Мех под кожей (джен)

Вошедшему мужчине было на вид около сорока, но в его тёмных волосах уже была заметна седина. Аврорская мантия сидела на нём идеально, но Нарциссе почему-то показалось, что та немного стесняет его движения. Впрочем, так было всегда: Гавейн Робардс в любой мантии выглядел слегка неуклюжим — и поэтому носил их нечасто, предпочитая сюртуки, пиджаки и тренчи.

— Мадам Малфой, — вежливо кивнул он сперва ей. Затем Люциусу: — Мистер Малфой. Мистер Малфой, — кивнул он и Драко, который даже не обернулся к нему, продолжая обнимать мать. — Рад, что вы пришли в себя, мэм.

— Теперь, я надеюсь, ваша работа станет несколько эффективнее? — язвительно спросил Люциус.

— Я понимаю ваше волнение, мистер Малфой. Мы делаем всё, что можем, — вежливо, но довольно напряжённо ответил Робардс, и Нарцисса против воли усмехнулась. А ведь её случай не входит в компетенцию Аврората — подобным в лучшем случае занимается Департамент правопорядка, и то для лишь галочки, а всё остальное, насколько она знала, было на совести Магических популяций. Кажется, её должны были теперь как-то зарегистрировать? Любопытно, Уолден здесь по служебной необходимости или пришёл просто так? — Я был бы признателен, мэм, — обратился Робардс к Нарциссе, — если бы вы уделили мне для беседы немного времени.

— Оставь нас одних, пожалуйста, — попросила мужа Нарцисса. Тот упрямо сжал губы, и она добавила, указав глазами на Драко: — Я думаю, мы недолго.

— Идём, Драко, — Люциус взял сына за плечо, но тот вцепился в Нарциссу и отчаянно замотал головой.

— Иди, милый, — ласково проговорила Нарцисса, целуя его. — Подожди с отцом в коридоре, пожалуйста, мне нужно поговорить с мистером Робардсом.

— Идём, — Люциус буквально отцепил сына от неё и увёл, крепко держа за плечо. Идти Драко не хотел, с таким отчаянием глядя на Нарциссу, что та едва не расплакалась. Она и сама бы не отпускала сына — но она даже представить себе не могла, что расскажет при нём некоторые детали. Нет, многие.

— Спасибо, что согласились поговорить сейчас, мадам Малфой, — сказал Робардс. — Как вы себя чувствуете?

— Благодарю, — Нарцисса чуть растянула губы в намёке на вежливую улыбку. — Мне уже значительно лучше.

— Я рад это слышать, — это прозвучало даже искренне. Впрочем, почему бы и нет? Пусть они обычно пересекались с заместителем главы Аврората исключительно на публичных мероприятиях, но общение их всегда носило приятный и ровный характер, да и с Люциусом, насколько ей было известно, конфликтов у него не было. — Вы всех нас очень напугали, когда мы получили запрос из Мунго.

— Нападением оборотней ведь обычно занимается не Аврорат? — спросила Нарцисса.

— Ваш супруг был очень настойчив, — ей показалось, что в глазах Робардса мелькнуло то ли раздражение, то ли ирония, — и министр Фадж настоял на том, чтобы этим занялись именно мы. Но всё, что нам достоверно известно на данный момент, это что вы вышли из дома, по свидетельству вашего мужа, около одиннадцати утра, а без четверти полдень покинули лавку Борджина. И в половине третьего ночи ваша домовушка возникла посреди спальни с вами в бессознательном состоянии, после чего ваш супруг доставил вас в Мунго. Поэтому я обязан спросить: помните ли вы, что с вами случилось?

— На меня напали, — сухо выдавила из себя Нарцисса.

Робардс кивнул и спросил:

— Вы бы хотели заявить о нападении? — Нарцисса кивнула ему в ответ, и он вновь спросил: — Готовы побеседовать под запись, и хорошо ли вы себя для этого чувствуете? Целитель Сметвик просил вас сильно пока не утомлять.

— Я достаточно хорошо себя чувствую, — ответила она твёрдо.

Разумеется, авроры не найдут тех, кто с ней это сделал. Но даже если и найдут — это всё равно не изменит главного. Но разговор этот всё равно рано или поздно обязан был состояться — и лучше покончить с этим поскорее.

Робардс достал чистый пергамент и Прытко Пишущее Перо.

