How to Win Friends and Influence People (гет)

Люциус Малфой устал.

На самом деле он был измотан до предела. Он был просто не в состоянии собраться с силами, чтобы сделать хоть что-нибудь, и ему очень не нравилось, что теперь, после примерно трех лет отстраненного наблюдения за жизнью сына, ему приходилось смотреть через роскошный стол из слоновой кости на своего непокорного отпрыска и кудрявую всезнайку, которую этот самый непокорный отпрыск, подчиняясь какому-то нелепому капризу, выбрал себе в невесты. Люциусу не нравилось то, что теперь он был вынужден постоянно лгать своим двоюродным брату и сестре, изображая одобрение и прикусывая язык, чтобы не сказать лишнего. А эти два влюбленных идиота напротив него имели наглость ещё шептаться, опустив глаза, уставившись в свои тарелки, что ещё сильнее подливало масла в огонь.

Кроме того, он заметил, что Драко, единственный наследник Люциуса, был совершенно очевидно под кайфом, как будто тот совсем потерял совесть и забыл об осторожности.

Возможно, Гермиона и не заметила этого — она, конечно же, этого не заметила, — но Люциус, много раз наблюдавший склонность своего сына к злоупотреблению психоактивными веществами, приобрел значительный опыт в ситуациях, когда дело доходило до распознавания определенных признаков. В конце концов, они вместе прошли через бесчисленные испытания, с которых, вероятно, все и началось. Это был настоящий подвиг — получить великую награду в виде домашнего ареста и невероятно строгий испытательный срок от Визенгамота, и даже Люциус не мог устоять от того, чтобы не употребить что-нибудь, только бы не видеть реальности.

Было трудно, вспоминая прошлый блеск, смотреть на всю эту ситуацию как на победу, и все же это была победа. Страх Люциуса перед возвращением в Азкабан был осязаем, и он чувствовал, как его собственное искалеченное отчаянием существо отражается в состоянии его сына. В конечном счете, после того, как угроза пожизненного заключения миновала, им обоим стало легче притворяться, что они не знают, что Драко варит дурманящие зелья с утра и до глубокой ночи.

Как ни странно, именно Нарцисса спасла их обоих от того, чтобы они окончательно не скатились в пропасть. Ее болезнь стала переломным моментом. Только когда она заявила, что её муж и сын были нужны ей, чтобы заботиться и ухаживать за ней, Визенгамот, наконец, смягчился, положив конец длящемуся более года юридическому чистилищу. Люциус всегда чувствовал, что это все давило на Драко. Конечно, это тяготило и его, но он был слишком труслив — слишком напуган пожизненным заключением, — чтобы не использовать свою умирающую жену как инструмент для собственного освобождения. В итоге, они все стали чужими друг другу.

Это было утомительно, и уже тогда Люциус чувствовал себя смертельно усталым. На самом деле он так устал от всего этого, что даже не смутился, видя как Драко, никого не стесняясь, опрокинул себе в рот пузырек с чем-то, а затем пошёл в комнату матери.

— Убедись, что она не заметила, — только и смог сказать Люциус.

Серый взгляд сына скользнул по нему, будто не узнавая.

— Она слишком больна, чтобы заметить, — только и ответил Драко.

Сегодня вечером Люциус лицезрел знакомое отсутствующее выражение в глазах сына, хотя тот явно старался скрыть его, и это было — в некотором смысле — подарком. Не то чтобы этот ужин доставлял Люциусу какое-то удовольствие. Он так же, как и Драко, не был в восторге от Тибо и Гортензии. Но они с Драко оба знали, как он нуждался в их гостеприимстве.

Люциус не мог вынести жизни в том месте, где он жил с Нарциссой. Теперь он терпеть не мог Англию, где не было места, куда он мог бы пойти, не подвергаясь унизительному отчуждению. Здесь, по крайней мере, он мог спрятаться.

Во всяком случае, теоретически у него была возможность спрятаться.

— Мы должны с ней встретиться, — сказала Гортензия, держа в руках газету, в которой сообщалось об этой дурацкой помолвке. — Ты знаешь, Люциус, что мы с ней встретимся. В конце концов, мы — нынешние хранители печати Малфоев. Они не могу связать себя узами брака без неё, а всё связанное кровью наследство не может быть передано без законного брака...

— И кроме того, — добавил Тибо, — самое время, чтобы с тобой случилось что-нибудь интересное, Люциус. Ты ужасно скучный.

— Точно, — согласилась Гортензия. — Откровенно говоря, я почти готова сама позвонить Британскому Министру и сказать ему, что ты нарушал условия домашнего ареста, хотя бы для того, чтобы наконец произошло что-то интересное...

— Ладно, — перебил её Люциус, ощетинившись. — Я поговорю с Драко.

В то время он полагал — справедливо, основываясь на опыте общения со своими разрушительно-маниакальными кузенами, — что не существует способа обойти эту их просьбу. Он также решил, что если лично ему придется страдать от диких и совершенно неуправляемых ошибок своего сына, то было бы справедливо, чтобы Драко страдал вместе с ним.

Однако теперь, когда Люциус был вынужден наблюдать, как эта кудрявая заучка, сидящая через стол от него, властно обращается к его единственному сыну и наследнику рода Малфой — который к тому же ещё явно находился под кайфом, — совершенно невнятно бормоча ему какие-то наставления, он понял, что совершил ужасную ошибку.

— Знаешь, есть много вещей, которые нам нужно обсудить, прежде чем мы поженимся, — сообщила Гермиона Драко, поднимая глаза от тарелки с салатом.

— О, прости, — протянул Драко, лишь немного потрудившись понизить голос. — Я случайно снова сделал тебе предложение?

Люциус быстро перевел взгляд с одного конца стола на другой, первый раз в жизни благодарный Тибо и Гортензии за их смехотворные претензии на изысканность. Они сидели на расстоянии нескольких футов друг от друга, попеременно крича друг другу с противоположных концов стола о качестве вина или пробе столового серебра.

— Нет, я просто говорю, — продолжала Гермиона, задумчиво хмурясь, — что есть некоторые вещи, с которыми мы должны определиться заранее. Например, где мы будем жить?

— Малфой-мэнор, — мгновенно сказал Драко, бросив ответ так небрежно, как будто он мог упасть в мусорный бак, и Гермиона поморщилась.

— Нет, — сказала она. — Не согласна.

— Ну, хорошо, — ответил Драко. — Тогда, как я и подозревал, наш брак обречен.

Про себя Люциус был очень даже согласен.

— Как насчет квартиры в Лондоне? — предложила Гермиона, и Драко пожал плечами.

— Хорошо, — уклончиво ответил он. — Могу я поесть?

— А как насчет детей? — настаивала она, не обращая на него внимания. — Люди обязательно спросят...

— Один ребенок, — твердо ответил Драко. — Мы сами как дети, и мы, бесспорно, лучшие дети.

— Верно, — задумчиво произнесла Гермиона, хотя Люциусу очень хотелось поспорить. — А как бы мы его назвали?

— Скорпиус, — небрежно сказал Драко в тот же момент, когда она вопроситально произнесла:

— Гарри?

