Мех под кожей (джен)

Каким бы Драко ни был самовлюблённым засранцем, Гарри ему сочувствовал. О том, что с миссис Малфой случилось несчастье, он узнал где-то в начале августа, когда поселился в «Дырявом котле», после того как раздул тётушку Мардж и она словно воздушный шар воспарила над домом Дурслей. И пока Злыдень драл дядю Вернона за штаны, Гарри успел собрать вещи, и заявил им всем, что с него уже хватит. Гарри помнил, как выскочил с сундуком из дома и шёл, волоча его за собой, в никуда, даже не думая ни о каком «Дырявом котле». Он помнил, как сидел в полном отчаянии на обочине, и даже то, как решил наплевать на закон и лететь под мантией-невидимкой до Лондона на метле. Помнил, как рядом с ним внезапно вырос «Ночной рыцарь», и как его встретил на Диагон-элле сам министр Фадж. А потом у него начались самые настоящие каникулы, каких прежде не было в его жизни: почти целый месяц он жил как хотел и радовался неожиданной и сладкой свободе. Он гулял по Диагон-элле, разглядывал витрины магазинчиков, в которые потом заходил, и спокойно делал уроки за столиком кафе Фортескью или обедал в «Дырявом котле», где никто не заставлял его готовить.

Там-то он впервые и услышал разговоры о том, что в семействе Малфоев что-то такое случилось, и первой его мыслью тогда было, что справедливость всё-таки иногда торжествует, и возможно Парвати права, и некоторых карма настигает еще при жизни. Он мгновенно вспомнил лежащую на каменном полу подземелья бледную, как мел, Джинни, неподвижную окаменевшую Гермиону в больничном крыле, и всех остальных, кто так же лежал там. К травле самому Гарри было не привыкать, но ухмылочку на бледной физиономии Малфоя он запомнил отчетливо — это же он при всех напустил на него змею, а потом наслаждался происходящими в школе ужасами. «Я бы помог этому наследнику Слизерина» — передразнил Гарри тот его монолог в слизеринской гостиной. Так же помог, как его отец, которого Добби отправил в полет по хогвартскому коридору. Так им было и надо!

Так он и думал, пока, роясь в стопке старых номеров «Пророка», которые охотно одолжил ему старый Том, пока не наткнулся на номер о самом нападении на миссис Малфой. Сначала он даже не понял, что это она — просто увидел на колдографии женщину. Перепуганную и бледную женщину, с рукой в бинтах, сидящую на больничной койке, как не раз сидел и он сам. Она с отчаянной беспомощностью укрывалась простынёй от колдографа, и этот снимок поразил Гарри в самое сердце: женщина на нём была настолько беззащитной и несчастной, что он даже не заметил кричащего заголовка со знакомой фамилией. Сама статья за авторством неизвестной ему некой Скитер была просто мерзкой. Гарри как никто другой не любил ложь, и хотя Малфой наставлял на него палочку, почему-то все эти намёки о том, как он хотел скормить оборотням свою жену… Гарри в них слабо верил. Но даже если так, он никак не мог понять, почему все вокруг осуждают саму миссис Малфой. Она явно была напугана, она, наверно, едва выжила — а они все накинулись на неё, словно чудовищем была она, а не её подлый муж. Он всматривался в её бледное лицо, и его сердце сжималось от жалости и тоски: она казалась ему такой хрупкой и такой… живой.

Гарри помнил, как рассматривал тот снимок — а потом и другой, где Нарцисса, тоже бледная, с тенями, глубоко залёгшими вокруг глаз, стояла за спиною злобно глядящего в камеру супруга. И ему казалось тогда, что ей, кажется, негде искать поддержки — не у Люциуса же Малфоя. На мгновение он подумал о том, как тот обращался с Добби, и как Дурсли обращались уже с ним самим. Как, наверное, страшно ей сейчас должно быть, и как одиноко. И как подло со стороны всех тех, кто обсуждал её за глаза, произносить то, что раздавалось со всех сторон.

А говорили про неё очень много. И чем больше Гарри прислушивался к тому, что говорили за кружкой эля и стаканчиком огневиски случайные посетители и завсегдатаи «Котла», тем сильнее он сочувствовал известной ему лишь по газетам миссис Малфой. Он слышал разное, но, в целом, почти все сходились на том, что всё дело было в дурной наследственности:

— Дурная кровь — дело безнадёжное. Рано или поздно она даст о себе знать!

