Poor poor Persephone (джен)

— Прямо сейчас вы все бесполезны. Бездарны и бесполезны.

В пользу Хогвартса стоило сказать, что студенты выпускались отсюда более-менее подготовленными ко взрослой жизни. Деканы по градации представляли собой едва ли не весь спектр людей, которых предстояло встретить после окончания школы.

Улыбчивая и добродушная профессор Спраут щедро раздавала баллы, шла навстречу, готова была до бесконечности объяснять один и тот же материал и всегда трепетно следила за безопасностью каждого ученика на своих уроках (и все это — зачастую не отвлекаясь от того, чтобы удерживать какой-нибудь буйный кустик одной рукой). Профессор Флитвик был кем-то вроде белого кролика, только не спешил, провожая в страну чудес каждого желающего. Его уроки были по-настоящему сложными, но по итогу не оставалось ни одного студента, который не усваивал бы материал рано или поздно (правда, при всем восхищении я не забывала, что деканы были в курсе того, как живут их факультеты — по большей части, и он не мог не знать о совершенно дурацкой травле некоторых учеников, но ничего с этим не делал). Профессор МакГонагалл относилась к студентам без снисхождения, выставляя для всех одинаково высокую планку с первого курса. Она была очень строгой и требовала ровно столько же много, сколько и давала. И обратиться к ней с проблемой эмоционального характера было на порядок тяжелее, чем с каким-то административным вопросом (но при этом, я готова была поставить собственную голову на то, что она понимала абсолютно все шутки, которые иногда проскальзывали на уроках или факультетских собраниях, и часто переводила тему только для того, чтобы спрятать улыбку).

Профессор Снейп…

Профессор Снейп, пожалуй, был генералом, финальным боссом подготовки ко взрослой жизни, в которой не будет пощады и защиты со стороны тех, кто старше и опытнее. Кто-то выдыхал с облегчением, когда после пятого курса больше не требовалось посещать его уроки. Кто-то, у кого вырабатывалась стойкость по отношению к любым неприятным замечаниям, в дальнейшем наверняка не раз вспоминал его с благодарностью. Но при всем при этом, если кому-то из преподавателей придется отдать жизнь за студента, профессор Снейп будет первым в очереди и шагнет в пекло без колебаний. Как в прошлом году.

Поэтому услышать что-то подобное не от него было немного удивительно. Но в целом — довольно терпимо, потому что никто не обещал мягкого и трепетного отношения. Не в Хогвартсе.

Профессор Локхарт претендовал на то, чтобы стать самым неоднозначным преподавателем — правда, больше для меня, потому что книжный образ самовлюбленного болвана никак не перебивался. Ко вторнику на ЗОТИ успели сходить почти все, а некоторые еще и по два раза, и у каждого курса сложилось разное впечатление. Первокурсники (особенно Колин) были от него в полном восторге, потому что их уроки проходили больше в игровой форме. Теория щедро разбавлялась увлекательными историями, поэтому какой-то базовый материал усваивался очень легко, особенно на ассоциациях.

Второкурсники, успевшие познакомиться с профессором Квиреллом в прошлом году, пока относились к кому-то, кто не заикался по три раза на одном слове, с легким недоверием. Но вчера я наблюдала поразительное единодушие между девочками в гостиной гриффиндора — по поводу того, что профессор Локхарт, каким преподавателем он ни окажется, красавчиком быть не перестанет.

Первые уроки у третьих курсов прошли на опушке запретного леса, потому что там как раз завелась подходящая для изучения по программе опасная тварь.

Четвертому курсу профессор Локхарт пообещал, что весь первый семестр будет посвящен основам дуэлинга. Фред и Джордж были от этого в восторге, потому что, давая теорию, он упомянул несколько полезных, но малоизвестных заклинаний-подлянок (услышав об этом в воскресенье утром, мы со Стивенсоном, не сговариваясь, на всякий случай отправились в библиотеку искать контр-заклятия).

Пятые курсы вышли с первых уроков, мысленно сгибаясь под тонной домашнего задания. Помимо тонн эссе по общему материалу, профессор Локхарт обещал им маленькие контрольные по темам прошлых курсов на каждом занятии, чтобы не откладывать подготовку к СОВ.

