Не конец пути (гет)

Кричер давно был один. Хозяйка умерла, он остался последним. Она так и не узнала, что стало с Хозяином Регулусом. Хозяин Регулус приказал не говорить. Кричер не мог сказать ей, куда Хозяин Регулус делся. Потеря второго сына, ее лучшего мальчика, разбила Хозяйке сердце. Первую трещину на ее сердце сделал старший, тот, чье имя не называли. Хозяин Регулус разбил сердце надвое.

Хозяин Регулус умер. Хозяйка умерла. Но Другой Сын вернулся.

Кричер ненавидел Другого Сына. Другой Сын постарел, он был в тюрьме, куда ссылают умирать плохих ведьм и волшебников. Теперь он стал Хозяином. Он не смотрел сквозь Кричера, как Хозяин Орион. Не улыбался Кричеру, как Хозяин Регулус. Не поверял Кричеру все свои тайны, все надежды и горести, как Хозяйка. Он Кричера презирал.

Кричер презирал его в ответ.

Хозяйка поняла бы. Хозяин Регулус — тоже. Они понимали.

Но они умерли, и только Другой Сын вернулся. Теперь Кричер звал Хозяином его.

Хозяин ненавидел дом. Хозяин хотел его уничтожить. Он держал Хозяйку за занавеской. Он насмехался над памятью Хозяина Регулуса. Он выбрасывал сокровища семьи Блэк. Он распахнул свои двери перед предателями крови, и грязнокровками, и полукровками. Он разрешил полукровному ублюдку спать в комнате Хозяина Регулуса!

Северус Снейп. Кричер знал это имя. Хозяин Регулус часто его называл. Другой Сын тоже иногда называл его. Они называли его очень по-разному.

Полукровка Снейп ушел: давно ушел вместе с Хозяином, и Кричер надеялся, что они не вернутся. Но потом они вернулись — со старым волшебником, которого Хозяйка звала «Этот Старый Дурак-Магглолюбец Дамблдор». Еще они привели с собой девчонку, полукровку Поттер. Кричер ей не доверял. Он не доверял всем, кого любил Хозяин. Хозяин применил заклинания, признающие Полукровку Поттер его наследницей, так что теперь Кричер должен был слушаться ее.

Этот Старый Дурак-Магглолюбец Дамблдор злился на Хозяина. Он злился на Полукровку Снейпа и на Полукровку Поттер. Уходя, он забрал Снейпа с собой. Кричер хотел бы, чтобы он забрал их всех. Он хотел снова быть один, с портретом Хозяйки и памятью о Хозяине Регулусе. Ему не нравились рыжие предатели крови. Ему не нравилась Поттер.

Она взяла обычай прятаться в комнате Хозяина Регулуса. Хозяин Регулус этого бы не одобрил. Хозяин Регулус никого бы не пустил без особого разрешения. Он, может быть, и впустил бы Полукровку Снейпа — вопреки желаниям Хозяйки, он любил Полукровку Снейпа, — но Поттер — никогда.

Мать предателей крови злилась на Хозяина за то, что он ушел. Они перекрикивались за закрытыми дверями, словно никто не слышал. Но Кричер все слышал. Он был домовым эльфом.

— Ты не имеешь права так ей рисковать! — кричала мать предателей крови. — Поверить не могу, что вы с Северусом Снейпом это допустили! После того, что с ней было…

— После того, что с ней было, она имеет полное право решать сама! — кричал в ответ Хозяин. — И не делай вид, что ты ее мать, она не из твоих…

— Думаешь, только ты ее любишь, только ты за нее волнуешься?!

Кричеру все равно было, почему они ссорились. Он знал только, что от этого другим людям грустно и тяжело. Он наслаждался их грустью. Он хотел, чтобы они из-за этого ушли.

Но они оставались — день за днем. Раздирали дом на части. Взламывали шкафы, запертые со смерти Хозяйки, швыряли ее ценности и сокровища наземь. Хозяин кричал и ругался на Кричера, когда тот пытался их спасти. Какое Хозяину дело? Он ненавидел дом, ненавидел память Хозяйки: почему не оставил их как есть? Не дал Кричеру о них заботиться, как было долгие годы?!

Он уже лишился медальона Хозяина Регулуса: его украл Мундунгус Флетчер. Он убьет Мундунгуса Флетчера, если тот еще хоть раз переступит порог дома. Хозяин Регулус приказал беречь медальон, а Мундунгус Флетчер его забрал!

Кричер спас, что смог, от воровства предателей крови, но этого было недостаточно. Так он подведет свою Хозяйку. Подведет Хозяина Регулуса.

