0,001 секунды (джен)

Со своей станции Эдди выходил уже совсем затемно. Он никогда так не задерживался раньше, всегда приезжал вместе с Олсенами, которые провожали его почти до самого дома, но сегодня (вот теперь-то Эдди припоминал) дядя Джордж что-то говорил, им вроде нужно было уехать пораньше, а он прослушал, а может (что даже вероятнее), еще и машинально кивнул, когда ему об этом сказали… Эд не помнил, да и выяснять, как же такое случилось, уже не имело смысла.

Что ж, как бы то ни было, домой Эдди пришел просто неприлично поздно и ожидал, что теперь ему здорово влетит. Не то чтобы он боялся наказания, которое, вообще-то, было вполне заслужено — он это понимал — но больше всего на свете Эдди боялся расстроить и разочаровать отца.

Однако все вышло как-то не так.

Когда он зашел в дом, в гостиной горел свет, но там было пусто. Мама-то наверняка укладывала Сьюзи — это порой приходилось делать по сто раз, пока его сестренка наконец не успокаивалась, — так что встретить ее внизу Эдди и не рассчитывал, а вот отец обнаружился в кухне, где он обычно не бывал и куда Эд заглянул уже совершенно напуганный пустотой и тишиной, но мистер Кросс всего лишь делал себе чай, мерно помешивая сахар, и, казалось, совсем никак не отметил появление сына.

Эдди очень бы хотел рассказать ему, как прошел этот дурацкий день, что его раздражает и кто, как он проиграл, но не потому, что был слаб или ошибся, а потому что… потому! Но… Вряд ли отцу, застывшему у стола, это было интересно, так что Эд просто пожелал ему доброй ночи и ушел к себе.

Скорее всего, родители поругались, и отец был зол и расстроен, ну, а его, Эда, отсутствие на этом фоне никто не заметил. Может, подумали, что он торчит в саду или застрял у Милтонов.

В своей комнате и своей постели он провозился без сна до рассвета, прогоняя в голове трассу, повороты и тот момент, когда его обогнали. «Не важно, кто обогнал, — уверял он сам себя, — главное, что это случилось вообще». Ему не терпелось поскорее начать новую тренировку, доказать всем в группе — и тренерам тоже — что он, Эд Кросс, лучший, и никаким подмастерьям его никогда не обогнать. Та часть его внутреннего «я», которая так болезненно боялась провалов, напоминала к тому же, что Деррен по воскресеньям гоняет со своими, со старшей группой, а значит, победе Эдди и вовсе ничто не угрожает, а он должен обязательно выиграть, желательно даже с каким-нибудь рекордом трассы, и тогда все тут же позабудут о том, что случилось накануне.

Кажется, на час-полтора ему все же удалось провалиться в сон, когда сквозь плотные шторы на ковер уже пробилась полоса белого света.

На тренировки Эдди всегда вставал в семь утра, он умывался, одевался и спускался на кухню в поисках привычного завтрака, который с вечера оставляла ему мама, глотал его, примерно соблюдая джентльменские «пять минут пережевывания», а потом выскакивал из дома и мчался в сторону вокзала, где неизменно без пяти минут восемь заходил в вагон впереди Олсенов.

Однако этим утром его ждало жестокое разочарование.

Отец, который с вечера не сказал ему ни слова про опоздание, утром, когда Эдди выскочил в гостиную, обнаружился сидящим во главе стола, и лицо его не предвещало ничего хорошего.

— Ты вчера пришел поздно, — констатировал отец, и Эд замер, а потом тихонько присел на свой стул.

— Да, папа.

— Мистер Олсен сказал, что ты не поехал с ним. Почему?

Эдди замешкался на минутку, он не решался начинать оправдываться, потому что ситуация и без того была патовая: отец нередко делал именно так — откладывал наказание, чтобы сын получил его не тогда, когда был готов, а тогда, когда будет больнее всего.

— Я прослушал, папа.

— Сегодня поедешь со мной к Суинтонам.

Вот и все.

