Эребор, Дракон и неудача  (гет)

Торин так и не смог принять Синие Горы. Для него это место было никак не домом, временным пристанищем, да и только.

Одинокая Гора, Эребор — вот его дом и его народа. Он с тоской и болью вспоминал величественные залы Эребора. Теперь их дом захвачен драконом, а он — король без королевства. После всех пережитых несчастий все, что он смог дать своему народу — это спокойную жизнь далеко от дома. Сытую жизнь после всех скитаний и испытаний. Но сам он никогда не забывал о том, что все они потеряли. Он не забыл и не простил.

Все эти годы, полные страданий, он верил, что гномы вернут себе свое царство. Что если не он, то один из его племянников сядет на трон их предков, как законный Король-Под-Горой. И их род снова восстанет в богатстве и славе. Как и положено прямым потомкам Дурина Бессмертного.

Торин принял корону в самый нелегкий час. Его короновали на поле битвы при Азанулбизаре, после того, как его дед, король Трор, пал, а отец потерял разум. Тогда же он и стал Дубощитом. Тогда же похоронил брата и мужа сестры.

Его прекрасная, гордая Дис и ее сыновья, вот все, что у него осталось. Торин ценил слово сестры и любил ее превыше всех женщин мира. А племянники были ему все равно, что сыновья.

Он поклялся положить жизнь, но вернуть своему народу дом. Торин думал об этом не переставая все эти долгие годы вынужденного изгнания. Он искал способ убить змея. К сожалению, у гномов было не так уж много сведений о драконах. Сохранились древние предания о крылатой смерти, но их было мало. И там не было ничего о слабостях этих тварей. Он не был настолько наивен и безрассуден, чтобы идти на дракона без подготовки. Торин был уверен, что высокомерные зазнайки эльфы ведали больше, но он скорее бы умер, чем снова попросил помощи у эльфов. Его уже один раз предал тот, кого он считал другом.

С тех пор он ненавидел остроухих, будь то нолдор, авари или синда, все они одинаковы. И никому из них нельзя довериться.

Трандуил преподал ему хороший урок, который гном запомнил на всю жизнь. Эльфы слишком ценят свои бессмертные жизни, чтобы рисковать ими ради смертных. Подумать, когда-то он зачитывался эльфийскими историями и искреннее восхищался героями древности. Даже выучил синдарин. Юношеская глупость, не более того…

Но эльфы хранили память о тех временах, когда драконов было куда больше. Они сражались с ними. Значит у ящеров были слабые места. Трандуил не раз предостерегал деда Трора о его страсти к сокровищам, предупреждая, что такое несметное богатство может привлечь зло. Дед только смеялся, утверждая, что стены и врата Эребора удержат армию. Но не дракона…

Торин же не игнорировал предупреждения и даже расспрашивал тогда еще друга о Змеях Севера. Синда говорил о них не слишком охотно, но все же кое-что рассказал. Ящеров создал Моргот Бауглир, и он же вложил в них всепожирающее пламя и жажду золота. Смауг был единственной тварью, что пережила Войну Гнева. И именно поэтому он был так опасен.

— О чем думаешь, брат? — тихие шаги, черное платье и перевитые золотом косы Дис.

— О том же, что и всегда, — Торин усмехнулся. — Где мальчишки?

— Сбежали на охоту, — чуть нахмурилась Дис: шалости братьев, в самом деле, доставляли ей много хлопот. Особенно, когда неразлучная парочка была маленькой, двух таких озорников свет не видывал. — Но мне думается, опять шалят, — губы принцессы изогнула мягкая улыбка.

Нет, его сестра не была слабой. Дис была горда, своенравна и вспыльчива, но она была прежде всего матерью, и сыновья были ее единственной и главной радостью. После смерти мужа она оделась в траур, который не снимала и спустя столько лет. Его сестре была свойственна забота и особая мудрость, которой он не встречал ни в ком, кроме нее. Хотя в их общем детстве малышка Дис была сорванцом, бесценной внучкой, дочкой, сестрой. На любые проступки которой закрывал глаза не только отец, но подчас суровый дед. Все они обожали ее.

Дис с юности отличалась острым язычком и попадать на него не желал никто. Пользуясь своим положением принцессы, она всегда говорила то, что думает, мало заботясь о впечатлении, которые производят ее слова. Впрочем, способность едко и емко говорить осталась при ней.