Он загадал, чтобы Другой Сын умер и больше не надо было звать его Хозяином, и чтобы все предатели крови и полукровки сгинули вместе с ним. Он загадал, чтобы всех их пожрала тьма.

* * *

В Хогвартсе существовала давняя литературная традиция историй об Основателях. Многие из них были написаны в духе «Короля Артура» Гальфрида Монмутского: больше выдумка, чем правда. Самые ранние напоминали артурианские мифы — вариации на одну тему. В Средневековье они распространялись в виде моралите, в елизаветинскую эпоху — как пьесы, в семнадцатом столетии их переложили на стихи, а в восемнадцатом выпустили в виде романа в трех томах. В девятнадцатом веке опубликовали многотомную версию, способную толщиной поспорить с «Холодным домом». Особенно нравилась Северусу графическая новелла сороковых годов двадцатого века (к восьмидесятым четвертый том комикса уже куда-то пропал).

В свои первые годы в Хогвартсе он перечел их все, даже те, что в стихах. Они с Лили были от них без ума. У каждого были любимые варианты (ей нравился роман сэра Вальтера Скотта и одна из самых старых легенд, повествующая в основном о Хаффлпафф и Рейвенкло), но хотя бы по разу они прочли каждую, даже гребаные поэмы, полные нескончаемого бреда про Рейвенкло, слоняющуюся по полям в своей диадеме мудрости.

И потому Северус помнил, что в одной из ранних легенд, XIII века, был медальон.

— Разумеется, Гриффиндор подарил ему чертов золотой медальон, — пожаловался он... Лили, наверное, среди библиотечных рядов: на территории, нейтральной для гриффиндорцев и слизеринцев, защищенной от темноты и холода, под бдительным оком миссис Пинс. — Блестящая побрякушка.

— Инкрустированная изумрудами, — Лили постучала пальцем по странице, на которой вычурным шрифтом было написано: «Поелику в знак приязни одарил возбранный Гриффиндор драгого друга медальоном из изумрудов и злата». — Не забывай. Спорим, никто бы так не смог… его, наверное, с орбиты было видно.

— Да он просто не мог его носить, — Северус развел пальцы, прикидывая размеры — «в ладонь его десницы», согласно книге. — Как ходить с такой коробкой на шее?

— Как думаешь, что он там хранил? — Лили набросала на листке пергамента медальон со змеей в виде буквы S. — О-о-о, может, собственное сердце? Вынул его тем заклинанием, ты еще рассказывал… — они содрогнулись от приятного ужаса, вызванного гротескным образом еще бьющегося сердца, извлеченного из груди, — такие страшилки всегда нравятся детям, — и спрятал в медальон для надежности, вот почему он такой большой…

— Это еще опаснее, чем хранить его в груди, — сказал Северус. — Прямо снаружи, где любой может взять.

— Так никто не догадается там искать, — она улыбнулась, придав изумрудам на своем рисунке форму сердечек.

— Но огромный медальон на шее прямо просится, чтобы его украли. Кто захочет, чтобы какой-нибудь вор стащил у него сердце? И все равно долго так нельзя, сердце нельзя вынимать больше чем на сутки, а то жопа будет.

— Ну ладно, пусть хотя бы на сутки. Может, он его и не носил… закопал где-нибудь. Тогда было бы надежно, ведь никто бы не нашел. О-о-о! — она подпрыгнула на стуле. — Он отдал его Гриффиндору! Они же были лучшими друзьями... он наверняка ему доверял.

«Никому нельзя настолько доверять, — думал Северус, скользя взглядом по рядам библиотечных книг, застывших в холодном сером свете, падающем сквозь тени мутными полотнищами. — Это знает любой слизеринец».

Северус знал символ Слизерина. Любой слизеринец его знал. И Дамблдор тоже. Он был очень зол на Северуса, но отрицать настолько очевидную истину было бы просто мелочно.

Однако было неизвестно, что хранилось внутри медальона: открыть его не удалось. Ни Дамблдору со всем его мастерством, ни Северусу, шептавшему над ним заклинания.

Но что бы ни было внутри, оно напугало детей. Дотянулось до Драко и Гарриет.

Иногда Северусу казалось, будто что-то за ним наблюдает. Он был шпионом и дал Непреложный Обет защищать трудного ребенка, которому грозила смертельная опасность: такое чувство не могло быть плодом воображения.

Но медальон…

Он передвинул лестницу вдоль рейки, лязг нарушил тишину, взметнулась пыль.

У Дамблдора были подозрения. У него всегда были подозрения. Он редко ими делился — только если чувствовал, что это необходимо. Если Дамблдор и рассказывал о своих трудностях, то, вероятно, только своей птице. Но Северус предполагал, что тот был слишком осторожен, чтобы заговорить даже с существом, не способным повторить его слова. Дамблдор мог бы поучить слизеринцев осмотрительности.

