Мех под кожей (джен)

Сначала вернулось осязание. Внизу было мягкое, и что-то укрывало её сверху. Она лежала на спине и чувствовала себя в этой позе отвратительно беззащитной, сама пока что не понимая, почему. Согнув колени, Нарцисса перевернулась на правый бок и, подтянув их к животу, замерла так, прислушиваясь к ощущению прохладной ткани под щекой.

Потом пришло обоняние. Пахло здесь чем-то очень странным… чужим. Отдалённо знакомым, но не опознаваемым до конца. Лечебные травы — бадьян, валериану и водянистый аромат цапня она смогла опознать, другие были ей незнакомы — но они ей не нравились: эти запахи тревожили её, но не потому что обещали что-то опасное, а потому что сообщали о нём, как о чём-то уже случившемся. Нарцисса принюхалась — в носу защипало, и она чихнула, зажмурившись — а затем на неё обрушились остальные чувства.

Здесь было тихо. Неестественно тихо — дома никогда не бывало так. Там всегда было слышно, как кричат павлины или листья шумят в саду; поют птицы, что днём, что, порою, и ночью. Но даже если сад был погружён в безмолвие, когда в Уилтшир приходила зима, тогда в камине потрескивали дрова, да ветер завывал в трубе или же свистел в окнах, а где-то за старинными деревянными панелями на стенах трещал сверчок… Здесь же тишина была не менее тревожащая, чем этот пугающий, странный запах. Нарцисса подумала, что следовало бы открыть глаза, но лишь зажмурила веки крепче. Она не хотела, не желала знать, где находится — потому что как только она увидит, это место станет той частью правды, которая, Нарцисса почему-то была в этом уверена, не просто ей не понравится.

Но лежать так всё время было невозможно и глупо, и она, помедлив ещё сколько-то, всё же приоткрыла глаза. И хотя прежде ей не доводилось никогда бывать здесь в качестве пациента, она мгновенно поняла, где находится.

Мунго. Она в палате госпиталя Святого Мунго — а значит, всё, что всплывало в памяти, ей не приснилось.

Она медленно, очень медленно и с трудом подняла левую руку и посмотрела на аккуратные повязки, плотно покрывающие всю левую сторону груди, плечо и предплечье. Да, это был не сон, не морок, не ночной кошмар — и ей с этим жить. Или, может быть, от удара по голове ей всё привиделось? Да, на неё, вероятно, напали те дети из Лютного… дети. Мерлин. На неё напала стайка детей, немногим лишь старше Драко — а она ничего не смогла им противопоставить, даже с палочкой в руках.

Палочка… У неё больше нет палочки. Почему-то именно эта мысль потрясла её — глаза обожгло изнутри, в горле стало горько и горячо, и Нарцисса разрыдалась, прижав колени к животу и закрывая лицо ладонями. Нет-нет-нет, всё это сон, кошмар, ей это просто приснилось, это просто не может быть правдой!

Она услышала, как открылась дверь, и в комнате стало светло — Нарцисса одним движением натянула на голову простыню и задышала быстро и глубоко, пытаясь справиться с внезапными рыданьями. Она никому не позволит увидеть себя такой. Ни за что.

— Добрый вечер, — услышала она мужской голос и почувствовала, как кто-то прикоснулся к её плечу — и от этого лёгкого и осторожного прикосновения её словно ударило Ступефаем. Нарцисса вздрогнула и резко отшатнулась, а затем, торопливо обтерев лицо краем простыни, отбросила её и посмотрела на склонившегося над ней мужчину. Вид знакомого лица неожиданно её слегка успокоил: Гиппократа Сметвика она знала, хотя и не слишком близко. Тот был представлен ей во время одного из её благотворительных визитов в госпиталь: помнится, он тогда пошутил, что его родители сыграли над всеми его пациентами неплохую шутку, наградив его подобным именем в надежде на то, что он не только станет отличным специалистом, но так же родоначальником новой династии и, возможно, когда-нибудь что-нибудь назовут в его честь. Впрочем, даже этого было вполне достаточно, чтобы его присутствие помогло ей унять совершенно неуместную и бессмысленную сейчас истерику. — Как вы чувствуете себя?

— Не знаю, — призналась Нарцисса, прижимая край простыни к груди и садясь.

— Болит что-нибудь? — спросил Сметвик, придвигая себе стул и присаживаясь рядом с кроватью.

— Нет, наверное, — неуверенно ответила Нарцисса. — Не знаю. Рука, — больше вспомнила, чем действительно ощутила это она. Но если рука забинтована, разве она не должна болеть?

— Сейчас посмотрим, — предложил он, доставая палочку. — Но сперва позвольте задать вам буквально пару вопросов. Вы могли бы назвать ваше имя? — очень мягко попросил он.

— Мы с вами знакомы, целитель Сметвик, — усмехнулась Нарцисса. И добавила, не удержавшись: — Вы запамятовали?

— Я польщён, что вы меня помните, мадам Малфой, — улыбнулся ей Сметвик. — Но, как бы неловко мне ни было, я просто вынужден вас попросить назвать ваше имя.

