Панцироносица. Наука против волшебства. Книга первая. (гет)

На следующий день после возвращения панцироносиц из похода в подпространство аналитические службы военных, разведывательных и полицейских ведомств отметили, что количество терактов на объектах топливно-энергетического комплекса резко и необъяснимо пошло на спад.

Произошло и другое странное событие, касающееся личности "террориста номер один" Усамо бен Ладена. Он выпустил на просторы Интернета видеоролики, в которых брал на себя ответственность за теракты, которые так и не произошли. Мало кто задумался над несоответствием сказанного с реальными событиями. Мировая общественность — точнее, те, кто взялся вещать от её имени — не утруждала себя поисками настоящих организаторов террора, предоставив копаться в подробностях дотошным, но задвинутым на десятые роли журналистам и самоучкам-конспирологам из бульварных газет.

Представители армий и тайных полиций повсеместно и единодушно молчали. То ли они не знали о готовящихся зверствах, а может, знали, но их это нисколько не смутило — сей вопрос остался открытым.

Пока в мире кипели страсти, вице-адмирал Кинзи почти сутки просидел взаперти в своём кабинете, отрешившись от всего и никого к себе не впуская. Все его затеи грозили провалом, и всему виной была мидгарианская принцесса Церена. Её было нелепо сравнивать даже с банальным гвоздём в ботинке — ну разве что только с очень большим гвоздём, приколовшим к полу и ботинок, и ступню...

Кто ещё, кроме неё, мог уничтожить подпространственный лабиринт, выстраиваемый в течении долгих месяцев? Вместе с лабиринтом погибло немало солдат из числа людей, несколько экстрасенсов, и это не говоря уже об инкопах. Две из сорока тысяч особей канули в небытие. Развоплотились. Прогрессоры, с которыми Кинзи регулярно общался, начали проявлять признаки недовольства, а лидеры самых могущественных планет СНМ устроили своему слуге выволочу, пообещав прислать эскадру под командованием Бешеного Джо, если в течении оставшегося полугодия не будет никаких сдвигов...

— Так дело не пойдёт, — сказал себе Кинзи, обдумав как следует ситуацию, — если на орбите Земли появится Рубеус со своими инфернолётами, то Церены мне уже не видать. Итак... пора заканчивать эту жалкую постановку. Пусть Азек попробует пленить Церену. Она его точно прикончит, мне же в сем случае меньше достанется хлопот. А затем я начну выдвигать свои условия, благо у меня есть копия Индаса, живой настоящий Индас, невоплощённый клон Церены... и образцы ДНК на Ванахеме. И нечего тянуть — сегодня же я инициирую клон принцессы. И пошлю Азека на убой. Станет он Прогрессором, не станет — чёрт бы с ним...

Кинзи незамедлительно приступил к своим обязанностям жреца и клон Церены вскоре был занят Прогрессором — профессионалом своего дела, в силу своих обязанностей часто выступающим в женской ипостаси, а главное — хорошо изучившим личность принцессы и историю её рода. Затем Кинзи вызвал к себе генерала Нефри и поручил ему разработать и лично осуществить операцию по пленению Киры Беляковой.

Вице-адмирал вспомнил Лукаса. Тот посоветовал запустить в подпространство людей капитана Имсайда и прочие боеспособные подразделения. Идея была хороша. Люди — не инкопы, и если они не владеют магией, то им нет смысла бояться каких-то девчонок. Но сейчас Кинзи думал, что Лукас, скорее всего, умышленно избавляется от живых людей. Зачем? Конечно же для того, чтобы создать вокруг него окружение из инкопов. Может, этот негр и есть главный организатор заговора?

Кинзи отогнал прочь крамольные мысли. Прогрессоры никогда не предадут его. Они выше этого. Они делают жизнь человека полной счастья и радости. Жизнь без предрассудков и гнёта Космической Тирании — это их дар исстрадавшимся мыслящим существам.

Кинзи так увлёкся мыслями о горькой и страшной участи, ожидающей мидгарианскую принцессу, что упустил из виду одну немаловажную деталь. Он ослабил присмотр за настоящим Мирославом Кратовым и мало интересовался его жизнью в стенах базы.

