Мех под кожей (джен)

Нарцисса шла по пустым коридорам мэнора, разрываясь между желанием зайти к сыну и повидать его, прежде, чем… да нет — просто пожелать ему доброй ночи, и нежеланием расстраивать его ещё больше. К ужину он даже не вышел, запершись у себя. С самого утра он пребывал сегодня не в духе — Уолден, насколько Нарцисса могла судить, который день пропадал на службе, прочёсывая леса в поисках её подавшегося в бега кузена, да и самому Драко Люциус запретил пока покидать особняк и просил быть на глазах у домовых эльфов. Ничего удивительного, что в атмосфере томительного ожидания, опустившегося на их дом, Драко с полудня не желал никого видеть. И, пожалуй, и ей, и Люциусу обоим было легче от того, что этим вечером не приходилось его утешать. Нарцисса приблизилась к спальне сына и коснулась двери — но постояла и, так и не набравшись решимости постучать, тихо развернулась и ушла. Нет, не стоит его тревожить, говорила она себе. Завтра… нет — послезавтра они увидятся и смогут поговорить. Обязательно… ему ведь тоже трудно сейчас. Возможно, даже труднее, чем ей — потому ему всего лишь тринадцать, и его мир рассыпался на куски.

Она спускалась в подземелье, осторожно ступая по крутой лестнице с высокими ступеньками, касаясь рукой стены. Если подвалы под северным крылом мэнора были отведены под лабораторию и пару заклинательных залов, то под южным крылом, надёжно отгороженным от них толстыми стенами винного погреба, находились темницы.

Нарцисса миновала несколько тяжёлых дверей, находившихся так близко к лестнице, что, возможно, в них было слышно, что могло происходить наверху, и отправилась по скудно освещённому коридору дальше — туда, где, почти рядом со стеной винного погреба находилось просторное помещение, перегороженное массивной решёткой с прутьями толщиной в два пальца. Нарцисса даже не представляла, кого предки Люциуса могли здесь держать, но, с другой стороны, подвалы под домом тёти Вальбурги, куда они однажды в детстве забрались вместе с сёстрами и кузенами, производили более зловещее впечатление, а ведь они даже не зашли далеко.

На свободной половине зала у одной из стен стоял стол, заваленный бумагами и заставленный флаконами с зельями, включая и уже ставший почти привычным Нарциссе кубок, исходивший бледно-голубым паром, от вида которого Нарцисса испытала лёгкую тошноту. В углу напротив стояли какие-то ящики, содержимым которых ей сегодня даже не пришло в голову озаботится, и пара стульев. А на стене висели даже на вид кажущиеся тяжёлыми и прочными цепи и какие-то старые пыточные приспособления, которых не касались уже много лет.

За решёткой же Нарциссу ждало наколдованное кресло, которое легко можно будет развеять, когда оно ей уже не понадобится, и словно выросший из истёртого каменного пола толстый мягкий ковёр. Кресло, вероятно, наколдовал Люциус, подумала она, и, похоже, он очень старался — потому что это был, в своём роде, шедевр в барочном стиле, обтянутый шёлком с прихотливой набивкой, и украшенный тонкой резьбой.

Сам Люциус вместе со Снейпом были уже на месте, и пока Снейп возился с бумагами на столе её муж подошёл к ней, и обняв за плечи, прижал к себе и с трогательной заботой спросил:

— Тебе здесь не холодно?

— Нет, — ответила она тихо, надеясь, что Снейп позволит им так ещё пару ударов сердца постоять в тишине, но это не могло продолжаться вечно.

Зелье казалось Нарциссе ещё более горьким, чем прежде, и, сделав последний глоток, она посмотрела на старинные астрономические часы, с неумолимой точностью отсчитывающее мгновения до того, как окончательно сменится на вычурном циферблате фаза луны. У них всех был в запасе практически час — ни она, ни Люциус не чувствовали себя уверено, и даже Снейп не до конца был уверен в том, насколько точно трансформация должна совпасть с моментом, когда луна окажется в высшей точке, тем более что одно дело читать про трансформации, а другое — видеть вживую. Никто из них не хотел рисковать, да и вместе ждать неизбежного было проще.

