Раздражение (гет)

Раздражение — вот что испытывала Гермиона Грейнджер изо дня в день. Это чувство, словно кислота, выедало ее внутренности. С каждым годом эта субстанция становилась все более ядовитой и беспощадной по отношению к ее психике.

На что раздражение? На нелогичность и недалекость этого мира, разумеется. С каждым днем отличнице, уверившейся в своей возвышенности над этим узко мыслящим окружением, было все труднее уживаться с «этими недоумками». Почему все ведут себя настолько неразумно, а временами и вовсе неимоверно глупо, ей было невдомек. «Недоумки» же в ответ начинали с каждым днем все больше тихо ненавидеть старосту, читающую нотации, не уставая, день за днем. Храбрецам же, осмелившимся возразить ей, приходилось быстренько гасить свой пыл, так как равных в перепалках их дотошной старосте, конечно же, не было. Ее логичность и, казалось, заранее заготовленные аргументы на все доводы несчастных спорщиков сводили зубы каждому мало-мальски знающему Гермиону ученику Хогвартса.

Самой же Грейнджер все было мало — мир так и не стал хоть капельку логичнее и разумнее, а уж до ее планки этому обществу и вовсе не дотянуться.

Именно поэтому встреча с Темным Лордом, хоть и до ужаса ее напугала, но, все-таки, вселила надежду перекроить этот мир, сделав его максимально логичным и рациональным. Лорд Волдеморт не прочь был его вообще раскромсать на мелкие ошметки, а уж потом разбираться, что с этим делать. Со временем, благодаря его непревзойденному дару убеждения, Гермиона будет готова и к таким радикальным мерам.

Хоть испуг и довольно долгое время подавлял ее истинное «Я», со временем она прогнала его, и ее верный друг Рационализм снова полностью овладел ею. Путем долгих размышлений, на какие у нее с некоторых пор появилась уйма времени, постоянно просчитывая возможный исход каждого ее слова и поступка, она все-таки добилась терпимости Волдеморта, следом любопытства, потом и откровенной заинтересованности, ну и, наконец, благосклонности. О любви речи и не шло, и, когда это змееподобное впервые взберется на нее, она не испытает даже отвращения, только безразличие.

Ее верный друг и защитник — Рационализм — однажды убьет в еще не сформировавшемся подростке все возможные светлые переживания. Когда-то она сама взмолилась ему, терпя насмешки одноклассников. Со временем у нее появятся друзья, но рационализм так никуда и не уйдет, медленно, но верно превращая ее в человека, вечно раздраженного глупостью и недальновидностью этого мира.

Волдеморт же, лишь однажды заглянув в ее мысли, слепо интерпретирует их как свои собственные, и ее зубодробительное раздражение на весь мир в его глазах отразится его личной злобой и ненавистью ко всему живому. Так он решит, что они единомышленники, и уже никто не смог бы его разубедить. Как и ко всем на белом свете, он будет испытывать к ней лишь презрение, но грязнокровка станет первой, с кем он сможет обсудить свои чувства, так как окажется, что ее душевная организация ближе всех подберется к его собственной. За это он еще долгое время щедро будет одаривать ее круциатусами, но скоро осознает, что время, отведенное на эту чушь, можно провести значительно продуктивнее.

* * *

Этот завтрак в доме на площади Гриммо вновь сопровождался таким привычным для Гермионы Грейнджер раздражением. Сегодня они отправлялись в министерство воровать кулон Слизерина у Долорес Амбридж. Сейчас причиной ее раздражения был излишний позитив и до наивности боевой настрой мальчишек.

— Пробираемся в кабинет, пока ее нет; стараемся обыскать максимально быстро и качественно; в случае, если так ничего и не находим, дожидаемся ее; Петрификус, медальон, Обливиэйт, — в сотый раз с запалом объявил план Гари.

— Мы справимся, ничего сложного, и не с таким справлялись, — не менее оптимистично выкрикнул Рон.

Гермиона, в отличие от ее друзей с ума сходила от волнения, к которому после этих слов примешалось еще и раздражение. Пренеприятнейшая смесь. Она с трудом могла вспомнить более сложную ситуацию, чем та в которую они попали сейчас. На языке так и вертелся вопрос, с чем это таким сложным они когда-либо справлялись, а в особенности Рон. Но ее верный друг Рационализм приказал ей заткнуться, потому что любые негативные комментарии в сторону закомплексованного Рона бесили его, как дикого зверя. В итоге это всегда заканчивалось между друзьями громогласным скандалом, и лишь Гарри Поттер наивно полагал, что милые бранятся, только тешатся. Гермионе нравился милый и веселый мальчик Рон, но его подростковая вечно обиженная, а порой и весьма грубая версия, опять-таки, пробуждала в ней раздражение.

— Давайте без фанатизма, мальчики, осторожность на первом месте, — на эту ее фразу они лишь покивали, и, гриффиндорка знала, их запал никуда не исчез…

Спустя полтора часа они совершенно беспомощные оказываются в зале Визенгамонта и, разумеется, без запасного плана.