И, как покажет будущее, его неосмотрительность дорого ему обошлась. Мирослав покинул базу спустя какое-то время после разрушения подпространственного лабиринта. Каким-то шестым чувством(а может, то был голос свыше)он осознал, что убежище Кинзи не столь надёжно и безопасно, хотя все уверяли его в обратном. Начисто позабыв о своём оставленном в лаборатории "Панцире" и будущей привольной жизни на Ванахеме, он заторопился к станции техобслуживания. Им владело лишь одно желание — выжить...

Димка Феофанов сидел в своей конторке на втором этаже "Лунного венца", просматривал ленту новостей и время от времени щёлкал мышью, перелистывая записи.

Виртуальное пространство после начала волны террора разбилось на два лагеря. Одна часть пользователей была убеждена, что взрывы и пожары происходят только в России, и что все они — дело длинных Кремлёвских рук. Из всего, что писали и размещали эти люди, можно было сделать вывод, что за пределами страны ничего не взрывается и не горит. А почему? Потому что там — "цивилизованный мир". Общество Верящих в Кремлёвскую Руку(или ОВКР — так пользователи прозвали этих людей)было уверено, что кровавая баня в стране моментально прекратится после установления честных выборов и свободы слова, прекращения "басманного правосудия", запрета на преподавание уроков религиоведения и создания высокого уровня жизни(по стандартам США, разумеется).

— Непонятно только, — усмехался про себя Димка, — почему все, кто вопит здесь о честных выборах и "басманном правосудии", пишут со множеством грамматических ошибок и их возраст ниже восемнадцати?

Пользователи из второго лагеря приписывали волну террора пятидесяти самым богатым людям Земли — финансовым и промышленным королям, на деньги которых создавались и свергались правительства, содержались международные организации и собственно все существующие террористические группировки. Эти конспирологи видели полный крах мировой экономической системы, гибель сотен миллионов людей в ходе голода и анархии, и как апофеоз — создание Всемирного правительства.

Были и другие точки зрения, разделяемые очень небольшим количеством людей. Впрочем, к ним никто особенно не прислушивался.

В одном Димка мог бы согласиться с пользователями Интернета — вслед за террором последует анархия, голод и эпидемии, ибо террористы, кто бы они ни были, наносили удар по краеугольному камню экономики — двигателю внутреннего сгорания, который в обозримом будущем нечем будет кормить.

И в довершение этого горюче-смазочного дефицита каждый день то на взлёте, то на посадке, то на середине рейсов горят и падают самолёты. Казалось бы, ничего удивительного, но если это происходит по сорок раз на дню, то поневоле задумаешься. Кому нужно свободное от летательных аппаратов небо? Врагу? Кто этот враг, каковы его цели?

— Как же теперь Райка вернётся домой? — подумал вслух Димка, — в Урумчи аэропорт закрыт, в Корле и Алматы — та же история, все дороги забиты... если в ближайшие дни ничего не изменится, придётся ехать туда самому и выручать девочку...

Хорошо ещё, что сотовая связь пока действовала. Девушка звонила сутки назад, сообщила, что все изыскания свёрнуты, имущество экспедиции собрано, граница пройдена, но вот незадача — возле Сарканда, в двухстах километрах от Талды-Кургана, фургон встал в заторе. Турксиб полностью выведен из строя, на трассе, соединяющей Алтай и Тянь-Шань, немереное количество машин и ещё больше — испуганных, озлобленных и отчаявшихся людей, и если ситуация не изменится в ближайшую неделю — экспедиция отправится домой прямо через голую степь. Стоило Димке заикнуться о своём приезде в неспокойный регион, как Райка запротестовала, ибо парню по пути придётся пересечь не один такой регион, а потому самый лучший для всех вариант в данной ситуации — найти место потише. Димка, не говоря ни "да" ни "нет", обещал подумать, хотя, в сущности, уже готов был сорваться с места и мчаться в Казахстан...

А ещё, если ситуация начнёт стремительно ухудшаться, Димку могут вызвать в военкомат. В этом случае Райке наверняка придётся добираться до дома самой.

— Ну и дела творятся, прямо хоть к Славычу беги. Он что-то говорил о телепортации. Мог бы помочь — горючку забросить, еду...

Неожиданная мысль буквально пронзила Димку. Телепортация...

Ему и раньше казалось странным, что взрывы танкеров, отстоящих друг от друга на сотни и тысячи километров, слишком уж синхронизированны. А что, если...

