Бетти Снейп и Чужая Душа  (джен)

2014

Развалившись в кресле, Бетти демонстративно рассматривала свои руки и молча ожидала экзекуции. После целого дня, проведенного за партой, она с удовольствием приняла бы горизонтальное положение, но мама в весьма ультимативной форме предложила ей «сесть и поговорить».

— Хватит дуться, — Гермиона села в кресло напротив и поставила перед дочерью чашку чая. — Никто тебя не ругает. Но я уже устала слушать бесконечные претензии от преподавателей.

— Она ведь просто цепляется ко мне, ты не видишь? — огрызнулась Бетти.

— И делает она это, конечно же, абсолютно беспричинно. — Гермиона отхлебнула из своей чашки, рассматривая кучерявую макушку дочери.

— Мам, вот у тебя разве не было в школе проблем с учителями? — Бетти подняла глаза. — Не было какого-нибудь противного препода, который тебя доставал?

— Ну, — Гермиона поморщила нос и попыталась спрятать улыбку за чашкой чая, — был один. Постоянно придирался ко мне, третировал и снимал… занижал оценки. Но дело было не во мне, а, скорее, в его отвратительном характере.

— И что ты делала? Просто молчала?

Гермиона сделала вид, что обожгла губы и, обмахиваясь ладонью, поставила чашку на журнальный столик. Вопросы о прошлом, в частности, о школьных годах, резали по живому. Она изворачивалась как могла, выдумывала пространные объяснения, вроде «я знала твоего отца, ещё когда была ребёнком» или «я училась в частной школе в Шотландии», но это было ложью, приносящей горькие плоды. Нет, Бетти не была трудным ребёнком: она обожала учиться, добровольно поглощая книги одну за другой, не создавала проблем и была на хорошем счету у преподавателей — всех, кроме учителя литературы, — но Гермиона чувствовала, что дочь отдаляется от неё, всё больше замыкаясь в себе. Возможно, это было нормой для подростка её возраста, но, увы, в их ситуации это становилось большой проблемой.

— Да, просто молчала и продолжала упорно работать, потому что знания важнее оценок, — Гермионе очень хотелось поскорее завершить разговор, пока любопытство дочери не завело её в тупик. — С некоторыми людьми спорить бесполезно, Бетти, пойми.

— То есть, мне нужно просто терпеть? — Бетти сердито нахмурилась. — Я даже ничего плохого ей не сказала! Она постоянно ищет, к чему бы прицепиться: то ей акцент мой не нравится, то почерк у меня кривой, то ещё что-нибудь!

— Успокойся, Бетельгейзе, — голос матери прозвучал спокойно, но Бетти осеклась. — Просто впредь постарайся не лезть на глаза.

— Ладно. Я всё поняла, — после нескольких секунд напряженного молчания, Бетти отставила чашку, — большое спасибо за поддержку, мама. Теперь-то я буду вести себя тихо, как мышка.

Иногда в интонациях Бетти проскальзывало столько фирменного отцовского сарказма, что становилось страшно.

1998

Внешне Нора совсем не изменилась, но от той уютной атмосферы, что раньше наполняла этот дом, делая его особенным, не осталась и следа. Друг перед другом все старались вести себя непринуждённо, но прошло еще слишком мало времени, чтобы боль притупилась хоть немного.

Окутанная утренней прохладой, Гермиона передернула плечами и окинула взглядом лужайку, где Рон как раз отрабатывали подачи: не так давно он заявил, что хочет пройти отбор на вакантное место вратаря в Татсхилл Торнадос, и теперь тренировался чуть ли не круглосуточно. Гарри, ассистировавший ему, просто не знал, что делать с покинувшим его грузом ответственности и огромным количеством свободного времени, и с радостью согласился помочь.

— Рон, я ухожу!

Гермиона дождалась, пока Уизли неторопливо приземлится, выписывая виражи. Вид у него был недовольный.

— Куда это? — ступив на твердую землю, он перехватил метлу и водрузил её на плечо. — Ты же, вроде, всё сдала?

Сдав экзамены экстерном, Гермиона стала официальной выпускницей Хогвартса. Рон посчитал, что будущему профессиональному игроку в квиддич школу заканчивать не обязательно и даже не потрудился поговорить с Макгонагалл. Гарри же решил немного отдохнуть перед поступлением в Аврорат: его безоговорочно согласились принять и без документов о начальном волшебном образовании.

— Я же тебе говорила, Рон, — со вздохом напомнила Гермиона. — Профессор Снейп очнулся, и я хочу его навестить.

