Apple Pies and Other Amends (гет)

Но похоже что, никто не собирался давать Гермионе шанс спросить о чем-либо Драко Малфоя.

Она ждала этого целых два дня после поездки в Париж, не пытаясь связаться с ним. Черт, она ждала целую неделю после Парижа, и ещё шесть дней. Она дала ему время. Но ничего не происходило. Ни Плеяды с остроумными записками. Ни Мэви, настаивающей на том, чтобы мисс сделала что-нибудь со своими волосами. Никаких звонков по каминной сети.

Ничего.

Сейчас, спустя почти две недели, Гермиона сидела дома с книжкой. Одна, как обычно было раньше в субботний вечер — до Драко. Но не полностью удовлетворенная таким положением дел, как было раньше. Совсем не довольная.

Она просто перечитывала одно и тоже предложение в третий раз, даже не пытаясь сосредоточиться на смысле слов, когда в её окно влетела семейная сова Уизли. Эррол двигался в темпе пожилого человека, скрипящего суставами, и неуклюже приземлился на край дивана Гермионы. Он чихнул — по крайней мере, ей показалось, что это был чих — и только после этого бросил ей свиток. Прежде чем Гермиона успела развернуть послание, он впал в сон, хорошо, что не в кому.

На листе пергамента, прелестный почерк Джинни спрашивал:

Что-нибудь есть?

Джини, должно быть, гостила у родителей, если она использовала Эррола вместо новой полярной совы Гарри. И Гарри наверняка рассказал Джинни то, чем Гермиона поделила с ним вчера вечером, через камин. Что Драко Малфой официально исчез.

Гермиона несколько раз вздохнула, покусала свою нижнюю губу и призвала Акцио перо, чтобы написать ответ.

Ничего. Пустота. Ноль.

Она могла попросить Джинни не беспокоиться. Или, если бы Гермиона хотела быть полностью честной, она могла объяснить Джинни, что её сердце болит так, что вот-вот развалится на две части. Что глупо, правда, потому что они с Драко даже не целовались. Он ничего ей не должен, она ничего не должна ему. И всё же...

И всё же...

Гермиона оставила всё как есть, скрутила в трубочку пергамент и вернула Эрролу, который чудесным образом ожил, когда она помахала совиным лакомством у него перед носом.

— Возвращайся в Нору, старина. Пожалуйста.

Эррол принял угощение и медленно прожевал его, прежде чем обдумать её просьбу и, кренясь, подняться в воздух. Как только он скрылся, Гермиона заставила себя не мечтать, чтобы огромный размах крыльев Плеяды заслонил его образ. Ей нужно перестать хотеть.

Вместо этого Гермиона вернулась к книге. Она прочитала шесть страниц, прежде чем осознала, что прошло два часа и она не может припомнить ни слова из прочитанного. Если бы кто-нибудь сейчас устроил ей экзамен по этой книге, она бы с треском провалилась. Гермиона простонала, готовая бросить книгу через всю комнату от разочарования, когда послышался громкий треск камина.

Голова резко обернулась за звук. Затем её сердце замерло от разочарования и удивления.

— Джинни, Тео и... Луна?

Все трое стояли бок о бок у её камина с одинаковыми выражениями мрачного сочувствия на лице. Джинни и Тео выглядели грустными. Луна выглядела настолько мрачной, насколько позволяло её ангельское лицо.

— Что ты тут делаешь? — спросила их Гермиона.

Насколько странно Луна порой себя вела, настолько же она и наблюдательна. И это одна из причин, по которым Гермиона так её любила. Луна точно поняла, к кому Гермиона обратилась на "ты", и извиняющиеся заулыбалась.

— Джинни позвонила мне через камин. Она подумала, я могла быть составить некое представление о твоем затруднении. Хотя, должна признаться, я нахожу всё это довольно романтичным... — Луна остановилась, наклонила голову набок и начала изучать Гермиону на совиный манер. — Ты не будешь сильно возражать против нашего присутствия?

Гермиона посмотрела на троих друзей, задавая себе тот же вопрос. Затем она выдохнула через сжатые губы.

