Нетерпение сердца (гет)

Регулус

Ему снится, что инферналы тащат его на дно. Их холодные склизкие руки держат его цепко, тянут за собой в ледяную воду. Бороться — невозможно. Да и поздно. Он зовет брата — в безумном, последнем порыве, отчаявшись сражаться.

И теперь он идет на дно озера в темной пещере, ничего не успев. Практически ничего.

Вода обступает его со всех сторон, обтекает, пытается пробиться в рот, в нос, заполнить легкие. Регулус инстинктивно начинает кашлять, кашлять и кашлять…

— Регулус!

Он резко распахивает глаза. Бледный и растрепанный Сириус сидит рядом с его кроватью, и на прикроватной тумбочке тускло светит лампа.

— Я думал, ты мертв.

— Я думал, что ты мертв, — Сириус встряхивает головой, в глазах у него — вина. — Я себя проклял. Но ты — зачем ты полез в эту пещеру, да еще с эльфом? С инферналами в одиночку не справиться, особенно с таким количеством.

Регулус не отвечает, пытаясь вспомнить, лежит ли еще тот медальон у него в кармане. Сириусу знать про него необязательно, да и он сам не до конца уверен, что знает о его предназначении. Но все это — потом. А сейчас — блаженное тепло кровати и осознание, что он все еще жив.

— Я тебя прощаю, — вдруг хрипло произносит Сириус, и Регулус тихонечко хмыкает в одеяло. Сириус всегда был таким: уверенным, что остальным не плевать на его мнение. — За все прошлое. Перечеркнем и забудем. Я отправил Марлин послание, но она так и не выходила на связь с того чертового дня. Когда встанешь на ноги — навестим ее вместе.

Регулус оглядывается по сторонам: небольшая полутемная комнатка с желтоватыми шторами, надежно скрывающими окно. Это, конечно, не дом Марлин, но и не Хогвартс.

— Хогсмид, — Сириус следит за выражением его лица. — Ты у Мэри, помнишь ее? Такая симпатичная девочка с Гриффиндора, вечно вместе с Лили болталась.

— У нее волосы с золотинкой, — Регулус натягивает одеяло повыше, сохраняя тепло. — Помню ее, конечно. Она помогала Лили с обязанностями старосты, так что мы с ней несколько раз пересекались в библиотеке.

Сириус кладет ногу на ногу. Он, конечно, совершенно не помнит цвет волос Мэри и то, чем она конкретно занималась в школе, и в этом тоже — весь он. Сириус всегда замечает только то, что ему нужно, выцепляет из расплывчатого мира, придает резкие очертания. А на остальных — плевать, пусть остаются размытыми, пока не пригодятся.

— Какой план?

— Ты должен выздороветь. Потом — посмотрим. Мэри приглядит за тобой: Дамблдор считает, что она сможет тебя защитить. В чем я, разумеется, сомневаюсь.

— А где будешь ты?

— У Аберфорта под оборотным зельем. Будет глупо запихивать всех под одну крышу, а тебя совершенно точно будут искать. Кричера и матери в городе нет, можешь не волноваться. Так что если на Гриммо сунутся — никого там не найдут. Только весь дом перевернут…

Регулус слабо улыбается. Сириус, конечно, ни за что не признается, что дом на Гриммо ему дорог. Хорошо, что это правда, пусть и скрытая. Может быть — однажды — все будет лучше, чем было в их детстве.

В дверь осторожно стучат, и Сириус сразу выпрямляется. В приоткрывшейся щели появляется лицо Мэри, а потом и она сама, держащая в руках поднос. Комната сразу наполняется запахами куриного бульона и гренок. Регулус чуть приподнимается, пытаясь сесть в кровати. Удивительно: жив!

— Давно не виделись, — Мэри ставит поднос на тумбочку и садится напротив Сириуса. — Дамблдор хочет поговорить с тобой, как только тебе станет лучше.

Регулус молча вытаскивает руку из-под одеяла и берет блестящую ложку. Дамблдор, конечно, спросит, что он делал в пещере. Что ему сказать? Что он стащил из чаши загадочный медальон? Регулус и сам пока не понимает, зачем Лорду понадобилось прятать медальон в чашу на острове. И он незаметно ерзает, пытаясь понять, в кармане ли та жуткая вещь. От Мэри это движение не ускользает, и она негромко произносит:

— Когда тебя принесли, я нашла на полу украшение, кажется, медальон. Он выпал из кармана, и я положила его в шкафчик у окна.

