Эребор, Дракон и неудача  (гет)

Зиму мы пережили тихо и спокойно. Смауг часто отлучался на долгое время по своим загадочным делам. Но страх перед драконом был так велик, что Одинокую Гору не тревожили незваные гости. Я же совершенствовала свои навыки владения языком и кинжалом. К весне освоила чтение и письмо на синдарине. Почти свободно говорила на нем, хотя и с ужасающим акцентом. Дракон сравнивал мое произношение с произношением орков — сразу понятно, какая он душка.

Призывал смело говорить с эльфами на их языке — если меня не убьют, то сами убьются, чтобы не слышать этого ужаса.

И еще Смауг повадился произносить длинные ругательные речи на квенья Первой Эпохи. Видите ли, ему совесть при ребенке ругаться не позволяет. А так я вроде все равно ничего не пойму, и выгляжу забавно, слушая его с открытым ртом. Если дракон не спал, то дневал в кузнице, что работала почти на полную мощность… Смауг решил: если потеряет Одинокую гору, то грязные коротышки гномы не досчитаются своих сокровищ. Дракон переплавлял золото в огромные слитки, которые можно было перенести по воздуху в новое убежище. Он был уверен, в то место, куда он упрячет сокровища, не сунется никто. Оно абсолютно надежно.

Спрашивать, куда он летает, было бесполезно, в ответ только загадочное молчание и каменная рожа.

Смауг обещал мне, что даже если нам придется покинуть Эребор, у нас будет дом. Таким образом я была причислена змеем к ценному имуществу, которое стоит спасать. К этому факту отнеслась спокойно — не в моих силах переупрямить дракона. К тому же бежать за тридевять земель от Смауга я не собиралась. Чувствуя себя попеременно то глупой, то наивной я… Даже страшно признаться в этом, пусть и на страницах дневника, влюблялась. И в кого, в одного из Великих Змеев Моргота!

Это чувство пришло, как всегда бывает, непрошенным. Любить обычного-то мужчину не просто, а что же говорить о том, кто самый настоящий дракон?

Сколько могла, я сопротивлялась этому чувству. Понимая, что оно не принесет мне ничего хорошего. Хоть Смауг постоянно величал меня «дуррой», но несмотря на это я знала, что любить его не имею права. Прежде всего это принесет горе лично мне. Тогда я еще не верила, что такие, как Смауг, могут любить. Я не хотела, не желала напрасно страдать. А ведь мне казалось, что иначе быть не могло. Разве можно предположить, что первосортный гад и сволочь может ответить на чувство другого? Смауг будто нарочно убеждал меня, что бессердечен.

И при этом часто делал то, чего я от него не ожидала. Замечая мою грусть, старался развеселить, вызвать улыбку. Как будто ему было не все равно…

Он почти перестал орать на меня, но обзывать не перестал. Просто прозвища стал давать ласковые, что ли. Смауг забавлялся, видя, как я злюсь. А ведь злил он меня постоянно, словно специально. Его ехидство и самое терпеливое существо довело бы до бешенства. Что же говорить об обычной смертной девчонке, вроде меня? Но теперь я редко молчала в ответ. Обидно другое: дракон всегда выходил победителем из наших словесных поединков. Удивляться было тут нечему: стоило только сравнить, сколько успел прожить и пережить он, а сколько я.

Иногда, ни с того ни с сего, Смауг становился угрюмым и злобным. В такие моменты он запирался в кузнице, от дверей которой шел невыносимый жар, и приказывал мне его не беспокоить. После таких вот приступов плохого настроения он днями лежал без дела, зарывшись в золото, и молчал. Потом извинялся за свое отвратительное поведение, и все шло по-старому.

Мое появление расшевелило дракона, но нисколько не убавило в нем ни пренебрежения, ни равнодушия ко всем остальным народам. Дракон не желал, чтобы его беспокоили, но и не мог вечно отгораживаться от мира. Смауг предчувствовал перемены, с которыми он не мог ничего поделать и ярился по этому поводу. Больше воров, эльфов, гномов, орков и майр змей ненавидел чувство собственной беспомощности.