— Гарри? — не веря своим ушам, переспросил Драко, совершенно сбитый с толку. — Как Поттера?

Люциус, услышав это, подавился луком-шалотом.

— Нет, — возразила Гермиона, ее голос сочился неприкрытым сарказмом. — Как ты мог подумать о нем, у нас же много знакомых Гарри?

— Мы не будем называть нашего сына Гарри, — отрезал Драко, свирепо глядя на нее. — Только через мой труп. И то если мне придется умереть, то нужно будет удалить кишечник, учитывая, что даже у моего трупа будет грыжа...

— Ах, — заметила она, ухмыляясь. — Значит, тебе не все равно, как сложится наш брак, да?

Люциус, который только что пришел в себя после того, как продышался и выплюнул застрявший лук-шалот, снова закашлялся, не отрывая от них глаз.

— Я ещё не подвергся лоботомии, — ответил Драко, нахмурившись. — И в любом случае, возвращаясь к детям, — пробормотал он, изящно тыча пальцем в кусок рукколы. — Я не хочу думать об этом сейчас, по тем причинам, которые, как я надеюсь, для тебя очевидны...

— Итак, Гермиона, — протянула Гортензия издалека, выкрикивая её имя, — скажи мне, откуда ты?

— О, я из Лондона, — ответила Гермиона, наполовину прокричав через стол, когда Гортензия захлопала ресницами, очень похоже изображая восторг и внимание. — Мы с родителями несколько раз ездили во Францию, — шутливо заметила она, и Люциус настороженно напрягся, проклиная ее постоянную склонность к пустой болтовне. — Хотя я никогда не бывала в этой части города.

— Ах! Да, твои родители! — радостно воскликнула Гортензия, поправляя хрустальную диадему, которую она одела поверх напудренных платиновых волос. — Дядя Арман сообщил нам, что не знаком с твоей фамилией, и я подумала, а не происходит ли она из какого-нибудь древнего англосаксонского герцогства? Возможно, с отдаленными королевскими корнями?

— Дядя Арман? — переспросила Гермиона, нахмурившись, и Драко толкнул ее локтем, многозначительно указывая через плечо на картину, висевшую на стене позади них. — О, — еле выговорила она, когда портрет Армана Малфоя бросил на нее изучающий взгляд. — Точно...

— СЛИШКОМ МНОГО ВОЛОС, — вынес вердикт Арман. — НЕИЗВЕСТНАЯ РОДОСЛОВНАЯ.

— Выпьем за это, — провозгласил Тибо, поднимая бокал.

— Точно, — неловко повторила Гермиона. Она взглянула на Драко, прежде чем сделать неуверенный вдох, и задумалась. — Ну, я думаю, что Грейнджер означает просто "управляющий фермой", честно говоря, но...

— Но, — поспешно перебил Люциус, заметив, как Гортензия разочарованно сморщила носик, — это, конечно, должно было ввести в заблуждение маггловский реестр в тысяча четыреста семьдесят восьмом году. Родители мисс Грейнджер — тайные Министерские невыразимцы, — заверил он Гортензию. — Оба высоко ценятся на своих должностях. На самом деле, они высоко ценились, — нервно поправился он, избегая растерянного взгляда Гермионы, — пока героически не погибли, защищая Министерство от жестокого вооруженного маггловского террористического рейда, и теперь они оба мертвы.

— А там были вилы? — ахнула словно в испуге Гортензия, поднеся руку ко рту, когда Гермиона сердито уставилась на него через стол.

— Вилы, — подтвердил Люциус, полностью игнорируя Гермиону. — Огонь, — он махнул вилкой в воздухе, обводя пространство у себя над головой. — Дым на много миль вокруг.

— А как же качество воздуха, — в ужасе простонала Гортензия. — Бедные гобелены!

— За гобелены! — согласился Тибо, поднимая бокал и осушая его.

— Я... — начала Гермиона и замолчала, нахмурившись. — Ну, я не... я бы не...

— СЛУЖИТЬ КОРОНЕ, — проговорил Арман степенно. — ЗНАЧИТ БЫТЬ ДОСТОЙНЫМ ОКАЗАННОЙ ЧЕСТИ.

— Как точно подмечено, — сказал Тибо, поправив свой воротник. — Отлично сказано, дядя Арман, как всегда...

— Вообще-то, — начала Гермиона, но осеклась, зашипев от боли. — Ой, — огрызнулась она на Драко, который бросил на нее безмолвный взгляд. — Что? Я думала, что в наши дни и в нашем возрасте, честн...

— Ну, лично я думаю, что приятно видеть, что хоть один из наших английских кузенов выбрал подходящую жену, — проговорила Гортензия. От чего Люциус задержал дыхание, заметив, как побелели костяшки пальцев Драко, когда тот зажал вилку в кулак. — Дочь героев, спасителей общества от магглов, вот это по-настоящему увлекательно. И подумать только, — продолжала она, осторожно откусывая кусочек ягненка, — мы с дядей Арманом так боялись, что ты выберешь кого-нибудь сомнительного, Драко. Еще одну из длинной череды избалованных принцесс из какой-нибудь веками разросшейся британской семьи, которая веками баловалась инцестом и кровосмешением, например, которая не знала бы других слов, кроме "благородная" или "древняя"...

Раздался звон, когда вилка Драко выскользнула и упала на тарелку, лицо Гермионы тут же побледнело при взгляде на него.

— Я бы так не сказала, — поспешно вмешалась она, протягивая руку, чтобы успокоить его. — С одной стороны, я думаю, что...

— Ванная, — перебил её Драко, и Люциус увидел, как его пальцы рефлекторно дернулись к карману, в котором он обычно держал флаконы с зельями. — Извините. Мне нужно вымыть руки.

— ЧИСТОТА, КАК И БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ СЛУЖЕНИЕ СВОЕМУ КОРОЛЮ, СРОДНИ БЛАГОЧЕСТИЮ, — проревел Арман ему вслед, когда Драко с грохотом поднялся на ноги, вырвал руку из хватки Гермионы и молча направился в зал.

— Мерлин, — заметила Гортензия, поджав губы. — Как грубо.

— Я думаю, что было грубо, так это оскорблять его мать! — возразила Гермиона, ее рот снова сжался в упрямой гримасе неудовольствия, которая была так естественна для нее, что Люциус подумал, не взяла ли она патент на это выражение. — Знаете, там, откуда я родом, считается невежливым плохо отзываться о мертвых, а еще хуже — плохо говорить о близких людях.

— Дорогая моя, там, откуда ты приехала, это — Англия, и нам дважды насрать на то, что там у вас принято, — заметил Тибо, щелкнув пальцами и заставив материализоваться в руке еще один бокал вина. — Но ты молодец, что попыталась.

— Кроме того, он не должен принимать это слишком близко к сердцу, — фыркнула Гортензия. — Он слишком изнеженный, этот Драко. Я говорю об этом Люциусу при каждом удобном случае...

— Подтверждаю, — едко согласился Люциус. — При каждом подходящем или не очень случае.