— Муфалда, почему вы, как мой секретарь и личный помощник в одном лице, не позаботились о том, чтобы обеспечить лучшую охрану зала суда?! — голос Амбридж больше не был сладеньким, она была в бешенстве, что муж подсудимой посмел ввалиться на заседание без приглашения.

— Прошу прощения, мэм, — дрожащим голосом пролепетала Гермиона в теле этой самой 35летней и рано поседевшей Муфалды Хмелкирк.

— Я долго буду ждать, пока вы исправите ситуацию? Вы знаете, какие у нас наказания полагаются за препятствование органам власти выполнению их прямых обязанностей.

К сожалению, Гермиона знала. Круциатус. Она надеялась, что у нее получится сотворить слабенькое заклинание, а у Рональда, который прятался в теле этого самого нарушителя, хватит ума орать так, будто его живьем режут. Посмотрев на его лицо, в котором отражались ступор и страх одновременно, она поняла — до него не дойдет.

— Остолбеней!

Это в зал суда ворвался Гарри. Он сумел эффектом неожиданности добиться выведения из строя двух авроров, а по главной цели — Амбридж, промахнулся.

— Петрификус Тоталус! — это уже истерически заверещала Грейнджер, старательно делая вид, что сражается с нарушителями, в какой-то момент совершенно «случайно» попав в саму Амбридж.

Изображая очередную истерику, она кинулась на пол вслед за ней, сорвала с ее шеи медальон и ткнула его вмиг подбежавшему к ней Гарри.

— Бомбарда Максима, — прогремел над ними голос Яксли.

Взрывной волной гриффиндорку отбросило вместе с телом Амбридж в качестве личной спасательной подушки в сторону, а за быстро оклемавшимся Гарри и следующим за ним по пятам Роном гнался Яксли. О ней так и не вспомнили, и она рассчитывала слинять под шумок.

— Куда это ты собралась, дрянь?! — в ребра Гермионе уперлась палочка пришедшей в себя Амбридж,— Я все видела. Видела, как ты шушукалась с Гарри Поттером!

Чертов Петрификус, оставляющий ясным сознание! И, все-таки, она была счастлива, что Амбридж в пылу битвы не поняла, что ее медальон был украден, и видела только «беседу».

— Я всего лишь посоветовала ему сдаться, ведь всюду полно авроров, и пообещала, что его пощадят. — Грейнджер саму перекосило от идиотизма своих слов, но трусливая и недальновидная работница министерства вполне могла бы так думать. Грейнджер ли не знать, до чего же глупыми могут быть люди вокруг.

— Выбирая тебя личным помощником, я искренне полагала, что ты умнее, Муфалда. Гарри Поттеру с детства внушали, что Темный Лорд желает уничтожить его, неужто ты думала, что он поверит в эту чушь?!

— Зато я смогла его задержать и дала фору аврорам! — раздраженно и уже своим голосом сказала Гермиона.

Ее накрыл ужас, кажется, действие зелья прекращалось. Гарри уже давно бегал по министерству, светя своей шрамированной физиономией, как были дела у Рональда, она не помнила. В отличии от этих разгильдяев, она еще несколько раз делала крошечные глотки из колбочки с зельем, но время играло против них.

— Кажется, нам следует поторопиться, если мы хотим быть среди тех, кто поймает Поттера, а не среди его жертв, нас за это не похвалят.

— Ох, все-таки, я в тебе не ошиблась, — довольно пролепетала Амбридж и поспешила на своих коротеньких ножках в атриум, где бой продолжался. Гермиона же в это время украдкой сделала огромный глоток из колбочки, чуяло ее сердце, не зря…

Не зря. Гарри с Роном едва удалось сбежать. Яксли, главный ответственный за все произошедшее, рвал и метал, срывая злость на Амбридж, которая, вроде как, была второй по степени виновности.

Из министерства никого не выпускали, с минуты на минуту ждали самого Лорда.

Спустя сорок минут всколоченная после допроса у лорда Амбридж елейным голоском объявит своей дражайшей личной помощнице, что ее ожидает сам Темный Лорд, а гаденький смешок, который вырвется у нее следом, только подтвердит опасения гриффиндорки. Гермиона и не подозревала, что кто-то может быть таким же умным и рациональным как она сама, и эта новость ее расстроила даже больше чем тот факт, что сейчас ее тащили к этому змеемордому сумасшедшему.

Как оказалось, Амбридж не зря занимала столь высокую должность. Она была вовсе не глупа и амбициозна. Хотя амбиции и присутствовали, но они не мешали ей здраво мыслить. Так она и сообразила, что лучше быть не среди жертв, а среди охотников и объявила Лорду, что давно подозревала, с первого взгляда неприметную, Муфалду Хмелкирк в пособничестве Ордену Феникса и подтвердилось все это тем, что в сам разгар битвы в Визенгамонте, она «мило беседовала» с самим Гарри Поттером.

На душе у Грейнджер кошки скребли, она поверить не могла, что, по сути сама натолкнула Амбридж на мысль, что лучше быть среди поймавших. Сглупила. Гермиона Грейнджер сглупила! Невиданно! И до ужаса раздражает. С каждым шагом к заветной двери она все больше искренне ненавидела себя. Именно в таком эмоциональном состоянии ее втолкнули в кабинет к Темному Лорду.