Своя сторона (джен)

Азирафаэль очень спешил. Вернее, он понимал, что должен спешить. Сделать это было не так-то просто — дрожащие руки, колеблющееся от невольно выступающих слёз зрение и ранящий комок ужаса в животе мешали даже думать связно, не говоря уж о том, чтобы сделать что-то полезное. Задыхаясь от острой беспомощности, ангел осторожно уложил бесчувственного Кроули на холодном полу. Бережно расправил бессильно подогнувшееся левое крыло, стараясь не задеть того места, где между повреждённых перьев ещё виднелся не до конца затянувшийся вспухший рубец.

Всхлипнул от жалости, с трудом удержавшись, чтобы не погладить искалеченное крыло. И в очередной раз напомнил себе, что сейчас не сможет помочь ничем — совсем, совсем ничем. Поэтому вместо бессмысленных, успокаивающих лишь его, но отнюдь не способных помочь Кроули действий Азирафаэль начал нервно прокручивать в голове всё, что хоть когда-то слышал о человеческих способах исцеления. Как же сейчас он корил себя за то, что пренебрегал изучением современных медицинских практик, полагаясь на свои ангельские силы! Всегда казалось — куда они могут деться? А теперь он мог рассчитывать только на те способы, которые придумали люди, не имеющие возможности одним взмахом руки срастить сломанные кости.

И, что хуже всего, он не был уверен, что хоть какой-нибудь из этих способов будет действенен сейчас. Вряд ли людям приходилось лечить демонов, истощённых практически до распада в пепел…

Ангел судорожно вздохнул и зажмурился, отчаянно загоняя внутрь жгущие глаза слёзы. Нет времени на эмоции. Если он собирается что-то делать, он должен делать это се…

На самом краю поля зрения вдруг мелькнуло едва заметное движение. Он ахнул и рывком развернулся в ту сторону, непроизвольно заслоняя от возможного удара неподвижного Кроули. Моргнул непонимающе. Коридор был пуст. Абсолютно. Но ведь он видел?..

Он вздрогнул. Опять — то же самое едва заметное мерцание. Едва заметная красная вспышка, тончайшей извилистой линией вдоль коридора. Словно…

…словно нить, натянутая над самым полом.

Азирафаэль медленно, ещё не уверенный до конца в своей догадке, опустил глаза. Проследил взглядом это призрачное мерцанием… И, всхлипнув, без сил осел на колени.

— Кроули, зачем же ты, дорогой мой…

Нить кончалась… точнее, начиналась от левой ладони демона, и текла, едва заметной тончайшей струйкой, исчезая где-то в сумеречном полусвете Третьего Круга. Азирафаэль без сил прижал пальцы к саднящим глазам. Кроули и впрямь сделал это. Как и обещал.

Ему было больно. Больно, муторно, и тоскливо до глухой, сдавливающей горло дурноты. Демонам не свойственно самопожертвование. Демонам вообще человеческие чувства несвойственны. И это знают все.

Азирафаэль не понимал, что делать дальше. Наверное, ему и впрямь нужно идти. Вряд ли эта путеводная нить продержится долго, после того как Кроули… после того как…

Он сглотнул. Какая разница, что нужно. Мало ли, чего хотел этот сумасшедший самоубийца!

Он яростно провёл ладонью по лицу, стирая непрошенные злые слёзы. И, решительно нагнувшись над почти уже не дышащим демоном, положил дрожащую ладонь на его грудь. Так, чтобы слышать пальцами слабые толчки медленно затихающего сердца.

Если уж на то пошло, кто сказал, что ему нужна именно Сила, чтобы исцелить вычерпавшего себя до дна друга? В конце концов, не хлебом единым, как говорится…

Азирафаэль поколебался, перебирая в памяти всё то, что знал о физиологии демонов, и гоня от себя даже мысль о том, что может не спасти, а наоборот, убить Кроули. Упрямо тряхнул головой. Нет. Если бы это было так, он не мог бы его лечить. Не справился бы — хоть и медленно, не сразу — с ожогами в сорок первом. Не мог бы принять его собственную силу, все те разы, когда Кроули исцелял его физическую оболочку, а порой и истинную сущность…