Вот именно так Гарри снова услышал о Блэках. Слухи об этой семье Гарри слышал самые разные. Кто-то говорил о фамильном проклятии, кто-то о воздаянии за все их сомнительные дела — но звучало это все не лучше страшилок об Ужасе Слизерина. И что из этого было правдой, Гарри не знал, кроме того, что многие их этих таинственных Блэков служили Тому-Кого-Нельзя-Называть. Так он узнал не только о том самом Блэке, которого сейчас разыскивала вся Британия, но и его кузине, родной сестре миссис Малфой, которая с мужем и деверем тоже была в Азкабане за какое-то страшное преступление. Почему-то в этот момент Гарри подумал о маме и тете Петунье. Они ведь были такие разные. Говорили и о Розье, и о том, что их семейка поддерживала в своё время Гриндевальда, и что их тоже наверняка кто-то проклял: вон в войну и молодой Розье погиб, а теперь вот и Нарцисса…

Но чаще всего он слышал о спутавшейся с грязнокровкой и сбежавшей потом с ним еще одной старшей сестре миссис Малфой, и хотя Гарри даже фотографии её не нашел, он понимал, что на её месте сам бы сбежал от такой родни.

Чем дальше — тем противнее становилось Гарри от этих разговоров и шепотков. Он сам не понаслышке знал, как легко поливать грязью тех, кто не может ответить, и назло всем остальным принял сторону незнакомкой ему миссис Малфой, про которую за глаза говорили ужасное. И Гарри даже не знал, что хуже — когда её непонятно в чём обвиняли, или начинали заживо хоронить. Его это злило, ведь это она пострадала, но почему-то о том, что преступников задержали и отдали под суд, не слышно было вообще ничего. Чем вообще занимается Министерство? В прошлом году они отправили Хагрида ни за что в тюрьму, а настоящих преступников найти даже не попытались!

Но еще сильней Гарри удивляло отношение к оборотням. Да, конечно, в ужастиках, что любил Дадли, это было достаточно жутко, но «Американский оборотень в Лондоне» Гарри нравился, хоть и кончался довольно грустно, и он никак не мог понять этой всеобщей ненависти. Однако та единственная глава, что он отыскал в учебнике, мало что объяснила — там давалось лишь описание трансформации, не слишком отличавшейся от кино, за исключением кисточки на хвосте, и описывались способы защититься при нападении.

Но это было совсем не то, что Гарри искал, и он, улыбнувшись тёплым воспоминаниям о Гермионе, отправился искать ещё какую-нибудь информацию во «Флориш и Блоттс», и почти сразу же наткнулся на выставленный на витрине роман под названием «Мохнатая морда, человеческое сердце», явно пользовавшийся в этом сезоне спросом, и он, прочтя коротенькую аннотацию: «Трогательная история о борьбе человека с ликантропией» купил книгу. И вообще, наверняка её после захочет прочитать Гермиона, подумал он, возвращаясь к себе — а когда пришло время ужинать, решил что сперва доберется до десятой главы, и только потом поест, потому что эта история его действительно захватила.

А потом каникулы подошли к концу, и теперь, стоя на платформе и глядя на бледное, усталое, осунувшееся лицо Малфоя, Гарри вдруг вспомнил очередной репортаж в «Пророке» и интервью с его отцом, тоже выглядевшим на колдографии совсем не таким лощеным, как в прошлом году. По его лицу было видно, что он устал и тоже переживает. Может, и у него где-то глубоко внутри было сердце. Впрочем, Люциуса Малфоя Гарри ничуть жалко не было — на его взгляд, он заслужил, чтобы что-то такое произошло именно с ним, а не с его женой. Но вот Драко… этим утром выглядел не таким презрительным и надменным придурком, каким пытался казаться всегда, он был просто усталым и каким-то поблёкшим, даже при всей его бледности. И Гарри было неловко пялиться на него. Наверное, так же мог бы выглядеть Дадли, если бы с его мамой случилась беда, ведь они-то любили друг друга, как, наверное, любил свою маму Малфой — и Гарри как никто понимал, что нет ничего страшнее, чем потерять маму, колдографии которой этим летом он снова и снова рассматривал, пытаясь понять, какой же она была.

— Малфой-то в этом году потише будет, — заметил Рон, тоже разглядывая стоящего у начала состава Малфоя.

— То, что случилось с миссис Малфой, действительно жутко, — ответила Гермиона, покачав головой. — Вот так, посреди бела дня. И я читала, что процент преступников среди оборотней выше, чем среди обычных волшебников, в четыре-пять раз! Это просто ужасно, — тряхнула она волосами.

— Может, это собьёт с Малфоев спесь, — упрямо сказал Рон. — Но честнее было бы, если бы оборотню достался его папаша, — признал он, насупившись, и как всегда, озвучив с присущей ему прямотой мысли, что всем приходили в голову.

— Рон, как тебе не стыдно, нельзя так говорить про людей! — Гермиона, осуждающе посмотрела на Рона. — Представляешь, если бы это случилось с твоей мамой или отцом?