— Медальон? — Сириус недовольно хмурится. — Связанный с Блэками?

— Потом, — Регулус едва сдерживается, чтобы не наброситься на еду. — Не помню, когда я ел в последний раз.

Сириус помогает поставить поднос ему на колени и что-то бормочет себе под нос, а Мэри просто сидит на краю кровати и улыбается. У нее странная улыбка — вроде искренняя, а вроде неуклюжая, и в полутемной комнате не виден блеск волос. Регулус вспоминает про теплые и нежные губы Марлин и выдыхает. Скорее бы ее увидеть и просто обнять. Ей — сильной, смелой, оставшейся с братом — нужен он, а не Сириус. Нужен человек, который будет рядом, а не черт знает где, подвергая риску себя и ее.

Но вслух он ничего не произносит.

Северус

Мэри торопливо подходит к нему после обеда и натянуто улыбается, делая для окружающих вид, что все в порядке. Но Северус знает, что в ее доме, помимо больной бабушки, лежит едва живой Блэк, а второй Блэк сходит с ума у Аберфорта. При этом Мэри по-прежнему выглядит беззаботной. Ее спокойствие и какая-то сила изнутри, помогающая удерживать равновесие, кажется ему по-настоящему волшебной. Мэри не притворяется, что все закончится хорошо: Мэри верит, хотя, наверное, не верит больше никто. Даже Лили — и та не верит, отчаявшись. И, возможно, поэтому его собственная уставшая душа начинает тянуться к девушке, которая возится с саламандрами.

— Нужно зелье, любое восстанавливающее, — Мэри берет себе кусочек пирога с почками. — Сможешь передать мне завтра утром или днем? Я буду у лунных тельцов.

Северус смотрит на нее искоса: Дамблдор, конечно, взвалил на нее слишком много ответственности.

— Конечно, — отвечает он вполголоса. — Какая-нибудь помощь нужна?

— Нет, только если ты не можешь одолжить мне немного тишины, — Мэри улыбается уголком рта. — У тебя ее полно.

Северус усмехается, кивнув. Лучше всего сварить для Блэка укрепляющее зелье, а для этого нужно незаметно заглянуть в теплицы за зверобоем. Хорошо, что вечером ему будет чем заняться, потому что его самого тишина иногда сводит с ума. Мэри — в эпицентре событий, даже Блэк — в обществе Аберфорта, у Лили есть сын, а он сам совсем как Люпин — одинок. Только разговоры с Мэри немножко оживляют. Дьявол! Как же хочется тепла, хочется сжать теплую руку в своей — и уснуть не одному в постели. Желание кажется очень странным в то время, когда вокруг умирают люди. А еще — и от этих мыслей ему становится не по себе — раньше он представлял рядом с собой Лили. Только — Лили. Сейчас лицо девушки в неясной, сумрачной мечте — размыто.

Северус кладет ингредиенты рядом с котлом и подходит к шкафчику, чтобы достать порошок из чешуек саламандры. Его собственное отражение привлекает внимание на мгновение: худощавый, укутанный в черную мантию, с бледным лицом — непроницаемый. Кому захочется пробиться сквозь эти одежды?

Снег, выпавший с утра, хрустит под ногами, и этот звук намного приятнее хлюпающей грязи. Северус с удовольствием вдыхает морозный воздух и бодро шагает к загону с лунными тельцами. Мэри сидит к нему вполоборота, и золотистая прядь волос закрывает щеку. Северус отчего-то думает, что Мэри — такая приоткрытая дверь между ним и миром, а Лили — это дверь нараспашку.

— Готово, — произносит он сдержанно, и Мэри тут же поднимается на ноги. Лунный теленок доверчиво трется о ее ноги. — Здесь на три раза. Я потом сделаю еще несколько.

— Спасибо, — Мэри прячет склянки в карман теплого плаща. — Спасибо, что никогда не отказываешь, хотя у тебя полно своих дел.

Северус смотрит в ее глаза этого странного болотного цвета и замечает:

— Беру с тебя пример. Думаю, ухаживать за Блэком не входило в твои планы, учитывая семейные обстоятельства, Кеттлберна и Хранителя Тайны. Если ничего не изменится, то рано или поздно Темный Лорд выйдет на тебя.

