Под куполом (гет)

Гермиона

— Мисс Грейнджер приглашается в качестве защищающей стороны. Прошу, мисс Грейнджер, займите место.

Гермиона спокойно встает за потрескавшуюся от времени стойку и достает из папки необходимые документы.

— Ваша честь, хочу обратиться с ходатайством о возвращении Малфоям их родового поместья, а также об открытии доступа к деньгам, которые хранятся в сейфах Лестрейнджей, их родовым землям, дому в Лондоне и замку.

Судья — худощавая волшебница по имени Розалинда Оуэн в длинной черной мантии, дальняя родственница Марчбэнкс — поправляет очки и осведомляется:

— На каком основании вы подаете такую просьбу?

Гермиона оглядывается на сидящую позади Нарциссу и вновь поворачивается к судье.

— Ваша честь, на основании статута от тысяча пятьсот третьего года, гласящего, что все имущество переходит в право владения ближайшего родственника, если род прекращает существование.

Судья приподнимает брови:

— Вы ведь осведомлены, что статут был отменен в тысяча восемьсот двадцатом году?

Гермиона вытаскивает пожелтевший документ и машет им в воздухе. Темный зал слушаний освещен тускло, и судья, взяв документ из ее рук, приближает его почти к самому носу.

— Что это, мисс Грейнджер?

— Поправка о наследстве, внесенная в статут о семейном праве пять лет назад. Она работает точно так же, как и статут шестнадцатого века.

Судья забирает документ и долго его разглядывает, вчитываясь в каждое слово. Гермиона насмешливо скрещивает руки на груди: и так работают в каждом отделе! Не знают всю специфику до конца. Как их вообще берут на такую ответственную должность?

Спустя пятнадцать минут тишины судья заявляет:

— Суд принимает решение в пользу истца и его ходатайства. Миссис Малфой, подходите послезавтра вечером на второй уровень в отдел выдачи наследственных бумаг, вы получите необходимые документы.

— Я же говорила, что мы легко оспорим запрет на пользование имуществом, — Гермиона довольно улыбается, подходя к Нарциссе. — Теперь вы вернетесь в Мэнор и отреставрируете его.

Нарцисса с сомнением качает головой.

— Я не вернусь жить в Мэнор. Останусь в доме Лестрейнджей, если Северусу понравится эта мысль.

За дверью их ждет Снейп. Он уже не привязан к замку, но пока что не встает с кресла, хотя целители в Мунго пообещали поставить его на ноги за полгода.

— Выиграли, — произносит он без удивления. — Впрочем, всезнайки не проигрывают.

Гермиона сердито поджимает губы.

— Почему вы меня так не любите?

— В вас есть что-то невероятно раздражающее, Грейнджер, — невозмутимо отзывается Снейп и пожимает руку Нарциссе. — Какие дальнейшие планы?

— Мунго, — отвечает Нарцисса, бросая взгляд на Гермиону, и та мгновенно кивает, соглашаясь. — А потом поговорим о том, где будем жить.

Больница святого Мунго переполнена ранеными и больными после нападения гоблинов в Манчестере. Гермиона поднимается наверх вслед за Нарциссой, получив разрешение на посещение в регистратуре.

Палата Драко, которую Гермиона оплатила сперва сама, пока у Нарциссы не было денег, находится на том же этаже, что и палата Долгопупсов. В прошлый раз Гермиона застала там Невилла с Дафной, утешающей его: родители совсем плохи, и целители говорят, что им остается жить не больше двух или трех лет.

Нарцисса заходит первой, и Гермиона остается терпеливо ждать в общем холле. Напротив нее, у открытого окна, нервно курит Паркинсон.

— Здесь нельзя курить, — замечает Гермиона невольно. Прошлое старосты все еще прорастает в реальную жизнь.

— Неужели? — Паркинсон усмехается, но тушит сигарету. — Я еще на седьмом курсе бросила. Гойл курил, я попробовала и втянулась. Но потом бросила, а сейчас нет сил, хочется себя чем-то занять.

Гермиона понимающе кивает. На дело о наследстве ушло добрых две недели, прежде чем она смогла выступить в суде, и она заставляла себя им заниматься, чтобы не оставаться наедине с самой собой.

— Ты к Рону приходишь? — Гермиона смотрит на нее снизу вверх. Паркинсон выглядит неважно: худая, бледная, с синяками под глазами и наспех приглаженными волосами. — Я тебя позавчера видела.

— К нему и к матери.