— Зачем это? — нахмурился Рон. — Ты и так каждую неделю навещала его, пока он валялся в отключке, думаешь, он сильно тебе обрадуется? Мне кажется нам троим даже соваться к нему не стоит.

Порой, вести диалог с Рональдом было просто невозможно. Гермиона посмотрела поверх его плеча на Гарри, но тот лишь состроил сочувствующую мину.

Он не осмелился пойти с ней, как Гермиона ни уговаривала: слишком многое произошло между ним и Снейпом, чтобы вот так сразу заявиться к нему с извинениями, как ни в чём не бывало. Гарри ограничился торжественной клятвой, что обязательно навестит его, как только соберётся духом; Рон же, присутствовавший при этом диалоге, будто не слышал сказанного, поглощённый чтением нового выпуска «Выбери себу метлу».

— Зачем? — переспросила Гермиона, отчаявшись искать поддержки у Гарри, который во время их перепалок соблюдал непоколебимый нейтралитет. — Как минимум, чтобы поблагодарить и узнать, как он себя чувствует. Этого недостаточно?

— Может, тогда подождёшь меня? — нехотя предложил Уизли. — Я только переоденусь и пойду с тобой.

Видя кислую мину на лице Рона, Гермиона предпочла отказаться. Лучше сходить одной, чем выслушивать потом, каким бестолковым был их визит и сколько мячей можно было бы поймать за это время.

— Нет необходимости. Удачно потренироваться.

И, развернувшись на каблуках, она двинулась в сторону антиаппарационного барьера.

2014

Если бы у Гермионы Снейп спросили, что в магловском быту она ненавидит больше всего, она бы не раздумывая ответила: готовку. По её мнению, в век пресыщения, когда буквально по щелчку пальцев можно раздобыть сколько угодно готовой еды, прозябание над стряпнёй было иррациональной тратой времени. Северус иногда по нескольку дней не появлялся дома, и Гермиона, заручившись поддержкой дочери, питалась исключительно едой навынос. Отец семейства их вкусов не разделял, чуял буритто за версту и разве что не шипел при виде очередной не выброшенной коробки с подсохшим кусочком «Маргариты». Поэтому, приходилось готовить.

Расправившись со слегка подгоревшей субстанцией, гордо наречённой супом, Гермиона с чувством выполненного долга уселась на диван, прихватив с полки первую попавшуюся книгу. Открыв её наобум где-то посередине, она с удивлением обнаружила вложенное между страницами пожелтевшее письмо. Повернув его лицевой стороной и увидев имя отправителя, нацарапанное неаккуратным размашистым почерком, она помрачнела.

«Дорогая Гермиона!

Прости, что пишу тебе в первый раз за всё это время. Мне, правда, очень стыдно. После того, как ты уехала, я места себе не находил, не знал, где тебя искать.

После долгих уговоров, Гарри, признался, что ты отправилась в Австралию. Я помню адрес твоих родителей, ты говорила, когда мы планировали навестить их после войны, так что напишу сюда. Надеюсь, я всё правильно запомнил.

Я был бы очень рад, если бы ты ответила мне хоть парой слов, даже если ты не захочешь общаться: так я смогу знать, что ты получила моё письмо. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я очень скучаю, Гермиона, и всегда буду скучать, что бы ни случилось.

Рон.

P.S. Не переживай, я знаю, что ты, вроде, в бегах и этот адрес никому не скажу».

В конце было пририсовано нелепое сердечко, вызвавшее волну раздражения. Это письмо пришло ей вскоре после рождения Бетти; они с Северусом тогда сильно повздорили, и он собственноручно порвал его, категорически запретив отвечать. Зверское желание поступить поперёк мужу заставило её тайком восстановить конверт с помощью магии и спрятать его в книге. Но ответ она так и не написала: домашние хлопоты и забота о маленьком ребёнке занимали слишком много времени, а Рон в своё время наворотил слишком много дел. Потом они переехали из пригорода Сиднея в эту дыру, и Гермиона об этом письме даже думать забыла: были проблемы поважнее кавалеров из прошлого.

Она посмотрела на обложку книги. Это был слезливый бульварный роман, к которому Северус бы в жизни не притронулся — хороший выбор, чтобы надежно спрятать что-то от его глаз. Странно, что они вообще не выкинули эту макулатуру при переезде.

Еще раз пробежав глазами по тексту, Гермиона, не колеблясь, направилась на кухню и включила плиту на полную мощность. Без капли сожаления она наблюдала, как горит и кукожится пергамент; в конце концов, прошло уже больше десяти лет, и если даже тогда она не смогла заставить себя наладить с Роном приятельские отношения, то сейчас это казалось несущественным и попросту глупым.