— Нет, это чушь собачья, — сказал себе Димка, — зачем Славычу взрывать корабли, жечь цистерны и трубопроводы?

Он уже не мог остановить ход своих умозаключений. Террористы — а если называть вещи своими именами, диверсанты — несомненно владеют искусством телепортации. Он начал вспоминать всё, что рассказал ему Мирослав во время выезда в Малую Дубну. Особенно сильное впечатление на него произвели следующие слова — "...веришь ли, у меня во время этих снов появляется такое ощущение, словно до потери памяти в восьмилетнем возрасте я был каким-то другим человеком. Не тем Мирославом Кратовым, которого я и все вокруг привыкли видеть таким, какой я есть, и даже не простым мальчишкой, каких тысячи и у которых легко предсказуемая биография, а совершенно иной личностью... с иной биографией..."

— Но как это возможно? — Димка растерянно оглядел пустые ряды столов с компьютерами, будто надеялся увидеть там решение проблемы, — что такого могло происходить в первых восьми годах жизни Славыча?

Он содрогнулся при мысли о загадочных обстоятельствах, предшествовавших появлению на Земле человека, названного Мирославом Кратовым. Может, он человек лишь с виду? Но не машина же? Не какой-нибудь кинофильмовый Т-1000? И не Супермен...

Можно допустить и вовсе бредовый сценарий. Каким-то воистину чудесным образом человек молодеет, превращается из мужика лет сорока в восьмилетнего мальчишку. Этот мальчишка забрасывается на Землю, и по прошествии какого-то количества лет вспоминает о себе всё, что успел позабыть во время омолаживания. И что дальше? Неужели Мирослав вспомнил, что должен заняться на Земле диверсионной деятельностью?

— Чушь, чушь, чушь! — едва ли не выкрикнул Димка, — этого просто не может быть...

Как он ни старался, мысль о преступной сущности лучшего друга гвоздём засела в голове, и избавиться от неё было ох как не просто.

— А Кира с Эмкой? Если они тоже что-то вспомнили?

Он несколько раз с силой дёрнул себя за волосы.

— Ну какие у меня основания подозревать их во всём случившемся? Какие?

На лестнице послышались чьи-то шаги. Димка на минуту забыл о всех своих терзаниях, сел, пригладил волосы, а в дверях показался Кирин друг Гриша Листиков.

Кажется, Мирослав в образе Такседо Маска имел с ним встречу?

"Он может что-то знать, — внезапно подумал программист, — вот только как правильно подойти к разговору..."

— Вот и первый клиент за весь день, — усмехнулся Димка, пожимая протянутую в приветствии руку.

— Ты тут один? — огляделся Гриша.

— Как видишь, один. Работа, что называется — не бей лежачего. У людей возникли иные заботы.

— Новости смотришь?

— Не-не, — покачал головой Димка, — я теперь телевизор даже включать боюсь.

— Понятно. Хреновы дела твои, планета Земля. В Инет заглянешь — и видишь, что народ вместо того, чтобы сплотиться, постоянно грызётся между собой. А на телевидении сейчас действительно полная жопа. Дирекция одного из кабельных каналов вообще с ума сошла. По всему миру самолёты падают пачками, а они поставили на повтор "Каламбур", причём "Крутое пике" в этом сезоне идёт самым первым, а не предпоследним. И это ещё не всё. Говорят, они анонсировали показ сериала о тонущем в течении ста двадцати серий корабле.

— Когда мир рушится, то кому-то от этого смешно, — кивнул Димка, — не знаю, существует ли преисподняя, но иногда очень хочется, чтобы существовала. Ради таких вот скоморохов из падающего самолёта...

Гриша выразил полное согласие с данным пожеланием, оплатил два часа безлимитного трафика, сел в заднем ряду перед монитором и надел наушники.

А Димка снова погрузился в тревожные раздумья. Неподалёку от него находится человек, каким-то боком замазанный в этой панцироносной истории. И он, Димка, владеет кое-какой информацией...

"Так... к чему это я клоню? — подумал он, — я что, должен открыться ему? С какой стати?"

Два часа пролетели незаметно. До закрытия заведения оставалось каких-то десять минут, и ребята покинули Интернет-кафе почти одновременно.

— Вот ведь суки, — сказал Гриша, — смотрел я тут одно выступление в Думе...