Тайны Дамблдора, наверное, способны были спалить магический мир дотла.

Северус забрался на лестницу до пятого ряда и оглядел корешки. Вот. Книга, которую он не держал в руках… двадцать лет, пожалуй.

Он достал ее с полки, и она раскрылась в том месте, где между страниц был вложен листок пергамента: набросок медальона со змеей в форме S, окруженной сердечками.

Он захлопнул книгу.

* * *

За окнами Дамблдора струилась дождевая вода. Дождь шел с тех пор, как они вернулись из Австрии. Северуса это устраивало: от солнечного света он нервничал. Если приходилось выбираться из прохладного сумрака подземелий, он предпочитал пасмурное, серое небо.

— Вот, — он подал книгу Дамблдору. Листок пергамента с глупым наброском уже был спрятан у него в кармане.

Дамблдор открыл книгу на странице, которую Северус заложил шнурком.

— Как ты и говорил, — пробормотал он. — Должен признать, не помню, чтобы это читал.

— Разве вы настолько интересовались Основателями? — скептически спросил Северус.

— Я больше увлекался документальными источниками, чем художественными. Но это, — Дамблдор провел пальцем вдоль отмеченной страницы, — доказывает, что факты можно найти где угодно. Я зря был так недальновиден.

— Это многословная сентиментальная сказка для детей.

То, что ему она нравилась, этого не отменяло. Он был очень сентиментальным ребенком.

— Я бы не стал так скоро сбрасывать ее со счетов, — Альбус продолжил читать, но Северусу все равно казалось, будто за ним наблюдают. — Ты любил в детстве истории об Основателях?

Им с Лили импонировала дружба между Гриффиндором и Слизерином. Конец этой дружбы… в нем виделось что-то одновременно неизбежное и завораживающее. «Как это могло произойти? — гадали они. — Как могли два таких близких друга — даже четыре, если точнее, — расстаться?»

Иногда — часто — детские воспоминания становятся проклятием.

— Я любил все, связанное с Хогвартсом, — небрежно ответил он, глядя на сбегающую по стеклам воду.

— М-м-м. — Зашелестел пергамент — Дамблдор перевернул страницу. — Том тоже.

— Темный Лорд? — Северус ощутил растерянность, но усталость была сильнее. Обычно ему нравились интеллектуальные игры, но приключения с Непреложными Обетами, Темной магией и путешествиями по Европе, в которых он держался только на безумной решимости не свалиться прямо перед Гарриет Поттер и ее крестным, его измотали. И вся эта шпионская деятельность, разумеется. Он жил на кофе, сигаретах и нервном напряжении. Было в этом что-то почти умиротворяющее.

Завтра дети смогут вернуться в школу. Он начнет с нетерпением ждать встреч у Темного Лорда, на которых можно будет слегка подтравить за ужином их отцов.

— И кажется, что Том по-прежнему ничего не знает, — Дамблдор произнес это наполовину вопросительно, устремив на Северуса один из своих наипронзительнейших взглядов.

— Он никак не выдал осведомленность в том, что меня сопровождали Блэк и мисс Поттер. Судя по всему, он полагает, что я искал Драко только ради Нарциссы. Но об этом ему рассказала она сама.

— Остается лишь надеяться, ради нашего общего блага, что чары забвения, наложенные Сириусом, не подведут, — Дамблдор закрыл книгу и сложил на ней руки. Его длинные пальцы почти полностью скрыли небольшой томик. — Сегодня мне нужно навестить площадь Гриммо. Ты будешь меня сопровождать.

Северус удивился: после его несанкционированной поездки Дамблдор запретил ему посещать эту прогнившую могилу. Возможно, теперь ему это позволено, так как он будет под надзором.

— В восемь, — сказал Дамблдор. — Увидимся, Северус. Обсудим наши дела по дороге.

Северус сдержал порыв перед уходом сказать: «Мой лорд». Их нельзя было сравнивать. Из двух повелителей он определенно предпочитал этого.

В конце концов, Дамблдор не хотел смерти Гарриет Поттер.

* * *

Гарриет думала, что еще день-другой, и Кричер ее отравит, если она не перестанет болтаться в комнате Регулуса — несмотря на заклинание наследования, использованное Сириусом, чтобы Кричер ее слушался. (Она вряд ли расскажет о нем Гермионе.)

Комната Регулуса была… интересной. Кричер сохранил в ней все, вплоть до фантиков от Друбблс. Регулус любил Слизерин, квиддич и быть чистокровным Блэком. Само по себе это было скорее противно, чем интересно (такое сочетание навевало ей мысли о черноволосом Драко Малфое), но потом она нашла дневник Регулуса.