Вместо вожделенного реванша на трассе Эдди ждал скучнейший день в доме друга отца, где нельзя было даже чихнуть без разрешения, не то что самостоятельно ходить по комнатам, а что самое противное — там ему приходилось сидеть в обществе малолетних близняшек, которые почти всегда устраивали одно и то же идиотское чаепитие выводку плюшевых медведей, будто совсем не знали, что можно делать что-то еще. С гораздо большей радостью Эдди выполол бы все сорняки в колумбарии или даже помогал бы матери с сестренкой — та хотя бы пока еще не мучила игрушки и не приставала к нему сама, но увы, мистер Кросс знал толк в наказаниях, и воскресенье превратилось для его сына в отбытие срока в тюрьме строгого режима.

Как Эдди и предполагал, день прошел по привычному сценарию: взрослые сразу устроились в гостиной, а его прислуга отвела к девочкам — и там ровно до самого обеда он выслушивал щебетание «о чудесном платьице мадам Помфри», которая пришла в гости к семейству Толстиков, и даже сыграл роль шофера этой самой глупой куклы, потому что…

— Папа сказал, что ты уже водишь машину, Эдди!

О, это был маленький лучик гордости Эда в беспросветном сахарно-зефирном царстве девчачьих развлечений, но, к сожалению, все его заслуги уже через минуту были забыты, потому что…

— Боже, какой ужас, младшенький Толстик опрокинул чашку на ковер!

Эдди прислонился к стене, оклеенной милейшими обоями в цветочек, и покрутил колеса машины мадам Помфри, которую по-прежнему держал в руках. А ведь в это самое время там, в Кромере, Деррен и остальные гоняли под открытым небом, ловили ветер, слушали рокот моторов и вдыхали запах бензина. И кто-то побеждал — но не он.

Оставалось только надеяться, что и не Бобби Ллойд, снова.

Пребывание в доме Суинтонов завершилось после всенепременного послеобеденного чая и получаса во дворике, где все равно нельзя было ни отвлечь взрослых, ни побегать, и Эдди наконец-то смог вздохнуть без разрешения, только когда они покинули крыльцо большого белого особняка.

Суинтоны были и очень богаты, и очень известны в Норт-Уолшеме. Эдди не очень понимал все тонкости отношений отца и хозяина дома, не любил миссис Суинтон и их детей, но ему однозначно нравился их дом и царивший в нем порядок (но не порядки). В их доме тоже раньше было все идеально, но с появлением Сьюзи что-то сломалось, и Эдди порой ужасно донимало, что он мог запросто наткнуться на пролитое молоко на кухне или брошенную на лестнице игрушку. А вот Суинтоны держали прислугу, и подобных недоразумений, конечно, там не бывало, да и быть не могло.

Эд точно знал, что, когда станет всемирно известным и богатым, он купит вот такой дом — с садовником, экономкой, горничной и кухаркой. И с детьми его, потом, когда-то через сто лет, когда он решит жениться, будут сидеть няньки, а с женой своей он не будет ссориться никогда-никогда.

Под все эти размышления он и не заметил, как они уже приехали к себе. Мама, с малышкой-Сьюзи на руках, встречала их на крыльце, она чинно поцеловала супруга в щеку и невесомо и быстро погладила сына по голове — и на этом ритуал приличной жены и матери был соблюден, соседи могли быть довольны, а отец — спокоен. Семья Кроссов старательно поддерживала имидж благопристойности, и это Эдди нравилось.

Конечно, еще больше ему бы понравилось, если б и за закрытыми дверьми родители продолжили вести себя благопристойно, но с некоторых пор это стало почти недостижимой мечтой — между ними теперь словно лежала огромная пропасть. И Эдди, пытавшийся сначала тянуться к обоим родителям, в итоге выбрал отца. Его внимания и одобрения он жаждал больше всего, ему он хотел бы посвятить все свои победы и будущие титулы, ну, а мама… у мамы есть Сьюзи — так он решил.

