Apple Pies and Other Amends (гет)

Два дня спустя Гермиона со спокойной совестью окунулась в свои обязанности в Министерстве. Она, наконец, получила разрешение на работу над новым сводом законов о правах великанов от Кингсли -разрешение, которое, разумеется, совершенно не имело отношения к тому цветочно-медовому торту. Плюс, Кормак Маклагген каким-то необъяснимым образом воспринял пирог с мясом как то, чем он действительно являлся, а именно: полным и окончательным отказом от его услуг. Но настоящей вишенкой на торте было то, что, похоже, постравматический тур с пирожками действительно подошёл к концу, если слишком зацикливаться на ассоциации с тортами.

Правда, её последний визит прошёл не совсем по запланированному сценарию. Она предполагала, что столкнется с Люциусом и Нарциссой Малфой лицом к лицу. Готовилась выслушать их неискренние извинения: "За все те неудобства два года назад, дорогая. Мы пришли к осознанию, что грязно... ой, прости, дорогая, вы все же магглорожденные теперь, не так ли? Теперь мы знаем, что люди вроде тебя могут быть так же полезны, как и чистокровные волшебники и волшебницы. Одну ложечку мышьяка в чай или две, мисс Грейнджер?"

Она не испытывала иллюзий относительно того, что Малфои-старшие восприняли бы её тур так же бесхитростно, как Тео Нотт. Несомненно, они бы одарили её несколькими двусмысленными комплиментами, с примесью насмешек и отвращения. Хотя, если подумать, Гермиона ожидала подобного поведения и от Драко. Но то, что она увидела вместо этого, было... чем-то другим. Конечно, далеко не теплый прием, определенно, нет, но и не ненависть вперемешку со злобой.

И тем не менее, их странный разговор не оставил Гермионе сомнений в том, что она сделала в Малфой-мэноре все, что собиралась. Её целью в рамках Посттравматического кондитерского тура было как минимум доставить что-нибудь вкусненькое, сделанное специально для получателя, и предложить выслушать их переживания, если потребуется. Она выслушала Драко Малфоя, в его манере разговаривать, конечно, и таким образом можно считать визит умеренно успешным.

Таким образом, по её личным ощущениям, миссия выполнена.

Это ощущение не изменилось даже в понедельник вечером, когда массивный филин залетел в её кабинет вместе с министерскими совами гораздо более скромных размеров.

Огромные филины вроде этого не были чем-то необычным в Министерстве, как таковые. Гермиона отметила, с небольшой тревогой, что размер выбираемых для почты птиц растет год от года, зачастую обратно пропорционально размеру хранилища в Гринготтсе владельцев данных сов. Иными словами, чем больше сова, тем меньше денег осталось в банке. Однако этот филин отличался от остальных наличием полированного медного ошейника. Как правило, птицы не могли похвастаться подобными украшениями.

Гигантская птица приземлилась на край её стола и ждала, проявляя бесконечный запас терпения, пока остальные совы бросят свои посылки и улетят. В отличие от своих коллег, эта сова не покинула своего места на ее столе. Вместо этого она смотрела на хозяйку кабинета и практически не двигалась. После нескольких минут оценивающего молчания, в течение которых Гермиона и сова осторожно рассматривали друг друга, Гермиона протянула свою руку к шее филина. Её неуверенные движения словно просили разрешения дотронуться. Сова кивнула в знак согласия, и Гермиона перевернула небольшой диск, прикрепленный к ошейнику пернатого почтальона. Там было написано "Плеяда".

Рассеянное звездное скопление?

Гермиона хмуро смотрела на это имя, пока к ней не пришло понимание. Она отпустила табличку и вытянула свернутый кусок пергамента, прикрепленный к лапе Плеяды. Затем она развернула маленький кусочек на столе, борясь с желанием выбросить его, не читая. Написанные в центре пергамента в одну строчку буквы были настолько хорошо выведены, настолько идеальны, что казались практически каллиграфическими. Что давало представление о воспитании отправителя послания. В этом каллиграфическом творении содержалась всего одна фраза:

Почему четыре?

Без подписи. Ну, разумеется.

Гермиона могла бы притвориться, что она не знает, кто отправитель. Она могла бы сделать вид, что не знает, о каких четырех предметах шла речь. Выбор одного из этих вариантов послужил бы наглецу хорошим ответом за такое краткое, самонадеянное письмо.