— И что? — Димка закрыл двери, спрятал ключи в карман жилетки и повернулся к парню.

— Выступал один самовыдвиженец, не состоящий ни в одной партии. Редактор какого-то журнала при Московском Патриархате. Он заявил, что танкеры, поезда с топливом и самолёты валят вовсе не террористы.

— А кто тогда?

— Он говорил, что все эти диверсии имеют одну цель — подготовку плацдарма перед массированным вторжением извне, но поскольку страдают все страны, то и вражеские войска находятся не на Земле, а за её пределами. Одним словом — в космосе.

"Где же ты сейчас, Славыч? — мысленно воззвал Димка, — и чем занимаешься?"

— Ну и вот, значит, — говорил Гриша, — какой-то чмошник из ОПГ Явлинского, твоих лет примерно, заявляет в ответ — мол, вы что, "День независимости" пересмотрели? И пошло-поехало — припомнили и про кольцо врагов, и про шпиономанию, и про то, что Америке на нас начхать. А потом выключили микрофон и захлопали всё выступление. А между тем тот дядька из журнала умные вещи говорил. Компетентное лицо, в отличии от троечников из "Яблока".

— А ты что, думаешь, он прав? — уточнил Димка, — пошли-ка присядем...

Они сели за один из дальних столиков, за которым их никто не мог услышать. Гриша довольно долго обдумывал свой ответ. Согласиться с версией единственного умного человека в Думе — значит, поставить себя в довольно щекотливое положение, ибо собеседник, неровен час, заподозрит, что Гриша — не менее осведомлённое и компетентное лицо...

Из последних ночных видений — как нарочно, путаных и непонятных — Гриша сумел вычленить лишь одно, в котором ему советовали в определённый день и час прийти в Интернет-кафе к Димке Феофанову. Для чего? Тоже непонятно. Какое отношение он имеет к панцироносицам?

"Что-то их связывает такое... не знаю что, но что-то важное. Вдруг он и есть тот самый Такседо Маск?", — решил Гриша и наконец сказал:

— Да, думаю, что всё именно так и будет. Ты ведь знаешь, какая херня у нас в городе творилась. Все эти клювоносые уроды... ведь и в твоём подъезде тоже кого-то нашли... в лифте, так ведь? Это точно разведчики...

— А кто их убивает, интересно знать? — Димка очень хотел услышать отговорку, приготовленную Листиковым как раз на этот или подобный вопрос.

— Кто может знать, какую игру они ведут, — пожал плечами Гриша, — мы ведь ничего не знаем о предполагаемом противнике... или знаем? Нет. Не знаем. Кто-то непонятный убивает каких-то непонятных. Лично я не понимаю сути таких действий. Ни капельки.

"Выкрутился, — подумал Димка, — что мне теперь делать? Заявить, что я о нём что-то знаю? А дальше что?"

Грише тоже было не по себе. Похоже, им обоим есть что сказать друг другу, но как начать?

— Мне интересно вот что, — заговорил Димка, — почему у нас до сих пор военное положение не объявили?

— А какой смысл это делать, если противника никто не видит, — усмехнулся Гриша. Он с нетерпением следил за реакцией собеседника. Заявление о невидимом противнике должно было его заинтересовать — при условии, что собеседник владеет кое-какой информацией...

Сидеть и дальше в углу кафе не было смысла, и Димка предложил выйти на парковку.

Они молча проследовали к Гришиному "Шевроле". После прошедшего поутру дождя наступила почти тропическая жара; ветер разносил по улице запахи влажной земли, асфальта и зелени. Город сильно изменился за последние три недели. Машин на дорогах стало заметно меньше, всё реже и реже из окон доносилась музыка, всё чаще во дворах и улочках попадались приезжие незнакомые люди. У каждого на лице печать озабоченности и растерянности... Мир жил в предвкушении скорой гибели.

— Что значило твоё заявление о невидимом противнике? — спросил Димка. Гриша завёл мотор и вывел машину на мостовую, — и куда мы едем?

— Прокатимся по району, пока что-нибудь не придумаем, — не отрывая глаз от дороги, ответил Гриша.

— Ты можешь объяснить кое-какие явления последних месяцев, — решился наконец Димка, — касательно странных убийств и тех, кто их совершает...