Что ждет нас, я так и не поняла. Первый урок у шестого курса Слизерина и Хаффлпаффа был вчера, и вечером Джемма написала только “Ничего нового”.

Судя по всему, ничего нового для тех, чей декан — профессор Снейп.

— Считается, что студент Хогвартса, закончивший пять курсов, вполне способен за себя постоять, — продолжил профессор Локхарт, обводя кабинет безразличным взглядом (к слову, тот факт, что здесь не было ни одного его портрета, давал ему плюс тридцать к адекватности; мне было несложно начать считать его хорошим преподавателем, но я не могла перестать его подозревать). — Ваша программа за прошлый год была составлена абсолютно отвратительно и по какой-то причине включала себя только защиту, а не нападение. Но тем не менее, никто не запрещал вам учиться самостоятельно, и если у вас нет никаких представлений об атакующих заклинаниях — это только ваша вина.

Сегодня профессор Локхарт был одет в бежевый костюм, поверх которого небрежно накинул черную мантию. Он выглядел безукоризненно, но довольно быстро стал придерживаться еще более сдержанных цветов в одежде — либо понимал, что не выделится на фоне профессора Дамблдора, либо ему нравилось дразнить профессора Снейпа, который с каждым завтраком выглядел все мрачнее от его улыбок и нарочито дружелюбного тона, за счет маленьких сходств и просто гигантских различий. Профессор Локхарт выпустился одиннадцать лет назад, а значит, помнил профессора Снейпа и как студента, и как преподавателя. И похоже наслаждался возможностью за что-то ему отомстить.

А еще — магия профессора Локхарта была нежно-розовой. Даже притом, что я убеждала себя, что это никак не влияет на личность волшебника, мне было тяжело воспринимать его полностью серьезно после того как я ее увидела.

— Обучение на шестом и седьмом курсах подразумевает, что вы будете использовать только невербальную магию. На ваших уроках я не буду добавлять баллы. Я буду только снимать их с тех, кто не справляется — то есть, с тех, кто не уделил достаточно внимания домашним заданиям. Вашей задачей будет демонстрировать мне одно любое невербальное атакующее заклинание раз в две недели. Сложность остается на ваше усмотрение, как и общая теория по ним. Вы можете начинать с самых простых, я не буду придираться до тех пор, пока вы не перестанете расти в этом направлении.

Обучение после пятого курса было больше похоже на самообразование под присмотром компетентных людей, поэтому никто особенно не удивился. Но я сомневалась в том, что несколько десятков учеников, самостоятельно практикующих боевые заклинания — это отличная идея. Больше было похоже на естественный отбор — выживет тот, кому повезет, если из-за неправильно произнесенной формулы не случится ничего.

Практиковаться в одиночку точно не стоило.

— Это не означает, что вы можете позволить себе забывать про щитовые чары. Каждый, кто к следующему занятию не сможет справиться с моим заклинанием невербально, потеряет двадцать баллов.

А вот и минус вторые выходные Перси Уизли.

Но никто не обещал, что будет легко.

* * *

— У тебя все хорошо, Перси? — обеспокоенно спросила Пенни, осторожно прикоснувшись к моему плечу.

Я вздрогнула и отвлеклась от своих мыслей. У меня перед глазами стоял рунический перевод текста, над которым я провела остаток вторника. Я не чувствовала усталости — в какой-то момент начало казаться, что я вообще ничего не чувствую, потому что информации, которая поместилась в мою голову за прошедшие дни, хватило бы на маленькую книжную полку, и я боялась, что какой-нибудь внутренний диссонанс просто выбьет ее и оставит на ее месте пустоту.

— Стоило уйти из Хогвартса после пятого курса, — иронично отозвалась я. — Не пришлось бы чувствовать себя фаршированным овощем.

За прошедшую неделю Джемма стала моим героем — в отличие от нас с Пенни, она не отказалась ни от одного предмета и успевала абсолютно все, в том числе и периодически сидеть с первокурсниками по ночам.