…Тем более что это — не Сила. Не Благодать, будь она неладна. Просто — душевное тепло. Любовь. Забота. Всё то, что он так боялся все эти тысячелетия направлять на Кроули, опасаясь кары Небес, а ещё больше — собственной симпатии к существу, предавшему на заре времён всё, во что верил он сам. Страшась увидеть, как отшатывается с отвращением и болью тот, кого привык за все эти тысячелетия считать самим близким своим другом. Казалось бы — какая глупость! Привыкнув учитывать — всегда, каждый момент жизни на земле — каких книг не должно быть там, где Кроули может за них зацепиться, какие предметы должны быть убраны как можно дальше… Приучив себя не пользоваться бездумно благословениями, даже когда путешествует один, и выбирать путь подальше от святых источников, если приходилось отправиться куда-то с Кроули… Радуясь каждой случайной встрече, каждому спору с упрямым и ехидным Змеем… Доверяя этому неправильному демону больше, чем кому-либо на Небесах — всё равно продолжать считать его обычным демоном, которому не нужны проявления обычного душевного тепла.

…Не нужны — или опасны?..

Он колебался, да. Кто мог сказать, что случится? Он боялся. И осознания убийства самого дорогого для себя существа боялся куда больше, чем того, что и сам неизбежно тогда останется запертым в Аду. И всё-таки — стоять в бездействии и надеяться на то, что Кроули и на этот раз справится сам, было ещё страшнее.

И поэтому он осторожно склонился над мертвенно-серым лицом и осторожно, надеясь, что не сделает хуже, надавил с двух сторон на челюстные мышцы, заставляя Кроули приоткрыть рот сильнее. Вздрогнул невольно, вдруг осознав, что ещё недавно буквально сгоравший от внутреннего жара Кроули был совершенно ледяным, словно холод субреальности высосал из него всё тепло. Внутри всё сжалось от мысли, что, быть может, уже слишком поздно. Нет! Нет, этого не могло быть. Он не верил в это. А пока он не верит… Пока он не верит, этого не случится. Не имеет права случиться. Он с острым сочувствием погладил демона по лбу, мысленно умоляя потерпеть ещё немного.

И, решившись, сделал глубокий вдох. А потом медленно, осторожно выдохнул воздух в страдальчески приоткрытые губы Кроули, стараясь вместе с частицами кислорода перелить в его тело как можно больше собственных жизненных сил. Только жизнь, никакой Благодати, упаси Бог. Жизнь — и Любовь, которой, теперь знал Азирафаэль, в самом Кроули намного больше, чем в любом из знакомых ему ангелов.

И, по крайней мере, ею он мог делиться без опаски сжечь инфернальную сущность своего лучшего друга.

В груди начало неприятно колоть, но он не прерывался, вздохнув лишь тогда, когда перед глазами замелькали чёрные точки. Пошатнулся, оперся ладонью о пол возле головы Кроули: слабость, и без того чудовищная, навалилась на плечи горным хребтом. Получилось? Нет? Он повёл головой, пытаясь справиться с головокружением. И после недолгого колебания нехотя убрал руку с груди демона, чтобы ещё раз провести ладонью по лбу Кроули. Холодный, какой же чудовищно холодный… Несколько минут назад ему казалось, что о Кроули можно обжечься, и мысли против воли возвращались к Хастуру, его мечу и раненому крылу, так и не исцелённому до конца. Сейчас он был бы рад даже этому лихорадочному жару.

Азирафаэль беспомощно всхлипнул. Холодный узел в груди давил так, что казалось — вот-вот задохнётся от удушающего бессильного ужаса. Рука невольно метнулась обратно к груди, и он с облегчением почувствовал неровные, пугающе слабые толчки под пальцами. Если тело Кроули, которому, кажется, не нанесено серьёзного вреда, в таком ужасающе плохом состоянии… То что же, Господи, что с его истинной сущностью? Азирафаэль зажмурился. Слёзы упрямо жгли глаза, но предаваться скорби сейчас не было времени.

Нет! Он вообще не будет предаваться скорби, потому что это не понадобится! Ему просто нужно помочь Кроули прийти в себя. И добраться до портала. И…

Над дальнейшим ангел размышлять не стал. Не было времени. Вместо этого вновь вдохнул, с горечью ощущая, насколько пуст и пропитан удушающей Скверной здешний воздух. И вновь склонился к губам демона.

