Мех под кожей (джен)

Отвернувшись от портретов родных, Нарцисса подошла к лестнице и начала медленно подниматься по ней, слушая, как поскрипывают старые дубовые ступени. В детстве она досадовала, что в их доме даже лестница была простой — самой обыкновенной лестницей из унылого английского дуба со скучными дубовыми балясинами, лишёнными даже резьбы. Она даже поворачивала под скучным углом, вместо того чтобы изогнуться изящно. Это лестница, пожалуй, была самим воплощением банальности среди всех остальных лестниц, которые доводилось видеть Нарциссе. И почему только прадедушка не предпочёл мрамор, как у тех же Малфоев? Так было бы несравненно красивее — и уж наверняка тише! По такой лестнице можно было бы спускаться ночью — и никто бы не услышал шагов, но, если спускаться по их скучному дубовому недоразумению, какая-нибудь ступенька обязательно предательски заскрипит, как бы аккуратно Нарцисса с сёстрами ни ступали. А родители им строго запрещали по ночам бродить по дому и, тем более, спускаться и выходить в сад — где так хорошо бывало летними ночами! Конечно же они с сёстрами делали вид что слушали, и, конечно, упрямо выбирались в сад по ночам — а родители ловили их и наказывали… а вот если бы на лестнице под ногами оказался мрамор, их бы никто наверняка не поймал, думала Нарцисса, в очередной раз сидя в своей комнате, запертая с ненавистными ей вышиванием: шёлк, растянутый в пяльцах, и не слишком уверенные стежки, которые складывались в очередное глубокомысленное изречение какого-то давно умершего колдуна.

К огромному огорчению Нарциссы и её сестёр, их мать обожала вышивание и искренне полагала своим высшим долгом приохотить нему дочерей — однако же добилась исключительно лишь того, что все трое его горячо возненавидели. Даже Андромеда, в принципе, любившая любое рукоделие — прекрасно шившая, к примеру. Что уж говорить о Беллатрикс, которая, в отличие от сестёр, открыто бунтовала и однажды, лет, наверное, в десять разорвала на клочки криво вышитых змеек. Но Друэлла Блэк отступать не привыкла, и со временем то, к чему она желала приохотить дочерей, превратилось в весьма действенное и пугающее наказание за самые серьёзные из провинностей.

Но теперь наказать её было некому, кроме самой себя, с грустью и горечью размышляла Нарцисса, медленно поднимаясь по поскрипывающим ступенькам. Родители умерли, а сёстры… они тоже в каком-то смысле для неё были давно мертвы — каждая по-своему. Беллатрикс в Азкабане — навсегда заточена там, и умрёт в каменном мешке и в одиночестве. Среди холода, тьмы и сырости — как же холодно должно быть там, где-то среди свинцовых волн в северном море… А Андромеда… Да, Меда была жива, и даже, возможно, счастлива, — но для тех, кто когда-то жил в этом доме, она, выйдя замуж, была всё равно что мертва. Даже хуже — потому что смерть может быть хотя бы благородной, но что благородного в браке с посредственным грязнокровкой? А теперь вот и она сама, Нарцисса Блэк, превратилась в чудовище, в тёмную тварь, пятнающую свою семью уже одним тем, что дышит. Наверняка про неё они тоже шепчутся, что было б куда достойнее, если бы она умерла. Нарцисса и сама с ними вполне соглашалась — да, так было бы намного достойней. И проще. Всем.

С того самого момента, как она коснулась скромного семейного амулета, Нарцисса всё время возвращалась в мыслях к своей сестре. И с грустью понимала, что она скучает — в сущности, до конца даже не понимая, о ком. Той Меды, которую она знала, наверняка уже не было. Сколько лет они не виделись? Больше двадцати, поняла Нарцисса почти с ужасом. Андромеде было восемнадцать, когда она вышла замуж — и с тех пор они с ней встречались всего пару раз, мимолётно. Двадцать лет… Даже если они вдруг и встретятся — узнают ли друг друга? И о чём, о чём ради Мерлина, они могли бы теперь говорить?

