Империус (гет)

Идея чинить Исчезательный шкаф и проверять результат по ночам с пятницы на субботу казалась Спайку блестящей почти две недели, пока очередной поход в комнату на восьмом этаже не выпал на Хэллоуин. К этому дню у него всегда были смешанные чувства: с одной стороны, профессиональный праздник, если можно так выразиться, законный выходной,⁽¹⁾ с другой — каждый раз, на каждый, каждый грёбаный Хэллоуин что-нибудь да случалось. В некотором смысле это роднило его с Поттером и отдавало сюрреализмом.

Выбраться из подземелий удалось позже запланированного, так что первые контрольные отметки он уже пропустил — Горбин должен, согласно инструкции, с полуночи до четырёх утра именно в эту ночь раз в неделю проверять парный шкаф при помощи диагностирующей магии, если таковая ему известна, и визуального осмотра, внутри и снаружи, каждые полчаса и подробно записывать свои наблюдения, — но уличить Спайка в опоздании всё равно невозможно, а выученных, но пока не опробованных заклинаний починки осталось всего два, до утра времени хватит с запасом, и можно на этот счёт не волноваться, даже не особенно торопиться.

Очень хотелось надеяться, что неприятности на сегодня исчерпаны взбудораженными праздником слизеринцами, никак не желавшими угомониться и разойтись по постелям — Урхарт силком разогнал своих орлов из команды, чтобы отоспались нормально перед матчем с гриффиндорцами, мелкие вняли уговорам старост, а остальные куражились аж до прихода очень и очень злого Снейпа, — но замеченный краем глаза мелькнувший из-за поворота в глубине одного из коридоров голубоватый отсвет, похожий на вспышку заклинания, жирно намекал на обратное. Совершенно точно это не мог быть фонарь Филча (череда неровных, сменяющих друг друга колебаний) или Люмос одного из преподавателей (ровное и яркое сияние), значит, там кто-то из собратьев-студентов.

Можно было бы, конечно, сказать, что в Спайке боролись извечное любопытство, благодаря которому он неоднократно впутывался в самые разные истории, зачатки долга, появившиеся в результате новоприобретённого статуса старосты, и здравый смысл, советовавший просто пройти мимо, благо, есть дела поважнее, и последнее в неравной схватке героически пало под натиском врагов, вот только со здравым смыслом у Спайка никогда не ладилось ввиду полного отсутствия оного.

Неудивительно, что он, обновив Дезиллюминационное заклинание — получавшееся пока из рук вон плохо: вместо лёгкой ряби только во время движения выходил устойчивый полупрозрачный силуэт, обрисованный волнами искажённого пространства, но хоть опознать его в таком виде было нельзя, — на цыпочках двинулся в тот самый подозрительный коридор.

Если картина, представшая перед его глазами, стоило только заглянуть за угол, примерно соответствовала ожиданиям, то основные действующие лица удивили. На самом деле главным кандидатом в полуночные возмутители спокойствия Спайк закономерно считал Поттера — и в принципе, и потому, что коридор вёл к гриффиндорской башне, и из-за Хэллоуина, с которым у того были непростые отношения, — но ничуть не бывало: напротив двоих слизеринцев, в которых он легко, но с удивлением узнал Вейзи и Харпера, стояла Джинни Уизли; и они не просто явно только что дрались, но и со всей очевидностью собирались продолжить, только удерживаемый взлохмаченным Харпером щит отделял их друг от друга.

— Ну? — в звонком голосе Уизли клокотало недоброе обещание. Спору нет, она была хороша: точно лесной пожар, которым лучше любоваться издали, и вид имела столь боевой и уверенный, что Спайк на секунду усомнился, не прилетит ли и ему тоже, если он вмешается и испортит этой валькирии охоту.

— Ты у меня за это кровью умоешься, сука, — прошипел Вейзи, отнимая от лица руку; на его щеке в скудном лунном свете темнели несколько не то порезов, не то царапин — не разобрать. Летучемышиный сглаз, Секо или ногти?

— Ночь, старинный замок, Хэллоуин, разгар гражданской войны, — саркастически прошелестел Спайк себе под нос. — Действительно, что вообще могло пойти не так?

Ему казалось, он достаточно далеко, но Уизли, похоже, или услышала его шаги и бормотание, или краем глаза разобрала выглядывавшую из-за угла геометрическую фантасмагорию, достойную кисти Афонсу,⁽²⁾ и отвлеклась: отвела глаза от Вейзи и Харпера, потеряла сосредоточенность. Этой заминки им хватило, чтобы решиться атаковать.

— Ну твою же мать! Урхарт меня загрызёт в приступе невменяемости, если узнает, — буркнул Спайк практически беззвучно и махнул палочкой в сторону Харпера; нужно постараться, чтобы не узнал.

* * *

После слишком близкого знакомства с Томом Джинни казалось, будто она не жила толком, а спала: окружающий мир стал тусклым, почти серым, эмоции — слабым эхом прежнего, жизнь — практически бессмысленной; ей было просто наплевать. Дамблдор предупреждал, что так может случиться, и специалисты это подтвердили, обнадёжив, что со временем всё потихоньку восстановится, и рекомендовав новые впечатления для ускорения процесса, но какие впечатления могут быть с их доходами, если даже поездка в египетский медицинский центр — по официальной версии, они гостили у Билла — случилась лишь чудом? Хотя родители честно старались, из кожи вон лезли, чтобы разнообразить привычную рутину в Норе, но не особенно помогало.

В школе всё стало и проще, и сложнее одновременно: там Джинни постоянно сталкивалась с Колином, Гермионой и другими своими жертвами. С Гарри. Они простили её, целиком и полностью, даже намёком не вспоминая о случившемся, они не были серыми, они вызывали эмоции, но что это были за эмоции… уж лучше никаких, чем жуткий клубок из вины, стыда, отчаяния, благодарности и тоски. Джинни тянуло к ним со страшной силой, как мотылька к открытому пламени, особенно к Гарри, конечно, но она не смела пользоваться всеобщим незаслуженным великодушием и навязываться, чтобы оказаться принятой из жалости; и так было до ОД.