Смауг был беспощаден не только к другим, но и к себе. И спустя Две Эпохи дракон не смог простить себе того, что не защитил своего Создателя. Единственного, к кому был привязан по-настоящему. Абсурдно, странно звучат эти слова по отношению к дракону Моргота, но, тем не менее, это так — Смауг жил с виной. Я точно знаю это, как и то, что я его любила. И буду любить.

Был поздний вечер, Смауг в своем эльфийском облике перебирал драгоценные камни. Я лежала на своём ложе с книгой. Но больше наблюдала за драконом, чем читала. Или, будем говорить откровенно, любовалась.

— Вот скажи мне, смертная, как можно быть такой бестолковой? — трагическим голосом спросил дракон.

Я лишь хмыкнула и демонстративно уставилась в книгу. Все равно сейчас услышу о себе множество неприятных вещей. Ну вот скажите мне, откуда я могла знать, что у дверей гномов такие нежные механизмы, что неправильный поворот ручки может заклинить замок и выбраться мне поможет только Смауг, выбивший дверь ударом лапы. А ведь я совершенно не искала приключений на свою пятую точку, они сами меня находили, точно специально. За эти месяцы я попала в десяток самых идиотских и курьезных ситуаций, которые только можно вообразить. На очередную неприятность со мной дракон уже реагировал тяжелым вздохом.

— Умудриться сломать гномью дверь, она ведь удар ручного тарана выдерживает, — выразительное лицо дракона было злорадно-изумленным, но в глазах была усталая насмешка. — А ведь и не скажешь, что это сделала такая тщедушная особа…

— Я уже объяснила, я не хотела, — произнесла я как можно ласковее. Потому что, будь Смауг в своем истинном облике, он бы уже хвостом по колоннам хлестал и огнем плевался.

— У тебя всегда все не специально, Яна, — дракон отбросил в общую кучу очередной алмаз и сел рядом. С недоброй улыбкой поставив руки с двух сторон напротив моей головы. — Все-то ты не хотела…

Красивое лицо склонилось к моему так близко, что я чувствовала его дыхание. Смауг смотрел на меня с новым интересом, но каким именно, разобрать не могла. Слишком боялась себя выдать, и так сердце билось, как сумасшедшее, а лицу краснеть казалось уже больше просто некуда.

— Сначала я списывал все на твою несомненную удачливость, — медовым голосом, тем временем, продолжил дракон. — Но потом задумался: даже самая бестолковая девица не может столько раз попадать в беду на ровном месте, — большая теплая, даже горячая ладонь коснулась моей щеки. Смауг усмехнулся. — И знаешь, к какому выводу я пришел, Яна? — мое имя он произнес с особой интонацией.

— И к какому же? — с немалой дерзостью спросила я, внезапно справившись с собой. В этом мне помогла злость на этого поганца, который ведет себя так, словно мы… Словно мы… — Будет очень интересно послушать, о Смауг Мудрейший…

— Насмехаемся? — ящер выглядел довольным вместо того, чтобы разозлиться. — Но с этим я разберусь позже… Сначала, моя бесценная Яна, тебе придется сказать мне честно, и предупреждаю, смертная, я почувствую ложь, — он нахально положил свою руку на мою левую грудь. — По биению твоего маленького сердечка.

Я вспыхнула до корней волос — рука дракона будто прожгла ткань моего темно-фиолетового платья и напрямую касалась кожи.

— Ты ведь попадаешь в беду специально, чтобы я тебя спасал? — прошептал он, касаясь губами моего уха, пока рука поглаживала грудь, пусть и сквозь платье.

Не скрою, было чертовски волнующе и приятно. Но я чувствовала себя в капкане, в ловушке и одновременно хотела и сбежать, и остаться. Я была в совершенном замешательстве — мысли в голове скакали радиоактивными кроликами.

Самой четкой из них было — " Если не отпустит… То пусть не жалуется потом, сволочь… Мамочки, я же его сейчас… Изнасилую… Блин, кому сказать, не поверят — изнасиловать дракона…»

Разница в нашей физиологии меня совершенно не пугала. Оптимистично думалось, чего я там не видела? Кроме того, меня нахально провоцировали на непотребство. Можно сказать, руки выкручивали. Это все равно, что перед женщиной на второй неделе диеты торт поставить — ощущения почти такие же. Адское искушение…