Мэри пожимает плечами.

— Я не боюсь. У каждого есть свое предназначение в жизни, Северус. У тебя, у меня, даже у Дамблдора. Если я что-то и поняла за последние годы, так это то, что нужно идти вперед и осторожно заглядывать за поворот. Ты на этой неделе собираешься навестить Паучий Тупик?

Северус отводит взгляд, снова поеживаясь на ветру. Раньше он все бы отдал, только бы оказаться рядом с Лили, теперь же он боится смотреть на нее, боится убеждаться все больше и больше в том, что она — не девушка из его подростковых иллюзий.

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Северус скептически кривит губы. Люди вечно знают о тебе больше, чем ты сам.

— Нет, правда, — Мэри заправляет прядь волос за ухо. — Я тоже выпадала из облака иллюзий и ударялась о землю, до сих пор синяки болят. Но знаешь — боль уходит, если заменить ее новой мечтой. Во всяком случае, у меня получилось. Становишься чуть более осмотрительной, а это даже неплохо.

— Тебе не кажется, что на войне не стоит заниматься новыми мечтами? — Северус усмехается, но легкость и одновременно грусть в голосе Мэри придает ему сил.

Она слабо улыбается и наклоняется к теленку, который тычется мордочкой в ее колени.

— Я иногда думаю, что война — самое место для всех чувств. Как-то сразу начинаешь понимать, что для тебя важно, а что — полная ерунда. Так ты навестишь мать на этой неделе?

— Я не знаю. Наверное, — Северус отстраняется от теленка и предупреждающе выставляет вперед ладонь. — Возможно, вечером в пятницу, после собрания факультетов.

Кивнув, Мэри свистит, собирая телят и взрослых тельцов вместе, и жестом указывает им следовать за собой в высокий загон. Дел у нее еще много: накормить лукотрусов, фестралов и огненных крабов, убраться у саламандр и поиграть с нюхлерами. Северус задумчиво провожает ее взглядом и оборачивается к замку.

В жизни все слишком сложно.

Регулус

Они трансгрессируют как можно дальше, в самый конец тихой улочки, в середине которой стоит дом Марлин. Регулус еще не чувствует себя совсем выздоровевшим, но желание увидеть ее слишком сильно. Шагающий рядом Сириус в обличье помощника Аберфорта — невысокого сутулого Стива — постоянно хмурится и оглядывается по сторонам. Сам Регулус выглядит как обыкновенный маггл, чьего имени он даже не знает.

Регулус в задумчивости засовывает руку в карман, но медальона там нет: он намеренно оставил его у Мэри, в шкафчике. Последние дни он постоянно вертел его в руках, и настроение после этого каждый раз портилось. Комната, Мэри, еда — все начинало его раздражать. Впрочем, это не удивительно: в медальоне — темная магия, вот только какая? Дамблдору он ничего не сказал, кроме того, что пытался проверить, зачем Лорду понадобилась пещера, и чуть не погиб. Глаза Дамблдора смотрели внимательно. Пожалуй, слишком внимательно, но Регулус не отвел взгляда — и директор ушел, довольно кивнув головой.

— Ты к ней сразу не бросайся, — голос у Сириуса еще более хриплый, чем обычно. — Не забудь, что выглядишь совершенно непривлекательно.

Калитка в сад распахнута, и дверь в дом открыта настежь. У Регулуса холодеют кончики пальцев, и тело леденеет изнутри, словно он снова в подвале Лестрейнджей. Сириус медленно вытаскивает палочку из кармана, и Регулус вторит его движению: но новая палочка дрожит в руке.

— Похоже, тут были Пожиратели, — цедит Сириус сквозь зубы. — Боюсь, Марлин смылась и отсиживается где-то далеко. Адреса Мэри она не знает, дом-то под заклятием Доверия, а к Аберфорту она не сунется с ребенком, там слишком воняет и ходят неприятные личности.

Регулус все понимает сразу, как только проходит холл и в дальнем углу гостиной, у разбитого окна, замечает тело мальчика. Марк лежит на боку, и на виске у него — запекшаяся кровь, и под головой — лужица крови. Рядом — как траурные цветы — осколки стекла.

Сириус с шумом втягивает воздух и резко открывает дверь в спальню, загораживая собой проем.

— Не подходи, — говорит он глухо спустя несколько секунд тишины. — Останься там.

