Очень странные дела (гет)

— Я все равно не могу понять, кому нахрен сдались эти волосы?

Вопрос Малфоя остается без ответа. Мы все молчим, потому что, кажется, обсудили все, что могли.

А я вот не могу понять, как мы оказались здесь, в поместье Паркинсонов, в такой чудесной компании. Гермиона, кажется, думает о том же, потому что украдкой бросает на меня обеспокоенные взгляды.

— Ладно, — говорит она. — У нас уже есть кое-что.

— Кое-что — это что? — уточняет Малфой.

— Кем бы ни был этот маньяк, — терпеливо, как первокурсникам, разъясняет Гермиона, — в его действиях прослеживается определенная тенденция: его жертвами стали Астория, Джинни и Чжоу, у них у всех длинные, прямые, красивые волосы… были, — неловко заканчивает она.

— И что нам это дает? — спрашиваю я.

Мне ничего не понятно с тех самых пор, как Джинни вихрем пронеслась мимо меня в свою комнату в Норе, укутанная в шарф, и не впускала к себе никого, кроме Гермионы и матери. Все эти загадочные нападения на девушек, чтобы забрать себе их волосы. Кому это вообще надо? Я чувствую себя Малфоем и решительно ничего не понимаю.

— А еще все волосы разных оттенков: рыжие, светлые и темные, — продолжает Гермиона. — Надо почитать, может быть есть какие-нибудь ритуалы.

Она задумчиво смотрит на пламя камина. Легко, наверное, быть Гермионой Грейнджер — все ответы можно найти в книгах. А те вопросы, на которые нельзя, кажется, ее совсем не интересуют.

— Значит, какой-то сучке понадобились длинные и красивые волосы, — заключает Паркинсон. — Может, своих нет?

Она вытягивает ноги на диване и кладет их на Малфоя — тот не реагирует, — затем достает из сумочки сигарету и затягивается, прикрывая глаза. От ее сигарет вся гостиная пропахла табаком и ванилью, у меня уже начинают слезиться глаза. Гермиона демонстративно машет рукой перед лицом и морщит носик.

— С чего ты взяла, что это она? — я подозрительно щурюсь, но Паркинсон отмахивается от моего вопроса.

— Думаешь, что какой-нибудь мужчина бы на это пошел? Очень жестоко и очень по-женски, — она хитро улыбается и выпускает колечки дыма.

Я почему-то смотрю на них и не могу оторваться.

— Не все девушки жестокие, — возражаю я, наблюдая за пушистыми кольцами, которые поднимаются к потолку и растворяются в темноте.

— Мило, что ты так считаешь, — Паркинсон снова смеется.

Кажется, она смеется всегда. Как будто смотрит безумно уморительный спектакль с нами в главных ролях. Малфой бесится, потому что его будущая невеста лишилась своих шикарных волос накануне уже отмененной липовой свадьбы, Гермиона напряжена и собрана, как будто в любой момент готова отразить вражеское заклинание, я безумно устал и мечтаю оказаться в одиночестве, а Паркинсон — ей весело и хорошо.

— А мне кажется, — задумчиво говорит Гермиона, — что это не женских рук дело. Слишком грубо и некрасиво острижены волосы, этот маньяк целые клочья оставлял. Я думаю, что это мужчина.

Паркинсон закатывает глаза и стряхивает пепел прямо на белоснежный пушистый ковер.

— Ну вот представь, Грейнджер, что ты вдруг разозлилась на весь этот мир прекрасных волос, совершенно тебе недоступный, и решила отомстить сучкам с шикарной шевелюрой, — Гермиона возмущенно на нее смотрит, но Паркинсон продолжает: — Станешь ли ты бережно срезать их волосы или безжалостно изуродуешь бедняжек?

— Я бы не стала этого делать, — холодно говорит Гермиона.

Уверен, ей сложно держать себя в руках, но она мастерски игнорирует выпады Паркинсон и Малфоя. Хорошо, что с нами нет Рона, иначе на этом белоснежном ковре помимо серых пепельных следов были еще следы хоречьей крови.

— Грейнджер, посмотри на это с другой стороны, — противно тянет гласные Паркинсон. — Зато ты в безопасности, никто не станет покушаться на твои волосы.