Нарцисса смутилась. Конечно же, он не пытался сделать вид, что не знает её — он просто проверяет, что с ней. Ошибка была неловкой и глупой, и Нарцисса рассердилась сама на себя. Не стоило так реагировать… она просто больна, поэтому позволяет себе подобное.

— Нарцисса Малфой, — ответила она и добавила: — Моего мужа зовут Люциус, а сына — Драко.

— Очень хорошо, — улыбнулся Сметвик, а затем он зажег на конце палочки огонек Люмоса и посветил ей в глаза: сначала в один, потом в другой. После этого поколдовал над её головой и удовлетворённо хмыкнул: — А теперь позвольте вашу руку, пожалуйста.

Нарцисса послушно протянула забинтованную руку — и смотрела, как, повинуясь лёгкому движению его палочки, разматывались бинты, складываясь аккуратной горкой на прикроватную тумбочку. В тот момент, когда край бинта соскользнул с раны, Нарцисса на миг прикрыла глаза — а потом, заставив себя их открыть, вгляделась в своё предплечье, ожидая увидеть там что-то ужасное. И не сразу поняла, что увидела. Это месиво воспалённых багровых рубцов не было похоже ни на что виденное ей прежде — это вообще с трудом напоминало нормальную человеческую часть тела!

Она сидела и смотрела на этот искалеченный кусок плоти — так долго, что, возможно, прошло куда больше пары минут — и твердила себе, что это — её рука. Её левая рука, на которой она так не любила носить браслеты.

Нарцисса вдруг снова почувствовала себя там, на той узкой каменистой площадке, и увидела отвратительную косматую тварь, и её впивающиеся в руку зубы.

Она зажмурилась и резко отвернулась, тяжело и часто дыша и твердя себе, что всё это закончилось и никогда-никогда не вернётся больше — теперь это её прошлое, прошлое. Однако же легче почему-то стало отнюдь не сразу — кажется, только после того, как целитель наложил на неё какие-то чары. А может, и нет… впрочем, какая разница.

Нарцисса заставила себя встряхнуться, открыть глаза и посмотреть… не на раны, нет — к такому она пока не была готова. На целителя.

— Всё не так плохо, как выглядит, — успокаивающе проговорил тот. — Когда отёк спадёт, ваша рука будет выглядеть намного лучше… я полагаю. Cухожилия и крупные сосуды не пострадали. Остальные ваши травмы мы залечили: срастили три ребра и трещину в голени; устранили ссадины и кровоподтёки и рану на голове. Но с рукой придётся пока потерпеть. К сожалению, повреждения подобного рода заживают медленно. Насколько сильную боль вы испытываете сейчас?

— Не слишком, — отрывисто ответила она. — Терпимо. Замо… перевяжите снова. Пожалуйста.

— Пошевелите, пожалуйста, пальцами, — попросил целитель. Она послушалась — двигать пальцами было больно, и они казались неповоротливыми и непослушными, но Сметвика, вроде бы, всё устроило. Затем он уже сам осторожно проверил, как ведут себя её кисть и локоть, удовлетворённо кивнул, а после достал из кармана большую плоскую банку и, открыв её, начал щедро покрывать её руку мазью. Нарцисса, всё ещё отводившая глаза куда-то в сторону, узнала этот запах — вот чем пахло в палате. Что ж, это лучше, чем кровь. Наверное.

Когда свежие бинты окутали её руку, она заставила себя вновь посмотреть на Сметвика и смогла почти с признательностью произнести:

— Благодарю.

— Ну что вы, — отозвался Сметвик. — Простите, если мои следующие вопросы будут вам неприятны, но я вынужден их задать.

— Да, разумеется, — Нарцисса очень постаралась произнести это спокойно и ровно.

— Вы помните, что с вам произошло? — спросил он мягко, и эта мягкость уничтожила ту надежду, что ещё теплилась у Нарциссы.

Нет, чуда не будет.

— Говорите то, что собираетесь, — сказала она, вздёрнув подбородок. И добавила как можно ровнее: — На меня напали, похитили. И… — она всё же запнулась, — как видите, искусали.

— К сожалению, у меня не лучшие новости для вас, мадам Малфой, — сказал целитель, и Нарциссе захотелось закричать: «Ну же! Не тяните!» — Те существа, что на вас напали, не были обычными волками.

— В Британских лесах за исключеньем Запретного давно уже нет волков, — отрезала Нарцисса. — Это известно каждому.

— К сожалению, вы правы, — расстроенно согласился целитель, и она почему-то поверила в то, что ему действительно жаль — правда, это не имело никакого значения. — Единственные волки, что встречаются вне Запретного леса — это оборотни. И если вам не повезёт встретить их лунной ночью…

— Я заражена? — ровно спросила она.

— К несчастью, — целитель наклонил голову. — Мы несколько раз брали пробы из раны и кровь — ошибки быть не может. Даже то, как выглядят ваши раны…

— Я верю, — оборвала она. Надо было о чём-то спросить… о многом, но в голове у Нарциссы сейчас было пусто. Ах да. — Мой муж знает?