Регулус молча отодвигает его в сторону, и Сириус почему-то уступает.

В темной спальне поперек кровати лежит Марлин. Ее руки задраны вверх, шорты висят на ногах, блузка разорвана, грудь — обнажена, а рот слегка приоткрыт. Палочка валяется тут же, у кровати, на забрызганном кровью полу. Регулус долго смотрит на ее неподвижное, уже мертвенно-бледное тело. Потом подходит ближе, дрожа с головы до ног, и заворачивает Марлин в покрывало.

— Я любил ее, — произносит Сириус где-то за спиной. — Она думала, что я вру. Но я любил ее.

— Я знаю, — Регулус слышит себя словно издалека.

Ничего и никогда уже не будет лучше, чем тот вечер, когда они смотрели на звезды и Марлин сама поцеловала его. Вечер, в который он почувствовал себя нужным и живым. Теперь остается одна цель — отомстить, но не сгоряча. Начать с разгадки медальона. Забить себе голову другим, чтобы не думать о смерти.

— Их нужно похоронить, — Сириус кладет руку ему на плечо. — За домом есть сад и яблоня, которую Марлин обожала.

Регулус кивает. Все смешивается в один ком эмоций: гнев, ненависть, боль, пустота. Сириус наверняка чувствует то же самое — только молчит. Но такого страшного выражения лица у него никогда не было, даже в тот вечер, когда он сбежал из дома.

— Ребенка жалко, — Сириус садится на мокрую траву. Снега в Лондоне не дождаться — даже в январе. — Ничего не успел, как и мы с тобой. Из школы — в войну. А ребенок и школы-то не увидел…

Регулус садится рядом с ним, касаясь плечом плеча. Потом, когда они вернутся продрогшие в Хогсмид, потом время снова начнет идти, но не сейчас. Это мгновение возле брата, возле свежих могил, кажется вечным и застывшим. Ошибка за ошибкой, ложные мечты привели его сюда, под эту старую яблоню. В голове — холод и незнание, из которых придется выбираться, а он только и вспоминает, что улыбку Марлин и ее губы, и ее талию, и горячие руки.

— Ты не первый раз теряешь, — замечает Регулус, заставляя себя оторваться от мыслей.

Сириус некоторое время молчит, потом глухо замечает:

— Джеймс был мне больше, чем другом. Он был братом, каким ты не смог быть.

Регулус поднимается и протягивает ему руку. Если сидеть дальше — то они примерзнут к этой земле, врастут в нее своими воспоминаниями. Непонятно как, непонятно, насколько это удастся — но нужно двигаться дальше. Через боль и через пустоту — и если получится, то вытащить из этой пустоты Сириуса. Смерть за смертью — так и с ума можно сойти, особенно на войне.

— Чистокровная, — Сириус поворачивается к могиле Марлин. — Теперь ты понимаешь, что Риддлу плевать на чистокровок? Его интересует только он сам.

Регулус понял это уже давно, в том самом подвале. Чистокровность — лишь идея, из которой выросла мечта обладать властью, ничего более. И в этом ему видится самое страшное.

Мэри.

Северус

Лили сидит на ковре рядом с Гарри и помогает складывать разноцветные кубики. В комнате душно и пахнет деревом. Северус думает, что этого запаха ему не хватает в Хогвартсе. Сколько часов он провел с книгой под нагретыми стропилами чердака! Да, и в том несчастливом времени были счастливые моменты.

Лили поднимается с ковра и натянуто улыбается. Ей все осточертело — это мгновенно читается в глазах.

— Сев, мне нужна твоя помощь.

Вот так сразу, без предисловий. Впрочем, без предисловий — это самая настоящая Лили, какую он помнит с детства. Она шумно выдыхает и произносит быстрым шепотом:

— Я должна поговорить с Регулусом.

— Нет.

— Я не спрашиваю твоего разрешения, — Лили начинает сердиться. — Я прошу, чтобы ты остался с Гарри, пока меня не будет. Ты — единственный, кому я верю.

Северус разрезает рукой воздух. Она с ума сошла! Как у нее даже мысль такая возникла?

— Как же Мэри?

— Мэри — Хранитель Тайны, чем реже она здесь появляется, тем безопаснее для всех нас.

Северус в отчаянии изучает ее лицо.