— А почему сразу я? — едва заметно улыбнулся Гриша, — ну вот считаю я, что противник невидим. Так его и в самом деле никто не видел. Тебе что, не нравится моё богатое воображение?

— А всё то, что ты говорил Такседо Маску — это тоже плоды богатого воображения?

Гриша при этих словах чуть сильнее, чем нужно, надавил на газ. Вот оно в чём дело... Неужели программист из "Лунного венца" и есть тот самый тип, месяцами нагонявший страх на московских ювелиров? Таинственная женщина, ныне пребывающая в ином мире, неизвестно с какой целью свела их обоих. И что теперь им двоим следовало делать? "Мало было забот с Васькой и Кристой, так теперь ещё и этот Димка Феофанов нарисовался", — с досадой подумал парень и задумчиво сказал:

— Я, конечно, думал, что это ты, но, строго говоря, не верил до конца...

— Что значит — это я? — изумился Димка, — хотя погодь... ты что, в самом деле не знаешь, как зовут Такседо Маска?

Гриша чуть было не плюнул с досады. Личность охотника за бриллиантами по-прежнему ждала установления. А ведь Димка подходил на его роль...

— Я не знаю ни его лица, ни его имени, — сказал он, — но ты, я вижу, знаком с ним. Это Ромка Горбалюк?

Димка минуту раздумывал, затем сказал:

— Нет. Это Славыч. И раз уж я выдал тебе это имя, то ты должен понимать, что меня побудили к этому очень веские причины. Ты можешь свести меня с панцироносицами? Кира, Эмка, Стешка — это они, так ведь?

— Есть и другие, — кивнул Гриша, — если со Славкой, то получается, что я знаю семерых. Лекса — их лидер и наставница. Это грамматичка из 998-й школы. А тебе зачем нужны панцироносицы?

— Слушай, Гриша, — сказал Димка после некоторого раздумья, — ты знаешь, как помочь Славычу? Он весь последний год пытался вспомнить, кто он такой на самом деле... и меня это пугает. Что если он вспомнил о себе что-то такое, после чего пошёл в разнос и забросив магазины, взялся жечь танкеры?

Программист принялся рассказывать всё, что Мирослав поведал ему о своей панцироносности. Гриша слушал не перебивая и наконец сказал:

— Значит, Славка считает, что его полуночная незнакомка с пиликающим медальоном и Кира — это одна и та же девушка...

— Так, — кивнул Димка.

— Может, он и прав. А что касается объявления в Сети... должно быть, этот медальон действительно у Киры.

— Я говорил ему, чтобы он не трогал его, — напомнил Димка.

— А может... — Гриша задумался, — может, наоборот — надо убедить Киру показать ему эту штуку?

— Зачем?

— Затем, чтобы пронаблюдать его реакцию. Может, эта вещь принадлежала его настоящей матери, или жене, или невесте... кто знает.

— Жёны, невесты... — пробурчал Димка, — его мать когда-то существовала. Её наличие в доказательствах не нуждается. Но какая жена или невеста может быть у пацанёнка восьми лет? Фигня какая-то...

— Я тоже не очень-то понимаю эти дела, вот давай и попробуем разобраться, — предложил Гриша, — что нам нужно для начала? Надо найти Славку и поговорить с ним. Заодно прояснить вопрос о волне террора. Затем надо встретиться с Лексой, вызвать Киру... но сначала — Славка. Где он сейчас может быть?

— Скорее всего на своём участке в Дроздово, — ответил Димка, — он там дом строит...

— На какой улице?

Выслушав необходимые пояснения, Гриша выехал на Бесединское шоссе, развернулся в сторону МКАДа и уже через несколько минут они ехали по застроенному "новорусскими" и "европейскими" коттеджами селу. Машину довольно сильно трясло на не ремонтировавшихся с перестроечных времён мостовых; лишь центральные улицы были одеты в новый, подходящий к российским условиям асфальт. Объяснялось это не заботой о благоустройстве поселения, а тем, что на сих улицах стояла недвижимость, числившаяся за племянниками, внуками и прочей роднёй разных столичных шишек среднего и очень среднего калибра.

Участок Мирослава находился на Луговой улице, в самом её конце. Гриша предусмотрительно свернул на объездную дорогу, проложенную через пустырь, и остановился возле переулка, за глухим забором. К участку ребята подошли с тыльной стороны.