— С Роном все будет в порядке, — заверяет Гермиона. — И магия к нему скоро вернется.

— Я не нуждаюсь в утешении, Грейнджер, — насмешливо замечает Паркинсон. — Но, в любом случае, спасибо. Скоро все дерьмо закончится, и начнется жизнь. Ты шляпы любишь?

— Шляпы? — Гермиона на секунду теряется. — Честно говоря, никогда не пробовала их носить.

Паркинсон морщит нос.

— Выйдешь за Малфоя — придется соответствовать, так что заходи в мой будущий магазин в Косом переулке напротив "Волшебных Вредилок". Гоблины ссудили мне хорошенькую сумму, так что я уже занимаюсь оформлением. Назову магазинчик "Шляпы от Пэнси", ведь Пэнси это еще и цветок, о чем ты, разумеется, знаешь с первого курса. Думаю использовать его на вывеске.

Гермиона неловко ерзает на стуле. Она сидит напротив Паркинсон, и они разговаривают! Такое возможно?

— Получится красиво. А что с твоей мамой?

Паркинсон мрачно вытаскивает тонкую сигарету из пачки, смотрит на нее несколько секунд, потом швыряет в мусорное ведро.

— Заболевание мозга. Прогнозов никаких не дают, лекарства прописали, специальные зелья. Понаблюдают и вынесут окончательный диагноз. Рон говорил, нужно смириться, принять ее и такой. Тяжело принимать. Отец рукой помахал — мне четырнадцать было — мать теряет память. Иногда думаешь, а за что тебе все это дерьмо? У меня никого нет, стою, вот, с тобой разговариваю.

Гермиона сглатывает. Какие шрамы оставляет не война, а обычная рутинная жизнь! И как долго эти шрамы затягиваются, а некоторые лишь покрываются корочкой, которую изредка сдираешь.

— Ты не одна, а с Роном. Семья Уизли не самая простая на свете, но они за своих стоят горой. Джинни, конечно, будет посмеиваться — не обращай внимания.

Паркинсон фыркает и, повернувшись к ней спиной, идет к лестнице. Уже в самом конце коридора она оборачивается, говоря:

— Ты вытащишь Малфоя, Грейнджер. Если кто-то способен на это, то только ты. У тебя мозги из головы торчат.

Гермиона грустно улыбается, и Паркинсон исчезает в дверях. Время для нее словно остановилось, но вместе с тем неумолимо идет вперед, а оно драгоценно. Целитель так и не понимает, отчего Драко не становится самим собой: он ходит, смотрит, но молчит. Его зрачки черные как уголь. В них нет жизни.

Гермиона прислушивается: нет, Нарцисса еще в палате. Она подолгу сидит с Драко, разговаривая с ним. Но он не отвечает.

После того, как Гарри использовал меч, тот растворился в воздухе, а Драко упал навзничь, истекая кровью. Рана затянулась сама, но Драко так и остался получеловеком, полуживым.

Мир понемногу возвращается в прежнее русло: люди, населявшие разные города-эксперименты, приходят в себя, туман постепенно рассеивается, с оказавшимися на свободе опасными животными работают мракоборцы. Даже Косой переулок постепенно возвращается к торговле. Ей самой Министерство прислало несколько предложений со свободными вакансиями, в том числе в отделе правопорядка. Гермиона ответила, что вернется через пару недель, и ее обещали ждать. Во всяком случае, работа у нее есть.

Мир не узнает, что был на краю гибели, а с гоблинами заключено соглашение, согласно которому они будут ограничены в правах, однако сильно не пострадают, также Гринготтс остается работающим банком, хотя многие волшебники забрали золото из сейфов.

— Проходи, — Нарцисса касается ее плеча. — Целитель остался с Драко, он хочет с тобой поговорить.

Гермиона входит в палату: Драко стоит у окна, глядя на оживленную улицу. Он похож на робота-манекена с витрины Хэрродс, и это невероятно страшно.

— Мисс Грейнджер, я исследовал причины и взял все возможные анализы у мистера Малфоя, — седой старичок пощипывает куцую бороду. — Боюсь, что излечения после такого происшествия нет. Погодите отчаиваться: шанс у вас имеется. Однако, сильно надеяться не стоит... Его душа на распутье, мисс. И если найти способ, как обратить ее к нам, к свету, то вы вернете ему жизнь.

Гермиона сжимает ладони в кулаки. Мерлин, как она устала искать и гадать, шагая в темноте на ощупь с вытянутыми вперед руками!