— Можно узнать, почему я единственный? Или причина вполне себе прозаична: меня не жаль потерять, кроме того, я хорошо сражаюсь? Пожалуй, дело в этом, Лили? Но ты недооцениваешь Беллатрису. Или Долохова.

Лили скрещивает руки на груди, и в зеленых глазах — упрямство. Она хочет выиграть этот спор, и она уверена, что выиграет. Лили не привыкла, что ей отказывают.

— Ты лучше обоих, Сев.

— Ты этого не знаешь, Лили. Ты вообще ничего обо мне не знаешь и не хочешь знать. У тебя на это нет времени, да и раньше тоже не особенно хватало, — он раздраженно пятится к окну. — Куда проще было связаться с Поттером, у которого ветер в голове, ведь его даже и не особенно понимать нужно было, правда? Задумываться, а о чем он мечтает, что ему интересно.

Лили оглядывается на ребенка: Гарри продолжает самозабвенно лизать край кубика. Тогда она поворачивается и яростным шепотом заявляет:

— Прекрати, Сев. Я уже осознала, откуда взялось твое отношение к Джеймсу. Обычная слепая мужская ревность — больше ничего. Он был прекрасным человеком, мужем и отцом, и не нужно пытаться делать из него идиота.

— Каким он на самом деле и был, — Северус стискивает челюсть. — Умер без палочки в руках, как простой маггл. Не сделал ничего, чтобы тебя защитить, придумал этот идиотский ход с Петтигрю, хотя каждый первокурсник бы заметил, что Петтигрю — гнилой с головы до ног. Вы оба — безумно самонадеянны, Лили. Хотели обхитрить Лорда? Вам нужно было брать в Хранители Дамблдора, а не играть со смертью в прятки. Но вы решили, что так неинтересно, правда? А теперь — теперь ты хочешь умереть. Лондон кишит Пожирателями и предателями, Лили. В погоне за будущим благополучием многие играют на две стороны.

Она сжимает ладони в кулаки.

— И что ты предлагаешь? Сидеть здесь — и ждать, пока святой Дамблдор что-то придумает? Я — член Ордена, а не только мать. Я имею право сражаться, Сев.

— Тогда сначала нужно было сражаться, пока не надоест, а потом рожать детей, — отвечает он зло. — Ты знаешь мою историю, хотя и делаешь вид, а может — так оно и есть — что тебе наплевать. Расти без отца — не самая приятная судьба, Лили. Расти сиротой — тем более. В первую очередь сейчас ты — мать.

Лили яростно кивает на дверь.

— Тогда уходи. Мы совершенно чужие люди, Сев. Эти твои иллюзии про детство и лучших друзей такая романтическая чепуха… Даже не понимаю, откуда это в тебе взялось. Ты всегда интересовался темной магией, неприятными, отталкивающими вещами, вступил в этот круг убийц, но хочешь, чтобы я нуждалась в тебе как в друге.

Северус сглатывает. Вот и все — иллюзия разбита. Он стоит напротив девушки, за прикосновение которой, за улыбку которой готов был на все — и понимает, что она права: они — чужие. Люди выдумывают себе людей, а потом хватают руками пустоту.

— Никто не защитит моего ребенка, — произносит Лили отчаянно, и в ее глазах блестят слезы. — Только я. И для этого мне нужно поговорить с Регулусом. Пожалуйста, Сев. Я знаю, я — не та, какой ты меня представлял. Может быть, именно я и разрушила нашу дружбу — я не знаю, у меня в голове один большой ком, а сил все меньше и меньше. Но когда-то ты рассказал девочке о магическом мире. Помнишь ее? Глубоко внутри я все еще та девочка, Сев. Ради нее — помоги.

Он отворачивается. Внутри него самого нет того чумазого мальчишки. Давно нет.

— Хорошо. Только помни, что ты рискуешь и мной, и Гарри, и Мэри. Сразу тремя жизнями, не говоря о твоей собственной, — он не смотрит на нее, не может найти в себе решимость взглянуть в ее лицо. — И, разумеется, я не скажу Дамблдору. Когда мне нужно прийти?

Лили расправляет плечи. Она победила — как и всегда.

— Через неделю — сможешь?

Северус молча кивает. Они чужие, да, но это не значит, что он перестал ее любить, и от этого мысли в голове путаются еще сильнее. Кого он любит на самом деле, если Лили — другая?

