Мир рухнет в полдень (гет)

Последний рывок беспорядочной серии выбросил Викки на иссохшую, испещренную рытвинами и котлованами желтовато-красную в свете далекого солнца землю. Темное небо здесь нависало над самой макушкой, казалось, вот-вот свалится и придавит намертво; образовавшиеся от давнишних взрывов скалы дыбились и кололи, точно устремленные в небеса иглы. Земля под ногами рассыпалась пеплом, воздух врывался в легкие и застревал тугим комком, ядом разъедая внутренности. Титан был безжизненным, сожженным дотла камнем, болтающимся на собственной орбите как на ниточке, привязанной к высохшей новогодней елке.

От терпкого холода покалывало в груди и сводило судорогой пальцы, слишком отросшие волосы лезли в лицо и отвратительно мешались, но Викки все равно чувствовала разливающееся по телу искристое ощущение триумфа. Она была, совершенно неважно где, везде и всюду одновременно, рассыпалась осколками в пустоте и собиралась воедино немного другой. Викки исчезла, как только ярость перестала бурлить ядовитыми всполохами под кожей, не сказала ни слова и просто растворилась в воздухе. Теперь она видела, точно белесая пелена спала с глаз, все то, что было ей нужно, и то, чего она не хотела бы знать. Викки подставляла лицо ядовитому ветру, взрывала ботинками землю и шагала вперед только чтобы остановиться перед высокой фигурой убежденного в собственной правоте безумца.

Вокруг него не было никого, лишь совершенная пустота выжженного дотла Титана и черное, нависающее над самой макушкой небо. Танос стоял к Викки спиной, разглядывал что-то в черной пустоте космоса и напевал себе под нос мелодию, будто состоящую из сотен исковерканных, давно умерших языков. Викки хмыкнула, качнулась с пятки на носок и растянула в широкой улыбке губы.

— Как ты считаешь, — она склонила голову набок, заложила ладони за спину, — ты недооценил землян или переоценил того парнишку-типа-бога?

О, Локи наверняка свернул бы ей шею за подобное обращение. Но Локи проиграл и теперь торчал в Асгарде в одиночной камере, в которой даже в туалет нельзя было сходить в полном одиночестве. Викки вовсе не злорадствовала, нет-нет, просто ухмылка сама собой лезла на лицо и щекотала в глубине горла. Эйфория от избавления от неведомой заразы все еще охватывала ее целиком, так что Викки чувствовала себя абсолютно неуязвимой, а оттого нахально бесстрашной.

— К чему эта насмешка? — Танос не оборачивался, будто ни на миллиметр не двинулся с места. — Я просто убью его и сам заберу камни.

Если ты работаешь сам на себя, ты можешь облажаться разок или два, или все десять, как обычно делала Викки. Но Локи поклялся принести Таносу камни и не сделал этого, так что теперь ему остается разве что расплатиться собственной головой. Такие ребята, стремящиеся уничтожить кучу народу ради своих, понятных им одним, интересов, Викки знала это не понаслышке, шуток не понимали.

— Разве это не смешно? — ровно до тех пор, пока у тебя нет возможности исчезнуть прямо из-под их носа. — Ты хотел получить два камня бесконечности, а в итоге просрал тот единственный, что у тебя был.

Воздух вокруг неуловимо сгустился, и Викки закатила глаза. Танос не угрожал ей открыто, все еще стоял неподвижной статуей самому себе, но Викки словно в подкорку кто-то вбивал, что он может убить ее в любое мгновение. Пожалуй, она была безрассудно бесстрашной и без охватившей ее эйфории, потому что точно знала — это чистейшая правда. Танос был достаточно силен, чтобы свернуть ей шею движением пальцев, не задумываясь прежде поймать ее. Викки знала это лучше, чем кто бы то ни было, но ей нужны были камни, и никто в этой вселенной, кроме него, не занимался поиском и сбором их всех до единого.