— ...И он слишком многое упустил в воспитании сына, — закончила Гортензия. — Он воспитал его непозволительно мягким. И вообще, я ни слова не сказала против его матери, — добавила она. — Я просто прозрачно намекнула на неё, такие вещи нельзя держать при себе — вредно для пищеварения.

— ХОРОШО ПИТАТЬСЯ — ЗНАЧИТ, ПОЧИТАТЬ СВОЕГО КОРОЛЯ, — глубокомысленно заметил Арман.

— Он не мягкий, — яростно огрызнулась Гермиона. — Драко намного сильнее, чем вы все думаете, и я действительно очень разочарована слышать, как вы говорите такие вещи о ком-то, кого называете членом семьи. Разве для вас не важно, через что он прошел?

— Нет, — ответила Гортензия, и Тибо, сидевший напротив нее, самодовольно кивнул. — Он сам виноват, в любом случае. И я говорю об этом Люциусу каждый час, по мне можно сверять часы.

— Буквально каждый час, — согласился Люциус со вздохом. — Я проверял.

Вспомнив о его присутствии, Гермиона повернулась к нему, пылая от ярости.

— Как вы можете позволять им так говорить о сыне? — рявкнула она на него. — Разве не вы в ответе за большую часть его травм? Вы его отец, и это вы должны были его научить жизни! — огрызнулась она, резко поднимаясь на ноги. — Вы — тот человек, к которому он обращался за советом, и что ему теперь делать, зная, что человек, которого он обожал, которым он так долго восхищался, был просто... был... — она запнулась, ее щеки стали ярко-красными. — Был эгоистичным, недалеким, бесчестным, ужасным старым дураком!

— ГЛУПОСТЬ — УДЕЛ ВЕРОЛОМНОГО СЛУГИ, — завопил дядя Арман, и Гермиона не моргая уставилась на Люциуса. В это время маятник дедушкиных часов, висевших в углу — зачарованный Гортензией бить тем громче, чем сильнее становилось напряжение в комнате,— звонко пробил очередной час.

— Я ЖДУ ОТВЕТА, — закричала Гермиона, и Люциус молча нахмурился.

Даже после бесчисленных судебных процессов, после постоянных проверок и неистовых допросов в присутствии политиков, адвокатов и Чародеев, он никогда не чувствовал себя так униженно, как сейчас.

Хотя, по его мнению, никого раньше и не интересовало, что он скажет, обычно все было и так понятно.

— Ты хочешь объяснений? — глупо спросил Люциус, глядя на нее в ответ. — У меня их нет, — он опустил взгляд на свою тарелку, точнее, на ложку тартара, аккуратно положенную в центр огромной тарелки, и вся эта ситуация вдруг показалась ему совершенно излишней. — Я просто очень, очень устал, — вздохнул он, но Гермиона не отстала.

— Разве вам не жаль? Что это такое? — требовательным тоном спросила она. — Все развалилось. Он остался один среди груды осколков. Вам же должно быть по крайней мере стыдно. Вам ни капельки не жаль?

Люциус ничего не ответил.

Гермиона с презрением покачала головой, бросив салфетку на стул.

— Я схожу за ним, — сказала она сидящим за столом, а затем с упреком посмотрела на Люциуса. — Кстати, вы должны были сделать это давным-давно, — раздраженно добавила она и бросилась в ту сторону, куда ушел Драко, почти бегом направляясь к нему по коридору.

— Ну, — объявила Гортензия, глядя вслед уходящей Гермионе. — Мне она нравится, в самом деле. В ней есть шик. И ты это заслужил, — добавила она многозначительно, обращаясь к Люциусу. — Ты действительно катастрофа, а не отец, Люциус. И всегда таким был.

— Я просто... — проговорил тот, и устало вздохнул. — У меня нет сил, честно...

— Тебе нужно подыскать другое занятие, — сказал Тибо. — Всё это нытье и страдания делают тебя невыносимо скучным гостем. Спроси дядю Армана, он подтвердит, — добавил он, махнув рукой в сторону портрета.

— ПОЗВОЛИТЬ КОРОЛЮ ВОЙТИ В ТЕБЯ, — торжественно произнес Арман, — ЗНАЧИТ, ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ ВОЙТИ В ИСТОРИЮ.

— Я бы не сказал, что я... минуточку, что? — встревоженно спросил Люциус у портрета. — Что ты только что сказал?

— Ох, заткнись, Люци, — протянул Тибо, наколдовал ветку винограда и начал опускать ягоду за ягодой в рот. — Ты прекрасно знаешь, что дядя Арман чёртов гей.

— ЭТО ПРАВДА, Я ЛЮБЛЮ ДЕЛАТЬ МИНЕТ КОРОЛЮ, — подтвердил Арман, а Тибо сделал жест в его сторону, как бы показывая "вот видишь. А я тебе говорил". — Я НАХОЖУ ЭТО УДИВИТЕЛЬНО ВДОХНОВЛЯЮЩИМ.

Люциус вздохнул.

— Оставьте меня все в покое. Я так устал, — повторил он и подавил стон, когда Гермиона появилась снова, скрипя зубами и пылая от ярости.

— Ну, он ушел, — решительно заявила она, уперев руки в бока. — Довольны собой?!

— Если честно, то да. На самом деле, нам надо было бы повторить это, — объявила Гортензия с изящным, похожим на звон колокольчика смехом. — Честно говоря, я уже полвека так не веселилась. Я уже начала подумывать, не повеситься ли мне просто от скуки.

— А это хорошая мысль, — вставил Тибо, подняв палец. — Жаль только, что ты пропустишь свои похороны.

— О! Нет, — сокрушенно вздохнула Гортензия и тут же просияла. — Тогда подстроим фальшивую смерть, — решила она. — Когда что-то сделано исключительно для привлечения внимания и тщеславия, а не по-настоящему, оно становится гораздо интереснее.

— Да, а потом — сюрприз! Ты жива! — торжествующе произнес Тибо.

Гермиона тем временем вскинула руки, раздраженная до предела.

— Я ухожу, — объявила она, поворачиваясь к камину, но прежде чем взять горсть пороха, пристально посмотрела на Люциуса.

— Ваш сын — хороший человек, — сказала она, — но не думайте, что вы имеете к этому хоть какое-то отношение, — она сделала паузу, явно обдумывая продолжение, но в конечном счете решила промолчать, вместо этого коротко и твердо кивнув ему. — И кроме того, я собираюсь отвести свою магглорожденную задницу прямо к алтарю вместе с ним! — крикнула она через плечо, исчезнув из столовой.

— Она сказала "магглорожденная"? — спросила Гортензия после ее ухода, нахмурившись, и Люциус пожал плечами, слишком уставший, чтобы что-то придумывать.

— А еще она какой-то там подпольный боец и дерется голыми руками, — сказал он, больше не утруждая себя притворством, — а Драко, между прочим, очень востребованный наемный убийца, и я совершенно уверен, что он весь вечер был под кайфом.

— Фух! Ну, так и надо было сказать с самого начала, — беспечно заметила Гортензия. — А то я подумала, что он такой же унылый, как и ты.