В нем было полно Снейпа.

«Вы дружили?» — спросила она. Он ответил: «Можно сказать и так».

Она подозревала, что Снейп нашел дневник до отъезда в Австрию. Он был убран на верхнюю полку, но слегка выдавался. Кричеру, наверное, тяжело было видеть что-то выше человеческих колен; если Снейп положил дневник туда, он легко мог его пропустить. И, судя по содержанию дневника, Регулус не оставил бы его валяться где попало, особенно если учесть, что на нем не было проклятий.

Ей хотелось, наконец, разобраться, как она к этому относится. Она должна была чувствовать злость, ненависть, отвращение. И так и было, но… она чувствовала еще и другое, и из-за этого лежала на постели в музее, построенном Кричером из жизни Регулуса, и читала написанные в напыщенном тоне истории про Снейпа-подростка.

«Сегодня Северус изобрел новое заклинание, — писал Регулус, — или раньше, возможно; СУТЬ в том, что он использовал его сегодня против меня, и не говорил контрзаклинание, пока я не отдал ему весь свой шоколад из «Сладкого королевства», ТУПОЙ УРОД. Пришлось отдать, разумеется, невозможно ни о чем думать, когда ногти на ногах вонзаются в стельку туфель. Мне удалось разуться, но носки уже были порваны, а они были ШЕЛКОВЫЕ. Когда я пожаловался, Северус просто сказал мне засунуть их себе в задницу, ненавижу его, грубый вульгарный скот. В общем, я попытался использовать закл. против него, и он просто сунул мне в рот кусок шоколада, а я еще не освоил нврб. и ничего не смог сделать».

Было одновременно легко и странно представить, как Снейп-подросток это все делает: она наслушалась, как они ссорятся с Сириусом. Несмотря на все жалобы Регулуса, она была совершенно уверена, что он… эм, обожал Снейпа. Как странно было думать это слово в отношении Снейпа. Это же только у нее какой-то странный пунктик насчет него, не сказать, чтобы…

— Гарри? — крик Рона приглушенно донесся сквозь стены, его шаги прогрохотали вниз по лестнице. — Ты ту… ай!

— Гадкие отродья предателей крови не прикоснутся к комнате хозяина Регулуса!

Гарриет спрыгнула с постели Регулуса и открыла дверь его спальни. Рон потирал лодыжку и смотрел на Кричера так, словно хотел спустить его с лестницы. Кричер, упрямо съежившийся перед дверью, сжимал в руках кочергу.

— Дай Рону пройти, Кричер, — сказала Гарриет.

Кричер бросил на нее недобрый слезящийся взгляд. На миг ей стало его жаль, но он был вредным гаденышем и только что ударил Рона за то, что тот не чистокровный последователь маньяка-убийцы.

Но Кричер, шаркая, отошел прочь, давая Рону прохромать внутрь. Рон захлопнул дверь перед обозленным и несчастным лицом Кричера.

— Сволоченок ненормальный, — буркнул Рон, плюхнувшись в кресло. — Хорошо, что Сириус провел ту церемонию, чтобы признать тебя наследницей, а то он тебя бы уже отравил, наверное, потому что ты тут.

— Прямо моя мысль, — развеселилась Гарриет. — Что там?

— А! Все из головы вылетело из-за этого мелкого гремлина, который лупит по лодыжкам… — он порылся в кармане и вынул мятое письмо. — Пришлось прятать от Фреда и Джорджа. Хотел тебя спросить, настоящее ли это или… какой-то розыгрыш.

Он сунул письмо ей. В плотный пергамент было завернуто что-то маленькое, но увесистое. Она его развернула, и на ладонь выпал красный значок.

— Это значок старосты, — удивилась Гарриет.

— Адресовано мне, — с сомнением сказал он.

Она пробежала взглядом письмо, подписанное Дамблдором и профессором Макгонагалл и приветствующее Рона в рядах старост.

— По-моему, вполне настоящее, мистер Староста.

Рон забрал письмо и значок и глядел то на одно, то на другое, явно не в силах поверить.

— Поздравляшки, — улыбнулась Гарриет. — Пойдешь хвалиться Фреду с Джорджем?

— Смеешься? — возмутился он. — Они говорят, что только зануд берут в старосты, — Рон на миг помрачнел.

— Это же Фред и Джордж, что им еще говорить. Старшие братья-старосты ничему другому их не научили, да?

— Точно. Особенно Перси, — он с любопытством посмотрел на Гарриет: — Тебе пришло?

— Нет конечно. Гермионе придет.

Они молча обменялись взглядами, словно говоря: «Надеюсь». Если Гарриет получит значок старосты, это будет значить, что Дамблдор и Макгонагалл считают: Гермионе слишком плохо, она не справится. По другой причине сделать кого-то еще старостой Гриффиндора было нельзя.