Покалывающий холод оседал на плечах и обволакивал кожу, а под веками мерцали другие, наполненные иными красками картинки. Викки была везде, где необходимо, и чуточку больше, наблюдала, точно свесив с облака длинную косу, и едва ли не путалась в местах и лицах. Где-то на периферии сознания Тони растерянно хлопал глазами и давал Джарвису указания, Фьюри отдавал приказы, а Наташа напивалась в баре с непьянеющим Стивом, и все они казались крошечными, помещающимися на кончике ногтя песчинками.

— Но знаешь, что я подумала? — Викки воровато огляделась, будто кто-то здесь мог бы подслушать их разговор. — Может твоя идея с уничтожением половины населения ради оставшихся не так и плоха? Хотя это самое население все равно будет против.

На мгновение ей показалось, что Танос довольно улыбнулся, но это существо по природе своей едва ли было способно улыбаться. Слова вырывались из горла Викки тихим свистом, смешивались с ядовитым воздухом и оседали на плечи плотной непрозрачной вуалью. Земля крошилась под ногами и казалось, что планета вот-вот рассыплется, смешавшись с космической пылью.

— О, и я придумала, что хочу взамен, — тонкий браслет на запястье неистово вибрировал, почти впитываясь под кожу, — но скажу тебе, пожалуй, в следующий раз.

От резкого рывка смешалось дыхание, поплыло и резануло перед глазами. Черное небо и желтовато-красная земля рассыпались тленом, остались далеко позади, будто стали старым полустершимся воспоминанием в глубинах потаенной памяти. И все же Викки видела, как сверкнули пронзающим светом вожделенных камней глаза, как слегка качнулась отвратительно огромная лиловая голова. Викки не могла копаться в чужих мыслях и чувствах и вообще мало понимала человеческую суть, а мир вокруг нее, как испещренная рытвинами и котлованами земля, продолжал рушиться, оседая на волосах космической пылью.

Все, что Викки говорила этому существу, было правдой, потому что лгать ему было бессмысленно до окровавленного безумия. Ей было нужно то же, что и ему, а он на самом деле не слишком нуждался в ее помощи, но вместе с тем они шли вперед по одной дороге, ступая разобщенно, перебивая друг друга и поднимая тяжелыми ботинками пыль. Между Викки и Таносом все еще висело в ядовитом воздухе множество вопросов и слепых догадок, но все они растворялись в свете мерцающей, будто тянущей за собой золотой нити.

* * *

Назойливая вибрация растекалась и впитывалась под кожу, казалось, заполняла беспокойством самую суть, и Викки хотела лишь только чтобы она прекратилась. Она, признаться честно, надеялась, что эта штуковина слетит с нее так же, как и большая часть механических или электронных предметов, которые она пыталась взять с собой, но маленькая приблуда оказалась потрясающе стойкой. Правда, как-то странно нагревалась и местами искрила, но все еще работала, производя массаж наиболее закостеневших точек на теле. Тони встретил ее укоряющим взглядом и скрещенными на груди руками, но Викки нисколечко не было стыдно. Она растворялась и собиралась заново, переставала существовать и рождалась и все еще была нахально безрассудно бесстрашной. Впрочем, ровно до того момента, как вибрирующий браслет издал страдальческий писк и взорвался прямо на ее руке.

Запястье обдало жаром, и Викки рванулась, отскакивая. Пискнувший напоследок браслет рассыпался осколками и короткими неяркими искрами, вверху запиликала пожарная сигнализация, и, до того, как Тони сообразил дать отбой, с потолка полилась вода. Викки фыркнула, подавляя смешок, тряхнула рукой и уперлась взглядом прямиком в сияющий мерным гулом реактор. Тони стоял прямо перед ней, а на лице его сменялась целая гамма эмоций, так что Викки, вопреки всему, даже почувствовала себя слегка виноватой. Теплые ладони накрыли плечи, заглушая текущую по лицу воду, и что-то внутри у Викки щелкнуло и как будто тоже, истлев, взорвалось.

— Ты могла хотя бы предупредить, прежде чем так исчезать, — вздохнул Тони.

— Разве не для этого ты дал мне ту штуку? — Викки качнулась, склоняя голову набок.