— Пригласим их на похороны с сюрпризом, — подсказал Тибо, и Гортензия энергично закивала, даже не моргнув глазом, когда Люциус скользнул под стол и растянулся на полу.

— О, конечно, — с восторгом произнесла Гортензия. — Внеси их обоих в список гостей.

* * *

Сад Тюильри, Париж

Отель "Лё Шато Пердю"

4 октября

18:45

— Ты как-то странно себя ведёшь в последнее время, — заметила Мэл, подняв глаза и увидев, что Рон неловко ерзает на стуле за ужином в ресторане отеля. — Все в порядке, малыш?

— Да, конечно, — сказал он, одарив ее натянутой от напряжения улыбкой, которая, как он думал, должна была её успокоить. — Я рад, что мы приехали сюда.

— Я тоже, — ответила она, протянула руку и погладила его по рукам кончиками пальцев. — Ты в последнее время совершенно не в духе. Не то чтобы я не понимала, в чем дело, — заверила она его, заметив, как на его лице промелькнуло беспокойство. — Я всё понимаю, Рон. Я знаю, что тебе трудно из-за того, что Драко и Гермиона тоже в Париже, но честно говоря, я думаю, что всем будет проще, если мы научимся...

— Я не хочу о них разговаривать, — перебил он её. — Пожалуйста, я... — он выдохнул и продолжил дрожащим голосом: — Я очень тебя прошу, ладно?

Мэл поднесла бокал с шампанским к губам и выдавила улыбку.

— Хорошо, — сказала она напряженно, задаваясь вопросом, когда они вообще смогут снова начать разговаривать.

Последние несколько дней были очень неприятными. Она надеялась, что ситуация выровняется, но это был непрекращающийся ужас, который был вызван кошмарным отношением Рона к Гермионе и Драко, которые были буквально повсюду. Их визит широко освещался в прессе, их на все лады расхваливали за посольскую миссию, и на каждом углу шептались о том, что Гермиону пригласили в Шато дэ Малфой. Все эти новости, судя по всему, были единственными интересными вещами, что мог сообщить французский "Ежедневный пророк".

Они больше не сталкивались — по счастливому стечению обстоятельств, хотя Мэл взяла за привычку окидывать глазами помещение, прежде чем войти, просто на всякий случай, — так как перспектива наткнуться на них была пугающей. Мэл казалось, что с тех пор, как Гермиона вернулась, она ходила по тонкому льду, Рон превратился в какого-то вечно расстроенного и нервного параноика, и ей хотелось начать кормить его с ложки, как ребенка.

Она тихонько потягивала шампанское, стараясь не впасть в уныние, хотя, похоже, это было неизбежным. Это был уже второй ее бокал за ужином, хотя до этого она уже выпила один или два бокала вина с деловыми партнерами. Голова начинала слабо гудеть. Хотя, учитывая оглушительную тишину, исходящую от ее встревоженного бойфренда, трудно было сказать наверняка, не от него ли исходит этот напряженный электрический импульс.

Что им нужно было, так это отвлечься, подумала она, позволяя шипению пузырьков шампанского танцевать на языке.

Хотя, если подумать, оргазм был бы сейчас очень даже кстати.

— Может, пойдём потрахаемся? — начала она, как раз в тот момент, когда Рон выпалил:

— НАМ НУЖНО ПОЖЕНИТЬСЯ.

— Что? — одновременно спросили они друг друга, и Мэл нахмурилась.

— Ты первый, — настороженно предложила она, но он медлил.

— Ну, твоя идея тоже хороша, — пробормотал он, и она открыла от удивления рот.

— Нет, — сказала она. — Я думаю, что сначала мы должны обсудить то, что ты сказал. Ты только что... — она поморщилась. — Ты что только что пытался сделать мне предложение?

— Ну, — смущенно начал Рон. — Хм. Я...

— Ты говорил, что даже обсуждать не хочешь брак, — напомнила она ему и поднесла бокал к губам, но с разочарованием осознала, что он пуст. Она подумала, а не слишком ли она пьяна, по крайней мере, больше, чем изначально предполагала. — Разве не ты говорил, что это тебя больше не интересует?

— Да, но я ошибался, — сказал он, как будто мог с легкостью отмахнуться от своих предыдущих слов. — Все меняется, Мэл, и...

Она подняла руку, заставив его замолчать.

— И что именно изменилось? — спросила она, вопрос получился гораздо более холодным, чем она ожидала. — Насколько я понимаю, единственное, что изменилось, так это то, что твой заклятый враг теперь помолвлен с твоей бывшей подружкой...

— Невестой, — по привычке поправил её Рон и застыл.

Мэл уставилась на него.

Она моргнула.

Он моргнул.

Ей захотелось встряхнуть его, чтобы он пришёл в себя.

Но вместо этого она поддалась тому удручающему чувству обиды, что буквально не давало ей покоя.

— Ты можешь хоть на секунду отвлечься, — с горечью прошипела она, — и подумать обо мне, а не о ней?

— Я и думаю о тебе, — заверил он ее и поспешно отодвинул свой стул, опустившись на одно колено и взяв ее за руку, в то время как множество голов в ресторане повернулись к их столику, глядя со всех углов комнаты. — Мэл, я люблю тебя. Я люблю тебя больше всего на свете, и я знаю, что это неожиданно, но то, что у нас есть, это настоящее чувство, и...

— Рон, — ошеломленно сказала она, заставляя себя сглотнуть. — Люди смотрят.

— Пусть смотрят! — запротестовал он, наклонившись к ней. — Я хочу, чтобы все видели, Мэл. Давай покажем им, как сильно мы любим друг друга...

— Зачем? Чтобы ты не отставал от Гермионы? — прошипела она яростно, поймав себя на мысли, что не в состоянии контролировать громкость голоса. — Рон, ты хотя бы купил кольцо?

— Я... — начал он, и остановился, его лицо моментально покраснело. — Это вроде как спонтанное решение, — нерешительно признался он, бормоча это, не глядя ей в глаза, и она почувствовала, как неприятно кольнуло её сердце. Её накрыла волна разочарования, хотя это легко могло быть печалью или болью.

— Ты хотя бы подумал, хочу ли я этого? — спросила она его. — Ты никогда меня не спрашивал, что я думаю о браке. И даже если бы ты спрашивал, — напирала она, — неужели ты думаешь, что я бы хотела, чтобы ты сделал мне предложение так? Устроив этот пошлый спектакль на глазах у зевак?

— Я, — снова попытался оправдаться он, но теперь ей стало совершенно ясно, что эта идея только сейчас пришла ему в голову; она покачала головой, борясь с унизительным натиском слез.

— Рон Уизли, может быть, я и люблю тебя, — огрызнулась она, выдернула свою руку из его ладони и резко поднялась на ноги, чуть не упав. — Но сейчас ты мне совсем не нравишься.

Она отшатнулась, столкнувшись с официантом, и прикусила язык, когда летающий поднос с вином с грохотом упал на пол, звук разбивающегося стекла был приглушен только щелканьем бесчисленных вспышек фотоаппаратов вокруг нее.