— Нет. Совсем нет. Это своего рода облегчение: увидеть кого-нибудь, тем более сразу троих, чтобы разобрать весь тот бардак, что творится сейчас у меня в голове. Я разговаривала с Роном на прошлой неделе, но он, очевидно, не совсем тот человек, с которым я бы хотела обсуждать Драко.

— Это ещё мягко сказано, — сказала Джинни с легким смешком.

Гермиона слабо улыбнулась и прищурила глаза на своих гостей.

— Тео, ты уверен, что хочешь участвовать в этом разговоре? Драко же один из твоих близких друзей.

Тео пожал плечами, выходя из камина.

— Ты можешь этого не понимать, Гермиона, но ты тоже стала одним из моих близких друзей. И я проходил через разрыв отношений уже несколько раз и знаю, как это тяжело. Поэтому, когда Джинни прислала мне сову вечером, я решил сразу же приехать.

— О, Мерлин! — простонала Гермиона. Она поднесла руку ко рту и плюхнулась на диван. — Что со мной происходит? Неужели я... Я прохожу через разрыв отношений? Во второй раз за год?

Тео быстро присел рядом с Гермионой.

— Нет, я так не думаю. Правда. Но что тебя больше всего расстраивает? Сам разрыв? Или то, что Драко порвал с тобой?

Она открыла рот, желая закричать: "Разрыв? Разрыв? Разрыв?" Вместо этого она вздохнула, признавая правду в своей голове, и затем призналась вслух.

— Потому что это Драко, — сказала она. — Я знаю, насколько абсурдно это прозвучит, и мы, по идее, не должны подходить друг другу. Но я с ума схожу по нему. И я думаю, что он с ума сходит по мне. И... и я не понимаю... почему он так со мной поступает?

— Мы втроем уже это обсуждали, — сказала Джинни, делая шаг вперед из камина за Луной. — И нам нечего предложить на это счет. Кроме этого, конечно.

Из-за спины Джинни вытащила два объекта. В одной руке она держала ведерко шоколадно-вишневого мороженого из кафе Фортескью. В другой кувшин дешёвого красного вина, один Мерлин знает откуда.

— Мороженое было моей идеей, — сказала Луна. — Как во всех тех маггловских романтических фильмах, что мы смотрели. Они едят мороженое, когда грустят о любви, да? Так магглы делают?

Гермиона недолго обдумывала выбор. Затем постучала указательным пальцем по обоим предметам.

— И то, и другое?

— Хорошая, девочка, — одобряюще сказала Джинни.

Через несколько минут они вчетвером расположились в гостиной Гермионы с бокалами вина на кофейном столике Гермионы и тарелками с мороженым в руках. Пока они ели, Гермиона рассказывала им обо всём, что произошло в Париже. Джинни, конечно, уже слышала историю с другой стороны: где Рон защищал достоинство Гермионы, пока Драко накручивал свои воображаемые усы, как злодей из фильма ужасов.

Гермиона предоставила менее предвзятую версию, а также краткое изложение её разговора с Роном. После чего Джинни вздохнула и поставила свою пустую тарелку на столик.

— Мой брат, — сказала она, поднимая бокал вина. — может быть настоящим придурком.

Тео практически подавился своим мороженым.

— Черт, Рыжик. Ты немного хладнокровная, да?

Джинни улыбнулась.

— Ты назвал меня ящерицей, Нотт?

— Больше похоже на змею. Как "если она шипит и ползет, это может означать, что..."

— Ты из Слизерина? — предложила окончание Луна, и Тео буквально согнулся пополам от смеха. Джинни, однако, не засмеялась. Вместо этого она смерила Тео пристальным взглядом.

— Кстати, о змеях. Как ты думаешь, почему наш любимый светловолосый волшебник не разговаривает с Гермионой?

Тео поставил свою тарелку и начал переводить глаза с одной волшебницы на другую, пока они внимательно смотрели на него.

— Может быть, у него очередной драматический припадок Малфоевского масштаба? — предположил он.

Джини мрачно усмехнулась.