Прошлый год — совместные занятия и, больше всего, поход в Министерство — всё изменил: Джинни уже не была обузой, которую надо спасать, источником неприятностей, она стала товарищем, соратником, тем, кто сам может прийти на помощь в трудную минуту. И приходит.

Казалось бы, всё прекрасно, но одна проблема так никуда и не делась: Гарри. С остальными ей хотелось дружить, и Джинни могла с гордостью сказать, что своей цели достигла, но с ним дружить не хотелось. Хотелось легонько укусить за нос и щекотать, пока не выступят слёзы, хотелось небрежно поправить вечно перекошенный воротник мантии и подкладывать в тарелку самые аппетитные кусочки, хотелось увидеть его без очков и хмурой складочки между бровей, хотелось уверенно взять за руку и не отпускать, пока не надоест, то есть — никогда; но даже в самый жаркий и душный летний день, стоило ему задержать на ней свой взгляд чуть дольше или, того хуже, случайно коснуться хотя бы кончиками пальцев, её прошибал озноб, а сердце покрывалось ледяной коркой страха и неуверенности. Конечно, он слишком великодушен и добр, чтобы посмеяться над ней или сказать что-то неприятное, но словно наяву перед глазами вставали ярко написанные на его не привыкшем ничего скрывать лице удивление и жалость после её гипотетического признания; тем увереннее и небрежнее она пыталась себя вести, и получалось на удивление хорошо.

А некоторым мечтам суждено остаться мечтами.

Чтобы изгнать их и неподобающие мысли, Джинни в прошлом году решила попробовать старый добрый способ «клин клином вышибают», выбрав для этих целей из десятка кандидатов — удивительно, но многим она нравилась просто за внешность, хоть они совсем её не знали — Майкла Корнера, приятного в общении и симпатичного рейвенкловца. Расчёт оказался верным, даже, наверное, чересчур: он мог часами рассказывать ей что-нибудь увлекательное — с его точки зрения, — а она изредка кивала и думала о своём.

В один из летних дней, когда Гарри уже гостил в Норе, Джинни, получив очередное письмо от Майкла — не короче любого из Гермиониных эссе, как обычно, — не смогла заставить себя его прочитать и написала в ответ, что им нужно расстаться.

Кто знает, если бы Малфой не помешал ей в поезде нормально с ним поговорить, если бы не та безобразная сцена на перроне, сейчас Джинни встречалась бы с Дином, видит Мерлин, он делал для этого всё возможное.

А на днях выловил её после очередной квиддичной тренировки.

Джинни постоянно сравнивала Дина с Гарри — на самом деле она всех с ним сравнивала, — и результат выходил неутешительный: «Гарри никогда бы не…» и «А вот Гарри бы..» исчислялись сотнями, вот только одним из них было «Гарри никогда бы не стал встречаться с Джинни Уизли», поэтому, когда Дин попытался её поцеловать — последняя, отчаянная попытка убедить дать ему второй шанс, — она не стала сразу же его отталкивать. Он целовал её так, словно от этого зависела его жизнь, а она изо всех сил пыталась ощутить хотя бы тень тех чувств, бледное подобие того, что вызывал в ней Гарри одним своим присутствием на расстоянии меньше пяти футов, но не чувствовала абсолютно ничего.

Дин был хорошим парнем, просто он не был Гарри.

Мягко оттолкнув его, Джинни покачала головой и признала:

— Прости, но ничего не получится, — она развернулась, чтобы уйти и не смотреть на понурившегося Дина, не поддаться жалости — её идеал всё равно недостижим, так почему не сделать счастливым хоть одного человека, — и увидела Гарри, вместе с Роном стоявшего у подножия потайной лестницы, ведущей в гриффиндорскую башню. Он смотрел на неё иначе, словно впервые видел, а где-то на дне, как омут в болоте, притаилась злость. Может, на Дина, что тот мешал одному из лучших игроков — без ложной скромности, лучше неё играл только сам Гарри, а Кэти она уже ни в чём не уступала, несмотря на разницу в опыте — отдохнуть после тяжёлой тренировки, может, на Джинни, что она оказалась всего лишь обычной девчонкой, а не своим парнем, которым долгое время старательно притворялась.

Устроившему скандал Рону где-то в глубине души Джинни была даже благодарна, но всё равно не сумела сдержаться, чтобы не наговорить гадостей, выплёскивая затопившее её от взгляда Гарри чёрное отчаяние. Даже Гермиону приплела, хотя вот уж кто ни в чём не виноват совершенно, а теперь по полной огребёт от Рона за единственный поцелуй с Крамом, и тот, скорее, из научного интереса.

С того дня она просто не находила себе места, но поговорить о произошедшем ни с кем не решалась: Полумна не поймёт, у Гермионы и без всяких глупостей проблем полон рот — Джинни полностью разделяла её опасения насчёт учебника Гарри, — а с другими девчонками, даже одногодками, она так и не сумела сойтись достаточно близко. Ну не к Рону же идти за советом, право слово. Во-первых, он не понял бы, во-вторых, всё ещё дулся. И уж конечно Джинни не могла обсудить это с самим Гарри, взамен делая вид, будто вовсе ничего не случилось. Он, кажется, был не против, но иногда она ловила его странные взгляды, слишком похожие на тот, что был в потайном проходе, и понимала: он ничего не забыл.

Джинни, и без того бывшую на нервах, приближение первого матча сезона, тем более со слизеринцами, доконало. Промаявшись несколько часов без сна накануне дня икс в слишком жаркой и оттого особенно противной постели, она поняла, что уснуть не сможет, оделась и спустилась в гостиную, но там было пусто. Немного поскучав у едва тлевшего камина, Джинни вспомнила универсальный рецепт Дамблдора от любых неприятностей: чашка горячего, сладкого шоколада. Недолго думая, она решительно встала, подошла к выходу и отодвинула портрет.