— Мэл, — отчаянно позвал Рон, поворачиваясь к ней, но она покачала головой, сняла туфли и побежала через вестибюль. — МЭЛ, — крикнул он, наткнувшись на маленького французского гоблина, — МЭЛ, ПОДОЖДИ!

Но она продолжала бежать без оглядки, проносясь мимо зевак с открытыми ртами, пока не добралась до сада отеля, наконец, добежав до середины споткнулась и издала мучительно жалкий всхлип.

— О, замечательно, — услышала она выдох разочарования и подняла голову, решительно вытирая глаза. — Опять ты.

* * *

19:15

Драко, конечно, не пошёл ни в какую ванную.

В свое оправдание он решил, что рассматривал и другие варианты простого исчезновения. На самом деле, на мгновение он решил, что может запросто опрокинуть еще несколько пузырьков, пока не утратит всяческое самосознание, превратившись в аморфную оболочку самого себя, способную выдержать пассивную агрессию Гортензии — и ее ужасающе яркий макияж, который пугал его в детстве, и с тех пор мало что изменилось.

Он подумывал остаться. В конце концов, ему не нравилась мысль о том, что он оставит Гермиону здесь. Он прикинул, что она была в пяти секундах от того, чтобы либо выдать статус своей крови, а затем раздать всем брошюры об ужасах обращения с домовыми эльфами, либо, как вариант, начать стыдить всех в комнате за их невнимание к ее любимым крестовым походам по устранению социального неравенства. Ее, определенно, нельзя было оставлять одну.

Затем, как аргумент в пользу бегства, он про себя отметил, что в данный момент сидит на наркотиках и поэтому не совсем в настроении делать что-то, чтобы исправить ситуацию.

Так что, пережив около двух минут благих намерений, он схватил горсть Летучего пороха и, воспользовавшись криком Армана, незаметно исчез в камине. Он решил, что ему будет проще потом иметь дело с Гермионой, которая будет изводить его своими нравоучениями — когда такая возможность неизбежно представится, — чем сейчас провести хотя бы ещё одну минуту со своими мерзкими кузенами.

Сначала он пошел в номер, думая, что это будет достаточно надёжным убежищем для побега. Кроме того, куда ему ещё было идти? Но чем дольше он один сидел в темноте, тем больше понимал, что Гермиона в конце концов поймёт, что он ушёл — он был уверен, что она первая заметит его длительное отсутствие, учитывая ее склонность совать свой нос куда не следует, — и что она придет сюда, а потом заставит его говорить о своих чувствах; вероятно, даже может накричать на него за безответственность.

Не говоря уже о том, что, возможно, она подумает, что он ждёт её.

Так что он собрался и прошел гулять по саду отеля.

Он понял, что тут нечему было особенно удивляться, когда увидел плачущую Мэл Уорбек, которая шла, спотыкалясь и держа туфли в руке, ее губы были искусаны, а щеки раскраснелись, но макияж все еще был пугающе безупречен, несмотря на явные признаки боли и опьянения.

— О, замечательно, — протянул он. — Опять ты.

На самом деле, однако, он не был так уж сильно разочарован, увидев ее.

И, возможно, ему показалось, но она вовсе не выглядела разочарованной, увидев его.

— Конечно, это ты, — пробормотала она, прекрасно отражая его реакцию. — Ну, прекрасно!

Она определенно была немного пьяна, икнула один раз, и он пожал плечами.

На это ему нечего было ответить.

— Ты ненавидишь Рона? — прямо обвинила она его, грозя пальцем. — За что?

Он моргнул, застигнутый врасплох.

— Даже передать тебе не могу, — начал Драко, — как долго я ждал момента, когда кто-нибудь задаст мне этот вопрос. Начнем с очевидного: с его лица. Нет, подожди, — поспешно поправился он, — его поведения. Нет, стой, подожди...

— Он ненавидит тебя потому, что ты был жесток, — перебила его Мэл, резко рухнув на траву и уставившись в ночное небо. — Он тоже был жесток?

Драко остановился в нерешительности и опустился рядом с ней.

— Ну, конечно, сломай мне кайф, — проговорил он себе под нос, и она повернула к нему голову, подняв бровь. — Ладно. Нет, — выдохнул он. — Он не был жестоким по отношению ко мне. Я издевался над ним, Поттером и Грейнджер, — он тяжело сглотнул и провел рукой по лицу. — Мерлин, заткни этот шум у меня в голове. Почему бы тебе, Уорбек...

— Я не понимаю, — резко сказала она. — Все эти хитросплетения отношений между вами слишком для меня сложны. У вас у всех есть огромная, эпическая история, которая связывает вас вместе, и я просто не думаю, что когда-нибудь пойму ее. Я имею в виду, он искренне ненавидит тебя, — сообщила она ему, прищурившись. — Почти до одержимости, и я не могу понять этого чувства. Я не понимаю. Я просто не знаю, как такое возможно.

Драко, к своему огромному неудовольствию, хрипло вздохнул.

— Слушай, я был настоящим ублюдком, — признался он. — Честно говоря, я и сейчас не лучше. Я только что напился зелья и сбежал от Грейнджер, — сообщил он, испытывая еще один острый приступ вины. — Так что если Уизли ненавидит меня, то, честно говоря, у него наверняка есть на то веские причины.

— Да, но, я тоже только что сбежала от него, так что я думаю, что никто не идеален, — ответила она и нахмурилась. — Этот ублюдок сделал мне предложение, — она повернула голову, свирепо глядя на него. — Кстати, по твоей вине.

— Чёрт, — проговорил Драко. — Он сделал предложение?

— Да.

— У него было коль...

— Нет.

— Он хотя бы сделал это как-то особен...

— Нет.

— Вы когда-нибудь обсуждали брак?

— Нет.

— Ну, это полный пиздец, — констатировал Драко и нахмурился. — Извини. Без обид.

— Всё в порядке, — выдохнула Мэл. — Это и был пиздец. Давай называть вещи своими именами.

— Да, — согласился Драко. — Давай.

Они молча смотрели в небо.

— Ты мне нравишься, — заметила Мэл. — Я имею в виду, что не ненавижу тебя. Я тебя понимаю, — заметила она. — Ты привлекателен. Я вижу то, что не видит Рон, вероятно, потому, что я не видела того, что видел Рон.

"Удивительно мудрая мысль", — отметил он про себя.

Учитывая уровень опьянения, так сказать.

— Ну, между нами, ты мне тоже нравишься, — ответил Драко. — Ты классная сучка, Уорбек. У тебя по-настоящему потрясающий вкус.

— Я знаю, — твердо согласилась она, взглянув на него. — И кроме того, ты же не сделаешь мне предложение у всех на глазах только потому, что твоя бывшая помолвлена?

— Черт возьми, нет, — усмехнулся Драко. — И ты не заставишь меня говорить о моей покойной маме только потому, что хочешь понять меня?

Она вздрогнула.

— Нет, — твердо заверила она его. — Ненавижу это.