— Времени у вас немного, — целитель качает головой. — Недели две. Больше месяца в таком состоянии не существуют. Торопитесь, используйте все идеи, какие только придут вам в голову.

Гермиона остается с Драко наедине, нервно сжимая и разжимая ладони.

— Ты меня совсем не слышишь, да? — шепотом произносит она, подходя к Драко ближе.

Тот поворачивает к ней голову, но взгляд мертвый, как у инфернала. Затем проходит мимо нее и садится на кровать.

— А помнишь, как мы добирались до руны в Ватикане? Столько интересных и страшных загадок, — голос у нее дрожит. — А потом ты спас меня от ищеек. Я готова пройти все это сколько угодно раз, лишь бы вернуть тебя.

Драко молчит, глядя на нее непроницаемо.

— Я обязательно придумаю, что сделать, чтобы мы были вместе, клянусь, — Гермиона смахивает предательскую слезинку со щеки. Она должна быть собранной и сильной, а не плакать опустив руки. — Ты только меня не забывай, хорошо?

Драко отворачивается, и Гермиона быстрым шагом выходит из палаты. Ей срочно необходимы книги... Опять искать? У нее не больше двух недель. Может быть, обратиться к Миранде?

По ту сторону двери ее терпеливо ждет Нарцисса.

— Северус предлагает отправиться в дом Лестрейнджей прямо сейчас. Посмотреть, в каком состоянии комнаты, подать объявление в "Пророк" о поиске прислуги. Ты хочешь с нами?

Гермиона лихорадочно соображает, где лучше остаться: у родителей, у Нарциссы или одной в спальне Гриффиндора в Хогвартсе.

— Там есть библиотека?

— Одна из лучших.

Гермиона, подумав с минуту, решает отправиться с ними: сочувствующие лица родителей не придают ей храбрости, а одинокая спальня в Хогвартсе вызовет слишком много воспоминаний.

В особняке Лестрейнджей темно и мрачно, пахнет пылью и нежилым помещением. Нарцисса взмахивает палочкой, зажигая свечи, и огромный холл с мраморной лестницей проступает из темноты. Нарцисса снова взмахивает палочкой, и со стен и пола исчезает пыль, шторы из темно-бордовых становятся голубыми. Они проходят по всему дому, применяя чистящее заклинание, кое-где Гермиона замечает пятна засохшей крови; на лестнице, ведущей на второй этаж, висят головы домовиков — совсем как на Гриммо. Где-то наверху яростно хлопает дверцами шкаф, в другой комнате завывает то ли призрак, то ли кто-то еще.

— Боггарт и упырь, — спокойно замечает Северус. — Я разберусь.

В спальне с золотыми обоями обнаруживается стая докси, Гермиона сердито расправляется с ними с помощью магической сетки. В гостиной между вазами с высокими цветами прячутся садовые гномы, в кухне ползают гигантские слизни.

Через три или четыре часа дом преображается: из затхлого и пустого, словно забытого, он становится полон света, уюта и легкости.

Гермиона выбирает себе небольшую комнату на третьем этаже, со скошенной крышей и круглым окном: вероятно, раньше это была одна из комнат прислуги. Нарцисса не отговаривает ее, только слегка треплет по плечу.

— Надежда еще есть. Ты справишься, — произносит она ободряюще. — Самое главное, что Драко узнал, что значит любить. Последний школьный год он вздрагивал от каждого шороха, винил во всем себя и отца, совсем отчаялся. Я ничего не смогла сделать, а ты — смогла.

Гермиона не отвечает, и Нарцисса, направившись к двери, оборачивается и добавляет:

— Привезли продукты из лавки, девочка обещает что-то состряпать. Если она толковая, попрошу ее остаться хотя бы на пару недель, одной мне со всем не справиться. Спускайся, как будешь готова.

Гермиона кивает, усаживаясь с ногами в низкое кресло и обхватывая колени руками. В кармане жжется зеркало, и она неохотно вытаскивает его.

— Ты где? — Гарри обеспокоенно смотрит на нее по ту сторону. — В Хогвартсе говорят, тебя не видели.

— Я с Нарциссой у Лестрейнджей, — отвечает она тихо. — Останусь тут переночевать, хочу поискать информацию в книгах. Целитель говорит, что нужно найти что-то, что вернет Драко желание жить.