У ближайшего поворота копошились две смутные тени, они тихонько переговаривались, негромко похохатывая и ковыряясь в чём-то в районе пола. Рассмотреть подробнее не выходило: свет от ближайшего окна до них практически не доставал.

Замерев от неожиданности, Джинни оглянулась — Полной Дамы на портрете не наблюдалось — и принялась лихорадочно размышлять, что же делать. Почти наверняка это какие-то шутники, решившие устроить гриффиндорцам некий утренний сюрприз. Если вспомнить о завтрашнем матче, можно с уверенностью сказать: слизеринцы. Их новоприобретённой вежливости хватило едва ли на неделю, а затем, в основной массе своей, они вернулись практически к прежнему поведению, только компашка Малфоя и квиддичная сборная продолжали ломать комедию. Честно признаться, сама Джинни подыгрывала им не без удовольствия, тихонько наслаждаясь тщательно скрываемой, но всё же заметной злостью некоторых из них, особенно скотины Вейзи, её главного соперника и лучшего бомбардира противника. Вот только не ожидала она, что слизеринцы так резко перейдут к активным действиям, и с большим опозданием заподозрила: всё это был один большой план по усыплению бдительности, долженствующий завершиться подлым и неожиданным ударом. Любой, поживший под одной крышей с Фредом и Джорджем, прекрасно знал, насколько злыми и жестокими иногда могут быть некоторые шуточки, и Джинни могла поспорить, что Гриффиндору уготована именно такая.

Она снова оглянулась на пустовавшую раму и достала палочку: вернуться за подмогой не получится, но рано или поздно её наверняка заметят. Численное преимущество смущало: делать гадость отрядили наверняка тех, что поталантливее, со старших курсов. Хоть Джинни и была подготовлена намного лучше почти любого другого студента пятого курса — наверняка даже двух, если не считать членов ОД, но столкновение предстояло не с кем-то из них, — однако парочку с седьмого ей точно не одолеть. С шестым могли быть варианты.

А ведь даже если они её не заметят, всё равно придётся устраивать наскок в лучших традициях шуточного девиза Гриффиндора «слабоумие и отвага»: закончить свою пакость она им позволить не должна — мало ли что там окажется.

Удивлённый вскрик со всей очевидностью показал: слизеринцы не совсем идиоты и по сторонам изредка поглядывали, а Джинни слишком долго думала. Однако всё бросать и срочно убегать — как она немного надеялась в глубине души — застигнутые врасплох пакостники даже не подумали, вместо этого подскочив и рванув в её сторону с явным намерением обезвредить неожиданного свидетеля, и совершенно точно не ожидали, что Джинни ринется навстречу.

Лучшим шансом было прорваться мимо них из тупика, в котором её могли спокойно зажать и неторопливо измотать, а там либо оторваться и затеряться в лабиринте школьных коридоров, либо двигать к Макгонагалл, если придётся совсем туго, но первое, конечно, предпочтительнее. Едва достигнув максимально возможной эффективной дальности воздействия своего любимого Летучемышиного сглаза — самую чуточку превосходящей по этому параметру большинство заклинаний, обычно известных школьникам, — она взмахнула палочкой, не притормаживая и не пытаясь целиться — заклинание обладало псевдоразумом достаточным, чтобы самому наводиться на цель, так как мышки по сути являлись трансфигурированным воздухом с программой атаки всего живого, что находилось перед ними, — вложив столько сил, сколько вообще могла, и с удовольствием пронаблюдала, как парочка слизеринцев, так и не успевших её ничем атаковать, резко затормозила и скрылась в тёмном облачке с головы почти по пояс.

— Это Уизли! — выкрикнул один из них, и Джинни, узнав голос Харпера — Слизерин, пятый курс, полный идиот, — несколько приободрилась. Второй что-то бормотал, слишком тихо, чтобы разобрать слова или идентифицировать голос.

Мимо них она пронеслась на максимальной скорости и, достигнув поворота, на ходу с большим удовольствием наступила на не до конца выложенный на полу узор из чего-то, похожего на белые — или светло-серые, в полумраке не разобрать — крохотные лепестки и часть раздавила, а часть расшвыряла подошвами в стороны и с удовлетворением подумала, что ничего у этих гадов теперь не выйдет, в любом случае.

Стоило ей только скрыться за поворотом, как в угол стены прилетело какое-то заклинание, выщербив камень с такой силой, что обломки чувствительно ударили Джинни в спину и плечо, заставив ещё ускориться. Вербальной формулы она не услышала, значит — напарник Харпера с шестого или седьмого курса, и это уже хуже. Более того, раз он сумел прицелиться настолько точно, то с мышками уже разобрался. Слишком быстро.

Всего через пару минут стало ясно, что оторваться от них не выйдет: ещё парочка Летучемышиных сглазов и с десяток других заклинаний, наугад брошенных за спину, ничуть не затормозили преследователей, а ей самой приходилось двигаться зигзагами, потому как они тоже не теряли времени и разноцветные вспышки так и мелькали то справа, то слева, с удивительной точностью, если вспомнить, что дело происходило на бегу. С каждым новым коридором обстрел начинался всё раньше и раньше, стоило только её преследователям миновать поворот или очередные двери. Отрыв, выигранный благодаря самой первой — и единственной успешной — атаке медленно, но неуклонно сокращался. Преодолев ещё один коридор, она поняла: пора давать бой, иначе сил на сопротивление толком и не останется.

Место было довольно удобное — широкая, неплохо освещённая множеством окон анфилада, — и Джинни затормозила, юркнула за колонну футах в пятидесяти от поворота, из-за которого вот-вот должна была вынырнуть погоня. Сердце оглушительно бухало в ушах, словно поднявшись к самому горлу, дышать приходилось ртом, жадно глотая воздух и стараясь не хрипеть.