Но она уже начинала клевать носом за завтраком, как и половина нашего факультета. Фред и Джордж доводили свою игру до ума с первой пробной партией веритасерума, и в придумывании вопросов для “правды” и заданий для “действий” участвовали практически все. Количество карточек в коробке росло в геометрической прогрессии, и я подозревала, что среди них не было повторяющихся.

Увидев, что у карточек появился возрастной ценз, я пообещала, что прокляну любого, кто попытается заставить меня играть.

— А по-моему, это здорово, — не согласилась со мной Пенни, устало потянувшись и бросив взгляд на разложенную между нами карту. Сегодня было ее второе патрулирование в этом году, и я шла сюда с огромным удовольствием, потому что скучала, несмотря на то, что видела ее на занятиях каждый день. — Каждое домашнее задание похоже на исследование. Только, — она внезапно помрачнела и стала серьезнее. — Мне не нравится профессор Локхарт.

Мы сидели на одном из широких подоконников на шестом этаже. Подоконники открыла для меня Пенни — они, как и стены в Хогвартсе, почти всегда были теплыми, а щели в окнах затыкались простыми заклинаниями. Меньше чем за неделю у меня уже появился свой любимый, на четвертом этаже, в небольшом тупике рядом с библиотекой. Вид на гремучую иву был так себе, но зато туда, судя по слою пыли, не добирались даже эльфы.

Мой факультет был настолько рад меня видеть, что временами у меня появлялась потребность немного побыть в полном одиночестве.

— Ты даже не представляешь, сколько людей были бы счастливы от тебя это услышать, — фыркнула я.

Пенни была одной из самых красивых девушек в школе. Точнее даже, она была из того типа людей, которых нельзя было не назвать красивыми — как субъективно, так и объективно. Ее популярность росла, и если в прошлом году мало кто показывал свою симпатию открыто, то в этом все потихоньку превращалось в снежный ком.

Несмотря на то, что с начала учебы прошло совсем немного времени.

Пенни никто не нравился. Ей нравилось учиться и дружить со мной (и, как я подозревала — с Джеммой, но они по-прежнему ничего мне не рассказывали). И перспектива отшивать кого-то раз в неделю ее не радовала.

— У нас он много кому не нравится, — бросив на меня возмущенный взгляд, продолжила Пенни. — Из-за того, что системный подход он применяет только к пятому курсу.

— А по-моему, это здорово, — передразнила ее я и рассмеялась, получив еще более возмущенный хлопок по ноге. Пенни очень забавно — и больше в шутку — злилась. — Но я бы не отказалась, если бы мы начали готовиться вместе. Мне кажется, невербальная магия — это не мое, если жизни не угрожает прямая опасность.

Пенни уткнулась виском в оконное стекло и посмотрела на меня очень внимательно. Ее лицу шли абсолютно все выражения, но внимательный взгляд иногда немного пугал, настолько бездонными казались в этот момент ее глаза.

Я была уверена, что если кто-то разозлит Пенни по-настоящему, то Хогвартс не досчитается пары десятков стен и как минимум одной башни. Если Фарли была похожа на падающую звезду, то Пенни временами напоминала феникса. Чистая и вечная, но безжалостная к тем, кого считает опасным.

Жаль только, что не может смотреть в глаза василиску без угрозы для жизни.

— Уверена, — серьезно начала она, — что тебе нужна именно моя помощь, Перси?

— Уверена, — беззаботно отозвалась я. — У нас с тобой одинаковый подход к магии. Если я пойму, как ты это делаешь, мне будет легче.

— Хорошо, — Пенни коротко улыбнулась, но ее взгляд остался внимательным. — Ты же помнишь, что можешь вылить на меня океан?

— Да, — кивнула я и, не удержавшись, погладила ее по волосам. — Но пока даже лужа не наберется. Не волнуйся. Все в порядке.

Судя по лицу Пенни, она мне не поверила.

А я себе — очень даже.

— Лучше скажи, — со вздохом начала я. — У вас на факультете никто не ведет себя странно? Или не так, как в прошлом году.

— Майлз, — без раздумий проворчала Пенни. — У него мания величия.