На этот раз насытить воздух собственным светом жизни было ещё труднее. Трудно делиться тем, чего у тебя самого уже — на донышке. Он выдохнул, стараясь сделать поток переливаемой в Кроули силы как можно более адресным, не потерять впустую ни одной малейшей капли. Поколебался — и толкнул часть упрямо не желающей покидать тело энергии через пальцы, вливая их прямо в спотыкающееся сердце.

И спустя несколько невыносимо тяжёлых секунд почувствовал, как что-то изменилось. Угасающее биение под пальцами вдруг замерло, затихло на миг… Слепой ужас захлестнул сознание, сжал сердце, так, что задохнувшемся от боли Азирафаэлю показалось, что сейчас они просто умрут — оба.

А спустя несколько секунд в оцепеневшие пальцы толкнулась волна тепла, и Кроули, едва слышно застонав, сделал глубокий прерывистый вдох.

Азирафаэль коротко всхлипнул.

— О, мой Бог…

Облегчение вдруг обрушилось невыносимой тяжестью, и ангел, зажмурившись, без сил уткнулся лбом в грудь Кроули. Вдруг резко, до дурноты, закружилась голова.

Кроули вздохнул вновь — коротко, прерывисто, содрогаясь всем телом. Вздрогнули, беспорядочно затрепетали бессильно распластанные чёрные крылья. И миг блаженного всепоглощающего счастья миновал, словно сон. Вместо него вновь навалился страх. Ангел поспешно выпрямился и, в ужасе глядя на задыхающегося друга, плотнее прижал руку к груди, вливая в его тело ещё немного собственных сил. А потом, с острым приступом слабости осознав, что миг спустя рухнет рядом с Кроули, беспомощно сжал его плечи.

— Кроули! — дрожащим голосом взмолился он, с холодком в груди видя, как искажается в гримасе страдальческого напряжения лицо, как беспорядочно двигаются под веками закатившиеся глазные яблоки, — Кроули, дорогой мой, очнись! Всё хорошо, дыши, просто дыши, ты в безопасности…

Сказал — и сам передёрнулся от жалостливой фальши собственных слов. Ни один из них не был в безопасности. И всё-таки…

Кроули, содрогаясь всем телом, закусил губу — и медленно, с явным трудом, открыл глаза. Азирафаэль невольно содрогнулся, взглянув в эти переполненные мукой и паникой озёра расплавленного янтаря.

— Тише, тише, дорогой мой… — с отчаянной жалостью прошептал он, поспешно отпуская плечи демона и бережно обхватывая его лицо. Кроули тихо застонал. Азирафаэль почти видел, с каким трудом борется он с беспамятством. Змеиные глаза невидяще скользнули по его лицу… Дрогнули, сужаясь, пульсирующие вертикальные зрачки. Медленно, очень медленно на искажённым паникой лице отразилось узнавание.

— Ассср… фэль?..

— Да, Кроули, это я, ты меня видишь? Тише, тише, не шевелись, постарайся вздохнуть поглубже…

Демон прерывисто всхлипнул. И, зажмурившись, обессиленно приник виском к его ладони. У Азирафаэля сердце сжалось от этого жеста. Он старался не думать о том, насколько Кроули устал. Насколько устал он сам. Но сейчас видел, что его друг совершенно измучен.

— Всё хорошо, Кроули… — повторил он, махнув рукой на явную ложь этого уверения.

Поколебавшись, он убрал одну руку и мягко опустил её на грудь демона, напротив сердца. Кажется, сейчас он больше ничем не мог помочь… Но, по крайней мере, дать возможность спокойно прийти в себя и справиться с приступом паники он был в силах. Кроули всё ещё хватал воздух приоткрытым ртом — коротко, спазматически, но Азирафаэль уже видел, что это не агония — всего лишь последствия чудовищного перенапряжения всех сил и безотчётного страха, от которого он сам, похоже, был избавлен заслонившими его от Скверны крыльями и той жуткой уверенностью, с которой действовал Кроули. Чувствуя, как сжимается всё внутри от мучительного сочувствия и благодарности, он осторожно сдвинул ладонь, прижатую к виску демона. Закусил губу, когда Кроули безотчётно сжался и едва заметно повернул голову, пытаясь продлить миг контакта. И бережно, со всей возможной нежностью, на которую был способен, погладил большим пальцем медленно нагревающуюся кожу.

— Если хочешь, мы можем посидеть здесь немного, дорогой мой, — тихо проговорил он, с облегчением отмечая, как расслабляется напряженное почти до спазмов тело демона и как постепенно успокаивается его захлёбывающееся дыхание.