— Куда она делась? — послышался удивлённый и изрядно запыхавшийся голос Харпера. — Эй, ты чего хватаешься, уйдёт же и на нас настучит!

— А ну стой, идиот! — рявкнул второй слизеринец, и она узнала его тоже: Вейзи. Слизерин, седьмой курс, хитрая и расчётливая сволочь. Совсем плохо. — Спряталась, клянусь Мерлином, засаду решила устроить, грязная предательница крови.

Он нарочито громко добавил:

— Не настучит она, если не хочет вместо матча куковать на отработке. Макгонагалл-то свалила на ночь в Хогсмид, и решать Снейпу.

Как будто в больничном крыле куковать намного лучше, а именно туда они и намеревались её отправить. Вейзи наверняка врал, но крохотное сомнение появилось: вдруг всё-таки нет? Пусть Джинни не верила, что Макгонагалл может покинуть школу в такое время — Дамблдора снова не было за ужином, а она заместитель, значит, обязана замещать, а не гулять непонятно где, — но домик в Хогсмиде у неё действительно имелся. И чем ещё объяснить их вопиющую наглость?

Всё равно план добраться до комнат Макгонагалл был слишком ненадёжным. Одно слово: лестницы. Никаких гарантий, что приедет нужная, тем более быстро, но даже если и так, за перилами не особенно спрячешься от заклинаний, которых в неё полетит куча, и уже прицельно.

Да, она рискнула бы спрыгнуть этажом ниже, благо, падать без серьёзных последствий, благодаря квиддичу, умела — даже с довольно большой высоты, их этому специально учили — и десять футов не казались такими уж страшными, но на камень — вместо привычного песка — с разбега, наискосок и тоже под обстрелом? Мерлин, ну почему было не заинтересоваться тем заклинанием, при помощи которого Дамблдор однажды спас Гарри во время матча? Сейчас оно пришлось бы как нельзя более кстати. Да к тому же лестничные площадки не настолько велики, чтобы не опасаться и вовсе промахнуться. Если бы только удалось оторваться сильнее, чем на две трети коридора… Увы, теперь уже не выйдет: эту анфиладу и лестничный колодец разделяет всего один переход, ещё и не слишком длинный.

С другой стороны, Вейзи и Харпер ни за что не решатся повторить такое безумство, максимум спустят друг друга заклинанием, но на это понадобится время, намного больше времени. Может статься, если у неё всё получится, то и Макгонагалл не понадобится. Стоит ли повторить отвлекающий манёвр с Летучемышиным сглазом, выиграть небольшую фору и рискнуть? Но он не сработал во второй и третий раз, ничуть не замедлив преследователей.

Джинни мучительно колебалась: всегда остаётся вариант дать открытый бой. Шансы не в её пользу, но они есть. Между тем тихое эхо медленных, осторожных шагов приближалось, становясь всё громче. Они не торопились, но им и незачем. Приняв решение, она плавно скользнула на корточки.

После феерического посещения Отдела Тайн в прошлом году мама взялась то и дело — словно бы ненароком, невзначай — вворачивать тут и там советы и уловки, которые можно назвать «Тысяча и один способ одурачить противника и победить, если вы хотите выжить любой ценой». На прямой вопрос, откуда она всё это знает и почему не скажет прямо, мама отговорилась тем, что юность её прошла в неспокойные времена и на жизненных примерах информация усваивается лучше, а потом не менее прямо добавила, что отец — если услышит — будет не слишком доволен, что она устроила тут военный лагерь и учит детей бесчестным приёмам. Настаивать Джинни не стала, но на ус мотала исправно. Гарри и Рон, попавшие на самый конец курса молодого бойца, кажется, так ничего и не заподозрили — она и сама-то, признаться, поняла далеко не сразу, — а вот Гермиона посматривала странно, но молчала.

«И этот садовый гном как выскочит мне прямо под ноги, я аж растерялась, веришь? Ведь не ожидаешь, что на тебя напрыгнут снизу, верно?» — сказала мама как-то раз.

Харпер и Вейзи, резко заглянувшие за колонну, тоже не ожидали удара снизу и целились палочками на уровни груди. В стену ударил луч бледно-жёлтого цвета, и на секунду даже показалось, что они её так бы и не заметили; одновременно с этим Джинни попала в опорную ногу Вейзи — как самого опасного и массивного — заклинанием Флиппендо, и тот, едва закончив движение палочкой и уже начав её опускать на звук, завалился набок, судорожно взмахнув руками. Выпрямившись и левой рукой толкнув Харпера — на голову ниже и в два раза субтильнее, почти её габаритов, — правой Джинни послала Летучемышиный сглаз, но ни падения, ни результата сглаза уже не увидела, что было мочи рванув дальше по коридору.

И уже на втором шаге поняла, что не бежит, а летит — падает, — и едва успела прижать руки к телу и извернуться так, чтобы приземлиться левым боком, при этом не расквасив нос и не сломав палочку; лодыжку прострелило болью: скотина Вейзи умудрился схватить её за ногу. Джинни взвыла — не столько от боли, сколько от досады: о прыжках можно забыть — и, обернувшись, со всей силы лягнула его по голове свободной ногой. Он зарычал, но не отпустил, и она ударила ещё раз. И ещё один. После этого его хватка ослабела, и Джинни сумела выдернуть пострадавшую ногу из захвата, отползла к колонне и встала, цепляясь за украшавшую её лепнину.

Вейзи так и остался лежать — скрючившись и прижав руки к лицу, — а вот Харпер как раз разобрался с летучими мышами и первым делом наколдовал Протего, обжегшее сетчатку яркой голубой вспышкой от вложенной в него силы. Под его защитой он принялся тормошить Вейзи. Джинни наставила на них палочку и, пробуя наступить на пострадавшую ногу — было больно, но не слишком сильно, будто та сломана, а, скорее, похоже на растяжение, — пыталась сообразить, каким заклинанием можно продавить щит, но не прибить насмерть этих гадов. Ничего толкового в голову не приходило, а Вейзи уже немного очухался и поднялся; отдавая им право первого хода, она с вызовом спросила:

— Ну?