— Я думаю, ее космы могли бы задушить этого маньяка, — подключается Малфой.

— Хорек, отстань, — вяло отмахивается Гермиона.

Мне кажется, что она говорит это скорее по инерции.

— Зубрилка, — говорит Малфой почти беззлобно.

Думаю, у нас своеобразное перемирие. Мы же практически команда. Мне смешно от этих мыслей, и я ловлю на себе строгий взгляд Гермионы и заинтересованный — Паркинсон.

— Веселишься? — говорит она. — Хоть кто-то в этом царстве уныния умеет хорошо проводить время.

Паркинсон подмигивает мне и снова выпускает кольца дыма. Кажется, что она гипнотизирует меня, потому что оторваться от них сил никаких нет.

— Я договорюсь с Макгонагалл и отправлюсь в Хогвартс, в библиотеку, — говорит Гермиона, поднимаясь с кресла. — Может быть, там есть что-нибудь полезное.

— Вряд ли в школе есть книжки с темными обрядами, там даже в запретной секции выбор так себе, — кривится Малфой.

Он скидывает с себя ноги Паркинсон, и та пихает его в плечо. Но не обижается, а снова хихикает. Она когда-нибудь бывает серьезной?

— О, ну ты у нас профессионал в темной магии, — ядовито отвечает Гермиона и вопросительно смотрит на меня.

Я сбрасываю с себя дурман от дыма Паркинсон и тоже встаю с кресла. Пора уходить, пока я насквозь не пропитался этим запахом табака.

— Узнаю в Аврорате, может, уже были похожие случаи.

Гермиона удовлетворенно кивает.

— Что, мы теперь команда по спасению мира? — скалится Малфой.

Я думаю, что с такой командой миру точно придет конец. Гермиона фыркает и бросает, не глядя на Малфоя:

— Вряд ли от вас в действительности будет какая-нибудь польза.

Хорек злится, его бледное личико слегка розовеет.

— Нет уж, мы тоже будем участвовать, — он задирает подбородок. — Посмотрю, что есть в нормальной библиотеке, — Малфой выразительно смотрит на Гермиону. — В меноре.

— Какие вы молодцы! — лениво потягивается Паркинсон. — Тогда я, пожалуй, буду лежать здесь и не отсвечивать.

— В этом тебе нет равных, — говорит Малфой и получает за это подушкой по голове.

Гермиона осуждающе смотрит на них, разворачивается, и уходит к камину. Я бреду вслед за ней, краем глаза наблюдая, как Малфой ругается на Паркинсон за испорченную прическу. Вот чьи волосы маньяк должен был похитить — сто галлеонов на то, что эти блондинистые пакли регулярно охаживает весь фронт малфоевских домовиков.

* * *

— Как у нее дела? — интересуюсь я у Гермионы.

— Я купила ей парик, он почти такого же цвета, как ее настоящие волосы, — рассказывает Гермиона, накладывая себе на тарелку брокколи и цветную капусту. — Она, в принципе, почти смирилась, что магией это не вернуть, и придется только ждать. Но ты все-таки сегодня еще к ней не заходи.

Я не знаю, как мне вести себя с Джинни. Мы не говорили неделю после той дурацкой ссоры, и теперь меня гложет чувство вины. Было бы все по-другому, если бы она не съехала от меня в Нору?

Гермиона берет тыквенный сок и ставит мне на поднос, потом ставит такой же себе. Критически оценивает свой набор еды и удовлетворенно кивает.

— Почему? И с каких пор ты начала питаться так?

Я выразительно смотрю на ее зелень в тарелке. Как обед для козы, честное слово.

— Это полезно, — она задирает подбородок и гордо шествует к столику.

Я пожимаю плечами и набираю себе в тарелку жареной картошки. Рон куда-то запропастился, но он бы точно прочитал Гермионе лекцию о пользе мяса. Или пончиков в глазури.

Подхожу к столу — Гермиона демонстративно кусает огурец и с наслаждением им хрустит.

— Такой сочный! — говорит она с восхищением.