Вместо этого, она опустила перо в чернила и написала простой ответ на конкретный вопрос:

По одному тарту для каждого из нас. Один для твоего отца, один для матери, один для тебя и один для меня. Но, принимая во внимание твои слова, я решила отдать тебе свою порцию. В качестве жеста доброй воли, в духе примирения.

Она ухмыльнулась последнему предложению, прежде чем высушить чернила с помощью палочки. Она свернула пергамент и прошлась по комнате, после чего погладила Плеяду и аккуратно прикрепила послание к лапе.

— Мне не нужен ответ, — ласково прошептала она, когда филин наклонил к ней голову, подставляя перышки под ласку. — И нет нужды возвращаться.

Ей показалось, что ему понравились её прикосновения, судя по тому, что он издал счастливое уханье, прежде чем выпорхнуть из её кабинета. Гермиона смотрела ему вслед со странным противоречивым чувством: восхищением большой совой, раздражением в адрес её владельца и осознанием того, что, возможно, Посттравматический тур с пирожками всё ещё не закончился.

Плеяда, как оказалось, не принимал приказы от Гермионы Грейнджер. Это стало более чем ясно, когда он вернулся поздним вечером, игнорируя её требование остаться сидеть на окне для приема совиной почты, и вместо этого подлетел и уселся прямо на её голые вытянутые ноги. Она начала болтать ими, сидя в своем мягком кресле, полагая, что это поможет его стряхнуть, но филин был таким же тяжелым, как и его взгляд. Спустя некоторое время она начала подозревать, что выбрала не лучшую линию поведения с хищной птицей, а эта хищная птица к тому же принадлежала аристократам, ни больше ни меньше.

— Ты прилетел после установленных часов приема совиной почты, ты же знаешь, — ругалась она на него. — Никакая уважающая себя птица не принесла бы письмо после десяти вечера!

Плеяда наклонил свою большую голову набок и бросил на неё строгий взгляд.

— Ты прав, — она вздохнула. — Я сама дура, потому что оставила окно открытым. В феврале. Я практически сама напросилась на переписку.

Плеяда ухнул в знак согласия и начал перепрыгивать по ее ноге, пока не достиг края ее ночной рубашки. Гермиона потрепала перышки на его по голове несколько раз, и он наконец отдал небольшую посылку, привязанную к его лапе. Второе послание не было свитком. Оно было в конверте, с её именем и фамилией на нем, написанными идеальным каллиграфическим почерком.

Гермиона вскинула свои карие глаза на оранжевые глаза филина.

— Мне следует открыть это? — прошептала она. Шепот получился слегка драматичным, потому что она, честно говоря, действительно растерялась и не знала, что делать.

Плеяда издал ещё одно ободряющее ухание. Её пальцы скользнули по бумаге и вскрыли конверт.

Маленький кусочек толстого картона цвета слоновой кости выпал из конверта, и Гермиона осторожно подняла его двумя пальцами. Содержание этого приглашения заставило её глаза широко открыться. Особенно та часть, где Драко Малфой любезно приглашал её, Гермиону Грейнджер, разделить с ним чай во вторник двадцать девятого февраля. Завтра. В Малфой-мэнор. В шесть часов вечера. Довольно поздно для чая, он знает, но она — рабочая министерская пчёлка, не так ли?

— Черт побери, я вынуждена работать, — вспылила она. Но глядя на то, как Плеяда посмотрел на неё с неодобрением, добавила: — Я же не какой-нибудь избалованный отпрыск голубых кровей с огромный трастовым фондом, слава Мерлину.

Взглад Плеяды, казалось, говорил: "Но ты же человек, который любит чай. И с каких пор тебе не интересно было бы разобраться в психологическом состоянии такого типа людей, как этот бывший Пожиратель Смерти, который написал тебе две записки за один вечер. Одна из которых содержала шутку, Мерлин правый".

— Да, ты абсолютно прав, — сказала Гермиона филину и потянулась к корзине для письменных принадлежностей, чтобы достать перо, чернила и написать ответ:

Да. Пожалуйста, пусть накроют на две персоны, не на четыре. Очень прошу.

Не очень прозрачный намек на то, что его родители не приглашены, был грубоват, она это прекрасно понимала. Но подготовка себя к встрече с Люциусом и Нарциссой Малфой, пожалуй, заняла бы у неё не меньше года. Прежде чем Гермиона успела пожалеть о том, что согласилась на это безумие, сова унесла записку в Малфой-мэнор, рассекая ночную темноту огромными крыльями.