В прошлом году Майлз и правда был довольно тихим и мало говорил на общих собраниях, оставляя нишу харизмы Стивенсону. Но вряд ли, конечно, его могла раскрыть тетрадка с куском души Волдеморта — он вел себя по-другому еще в поезде. Как будто репетировал новую роль все лето, чтобы выступить с успехом и вжиться в нее сразу после этого.

— Почему ты спрашиваешь? Что-то важное происходит?

Я любила — и одновременно недолюбливала — в Пенни эту черту задавать четкие вопросы, на которые нельзя было ответить без львиной доли правды. Благодаря этому она оставалась другом, которому я с самого начала лгала меньше всего.

Как-то так получилось.

— Я расскажу тебе, — пообещала я, хотя пока еще не знала, что именно буду рассказывать. Но в любом случае мне будет нужно с кем-то поделиться. — Немного позже. Нужно кое-что проверить.

До хэллоуина оставалось почти два месяца.

Но я была уверена, что они пролетят незаметно.

* * *

Индивидуальная работа по зельеварению была дана мне с несколькими целями: отучить улыбаться, заставить пожалеть, что я родилась, и вынудить стать живым предупреждением всем гриффиндорцам, что им нечего делать на продвинутом курсе у профессора, который ненавидит сам факт их существования.

В этот раз она снова была связана с ингредиентами — три фута о сравнении ядов, распространенных на разных континентах. Большую часть черновиков для эссе я писала прямо в запретной секции, потому что не знала, какая книга может понадобиться мне следующей. Это было увлекательно, но в целом довольно бесполезно — судя по последнему выпуску “Вестника Зельеварения”, который я пролистала мимоходом, через три года откроется множество легальных каналов по поставке ингредиентов, что существенно снизит их цену. Большинство зелий перестанет быть локальными или баснословно дорогими.

Но у этой работы был и существенный плюс — я довольно быстро влилась в прошлогодний ритм и научилась распределять свое время таким образом, чтобы не застревать в библиотеке после ужина.

Потому что после ужина был Колин и его дикорастущий список вопросов. На некоторые мы иногда пытались ответить всем факультетом.

Я надеялась, что у него не будет повального увлечения Гарри, но, оказалось, Колин просто набирался смелости, чтобы ему об этом сказать. И, как истинный гриффиндорец, набрался довольно быстро, и теперь у них с Джинни был свой фан-клуб на двоих. Гарри, который привык к определенному уровню внимания в прошлом году, слегка опешил от того, что благодаря одному активному ребенку этот уровень буквально возрос вдвое, и старался проводить время в любом месте, кроме гостиной. Я его почти не видела, несмотря на то, что и Рон, и Гермиона были в гостиной регулярно.

В этом году Оливеру не приходилось вытаскивать меня из библиотеки на завтрак, обед и ужин. Я приходила на них сама, чтобы понаблюдать за людьми в непринужденной обстановке, и поэтому ему нужно было напоминать только о том, чтобы я не забывала поесть.

— Только не говори, что получила свой драгоценный доступ, — проворчал Оливер, пододвинувшись, чтобы я смогла сесть. Сегодня за столом гриффиндора в честь вечера пятницы царил какой-то ажиотаж, и все сидели вперемешку. — Хочешь превратиться в котел?

— Вижу, как ты рад за меня, — вяло огрызнулась я. Доступ в учебную лабораторию сегодня получила вся группа (я подозревала, что на это и был расчет), а мое эссе вернулось с жирным “у” в правом верхнем углу в конце урока. Похоже, свою следующую “п” по зельям я получу только на ЖАБА. Если доживу.

— Я беспокоюсь за тебя, Перси.

У Оливера не было чувства такта и понятий о личном пространстве. Он замечал гораздо больше, чем показывал, но в том, что касалось его личных эмоций, иногда напоминал старый высохший пень (я верила, что у пней тоже были чувства, просто они не умели осознавать их вовремя или выражать словами). “Я беспокоюсь за тебя” с его стороны было целым социальным подвигом.

— Я знаю, Оливер, — мгновенно смягчившись, сказала я.