Гарри спит, как Лили и обещала: она специально ушла к Мэри после того, как уложила ребенка. Но Северус все равно вздрагивает от каждого шороха, сжимая палочку в руке. Мэри наверняка рассердится: и на него, и на Лили — и будет права.

Он переводит глаза на кроватку: еще один ребенок вырастет без отца. Удивительно, что для этого совсем не обязательно его отсутствие. Иногда достаточно лишь нежелания понять и неумения любить.

И он вспоминает, что нужно навестить отца. Когда тебе двадцать один, а не одиннадцать, некоторые вещи понемногу переворачиваются в голове. Отцу было трудно принять магию, мать не смогла его отпустить. Два человека жили постоянно вопреки: ничем хорошим это не заканчивается. Может быть, и он бы сам стал другим, если бы отец ушел еще в детстве.

— Нельзя было ее отпускать, — мать осторожно заходит в комнату и бросает взгляд на кроватку. — Спит?

— Да, — Северус на всякий случай накладывает «Оглохни».

Мать садится на край идеально заправленной кровати и тяжело вздыхает. Ее желтоватое лицо с морщинками вокруг глаз выглядит совсем усталым.

— Вы слишком разные, сын, — произносит она шепотом. — Ты и сам начинаешь это понимать.

— Я все равно… — слова застревают в горле.

— Ты любишь не Лили. Ты любишь те моменты из прошлого, когда она была рядом, и такое случается со многими людьми, — мать сочувственно улыбается. — Пора взрослеть, сын. Увидь ее в настоящем. Ее риск, ее боль, ее отчаяние. Вы ушли далеко друг от друга, как я и Тобиас. Ты прятался в этой дружбе от всего мира, я пряталась в любви. Ничего хорошего у нас с тобой не вышло.

— Откуда ты знаешь? — Северус смотрит на нее раздраженно. — Люди вокруг меня, кажется, все знают обо мне, только я сам ничего не знаю.

Мать пожимает плечами.

— В своем же глазу они не видят ни черта, начиная с Дамблдора, — Северус продолжает сердиться. — Играют в жизнь, особенно Блэк. Вот ты, мама, почему ты сбежала из дома и осталась в этой дыре? Что, черт подери, не так с семьей Принцев?

Лицо матери становится серым. Некоторое время она молчит, глядя в пол, потом замечает:

— У них другие ожидания.

— Ожидания! — Северус чуть повышает голос, потом сразу спохватывается. — Плевать на ожидания, мы все равно никогда их не выполняем.

— Как дела в школе?

— Поразительно однообразно, — Северус вспоминает заплаканное лицо шестикурсницы и усмехается. — Отправил двух наглецов на отработку. Подумал, им будет полезно чистить котлы без магии. Разумеется, пришла Минерва и долго сомневалась — вслух, что я имею хоть какие-то педагогические навыки.

Мать снова улыбается, и в улыбке проступает ехидство.

— Я всегда знала, что уж кем тебе не стоит становиться, так это преподавателем. Думала, будешь работать в какой-нибудь конторке в Министерстве, подальше от суеты. Но ты попал в самый эпицентр беды.

Северус поджимает губы: а не из-за нее ли? Вот еще одни неоправданные ожидания. Он все мечтал в детстве, что они вдвоем с матерью съедут из Тупика куда-нибудь далеко, на другой конец Англии, но мечты остались мечтами.

— Мне нравятся умные студенты, — замечает он, чтобы заполнить тишину. — С ними интересно, я могу научить их чуть большему, чем написано в идиотских учебниках. Но средненькие и тупицы — это наказание. Неохота тратить на них время: и так понятно, что они всего лишь отсиживают урок, и зельеваров из них не выйдет. У Минервы, разумеется, другая теория на этот счет. Мол, я должен возиться со всеми, чтобы каждому дать шанс. Черта с два. Жизнь — место борьбы. Все свои школьные годы я боролся, пусть борются и они. Не собираюсь никому облегчать путь к успеху.

Мать долго сидит молча, потом тяжело вздыхает, поднимается, проводит рукой по его волосам и возвращается в гостиную. Северус остается наедине со спящим Гарри.

Регулус

Он приподнимается и, найдя на ощупь палочку, зажигает свечу на тумбочке. За стеной слышатся старческое бормотание и тихий голос Мэри. Регулус выдыхает: жаль девушку, на которую свалилось сразу так много: и заклинание Доверия, и эта возня с животными, и Орден, и больная бабушка. Чертов Мунго! Их отношение кажется совсем наплевательским: лекарства то есть, то нет, и все это объясняется словами: «На войне трудно достать необходимые ингредиенты». Звучит, словно им не хочется подвергать себя опасности.