— Может быть, мне его теперь пожалеть? — Рон привычно вспылил, а затем украдкой обернулся, проверить, не слышат ли его родители. — Люциус Малфой чуть не убил нашу Джинни, ей до сих пор снятся кошмары, и мама пол-лета плакала, когда думала, что её не видят. И не знаю, сколько ещё людей в школе могло пострадать! Не этот ли бледный хорёк в прошлом году хотел, чтобы ты умерла? Думаешь, его отец пожалел бы тебя? — запальчиво спросил он.

Гарри увидел, что Гермиона побледнела. Она ничего не ответила. Рон тоже молчал, а Гарри стоял и думал, что ответил бы, если бы его спросили, жаль ли ему тётушку Мардж — и что было бы, если бы тогда, на том острове, Хагрид наколдовал поросячий хвостик не Дадли, а тёте Петунии.

— Если он бы не пожалел, это же не значит, что мы тоже не должны, — примирительно сказал Гарри. — Ну, или не можем, — тут же поправился он. А затем сменил тему, разглядывая теперь высокого мрачного человека, стоящего рядом с Малфоем, на котором вместо мантии были кожаная куртка и штаны с высокими ботинками. Гарри уже несколько раз ощущал на себе его взгляд, и этот человек показался Гарри опасным. — Интересно, кто это с ним?

— МакНейр, — тихо ответил Рон. — Один из тех, кто был, как Малфой, на стороне Cам- Знаешь-Кого, но его оправдали. Он убивает тварей для министерства.

— Убивает? — переспросила Гермиона. И когда Рон кивнул, спросила: — Как больных и опасных животных? Их усыпляют, да?

— Ну… когда как, — почему-то немного смутился Рон. — Некоторых действительно сперва усыпляют чарам, но тут как пойдёт. Магия же не на всех действует — чаще голову рубят. Обычно.

— Но это же варварство! — воскликнула Гермиона, сурово поглядев на МакНейра. — Это чудовищно негуманно.

— Ну, ещё к тварям можно применять Непростительные, — не слишком уверенно произнёс Рон. — А магглы что, никого не убивают? Даже бешеных?

— В цивилизованных странах жестокое обращенье с животными просто запрещено, — отрезала Гермиона. — Если они больны, их безболезненно усыпляют.

— Как? — заинтересовано удивился Рон.

— Вводят специальные препараты. В вену, — со знанием дела ответила Гермиона.

— В вену? — изумился Рон. — Но как именно?

— Иглой, — Гермиона пожала плечами.

— То есть иголки в кого-то колоть — это гуманно? — недоверчиво переспросил Рон.

— Это куда лучше, чем рубить головы! — уверенно ответила Гермиона. — Скажи, а так казнят всех, или только тварей? Я читала про оборотней… в одних учебниках они твари, хотя в других существа… это тоже, конечно же, отвратительная дискриминация, — добавила она пылко. — Потому что они люди прежде всего! А ликантропия — просто болезнь.

— Угу, — не сдержался Рон. — Только вот эти больные могут сожрать тебя, если встретят в лесу случайно.

— Они в этом не виноваты! — возразила Гермиона. — Хотя, конечно, — добавила она, — зная это, они должны заботиться о том, чтобы никого не заразить.

— И всё-таки, — настойчиво спросил Гарри, — Почему он здесь?

— Я не знаю, — озадаченно ответил Рон. — Но папа, наверное, должен знать, — он покосился на отца, однако рядом с тем была миссис Уизли и вопросы стоило отложить.

У Гарри были свои предположения на сей счёт: он помнил подслушанный разговор мистера и миссис Уизли в «Дырявом котле» и знал, что Сириус Блэк именно его ищет. Гарри решил, что не стоит хранить это в тайне от друзей, но случая поговорить наедине им пока просто не выпадало.

— Мне надо вам кое-что рассказать, — сказал он — но в этот момент к ним подошли остальные Уизли, и стало не до разговора. Они поднялись в поезд и, отыскав пустое купе, внесли туда чемоданы, и принялись прощаться. Миссис Уизли, расцеловав своих детей, подошла к Гарри и, крепко его обняв, долго не отпускала.

— Береги себя, Гарри, — сказала она, и ему показалось, что глаза у нее повлажнели.

А потом она открыла большую сумку и раздала всем сэндвичи…

— Пока ты ещё не уехал, я должен тебе кое-что рассказать, — волнуясь, начал мистер Уизли, но Гарри его перебил:

— Не беспокойтесь, мистер Уизли. Я все знаю.

Прозвучал гудок, и мистер и миссис Уизли торопливо двинулись к выходу из вагона, и когда поезд тронулся, Гарри остался стоять у окна в недоумении, зачем бы ему самому искать Блэка, и что же на самом деле пытался ему сказать Артур — нужно было это всё обсудить.