Я отлично справилась с теорией на этой неделе, но у меня был полный провал с практикой. Я была единственной, кто получил дополнительное задание на чарах (потому что у всех остальных были какие-то сподвижки, пусть и скромные) — профессор Флитвик предпочитал не отнимать баллы у последних неудачников, а нагружал дополнительной работой, и зачастую это и правда помогало, — но с трансфигурацией мне так не повезло.

И дело было не в том, что я не успевала заниматься.

Я не понимала, как это должно работать, и ни в одной книге не было четкого описания. Недостаточно было произносить заклинание про себя, как недостаточно было одной словесной формулы и взмаха палочки для магии в принципе.

Создавалось впечатление, что без слов у меня не хватало воли сформировать магию внутри себя и направить ее в нужное русло. Как будто я десять лет каждое утро ходила по одному и тому же маршруту, а на одиннадцатый меня развернули и отправили в другую сторону.

Туда, где находился непроглядный темный лес.

Я не унывала, потому что все мои однокурсники пользовались магией как минимум на четыре года дольше. Какая-то интуитивная доля понимания у них уже была. Я понимала, что найду ее, рано или поздно, как минимум после того как потеряю пару сотен баллов на ЗОТИ с волшебной учебной программой профессора Локхарта, которая называлась “Плывите, сосиски”.

— Идем, — заметив, что я доела и больше в себя не впихну, сказал Оливер. — Только Поттера возьму.

— Куда? — тупо переспросила я. — Зачем?

— На поле, Перси, — со вздохом ответил Оливер. — Будем пристально смотреть на Малфоя и оказывать на него давление своим вниманием. И только не говори, что не помнишь, что сегодня отбор.

— Кто бы мне сказал об этом, — проворчала я, но послушно поднялась из-за стола. Вместо того, чтобы пойти на поле, я бы с радостью отправилась в кровать, но прогуляться и правда не было лишним. Я выходила из замка только в среду, на урок гербологии, от которой не могла отказаться, потому что на шестом и седьмом курсе выращивались в том числе ингредиенты для зелий, а знание некоторых аспектов было обязательным.

— Разве Флинт не говорил тебе? — рассеянно спросил Оливер, привлекая внимание Гарри и перебрасываясь с ним какими-то жестами. — Чем больше людей сегодня будет, тем лучше.

— В последний раз мы говорили в поезде, — пожала плечами я.

Оливер посмотрел на меня очень странным взглядом.

И впервые с момента нашего знакомства не нашел, что ответить.

* * *

— Это не слишком жестоко? — неожиданно спросил Гарри, сидевший между мной и Оливером. — Если бы ко мне на отбор пришли все, я бы не справился.

Я чувствовала себя слегка странно, потому что между мной и Оливером никогда никто не влезал, а сегодня как-то само получилось. Мы сидели немного поодаль, на гриффиндорской трибуне, в том месте, с которого в прошлом году я смотрела тренировочный матч между Гриффиндором и Хаффлпаффом. Не хватало Джеммы, но сегодня она была со своими — ради сегодняшнего отбора на поле пришел весь Слизерин.

И все квиддичные команды, за исключением нашей, потому что Оливер взял с собой только Гарри. Посчитав, видимо, что этого будет достаточно. Этого и правда было достаточно — чаще всего Малфой бросал быстрые взгляды именно в нашу сторону.

Но его лицо при этом оставалось непроницаемым.

— В самый раз, — легко отозвался Оливер, — для маленького избалованного придурка.

— Где-то я это уже слышала, — проворчала я. — Про придурка.

Это действительно напоминало эмоциональную казнь. До такой степени, что все остальные кандидаты на место ловца казались обычными декорациями. Создавалось впечатление, что эта сцена создавалась только для Малфоя — маленького, прямого и острого, как игла. Он выделялся на фоне других как полярная сова.

Хотя в свои злобные двенадцать пока больше напоминал едва оперившегося утенка.

— Зато они прекрасно друг друга понимают, — флегматично заметил Оливер.

“Они”.

Флинт тоже был на поле. Он о чем-то говорил, вероятно, объяснял правила, и делал это довольно тихо, хотя в прошлом году на тренировочных матчах его было слышно практически в любой точке поля (вполне вероятно, что на каникулах они с Оливером играли в кто кого переорет без магии, или капитанов, не способных вышибить мозги звуковыми волнами, просто не существовало). Хотя, возможно, те, кто стоял напротив него неподвижно, еще не успели достаточно напортачить.

