Эребор, Дракон и неудача  (гет)

Вечность… Это много или мало?

За расставанием следует встреча. За ночью день. Это неизбежно. Неразрывный круг. Прожив тысячи лет, невольно перестаешь замечать время. Ты здесь, а оно где-то там. Идет мимо, не задевая бессмертного.

Твоя память вмещает Эпохи. Ты помнишь, как рождались теперь забытые предания. Ты видел, как мир менялся, не задевая тебя. За абсолютной памятью приходит равнодушие. И усталость.

Но внезапно ты, вечный скептик, понимаешь, что мир стал невыносимо пресен и скучен. Больше ничто не привлекает тебя. И хочется одного — покоя…

Покоя, которого не знал столько веков. В благословенном одиночестве постепенно ты превращаешься в молчаливый камень, как горы вокруг. И даже огонь — суть твоя — горит не так ярко, как прежде.

Подожди гномы еще столетие, два, и не приди Яна, может я бы и сдох посреди золота. Просто потому, что даже бессмертному нужно то, ради чего жить. Помню ли я, какой увидел ее впервые? Да, конечно — встрепанный перепуганный воробушек. Но безумно раздражающий своей непохожестью. Пришедшая из другого мира…

И мне, старому змею, стало любопытно. Тем более, что девочка, которую я так упорно оскорблял, оказалась вовсе не глупа. Наивна, но не глупа.

Интерес, злость, тревога. Как давно я испытывал что-то подобное? И кто пробудил меня, Смауга, последнего из Великих драконов? Человеческая девушка. И за это я, хоть и не признаюсь, благодарен ей. И зол прежде всего на себя.

Все мы совершаем глупости, и обретенная с прожитым временем мудрость не спасает от этой простой истины.

Я всегда был изрядным гордецом. И первое время меня оскорбляла сама мысль, что такое никчемное создание, как человек, может что-то для меня значить. Как удобно прятать собственные сомнения и неуверенность за цинизмом, сарказмом и обидными словами. Признаю, что вел себя как последний дурак.

И продолжаю вести. Иначе чем объяснить то, что я взял дневник спящей жены и украдкой пишу эти строчки? Ведь не справедливо, что нашу общую историю будут знать только с одной стороны.

За прожитые столетия я не знал и тени того чувства, что сегодня, сейчас испытываю к своей хрупкой, глубоко беременной жене. Впервые ощутив это… Я испугался.

Да, Эру, мне показалось, что на меня обрушился свод сокровищницы. Позорный страх для сильного, коим я себя считал. Хорошо, что Яна оказалась мудрее и разглядела во мне что-то помимо злобы и привычки говорить гадости. Все-таки женское сердце — непостижимая загадка.

Любить — это на самом деле чудесно до боли. Это словно лететь к далекой звезде в тщетной надежде коснуться. И сила того, что ты испытываешь, превосходит все, что ты когда-либо ощущал.

Драконы не ищут легких путей. Я вспоминаю свои первые шаги в этом мире и своих собратьев, и каждый из нас был неимоверно упрям. Владыка вложил в нас многое, но кое-что было изначально. Тьма и огонь, алчность и злоба, гордыня и бунтарство, но также и возможность любить. Всё это драконы.

Я люблю её… И знаю, что потеряю. Неизбежность в том, что у нас разные пути.

Яна никогда не говорит об этом. Но я уже научился читать её так же верно, как собственные чувства.

Я поклялся любить её до конца мира… И да будет так!

Чудеса иногда случаются. Например, наш малыш. Смертная, которая зачала и вынашивает от дракона… Трудно описать мою радость, мое ликование от вести, что у нас будет ребенок. И мой ужас. Ведь дитя может убить свою мать. Достаточно ли она сильна, чтобы пережить роды? Бесконечный круг терзаний и страха. И тупого бессилия, ведь я не могу помочь ничем. Вся моя мощь бесполезна.

Уже сейчас чувствуется, что ребенок унаследовал изрядную часть моей природы. Но чист от того, что обрекает меня на уничтожение и забвение. В малыше нет Искажения. Значит, когда грянет конец этому миру, мой ребенок увидит новый — без старых ран и проклятий. Уверен, эта чистота у малыша от матери.