— Похоже, нога человека здесь не ступала, — заметил Гриша, оглядывая заросший лебедой и лопухами кусок земли и серое бетонное сооружение, обещавшее со временем превратиться в приличных размеров загородный дом высотой никак не меньше двух этажей.

— Это точно, — обескураженно молвил Димка. Было ясно, что строительные работы на участке заглохли где-то в конце весны или в начале лета.

— Я тут совсем замотался — куча дел, и одно другого важнее, — парень с досадой сплюнул на кусты, — как-то и в голову не пришло поинтересоваться — что да как здесь... Славыч, кажись, забросил тут всё. Почему?

Они отыскали обрезок доски, прислонили к столбу и миновав с его помощью несколько рядов колючей проволоки, продрались сквозь травяные дебри к стенам будущего дома.

Сооружение, возводимое Мирославом, было довольно простым — в составленную из досок опалубку заливался цементный раствор, в который по мере необходимости добавлялся щебень, кирпичное крошево, битое стекло, а для утепления — закупоренные пластиковые бутылки. Для усиления конструкции и экономии цемента Мирослав использовал различную арматуру и подходящие по размерам куски бетонных конструкций, подобранных им на свалках строительного мусора. Первый этаж дома был полностью закончен, и осмотрев те места, где опалубка обрывалась, Димка с Гришей окончательно убедились, что в этом году Мирослав запустил все работы...

— Если бы Славыч исчез куда-то, то я бы понял, почему тут всё встало... — нахмурился Димка, — но я ведь видел его. Он приходил к нам в заведение, ездил в Домодедово за Стешкой, они ночью гуляли...

— Тут его нет, это точно, — заключил Гриша, — а где он держит инструменты? Надо позвонить его дядьке, а то мало ли что... сейчас ворья кругом — как грязи.

Они вошли в дом и направились к гаражу. Проём, соединяющий гараж с комнатой, был забран вмурованной в стены решёткой, и вглядевшись в полумрак, Димка понял, что завезённый по весне цемент так и остался нераспакованным, а с бетономешалки даже не был снят кожух.

После недолгого раздумья он присел на порог и вынул телефон. Первый звонок он сделал соседу Мирослава, старому пенсионеру, которого почти всегда можно было застать либо дома, либо в сквере, где собирались любители шахмат и домино. Николай Андреевич ответил сразу же, сообщив, что уже неделю не живёт у себя — решил уехать из Белокаменной к брату в деревню от греха подальше, а по поводу Мирослава он мог сказать лишь, что тот месяц у себя не появлялся и из квартиры не доносилось ни единого звука. Его почтовый ящик тоже никто не проверяет — он весь забит рекламными прокламациями...

Второй звонок был сделан завхозу из спорткомплекса. Геннадий Андреевич Юновский оказался на месте и буквально огорошил парня заявлением, что чуть больше месяца назад Мирослав уволился в связи со сменой места жительства.

— А что если спросить у Лексы или Киры? — предположил Димка, пряча телефон в карман, — вдруг он сейчас у них?

— Потом спросишь, — покачал головой Гриша, — сейчас не следует — вдруг мы напрасно панику разводим...

— Послушай, — спохватился Димка, — а ты говорил им, что к тебе приходил Такседо Маск?

— Нет. Я обещал ему, что о нашем разговоре никто не узнает.

— Но почему?

— Видишь ли, — задумчиво молвил Гриша, — я только оказываю помощь, если это в моих силах, но при этом я никому не нанимался в качестве сводника. Я — посредник между сторонами, не знающими, как приступить к диалогу...

— Понятно... — Димка встал, — ну ладно, оставим это. Скажи мне вот что... Кира тебе очень дорога?

— Спрашиваешь... — ответил Гриша, — ещё как дорога.

— Тогда слушай. Мы должны постараться что-то выяснить о Славыче до того, как менты объявят его в розыск. Может, придётся навестить Лексу или Киру, но сейчас на очереди — Славыч. Ты мне поможешь?

— Без вопросов, — Гриша протянул руку, и программист взял её в "замок".

Они вернулись к машине, и после недолгого обсуждения возможных вариантов поиска решили для начала заехать к Мирославу домой, а если его на месте не окажется — осмотреть его квартиру, благо что у Димки имелись с собой ключи.

Чем закончится их детективная деятельность — над этим они не задумывались.