Чтобы её проклясть, Харперу придётся снять щит, и тогда появится некоторый простор для манёвра.

— Ты у меня за это кровью умоешься, сука, — прошипел Вейзи, отнимая от лица руку; на его щеке Джинни с удовлетворением отметила темневшие в скудном лунном свете следы от шипов — наколдованных по случаю гололёда — с подошвы её ботинка.

Она собиралась ответить ему не менее ласково, но тут боковым зрением уловила нечто странное, неправильное, и почти упустила момент, когда Харпер всё же убрал своё заклинание. Резко пригнувшись, почти упав и едва не потеряв равновесие, Джинни уклонилась от очередного неопознанного бледно-жёлтого луча Вейзи — интуиция подсказывала, что результат у того мерзкий, под стать исполнителю — и запустила Таранталлегру, перекатом уйдя в сторону от возможной ответной атаки с его — или Харпера — стороны. Он почти увернулся, не хватило совсем капельку, но его всё же задело — самым краем, по касательной, вот только большего и не нужно, — и Вейзи принялся корчиться в странном подобии танца, нелепо дрыгая руками и ногами в бесплодных попытках сопротивляться. Глянув в сторону Харпера и обнаружив, что тот валяется на полу и не даже не пытается что-то сделать, а над ним зависла фантасмагорическая фигура, состоявшая словно бы из изломанного пространства, Джинни, чуточку насладившись приятным зрелищем, оборвала мучения Вейзи на середине прыжка, почти балетного па, при помощи старого доброго Петрификуса, так что грохнулся он знатно, но никакого чувства вины она не ощутила, только мрачное удовлетворение.

— А ты кто ещё такой? — без особого дружелюбия — но и без враждебности тоже — спросила Джинни своего неожиданного помощника, устало прислонившись спиной к стене. Выпендриваться и вставать сил уже не было.

Фигура как-то знакомо хмыкнула, пошла волнами — от этого зрелища у неподготовленного человека могла закружиться голова, но её вестибулярный аппарат выдерживал и не такое, — и из переплетения кривых мельтешащих линий проявился Драко Малфой.

— Раздери меня гиппогриф, — ошеломлённо выдохнула Джинни, пялясь на него во все глаза. Он широко, даже как-то задорно, улыбнулся, приложил палец к губам и послал в обездвиженного Вейзи какое-то заклинание. Невербальная магия уже начинала её потихоньку бесить.

— Петрификус плох тем, что жертва всё слышит и видит, если глаза открыты, а мне свидетели этого подвига не нужны совершенно, — объяснил Малфой и, подойдя к валявшимся поближе, от души пнул сначала одного, а затем другого. Очень захотелось последовать его примеру, но не ронять же честь факультета перед слизеринцем — особенно этим, — избивая уже поверженных противников?

— Мятежные души, мать вашу, идиоты, зла не хватает! Кому Урхарт говорил? Или уши полировкой для мётел забились? — он экспрессивно взмахнул руками.

— Ты же сам сказал, что они тебя не слышат, — скептически напомнила ему Джинни, с трудом поднявшись. Адреналин схлынул, и синяки пульсировали, а перенапряжённые мышцы ныли; в лодыжке противно тянуло, и опираться на неё было практически невозможно.

— Зато мне полегчало, — Малфой беззаботно пожал плечами и вдруг погрустнел. — Иногда я жалею, что для Слизерина достаточно кровосмесительных связей в анамнезе.

Он пристально глянул на неё и, похоже, что-то заметил.

— Ты как, валькирия, в норме?

Джинни с усилием выпрямилась, не желая показывать слабость, и холодно ответила:

— Во-первых, не дождёшься, во-вторых, не называй меня так — терпеть не могу прозвища, — в-третьих, я и сама бы справилась.

— Не сомневаюсь, — серьёзно кивнул Малфой и задумался. — А мне этого действительно не хватало.

— Чего? — она напряглась и на всякий случай покрепче сжала палочку. Может, он помог вырубить Вейзи и Харпера только для того, чтобы разделаться с ней самолично. Гарри, Рон и Гермиона рассказывали о нём достаточно, чтобы заподозрить его в любой пакости, однако лично Джинни с ним и не пересекалась почти, существуя словно бы в параллельных вселенных, если не считать встречи в книжном и происшествия со стишками, но и тогда настоящей мишенью была вовсе не она, а Гарри. Хотя это делало Малфоя только опаснее: очевидно, он не разбирал средств при достижении своих целей, как говорится, лес валят — лукотрусы мрут. Оставалось лишь гадать, что ему стукнуло в голову в этом году и не снесёт ли её мимоходом.

— Высокого вдохновения битвы. Тебе, как гриффиндорке, это должно быть близко. Эх, сигаретку бы ещё для полного счастья.

— Ты куришь эти маггловские палочки? Ты? — поразилась Джинни, на секунду обо всём забыв. В школе хватало ребят со старших курсов, тоже имевших эту привычку, но чистокровные волшебники предпочитали классические трубки, и представить, что такой сноб мог по доброй воле уподобиться презираемым им магглорождённым, никак не получалось.

— Ну… — Малфой замялся. — Всё равно я вроде как бросил.

— Но сигареты!

— Я уже достаточно большой мальчик, чтобы иметь вредные привычки, — хохотнул он и посмотрел на неё снисходительно, будто отмочил великолепную шутку, смысла которой она просто не улавливала, хотя это именно Малфой тут кое-чего не понимал.

— Они маггловские, — медленно и раздельно пояснила Джинни. — Маг-глов-ски-е!

— И что? — спросил он с потрясающим хладнокровием. — Ты что-то имеешь против магглов? Ты?

Некоторое время Малфой явно наслаждался её потрясённым видом: как Джинни открыла рот, чтобы ответить, так и не закрыла, не придумав ничего толкового.

— А твой отец знает об этом? — добил он её через десяток секунд.

