательного рейда Гримммеля Дневные, Ночные Сияния и многие, многие другие присоединились, решившись что-то менять.

И вот — двенадцать лет минули.

Пора.

На следующий день он оставил свой дневник в Великой Библиотеке, располагавшейся на родном острове Руни — она была самой родной из всех для Арана.

Смотря в глаза Лаун, он не сомневался.

Как не сомневались, веря ему, его подданные, дарившие ему силы.

Там, за чертой Круга, их ждал Новый Мир.

И он принадлежал им.

Только им.