У Гарриет захолонуло под ложечкой. Она же точно не получила письмо?

— Пошли вниз, — она стянула с постели дневник Регулуса и спрятала его под свитер. Рон заметил, но ничего не спросил. — Покажешь маме свой значок.

Он застонал:

— Думаешь, она после этого подобреет?

— Попытка не пытка.

— Не знаю, — мрачно сказал он, — по-моему, тут нужен как минимум орден Мерлина.

* * *

Драко думал, что после его жутких испытаний отец нагрянет к кузинам во всем своем гневе и заберет его домой. («Пожалуйста, забери, я больше тут не могу».) Но недели сменяли друг друга, приходили лишь ежедневные письма от матери, от отца — ни слова, и он начинал понимать, что застрял в этом месте… и волноваться. Он то негодовал, что его бросили после того, как он чуть не умер, то боялся, что нечто подобное повторится, и сильно беспокоился, что что-то случилось с отцом.

Но будь последнее правдой, мать, разумеется, что-нибудь сказала бы. Упомянула бы в письмах. («Она должна забрать меня домой. Почему она никак не приходит?») Это было глупо. То, что он провалился в темную трухлявую дыру и чуть не умер от голода, прежде чем его нашли, еще не значило, что что-то случилось с отцом.

…Если только кто-то не хотел, чтобы Драко об этом узнал, а мать была заложницей, и ее письма таили секретный код — надо его разгадать, чтобы докопаться до истины.

Так что он достал все ее письма, отнес их в пепельно-голубую с золотом утреннюю комнату, где свет был ярким и окна выходили на озеро. Темнота и тишина были ему отвратительны, и он приоткрыл окно, чтобы слышать голоса кузин, катавшихся на лодках, и засел с пачкой писем. Он всегда их сохранял, и загадки ему нравились. Мать была очень умна. Она наверняка написала что-то такое, что обмануло бы охрану, но что понял бы он. Она так хорошо его знала…

Дверь щелкнула, и он поднял взгляд. Астерия, заметив его, чуть отступила назад, прижав к себе планшет для рисования. Она посмотрела на письма, и Драко захотелось их схватить.

— Что? — недружелюбно сказал он.

— Я просто пришла порисовать, — Астерия нахмурилась, неуловимо напомнив при этом Поттер.

В последнее время он, к своему крайнему раздражению, много думал о Поттер. Он решил, что это потому, что Астерия всегда была рядом. Они же с Поттер дружат или вроде того. И если бы Поттер упала в дыру с Астерией, она бы в одиночку их обеих спасла уже к чаю. Гриффиндорцы так бесят.

— В другую комнату не можешь пойти?

— Я уже несколько дней рисую пейзаж из этого окна. С других точек будет неправильный угол.

Она закрыла за собой дверь и подошла к окну, где по стеклу, словно масло, тек яркий солнечный свет, и устроилась там с красками и планшетом.

— Ты будешь отвлекать меня своим шуршанием, — сказал он.

— Уходи, если не нравится, — голос у нее немного дрожал, но она не оглянулась, только решительно поджала губы.

Он свел брови, взял письмо и уставился в него, собираясь с мыслями. К его досаде, это было легко: Астерия была до того тихой, что о ней легко было вообще забыть. Но она, наверное, сидела там и осуждала его.

Дверь снова открылась. Драко готов был швырнуть письма в потолок. Он был занят важным делом! Разве не могут все просто…

— Что теперь? — бросил он.

— Драко… — это была старшая из кузин, Аделаида, и она была бледнее обычного. — Твой отец здесь.

— Мой… — Драко вскочил, уронив письма. Не успел он пересечь комнату, как услышал тяжелые шаги, и появился его отец.

Драко чуть не побежал его обнимать. Но он из этого вырос, — не хотелось, чтобы отец считал его маленьким, — и Астерия все еще была рядом. (Кузина уже поспешила скрыться: отец, наверное, устроил ей выволочку за то, что его единственный сын и наследник провалился в пыльную гробницу. По крайней мере, Драко на это надеялся.)

— Драко, — отец подошел к нему и положил руку на плечо. — Мы одни?

Драко моргнул:

— Нет, тут… — но стол, за которым рисовала Астерия, был пуст. Она бросила краски; на рисунке было озеро, словно миниатюрное отражение картины за окном. Тут где-то есть вторая дверь?

Впрочем, раз он сумел упасть через люк в старые катакомбы, в этом отвратительном месте наверняка есть и другие тайные ходы.