— Издеваешься? — прошипела она.

— Ну, есть немного. Пошли.

— Куда? — тут же ощетинилась Джинни, наставив на него свою волшебную палочку.

— На оргию пожирателей смерти, конечно. Нам для жертвоприношения нужна девственница. Ты ведь девственница, м? Ребятам не понравится, если я притащу какую некондицию.

Она сглотнула, крепче прижалась к стене, на которую опиралась, и прищурила глаза. Неоднократно выручавший её Летучемышиный сглаз Джинни применить уже не успела: на середине заклинания палочку вырвало из рук, и Малфой легко её поймал. Кратковременный ступор, вызванный столь резким переходом от шутливой, почти дружеской болтовни, сыграл решающую роль. Она приготовилась драться до последнего — хоть зубами грызть, если других вариантов не останется, — но умом понимала, что всего одного заклинания ей хватит с головой, и он будет волен делать с её оглушённым телом любые гадости.

— В вашу гостиную, зайчонок, — поморщился Малфой, убирая обе палочки в карман мантии.

— Не называй меня так! — на автомате огрызнулась она и не сдвинулась с места.

— До чего ж ты легковерная… а юмора тут вообще никто не понимает, что ли? — он шагнул к ней немного ближе, но не вплотную, на что Джинни в тайне понадеялась — нога всё ещё отказывалась нормально служить, и на хороший рывок рассчитывать не стоило, — собираясь вернуть свою палочку при помощи грубой силы.

— Дебильный у тебя юмор.

— Вы с Грейнджер, часом, не сёстры? — Малфой тяжело вздохнул и скрестил руки на груди. — Я не позволю тебе в одиночестве шастать по замку после отбоя, даже если мне придётся тебя связать и тащить на себе. Это будет долго, утомительно и неприятно для нас обоих, но я заморочусь. Из принципа.

Что-то такое было в его голосе или, может, глазах, что Джинни сразу уловила разницу: теперь он предельно серьёзен, а раньше и правда пошутил.

— Заклинание левитации ты так и не освоил? — она всё же не сдержалась от шпильки. Никто не любит ультиматумы.

— Даму — заклинанием? — великосветски покривился Малфой. — Фи.

— Будь у меня палочка, ещё вопрос, кто кого связал бы, — Джинни продолжала спорить уже из чистой вредности.

— Она у тебя и была, — от его самодовольной улыбки у неё свело скулы, но говорить слизеринцу, тем более Малфою, что он победил нечестно, а она отвлеклась, равнозначно упрёку за полёты, адресованному птице. Рождённый ползать везде пролезет. — Хватит препираться, мелкая, пошли уже.

— Сам такой! — насупилась Джинни. — Шибздик!

— Я компактный, — нарочито спокойно парировал Малфой, но она поняла, что попала если не в болевую точку, то очень рядом, и довольно ответила:

— А я концентрированная.

И показала ему язык.

— Ну, с этим не поспоришь при всём желании, — он улыбнулся — по-доброму, как нормальный человек — и мотнул головой в сторону гриффиндорской башни. — Давай двигаться, и в темпе: у меня ещё есть дела этой ночью.

— Оргия?

— Если бы… — его скорбный тон и кислая мина явно намекали на что-то поскучнее.

— А эта парочка? — Джинни кивнула в сторону Вейзи и Харпера.

— Полежат какое-то время, — не стал вдаваться в подробности он и, развернувшись, бодро зашагал по коридору. Наверняка собирался потом вернуться и утащить их в подземелья, благо, не дамы, можно и отлевитировать. Ничего против она не имела: не оставлять же их тут до утра — ещё простынут.

Ей пришлось последовать за ним, ведь у него осталась её волшебная палочка.

— В темпе не получится, — вынуждена была признать Джинни уже через три шага: с ногой было совсем плохо. Она села прямо на каменный пол — идти дальше всё равно не смогла бы, — стянула ботинок и гольф, принялась ощупывать жутко распухшую лодыжку, на которой чернел один, но зато гигантский синяк. Просто король синяков, Его Императорское Величество всех гематом и ушибов. Огнекраба Вейзи за пазуху. Из-за освещения он казался ещё темнее и страшнее, чем был на самом деле.

— Мерлин, только бы не перелом, — панически шептала Джинни, не в силах ничего толком нащупать и понять из-за сильной боли при каждой попытке.

Несомненно, Костерост всё исправит, но это несколько часов, а если затянуть до утра, то и дольше — воспаление к тому времени наберёт обороты, и понадобятся дополнительные меры, — но ведь не согласится же Малфой тащить её в Больничное крыло, наплевав на свои таинственные дела и подставляясь под наказание — да с чего бы ему, — а самой никак не доползти. Проклятье, она вполне могла всё же пропустить матч.

— И ты молчала? — раздался удивлённый голос Малфоя, и на Джинни упала его тень: он подошёл совсем близко и без церемоний плюхнулся напротив неё. — Дай сюда.

Он самым наглым образом протянул к её ноге свои культяпки, и она машинально отдёрнулась.

— Не глупи, тыковка.

— Ты ведь не угомонишься? — обречённо спросила Джинни, и сама толком не понимая, что именно имела в виду: желание её облапать или дурацкие прозвища.

— Да чёрта с два, — подтвердил Малфой, весело искря светлыми глазами, особенно неприятными в лунном освещении, словно полупрозрачными. Совсем как у Олливандера.

— Ладно.

В конце концов, тыква ей всегда нравилась, особенно печёная с яблоками, да и определить, что там с лодыжкой, всё равно надо.

— Так просто? — вроде бы искренне удивился он.

— Могу лягнуть, — предложила она с некоторым азартом и прищурилась, сделав вид, что целится.

— Не надо, — Малфой на всякий случай чуть отодвинулся. — Давай обойдёмся без прелюдий.