— Мне кажется, Рон знает, — Гарри хмурится. — Я спрошу еще у мадам Помфри. Снейп с вами? Я вчера столкнулся с ним в Министерстве: я записывался на курсы мракоборцев, а он плыл в своем кресле на собеседование. Если он опять будет меня учить, я лучше сразу не приду.

Гермиона улыбается и закрывает зеркало.

Значит, Рон знает — или догадывается. Рон почти пришел в себя, с ним каждый день возится Паркинсон и Молли. Он уже почти всех узнает, ходит и пытается использовать самые простые заклинания.

Завтра она посвятит день книгам и размышлениям, а послезавтра навестит Рона.

Вместо ужина Гермиона спускается в библиотеку и долго ходит между стеллажей. Книг действительно очень много, но она не знает, в какой хранится необходимая ей информация. Она берет наугад "Психологию магии" и садится за стол.

"Магия работает всегда, стоит лишь разобраться, что вы от нее хотите, и тогда очень легко заставить ее работать на вас".

Гермиона фыркает.

— Да уж! Невероятно легко!

"Магия не подразумевает сдерживания или подавления эмоций, вы должны лишь направить их на объект желания. Если вы отчаялись, найдите истинную причину отчаяния в себе, а не в окружающих".

Гермиона подозрительно смотрит на обложку:

— Автор не профессор Трелони? Удивительно.

— Что вы читаете, Грейнджер? — в библиотеку сначала плавно влетает поднос с едой, а вслед за ним появляется Снейп и останавливается напротив нее.

— Чепуху какую-то, — Гермиона сердито откладывает книгу, и Снейп пробегает взглядом по названию.

— Вы ошибаетесь, Грейнджер. Психология в магии чрезвычайно важна, если это не изготовление зелья. Там нужна точность и острый проницательный ум.

Гермиона скрещивает руки на груди.

— Которых у меня, разумеется, нет, судя по выражению вашего лица.

Снейп усмехается, беря в руки "Психологию магии" и быстро пролистывая ее.

— Зря раздражаетесь, Грейнджер. Вы много доверяете книгам и мало — самой себе. Вы помните случай, когда Поттер нашел мой учебник с дополненными рецептами зелий и заклинаниями? Предположите, каким образом я догадался, что дремоносный боб нужно давить, а не резать?

Гермиона скептически приподнимает брови.

— Экспериментируя?

— Именно, — Снейп кладет книгу на стол.

— Мне интуитивно казалось, что я должен улучшить рецепт. У вас нет времени на эксперименты, лишь на интуицию.

— Меня больше интересует, как вы создали заклинания. Любое заклинание имеет несколько составляющих: вербальную сторону, то есть оболочку, рисунок и, наконец, саму магическую материю, которая приводит его в действие. Как вам удалось все это соединить?

Снейп криво улыбается.

— Магия существует вокруг нас в виде некой, как вы выразились, материи. Мы не видим ее, но научились использовать с помощью инструментов — палочки и слов. У нас есть сотни заклинаний, но мы все еще можем использовать магию вокруг нас для совершенно разных целей. Понимаете, о чем я? Ищите — и найдете.

Когда он уходит, Гермиона придвигает поднос с чаем и наливает целую чашку. Магия поможет ей понять, как ею воспользоваться. Что вернет Драко к жизни? Слова, предмет или поцелуй, как в сказках? Нет, поцелуй не помог.

Гермиона прикрывает глаза. Надо поговорить с Роном! И успокоиться. У нее еще есть время!

Взяв в одну руку гренку, а другой снова открывая "Психологию магии", Гермиона погружается во внимательное чтение.

Рон

Рано или поздно Гермиона должна была прийти, но когда она появляется в его палате, Рон забывает, что именно хотел ей сказать. Наверняка что-нибудь вроде "Ты меня бросила, а мне плевать, у меня обалденная девушка!".

Но у Гермионы такое отчаянное выражение лица, что Рон сразу проглатывает все слова. Сегодня его выписывают, и через полчаса придут родные и Пэнси.

— Привет, — произносит он слегка потерянно, и все прошедшие годы призраком проносятся между ними. — Как дела?

Нелепый вопрос повисает в воздухе, и Гермиона нервно интересуется:

— Гарри сказал, что ты можешь мне помочь. Как вы вернули Чарли к осознанности?

Рон почесывает затылок.

— Мы принесли ему фигурки драконов. Драконы — его жизнь, ничего ценнее у него в жизни нет. Помнишь, он всегда был помешан на Китайском огненном шаре. Мы принесли фигурки и поставили рядом с ним — а он и пришел в себя спустя минут пять.