Стараясь двигаться бесшумно, Регулус подходит к окну и осторожно отодвигает плотный бежевый тюль. Они похоронили Марлин неделю назад, и всю эту неделю он не может спать, только смотреть на рассыпанные на небе звезды. Сириус так и не выходил из таверны.

Исчезли иллюзии. Смерть приходит за каждым, вот ты стоишь, дышишь — а через мгновение мертв. Регулусу верится — хочется верить — что на небе появится еще одна звездочка.

Он так же бесшумно возвращается к кровати, а потом, подумав, поворачивается к шкафу. Медальон тоже виновен в его бессоннице. Регулус вертит его, рассматривая, и ему снова мерещится тихий-тихий шепот. Что спрятано внутри? Открывать его он все еще не решается: гриндилоу его знает, что может вылезти наружу, учитывая, что медальон принадлежит Лорду.

Регулус прячет медальон среди книг и думает о том, что ему нужны книги — желательно, те, что лежат в его комнате на площади Гриммо. Он даже помнит всех авторов трактатов по темной магии, но эти книги нигде не найти, кроме Хогвартса или лавки в Лютном переулке. Оба варианта не подходят: в первом случае придется рассказать все директору, во втором — попасться в западню, возвращаться на Гриммо тем более опасно. В том, что Пожиратели и там побывали, нет никакого сомнения.

Что, если позвать Кричера? Можно ли отследить его перемещения? Опять же, если и спрашивать, то только у Дамблдора. Но Дамблдор отгородит его от опасностей медальона и, скорее всего, заберет сам медальон, чем лишит возможности разгадать намерения Лорда. Нет, нужно как-то достать книги: он уверен, что где-то видел раздел про создание особых магических артефактов, которое завязано на использовании старинных вещей.

Одевшись, он выходит в гостиную, где Мэри уже сидит у огня, устало оперев голову на руку.

— Мне нужна библиотека, — произносит Регулус, усаживаясь рядом с ней у камина. — Любая хорошая. Ты ведь иногда посещаешь занятия мракоборцев: может быть, есть возможность попасть в Запретную секцию?

Мэри смотрит на него устало. Рыжие блики огня играют на ее золотистых волосах.

— Почему сразу в Запретную?

— Не могу объяснить.

— Запретная секция есть в Хогвартсе, есть в Магической библиотеке Британии в Лондоне, есть несколько полок в Отделе Тайн. Только ты же понимаешь, что потенциально опасную книгу просто так не выдадут, в первую очередь, в Хогвартсе. А попасть в Лондон очень трудно, хотя, конечно, вряд ли тебя будут поджидать в библиотеке.

Регулус задумчиво хмурится. Некоторые книги на Гриммо были подарены Блэкам смотрителем библиотеки, так что на всякий случай можно рискнуть и связаться с ним. Он полукровка и вряд ли заинтересован идеями Лорда.

В дверь тихонечко стучат: три раза, потом два, потом — перерыв, и снова — три раза. Пароль, который может знать только Орден. Регулус настороженно бросает взгляд на часы, и Мэри вторит его движению: час ночи. Скорее всего, это Сириус или Снейп. Но какого гриндилоу они забыли здесь так поздно?

Мэри, пряча палочку за спиной, осторожно подходит к двери и приоткрывает ее чуть-чуть.

— Кто здесь?

Но по ту сторону двери молчат. Тогда Мэри делает щель чуть шире и вглядывается в темноту.

— Никого не вижу.

Но кто-то отталкивает ее внутрь и проскальзывает в комнату. Регулус вскакивает на ноги и замирает, зажав палочку в руках. Секунду ничего не происходит, только Мэри тихо закрывает дверь, а потом у огня вдруг появляется фигура молодой женщины, и Регулус мгновенно узнает ее.

— Лили Эванс, — шепчет он растерянно и оглядывается на Мэри.

— Поттер, — поправляет та и сердито скрещивает руки на груди. — Ты сошла с ума, Лили. Это мантия-невидимка Джеймса, если я правильно понимаю. Жаль, что Дамблдор не забрал ее у тебя — впрочем, он не рассчитывал, что ты поступишь так безрассудно.