— Я тоже, — подтвердил он и скрестил руки на груди, надеясь, что земля наконец-то окажет ему услугу и перестанет крутиться перед глазами. — Иногда, — сказал он, закрывая глаза, — мне кажется, что я ненавижу Грейнджер больше всех на свете.

Он слушал, как Мэл делает вдох, выдыхая его с нежным, щекочущим смехом.

— И в этот момент, — пробормотала она, — это чувство кажется слишком близким к любви, да?

Он повернул голову, глядя на нее, и она повернула голову к нему.

— Мерлин, я бы с удовольствием отдалась тебе прямо здесь и сейчас, — проговорила она. — Похоже, это было бы круто.

— Точно, — согласился Драко. — Есть какая-то отвратительная, разрушительная часть меня, которая думает, что в данный момент это именно то, чем стоило бы заняться.

— Да, — вздохнула она. — Знаешь, это что-то вроде голоса в голове, который советует мне сделать что-нибудь ужасное, чтобы я больше ни о чём, кроме этого, не могла беспокоиться. Тот же самый голос, который иногда заставляет меня хотеть спрыгнуть со здания, — пробормотала она задумчиво, — понимаешь? Это такое манящее чувство, когда стоишь на краю пропасти и представляешь, каково это — просто упасть...

— L'Appel du vide, — пробормотал Драко, и губы Мэл изогнулись в улыбке.

— Да, — сказала она мягко, с еще одним соблазнительным смехом. — Трахаться с тобой прямо сейчас было бы чем-то вроде прыжка с высоты в неизведанную пустоту.

Он усмехнулся, представив себе это, и потянулся вверх, проводя пальцами и очерчивая созвездия из звезд над головой.

— Я потрясающий любовник, — заметил он без особой причины.

Она кивнула.

— Ты представить себе не можешь, в каких позах я умею делать минет, — парировала она.

Он закрыл глаза, позволяя своим рукам безвольно упасть по обе стороны от тела.

Гермиона будет думать, где он.

Он представил её, возмущенно опустившую руки на бедра, смотрящую на него с невыносимо недовольным видом.

Он всегда так ее разочаровывал.

Она будет думать, где он был так долго.

— Стоит ли мне выходить замуж за этого ублюдка? — проворчала Мэл, прерывая его мысли. — Стоит, да?

— Не знаю, — ответил Драко, пожимая плечами. — А ты его любишь?

Она застонала.

— Ужасно, — пожаловалась она, проводя пальцами по своему лицу. — Это так глупо.

— Ну что ж, — сказал он, пытаясь сесть. — Может, тебе стоит хотя бы сказать ему об этом?

— Я не хочу говорить ему ни хрена, — сказала она, делая угрюмое лицо. — Я злюсь на него.

— И все же, — настаивал он, подталкивая ее локтем. — Я думаю, он хотел как лучше. Или... не знаю, — он пожал плечами. — Может быть, я ошибаюсь. Но думаю, что он хочет как лучше. Я думаю, он просто... — он помолчал, скорчив гримасу. — Знаешь, он хороший парень. Он просто облажался, потому что у него с головой не в порядке. Это все чертов героизм, — добавил он с отвращением. — Они не всегда знают, что делают, но это не их вина. Они просто необратимо ебанутые, и они ничего не могут с этим поделать. Они идиоты. Они спасли мир, а взамен мир так и не научил их, как не быть идиотами. И они просто тупо продолжают пытаться спасти всех, — добавил он громко, — снова и снова, потому что это все, что они умеют делать. Когда они видят кого-то, кого любят, они сразу пытаются спасти его, — он что-то буркнул и нахмурился. — Долбаные идиоты.

Мэл, по какой-то причине, одарила его глупой, восторженной улыбкой.

— Так ты и правда любишь ее, — заметила она. — Да?

— Я... — начал он и замолчал, вспомнив обстоятельства их разговора. — Черт возьми, я женюсь на ней!

— Да, — сказала она. — Я знаю. Я просто так спросила.

Они посидели молча еще минуту или две, размышляя каждый о своем, а затем Драко снова вздохнул.

— Я не должен был оставлять ее одну, — сказал он.

— Я не должна была оставлять его одного, — согласилась она.

Они обернулись, обменявшись взглядами.

— Мы должны вернуться, да? — спросил Драко, и Мэл улыбнулась.

— Мы нужны нашим героям, — ответила она.

* * *

20:00

Когда Гермиона вернулась, Драко не было в номере.

Она знала, что он был тут, потому что его пиджак висел на спинке дивана. Она посмотрела на его вещи и заметила что-то знакомое, выглядывающее из под его угольно-черной подкладки. В нерешительности она замерла и огляделась через плечо, прислушиваясь, не идёт ли кто.

Она знала, что совать нос в его вещи не совсем правильно, но если это то, что она подозревала... Она как бы случайно подтолкнула локтем ткань пиджака.

— У-упс, — громко воскликнула она, уронив его на пол, и наклонилась, разглядывая контейнер с пузырьками, который выскользнул из кармана. Она быстро осмотрела его и поморщилась, заметив пустой пузырек и предположив, что, должно быть, его содержимое было недавно выпито.

— Ну, конечно, он выпил его, — пробормотала она себе под нос, раздумывая, стоит ли отправляться на поиски. Конечно, он явно хотел побыть один, но все же. "Что, если он попал в беду? — подумала она, закусив губу. — А что, если что-то пошло не так? А что, если он расстроится? А что, если..."

Она подняла голову, отвлекшись от своих мыслей, когда на карнизе за окном появилась сова и постучала клювом в стекло, привлекая ее внимание и торжественно крича о своем прибытии.

— Подожди, — сказала она со вздохом, — подожди, уже иду...

Она вынула из совиного клюва вечерний выпуск "Ежедневного пророка" и удивленно нахмурилась.

"ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ В МЕЖДУНАРОДНЫХ УБИЙСТВАХ В ВИЗЕНГАМОТЕ БЫЛ ВЗЯТ ПОД СТРАЖУ, — прочитала она заголовок. — Бывший Глава Департамента Магического Спорта из Британского Министерства раскрыл дело о загадочных отравлениях... "

— Вот ты где, — услышала она за спиной знакомый голос, после того, как открылась и захлопнулась дверь их гостиничного номера. — Мерлин, Грейнджер, я был уверен, что у тебя хватит здравого смысла покинуть эту вечеринку давным-давно. И тебя ещё называют самой умной ведьмой своего поколения, честно...

— Малфой, — начала она, поворачиваясь к нему и просматривая статью, но он продолжал говорить.

— А-а, — виновато проговорил он, заметив на полу свои пузырьки. — Тогда ты, наверное, знаешь, что я кое-что взял.

— Да, Малфой, но...

— Послушай, — вздохнул он, — я знаю, что поступил неправильно. Я знаю, что все испортил, и мне очень жаль. Я сделал дерьмовую вещь, и мне жаль. И мне жаль, что я не могу говорить о своей матери, но я просто не могу, понимаешь? Это просто то, что у меня не получается...

— Малфой, — попыталась она, на этот раз более твердо, но он не слушал.