— Ты выглядишь усталым, — Дис коснулась его руки. — Прошу тебя, Торин, оставь свои тяжелые думы, хоть ненадолго, и отдохни.

— Я поклялся отцу вернуть наш дом…

В синих, как у него, глазах сестры блеснула слеза. Тут же сердито стертая.

— Отец не знал, о чем просит тебя, — яростно возразила принцесса. — Эта клятва невыполнима и может свести тебя в могилу, брат. Я не перенесу еще одной потери, — печально произнесла она.

— Я не собираюсь умирать, — серьезно произнес Торин. — И ты ведь сильная, сестрица.

— Сильная, — красивое лицо Дис сделалось очень несчастным. — Но не каменная, чтобы не чувствовать боли.

Она бы многое могла сказать брату. Как выла по ночам, кусая подушку, чтобы не напугать сыновей. Как сердце чуть не разорвалось, когда увидела тело мужа. Как сидела и не могла даже заплакать, словно замерзло все внутри, а душа закаменела от боли. Но выдержала, не сломалась. Смогла стать опорой брату. Хозяйкой в его доме и в Синих горах.

Каждый день их народ видел одетую в черное, спокойно отдающую распоряжения принцессу из рода Дурина Бессмертного. Дочь королей.

Да, Махал, она научилась улыбаться и смеяться. Но иногда накатывало, и ей казалось, мгновение — и маска достоинства треснет на куски и осыплется, открывая лицо раздавленной горем старухи, а вовсе не величавой принцессы, которой ее знали брат, сыновья и их люди. Она боялась таких минут слабости, когда щемящая, непроходящая боль в сердце становилась слишком сильной, чтобы выносить ее. Но видя лица сыновей, Торина, ей становилось опять терпимо. В конце концов, Дис Эреборской есть, ради кого жить и бороться.

— Не грусти, сестра, я не сегодня ухожу в поход, — попытался пошутить Торин, за что его ожгли злым взглядом.

Торин поежился. Король он или не король, а сестренка Дис с легкостью стучала ему по лбу, как и своим сыновьям. Дис временами пугающе походила на его матушку, которая за слово поперек могла запустить в отца топориком поострей. Гномки были прелестными и нежными созданиями ровно до того момента, как разозлятся.

От расправы его спасли непутевые племянники, которые притащились с «охоты» почему-то без добычи и со связанными разноцветными лентами руками. Шалопаев вели под конвоем несколько совсем юных девушек-гномок. Но пленники выглядели до неприличия довольными своим конвоем. Ровно до того момента, когда заметили Короля-Под-Горой и свою добрую матушку, стоящих в галерее. Герои тут же поникли и сжались…

— Кили, Фили, что вы натворили в этот раз? — спросил Торин, предчувствуя еще одну нелепую историю из тех, в которые обожали влипать эти два балбеса. — Я поговорю с ними…

— Будь добр, — неласково произнесла Дис и удалилась, шурша юбками.

— Дядя, мы не виноваты… — хором, хитро блестя глазами.

Кто бы сомневался? Торин тяжело вздохнул: с ними всегда так, они не виноваты, оно само, они только хотели глянуть, что будет и так до бесконечности… Молоденькие гномки хихикали, но уходить не спешили. Зная, что от племянников правды не добиться, он решил расспросить леди. Самая смелая ответила, и Торин еле подавил желание выдрать обалдуев ремнем.

— И чем вы думали, когда пугали их? — Торин отчитывал стоящих на вытяжку племянников. Девушки, освободив руки идиотов от связных хитрым узлом лент, ушли. — И скажите на милость, где вы взяли шкуру варга? И чья идея была напялить ее на себя и напасть на дам?

— Моя, — Фили шагнул вперед с раскаянием на лице. Торин скептически хмыкнул: таким его давно не пробрать.

— Нет, моя, — Кили толкнул брата. — Это я придумал, честное слово, дядя!

— Вы раскаиваетесь? — кивнул Торин. — Не сомневаюсь, что да. Но наказание вам назначит матушка.

Мальчишки застонали и попытались разжалобить его. Торин улыбнулся и наградил обоих подзатыльниками.

— Марш к Дис, и чтобы до ужина я вас не видел, — приказал он. — И не слышал.