Водопад с потолка, конечно, уже прекратился, но теперь вода текла по лицу, впитывалась в одежду и капала на пол, делая его скользким и почти прозрачным. Браслет лежал рядом печальным рассыпавшимся на запчасти трупиком, едва ли подающим признаки жизни. Тони, казалось, пытался просверлить в ней дыру, и оттого Викки неистово хотелось исчезнуть снова.

— Не смей, — оборвал он, будто прочитав ее мысли, — не смей снова исчезать, ничего мне не сказав.

Викки дернулась, вжимая голову в плечи, и рыжая пелена накрыла глаза. Кудри мешались и лезли в лицо, но за ними, словно за отсветом солнца, было так удобно прятаться.

— Прости, — сорвалось едва слышно с непослушного языка.

От пропитавшей их воды волосы склеились и липли к лицу, одежда казалась тяжелой, и, вопреки теплым рукам Тони, Викки постепенно окутывал холод. Было неожиданно стыдно, щекотка расползалась по ладоням и поднималась выше, к тому самому месту, где Тони, осторожно убирая в сторону волосы, касался ее щеки.

— Я вряд ли умею по-другому, — к горлу подступил тугой комок.

Викки не плакала уже очень давно, наверное, с тех самых пор, как умерла мама, и ровно до того, пока не попала в эту реальность. Если считать с самого начала, это был третий раз, когда по щекам текло что-то теплое, губы дрожали, а пальцы лихорадочно сжимались. Первый раз Викки едва ли помнила, потому как именно тогда в состоянии аффекта вырезала загипнотизированных Локи людей одного за другим, а второй раз предпочла бы навечно стереть из памяти. Викки чувствовала себя невероятно слабой и беспомощной, уже вовсе не такой нахально бесстрашной, и понятия не имела, что с этим следует делать. Одна ладонь Тони все еще лежала на ее плече, а вторая гладила щеку, и оттого становилось еще более горько. Викки знала, что попросит у Таноса взамен на информацию о камнях, но это на самом деле вовсе не значило, что он выполнит обещание. Потому что сама она определенно не сдержит свое.

— Эй. Эй-эй, ну что ты, — голос Тони как будто испуганно дернулся, так же, как и его рука, — давай только не будем разводить тут сырость.

Все вокруг было мокрым, так что, казалось, убрать все это совершенно не представлялось возможным. Викки фыркнула, проглатывая вставший в горле комок, а предательские слезы так и текли, смешиваясь с водой повсюду. Из-за застилающей взор пелены она едва ли видела выражение лица Тони, но тепло от его прикосновений расползалось по телу, жужжало в груди и светилось голубоватым ровным светом.

— Тут уже, — Викки запнулась, качнулась, падая лбом Тони на грудь, — сплошная сырость.

Мерный, едва уловимый гул реактора в его груди оглушал точно рев корабельной сирены. Викки было тепло и холодно одновременно, перед глазами сверкали картинки, промокшая насквозь одежда неприятно липла к телу, слово раздирающие кожу оковы. Она была все еще здесь, хоть и где угодно еще, горло сдавливало болезненными спазмами, так что никак невозможно было вздохнуть. По щекам текли слезы, заливались за шиворот и оседали уродливыми ожогами. Тони больше ничего не говорил, или, может быть, говорил, но Викки едва ли слышала. Он гладил ее по спутанными мокрым волосам, и этого отчего-то было достаточно, чтобы боль в груди утихала, растворялась в витающей в воздухе липкой влаге.

* * *

Операцию назначили на март. Тони, будто это касалось кого угодно, кроме него, постоянно шутил и сыпал колкими комментариями, но все равно было отчетливо видно, что ему страшно. Викки, в общем-то, было тоже, настолько, что даже вечный раздражающий гул стал уже каким-то привычным и самую малость родным. Реактор в человеческой груди, спасающий и убивающий одновременно, доживал свои последние недели, и вскоре ему предстояло отправиться на полку. Куда-нибудь рядом со всякими всевозможными наградами и дипломами Тони, стоящими, конечно, на самом видном месте. А сам Тони не переставал дергать Викки, напоминая, что она ему кое-что должна.