Кроули передёрнулся. Стиснул зубы — а потом Азирафаэль с болью увидел, как медленно, через силу поднялись затрепетавшие веки.

— Просссто п… помоги мне вссстать… — почти без голоса хрипло прошептал он. И ангел закусил губу, вдруг с остротой проворачивающегося груди лезвия осознавая, насколько непосильным будет оставшийся им отрезок пути.

Он сглотнул. И, не найдя в себе сил хотя бы просто ответить, мягко сдвинул руку, подсовывая её под плечи друга.

Кроули на миг обвалился бессильно на его ладонь; но тут же, опомнившись, мотнул головой и неловко опёрся подламывающимся руками об пол. Зажмурился, тяжело дыша. И медленно, сдавленно постанывая сквозь стиснутые зубы, сел. Вскрикнул коротко — бессильно висящие за спиной крылья изогнулись, не в силах даже подняться. Мотнул головой и криво, болезненно улыбнулся ему трясущимися губами.

— Подержишшшшь, ангел? Уберу эти ч-чёртовы…

Он с глухим стоном зажмурился, не договорив. А Азирафаэль, с трудом протолкнув в горло горький комок, сочувственно погладил его по плечу.

— Конечно, дорогой мой… — тихо пообещал он. Кроули глубоко вздохнул, решаясь. О да, это будет больно — Азирафаэль понимал это слишком хорошо. Он плохо разглядел левое крыло на Четвёртом уровне, слишком поглощённый собственной болью и плывущей перед глазами обморочной мутью. Но сейчас отчётливо видел, что раздробленные мечом Хастура кости просто собраны, как сказали бы люди, на живую нитку и наскоро скреплены в нужном положении. До здоровья, хотя бы относительного, Кроули было ещё очень далеко… Ангел помнил, насколько тяжело и больно протянуть в эфирный план раненые крылья. И сейчас молча, бессильно сочувствовал своему другу. Увы, помочь он не мог ничем.

Разве что только осторожно обнять его за плечи, помогая сидеть ровно и позволяя сберечь хоть немного сил.

А Кроули тем временем медленно, с явным трудом преодолевая сопротивление мышц, всё-таки распрямил крылья до более-менее приемлемого положения. Медленно, со свистом выдохнул, срываясь на едва слышный страдальческий стон — Азирафаэль видел, как искривились в яростном оскале бескровные губы. Крылья слабо дёрнулись. Затрепетали, спазматически трепеща. Ангел вдруг подумал, что это движение чем-то напоминает агонию искалеченной бабочки, старающейся взлететь и ещё не желающей верить, что обречена… Подумал — и в ужасе оттолкнул от себя эту мысль. И вместо этого лишь ещё крепче сжал плечи трясущегося, как в ознобе, Кроули. Он видел, как прокатываются судороги по всему его тощему телу, как сжались в кулаки, напряглись руки, словно тоже пытаясь помочь убрать мешающие, ставшие сейчас обузой тяжёлые крылья…

Минуту спустя Кроули со стоном вздохнул и, качнувшись, без сил уткнулся лбом в грудь Азирафаэлю. Крылья медленно истаяли, скрылись в безопасности личной субреальности. Азирафаэль, чувствуя, как от невольных слёз неприятно холодеет лицо, беспомощно погладил демона между лопаток, про себя радуясь хотя бы тому, что Кроули больше не пытается сохранять личное пространство. До этого ли, Господи…

Им надо было спешить. Жизненно необходимо. О да. И всё-таки, Азирафаэль не мог заставить себя выпрямиться и напомнить Кроули об этом. Он не хотел отнимать у друга этого краткого мига отдыха. Не хотел торопить его, напоминать об их удручающем положении. Не хотел…

…Не хотел увидеть, что Кроули не в состоянии идти. Да. Вот этого он боялся особенно сильно. Он не был уверен, что у него хватит сил дотащить Кроули до портала, если тот окончательно обессилеет.

И тем более не был уверен, что сможет исполнить своё самоуверенное обещание и помочь ему умереть без лишних мучений.

Словно подслушав его упаднические мысли, Кроули шевельнулся и нехотя, явно пересиливая себя, поднял голову. Усмехнулся криво, поймав взгляд ангела. И медленно, с трудом отстранился.

— Пошшшли, ангел… Должно быть уже нд… недалеко.