— Шестое июля одна тысяча девятьсот девяносто третьего года, — сказал Робардс. Перо дёрнулось и резво заскользило по пергаменту. — Среда. Допрос начат, — он взглянул на тяжёлые старые часы на своём левом запястье, и Нарцисса при виде уже видимого ей когда-то широкого шрама, почти целиком скрытого их браслетом, впервые задумалась о его происхождении и о том как долго он заживал, — в девять часов шестнадцать минут. Палата двести шестнадцать госпиталя святого Мунго, Лондон, Англия. Допрос потерпевшей Нарциссы Малфой по делу девятнадцать тысяч шестьсот восемьдесят семь дробь девятьсот шестнадцать дробь триста одиннадцать о нападении и умышленном причинении тяжкого вреда здоровью. Допрос проводит старший аврор Гавейн Робардс. — Нарцисса внутренне поёжилась от этих сухих формулировок. На неё словно пахнуло чем-то равнодушно-бюрократическим — но так, может быть, было и лучше. Она прекрасно понимала, что Робардс сегодня здесь лишь из вежливости и потому, что её муж сделал её проблемы проблемами Министерства. Но для него это прежде всего работа — и сейчас это было даже хорошо. — Назовите ваше полное имя, — попросил Робардс.

— Нарцисса Малфой, — ответила она. И, подумав, добавила: — Урождённая Блэк.

— Дата и место вашего рождения?

— Семнадцатое февраля одна тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, Хартфордшир.

— Мадам Малфой, — продолжал Робардс, — вы будете допрошены в качестве потерпевшей, и ваши показания будут зафиксированы с помощью прытко пишущего пера. Имеются ли у вас возражения?

— Возражений против записи моих показаний у меня нет, — припоминая нужные формулировки, произнесла Нарцисса, чувствуя, как горло слегка перехватывает.

Когда Робардс разъяснял Нарциссе её права и обязанности, у неё снова не нашлось возражений. А затем, когда положенная протоколом преамбула подошла к концу, Нарцисса вернулась в тот самый злосчастный день — четвёртое июля. Эту дату она запомнит навечно.

Робардс вёл допрос спокойно, уверенно и словно бы несколько отстранённо — и это помогало Нарциссе держаться, заново погружаясь в тот кошмар, из которого едва выбралась.

— Вы зашли к Флориану Фортескью, — спокойно уточнял Робардс, не сверяясь ни с какими записями, — заказали там три десерта и около четверти двенадцатого покинули его кафе, пообещав вернуться примерно через полчаса. Всё верно?

— Вероятно, — кивнула Нарцисса. Да, пожалуй, вряд ли она положила больше, чем полчаса, на посещение Борджина.

— Мистер Борджин показал, — снова заговорил Робардс, — что вы пришли к нему примерно в половину двенадцатого, или немного позже, но покинули его лавку до того, как сообщили причину прихода. Это верно?

Нарцисса задумалась, припоминая. Да, кажется, она не успела ничего предложить ему — впрочем, какая разница? Разве это имеет значение? Вряд ли Борджин имеет какое-то отношение к случившемуся. Наверняка нет. Она прикрыла глаза, восстанавливая этот эпизод в своей памяти. Да, точно, они едва успели обменяться приветствиями. Она почти сразу коснулась своего пояса и обнаружила пропажу мешочка с колье. И ушла.

— Да, — сказала она, вновь посмотрев на Робардса.

— Что заставило вас уйти столь поспешно?

Нарцисса снова задумалась. Упоминать пропавшее ожерелье она, конечно же, не могла: если бы всплыло ещё и оно, то это грозило бы её семье куда большими неприятностями, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Ах, если бы это могло её исцелить, она, вероятно, рискнула бы — но даже если авроры поймают ту жуткую тварь, что её искалечила, это ничего не изменит.

— Кошелёк, — в целом это даже не было ложью. — Я увидела, что у меня пропал кошелёк.

Робардс кивнул.

— На нём были наложены следящие чары? — уточнил он. — Почему вы не предпочли вызвать служителей правопорядка? В лавке мистера Борджина был камин.