— Разумеется, — заверил её целитель, и Нарцисса даже не поняла, что почувствовала. Наверное, облегчение. — Мы сейчас же ему сообщим, что вы очнулись — он просил сделать это немедленно.

— Давно я здесь? — спросила Нарцисса.

— Сейчас уже вторник, шестое июля, восемь вечера. Вы поступили вчера в половине третьего утра. Вы здесь вторые сутки, — ответил Сметвик. — Ваш супруг…

— Вы скажете ему завтра, — безапелляционно заявила она. — Завтра утром.

— Мэм…

— Завтра, — повторила она, и он уступил:

— Как пожелаете. В свете того, о чём вы мне рассказали, я должен коснуться ещё одной неприятной, но важной темы, — Сметвик вздохнул.

— Говорите, — кивнула Нарцисса.

Ночь.

У неё есть ночь, чтобы свыкнуться со всем этим. И хотя бы попытаться представить, как теперь жить.

— Мадам, помимо того, о чем я сообщил вам ранее, обследование выявило повреждения и несколько иного характера… вы помните что-то до того, как были укушены?

— Помню — что? — она помнила горящие глаза и капающую слюну... он словно все ещё был здесь, невидимый, и смотрел на неё. Что ещё она должна была помнить? Что, кроме этого, вообще имело значение?

— Мадам, — целитель отвёл взгляд, — мой опыт позволяет мне утверждать, что над вами было совершено насилие, но мы постарались устранить нежелательные последствия, — заверил он её.

Постарались? Последствия? Нарциссу захлестнула волна возмущения. А это, что это тогда такое, хотелось воскликнуть ей, когда она посмотрела на свою искалеченную руку — и вдруг начала не то смеяться, не то рыдать. Что, что тут можно устранить? Ликантропия не лечится, эта отрава останется навсегда в её крови, и она теперь сама одна из тех тварей, от которых она спасалась.

И не спаслась.

Кто-то… Сметвик, конечно, Сметвик — сунул ей в руки стакан, и лишь сделав несколько жадных глотков, Нарцисса поняла, что в нём не просто вода, а какое-то зелье с мятным привкусом. Успокоительное. Мерлин, как жалко она, должно быть, выглядит!

Она допила зелье до дна и, поставив стакан на кровать, попыталась сосредоточиться на том, что вызвало у неё столь неуместную и несвоевременную реакцию. О чем Сметвик ей говорил? Насилие. Над ней было совершенно насилие, но они постарались устранить последствия.

Теперь Нарцисса поняла, что имел в виду целитель, но почему-то эта новость оставила её равнодушной. Насилие… После того, что случилось с ней, разве имело значение, что кто-то мог воспользоваться её телом? Она этого даже не помнила. К счастью, наверное, но не помнила — и не желала вспоминать. Лучше бы ей вовсе не говорили об этом — зачем? Всё равно никого и никогда не найдут. Да и нашли бы — разве наказание хоть что-то изменит? Какое бы то ни было?

— Простите, — Сметвик выглядел расстроенным абсолютно искренне. — Не стоило было сообщать вам обо всём сразу… но завтра утром снова придут авроры, и…

— Нет, всё верно, — возразила Нарцисса.

Авроры. Да. Завтра ей придётся говорить об этом с аврорами — и она должна постараться вспомнить как можно больше деталей. Вдруг… вдруг им это поможет. Хотя на деле Нарцисса в это не верила. Да и разве они должны были заниматься таким, мелькнуло в её голове.

— Рана скоро заживёт, — сказал целитель, вновь привлекая её внимание. — Сожалею, но шрамы останутся — нет способа свести след от укуса оборотня. Но есть и хорошая новость, — добавил он чуть бодрее. — Эти шрамы последние в вашей жизни, если не случится что-то из ряда вон.

— В каком смысле? — Нарцисса слегка нахмурилась.

— Регенерация у оборотней повышена, — пояснил он. — Их тела практически не хранят шрамов — разве что те, что оставлены некоторыми видами тёмной магии, или если они вредят сами себе. Да и в целом болеть привычным волшебникам образом вы будете меньше, — он почти улыбнулся: хотя губы его не дрогнули, но во внешних уголках глаз собрались мелкие морщинки — и тут же пропали, когда он добавил: — Хотя несколько дней в месяц вы будете чувствовать себя разбитой.

— Прекрасная новость, — ровно проговорила Нарцисса. — Я бы хотела остаться одна.

— Конечно, — Сметвик, хвала Мерлину, тут же поднялся. — Вот колокольчик, — сказал он, указывая на тумбочку, где стояли ещё стакан и кувшин с водой. — Если вам что-то понадобится — что угодно — позвоните, и медиковедьма немедленно всё принесёт вам. Туалетная комната там, — он указал на небольшую дверь слева от другой, побольше, видимо, ведущей в коридор. — Доброй ночи, мадам Малфой, — сказал он, уничтожая использованные бинты и выходя из палаты.