Люциус выглядел взволнованным, но находил в себе силы, чтобы утешающе ей улыбаться, пока Снейп снова обследовал Нарциссу диагностическими заклятьями и заносил результаты в уже частично заполненную какими-то пометками большую таблицу на широком листе пергамента. Он трогательно пожал плечами и покачал головой, когда Снейп срезал с её головы прядь её волос и запечатал несколько капель её крови в пробирке. В отличие от него, сам Снейп казался собранным и спокойным, даже отстранённым скорей; но Нарцисса видела, что за этим своим методичным исследовательским подходом он тщательно прятал нервозность, однако его выдавало то, как он, сам не замечая, одёргивал безукоризненно чистые благодаря стараньям эльфов манжеты.

Решётку Нарцисса закрыла за собою сама, словно отрезая себя от прежней жизни. Её сотрясала нервная дрожь, и она даже не пыталась скрывать её, и когда Люциус, подойдя к толстым прутьям вплотную, протянул свою руку ей; Нарцисса вцепилась в неё похолодевшими от страха пальцами, а потом обняла мужа — и они замерли, прижавшись друг к другу и ощущая телами зачарованные стальные прутья, что сейчас их разделяли.

— Я боюсь, — еле слышно прошептала Нарцисса.

— Я знаю, — ответил Люциус, крепко прижимая её к себе. — Я понимаю, родная. Любой был бы в ужасе. Я всё время буду рядом с тобой.

Нарцисса молча кивнула. Она уже и сама не знала, успокаивает ли её эта мысль, или ещё больше пугает, но теперь уже поздно было что-то менять.

Снейп стоял поодаль, и его бледное как полотно, лицо в свете пылающих на стенах факелов, казалось, будто приобрело неестественного красно-оранжевый цвет, напоминая Нарциссе детские книжки о средневековых волшебниках и демонах ада, которых они призывали в магический круг. Она с трудом припоминала подробности тех историй, но зато сейчас перед её глазами всплывали яркие развороты с картинками, на которых тех самых «демонов» изображали почему-то всегда с красными лицами. «Ему, пожалуй, подходит», — подумала она, отпуская, наконец, мужа и опускаясь на созданное им кресло, словно на королевский трон.

Следующие полчаса они все беседовали, зачем-то делая вид, что всё в порядке, и они просто собрались в этой то ли допросной, то ли пыточной камере дружески поболтать. Нарцисса не успевала за сменами собственного настроения: эта общая старательность её то смешила, то вызывала раздражение, то вызывала острое желание закричать — но она сдерживалась и бросала очередную реплику… и думала о том, что, наверное, вот так должны ощущать себя приговорённые к Поцелую. Но пока она может, спину она будет держать прямой.

В какой-то момент она поняла, что у неё немилосердно ноют плечи — и что дело вовсе не в неудобной позе. Она соскользнула с кресла на мягкий ковёр и умоляюще посмотрела на Люциуса — он взмахнул палочкой, убирая кресло, чтобы она не поранилась о него, и Нарцисса благодарно ему улыбнулась, чувствуя, как немеет её лицо… и вдруг поняла, что всё ещё не сняла халата. А ведь он понадобится ей утром… Почему-то эта мысль показалась ей невероятно важной — и она, пытаясь лихорадочно развязать непослушными, словно чужими пальцами шёлковый пояс, смогла, кажется, довольно невнятно, произнести:

— Прошу, убери его…

Люциус — напряженный и бледный — беззвучно заставил его воспарить, пока Нарцисса выпутывалась из рукавов, а затем приманил к себе, и буквально в него вцепился, однако заставил себя ободряюще улыбнуться:

— Всё будет хорошо. Я с тобой, — но улыбка казалась вымученной.