— Да-да, — соглашаюсь я и жую свою жареную картошку. — Так почему к Джинни сегодня лучше не приходить?

— Джордж сказал ей, что она похожа на корень мандрагоры, потому что такая же лысая и все время кричит, — хмурится Гермиона. — Он-то привык все проблемы шутками решать, а Джинни… В общем, она разочек приложила его Летучемышиным сглазом и снова заперлась в своей комнате. Так что сегодня к ней лучше не приходи.

— Спасибо, — говорю я с набитым ртом, за что получаю строгий взгляд Гермиона.

Джордж, конечно, мог быть и потактичнее. Но, с другой стороны, он наверняка просто хотел растормошить сестру. Видимо, волосы для девушек — действительно серьезная тема.

— Гермиона, а ты бы так же отреагировала? Никого бы к себе не впускала?

Она пожимает плечами и ковыряет вилкой брокколи. Что-то мне подсказывает — сочность этой зелени больше не кажется ей такой уж привлекательной.

— Ты ведь помнишь, — говорит она, — как на втором курсе после неудачного опыта с оборотным я просто заперлась в кабинке и не выходила.

Мне сложно понять эту мысль, я бы не сильно переживал, если бы мне обкромсали все волосы. Вероятно, потому что они быстрее отрастут.

— Может, все-таки объяснишь, зачем ты себя так мучаешь этой сочной зеленью? — как бы между прочим интересуюсь я.

Гермиона довольно шумно нарезает цветную капусту и сосредоточенно ее ест. Я знаю, что ей не хочется говорить на эту тему, но мне слишком любопытно.

— Это какой-то новый эксперимент? Голодная забастовка против рабства эльфов? Решила заменять пищу физическую — пищей духовной? — я сыплю вариантами, наблюдая, как розовеет ее лицо.

— Хватит, — шипит она и с громким стуком кладет вилку на тарелку. Молчит несколько мгновений и признается нехотя: — Рональд сказал, что я поправилась.

От неожиданности я проливаю на себя тыквенный сок.

— Что? Так и сказал?

— Ну, не совсем так… Но смысл был такой, — печально отвечает Гермиона. — Я и сама заметила, но не думала, что это бросается в глаза.

Я пытаюсь переварить сказанное и оглядываю ее, даже слегка нагибаюсь под стол.

— Перестань, дурак! — она шлепает меня по руке ладошкой.

— Гермиона, — вздыхаю я, — Рон дурак, ты не поправилась, поешь картошечки, а?

Она упрямо мотает головой и жует свою зелень. А мне так странно слышать от нее такие глупости, это же Гермиона! Лучшая ученица Хогвартса и умнейшая ведьма! Разве ее вообще когда-нибудь волновала внешность так, как других девчонок? Когда мы бродили по Хогсмиду и все наши однокурсницы толпой вваливались в «Шапку Невидимку» за новыми платьями, Гермиона спешила в «Магазин перьев Писарро» и потом с восторгом показывала нам свои новенькие пергаментные листы и аккуратные перья с блестящими чернильницами.

Вероятно, я слишком привык к тому, что она друг, и совсем забыл, что она еще и девушка.

— Так ты не знаешь, где Рон? — спрашиваю я. — Его не было сегодня на тренировке, а Майклсон — строгий тип. Два раза прогуляешь, и можешь забыть об Аврорате.

Гермиона пожимает плечами.

— Может, опять проспал?

Я хмурюсь. Рон, конечно, бывает растяпой, но к стажировке в Аврорате подходит очень серьезно.

Когда мы уже заканчиваем обед, в столовую забегает Артур Уизли. Видимо, он ищет нас, потому что быстрым шагом подходит к нашему столику, бледный и с безумным взглядом.

— Мистер Уизли, — встревоженно говорит Гермиона, — что случилось?

— Рон в Мунго, — выдыхает он. — Я хотел сообщить вам. Молли уже там, и я сейчас отправляюсь к нему.

Я чувствую, как сердце начинает стучать с удвоенной силой, а в голове проносятся самые ужасные сцены.

— Мы с вами! — вскакиваю я со стула. — Что с ним? На него напали?

Гермиона тоже встает из-за стола, побледневшая и испуганная.