Впрочем, называть долгом празднование дня рождения было бы глупо, если бы Викки не имела привычку на это время сваливать на другой конец Вселенной. Можно было бы сказать, что там она самозабвенно предавалась разврату, глуша воспоминания алкоголем и потасовками, но в последнее время и это было не так. Будто что-то внутри Викки воспламенилось и в одночасье сгорело, оставив после себя тлеющую пустоту.

Викки устала. От постоянных рывков, от сидения на одном месте и от одних и тех же разнообразных лиц. Ее тошнило, пальцы мелко подрагивали, а перед глазами плыло и затягивалось белесой пеленой, хотя до того самого дня еще было немного времени. Жаль, недостаточно, чтобы прийти в себя.

Тони таскался по врачам, постоянно консультировался, будто все еще не решился избавиться от этой совершенно лишней части себя. Отрезать воспоминания, завернуть их в тряпицу и пустить по реке, чтобы кто-то другой нашел их и принял к себе. Звучало, конечно, глупо, потому что Викки сама погрязла в разъедающем внутренности прошлом гораздо сильнее. Хотя она соврала бы, сказав, что это прошлое не убивает ее, а делает сильнее. Прошлое оставалось прошлым, даже если вырезать его из груди и выбросить в мусор, но можно было хотя бы попытаться сделать вид, что бодро шагаешь вперед. Викки старалась, но получалось у нее откровенно хреново. Время шло, оставляя за собой пепел и пыль, накрывающие глаза и уши, а где-то позади совсем не заметало глубокие переплетающиеся следы.

Сидеть в башне было скучно, но в то же время Викки было страшно выйти наружу. Словно она собиралась выбраться из уютной скорлупы, в которую уже никогда не сможет вернуться, и влиться в токсичное разрывающее на части общество. Викки не умела общаться с людьми, меняла место работы каждую неделю и постоянно влезала в ненужные конфликты. Мама ласково звала ее лучиком, тогда как сама Викки сказала бы, что имеет потрясающую способность сжигать все на своем пути.

— Пеппер сказала, в компании есть вакансия переводчика, — однажды заявил Тони, вдруг отрываясь от своих железяк, — не хочешь попробовать?

Непонимающе хлопнув глазами, Викки вжала голову в плечи. Она на самом деле не хотела, полученного за полгода опыта хватило сполна, но язык никак не поворачивался сказать «нет». Она торчала на одном месте уже неимоверно долго, а время, казалось, вовсе не двигалось с места. Наверное, следовало все же сменить обстановку, попробовать что-нибудь новенькое…

— На общих основаниях, разумеется, — хохотнул Тони, коротко оборачиваясь и задорно подмигивая, — никакой протекции.

— То есть ты увольняешь меня с должности своей помощницы? — Викки проглотила соленую слюну, сложила на груди руки.

Не то чтобы она считала это чем-то серьезным. Дурная шутка, зашедшая слишком далеко, для кого-то определенно стала куда больше, чем банальной правдой. А еще, о да, ее лицо все-таки мелькало в газетах.

Тони отложил инструменты, развернулся, ладонями упираясь в стол. Викки вскинула бровь, качнула головой и фыркнула, проглатывая смешок. Они так и стояли, глазея друг на друга, пока что-то за спиной Тони не зашипело, и он, едва ли обратив на это внимание, велел Джарвису разобраться.

— Кризис, дорогая, у меня совсем нет работы, — голос его звучал одновременно насмешливо и серьезно, — обещаю позвать тебя, как только что-нибудь подвернется. Или, если хочешь, можешь заняться обустройством дома…

По телу Викки прошла волна крупной дрожи, и тошнота подступила к горлу. Куча всяких разных железяк вокруг валялись без дела, шевелились сами по себе и собирались в определенные конструкции, на которые Викки было объективно плевать. Она все еще была твердо уверена, что отец непременно свернул бы всю эту гадость в симпатичный рулетик, а Джин с маминой легкой руки выбросила бы его в открытый космос.

— Спасибо, переводчик подойдет, — каркнула Викки, разворачиваясь на каблуках.

Смешок Тони разбился о ее спину, а Джарвис услужливо подсказал, что он пожелал ей удачи.