— Одни, — сказал Драко. — Погоди, я сейчас… — он стал сгребать письма матери в кучу, надеясь, что отец не станет задавать вопросов: теперь, когда он был тут, мысль о секретном коде вдруг показалась дурацкой и ребяческой. — И потом можно домой…

— Слуги уже пакуют твои вещи, — сказал отец. — Мы останемся на ночь в «Золотой лире», а завтра сядем на поезд.

— Что? — у Драко получилось завязать стопку, несколько писем смялось. — Мы не едем домой?

— Это… тонкий вопрос, — отец убрал прядь волос, его взгляд метнулся по комнате. У Драко появилось странное чувство, что отец из-за чего-то встревожен. У него внутри зашевелилось неприятное чувство.

— Тонкий вопрос? — повторил он. — То есть?

— У нас гостит… очень важная персона. Лишние беспокойства там ни к чему. Драко, — отец сжал его запястье, глядя с пугающей настойчивостью. Драко хотел отвести глаза, но почувствовал себя в ловушке. — Ты повзрослел. Ты уже на пятом курсе Хогвартса, и это влечет за собой новую ответственность.

— Знаю. Меня сделали старостой, — он не сказал, что ему все равно. Он думал, что это будет иметь значение, когда начнется учеба — больше власти, право снимать баллы, — но пока, глядя на зеленый значок на синем покрывале, он думал только о том, что звание старосты не поможет, если он снова свалится в дыру, из которой не вылезти.

— Да, — ответил отец так, словно говорил о другом. — Мы живем… в судьбоносное время. Ты должен быть бдителен и готов ко всему. Помнишь, о чем я говорил прошлой зимой? Могу я на тебя положиться, сын?

И Драко вспомнил: «Нечто близится, Драко… Ты должен быть сильным. Терпеливым. Жди. Будь настороже».

Им вдруг овладело жуткое чувство, будто его попросили залезть обратно во мрак, и в этот раз он будет там один.

И где-то на краю сознания он услышал шепот, словно эхо сна, что-то темное и зовущее, уносящее все сомнения и неуверенность… но в то же время делающее их только глубже.

Ему стало зябко, и он смог только кивнуть. Больше ничего не оставалось.

Отец снова сжал его плечо:

— Хорошо.

* * *

«ПОЗДРАВЛЯЕМ РОНА, НОВОГО СТАРОСТУ», — гласил транспарант, который сияющая миссис Уизли повесила над закопченным камином. Гарриет спрятала улыбку за кружкой тыквенного сока. Вот вам и орден Мерлина.

Рон всем, кто ему попадался, рассказывал про свою новую метлу. В данный момент его жертвами были Тонкс и Ремус, и на лицах у них был одинаковый вежливый интерес. Гарриет уже все про метлу слышала.

Настроение у нее было сложное. Не из-за Рона: к ее облегчению, единственное ее письмо из Хогвартса оказалось списком литературы. Но одновременно с ним пришло второе, написанное нынешним неуверенным почерком Гермионы. Больше всего Гермиона боялась неудач, и февраль только обострил этот страх. Гарриет не могла избавиться от липкого чувства, что год назад Гермиона бросилась бы исполнять обязанности старосты, засучив рукава и сверкая глазами. Но теперь…

«Я рада, что профессор Дамблдор и профессор Макгонагалл считают, что я готова к этому», — писала она, и чем дальше к концу страницы, тем корявее становились буквы. Гарриет видела в этом: «Боюсь, я не готова».

«У тебя отлично получится», — написала она в ответ, жалея, что Гермионы нет рядом. Жесты у Гарриет выходили лучше слов: от объятия было бы больше толку, чем от слабых попыток поддержать письмом.

Гарриет сидела с кружкой сока и слушала разговоры. Миссис Уизли попросила Грозного Глаза проверить письменный стол в утренней комнате.

— Готово, это боггарт, — ответил он, вперившись волшебным глазом вверх. — Хочешь, я от него избавлюсь?

— Нет, я сама перед уходом, — ответила она. — Артур, не засиживайся.

Она напоследок поцеловала в щеку смущенного, но довольного Рона, и вышла из кухни. Но потом, меньше минуты спустя, вернулась и коснулась плеча Гарриет:

— Гарриет, милая, к тебе пришел профессор Дамблдор. С профессором Снейпом.

Глоток сока у Гарриет попал не в то горло, и она закашлялась.

— Ч-чего?

— Профессор Дамблдор, милая, — миссис Уизли чуть улыбнулась. — Вставай, он в слишком зеленой портретной.

Сириус отставил бутылку, намереваясь пойти с ней, но Ремус остановил его, положив ладонь ему на руку. Пока они молча боролись взглядами, Гарриет выскользнула из кухни.