— Я понимаю, что мы партнеры, — продолжал он, — и партнеры не должны, знаете ли, употреблять успокоительные зелья, а затем покидать корабль при первых признаках чертовых неприятностей, но...

— МАЛФОЙ, — крикнула она, и на этот раз он остановился, нахмурив брови.

Она глубоко вздохнула, не зная, с чего начать, а затем выдохнула, не понимая, почему ей так трудно было это произнести вслух.

— Все кончено, Малфой, — тупо сообщила она ему, держа газету в руке. — Они поймали убийцу. Все кончено.

— Я... — начал он и нахмурился. — Что значит: кончено?

— Убийца был каким-то зельеваром, известным тем, что варил адреналин по собственному рецепту, — сказала Гермиона, бросая ему газету. Он не сделал ни малейшей попытки поймать ее, позволив бумаге ударить его в грудь и упасть на пол. — По-видимому, у них есть доказательства, что яд сделал он, и он уже арестован за все три отравления в Визенгамоте.

— Но... — Драко тупо уставился на нее. — Адреналин? — растерянно повторил он, обдумывая услышанное.

— Он вводил достаточно высокие дозы, чтобы остановить сердце, но вещество не могло быть обнаружено при стандартной диагностике авроров, — объяснила она, эффектно цитируя статью. — По-видимому, это обычная практика в нелегальных зельях для магического спорта, поэтому они и пригласили Людо Бэгмена, который раньше был главой этого отдела...

— Хорошо, но где он прятался? — настойчиво спросил Драко. — В Париже? — предположил он, и она пожала плечами. — Тогда почему выбрал Стокгольм или МАКУСА? Почему Британское Министерство?

— Я не знаю, Малфой...

— Как он заставлял жертву выпить зелье? — требовательным тоном спросил он, выглядя раздраженным до предела. — У него были деньги, чтобы нанять кого-нибудь вместо себя? Это он нанял Моррисона?

— Я не знаю, Малфой...

— Тогда зачем ему пытаться подставить Клуб? Почему никогда не оставлял никаких требований, или...

— Малфой, я же тебе говорю, что не знаю...

— Зачем тому, кто варит зелья, повышающие производительность, вдруг начинать убивать людей? — прорычал Драко, расхаживая возле двери. — Распространение зелий приносит деньги, — пробормотал он себе под нос, — но это не те деньги, что могли бы позволить ему оплатить убийства, так зачем ему это?

— Не знаю, — сердито перебила его Гермиона и вздохнула. — У меня действительно нет ответов, Малфой. Все, что я знаю, это то, что согласно этой статье, наша работа была сделана за нас. Если это правда, то... — она замолчала, пожав плечами. — Тогда у нас больше нет причин оставаться здесь. Что к лучшему, — добавила она. — Поскольку ясно, что мы можем закончить с нашим романом для прикрытия прямо сейчас, и тебе больше не придется общаться со своей семьей, — она замолчала не решаясь продолжить, — и со мной.

Она напряженно ждала его ответа, но он молчал.

Она вопросительно взглянула на него, он явно был поражен до такой степени, что она задумалась, не стоит ли ей извиниться, хотя и не понимала, за что именно.

— Значит, все кончено, — наконец сказал Драко. — И это... всё?

— Полагаю, что да, — осторожно ответила она. — Я думаю, Гарри скоро свяжется с нами. Мы должны были работать только над этим делом, так что...

— Так вот оно что, — повторил он, пристально глядя на нее. — И ты вернешься к Хокуорту, правильно я понимаю?

— Я... — она нахмурилась. — Ну, вряд ли мне придётся возвращаться, Малфой. Я же с ним не расставалась, — она остановилась, обдумывая это. — Что-то вроде того. В некотором роде. В очень свободном, несостоявшемся роде.

— Но не сегодня, — нейтрально заметил Драко, и она моргнула.

— Что?

— Ты не с ним сегодня, — уточнил он. — Сегодня вечером ты все еще помолвлена со мной, а я, — произнес он, делая шаг в ее сторону, — все еще под кайфом.

— Я... — она закашлялась, чуть не задохнувшись от неожиданности. — Ну и что?

— А то, — невозмутимо продолжил Драко, — что я думаю, мы должны сделать что-то безрассудное, прежде чем Поттер позвонит нам. В противном случае это будет просто пустой тратой зелья, — сокрушался он, делая медленные, вялые шаги к ней. — А я, — пробормотал он, ткнув пальцем ей в подбородок, — вовсе не расточительный.

Она старалась не смотрела на его губы. Старалась изо всех сил.

— У тебя проблемы с головой, — сухо сообщила она ему. — Ты до крайности саморазрушителен.

— Да, — согласился он. — Что делает меня потрясающим в постели.

— Но ты... знаешь ли... ты под кайфом, — напомнила она ему, — а я нет. Так что я бы...

— Воспользовалась случаем? — проговорил он, растягивая слова, закусил губу, оставляя отпечаток зубов на нижней губе, и улыбнулся ей. — Как бы я ни был сейчас уязвим, Грейнджер, не думаю, что сейчас самое время для твоей невыносимой морали...

— Знаешь, если ты расстроен, — проговорила она ему, — а ты явно расстроен, мы должны поговорить об этом, Малфой. Мы можем поговорить обо всем откровенно, потому что мы друзья, и мы партнеры, и...

— Уже нет, — хрипло напомнил он ей. — Это ненадолго.

Он сделал еще один шаг, и она, испуганная его близостью, споткнулась о кофейный столик в гостиной, чуть не упав назад; он, к ее ужасу, обнял ее за талию и ловко притянул к себе.

— Осторожно, — сказал он, и она скорее почувствовала, чем услышала, как издала тихий, непонятный звук недоверия.

— Малфой, — строго сказала она, — это крайне непродуктивно.

— Хорошо, — решительно сказал он. — То, что нужно.

— Если ты помнишь, — настаивала она, — в последний раз, когда мы этим занимались, мы едва могли смотреть друг на друга...

— Какая разница? — перебил он, пожимая плечами. — В любом случае, возможно, после завтрашнего дня нам больше не придется видеться.

— Но...

Он поцелуем заставил её замолчать. Поцелуй настолько взволновал и напугал её, что она не понимала, почему он не сделал этого раньше, когда она была доведена до сумасшествия и разочарования от приводящих в бешенство воспоминаний о том, насколько потрясающим он был на вкус. Тогда они кричали, это правда, но сейчас обстановка была не менее напряженная. Она чувствовала, что сейчас могла контролировать себя ещё меньше, чем тогда, что едва ли было вообще возможно. Он был так хорош, так отчаянно соблазнителен, так небрежно, неторопливо контролировал свое тело, и это так привлекало, так совершенно выходило за рамки здравого смысла, но она была уверена, он испытывал то же самое, что и она сама, а именно головокружительную страсть, доходящую практически до болезненного бреда.

— Малфой, ты гребаный засранец, — выдохнула она, со стоном откидывая голову назад, когда он прижал ее спиной к дивану, толкая на подушки. — Почему ты не можешь просто... просто вести себя как нормальный человек?