— Он в сознании? — тихо спрашивает она.

— Пойдемте скорее, — торопит нас мистер Уизли, беря Гермиону под локоть. — Он жив, остального я и сам не знаю.

Мы буквально выбегаем из столовой под безразличными взглядами работников Министерства. Снующие туда-сюда волшебники с вытаращенными глазами здесь уже никого не удивляют.

* * *

Я стою возле кровати Рона и чувствую, как меня бросает в холодный пот. Он лежит такой бледный, что даже веснушек не видно, рыжие волосы взлохмачены, на одном глазу красуется белая повязка.

— Как это произошло? — шепотом спрашиваю я.

В палате очень тихо. Гермиона сдавленно плачет, сидя на стуле. Молли Уизли держит Рона за руку, ее лицо опухло от слез, но сейчас она спокойна. Думаю, что не обошлось без зелий, потому что взгляд ее расфокусирован и направлен в стену. Она качается из стороны в сторону и гладит Рона по предплечью. Джинни сидит рядом с ней, завернутая в платок, и что-то тихо нашептывает. Джордж стоит у окна и смотрит вдаль.

— Мы пока ничего не знаем, — так же шепотом отвечает мистер Уизли. — Его нашли недалеко от «Кабаньей головы», свидетелей не было. Все остальное в порядке, но глаз нельзя просто восстановить.

Джинни громко всхлипывает, и у меня по коже бегут мурашки. Кто бы ни сделал этого с Роном, я просто обязан его найти. И вырвать ему глаза, руки, ноги, и вот так по частям сдать в Визенгамот.

В палату заходит колдомедик, его лимонная мантия неприятно режет глаза.

— Мистеру Уизли нужен покой, — говорит он. — Вы сможете навестить его через несколько часов, когда он проснется. А сейчас в палате могут находиться не больше двух человек.

Гермиона бросив на Рона печальный взгляд, прощается с Молли и Джинни и выходит из палаты. Я киваю мистеру Уизли и выхожу вслед за ней. Мы стоим около подоконника и молчим. Мимо нас проходит целитель Рона.

— Извините, сэр! — я догоняю его. — Глаз нельзя вернуть с помощью магии?

Он останавливается и качает головой. Я вижу сочувствие в его светлых, выцветших глазах.

— Не все раны можно вылечить волшебством, — говорит он. — Все, что касается зрения, очень сложная тема, здесь мы скорее перенимаем у магглов их способы лечения. Есть возможность сделать протез, но это потребует времени — процесс изготовления довольно длительный, — колдомедик медлит мгновение и добавляет: — И обойдется в круглую сумму.

Я нервно сглатываю. Конечно, главное, что Рон жив, но представляю, как он будет расстроен.

К нам тихо подходит Гермиона, вслушиваясь в разговор.

— Деньги — не проблема, — решительно говорю я.

— Мистер Поттер, вы знаете, что еще один человек лишился глаза? Это произошло вчера.

Я смотрю на него в удивлении. Выходит, Рон не единственная жертва.

— Кто? — спрашивает Гермиона.

— Драко Малфой, — отвечает колдомедик.

Я слышу сдавленный возглас Гермионы — она закрывает рот руками и смотрит на меня, не моргая. Все это слишком странно, ведь у Малфоя и Рона нет ничего общего.

— Есть лишь один мастер, изготавливающий глазные протезы такого уровня, — продолжает колдомедик. — Он же сделал протез для Аластора Грюма, — при этих словах у меня неприятно скрутило живот от воспоминаний, — и сейчас работает над глазом для мистера Малфоя. Мистеру Уизли придется дождаться, когда он закончит. И после пройти проверку магических способностей — такие протезы может носить далеко не каждый волшебник.

Коридор больницы заполняет гнетущая тишина.

— Сэр, — Гермиона первая нарушает тишину, — мы можем его навестить?

— Мистер Малфой находится в пятнадцатой палате, прямо по коридору и налево, — говорит колдомедик. — Учтите, ему нельзя нервничать, — он строго смотрит на нас поверх очков.

Я киваю. Гермиона тянет меня за рукав рубашки, и мы идем вперед.