— После шести лет в Хогвартсе рядом с ним, Гермиона, вероятно, уже успела привыкнуть к этому. И это всё? Ты думаешь, что Малфой просто закатил очередную истерику из-за того, что всё пошло не по его плану в Париже?

— Вероятно, — сказала Гермиона. — Но, знаешь, Драко больше не похож на того ребенка. Того, который устраивал эпичные скандалы. Честно говоря, он уже несколько лет как не похож на того ребенка. Не с тех пор как он... он...

— Получил Метку? — закончил Тео мягко, и Гермиона кивнула. Тео слегка хмыкнул. — Знаешь, Гермиона, возможно, это ты что-то перепутала. Всё это дерьмо с "мой отец то, мой отец сё" закончилось уже давно. Я имел в виду, что он склонен драматизировать ситуацию...

— И злиться, — добавила Гермиона.

— Не забудь, что он таинственный, — сказала Джинни. — Очень таинственный. И высокий. И симпатичный. В самом змеином, Пожирательском, сексуальном-в-квидичных-штанах, который я не должна находить привлекательным смысле...

Взгляд Джинни стал мечтательным, когда она замолчала. Гермиона не смогла сдержать крохотный смешок. Первый звук, похожий на смех, который она издала за неделю.

— Джин, мы можем сосредоточиться на деле?

Джинни часто заморгала и потрясла головой, распущенные рыжие волосы волосы рассыпались по её плечам и форменному джемперу Гарпий.

— Прости. Я... немного отвлеклась.

— На квиддичные штаны Драко? — спросила Луна.

— Она не первая, — сказал Тео, и трое гостей Гермионы разразились смехом. Тео подмигнул Гермионе, и веселье начало подниматься в ней, как пузырьки шампанского, что было гораздо лучше, чем тягостные размышления, так что она тоже рассмеялась.

Она не понимала этого до сих пор, но ей нужна была сегодняшняя ночь. Критически необходима. Несмотря на Рона, и её саму, и психанувшего Драко, сегодняшняя странная маленькая конференция — среди самой странной компании друзей — заставила её сердце почувствовать себя легче.

Но всё веселье оборвалось, когда Луна внезапно нахмурилась. Сильно нахмурилась.

— Луна, что случилось? — спросила Гермиона.

Светловолосая ведьма продолжала хмуриться, снова по-совиному наклонив голову.

— О! У меня просто появилась одна интересная мысль.

Гермиона, Джинни и Тео ждали объяснений, но они не последовали. Луна просто продолжила размышлять о тайнах Вселенной в своей странной молчаливой манере.

Джинни раздраженно вздохнула.

— Луна, где твоя мысль?

Луна беззаботно рассмеялась.

— Ой, простите! У меня была мысль, а потом я начала думать о мозгошмыгах. Потом я задумалась, как же мозгошмыги могут повлиять на приступы паники. Могут ли они усугублять их? Это интригующая идея, которую я хотела бы проверить...

— Панические атаки? — вмешалась Гермиона. — Ты знаешь о панических атаках?

Луна кивнула.

— Помнишь ту маггловскую медицинскую книгу, что ты давала мне, когда я беспокоилась о том, что Наргловская инфекция могла повлиять на состояние сердца моего отца? Очень полезная была книга. Кто мог знать, что вся та соленая треска, которую ел мой отец, поднимала его... кровянистое деление, не так ли?

— Кровяное давление, — поправила Гермиона, несмотря на то, что она была сильно растеряна.

— Точно, спасибо. В любом случае, я читала о панических атаках на одной из страниц той книги. Там описывалось, как маггловское психическое состояние могло физически парализовать людей, даже при отсутствии других медицинских причин. И это заставило меня подумать о том, что Драко Малфою нужно средство от мозгошмыгов. Думаешь, он позволит мне побрызгать его, чтобы провести несколько испытаний? Мы бы провели очень интересное исследование.

Гермиона присвистнула.

— Ты думаешь, что Драко запаниковал, да, Луна? Из-за того, что сказал Рон.