И вот таким образом она неведомо как оказалась перед упакованной в строгий костюм женщиной неопределенного возраста, которая листала скрепленные степлером листы, бросала на Викки взгляд поверх аккуратных очков и задавала самые дурацкие на свете вопросы. Настолько, что Викки уже пожалела о собственном согласии на эту авантюру. Впрочем, заниматься планировкой и обустройством дома в Лос-Анджелесе она не хотела куда больше, и потому что все еще сидела и даже невпопад отвечала. На разных языках, очевидно, чтобы произвести лучшее впечатление.

Женщину звали Лоис, так было написано на висящем идеально ровно на воротнике ее пиджака бейдже. Сам пиджак был безукоризненно черным, так что выглядывающая из-под него белая блузка, казалось, слепила глаза так, что серенький костюм Викки и ее бледно-розового цвета рубашка вовсе терялись на безукоризненном фоне. Викки чувствовала себя неуютно в этом костюме, в этом кресле и под этим сверлящим взглядом, но она уже больше двух часов назад пообещала Тони не возвращаться без этой работы. Хотя идти, в общем-то, было совсем недалеко, всего-то пару десятков этажей вверх на лифте с дурацкий раздражающей музыкой.

— Хорошо, мисс Леншерр, — Лоис наконец-то удовлетворенно кивнула, откладывая бумаги в сторону, — тогда последний вопрос. Вы с Тони Старком?..

На столе перед ней из-под всевозможных бумажек выглядывала обложка одной из желтеньких газетенок, которые некоторое время назад, точно сговорившись, печатали неразборчивое фото Викки на первой странице. Газетка, вопреки всему, оказалась довольно свежей, хотя Викки казалось, что про ее персону в качестве новой любовницы миллиардера и далее по списку уже как-то подзабыли.

— Сплю, — кивнула Викки, мысленно посылая все к черту.

После чего Лоис быстренько распрощалась и выставила ее вон. Она, конечно, обещала рассмотреть ее кандидатуру с начальством и перезвонить, но Викки искренне сомневалась, что после подобного заявления с ней хоть кто-нибудь захочет иметь дело. Особенно учитывая то, что Тони уже давно не был ничьим фактическим начальником. Сам он, кстати, ржал так, что у Викки звенело в ушах. Он, вообще-то, заявил, что подслушает и подсмотрит чисто на всякий случай, чтобы не случилось ничего непредвиденного (Джарвис услужливо подсказал ничего не есть и не пить), хотя что могло случиться в его собственной башне?

— Помнится, ты не хотела, чтобы тебя считали моей любовницей, — хмыкнул Тони, отсмеявшись.

— Знаешь, больше похоже на то, что это ты мой любовник, — закатила глаза Викки, отворачиваясь к огромному панорамному окну.

Звуки на мгновение стихли, так что механический смешок Джарвиса звучал едва ли не громом посреди ясного неба. Тони хлопнул себя по колену, растянул губы в широкой улыбке, и Викки страшно захотелось его ударить.

— Тебе все равно никто не поверит.

С такой высоты город казался ближе, но все еще был маленьким и далеком. Викки не нравилась высота, но торчать в стеклянной коробке посреди бушующей ветром пустоты она уже попривыкла, а находиться среди людей — нет. Впрочем, народу на этом этаже было не так уж и много, и даже почти никто не сновал туда-сюда, хлопая дверьми, но Викки все равно было слишком шумно. Она старалась не фокусироваться, следить взглядом за ухмыляющимся Тони, и у нее даже более-менее получалось, пока чья-то рука не легла на ее плечо.

— Вам нужна помощь? — приятный мужской голос ударил в уши, перекрыл звуки других голосов. — Вы выглядите растерянной.

Внизу пролетали по дорогам машины, зажигались и гасли светофоры и сновали крохотными насекомыми люди. Викки видела их, уже не так широко улыбающегося Тони и этого парня, крепче сжимающего пальцы на ее плече, и изо всех сил сдерживала дернувшуюся руку. Тетя Рейвен учила ее бить незнакомцев и только потом спрашивать, и годы войны только укрепили это знание, но здесь нельзя было так поступать. Сейчас Викки жила в спокойном мире, где не было никаких мутантов и никакой войны, и драки по поводу и без преследовались по закону.