— Ты тоже думаешь, что это связано с тем волосяным маньяком? — тихо спрашивает она.

— Да, но теперь все становится еще непонятнее. Теперь он будет похищать у волшебников части тела?

— Не думаю, — качает головой Гермиона. — Но в библиотеке нет описаний ритуалов, связанных с волосами трех разных людей, а чтобы там еще и глаза присутствовали…

Мы находим нужную палату. Гермиона стучит в дверь, и мы заходим, не дожидаясь приглашения. Палата Малфоя больше и светлее, его кровать стоит прямо у окна. Он лежит на ней, закрыв глаза. Вернее, глаз, поправляю я себя. На месте второго у него белая повязка.

Гермиона в нерешительности замирает на месте.

— Малфой, ты спишь? — спрашиваю я.

— Даже если бы хотел — не смог. Вы ходите как слоны, — отвечает он и открывает глаз. Садится на кровати, окидывая нас безразличным взглядом. — Посмеяться пришли?

— Нет! — возмущается Гермиона.

Она делает несколько шагов вперед и неловко останавливается. Малфой даже не смотрит на нее, но буравит меня своим единственным глазом. Его тоже жалко, хотя и не так, как Рона.

— Ты помнишь что-нибудь? Как это произошло? — спрашиваю я.

Малфой качает головой.

— Этим вопросом уже занимается Аврорат, — отвечает он. — Меня допросили с утра, тебе я ничего говорить не собираюсь.

Можно было догадаться, что Министерство не оставит эти преступления без внимания. Но я не хочу оставлять попыток распутать дело: в конце концов, мы втроем всегда справлялись с этим лучше. И внутри меня клокочет злость, Рон — мой друг. Я обязан во всем разобраться.

— Мы думаем, что это связано с похищением волос, — осторожно говорит Гермиона.

— Тогда почему чертов маньяк отрезал этим курицам волосы, а меня, блядь, лишил глаза?!

Гермиона замирает, испуганная его словами. Мне даже не хочется заступаться за Джинни, которую Малфой назвал курицей. Думаю, что лишиться глаза — это действительно страшно и обидно. Мне жаль его.

— На Рона так же напали, — говорю я. — Поэтому мы подумали, что эти нападения связаны.

Малфой молчит. Вероятно, обдумывает мои слова. Гермиона стоит на месте и, кажется, боится даже вздохнуть.

— Если было два нападения… — начинает Малфой.

— …должно быть еще одно, — заканчивает Гермиона. — Я уже подумала об этом.

А мне это в голову не приходило. Но действительно! Если преступнику нужно все в тройном количестве, то определенно должна быть еще одна жертва.

— Он снова выбирает волшебников с разным цветом глаз: серые и голубые, — задумчиво говорит Гермиона. — Но мы не можем просто запретить выходить на улицу всем мужчинам — а ему явно нужны только мужчины.

— Мы вообще ничего не можем сделать, — говорит Малфой. — Вы заигрались в спасителей мира. Ты, Поттер, совсем помешался на своей избранности.

Мне хочется смеяться. Я никогда по-настоящему не чувствовал себя избранным. Но при этом я всегда был тем, кому есть дело. Как и Рон с Гермионой.

— Нам не нужна твоя помощь, — говорю я. — Просто я не привык отступать, когда дело касается близких. А ты жалей себя и дальше, Малфой.

Гермиона смотрит на меня возмущенно, готовая выдать нравоучения, но выслушивать, как меня отчитывают, совсем не хочется. Я пожимаю плечами и выхожу из палаты. За мной никто не идет.

* * *

— Ну, герой, чего застыл? — Паркинсон хитро улыбается.

Я стою у двери небольшого дома в пригороде Лондона, и не решаюсь позвонить в звонок. Вряд ли идея отправиться к Чжоу с Панси можно назвать хорошей, я и сам не мог сказать, как так получилось. Просто сначала мы навестили Гринграсс — та отказывалась видеться со мной без Паркинсон — а потом мы также вдвоем оказались здесь.

Я проклинал Гермиону, потому что она осталась исследовать библиотеку менора вместе с Малфоем — ну конечно, справится ли он с одним глазом? А мне приходится проводить время с Паркинсон, которая бесконечно курит и сыплет остротами, грубит и ведет себя вызывающе.