В этот миг Люциус ощущал себя невероятно беспомощным, и ему не на кого было сейчас опереться. Пожалуй, будь здесь Уолден сейчас… нет, так было бы ещё хуже. Было бы хуже для Циссы — а значит, и для него. Это его очередь её поддержать, а значит, что ему придётся справиться со всем самому этой ночью. Хотя, конечно, он был благодарен Снейпу как целителю и как зельевару, но сейчас Люциусу он казался неотъемлемой частью окружавших их декораций, словно живой портрет, пребывающий в своей отдельной реальности. Пожалуй, стоит считать, что они тут с Нарциссой вдвоём, твердил себе Люциус — но сейчас его это вовсе не успокаивало. Лучше бы здесь всё-таки был кто-то… кто мог бы просто это остановить, но на это были не способны даже самые прославленные волшебники.

Заметив тень, набежавшую на его лицо, Нарцисса постаралась из последних сил улыбнуться — и в этот момент её тело скрутило судорогой. Пронзившая её боль была такой, что она сорвалась на крик, а затем, согнулась и сжалась в комок, понимая, что задыхается.

— Началось, — почему-то прошептал Люциус, панически обернувшись к Снейпу.

— Да, — глуховато ответил Снейп, чувствуя, как воротник впивается ему прямо в шею, и потянулся ослабить его. Казалось, что затхлость подвала проникла ему прямо в лёгкие. И он всё глубже увязает в мрачном кошмаре, в котором жил. На покрытом ковром полу камеры билась в агонии женщина, но он видел сейчас вовсе не её искажённое мукой лицо, а то, застывшее и безжизненное, что преследовало его неотступно много лет, и снова ощущал ту отчаянную беспомощность. Но в то же время, словно и не прошло больше десятка лет, видел узкий неудобный лаз и пустую старую комнату; видел неяркий блеск жёлтых глаз с вертикальными зрачками и слышал в темноте негромкое угрожающее рычание и вновь чувствовал, как волосы прилипают к шее. Ему снова было шестнадцать, но теперь он не мог сбежать, он сам лишил себя подобного права.

Северуса Снейпа давно уже не пугали чудовища, тем более что он прекрасно знал, что зачарованная решётка способна удержать не только оборотня: тогда, давно, он уже видел в этом подвале… разное. И сейчас ему просто хотелось проснуться, не знать, что где-то там наслаждается незаслуженной свободой ублюдок, которому стоило бы гореть в аду, и не страшиться того, что здесь, сейчас он снова окажется бесполезен. Он невольно отступил на пару шагов и, ощущая затылком страх Люциуса, испытал раздражение. Там, на Мерлином драном ковре сжалась от боли женщина и он должен был ей помочь — иначе зачем он вообще здесь?

Нарцисса тяжело и часто дышала, и, насколько он видел под сползшей с неё простынёй, по груди и плечам расползались алые эритемы, — но такого просто не должно было быть. Он прекрасно помнил все стадии трансформации, и мог бы на ком угодно воспроизвести их с не меньшей точностью, чем Минерва превращает табакерку в мышь. Но ни в одной из книг, в которые он зарылся последние две недели, не описывали ничего подобного. Все эти напыщенные болваны как один, начинали описанье с изменений зрачков — но зрачки у Нарциссы оставались вполне человеческими, если не считать того, что радужки за ними уже практически не было видно.

Всё шло неверно, не так, и самое главное, слишком медленно, в норме обращение не длится больше пяти минут, но сейчас время для Нарциссы чудовищно растянулось — и, возможно, в этом была и его вина. А это могло означать лишь одно — что-то было не так с зельем. Она жаловалась на тошноту — лихорадочно размышлял Снейп, могла ли реакция уже тогда быть нетипичной, и вызвать подобные отклонения?

Он приблизился к решётке на пару шагов и вгляделся в глаза Нарциссы, а затем усилием воли закрылся от её боли и паники — всё ещё человеческой боли.

Мерлин, дай им всем сил пережить эту ночь. Потом, он уже потом разберётся, допустил ли ошибку в рецепте, или сам рецепт изначально её содержал, выяснит, что вызвало такую неподдающуюся объясненью реакцию, а пока нужно было как-то не позволить ситуации стать ещё хуже. Нужно было понять, что происходит с Нарциссой прямо сейчас, чтобы в следующий раз всё было нормально, и чтобы этот следующий раз действительно наступил.