Едва Эдди переступил порог своей комнаты, как понял, насколько он вымотался. Учебная неделя, потом напряженная суббота, нервный проигрыш, ссора с Дерреном, страх наказания, бессонная ночь, объяснение с отцом — и потом еще целый ужасно скучный и пустой день… Эдди рухнул на свою идеально заправленную кровать лицом вниз, раскинув руки. Громко вздохнуть, уткнувшись носом в покрывало, при этом не получилось, и он просто закусил его посильнее, потому что все это было как-то слишком для его десяти лет. А еще в то время, что он вынужден был пялиться на игрушечных медведей, наряженных в кукольные платья и пьющих воображаемый чай, парни там, на трассе, решали настоящие, мужские вопросы. Без него.

Весь в мыслях о пропущенной гонке, Эдди и не заметил, как уснул — одетый и обутый, на даже не расправленной кровати, но он был уже слишком большим мальчиком для поцелуев на ночь, так что никто этого вопиющего нарушения не увидел.

А наутро началась новая школьная неделя, и учеба, которая вовсе не давалась Эду легко и просто, заняла почти все его свободное будничное время. Правда, в пятницу вечером, мстительно затолкав все тетрадки и альбомы в ящик письменного стола, Эдди снова разрешил себе думать о картах, скоростях и собственном великом будущем — и в итоге накрутил себя так, что опять с трудом заснул лишь ближе к рассвету.

И едва не проспал свой поезд первый раз в жизни.

Он проскочил мимо кухни — завтракать было уже совершенно некогда — и стремглав помчался на вокзал. Мистер Олсен, внимательно и до последнего всматривавшийся в ворота платформы, тем временем в нужный вагон уже зашел, а Эдди пришлось в него чуть ли не заскакивать на ходу, хотя тут, конечно, он уже преувеличивал, когда возбужденно и быстро рассказывал о своем забеге Джиму Аллену, которого нагнал по дороге к картодрому.

Джим не особенно торопился, а вот Эд уже не мог себя притормозить — он бросил приятеля и примчался к воротам школы, когда тренер Миллс их еще только открывал, и даже кромерцы Чарли и Уорвик не появились на другом конце дорожки. Мистер Миллс одобрительно проворчал что-то о молодости и прыти и пропустил его вперед. Чуть медленнее, но все равно почти вприпрыжку, Эд рванул в раздевалку и успел даже переодеться и добраться до гаража, когда братья Ллойды еще только-только входили в ворота.

Но тут-то его ждало огромное разочарование: машины оказались не готовы, их нельзя было трогать. Эдди так спешил, так хотел выйти на трассу первым и сделать несколько лишних кругов, пока еще только подползают остальные черепашки, но все оказалось напрасно, и пришлось ждать, пока соберутся все сегодняшние участники, и потом, что еще хуже, — услышать, что дурацкую новинку, которая привела младшего Ллойда к победе неделю назад, он же сам, Бобби, и будет внедрять на все карты. При непосредственном руководстве тренеров, конечно же, и участии самих ребят, но это уже не имело серьезного значения.

Дурацкого Бобби почему-то снова выделяли.

Нет, тренеры совсем не запрещали никому из мальчишек копаться в своих картах, но Эдди считал подобную работу уделом простых рабочих, которым неподвластно настоящее мастерство гонщика. Ну, вот как Олли или тот же Бобби. Правда, Оливер хотя бы стремился как можно больше гонять, и в его болтовне совсем не находилось места разговорам о какой-то там возне в мастерской, — и это безнадежное стремление вопреки способностям Эд почти даже уважал, но Бобби-то был настоящим «мальчиком из гаража», ему просто позволяли кататься по доброте душевной, и чувство справедливости Эда громко требовало, чтобы каждый занимался своим делом и не отнимал время у других!

Эдди благополучно пропустил мимо ушей все, что тренер, собравший их на газоне, обстоятельно рассказывал о новинке, пока думал о том единственном, что услышал важного в самом начале: обновленные подшипники дадут больше скорости.

Этого было достаточно.

Оставалось лишь дождаться, пока его карт пройдет через руки тренеров, и, черт возьми, как же он надеялся, что при таком количестве работы Ллойд его даже не успеет коснуться.

«Когда я буду чемпионом, — зло думал Эдди, — у меня будет собственный механик. И это уж точно будет не Бобби Ллойд!»