— Эй, Поттер! — она машет у меня перед глазами рукой, красные ногти сливаются в единую яркую полоску.

— Отойди, — говорю я и звоню в дверь.

Слышу шаги и настороженный голос.

— Кто это?

— Миссис Чанг, это Гарри Поттер. Я сейчас работаю в Аврорате, мы занимаемся делом с нападениями.

Ложь слетает так легко. За годы обучения в Хогвартсе мне не раз приходилось к ней прибегать. Паркинсон одобрительно хмыкает.

— Мистер Поттер! — дверь открывается, и мы видим мать Чжоу. Она низкого роста, с серебристыми прядками в угольно-черных волосах, очень худая. — Пожалуйста, проходите.

Мы заходим в просторную светлую комнату, в доме тихо и слышно, как тикают большие настенные часы. Паркинсон осматривает квартиру и едва заметно кривится — конечно, с ее поместьем не сравнится. Миссис Чанг осматривает Паркинсон и хмурится, — и ее я могу понять, с такой гостьей сложно быть гостеприимным.

— Мы можем поговорить с Чжоу? — нарушаю я тишину. — Понимаю, мы без предупреждения…

— Ну что вы, Мистер Поттер, Чжоу столько про вас рассказывала, — перебивает меня миссис Чанг. — Сейчас я предупрежу ее, что вы пришли. Она в последнее время не выходит из комнаты.

Я понимающе киваю.

Мы остаемся одни, Паркинсон смотрит на меня насмешливо.

Игнорирую ее и рассматриваю колдографии на стенах: Чжоу с метлой и в квиддичной форме радостно машет в камеру, ее длинные волосы развеваются на ветру. Волосы…

Главное, быть предельно тактичным и не сказать ничего лишнего. Слезы Чжоу пугали меня еще на далеком пятом курсе.

— Вы можете подниматься, я ее предупредила, — слышу я голос миссис Чанг. — Второй этаж, синяя дверь справа.

Она неодобрительно косится на Паркинсон и уходит на кухню. Мы поднимаемся по лестнице, и я слышу громкий шепот.

— Наверное, Чанг жутко расстроена, что упустила избранного. Такой шанс потеряла!

— Заткнись, — так же шепотом отвечаю я.

Хочется скинуть ее с этой лестницы, чтобы она прокатилась по всем ступенькам и переломала себе все кости. Мысленно представляю себе эту картину и безжизненное тело Паркинсон на полу. Представляю так ярко, что по коже бегут неприятные мурашки. Ладно, пусть живет.

Стучусь в комнату и, дождавшись тихого «входите», захожу внутрь. Паркинсон следует за мной — она как тень, от которой не избавиться, вся в черном и не отстает ни на шаг.

Мы оказываемся в голубой комнате, все вокруг с кружевами и рюшами, как будто здесь живет девочка лет восьми. Чжоу сидит на подоконнике, обняв коленки, и смотрит в окно.

— Привет, Чжоу.

— Привет, Гарри.

Чжоу поворачивается, у нее на голове парик и шелковый платок. Я вижу в ее глазах смущение, а после — негодование, когда та замечает Паркинсон. Да, все люди реагируют на нее одинаково.

— Привет, — Паркинсон оценивающе разглядывает Чжоу и ехидно улыбается. — Я Панси Паркинсон, мы тут с Поттером расследуем дело о пропаже волос. Поболтаем?

Она без приглашения проходит к креслу и садится в него, закинув ноги на стоящую рядом табуретку.

— Что она здесь делает? — Чжоу сердито смотрит на меня.

— Не обращай на нее внимания, — прошу я. — Она… помогает мне с этим делом.

Панси смеется и посылает мне воздушный поцелуй. Я хмурюсь и снова поворачиваюсь к Чжоу.

— Расскажи, пожалуйста, как с тобой это произошло? Ты что-нибудь помнишь?

— Вообще-то, я уже общалась с работниками Министерства, — Чжоу смотрит на меня с подозрением.

— Я знаю, — приходится врать напропалую. — Они послали меня на повторные допросы, вдруг я смогу заметить какие-нибудь детали.

