Соловей и брусничная фея (джен)

"Жил-был на свете один юноша. Он так чудесно пел, что мог обращаться в соловья. В деревне его любили, но юноше было грустно, что совсем немногие знают о том, как он поет. И однажды он, обратившись в соловья, улетел.

Он облетел многие города и деревни, и везде восхищались тем, как он поет. Но юноша так часто обращался в соловья, что забыл, как же снова стать человеком. А между тем крылья его устали, устало и горло. Однажды, совсем без сил, он опустился на карниз около одного богатого, но мрачного дома и постучал клювом в стекло.

Его впустили. В комнате было темно и тихо. Бледная, больная, близорукая девушка сама редко выходила из комнаты и была ему очень рада. Она часто выпускала его из клетки, поила чистой водой, старалась хорошо накормить. Когда он сидел в ее руках, она, случалось, целовала его и щекотала перышки. Окно она часто держала открытым, но сначала у него не было сил, чтобы улететь. А когда он достаточно окреп, то ему было уже жаль покидать девушку, ведь он был ей единственным другом. Но и дольше находиться в темной комнате, никого не видя и не зная, он уже не мог.

И вот однажды, когда они с девушкой сидели у окна и вдыхали запах черемухи, соловей запел. Так прекрасно он не пел еще никогда в жизни. Девушка, слушая, чувствовала, как прибывают ее силы, как яснеет взгляд. Он пел все громче и радостней, потому что видел, что от звуков его песни она становится все прекраснее. Когда он замолчал, то понял, что снова стал человеком и навсегда им останется — не сможет больше ни петь, ни летать.

— Теперь я человек, такой, как все, — сказал он. — И не жалею об этом ни минуты, потому что люблю тебя".

Клара выдохнула, отложила ручку, промокнула лист. Вот и готово. По литературе им предложили на выбор: написать сочинение о сказках Эллиота Бейзинга или написать собственную. И Клара решила рискнуть, ведь недаром с сентября мысли в голове теснились, как пчелы в улье.

Сочинения можно будет просто сдать, а сказки придется зачитывать вслух. Клару это немного пугало, но она уже поняла: именно здесь ей ничего не грозит. Ничего ужасного и непоправимого.

Клара дотронулась до завернутой в креп ручки в пенале. Понравилась бы папе ее сказка? Когда она начинала фантазировать вслух, ему нравилось.

Наверное, она никогда себе не простит, что не сказала папе ничего, уходя тогда из класса, даже остаться не попробовала. Вышла с остальными, и все. Это вот ужасно больно и так же непоправимо, как то, что папы на земле нет и не будет. И ничего с этим нельзя сделать. Только пытаться не повторить с другими — хотя если бы знали хоть минуту из будущего...

В комнате сейчас больше никого не было. Клара подошла к окну, посмотрела в сад. На качелях сидели две старшеклассницы. Обеих она знала: низенькая черноволосая толстушка Бекки была очень добра, к ней всегда можно было обратиться за помощью, а загадочная красавица Шеба как-то вела у них искусства вместо мисс Эрдли. Когда-нибудь Клара и ее подруги тоже превратятся во взрослых девушек — и какими они тогда станут? Кассандра, Летти и отчасти Карен как будто большие уже сейчас. Но можно ли, например, представить взрослой Джорджи? Едва ли, при всем ее уме. Ведь нужно догадаться, к примеру, прийти к второкурсницам м объявить, что заболела миссис Челленджер и литературы не будет. И ведь поверили! Благо, ее не было почему-то за завтраком. Миссис Челленджер пришла на занятие и никого не застала.

Но с другой стороны... Не так давно Джорджи рассказала им всем, как разоблачила Андерса Ивлинга. Конечно, то, что он сделал, гадко, хотя Кларе было как-то неприятно связывать с ним обман и вероломство. И было грустно представлять, как жить в одном доме с людьми, которые знают: ты предатель и вор. Какими глазами они будут смотреть на тебя, как ты будешь говорить с теми, кто тебе больше не верят? Почему-то Клара сомневалась, что прекрасная, нежная миссис Ивлинг и ее гранитный муж простят старшего сына.

"Но зачем он сделал это?" Она так и спросила Джорджи, но та только плечами пожала:

— С отцом не ладит вроде, не хочет поступить, куда велят. Нет, я бы тоже не хотела.

И вот, хотя девочки восхищались Джорджи, Клара заметила, что та как будто не рада своей победе и вовсе не о том хотела поговорить. Но с Кларой она говорить не любила. Наверное, потом что-то обсудила с Карен. Получается, Джорджи тоже начинает думать о том, права ли она, сомневаться, колебаться? Может, это и называется — взрослеть?