Даже проведя здесь половину лета, она по-прежнему считала это место основательно жутким. Казалось, устроенная ими уборка не убрала и доли безумной тьмы, пропитавшей тут все, от подсвечников до ковра. Наверное, после пятнадцати лет, что это место гнило, пара недель чистки и правда не должна была сильно повлиять. По крайней мере, они смогли поставить на двери новые ручки.

Слишком зеленая портретная получила свое название в те давние времена, когда дом еще был цветным. Теперь все выцвело и поблекло. Когда она вошла, Снейп стоял у окна, наверное, смотрел на улицу внизу. Он перевел взгляд на нее и чуть наклонил голову, словно наводил резкость. Уличные фонари отбрасывали на его лицо оранжевый отсвет, подчеркивали тени. У нее родилась глупая — «хотя нет, не очень глупая» — мысль, что он похож на палача.

Рассказы Регулуса о диковатом, невоспитанном Снейпе-подростке попытались слиться с неподвижным суровым мужчиной, которого она видела перед собой. Это было похоже на настройку телевизора, картинка на котором рябила от помех.

— Эм, — она поискала, что бы сказать. «Я читала дневник Регулуса» — точно не вариант. — Я думала, Дамблдор тоже тут.

— Ему надо поговорить с кем-то другим, — Снейп еще немного на нее посмотрел, а потом вздохнул, словно говоря: «Давайте уже с этим покончим». — Но, так или иначе, дело у вас ко мне. Войдите и закройте дверь.

Она, хмурясь, выполнила указание.

— Какое дело?

Он отошел от окна, но руки у него так и остались сложенными на груди. Пальцами одной из них он постукивал по предплечью другой, словно в задумчивости. Гарриет присела на подлокотник кресла и тоже скрестила руки. «Я тоже так могу», — подумала она и стала ждать, когда он заговорит.

— Опишите еще раз, что вы почувствовали, прикоснувшись к тому медальону.

Она моргнула. Но ей не требовалось переспрашивать, что он имел в виду: вспомнить было совсем просто…

Густая тьма украсила лицо Малфоя, и шепот прошелестел сквозь нее, словно свистящее шипение холодного ветра в черных деревьях. Что-то забилось между ними, словно пульс, распространяющий некое чувство, черное и туманное, растущее, раскрывающееся, разворачивающееся из нее… И Астерия сказала: «Осторожнее с этим медальоном, Гарриет. Я не знаю, что в нем, но это опасно».

Ей стало зябко.

— Вы узнали, чем он проклят?

— Сперва ответьте на вопрос, — Снейп вперился в нее взглядом.

— Из меня как будто что-то пыталось вылезти, — коротко сказала она. — Темное, властное… жуть какое страшное.

— Дамблдор над этим работает, — произнес Снейп с откровенной интонацией «мы-не-будем-это-обсуждать». Это бы ее не остановило, и он, очевидно, это понимал, так как тут же продолжил: — Вы когда-нибудь раньше чувствовали подобное?

— Что? Когда?

— В обществе директора.

— Я… — что-то промелькнуло в памяти, что-то, связанное с этим домом, но ускользнуло. — Не знаю. Может быть?.. Слушайте, я тут уже несколько недель. В этом доме чокнуться можно.

Снейп еще несколько секунд смотрел на нее с пугающей настойчивостью. Она заново сложила руки, сердито глядя в ответ. Потом он снова вздохнул и отвернулся, прошелся по комнате, но спокойнее, чем в прошлый раз.

— Директор считает, что ваша связь с Темным Лордом… вызывает эти проблемы.

Гарриет чуть не свалилась с кресла:

— Моя — что?!

— Ваш шрам, — нетерпеливо сказал Снейп.

— Не хочу я никаких связей с Волдемортом! — заявила она, не обратив внимания, как он вздрогнул.

— Это вряд ли для вас новость, — теперь он тоже смотрел сердито. — Присутствие Темного Лорда всегда вызывало у вас боль. Чем это было обусловлено, по-вашему?

— Этой ерундой с проклятым шрамом! — резко сказала она. — Не знаю!

— Этот шрам оставил вам он, — раздраженно пояснил Снейп.

— Ну, и как мне… — она взмахнула руками, не зная, как это описать, — прекратить это все?

— Об этом я и говорю, — процедил Снейп. — Директор желает, чтобы вы изучали окклюменцию.

Мысль об учебе Гарриет не обрадовала: она предпочла бы что-нибудь сделать. К сожалению, она не могла просто прийти к Волдеморту и сказать, чтоб он вылез из ее головы или отрезал ей шрам.

— Что за окклю-как-то там? — опасливо спросила она.

— Магическая защита разума от проникновения извне. Малоизвестный, но крайне полезный раздел магии.

Судя по описанию, это было скучно и сложно.

— Ладно, — протянула она, — и как ей учиться?