Я могла видеть Джемму целых два раза в неделю, в то время как с Флинтом у нас не совпадал ни один предмет. И на этой неделе я была слишком занята, чтобы мы могли хоть как-то пересечься.

С середины прошлого года, не считая каникул, это был самый долгий период, в который мы не говорили.

И я успокаивала себя тем, что так или иначе бы скучала.

— Это необходимо, Поттер, — сказал Оливер, привычным жестом взъерошив Гарри и без того торчавшие во все стороны волосы. — Для таких, как они. Малфой должен понять, что получит место в команде только в том случае, если покажет себя лучше других, и это произойдет не потому, что его отец с начала года давит на Снейпа. Если он не справится сейчас, когда все на него смотрят, то не справится и на матче. Все правильно. Они все через это проходят.

— А Снейп? — угрюмо спросил Гарри. Он очень усиленно боролся с сочувствием, но неприязнь пока не могла это перебить — уж очень одиноким выглядел на поле Малфой, несмотря на то, что был среди своих. — В прошлом году профессор МакГонагалл не спрашивала, хочешь ли ты, чтобы я был в команде.

— Потому что я доверчивый, — хмыкнул Оливер. — И сговорчивый. Сходи, как-нибудь попробуй сказать Флинту, что все пойдет не так, как он хочет. Я обещаю потом навещать тебя в больничном крыле. Думаю, Снейп не планировал срочно искать нового капитана. Флинт изначально не особо хотел им быть. Это…

— “Скучно и сложно”, — закончила за него я.

— Вот именно, — усмехнулся Оливер, но дальше продолжать не стал. В этом не было смысла.

“Скучно и сложно”. Но это была одна из немногих вещей, которые нравились Флинту настолько, что он открыто это показывал. Если кто-то собирался идти и говорить ему, что все пойдет не так, как он хочет — что ж, оставалось пожелать им удачи.

Затягивать было нельзя, потому что скоро начнет темнеть. Я не видела, как четыре кандидата — три декорации и Малфой — поднялись в воздухе, потому что смотрела на ту фигуру, которая оставалась неподвижной.

Когда становилось совсем сложно, я начинала чувствовать себя так, будто мои внутренности были обмотаны одноцветной гирляндой, которая то затухала от усталости и непрерывной работы головой, то загоралась, ярко и интенсивно. Но все, что я делала, так или иначе проходило через призму легкой тоски.

Всю неделю я была везде, кроме тех мест, в которых обычно можно меня найти. И не хотела думать, почему.

— Малфой неплох.

Я вздрогнула, невольно переводя взгляд на “белое пятно”. Оливер произнес эти слова тем же самым тоном, которым Флинт в прошлом году сказал “Поттер неплох”. Немного фактов, немного уважения и легкий, едва заметный оттенок беспокойства.

Гарри смотрел на Малфоя так, будто видел его впервые. Возможно, так и было, потому что, похоже, хвастовство последнего еще никогда не подтверждалось на сто процентов. В прошлом году он должен был довольно сильно надоесть, рассказывая всем о своем умении держаться на метле.

Но, возможно, много работал ради того, чтобы что-то кому-то доказать.

Сочувствие испарилось — Гарри начал осознавать, что терял преимущества перед человеком, которого ненавидел, и это должно было его задеть. Он замкнулся, как всегда делал в такие моменты, но Оливер не дал ему окончательно уйти в себя, от души хлопнув по плечу. Он как будто чувствовал сразу, когда кто-то рядом собирался впасть в уныние.

— Не переживай, Поттер. В этом году ты ему не проиграешь.

— А в следующем? — ядовито спросил Гарри, который едва не слетел со скамейки от такой душевной поддержки.

— А это уже зависит от тебя, — пожал плечами Оливер. — Но учти, я не дам тебе расслабиться.

Каким бы “сговорчивым и доверчивым” он ни был, не оставалось другого выхода, кроме как поверить в его слова.

Расслабиться не удастся никому.