Удивительно все же, как Клара привыкла к ним всем. Ей сейчас даже странно, что когда-то их не знала. Все, что она помнила о дружбе Софи и Молли, как будто немного стерлось из памяти. Может быть, за лето восстановится немного, хотя подруги писали все реже. А вот дружба с Гарри, наверное, сможет выдержать все.

...Клара все-таки спустилась в сад, и там ее сразу схватила за руку Джорджи.

— За мной! Ты нам очень нужна!

В "спортивном уголке" — так называлась огороженная площадка с сеткой стояли Карен и Летти, а напротив них — Кассандра и Лиза. Причем у Лиза волосы были распущены, а глаза так блестели, что Клара ее сначала даже не узнала.

— Теперь можно играть! — воскликнула Джорджи. — Нас поровну!

— Вы хотя бы объясните Кларе, в чем дело, — заметила Кассандра.

— У меня украли заколку, — Лиза указала подбородком на Карен, та надменно усмехнулась, а Летиция закатила глаза. — И согласны ее отдать, только если мы побьем их в волейбол.

— А вы умеете играть в волейбол? — удивилась Клара. — Я вот не умею.

— Ой, ну нас же проверять не будут! — махнула рукой Джорджи. — Просто лови мяч, чтобы он не упал на вашей стороне.

— Я тоже не умею играть, — мягко сказала Летиция. — А Кассандра умеет. Так что теперь силы равны.

— Но победим мы, и вы вернете мне заколку, — заявила Лиза. — Хватит болтать. Бросайте мяч!

Карен подбросила мяч легким и сильным движением. Взмыв, он камнем полетел вниз. Клара инстинктивно отшатнулась, но Лиза метнулась вперед, и мяч снова взлетел вверх.

Сначала игру вели только Карен и Лиза. Кассандра и Джорджи включились довольно скоро, а вот Летти лишь тяжело дышала и топталась на месте. Сама же Клара успевала только отскакивать, когда мяч падал на нее,и старалась при этом не завизжать.

Сложно было понять, на чьей стороне окажется победа: как казалось Кларе, обе стороны играли с одинаковым успехом. Все раскраснелись, запыхались, но азарт не позволял бросить дело. Летиция вытирала потное лицо, Джорджи успела перемазаться в песке, Лиза светилась злым весельем и не замечала, как растрепалась вся, в каком беспорядке одежда. Карен и Кассандра оставались самыми собранными и сосредоточенными.

— До ужина полчаса! — крикнула вышедшая на крыльцо миссис Кроу. Джорджи издала воющий звук и подбросила мяч так, что он взлетел, как показалось Кларе, до верхушек деревьев. И полетел вниз — далеко за их спины. "Не зашибет", — подумала Клара и вместе с Лизой и Кассандрой рванулась вперед. На сей раз она успела первая.

— Все, девочки, хватит, — строго сказала Летти. — Нам еще нужно перед ужином привести себя в порядок.

— А как же моя заколка? — возмутилась Лиза.

— Думаю, девочки ее отдадут тебе прямо сейчас, — улыбнулась Кассандра. — И так как у нас не было судьи, давайте считать, что закончилось вничью.

Мимо быстро прошла Фредерика — даже не взглянула в их сторону.

— Надо было пригласить ее, — фыркнула Карен.— Она всех нас ненавидит — значит, не подсуживала бы никому.

— Считаешь, все еще ненавидит? — задумалась Клара.

— Она не изменится. Не гадить другим и не орать о себе — самое большее, на что она способна. Кстати, положи уже мяч, ты ведь не пригласила его на ужин?

— Многоуважаемый мяч, — обратилась к нему Клара, — не хотите ли вы нынче отужинать со мной?

Мяч мрачно, как показалась Кларе, пятнышками-глазами смотрел в землю.

— Молчит, — вздохнула она. — Обиделся, наверное.

Уложив мяч на траву, в ложбинку, Клара его погладила.

Когда они вернулись, то успели умыться и поправить прически. Джорджи переоделась, а Летти заплела Лизе отличную косу. За ужином какое-то время Клара приглядывалась к Фредерике, но потом решила, что затея это бессмысленная. Сейчас, даже не говоря с Фредерикой, она вряд ли что поймет. Время покажет. "В конце концов, ты уверена, что можешь чего-то требовать от Фредерики?" как будто мадам Айсви спросила совсем рядом. Клара покосилась на стол учителей: директриса сидела там вместе со всеми. Но в следующую минуту — в самом деле посмотрела на Клару.