Если я паниковал, то Яна же — спокойна. Казалось, необычная беременность ничуть не тревожит ее. Она всегда была полна смеха и радости. А еще верила, что с ней и с ребенком все будет хорошо. И каким-то образом успокаивала и меня…

Смешно сказать — грозный дракон ищет утешения у беременной женщины. Однако я успокаивался, стоило увидеть ее глаза, полные такого света, что звезды меркли.

Я бы с легкостью обменял свои крылья, свою вечность, свою жизнь за уверенность в том, что Яна и малыш будут в порядке. Одна мысль о потере убивает меня.

У Яны растёт живот, и с ним и она меняется. Едва заметно, почти не вызывая опасений. Сердце бьется чуть быстрее, кожа теплее, зрение лучше, больше энергии и силы. Словно с ростом ребенка в животе она не просто меняется внешне, но и полностью перерождается.

Сейчас, на седьмом месяце, она очаровательна. Хотя признаю, что иногда чувствую себя полным болваном, не понимая ее желаний. Но даже эти капризы, а иногда и крики, мне милы. Яна ворчит, что болит спина, что я ее раздражаю, а мне хочется расцеловать недовольное личико. Ребенок все чаще дает о себе знать. Я слушаю, как бьются два сердца. Как он шевелится и, расшалившись, бьет маму изнутри…

Перечитал написанное, и самого чуть не стошнило. Такое ощущение, что меня подменили. Честное слово, почувствовал себя самым настоящим эльфом. Мерзкое ощущение…

Вот что делает с нормальным драконом любовь и брак. Больше никаких войн, сожженных городов и разрушений.

Да на кой мне это нужно? И без Змея Севера в Средиземье есть злодеи. Пусть Майрон сублимирует, раз он никому не нужен. У меня есть дела поважнее власти над миром.

Увидев ее впервые, ощутил, как мир меняется, и теперь происходит то же. Едва уловимо, но все же.

Вся моя надежда держится на том, что Эру позволил Яне прийти. Подарил нам встречу. А, значит, наш ребенок вовсе не случайность. Я не знаю будущего, но есть надежда.

Надежда на то, что, соединив на свадьбе две судьбы в одну, я смог передать любимой часть своего огня, подарив ей, пусть, не бессмертие, но больше, чем короткий человеческий век. Уверен, нам суждено быть вместе долго, даже по меркам дракона.

И когда придет время, я не буду сожалеть. Если чему стоит поучиться у темных, так это рисковать всем ради призрачного шанса. Иначе стоит ли вообще жить?

— Смауг… — Яна подняла голову с подушки. — Ты почему не спишь?

— Малыш снова пинается?

Я захлопываю и дневник, и своеобразную летопись. И иду в постель укачивать жену и уговаривать еще не рожденного дракончика пожалеть маму и быть хорошим, дать Яне поспать. Она сладко зевает, стоит мне обнять ее и положить руку на живот. Тихая песня сама рождается на губах. Чуть поерзав, Яна укладывает голову мне на грудь и начинает засыпать.

Я пою о рождении светил, о снеге в сумерках, о шуме давно не существующих лесов. Вплетая в мелодию радость полета среди облаков, когда солнце играет на чешуе, и впереди только свобода.

Навеваю маме и малышу сны дракона. Без боли, крови и смерти. Только лучшие из того, что сохранила моя безграничная память. Целую пахнущую цветами макушку и осторожно поправляю одеяло.

Готов сидеть так всегда. Оказывается, для счастья мне вовсе не нужны сокровища. Все богатства земных недр не заменят любовь и ребенка.

Понял это, хотя поздновато. Ну что же, всегда был тугодумом.

Сейчас для меня нет ничего, кроме нас троих. И я готов хранить наш мир ото всех. Надеюсь, в Арде не осталось глупцов, способных разозлить дракона, покусившись на его главные сокровища?

Тихо потрескивает камин. Но все заглушает стук сердец Яны и малыша.

Я чудовище. Может быть, одно из худших. Но пока есть они, мои родные — мир в безопасности.