— И может быть, из-за тебя, — продолжил размышления Тео. — Я никогда не слышал, чтобы этот парень поддавался чувствам к девушке, если ты понимаешь, о чем я. И это определенно было бы не в его стиле: показывать их, если бы это произошло. Я имею в виду, что он настолько чистокровен, что, вероятно, до сих пор думает, что показывать страх или любовь — это всё равно что насажать пятен от еды на свою выглаженную мантию. Но из всех перемен, что я видел в нём, самое очевидное то, что он что-то чувствует к тебе. Что-то большое. На самом деле, я думаю, что он мог...

— Влюбиться в неё, — выдохнула Джинни. Она увидела шок в глазах Гермионы и пожала плечами. — Или был достаточно близко к тому, так что он чертовски испугался и спрятался.

— Это то, что он бы сделал? — спросила Луна. — Спрятался от любви?

— Да, — одновременно ответили Тео и Гермиона, а затем обменялись невеселыми улыбками.

После этого все четверо замолчали. Гермиона использовала паузу, чтобы обдумать теорию Тео и Джинни. Насколько это возможно, что Драко не расстроился из-за того, что Рон наговорил ему в Париже? Возможно ли, что он испытывает настолько же глубокие чувства к ней, насколько она к нему... и он до смерти напуган?

Если это так, то она не могла винить его. Идея быть рядом с Драко, целовать его, встречаться с ним, может, даже любить его абсолютно ужасала её почти так же, как приводила её в восторг. Но она же Гермиона Грейнджер, и она никогда не бежала от трудностей. С другой стороны, Драко Малфой...

Гермиона посмотрела на бокал вина, стоявший ближе всех к ней на кофейном столике. По некоторым причинам, она не сделала ни глотка за этот вечер, и сомневалась, что сделает. Что-то в этом ощущалось как предательство, нарушение секретного обещания, данного мужчине, которого... который ей нравился. Может, больше, чем нравился.

Гермиона громко вздохнула.

— Ну, и что мне дальше делать?

Джинни поставила свой бокал и пожала плечами.

— Дай ему ещё неделю. Всего несколько дополнительных дней, чтобы он мог как следует поработать своей драгоценной толстолобой башкой.

— И что потом?

— Потом? — Джинни обменялась с Тео и Луной взглядами и слабо улыбнулась. — Потом ты получишь наше разрешение, чтобы превратить его обратно в хорька.

Именно это Гермиона и сделала — за вычетом пункта про хорька. Вместо того, чтобы думать о Драко, мечтать о нём — если уж быть честной, именно этим она и занималась все последние две недели перед этой — она погрузилась в работу.

Понедельник и вторник встретили Гермиону закопанной по самые уши в книги с Министерскими уставами. Среда нашла её, составляющую предложения настолько быстро и плодотворно, что её коллеги могли бы увидеть поднимающийся от её пера дым, если бы внимательно пригляделись. Четверг она полностью потратила на сбор подписей у своих коллег, приятелей и бывших участников войны — вышло так много, что ни один судебный трибунал не смог бы проигнорировать её предложение. По её просьбе Хагрид приехал в Министерство в пятницу вечером после того, как закончил вести уроки в Хогвартсе. Гермиона и полувеликан устроились в её кабинете, чтобы подготовить его показания, так же прошла и вся суббота.

Утром в воскресенье, тридцатого апреля, Гермиона с мрачным лицом и Хагрид спустились на пятый этаж из её офиса в комнату Визенгамота, чтобы присутствовать на часовом открытом заседании по вопросам принятия законов, которое Визенгамот проводил последнего числа каждого месяца. Этот час был идеей, выдвинутой Кингсли после войны, чтобы гарантировать, что все ведьмы и волшебники будут справедливо выслушаны, независимо от их положения в обществе. Концепция, вдохновленная, в частности, теми бюрократическими ужасами через которые Гарри теперь часто проходил в этих стенах.