— Прошу прощения, я задумалась, — Викки моргнула, оборачиваясь и «отключая лишние каналы», — кажется, я только что провалила собеседование.

На самом деле было даже капельку обидно, но она ведь сама виновата, можно ведь иногда быть чуть менее откровенной. На бейдже парня перед ней было написано Роберт, улыбка на его лице стремительно меркла, а Викки ощущала поднимающееся в груди злорадное удовлетворение.

— Это… досадно, — он запнулся, подбирая слова, и все-таки неловко улыбнулся снова, — я Боб. Если не против, могу проводить вас до выхода.

Он протянул Викки раскрытую ладонь, и она, не задумываясь, ее пожала. Боб производил впечатление приятного, немного неловкого молодого человека с симпатичным, но не слишком запоминающимся лицом. Он был выше обувшей по знаменательному поводу каблуки Викки едва ли не на голову, так что она, не собираясь выворачивать шею, упиралась взглядом ему куда-то в район ключиц.

— Виктория, — представилась Викки, осторожно вытягивая из его хватки руку, — буду безмерно благодарна.

Браслет, уже новый, аккуратно скрытый манжетой рубашки и рукавом пиджака, пронзительно завибрировал. Боб скосил глаза вниз, решил, конечно, что это звонит ее телефон, и никак не прокомментировал, а Викки, фыркнув, мысленно показала Тони средний палец. Звякнул раскрывший двери лифт, и повисла неловкая, прерываемая непрерывной вибрацией тишина. Здесь даже дурацкая музыка не играла, как во всех других немногочисленных лифтах, в которых Викки доводилось бывать, и оттого повисшая пеленой тишина казалась еще более нервирующей.

Через десяток этажей, когда двери снова распахнулись и внутрь зашли еще люди, вибрация немного поутихла. Викки не смотрела, но могла отчетливо представить, как ругается паникующий по всяким пустякам Тони, и почему-то это воображаемое видение делало ее капельку счастливой. Боб, как и все остальные набившиеся в лифт люди, молчал, переминаясь с ноги на ногу. Он стоял к Викки спиной, так что теперь она взглядом упиралась в воротник его белой рубашки, смятой в нескольких местах из-за неаккуратной глажки. В лифте было душно, и спускались они, кажется, уже целую вечность, так что Викки успела пожалеть о собственной затее по разу на каждый этаж. Сама она стояла спиной к прозрачной стенке кабины, перед ней, словно здоровенный щит, возвышался Боб, а справа улыбалась чему-то своему высокая блондинка.

На первом этаже оказалось еще более шумно и многолюдно, чем наверху, но гораздо лучше, чем в тесном лифте. Пропитанный запахами и голосами воздух ворвался в легкие, едва не сбивая с ног, и вибрация возобновилась с удвоенной силой. Викки потерла запястье, ступая по натертому до блеска полу, и ей отчего-то казалось, что ноги сейчас разъедутся в разные стороны, и она рухнет навзничь.

— Не ответите? — Боб кивнул в сторону усилившейся вибрации, коротко улыбнулся. — Похоже, звонящий сильно переживает о вашем проваленном собеседовании.

Они остановились у самого выхода, как раз напротив крутящихся стеклянных дверей. Все вокруг, казалось, было стеклянным, сама башня будто не существовала вовсе, зависла где-то в открытом пространстве из эфемерных перегородок и бетонного пола, не позволяющего рухнуть вниз с огромной высоты. Викки хотела бы убраться отсюда как можно скорее, но идти ей, в общем-то, было некуда. Или она успокаивала себя этим, одергивала и привязывала тонкими светящимися золотом ниточками.

— О, это мой парень, — Викки отмахнулась, склонила голову набок, так что рыжие пряди накрыли глаза, — и переживает он скорее о том, как бы я не нашла здесь кого получше.

Желчь поднялась и наполнила рот, и даже назойливая раздражающая вибрация браслета стала как будто бы тише. Боб хлопнул глазами непонимающе, раскрыл рот и тут же его закрыл, отчего-то покраснев до самых корней волос. Волосы Боба были каштановыми, но слегка отдавали рыжиной на солнце, проникающем сквозь стеклянные стены, а все вокруг все еще казалось Викки солнечно-красным, золотым и оранжевым, будто теплое вечернее светило накрыло ее с головой тонкой полупрозрачной вуалью.