Поднявшись по лестнице на третий этаж, где когда-то располагались детские, Нарцисса двинулась по коридору, стены которого были украшены фресками, изображавшими диковинных зверей и птиц. В детстве некоторые из них пугали Нарциссу, но теперь она смотрела на них с неожиданной для неё самой нежной ностальгией, порой комком встававшей в горле. Вот сиреневая птица, что была напротив спальни Беллатрикс, яркая, с длинным красным клювом и загнутыми когтями, которыми она цеплялась за покрытую тёмно-зелёными чешуйками ветку. Вот чёрно-голубой пегас с фантастическими радужными крыльями — и дверь Андромеды напротив. А вот её, Нарциссы, золотисто-серый грифон, парящий над цветной поляной.

Как же из-за него сёстры дразнили её в детстве, доводя почти до слёз. Они наперебой утверждали, что это самое настоящее предсказание, и их тихая сестричка попадёт, конечно, в Гриффиндор. Как же она ненавидела тогда эту крылатую бестию! И сколько раз просила маму переселить её в какую-нибудь другую комнату — но маму, конечно, таким было никак не пронять.

Нарцисса помнила, с каким страхом шла в свой первый день в школе к зловещему табурету, и как Беллатрикс, поймав взволнованный взгляд сестры, указала одними глазами на гриффиндорский стол и несколько раз кивнула. И каким облегчением прозвучал для девочки вердикт Шляпы!

— Ты что, правда верила, что попадёшь к этим шумным задирам? — спросила её Андромеда тем же вечером в их факультетской гостиной. И когда Нарцисса неуверенно кивнула, засмеялась: — Да ну что ты, глупая. Блэки и Гриффиндор — это же невозможно!

А потом туда всем назло попал Сириус, и Нарцисса до сих пор помнила тот ужас, которым её, словно ледяной водой, окатил прозвучавший в тишине возглас Распределяющей Шляпы. Словно сбылся тот её кошмар, из детства — но не с ней. Хотя сам Сириус тогда отнюдь не выглядел раздавленным этой вестью.

Нарцисса тихо тронула покрытую пылью дверную ручку и, опустив её, открыла дверь. Вошла… Кроме пыли, в её комнате, конечно, ничего и не изменилось: шкаф, комод, кровать, и столик у окна, и стул, и кресло стояли тоже на своих местах. На массивных гардинах висели те же затканные, такими же как и на покрывале, нарциссами шторы — в детстве Нарцисса очень гордилась тем, что её комната так отличается от комнат её сестёр, оформленных в традиционной для Блэков небесно-звёздной тематике. Ничего не изменилось с тех пор… только пыль укрыла всё равномерным слоем. Но её легко было убрать… и докси вывести, вероятно.

Эта комната была наполнена воспоминаниями, и едва Нарцисса переступила порог, они окутали её невесомым плотным облаком, заставляя снова чувствовать себя и маленькой, с волнением собирающейся на свой первый взрослой праздник девочкой, и замирающим сердцем прихорашивающейся перед своим первым серьёзным свиданием девушкой… которых больше не было. Да и не будет уже никогда.

Нарцисса тряхнула головой и зажмурилась, выныривая из прошлого, и с некоторым сомнением посмотрела на шторы, решив пока их не трогать. Если в них действительно завелись докси, хорошо было бы быть готовой к такому соседству — к примеру, обзавестись качественным доксицидом, а ещё освежить в памяти некоторые из бытовых чар. Так что шторы Нарцисса оставила дожидаться своего времени, вместо этого открыв шкаф. И замерла, разглядывая свои старые платья и мантии. Все любимые вещи она забрала с собой, когда уезжала, так что здесь осталось лишь то, что ей не нравилось — и школьная одежда, конечно. Она тронула край чёрной мантии. Сколько лет уже прошло! Сейчас такие — нет, похожие — носит Драко…