Гермиона отводит глаза, явно соображая, что заинтересует Малфоя. Что его вообще могло интересовать? Малфой неплохо играл в квиддич, допустим, но квиддич не был его жизнью.

Плевать. С этим разбираться Гермионе, а не ему самому.

— Думаешь, сработает, если я отыщу верный предмет? — она смотрит на него с надеждой.

— Обязательно.

— Спасибо, ты очень помог, — она улыбается, но улыбка быстро гаснет. — Пойду в сад, запишу, что может подойти. Удачи, Рон.

Несколько минут он остается наедине с собой, а потом в палату бесцеремонно вваливаются братья, мать и отец, опирающийся на трость. Его нога будет заживать еще год, не меньше. Следом за ними идет Пэнси.

Рон энергично пробирается сквозь толпу и берет Пэнси за руку.

— Кто еще не знаком: моя девушка, — заявляет он громко.

— Мы знакомы: обе дежурили здесь первые ночи, — Молли по-матерински гладит Пэнси по плечу. — Добро пожаловать в нашу семью. Мы шумные, но вполне дружелюбны. Я думаю, сегодня вы с Роном можете остаться в Норе, а завтра решите, что делать дальше.

Пэнси не возражает, хоть и слегка морщит нос, и Рон выдыхает. Кажется, им будет проще, чем Биллу и Флер.

Вечером, поднявшись наверх после плотного ужина, они растягиваются на старой кровати и вздыхают.

— Слушай, я еще на день не останусь, — Пэнси кладет руки на живот. — Твоя мать нас откормит.

— Она просто рада, что я дома, — отзывается Рон, блаженно икнув. — Извини. Я завтра уже хочу выйти в магазинчик, чтобы помочь Джорджу все наладить после войны. Хочешь со мной?

Пэнси задумчиво проводит рукой по волосам.

— Хорошо. Но еще я собираюсь завтра поискать помещение, надеюсь, мне повезет, — Пэнси поворачивается к нему. — Семья у тебя чудесная, но я в жизни столько детей не рожу. Твоя мама белкой вертится в колесе, чтобы всем угодить. С меня хватит и одного, я довольно амбициозна, чтобы хоронить себя на кухне.

Рон громко смеется.

— Согласен. Чем больше семья, тем сложнее всем ужиться, хотя временами и у нас бывает гармония. Где будем жить?

— В маминой квартире, — Пэнси принимается расстегивать блузку, и Рона бросает в жар. — Пока ее не выпишут из Мунго, а сам курс лечения займет еще месяца три. А там посмотрим. Удивительно складывается жизнь, правда? Но я ни о чем не жалею. Только о том, что в детстве мало проводила времени с мамой, пока она была здорова и не забывала, как меня зовут.

Рон ободряюще сжимает ее руку. Да, удивительно! За последний год он многое узнал о себе самом, и то, что казалось раньше важным, теперь выглядит полной ерундой. Не нужна Бузинная палочка для счастья, и власть тоже не нужна. Но и работать с Джорджем он навсегда не останется. Пока что эта работа его вполне устроит, и Джордж обещает доход в десять-пятнадцать галлеонов в месяц. Сейчас это кажется Рону богатством.

— У нас будут большие проблемы, — обещает Пэнси, когда они без сил забираются под одеяло. — Тебя всю жизнь кормили эльфы и мать, а я ненавижу готовить. Честное слово, у меня даже овсянка выходит несъедобной.

— Подумаешь. Выкрутимся, — Рон зевает. — Зато у тебя будет свой магазин.

— Я и представить не могла, что эта мечта осуществится. Вдруг меня станут узнавать на улицах? А вдруг в мой магазин придет сама Селестина Уорлок? Твоя мама сразу же меня полюбит, — Пэнси усмехается.

Рон сонно смеется.

— Слава имеет свои преимущества. Я всегда страдал, что я посредственный. Ну, знаешь, Гарри — Избранный, Гермиона с головой, набитой всеми книгами этого мира, а я — шестой ребенок из бедной семьи без всяких талантов. Магглам хоть пособия платят, а нам — нет, ужасная несправедливость! Я ненавижу бедность, и в моей жизни ее больше не будет. Но я понял, что не смогу пойти на все, лишь бы получить что-то. Наверное, поэтому мы с Палочкой и не срослись. Мне нравится твоя идея с магазином и мне нравится возиться с заказами у Джорджа. Кстати, до войны получалось у меня неплохо: как доставить побыстрее, как упаковать... К чему я все это несу? Забыл.