— Что, и справляться со своими эмоциями с помощью зрелого, содержательного разговора по душам? — пробормотал он, целуя её шею. — Звучит, честно говоря, как-то фальшиво...

— Драко, — прошипела она, дернув его за волосы, чтобы он поднял на неё глаза, — они не должны были так разговаривать с тобой. Твой отец — чертов трус, твои кузены — кучка придурковатых сумасшедших, а ты... — она замолчала, глядя на его красные от укусов губы. — Ты гораздо лучше, чем думаешь о себе.

Он моргнул.

Замер.

Снова моргнул.

— Снимай свое платье, — проговорил он хриплым от возбуждения голосом.

Она судорожно сглотнула.

— Сам снимай его, — возразила она, и он зарычал, сжимая пальцами ее задницу, целуя ее снова, и снова, и снова, и снова, пока она, наконец, не признала, что он собирался трахнуть ее — собирался лизнуть ее через трусики и сказать ей так сладко, своим низким, хриплым и теплым голосом, в каких непристойных позах он собирается заставить ее кончить, — и неохотно признала, что жаждет этого. Она хотела позволить своему языку лениво смаковать звуки его имени; шептать это тихо ему на ухо, позволить этому сорваться с ее губ тихим всхлипом-вздохом удивления; позволить себе не сдерживаться и на одном дыхании довести его до безумия. Она хотела этого, хотела его, и к тому времени, когда они добрались до спальни, она уже забыла о сопротивлении.

В конце концов, что такое еще одна ночь?

Ещё раз.

Один последний раз.

— Сильнее, — прошептала она ему, выгибая спину под ним, и он застонал ей в ухо, когда они наконец пришли к безоговорочному согласию.

* * *

улица Монморанси,52

квартал Ле Марэ

23:17

— Где ты шлялся? — требовательно спросила Долорес, поднимаясь на ноги, когда Людо аппарировал на порог их тесной квартиры. — В чем дело? — настаивала она, держа в руках экземпляр "Ежедневного пророка". — Говорят, что ты опознал подозреваемого, и что он арестован...

— Ах! Прекрасно, очень эффективная журналистская работа, — мягко ответил Людо, и её лицо стало серьезным. — Как ты уже, кажется, заметила, я опознал Эммануэля Ганьона как создателя адреналинового зелья, и поэтому...

— Ты с ума сошел? — прошипела Долорес, глядя на него. — Ты не можешь обвинить его без всяких доказательств! Он ничего об этом не знает, — резко напомнила она ему, — и что ты тогда будешь делать, когда они будут вынуждены его отпустить?

— О, они не отпустят его, — заверил ее Людо, откинув голову назад и усмехнувшись. — Я уже переговорил с ним. Учитывая его в высшей степени незаконную деятельность, — он задумчиво пожал плечами, — я бы сказал, что он находится между молотом и наковальней. И то, и другое преступление в равной степени влечет за собой полное разрушение его репутации и неизбежное пожизненное заключение в лучшем случае, так что...

— Ты играешь с огнем, Людо! — заорала Долорес, ковыляя к нему. — Ты должен был только руководить расследованием, а не полностью пустить его под откос! План состоял в том, чтобы сохранить отравления актуальной повесткой дня, чтобы держать Министерства в параноидальном страхе достаточно долго, чтобы мы снова нанесли удар по самой больной точке...

— Да, точно, но я решил, что этот план меня больше не устраивает, — сообщил ей Людо. — Видишь ли, после того, как я побывал в числе гостей Жанвиера, я понял, что мне очень не хватает публичности. И видя возможность вернуться, я решил, что готов...

— Ты же не думаешь, что это будет так просто... вернуться, — усмехнулась Долорес, обрывая его. — Тебя разыскивают гоблины, Людо, и Министерство подвергает тебя полному остракизму, не говоря уже о том, что ты соучастник убийства трех Чародеев...

— Вообще-то, — поправил ее Людо, — ты, кажется, немного отстала от последних новостей, так что давай я тебя просвещу. Что касается гоблинов, — объяснил он, — у меня есть список известных игроков в квиддич длиной не меньше мили, для которых Ганьон делал незаконные зелья. Неудивительно, что каждый из них был готов заплатить немалую сумму, лишь бы то, что я о них знаю, не выплыло наружу. Следовательно, мой долг перед гоблинами закрыт.

— Но...

— Что касается Министерства, — продолжал Людо, — то Министр Шеклболт только что пригласил меня встретиться с ним, чтобы обсудить мои выводы, и я уверен, что примирение идет полным ходом. Кстати, именно там я и был, — добавил он с усмешкой. — Жанвиер договорился с Шеклболтом о моем скором возвращении, и, естественно, было бы невежливо отказать ему в гостеприимстве и не остановиться у него дома.

— Людо, — вскипела Долорес, — ты не можешь так поступить!

— Кстати, об этом, я не совсем уверен, что понимаю, о чем ты говоришь, — лениво заметил он. — В конце концов, я знаю, что сам не варил никаких зелий, да? На самом деле, — пробормотал он, — если бы меня допросили с Сывороткой правды, я мог бы честно сказать, что не несу ответственности, да?

Ее глаза от удивления расширились.

— Да, но ты мне дал основу для яда из зелья Ганьона, Людо. Ты нанял Моррисона, — напомнила она ему, её глаза презрительно сузились. — Именно ты организовывал сам факт получения Чародеями бокала с ядом...

— Но ведь Моррисон мертв, да? — сказал Людо. — На самом деле все, кто мог бы подтвердить твою историю, мертвы. Ты уже слышала о Леди Ревел? — спросил он, внутренне наслаждаясь тем, как краска отхлынула от ее лица при этой новости. — Да. Она тоже мертва, — сказал он со смешком. — А это значит, что единственный оставшийся свидетель — это ты, и ты... — он сделал паузу, ухмыляясь. — Виновна тоже, да? Ты не можешь даже пальцем меня тронуть, не утопив себя.

— Людо, — прошипела она, — неужели ты всерьез думаешь, что я позволю тебе выйти сухим из воды?

— Знаешь, что самое интересное? — перебил он её. — Что ты считала себя самой умной. Ты думала, что только у тебя есть мозги, да? Но у меня всегда были связи, и я думаю, что буду использовать их дальше, чтобы двигаться вверх по жизни. Но не волнуйся, — добавил он со смехом. — Я оставлю тебе квартиру.

— Людо, — сказала она, истерически округлив глаза, — ты не можешь бросить меня здесь. Мы заключили сделку, Людо Бэгмен — мы заключили чертову сделку...

— Да, конечно, — снисходительно согласился он, поворачиваясь к двери. — Но, как оказалось, я прекрасно справляюсь без тебя, так что именно этим я и собираюсь заниматься дальше.

— Людо, — отчаянно закричала она, бросаясь за ним вдогонку. — ЛЮДО, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ... БЭГМЕН, СВИНЬЯ, ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ...

Он закрыл за собой дверь, посмеиваясь про себя, и продолжал идти, насвистывая на ходу.

Конечно, это была азартная игра.

Но Людо Бэгмен был азартным человеком, и он был совершенно уверен, что только что выиграл по-крупному.