Закрыв шкаф, Нарцисса выдвинула средний ящик комода и вытащила нижнюю рубашку из тонкого белоснежного батиста на тонких бретельках — и поморщилась от затхлого запаха. Ей вдруг стало интересно, будет ли она ей впору — и она, парой заклятий почистив и освежив вещь, скинула платье, оставив его парить в воздухе, приступила к примерке… и застряла. В груди — всё-таки в шестнадцать та была скромнее, чем сейчас, а рубашка была сшита по её девичьей фигуре. Выпутавшись из застрявшей на ней рубашки, Нарцисса, не обращая внимания на пыль, присела на краешек кровати. Ей было и смешно, и грустно, но грусть эта была светлой, без ставшей в последнее время привычной горечи. Прошлое… Когда-то все эти вещи, эта комната были так важны — и что сейчас? Прошлое уходит — и становится приятным или нет, но воспоминанием. И когда-нибудь Нарцисса сможет так же посмотреть на то, что с ней месяц назад случилось. Непременно сможет. По крайней мере, ей хотелось верить во что-то подобное.

Долгие визиты в свой старый дом оказались для Нарциссы спасением — по крайней мере, там ей нашлось, чем заняться, и результат этой деятельности был ощутим и практически осязаем: вот ещё с утра эта комната была в пыли, и окна здесь мылись в последний раз так давно так давно, что даже штор нужно не было — всё равно солнечные лучи сквозь грязное стекло почти и не проникали. Ну, может быть не почти, и, возможно, Нарцисса немного преувеличила — но такой грязи ей точно не доводилось видеть уже давно. Одного Тинки тут было катастрофически недостаточно, но Нарциссе не хотелось приводить сюда чужих этому дому эльфов — да и потом, она сама вполне была способна со всем справится. Волшебница она или нет?

Первым делом она привела в порядок свою же спальню — тем более что, кроме пыли, в шторах ничего подозрительного всё же не завелось — и уже там она столкнулась с необходимостью как следует выбить ковёр. Подходящее заклинание она легко нашла в одной из книг по домоводству, однако делать это следовало, разумеется, снаружи, на свежем воздухе — и это оказалось для неё внезапной и не слишком приятной проблемой. Умом Нарцисса понимала, что здешний сад не опаснее, чем их собственный, и вокруг этого дома точно никого нет, но её тело разуму не подчинялось — и стоило ей открыть входную дверь, как она замерла на пороге, чувствуя, как холодеют кисти и, ступни и как начинает колотиться сердце. Она долго уговаривала себя хотя бы выйти на каменное крыльцо, но так и не смогла сделать ни шагу. Это вывело её из себя. Сколько, сколько её тело будет её предавать!

Впрочем, платить обмороком за прогулку снаружи Нарцисса не имела никакого желания — и, поручив ковёр заботам Тинки, решила для себя, что пока будет любоваться клёнами через распахнутое окно. А ведь когда-то она так их любила! Эти клёны, окружавшие дом и сходившееся аллеей к воротам — посадили бабушка Ирма и дедушка Поллукс вскоре после собственной свадьбы, и теперь это были мощные красивые деревья, дающие лёгкую резную тень — не мрачную, но так чудесно защищающую от жаркого летнего солнца. А как здесь было красиво осенью! Когда-то они даже примиряли Нарциссу с наводившей тоску простотой их скучного дома: красно-жёлто-золотые листья смотрелись такими нарядными, что другого украшения просто требовали.

И вот сейчас Нарцисса смотрела на них из окна и кусала губы от злости, густо замешенной на отчаянии. Неужели она будет заперта среди стен навсегда? Навечно? В этом ли доме, в другом… но ведь в Малфой-мэноре она уже выходила! Значит, этот страх можно было перебороть. Возможно, дело в том, что это место кажется ей незнакомым? Как же это звучало глупо: она провела здесь больше времени, чем в Малфой-мэноре. Хотя… Хотя нет, с некоторым удивлением поняла она вдруг. Не больше. Ровно столько же — если не вычитать годы, что она училась в Хогвартсе.