— Простите, — Викки повела плечами, качнула головой, — кажется, все эти мегакорпорации не для меня.

— Слишком мало воздуха? — резво уточнил Боб, расплываясь в понимающей улыбке. — Поначалу мне постоянно казалось, что здесь совершенно нечем дышать.

Между ними все еще висела, позвякивая, натянутая струна, теперь словно ставшая чуточку тоньше. Боб смеялся и чесал затылок, а Викки казалось, будто что-то внутри с шипением растворяется, скапливаясь напряжением внизу живота. На улице светило веселое солнышко, но было прохладно и ветрено, так что многочисленные прохожие кутались в плащи и куртки. Центральные улицы Нью-Йорка были оживленными в любое время года и суток, но Викки все-таки нравилось наблюдать за ними со стороны, даже несмотря на собственное упрямство, подталкивающее вырываться из опостылелой стеклянно-бетонной коробки.

— Ну что ж, пойду подышу свежим воздухом, — Викки махнула рукой в сторону выхода, качнулась на каблуках, — спасибо за компанию, Боб.

Она не стала дожидаться взаимных расшаркиваний, развернулась и вышла, стряхивая с лица непослушные волосы. Кажется, это был первый и единственный раз, когда она проходила здесь, но повторять отчего-то не хотелось. Прохладный ветер растрепал волосы, облизал щеки и шею, опутался вокруг запястий и подтолкнул в спину, будто подсказывая ей поскорее скрыться из поля зрения кровожадного гиганта, раззявившего клыкастую пасть в самом сердце оживленного города. Асфальт мягко пружинил под ногами, цокот каблуков казался стуком собственного заполошного сердца, и Викки чувствовала себя почти так же, как во время своего первого здесь появления. Прошло уже слишком много времени, чтобы воспоминание сохранилось неизменным, но уж слишком в память въелся образ вещающего с огромного экрана Тони, провозглашающего себя чертовым супергероем и обещающего спасти мир.

— Ненавижу супергероев, — буркнула себе под нос Викки, ускоряя шаг.

Она шла вперед, понятия не имея, куда, потому что в этом чертовом мире ничто не принадлежало ей. Здесь мягко светило солнце, торопились, громко переговариваясь, толпы людей, а сражался за них кто-то другой, уверенно смотрящий с плакатов и телевизионных роликов. Вот, например, с плаката на соседней высотке глядел Капитан Америка, призывающий соблюдать правила и не мусорить, а перед витриной магазинчика толпилась стайка ребятишек, разглядывающая пластмассовые фигурки. Среди них даже сверкала ярко-рыжая кудрявая шевелюра, но и это была вовсе не Викки. Викки боялась людей, сторонилась их и всячески делала вид, что ее не существует вовсе, лишь бы никто больше не смотрел ненавистно и укоряюще, лишь бы никто больше не пытался убить за единственный факт ее существования.

Пронзительный ветер трепал волосы и забирался под одежду, но Викки вовсе не было холодно. Она шла вперед, не разбирая дороги, выбросив чертов несмолкающий браслет в урну у самой башни, и в какой-то момент оказалась на берегу океана. Длинная извилистая дорога пролегала по скале, а внизу о камни разбивались по-зимнему буйные волны. Влага мгновенно налипла, окутала и застила глаза, белесый туман рухнул на плечи, а босые ступни неловко заскользили по камням. Туфли остались то ли на дороге, то ли на одном из камней, волна нахлынула, едва не сбивая с ног, до самого пояса, обдала острыми камешками и ушла, затягивая с собой. Викки качнулась, шагнула вперед, но остановилась, продолжая вглядываться в серебристые в солнечном свете барашки. Что она вообще сделала за эти несколько лет на этой отвратительно мирной Земле, кроме оправдания собственного безумия?

— Я правда не знаю, — всхлипнула Викки, опускаясь на корточки на отвесной скале, — кто я вообще такая?