— Я была слишком зла, — с досадой призналась Нарцисса. Не требовалось никакой магии, чтобы она смогла представить, что он о ней сейчас думает! Не реши она поиграть в Грозного Глаза Моуди, возможно, с ней ничего не случилось бы. Наверняка не случилось бы. Вернись она сразу домой…

Мерлин. Она должна была просто вызвать пару бездельников из ДМП! Или дождаться мужа. Какая самонадеянность! Позови она Люциуса тогда… или нет — его она звать как раз не хотела. Но вот позови она того же Уолдена — они вместе нашли бы мордредово ожерелье и вернулись к Борджину. Будь она с ним вдвоём, этим крысёнышам даже в голову не пришло бы на них напасть, а если бы и пришло, тем для них только хуже. И сейчас у неё бы была её жизнь. Выходит, она потеряла всё потому, что оказалась слишком самонадеянной.

Злые слёзы буквально вскипели на её глазах. Почему-то Нарцисса никак не могла успокоиться — хотя прежде всегда легко брала себя в руки. Хорошо, если это результат воздействия зелий — а если нет? Оборотни ведь не люди — животные, а животные подобного не умеют. Неужели она уже теряет человеческие черты?

Эта мысль помогла: Нарцисса открыла глаза и посмотрела на молча сидящего Робардса, пытаясь понять, сколько же прошло времени с момента её последней реплики.

— Что было потом, когда вы аппарировали? Не торопитесь, — почти мягко проговорил он. — Детали в таких вопросах иногда крайне важны.

— На меня напали какие-то подростки, — сухо сказала Нарцисса.

Она хотела бы рассказать — но… она просто не могла. Слова застревали в горле, руки и ноги стали ватными — она бы, наверное, упала, если бы не сидела.

— Это всегда тяжело, — негромко сказал Робардс. — Хотите воды?

Нарцисса покачала головой, возможно резче, чем предписывали приличия. Чем ей поможет вода? Но он всё-таки наколдовал стакан и, наполнив его водой, протянул ей — и Нарцисса, сделав несколько глотков, действительно почувствовала себя лучше. По крайней мере, кажется, к ней вернулась способность говорить.

Робардс уточнял какие-то детали, обещал отправить людей обыскать указанный переулок — возможно, там всё ещё сохранились следы крови и не только они — а Нарцисса с отчаянием думала о том, что вся эта возня не имеет ни малейшего смысла. Ей всё равно не помочь. Ничем.

— Вы хорошо их запомнили? — спросил Робардс, а затем мягко и осторожно продолжил: — Проще всего было бы, если бы вы позволили Аврорату изучить ваши воспоминания, однако, учитывая ваше текущее состояние, до тех пор, пока целитель Сметвик не будет готов выдать официального заключения, о том...

— Что я нахожусь в здравом уме? — резко оборвала эти полные жалости к ней словесные кружева Нарцисса. — Понимаю, это крайне важно для следствия. Да и палочки я лишилась, — добавила она горько.

Сомнения Робардса для Нарциссы были ясны как день: испуганная, истеричная дама, пережившая удар по голове. О, с его стороны было вполне разумно сомневаться в том, на что её воспоминания будут похожи в омуте памяти! Да она и сама сомневалась в том, что смогла бы увидеть в нём…

Ненависть и ярость захлестнули её горячей душной волной. Да, Люциус прав: ей самой это ничем не поможет, но она хотела наказать тех, кто сделал с ней это. Вернее, сделал это возможным.

И даже то, что весь Аврорат увидит её лежащей в грязи, в сравнении с этой целью значения не имел. И пусть. Зато они разглядят их лица. О, она их прекрасно запомнила. И, пожалуй, это воспоминание она готова была показать всем — пусть увидят лица этих «детишек». Пусть найдут их, пусть…

Но затем Нарцисса снова ощутила горечь и злость. Когда же у неё вновь появится палочка? Хотя… хотя можно ведь одолжить у Люциуса. Нарциссе доводилось работать с ней, и это у неё вполне получалось — палочка её слушалась.

Но так было прежде. А теперь — что будет теперь? Меняется ли восприятие палочкой волшебника, когда он становится оборотнем? Нет, ей нужно непременно завести новую. Оборотням иметь палочки пока ещё не запретили, и у неё не будет проблем… Мерлин, она не хотела об этом думать! Всё это не про неё, нет-нет, она — Нарцисса Малфой, Блэк, она вообще не должна задумываться о чьём-либо позволении!

— Но даже если мы не сможем их приобщить, — тактично продолжил Робардс, — это весьма поможет в расследовании, а пока попробуйте вспомнить подробности нападения, если вы в состоянии продолжать. Сколько их было?