Пэнси зевает.

— Наверное к тому, что у тебя есть амбиции, но ты не совсем понимаешь, куда их приложить, и пока что собираешься вкладываться во "Вредилки". Мужчинам, разумеется, проще. Можно попробовать себя в чем угодно. Если мы расстанемся, мне придется опять быть сильной двадцать четыре часа в сутки и вытаскивать себя из проблем. А я, к сожалению, начинаю от этого отвыкать.

Рон фыркает, но ничего не отвечает. Будь на месте Пэнси кто-то другой, он бы обязательно заверил, что они никогда не расстанутся. Но Пэнси эти слова не нужны, да и после всего, что случилось, заречешься говорить "никогда". Жить хорошо здесь и сейчас и принимать себя таким, какой ты есть. Всего этого ему и не хватало. Принятия. В конце концов, не такой уж он посредственный. Посредственные не выигрывают в магические шахматы МакГонагалл, верно?

Пэнси взмахивает палочкой, и спальня погружается в темноту. Где-то над ними тихо завывает упырь, а через щель двери доносятся разговоры в гостиной.

И никакой войны.

Драко

Драко открывает глаза и сразу зажмуривается: в глаза льется яркий солнечный свет. Вокруг него — его комната в Мэноре, на письменном столе — знакомая ваза с лилиями, зеленые шторы на окнах открыты.

Гермиона нашла способ вытащить его из Чистилища!

Драко торопливо натягивает выглаженные серые брюки, наспех застегивает пуговицы рубашки — через одну — и спускается в гостиную, которая почему-то обставлена как музей, к каждой вещи приклеены пояснительные таблички. Недоумевая, Драко проходит по галерее второго этажа, спускается на первый — весь особняк выглядит так, словно Драко находится в Национальной галерее.

На кухне прислуги он обнаруживает мать и Гермиону, которые пьют чай, обсуждая утренние газеты. Перед ними на столе, на кружевной скатерти лежат таблетки, странным образом похожие на таблетки соммы. Мать одета в костюм серого цвета, на Гермионе — красное платье, и ему сразу вспоминается Нюрнберг.

Гоблины воплотили свою идею об идеальном мире, построенном на иерархии?

Драко сглатывает и щиплет себя за запястье, но ничего не происходит, хотя очевидно, что что-то не так.

Но Драко настолько рад видеть мать и любимую, что оставляет вопросы на потом.

— Ты меня задушишь, — Гермиона выбирается из его объятий, смущенно краснея. — Что с тобой? Словно год не виделись.

Драко садится за стол и придвигает к себе чашку с чаем.

— Для меня — вечность. Почему дом выглядит как музей?

— Ты же сам предложил открыть особняк и часовню для посещения, — Гермиона приподнимает брови. — Да и цены дорожают, бензин совсем взлетел, а до Лондона полтора часа ехать в одну сторону, и поездом я не успеваю.

Драко подозрительно хмурится:

— Поездом? В Министерстве отключили сеть каминов?

— Каминов?

— Или, допустим, ты можешь пользоваться порталом — не думаю, что они будут возражать.

Гермиона озадаченно откидывается на спинку кресла. Ее красное платье оказывается в мелкий горошек, и Драко оно внезапно не нравится.

— Порталом? Каким порталом?

— Обыкновенным магическим. Забыла про заклинание порт-ключа?

На несколько секунд в кухне повисает тишина, а потом мать весело смеется. На пальце у нее блестит тонкое обручальное кольцо. Она вышла за Северуса? С ума сойти!

— Вспомнил, как любил сочинять в детстве сказки про всякие волшебные предметы. Увы, сын, но в нашем мире реальности людям недоступна роскошь в виде магии, — мать ласково треплет его по руке. — Пойду проверю, все ли готово для первой группы посетителей. За прошлую неделю мы неплохо заработали на билетах, можно купить мяса и овощей в лавке.

Драко провожает ее недоумевающим взглядом и поворачивается к Гермионе.

— Только не говори мне, что я зря жертвовал всем, и гоблины лишили волшебников магии, но ты, разумеется, этого помнить не можешь... — Драко осекается, и они с Гермионой обмениваются обеспокоенными взглядами. — Дьявол. Дьявол!

— Перестань ругаться, — Гермиона оглядывается на настенные часы. — Тебе пора на работу, почти девять.