Выжидательно глянув на неё и получив утвердительный кивок, он придвинулся обратно, совсем близко, взял её за ступню прохладными, твёрдыми пальцами и положил ногу себе на колени, предупредил:

— Будет больно. Может, Силенцио?

— Чёрта с два, — передразнила его Джинни, про себя удивляясь тому, что готова ему довериться. — Давай уже, не тяни низзла за бубенцы, — она прикусила губу.

— Желание дамы — закон.

Не заорать удалось лишь чудом, во время процедуры сквозь зубы то и дело прорывались тихие стоны, но хоть глаза остались сухими. В голову закралась мысль, что Малфой просто воспользовался подвернувшейся возможностью безнаказанно её помучить, но лицо у него было слишком сосредоточенное — ни следа злорадства, — а когда он закончил, то задумчиво нахмурился. Джинни это сильно не понравилось.

— Ну что? Тебе придётся заморочиться? — нервно спросила она, так и не дождавшись вердикта.

— Скорее всего, — немного неуверенно протянул он, и Джинни, уже как-то попривыкшая к перманентно беззаботному Малфою, сыпавшему дурацкими хохмами по поводу и без — чаще второе, — заподозрила, что дела настолько плохи, насколько она подозревала, но до сих пор не желала верить.

— А есть альтернатива? — скрыть напряжение в голосе, кажется, удалось: вопрос прозвучал вполне деловито. С надеждой, не без этого, но не позорно жалко.

— Я могу попробовать всё исправить... — предложил он без особого энтузиазма и замолк, явно что-то недоговаривая.

— Но?

— Будет адски больно.

Миленько. А до этого, значит, было только немного щёкотно? И ещё придётся ему довериться: позволить наложить заклинание. Хотя при желании он всё равно смог бы сотворить с ней, безоружной и беспомощной, что угодно и без позволения. Если подумать, Больничное крыло так и так в перспективе, пора уже это признать, а Малфой — шанс его избежать. Сомнительный, ненадёжный и рискованный, но шанс. В самом деле, не станет же он её убивать?

— Переживу как-нибудь, — мрачно сказала Джинни. — Я же ведьма, а мы крепче, чем кажется.

— Ладно, — Малфой достал палочку и нахмурился, что-то соображая.

— Ты же не собираешься лечить меня заклинанием, которое умудрился подзабыть?

— Как тебе не стыдно, тыковка, я его на себе пробовал и всё прекрасно помню, — укорил он её. — Просто оно адресного типа — вроде Акцио, — но компонента обязательно должна быть на латыни.

— Знаешь латынь? — с интересом уточнила она.

— В совершенстве, — даже сидя Малфой ухитрился горделиво подбочениться.

— А слово из головы вылетело, — ввернула Джинни.

— Давненько не приходилось пользоваться, — немного смутился он. — И я же не ортопед-травматолог, чтобы у меня название каждой косточки от зубов отскакивало.

Теперь пришла её очередь смущаться: она-то думала о чём-нибудь простеньком — вроде «тарам-пам-пам нога», только на латыни, естественно, — а там, оказывается, всё несколько сложнее; кто такой ортопед-травматолог, Джинни спрашивать постеснялась.

— В конце концов, можно ведь и так… — Малфой поджал губы, явно недовольный результатами своих усилий. Заметив её беспокойство, он с уверенностью добавил: — Даже лучше получится: вообще следов не останется... но будет больнее.

Она преувеличенно философски пожала плечами и придала лицу скучающий вид. Долгое ожидание чего-то неприятного порой действовало на нервы не хуже этого самого неприятного.

— Давай уже, просто сделай это, мантикора тебя побери. Раньше начнёшь — быстрее свалишь по своим делам.

— И то верно, — посуровевший Малфой наставил на неё палочку и прищурился. — Прикуси чего-нибудь. Да хоть подол мании скатай и в рот запихни.

Признав идею здравой — повредить себе ещё и язык не хотелось, да и звук немного заглушит, если не выйдет сдержаться, — Джинни последовала его совету и кивнула, мол, готова приступать. Сразу после этого в неё прилетел луч заклинания, но она совершенно ничего не почувствовала и уже хотела возмутиться — зачем было зря пугать, — когда он крепко стиснул её ногу, так и покоившуюся на его коленях, жёстко ту фиксируя, и чётким, зазвеневшим от напряжения голосом произнёс:

— Тарсо эмендо.

Ощущения были такие, словно в пострадавшую лодыжку впились сотни, тысячи мелких, но очень острых зубов и грызли, щедро присаливая и сдабривая укусом для пущего смака. Джинни орала и скулила, рычала и дёргалась, пытаясь вырваться, извивалась и корчилась, скребла ногтями камни пола. Закончилось всё так же резко, как и началось. Сколько это продолжалось — всего лишь миг или целую вечность, — определить она ни за что не смогла бы.

Оглушённая произошедшим, Джинни с закрытыми глазами валялась на полу, не в силах встать или даже вытащить изо рта мантию. Вдруг по телу пробежали весёлые бодрящие искорки, и она, узнав Эннервейт, нашла в себе силы поднять веки. Над ней нависал встревоженный Малфой, явно собравшийся колдануть что-то ещё.

— Отстань от меня, изверг, — вяло отмахнулась от него Джинни, с облегчением выплюнув обслюнявленный подол, но не услышала собственного голоса. Так орала, что он пропал? Или временно оглохла от собственных воплей? Так сразу и не понять.

Малфой хлопнул себя по лбу и одарил её Финитой.

— Всё-таки наложил Силенцио? — мигом догадалась она.

— Иначе сюда сбежался бы весь замок.

— Теперь я понимаю, почему мадам Помфри не использует этот метод, — криво усмехнулась Джинни и на пробу пошевелила ступнёй — было ни чуточки не больно, — а затем приподнялась на локтях и осмотрела лодыжку. Та выглядела до странности нормально — честно говоря, совершенно здоровой, — и при всём желании разглядеть даже малейшей припухлости или следов гематомы не получалось.

— Хотя эффективность, надо признать, впечатляющая.