Этим вечером, несколько часов спустя после слушаний, к Гермионе и Хагриду присоединились Гарри, Джинни, Рон и директор МакГонагалл, чтобы отправиться на ужин в Косой переулок. Шестеро из них праздновали будущее внедрение Программы Начальной Школы для Великанов таким количеством тостов, что в конце вечера Хагрид плакал от умиления в свой стакан виски, а Гермиона — в чашку чая. Это момент был настолько трогательным, такой идеальной кульминацией её короткой карьеры в Министерстве, что она подумала: её сердце могло бы выпрыгнуть от счастья.

Но утром в понедельник, пока Гермиона слушала миллионы поздравлений и жалоб на работе, её сердце начало снова болезненно сжиматься. В основном по трем причинам.

Во первых, потому, что реализация этого закона грозила стать настоящей битвой, как и многие другие вещи, связанные с гражданскими свободами в Волшебном мире. Во вторых, потому, что ей хотелось, так хотелось взбодриться или выплакаться в бокал вина, что она чувствовала его вкус, но отказывалась нарушать свое невысказанное обещание. И в третьих, потому, что она хотела отпраздновать свою победу и оплакать тот факт, что сегодня кровавое первое мая, с единственным в мире человеком, с которым очевидно не может.

Примерно в то время, когда она назвала про себя причину номер три, она решила, что дала ему достаточно времени на размышления.

Она приехала домой в понедельник вечером, уже подготовив себя к тому, что собирается сделать. Желательно было встретить эту битву лицом к лицу в платье от кутюр и с великолепными волосами. Но черные грозовые тучи начали собираться за окном, так что практичная одежда стала лучшим выбором. Так быстро, как она только могла, Гермиона сменила свою министерскую мантию на джинсы, кофту и прекрасные практичные балетки. Она скрутила волосы в пучок на затылке и воткнула в него около тысячи меленьких шпилек, пока прическа не стала устойчивой. Затем она целеустремленно шагнула в камин.

С горстью летучего пороха в кулаке она сделала глубокий вдох, бросила порох и назвала Малфой-мэнор.

Зеленое пламя не поднялось, чтобы перенести её. Вместо этого появился слабый желтый свет, чтобы погаснуть с характерным громким "поп".

Как. Как странно.

Она попробовала снова с большей порцией пороха. Достаточной, чтобы задохнуться в своем собственном сером облаке, прежде чем её поглотило бы зеленое пламя. На этот раз жёлтый свет светил дольше, и Гермиона почти могла разглядеть знакомый водоворот непонятных каминных образов внутри него. Но изображения быстро исчезли, вместе с жёлтым светом.

— Может быть, камин сломан? — подумала она с оттенком паники. Может быть, заклинание развеялось?

Чтобы проверить теорию, Гермиона бросила ещё одну пригоршню порошка и назвала Площадь Гриммо, 12. Зеленый свет поглотил её, и через несколько секунд она увидела Гарри и Джинни, обедающих вместе за кухонным столом.

Брови Гарри удивленно поднялись вверх. — Эм... Привет?

— Я позже объясню, — дрожащим голосом сказала Гермиона и улетела домой прежде, чем друзья успели задать ещё хоть один вопрос. Что, наверное, и к лучшему, учитывая, как быстро билось её сердце.

"Это не может быть правдой", — думала она. Что, как она подозревала именно правдой и было. Она отказывалась в это верить.

Так что Гермиона сделала третью попытку, бросив ещё больше пороха к своим ногам и назвав мэнор. И в третий раз этот густой желтый свет вспыхнул и погас вокруг неё. И только в этот момент она призналась себе в том, что произошло.

Её камин не был сломан. Он был отсоединен.

Но не с её конца. Кто-то в Малфой-мэнор произнес отсоединяющее заклятье, так что Гермиона больше не могла путешествовать из своего дома в их.

И так же точно, как Гермиона знала то, что их связь была разорвана, она знала, что именно Драко сделал это. Ни мать, ни отец, ни даже Мэви. Драко.

Боль пронзила ее живот так сильно, что она не могла дышать. Но вскоре ее заменила совершенно другая эмоция. Гнев. Быстрый, мощный, неудержимый гнев.

— Так вот в какую игру ты со мной играешь? — шепотом прорычала она на свой камин. — Тогда давай посмотрим, как ты справишься с этим ходом.

И она тут же аппарировала.