Едва девочка встала из-за стола, мадам Айсви попросила ее подойти.

— Если у вас готовы уроки и вы не слишком устали за день, как вы отнесетесь к небольшой прогулке перед сном? Вечер сегодня превосходный. Вы ведь не против? Тогда через двадцать минут будьте готовы,ожидайте внизу.

...Они с мадам Айсви сели в автобус, почти пустой, и ехали довольно долго по отдаленно знакомым Кларе улицам. Так как воскресные прогулки с учителями и старшеклассницами обычно происходили совсем в других местах, Клара поняла, что, вероятно, они снова едут к Ивлингам. Но ведь ей не велели переодеться, да и Ивлингам вряд ли сейчас нужны гости. Сойдя с автобуса, они прошли по какому-то переулку, свернули в другой — и вдруг дома кончились. Перед ними был овраг, заросший черемухой, которая пока не цвела. Небо, опаловое по краям, было еще совсем светлым, луна казалась прозрачной, как облако.

— Пойдемте чуть дальше, — улыбнулась директриса.

Тропинка вдоль оврага привела их к зарослям шиповника, за которыми виднелись ограды нескольких особняков.

— Здесь хорошо. Мы будем петь, а потом слушать тишину, Клара.

— А мы никому не помешаем?

— Помешаем или поможем — зависит от того, как будем петь. Ну что ж, давайте для начала... "Кипарис". Помните, недавно с вами учили?

Клара кивнула. Эту песню она слышала не раз в детстве, и хотя содержание ее печалило, мелодия нравилась, а голос мадам Айсви так и переливался.

— Кипарис, кипарис, надо мной наклонись:

Поделюсь я с тобой и слезой и бедой.

Далеко, далеко уплывает мой друг:

От веселых сторон в край метелей и вьюг.

Во дворце, во дворце там красавица ждет,

Чье лицо — будто снег, а глаза — будто лед.

Не продать, не продать поцелуи мои,

А алмазы ее краше нашей любви.

Он забыл, он забыл, моим сердцем шутя,

Что родное его ожидаю дитя.

Кипарис, кипарис, ветер-бурю навей:

Из веселых сторон не приедет он к ней.

Звуки их голосов рассеивались в сумерках. У Клары перед глазами почему-то была бедная комната, где при свете свечи у окна сидела, обхватив голову руками, девушка. Она была совсем одна и думала об ужасном своем будущем. Образ были настолько отчетливый, что Клара почти ощутила и слабое тепло догорающей свечи, и ночной холод, которым тянет в щели, и и увидела, как на подоконник капают повисшие на ресницах слезы. Клара мотнула головой и замерла: настолько звонкой и чистой была тишина вокруг.

Директриса между тем запела снова: теперь о человеке, который шел с войны и надеялся встретить близких. "Ах, где же мой дом?" — звучало в конце каждого куплета, но в конце песни осталось без ответа. Клара вспоминала, как недавно Джорджи, которой за особые успехи подали на ужин кусок шоколадного торта, расчувствовалась и обняла директрису. Какое у мадам Айсви стало лицо — как маска... Такое же, как теперь. Как было у отца Грегори, когда однажды он услышал, как они с Гарри запели что-то про войну. Какую же леденящую боль они носят в себе и могут ли ее отпустить хоть на секунду, хоть с самыми близкими? Если у них есть близкие...

Они снова помолчали, и скорбно замолчало все вокруг, и первые тени наползли на овраг и дома. Лицо директрисы, замершее в конце песни, постепенно оживало. Кларе послышалось, будто в одном из садов захрустели сухие ветки.

— Мне кажется, сюда идут, — прошептала она. Мадам Айсви мягко потянула ее за собой по тропинке и запела:

— Пел-пел соловей...

— Свистел соловей.. — удивленно откликнулась Клара

— Теперь вот лежит...

— И камня мертвей...

Темный плащ мадам Айсви колыхался длинными складками. Глаза задорно блестели, лицо как бы светилось в сгущавшихся сумерках.

"Она малышам но ночам навевает

Лесные, зеленые сны..."

"Вот же она, — поняла Клара, и дух захватило, — вот Брусничная фея... Папа, я нашла ее". В одном из садов мелькнул вытянутый силуэт, но миг спустя скрылся из виду. А они продолжали идти по тропинке в синеватых сумерках, и Кларе казалось, что тропинка ведет туда, где никогда не кончится ее детство.

Конец третьей части.