— Шесть. Или семь. Или восемь, — нет, это было глупо. Глупо! Чего ей стыдиться? Разве что того, что она позволила себе проиграть детям. Подросткам, чуть старше её сына! Сам этот факт был ей до того унизителен, что она почти что была готова отказаться от мести.

Почти.

Робардс, меж тем, продолжал задавать вопросы, короткие и простые, и Нарцисса, так же коротко отвечая на них, к своему удивлению сумела подробно описать не только само нападении, но даже лица напавших.

— Там был кто-то ещё... взрослый, — сказала она. — Мужчина. Я не видела его лица, но голос у него был грубый. Думаю, это он… — она запнулась — в горле вновь вырос колючий комок.

— …перенёс вас в лес, — продолжил за неё Робардс, и Нарцисса с признательностью кивнула, а затем задумалась.

— Нет… Нет… лес был уже потом.

Эти её воспоминания были смутными и обрывистыми, и вызывали в ней чувство отторжения и страха. Но Нарцисса заставила себя пока что забыть о них, и продолжала, как могла, отвечать на вопросы Робардса. Он даже сумел очень тактично коснуться и самой интимной части случившегося, но Нарциссе нечего было ему рассказать, и она и сама не знала, что чувствовала по этому поводу.

— Именно в таких случаях, — сказал Робардс, — когда память подводит, а показания крайне важны, мы обычно привлекаем легилимента.

Одна мысль о том, чтобы пустить кого-нибудь в свою голову, вызывала у Нарциссы панику. Сам этот факт был ей до того отвратителен, что она с лёгкостью была готова отказаться от мести — только чтобы не переживать ничего подобного.

Позволить кому-то вместе с ней оказаться на деревянном полу обнажённой? Почувствовать, как она, спотыкаясь и падая, бежит по лесу? Как терзает её искалеченную левую руку та тварь? Как кто-то насилует её, бесчувственную? Она ведь не помнит этого, значит, значит и в воспоминания придётся погрузиться намного глубже, но хочет ли она вспоминать? Довольно уже и того, что она помнит, как бежала голой по лесу.

Кажется, Робардс заметил её панику и успокаивающе проговорил:

— Но не раньше, чем ментальные вмешательства одобрит целитель Сметвик.

— Вы ведь спешите, — сказала Нарцисса. Она очень устала — но понимала, что заместитель главы Аврората не может тратить на неё весь день. И поэтому предложила: — Давайте продолжим.

Самую жуткую и неприятную части истории она изложила сжато — да и чем могла помочь Аврорату погоня в ночном лесу? К концу разговора Нарцисса чувствовала себя совершенно выжатой — словно снова проделала весь тот жуткий путь.

— Вы настоящий профессионал, — сказала она, наконец. Ибо как ещё она могла выразить Робардсу свою признательность? Не говорить же ему «спасибо».

— Благодарю, — в его тёмно-серых глазах мелькнула усмешка, но не злая и не язвительная, скорее усталая. — Допрос завершён в одиннадцать часов, — он снова посмотрел на часы, — двадцать четыре минуты, — затем поднялся и, спрятав в карман перо и пергамент, попрощался и вышел.

Дверь почти сразу открылась снова, и в палату буквально влетел Драко — почему-то один — и бросился к Нарциссе.

— А где папа? — спросила она, обнимая его — такого по подростковому нескладного и нервно-хрупкого. Хотя, может, ей это только казалось? Нарцисса взяла его лицо в ладони и, вглядевшись в его бледные черты и покрасневшие и опухшие от слёз глаза, непривычно горячо расцеловала сына.

— Говорит с Робардсом, — ответил Драко. — Мама…

— Что, родной? — спросила Нарцисса, внутренне холодея, но улыбаясь.

— Скажи, что с тобой случилось? — напряжённо спросил он, требовательно глядя ей в глаза.

— Папа тебе не сказал? — внутри у неё стало холодно и пусто-пусто. Настолько, что даже рассердиться на мужа она не смогла.

— Он сказал, что скажет потом, — Драко нахмурился. — Но… Мама, он, — Драко облизнул губы. — Он плакал, — шёпотом проговорил он. — Мама, ты… ты же не умрёшь? — его голос задрожал, а в глазах заблестели слёзы.

— Нет, — Нарцисса даже помотала для убедительности головой. — Нет, не умру.

Драко громко и счастливо выдохнул и уткнулся лицом ей в плечо, а Нарцисса зажмурилась, собираясь с духом — и тут в дверь опять постучали.