Чжоу вздыхает и снова смотрит в окно. Я вспоминаю, как страдал из-за нее в школе и не могу понять, почему она мне так нравилась. Забавно, как старые чувства исчезают, не оставив следа.

— Скажу тебе то же, что и им: не помню совершенно ничего подозрительного. Я просто шла покупать щетки для своей метлы, а потом меня кто-то ударил сзади по голове. И очнулась я уже без волос.

Я слышу, как ее голос начинает дрожать.

— Паршиво, — подает голос Паркинсон.

Чжоу испепеляет ее взглядом, я жалею, что оказался здесь в такой компании. Паркинсон встает с кресла, подходит к письменному столу.

— Письмо от «Придиры»? Собираешься дать большое интервью о своей утрате?

— Убирайся отсюда, — шипит Чжоу и поворачивается ко мне. — Ты что, уже забыл, как она хотела сдать тебя Сам-знаешь-кому?

— Я все помню, просто сейчас мы… — пытаюсь подобрать слова, — вроде как заодно.

Чжоу дует губы и скрещивает руки на груди.

— Не хочу общаться при ней, — говорит она. — Гарри, тебе я доверяю. Я помню, что было между нами.

Ее глаза снова наполняются слезами. Я чувствую подступающую панику — ничего так не выбивает меня из колеи, как плачущие девушки.

— Чжоу, я…

— Ты не ответила на мой вопрос, — бесцеремонно влезает Паркинсон. И, Мерлин, как же я ей за это благодарен. — Собираешься дать интервью Лавгуду?

Чжоу мгновенно перестает плакать и поворачивается к Паркинсон, сжимая кулаки.

— Он прислал мне это письмо еще до нападения, ясно тебе, змея слизеринская? Проваливай отсюда. Оба проваливайте!

Она быстрым шагом подходит к двери и распахивает ее настежь. Я понимаю, что разговор окончен и покорно покидаю комнату. Паркинсон выскальзывает следом.

* * *

Поместье Паркинсонов большое и мрачное. Комнаты темные, тяжелые позолоченные люстры висят практически для красоты, все освещение идет от свечей в старинных канделябрах. Каждый раз мне кажется, что я иду по склепу вампиров.

Паркинсон идет впереди, я плетусь следом — настроение после разговора с Чжоу препаршивое.

— Ты сказал, что все еще помнишь про тот случай, — Паркинсон чуть замедляет шаг и равняется со мной.

— Ты о чем?

— Ну, — она колеблется мгновение, — когда я хотела сдать тебя Темному Лорду.

— Случай? Так ты это называешь?

Она пожимает плечами и ничего не говорит. Мы идем в тишине некоторое время, коридор кажется мне бесконечным. Где-то там, в гостиной — единственной комнате с хорошим освещением — сидят Малфой и Гермиона с книжками, и я хочу поскорее оказаться с ними.

Паркинсон останавливается, и я останавливаюсь тоже. Неужели мы пропустили поворот?

— Поттер, мы ведь на самом деле не заодно, да? — спрашивает она.

Ее темные глаза блестят от тусклого света свечей. Мы стоим близко, если она сделает еще шаг — упрется макушкой в мой нос. И я чувствую этот ненавистный запах табака, он повсюду в этом доме.

— Почему вы решили нам помочь? — спрашиваю я вместо ответа.

Она пожимает плечами.

— Малфой считает, если рядом с раскрытым делом будет его фамилия, его легче примут на стажировку в Аврорат. Поэтому он убедил меня позвать вас в поместье, родителей все равно нет.

Я обдумываю сказанное. Похоже на правду, Малфой действительно не стал бы просто так общаться с нами.

— А ты?

— Мне просто скучно, — говорит она и снова улыбается.

Я не уверен, но в этом полумраке ее улыбка больше не кажется такой счастливой.

— Решила повеселиться? — уточняю я. — Это серьезное дело, Паркинсон.

— Ты не понимаешь! — она тычет мне пальцем в грудь, и больно колет острым коготком. — Я никогда не делала ничего полезного, всегда только все портила.

