Староста, который хотел достичь власти (джен)

Альберт Ранкорн занимал довольно важную позицию в Комиссии по Учету Магловских Выродков и планировал в скором времени добиться гораздо большего. Дело Дирка Крессвела он считал своей лестницей наверх и, хотя поначалу оно и не имело отношения к его основной работе, уделял ему много времени. Я, с помощью Толстоватого, просмотрел некоторые бумаги и, обсудив найденное с Биллом, остался вполне убежден, что Крессвелл и господа Крюкохват и Кровняк из Гринготтс сплели настолько плотную паутину, что отыскать никаких нарушений не удастся. Мое спокойствие, впрочем, было преждевременным, но об этом позднее.

Я поручил Дарси заняться расследованием связей Клавдии Долоховой и Дамблдора, подумав, что где-то в глубинах Отдела Тайн должны были найтись записи о ее вовлеченности в дело невыразима Боуда и еще тогдашних материалах, собранных Отделом Тайн. Документы нашлись, и я собирался продемонстрировать их Долохову, при первом же удобном случае, надеясь, что так нам удастся договориться.

Когда вечером в тот день я возвратился в свою квартиру, я неожиданно увидел Долохову. Она выглядела довольно уставшей и сидела точно на том же самом месте на диване, где я то и дело видел призрак Картрайта, так что мне даже показалось сперва, что и она мне только видится. Я припомнил, что поручил Дарси вызвать ее в отдел и занудно опрашивать несколько часов, так чтобы Долохов поверил, что дело было серьезным.

— Привет, — я взглянул на нее и тут же понял, что снова поступил довольно низко и что нужно было, конечно, сперва сказать ей о своих планах, а уж потом заводить дело.

Впрочем, мне повезло. Она была здесь, а значит все почти уже обошлось.

— Нужно поговорить, — сказала Долохова, неприязненно оглядывая меня.

— Сначала я должен извиниться, — сказал я. — Прости меня.

Долохова посмотрела на меня с легким недоумением, но, разумеется, не смягчилась.

— На что ты рассчитываешь? — почти выплюнула она.

Мне показалось, что лучше всего будет говорить чистую правду.

— Твой дядя затеял чистку в министерстве, — сказал я. — Он хочет судить моего отца за то, что тот поддерживал Дамблдора.

— И ты решил, что будет неплохо ответить ему тем же? — Долохова язвительно хмыкнула. — Ты, конечно, помнишь, как я говорила, что семья важна для дяди. И решил сыграть на этом. Достойный поступок.

— Он пришел за моей семьей.

— Значит, уже не заботишься о своем моральном облике? — поинтересовалась Долохова.

— Ты была тогда права, — я пожал плечами. — Ради некоторых вещей я действительно готов на все.

— Например мести?

Мгновение я не знал, что ответить.

— Я слышала, Айи Арма умерла, — заметила Долохова. — Это должно было быть сложно для тебя.

У меня перехватило дыхание, и она, конечно, успела это заметить. Хотя уже прошел почти месяц, я все еще терял самообладание при каждом упоминании. Долохова испытующе смотрела на меня.

— Чего ты добиваешься? — спросил я.

— Пытаюсь понять, зачем ты извинялся, только и всего, — отозвалась она. — Понимаю, тебе действительно хочется, чтобы дядя просто отступил. И я даже могу отчасти это понять. Но вопрос в том, что ты будешь делать, если это не сработает.

— Это сработает, — твердо сказал я.

— Хорошо, можешь не отвечать, — язвительно усмехнулась Долохова. — Я скажу сама. Ты предашь меня — вот что ты сделаешь. Потому что твоя задача, твоя победа, твоя месть для тебя гораздо ценнее чем чья-то жизнь. Меня арестуют или убьют. Из-за тебя. Так что поясни, пожалуйста, зачем ты извинялся.

Эти слова вызвали во мне довольно странное чувство. Все менялось.

— Ты не права, — произнес я. — Я никогда этого не сделаю.

— В прошлый раз ты говорил мне, что никогда не станешь убивать, — Долохова все еще продолжала язвительно улыбаться. — И как тебе удалось сдержать это обещание?

Я понял почему-то, что не смогу соврать. Не смогу хладнокровно сказать ей, что ничего такого не сделал. Долохова заметила мое сомнение и странно покачала головой, как бы говоря, что именно так она и думала.

— И когда ты в прошлый раз клялся, что это для тебя невозможно, ты не врал, — заметила она все с той же кривоватой улыбкой. — Все меняется. Чего стоит победа? С каждым разом ты разрешаешь себе немного больше. Так что я не верю тебе.

Она была права, но я все равно почувствовал резкое раздражение от ее слов. Как и тогда, она пыталась доказать, что я ничем не лучше ее дяди.

— Значит ты пришла сюда не за извинениями? — зачем-то спросил я.

— Ты извинялся только потому, что думал, что я хотела это услышать?

— Я извинялся потому, что действительно виноват.

— А мне кажется, ты пытаешься сгладить углы, — с насмешкой заметила Долохова. — Потому что боишься, что, если я разозлюсь, то скажу дяде все, что знаю о тебе. И, поверь, если понадобится, я это сделаю, — некоторое время она молчала, разглядывая меня, а потом заметила: — Есть, впрочем, и другой вариант.

Усмехнувшись, она вытащила волшебную палочку, а потом протянула мне руку.

— Тебе придется поклясться.

— Чего ты хочешь? — спросил я, догадавшись, что, наверное, она пришла именно ради этого.

— Ты обещаешь, что не скажешь и не сделаешь ничего, что бы могло привести к моей смерти или к смерти моих родных. Ты так же пообещаешь не делать ничего, чтобы навредить мне. Я пообещаю тебе то же.

Это, если принять все во внимание, было хорошее предложение. Даже несмотря на то, что с Долоховым, весьма вероятно, мне пришлось бы в какой-то момент сражаться.

— Хорошо, — сказал я, тоже достал волшебную палочку и взял ее руку. Золотистые ленты заклятия обвились вокруг наших сцепленных пальцев.