Лили пожимает плечами, и Регулусу сразу становится ясно: ей на Дамблдора совершенно плевать. Она пришла за чем-то другим, причем пришла именно к нему.

— Ты занимаешься темной магией, — произносит она торопливо. — И я хочу тебе помочь.

Мэри

Она входит в кабинет, едва постучавшись: Северус сидит в низком кресле у камина и задумчиво смотрит на огонь поверх книги. Мэри останавливается напротив него и молча скрещивает руки на груди. Внутри нее все бушует, и, чтобы не наговорить лишнего, она считает секунды. Две, три, пять, десять…

— Я все понимаю, правда, — у нее срывается голос. — Честное слово. Но твоя… твои чувства погубят ее, Северус. Как ты мог позволить ей выйти из дома? С кем был Гарри?

— Со мной, — он отвечает не сразу, смерив ее взглядом. — Ты имеешь право злиться, я должен был сказать тебе, но тогда бы Лили осталась в Тупике. Я боюсь, что если бы я не согласился, она бы совершила еще большую глупость. Мама была в Лютном под Империусом, я в этом абсолютно уверен, сама бы она ни за что туда не пошла.

Мэри нервно переплетает пальцы и несколько раз проходит мимо камина.

— Книги по темной магии?

— Да.

— Тут только один выход: отправлять Регулуса в Паучий Тупик, — Мэри продолжает расхаживать по кабинету. — Вариант, что Лили будет приходить ко мне, исключается. Я и так рискую многим. Они оба попросили меня сходить в Лондонскую библиотеку или сунуться на Гриммо.

Северус резко поднимает голову.

— Про Гриммо — и думать забудь, — произносит он нервно, и от этого встревоженного голоса по ее спине пробегают мурашки: ему не все равно, что с ней будет! Редкость в эти дни. — Ты и так вляпалась по уши, Мэри. Неверное движение — и за тобой тоже будут следить, а нам этого совершенно не нужно. Если Блэк захочет переехать в Тупик, я не буду против. Может быть, это к лучшему: он неплохо сражается, а моя мать использует только бытовую магию.

В его черных глазах — странное отчаяние, и Мэри мгновенно становится его жалко. Она останавливается возле него и осторожно кладет руку ему на плечо.

— Прости, что ворвалась без спроса, — она старается, чтобы голос звучал мягко.

— Мэри, — его голос колеблется, от привычно холодного становится нерешительным. — Если решение кажется правильным для одного человека, но абсолютно безумным для остальных — стоит его принимать?

Мэри смотрит на его слегка склоненную голову, и ей ужасно хочется ему помочь. Мать, ушедший отец, Лили, которая думает только о том, как покончить с Темным Лордом, Блэки, вся эта суета в школе — не каждый справится.

— Конечно, стоит.

— Ты не слышала ничего о семье по фамилии Принц? — он делает равнодушное лицо, и Мэри тут же вспоминает, что это фамилия его матери. — Я бы хотел узнать, что с ними случилось. Дамблдора я спрашивать не собираюсь, он и так постоянно лезет в мои дела.

Мэри проводит рукой по лбу, размышляя. Ей легко рядом с Северусом, и ей понятны его чувства — оттого ей так хочется, чтобы отчаяние ушло из его глаз.

— Могу поискать в школьной библиотеке. Мадам Пинс не откажет, ей уже надоели учебники и энциклопедии.

Северус поднимается на ноги и смотрит на нее изучающим взглядом.

— Спасибо. Если тебе несложно, конечно.

Мэри едва заметно усмехается, но ничего не произносит: конечно, разве он может показывать мадам Пинс, что занимается своей семьей. Мало ли что та может подумать. Но ей отчего-то становится тепло на душе: среди всех забот, эта просьба — очень личная. Ей хочется остаться в кабинете еще немного, но настенные часы показывают одиннадцать вечера. Жаль!

Северусу, кажется, тоже жаль — потому что он морщится и бросает взгляд на кипу свитков на столе.

— Как шестой курс? — спрашивает Мэри, уже взявшись за дверную ручку.

— Учатся работать без магии, — отвечает Северус ворчливо, но когда Мэри удивленно приподнимает брови, он злорадно улыбается. — Кажется, я буду самым отвратительным преподавателем в школе.

Мэри передергивает плечами.

— Еще есть профессор Бинс.

И они оба громко хмыкают.