— И сейчас продолжаешь заниматься тем же самым, — говорю я, отпихивая ее руку. — Зачем ты нагрубила Чжоу?

— Иди к черту, — Паркинсон отворачивается от меня и идет вперед, стук ее каблуков эхом разносится по коридору.

Иду за ней со странным чувством, что сказал что-то не то. Это же Паркинсон, говорю я себе, с каких пор ты начал ее жалеть?

В гостиной Гермиона и Малфой увлеченно читают толстенный фолиант. У Малфоя на глазу черная атласная повязка, он похож на злодея из фильма про супергероев.

— Гарри! — Гермиона радостно улыбается, увидев меня.

Я жалею себя из-за дня, проведенного с Паркинсон, а ей ведь пришлось здесь с Малфоем сидеть, выслушивать гадости. Наверное, ей было намного хуже.

— Как успехи? — спрашиваю я.

Ее взгляд тускнеет, она печально качает головой. Мне кажется, что все наши действия бесполезны, и я раздражаюсь.

Паркинсон садится на диван и привычно закидывает ноги на Малфоя, прикуривая сигарету.

— Что у вас интересного? — спрашивает Малфой.

— Ничего, — отвечаю я.

— Вообще-то, есть кое-что, — говорит вдруг Паркинсон, не глядя на меня.

Мы все смотрим на нее в ожидании. Уверен, она наслаждается нашим вниманием, медленно затягивается сигаретой, медленно выпускает дым. Опять эти кольца, черт бы их побрал.

— Помимо того, что Чанг истеричка, — медленно начинает она и я раздраженно закатываю глаза, — я выяснила еще одну вещь. У нее было приглашение на интервью в «Придиру».

— И что? — спрашивает Гермиона.

— А то, мисс-гнездо-на-голове, что у бедной Астории тоже было такое письмо, — слова Паркинсон буквально сочатся ядом. — Остается только узнать, отправляли ли его нищенке Уизли, и это может быть нашей зацепкой.

— Выбирай слова, Паркинсон, — я начинаю злиться.

Гермиона задумчиво смотрит в стену, что-то вспоминая. Замечания от Паркинсон она игнорирует, и почему-то совершенно не злится.

— Прямо сейчас отправлюсь к Джинни, — говорит она. — Конечно, это кажется зацепкой с натяжкой, Лавгуд же не маньяк, просто со странностями. Но ты молодец, Паркинсон!

— Засунь свою похвалу себе знаешь куда?

Гермиона пожимает плечами, а я замечаю легкую улыбку Паркинсон до того, как она отворачивается.

И правда, молодец. Заметила ведь. Мне снова становится неловко из-за своих слов, и я упорно гоню эти мысли куда подальше.

— Куда ты собралась? — говорит Малфой. — Здесь еще двадцать томов не прочитанных.

— Тебе нельзя напрягать зрение, — отвечает Грейнджер. — И читать больше трех часов подряд нельзя. А мы тут уже с этими книгами сколько сидим? Страшно сказать.

Малфой хмурится.

— Ты что, моя сиделка? Я как-нибудь сам разберусь.

— Я просто знаю, что колдомедик сказал Рону, — отвечает она, откладывая книгу. — Тебе может стать хуже, не нужно рисковать.

— Иди со своей жалостью к Уизли, — шипит Малфой. — Мне твои советы не нужны.

Он хватает толстенный томик «Темномагические ритуалы Максвелла Полла» и, откинувшись на спинку дивана, начинает его читать. Уверен, что он просто сидит с угрюмым лицом и пялится на страницы, даже не вникая в смысл.

— Ой, ладно! — Гермиона резко встает. — Ну и сидите тут, без жалости, благодарностей, и прочих атрибутов нормального человеческого общения!

Она сверкает глазами и только что молниями не бросается. Даже такой выдержке, как у Гермионы, рано или поздно приходит конец.

В случае с Малфоем и Паркинсон хватило всего нескольких встреч.

— Что ты знаешь о человеческом общении? — кричит нам вслед Паркинсон, пока мы направляемся к камину. — Книжный червь!

Когда вихрь зеленого света уносит нас в Нору, я слышу от Гермионы такие ругательства, которые не прочитать ни в каких книжках.