— А где я работаю? — осведомляется Драко громко, понимая, что находится или в иллюзии, или в измененной реальности. — Надеюсь, не на побегушках у Уизли?

Гермиона закатывает глаза. Иллюзия или нет, но она выглядит родной и манящей, и Драко чувствует, что сходит с ума.

— Хорошо, я подыграю. Ты юрист в судоходной конторке в Солсбери, и я надеюсь, что тебя не уволят, если ты опоздаешь. Денег и так немного, а одно дело вы уже проиграли.

Драко выходит из дома, прекрасно зная, где находится Солсбери: примерно в получасе ходьбы мимо полей и ферм, по грунтовой дороге. Какого дьявола он оказался юристом? В принципе, профессия неплохая и прибыльная, но не в конторке маленького городка.

Солсбери разукрашен в четыре цвета: зелёный, красный, черный и серый. Над ратушей висит огромная надпись: "Незнание — сила, свобода — это рабство". Навстречу ему идут люди в одежде с нашивками разных цветов, многие утыкаются взглядами в землю. На углу торгового центра проститутки беззастенчиво предлагают сомму и себя.

Ускорив шаг, Драко заходит в "Джонсон и партнеры" ровно в три минуты десятого. Лысеющий мужчина в очках смотрит на него исподлобья, и его костюм тоже серого цвета. Ошибки быть не может, мир поделен на касты. И ему повезло, что он не попал в самую худшую из них.

— Доброе утро, Малфой. Вам письмо от судьи и письмо от истца. Послезавтра у нас слушание, не забыли? Постарайтесь подготовиться к нему добросовестнее.

Драко молча берет конверты и, окинув комнату взглядом, проходит в маленькое помещение, на двери которого криво прибита крошечная табличка с его именем.

— Энгоргио! — шепчет Драко автоматически, но ничего не происходит. — Да и черт с вами.

Кинув конверты на стол, он садится в ободранное кожаное кресло и выдыхает. Он умер, но не умер, а попал в Чистилище, а оно выкинуло его сюда... Неужели это действительно новая реальность? Что-то пошло не так с заклинанием или его сердцем, и гоблины смогли завершить ритуал?

Драко облизывает сухие губы и придвигает к себе конверты. Оба письма кишат незнакомыми терминами и размытыми угрозами, лишенными всякого смысла.

"Мы подадим на вас иск, если вы скажете правду!"

Драко перечитывает их несколько раз и устало трет виски. Отвратительная реальность. Вся радость при осознании, что он проснулся в Мэноре, разом исчезает.

В дверь коротко стучат, и на пороге появляется худощавая женщина в сером пиджаке и брюках.

— Малфой, зайдите ко мне немедленно, — требовательно говорит она.

Драко вздыхает. Что еще он сделал не так?

— Вы должны опротестовать этот иск, — она сует ему в нос какую-то бумагу. — Это нелепица! Диксон считает, что мы должны перевозить его грузы в полцены, просто наглость! Идите и напишите опротестование и поезжайте в суд.

Драко медленно берет бумагу из ее рук и сразу выходит на улицу, вдыхая всей грудью свежий июльский воздух. Что за дыра это контора! Хуже чем в подземельях.

Он опускает руку в карман брюк и находит там несколько маггловских монет — хватит на сэндвич и кофе. Купив их в ближайшем кафе, Драко сворачивает в парк и садится на скамейку. Невероятно яркое солнце, словно искусственное, светит сквозь зеленую листву.

Чертовщина какая-то. И он точно не собирается в ней жить.

Драко не торопясь расправляется с сэндвичем, морщась от вкуса кофе, и снова вспоминает все приключения, что выпали им с Гермионой. С ума сойти, если подумать, что они остались живы после всех опасностей. И как круто постоянно менялась его жизнь! От самовлюбленного папиного сыночка до ничтожества, выброшенного на окраину жизни, к человеку, который любит и которого любят.

Разумеется, если Гермиона вытащит его из этого нелепого мира, он еще столкнется и с неудачами, и с трудностями. Жизнь продолжает идти своим чередом вне зависимости от окружения, и не все в ней заканчивается справедливо даже после, казалось бы, счастливого конца. Северус, возможно, никогда больше не сможет ходить. Отец не вернется. Мать Паркинсон, насколько он помнит, постепенно теряет память. Уизли все еще достаточно бедны, чтобы позволить себе новый дом. Преступники не исчезнут, и рутина не превратится в бесконечный калейдоскоп счастливых и веселых моментов.