— Фирма веников не вяжет, — Малфой снова принял свой обычный довольный и немного высокомерный вид. — Я так и говорил.

— Надеюсь, мне больше никогда не придётся пользоваться твоими услугами в качестве колдомедика, — от всей души сказала Джинни и, отыскав свои вещи, валявшиеся неподалёку, натянула на вылеченную ногу сначала гольф, потом ботинок. Она встала, сделала пару шагов, попрыгала и с искренней улыбкой сказала:

— Спасибо, Малфой.

— Если ты кому-нибудь расскажешь об этом… — он многозначительно не договорил, как бы намекая на свою страшную месть, но Джинни заподозрила, что ему попросту нечем её реально напугать.

— То что? — тут же нахально спросила она, хотя на самом деле трепаться и не собиралась. Но вдруг чего интересного придумает? Любопытно же.

— Я вывешу твой лифчик на квиддичном кольце.

У Джинни от неожиданности отвисла челюсть, а уже через секунду она хохотала; немного успокоившись, с трудом выговорила:

— И как же ты его достанешь?

— Это вызов? — Малфой поиграл бровями.

— Да нет, мне теоретически интересно, — тут же уточнила Джинни, чтобы он не вздумал делать этого на самом деле.

— Если честно, пока не знаю. Но я что-нибудь непременно придумаю, — уверенно заявил Малфой, и она снова рассмеялась.

Облегчение из-за того, что проблема с ногой благополучно разрешилась, и остаточное действие Эннервейта немного кружили голову, поднимая настроение и заставляя хоть ненадолго забыть все переживания. Хотелось выплеснуть это из себя, сделать что-нибудь немного сумасшедшее.

— Наперегонки до башни, Малфой? — азартно предложила Джинни и, не дожидаясь ответа, сорвалась в бег. Не расчётливо-экономичный и изматывающий, как получасом ранее, а свободный, вприпрыжку, нелепо размахивая руками от избытка чувств.

Достигнув того самого поворота, где пытались устроить свою пакость Вейзи и Харпер, она остановилась и упёрлась руками в колени, пытаясь отдышаться. Через несколько секунд рядом с шумом затормозил Малфой. Оглянувшись на него, Джинни прыснула: как любой слишком белокожий человек, от физической нагрузки он сильно раскраснелся и даже в потёмках смахивал на очень недовольную запыхавшуюся помидорку, но возмущаться не стал, видимо, и правда торопился.

— Нет, ты только посмотри на неё! Нагулялась и дрыхнет себе, — недовольно буркнула Джинни, выглянув из-за угла и с трудом различив силуэт Полной дамы на законном месте.

— Кто бы говорил, — фыркнул Малфой.

— А у вашего портрета тоже активная ночная жизнь? — её вдруг одолело любопытство.

— У нас вообще радикально: глухая стена, — прошептал он с таким видом, будто делился величайшим в мире секретом. — Суровые тёмные маги мы или кто?

— А поработай-ка ты для меня фонариком, о суровый тёмный маг, — попросила Джинни с долей ехидства. — Мне ведь посветить нечем.

— Да забирай, — Малфой вытащил из кармана мантии её палочку и сунул ей в руки.

— Люмос, — тут же шепнула она и начала пристально разглядывать стены и пол. Ничего нового не нашла и с особой тщательностью дотоптала все лепестки, что остались целыми, а потом убрала остатки при помощи Эванеско.

— Вот так, — довольная собой Джинни победно улыбнулась, и тут ей пришла в голову интересная мысль. — Слушай, Малфой, а ты не знаешь случайно, что они собирались учудить?

— Без понятия, — он пожал плечами. — Им действительно полагалось мирно почивать в своих постельках. Ни Слизерину в целом, ни Урхарту лично не нужен конфликт. Они действовали по собственной инициативе.

— Уж скорее по инициативе Вейзи.

Запоздало пожалев о погашенном Люмосе, Джинни всматривалась в его лицо, пытаясь найти там признаки неискренности.

— Наверняка, — Малфой слегка поморщился. — Фанатик, что с него взять. И на квиддиче у него бзик, и на чистоте крови. Нет бы что путное выбрать в качестве одержимости.

— А ты, значит, больше не фанатик? И с каких пор?

Может, не стоило так прямо в лоб, но дипломат из неё был, мягко говоря, не слишком хороший.

— С недавних, — очень серьёзно сказал он. — Знаешь, ожидания и реальность как-то не захотели совпадать, вот и пришлось пересмотреть некоторые взгляды. Шуруй уже спать, тыковка.

— И что, даже баллов не снимешь?

— Ну, если ты так настаиваешь, то…

— Нет, — прервала она Малфоя и, кинув на него последний внимательный взгляд, бодро зашагала к портрету Полной дамы. Разбудив ту, выслушав от неё краткую нотацию о полуночниках и вяло огрызнувшись в ответ, Джинни сказала пароль — «Урбис одакс» — и, пока рама поворачивалась, открывая проход, мельком бросила взгляд через плечо. Густой мрак, скрывавший дальнюю часть коридора, был неподвижен и ничего белёсого, напоминавшего бы шевелюру Малфоя, там не виднелось. Либо ушёл, либо притаился за поворотом. Не проспать бы и успеть предупредить утром кого-нибудь со старших курсов, чтобы проверили это место на возможные скрытые пакости — просто на всякий случай, — хотя она почти не сомневалась: они ничего не обнаружат.

Уже забираясь в постель, Джинни вспомнила, что так и не дошла до кухни, но не особенно расстроилась — прогулка выдалась такой насыщенной впечатлениями, что всякие глупости и переживания относительно того, хорошо ли она отыграет завтра, куда-то бесследно испарились — и легко заснула, утомлённая всем произошедшим.

1) По канону «Баффи» на Хэллоуин вся нечисть отдыхает и не выходит на улицы; конечно, это правило постоянно нарушается.

Вернуться к тексту

2) Художник-авангардист.

Вернуться к тексту