Снейп еще какое-то время смотрел на нее, а потом, словно смирившись, ответил:

— У меня.

Так вот каково это — млеть.

— У вас? У вас же нет проклятого шрама для связи с… Этим самым!

— А кто, по-вашему, регулярно имеет счастье предоставлять Темному Лорду копаться у него голове?

— Вы ничего не говорили насчет того, чтобы копаться у меня в голове!

— И что, как вы думали, значит «защита от проникновения извне»? — Снейп выглядел до того раздраженным, что можно было заподозрить, будто посреди разговора в комнату незаметно для Гарриет вошел Сириус.

— Не знаю! — она была раздражена не меньше. — Вы ничего мне не объясняете! Только говорите и говорите, как будто знаю все, что вы знаете!

— Тихо, — сказал Снейп, уперевшись взглядом в стену.

Гарриет, как только замолчала, тоже услышала: за стеной кто-то плакал.

Она спрыгнула с кресла, но Снейп уже был у двери. Край его черного плаща скрылся за порогом, и когда она его догнала, он уже ворвался в утреннюю комнату.

Гарриет резко затормозила, чтобы не уткнуться ему в спину. Письменный стол был опрокинут, и на ковре перед рыдающей миссис Уизли лежал… Рон?!

— Рид-д-дикулус! — воскликнула миссис Уизли, наведя палочку на тело Рона, глядящее в потолок пустыми глазами.

Тело превратилось в близнецов — тоже мертвых. Снейп шагнул вперед, поднимая палочку; миссис Уизли, плача, дико взмахнула палочкой… и с новым хлопком близнецы превратились в Гарриет. Снейп, застыв, остановился рядом с миссис Уизли.

Гарриет протолкнулась мимо него, вынимая палочку из кармана джинсов. Ее труп рассыпался в груду гнилой ткани, поднялся с пола, протягивая к ней костлявые руки, с которых лохмотьями слезала гнилая кожа, воздух заледенел, огни погасли…

— Экспекто патронум! — она ткнула палочкой перед собой, и комнату залил бело-голубой свет — олень бросился на дементора. Боггарт распался на завитки дыма, которые впитались в ковер и исчезли.

Олень развернулся на месте, глядя на них бездонными глазами, потом склонил голову и ткнулся носом миссис Уизли в плечо. Она уставилась на него, замерев с поднятыми к лицу руками, и он рассеялся звездным дождем.

Один за другим, мерцая, зажглись огни.

— Ох… ох, — охнула миссис Уизли, а потом схватила Гарриет в охапку и разрыдалась у нее на плече.

Гарриет гладила по ее спине, жалея, что Снейп ничего не делает, но потом поняла, что раз уж у нее плохо получается утешать, то уж натравливать Снейпа на расстроенных людей — вообще последнее дело.

Она не могла разобрать, что выражает его лицо. Глаза у него странно блестели, зубы были стиснуты. Затем он отвернулся к Дамблдору — тот показался в дверях, пронзая взглядом сумрак.

— Что произошло?

— Боггарт, — узкие плечи Снейпа были напряжены, — мисс Поттер с ним справилась.

Дамблдор посмотрел на него коротким, но тяжелым взглядом, а потом улыбнулся Гарриет:

— Превосходная работа, моя дорогая.

Гарриет попыталась улыбнуться ему, но что-то ей помешало… что-то темное, властное, как сжавшая сердце рука.

Холод, который она ощутила, никак не был связан с поддельным дементором.

— Так, Молли, — сказал Дамблдор миссис Уизли, которая выпрямилась, вытирая глаза и пряча заплаканное лицо, — полагаю, тебе лучше выпить чего-то горячего.

— Ох, не хочу никого затруднять, — прошептала миссис Уизли, но позволила ему взять ее под руку. — Детям… не надо детям видеть…

— Глупости, — мягко сказал Дамблдор, выводя ее из комнаты. Его успокоительный голос стихал по мере того, как они удалялись по коридору.

— Насчет тех уроков, — обратилась Гарриет к Снейпу.

— В моем кабинете в шесть вечера в первый учебный день, — сказал он после короткой паузы. Он не смотрел на нее, и профиль его был острым, как скимитар. — Если станут спрашивать, у вас занятия по зельям для отстающих.

— Ну спасибо, — ей вспомнились эмоциональные пассажи из дневника Регулуса.

Он ответил непроницаемым взглядом и выскользнул из комнаты.

Оставшись в одиночестве, она посмотрела на ковер, где раньше лежало ее тело. Образ был пугающий, но куда сильнее ее мыслями завладел вопрос, почему Снейп не мог пошевелиться после того, как его увидел.

И был ли это вообще боггарт миссис Уизли.