Но Драко готов к этому: он готов жить.

В конторку Драко больше не возвращается, блуждая по городу до самого вечера. Да, он согласен был на все, чтобы остаться с Гермионой, но теперь понимает, что окружающая реальность ему противна. Он не маггл! И никогда не хотел им быть.

— Лишь потому, что ты помнишь о магической жизни, — Вергилий неожиданно возникает рядом, шагая по каменистой дороге. — Я могу сделать так, что ты забудешь ее навсегда и останешься в этой реальности абсолютно счастливым человеком. Как говорится, незнание — сила.

Драко зло поджимает губы.

— Уволь.

— Выбор все равно придется делать, — Вергилий дружелюбно улыбается. Ничто не в силах изменить его настрой. — Либо нынешняя реальность, либо Чистилище. Но изменить что-то уже не получится.

Драко резко останавливается у решетки Мэнора.

— Значит, в настоящую реальность я вернуться не смогу? Гермиона не нашла то, что вытащит меня обратно? Не верю и не поверю никогда. Она слишком умна для этого. Просто так, знаешь ли, сто двенадцать баллов из ста возможных у Флитвика не получают.

Вергилий разводит руками.

— Нам сложно понять, чего хотим мы, а уж разобраться в душе чужого человека, даже если мы его любим — совсем непросто.

Драко машет на него рукой и, обойдя особняк с толпящимися у входа туристами, решительно идет в розарий.

Вергилий бесшумно следует за ним, невидимый для всех.

Розария нет. На его месте растут ирисы и нарциссы посреди наспех сооруженной клумбы.

— Розарий существовал только в твоем воображении, Драко, — шепчет Вергилий, касаясь его плеча. — Розы Малфоев — призрак. Окружающий мир — реален. Я даю тебе два варианта: остаться здесь, с Гермионой, забыв о магическом мире, — или вернуться в Чистилище. И здесь, и там у тебя все будет хорошо. Но решить нужно сейчас. Твое тело в Лондоне доживает свои последние минуты, без души оно не может поддерживать ресурс вечно.

Драко сглатывает. Все это время он существовал одной лишь надеждой. И свято в нее верил.

Вергилий смотрит на него ободряюще, но одновременно требовательно, как и всякий святой. Сочувствую, мол, но мучиться все равно придется.

— Что выбираешь?

Если бы сердце было живое, оно сейчас бы билось. Больше всего на свете Драко хочет только одного: жить с Гермионой в Мэноре семьей, когда-нибудь стать отцом, получить работу и путешествовать — без всяких гоблинов и войн.

Драко собирается согласиться на маггловскую жизнь. Просуществовать в Чистилище вечность еще хуже, чем ничего не помнить.

— Выбираю забыть, но остаться здесь, — мрачно произносит он, и Вергилий делает к нему шаг.

И тогда на его глазах клумбы стремительно меняются: сквозь них, из-под земли с невероятной скоростью прорастают розовые кусты, и на них распускаются розы. Белые, желтые, пурпурные — а потом одна из роз, алая, слегка увядшая, вдруг поднимается в воздух и замирает перед Драко.

Едва дыша, Драко протягивает руку и касается пальцами лепестков.

Туристы, Вергилий, Мэнор — все вокруг него вдруг растворяется, и проявляются очертания больничной палаты в Мунго. Он сидит на самом краю кровати, а в окно виден кусочек серого лондонского неба.

Напротив него на коленях стоит Гермиона и протягивает ему в раскрытых ладонях засохшую алую розу — ту самую, что он когда-то сорвал у разрушенного Мэнора и воткнул в ее волосы.

Драко завороженно берет цветок и сжимает в кулаке, потом сползает на пол и прижимает плачущую Гермиону к себе, с наслаждением вдыхая родной запах цветочного шампуня.

Гермиона вцепляется в него с такой силой, что Драко становится трудно дышать.

— Я никуда не исчезну, обещаю, — шепчет он успокаивающе и, отстранившись, берет ее мокрое лицо в ладони, с наслаждением разглядывая.

— Я тебя люблю, — шепчет Гермиона в ответ, отчаянно всхлипывая и дрожа. — Я тебя люблю, Драко.

Не отвечая, Драко нежно целует ее соленые от слез губы.

— Теперь все будет хорошо, — произносит он твердо спустя несколько секунд и помогает ей подняться на ноги. Голова кружится от чувств, и дыхание сбивается. — Обещаю.