Значит, этот дом и вправду стал ей чужим. Ей вдруг стало грустно: с того дня, как, её прадедушка Сигнус Второй, перестроил маленький охотничий коттедж в полноценный дом, здесь всегда было весьма многолюдно. И детьми каждое поколение было щедро одарено — всегда рождалось по трое и четверо. А сейчас здесь стало пусто — и так, вероятно, и останется навсегда. Драко был настоящим Малфоем, а значит у него тоже будет лишь один сын, и у сына тоже, так на много поколений вперёд … У Андромеды тоже лишь дочь. Одна.

Нарцисса вдруг задумалась о том, кому же оставит дом, и сама удивилась этому. Конечно, Драко! Но он ведь не будет жить здесь — ему просто незачем. И сын его тоже не будет… если б этот дом стоял хотя бы на побережье, из него вышла бы неплохая летняя резиденция — но что делать летом в Хартфордшире? Значит, дом останется навсегда пустым? И даже если здесь и будут прибираться, скажем, раз в год, или даже два, он не оживёт от этого. Как грустно…

А лондонский особняк, адрес которого Нарцисса никак не могла вспомнить — он тоже опустел со смертью тёти Вальбурги. Хотя… возможно, если Сириуса не поймают, и быть может, он сумеет завести наследника… Нарцисса тряхнула головой, отгоняя эти неуместные сейчас мысли, но они упрямо лезли в голову.

Их поколение было последним. У Сириуса, насколько она знала, детей не было, у Беллы тоже нет, а если и были бы — то считались Лестрейнджами, а не Блэками, как бы ни хотелось этого сестре. Так же, как и у неё самой: Драко — Малфой. Не Блэк. И дочка Андромеды… Они последние — на них их род закончился. И как, наверно, тяжело смотреть на неё сейчас с портретов родным. Три сестры — одна в Азкабане, а две опозорили свой древнейший и благородный дом, и каждая отличилась по-своему. Была бы сейчас жива Вальбурга — она бы наверняка выжгла Нарциссу с зачарованного гобелена, так же как Андромеду и Сириуса. Их род прервётся на них, и фамильное дерево засохнет…

— Но что могу сделать я? — в отчаянии пробормотала Нарцисса, ощущая за отчаяньем клубящуюся злость. Что? Даже если она вдруг сведёт счёты с жизнью — это не изменит уже ничего.

Она вообще не может ничего изменить.

Нарцисса вдруг осознала, что донельзя устала от собственного ощущения обречённости. Да. Она не может изменить ничего. Но жизнь ведь не остановилась на этом? Так сколько же можно плакать? Если она выбрала жизнь — она должна жить, а не влачить жалкое существование. И начать она должна с того, чтобы вспомнить о том, что она замужем. Нужно было, наконец, поговорить с Люциусом — обо всём и, в частности, о том, что произошло той ночью. Потому что ей было невыносимо постоянно видеть в его взгляде вину — тогда как винить ему себя было совершенно не в чем. Она понимала его и видела, как он старается быть с ней рядом — и зачем она его всё время отталкивает? Ему тоже сложно. Может быть, даже сложней, чем ей самой.

В Малфой-мэнор в этот раз Нарцисса вернулась в сумерках. Люциус этим вечером никуда не собирался — или же, по крайней мере, ничего ей об этом не говорил — а вот Драко дома привычно не было. И к лучшему… Одевалась к ужину Нарцисса очень тщательно — выбрала светло-синее шёлковое платье с низким вырезом и длинными лёгкими рукавами и убрала волосы в слегка небрежную, но продуманную причёску, выпустив несколько прядей по бокам. Она ведь скучала по нему, по мужу, размышляла Нарцисса внимательно разглядывая своё отражение. Всё это время отчаянно скучала — но не могла позволить ему подойти поближе. А ведь он хотел: она каждый вечер слышала его шаги у двери. Нет, так невозможно жить — такого брака Нарцисса никогда не хотела. У них так не будет. Да, многие пары со временем начинают жить словно соседи — но это не для них. Не для неё, решила она спускаясь.