Они даже представить не могли, что по прошествии нескольких дней им придётся собственными руками убить человека. И этим человеком окажется не кто иной, как вице-адмирал ВКС Ванахема Адам-Торсон Кинзи.

Гриша Листиков решил поставить машину на парковке по правую сторону Алмаатинской, прямо напротив дома, где жил Мирослав. Ему с Димкой предстояло совершить незаконное проникновение в чужое жилище, и было бы глупо парковаться возле нужного им подъезда. Но выбрать эту парковку Гришу побудили не только конспиративные соображения. Ещё издали ребята увидели на ней чёрную "Газель", принадлежащую Фильке Еслику, а рядом с ней и её хозяина в компании с молодым высоким негром в светлом костюме с галстуком и преподавателем иностранных языков Владимиром Баженовым. Неподалёку маялся от безделья Филькин племянник Сашка.

— Не нравится мне эта компания, — заметил Димка, — что может связывать этого рыжего ублюдка с заслуженным педагогом и жителем тропиков?

— Кто знает, — усмехнулся Гриша, — Еслик — это стопроцентный бандюган. Вон у него все пальцы в перстнях. Рабочие руки, видите ли. А про Баженова я от Киры столько наслушался...

— Знаю, — кивнул Димка, — тоже та ещё сволочуга. Давай-ка обождём чуток, может, они свалят куда-нибудь. Не хочется светиться перед ними.

Троица, бурно жестикулируя, что-то обсуждала. Ребята так и не уяснили суть разговора, ибо ни одно слово до них не долетело — ясно было лишь то, что эти типы чем-то сильно взволнованы. Минут через десять негр, пожав всем на прощание руки, заспешил к Борисовским Прудам. Баженов направился в сторону дома, в котором жила Хлоя Пи — по злой иронии судьбы холостяцкое жильё заслуженного педагога находилось двумя этажами выше её квартиры. А Филька подозвал своего бестолкового племянника, о чём-то быстро с ним переговорил, вынул кошелёк, извлёк несколько купюр, мгновенно перекочевавших в Сашкин карман, и сказав что-то в напутствие, завёл мотор и выехал на улицу.

— Ну наконец-то, — вздохнул Гриша, — кстати... этот Филька дал пацану не абы что, а что-то зелёное. Баксы, что ли?

— Чёрт их знает, — отмахнулся Димка, — этот его долбанутый племянничек на днях опять отличился. Поймал с приятелями собаку, намазал ей бензином под хвостом и поджёг. Бедный пёс по всему микрорайону ракетой летал, пока какой-то добрый дядя его не удавил, чтобы не мучился.

Гриша сжал челюсти, и его зубы скрипнули. Он всегда испытывал отвращение к той части своих сверстников, которые, не имея воли и силы духа противостоять школьному хулиганью, вымещали свою злобу на беззащитных существах — щенках, котятах, птицах... Конечно, в Сашкиных пороках виноват был не сколько он сам, сколько его отец и мать, не сумевшие взрастить в отпрыске ни одного мужского качества, и всё же Гриша крепко недолюбливал Еслика и многих ему подобных.

— Помнится, — сказал он, — по весне это "оно" обещало и со мной кое-что сделать, если я буду с Кирой гулять. Может, догнать его и пришибить чем-нибудь?

— Не стоит. Мы здесь не для этого. Пошли к Славычу, а не то до вечера просидим...

Ребята зашли в нужный им подъезд, поднялись на двенадцатый этаж и прошли к дверям кратовской квартиры. Для очистки совести Димка позвонил в двери уехавшего в деревню Николая Андреевича Костоглодова. Как и следовало ожидать, на месте его не оказалось. Затем Димка позвонил Мирославу на мобильник и на домашний номер, но никто ему не ответил. Гриша, приложив ухо к замочной скважине, подтвердил наличие за дверью разрывающегося телефона, но не заметил никаких признаков наличия дома хозяина.

— Отлично, — Димка вынул кольцо с ключами, — значит, если там никого нет, то можно зайти и посмотреть...

Пройдя в крохотную переднюю, они закрыли за собой дверь и огляделись. В комнатах царил полумрак из-за завешенных шторами окон. Димка щёлкнул выключателем, и вокруг предстала картина унылого пыльного запустения.

Как давно отсутствовал хозяин, сказать точно было нельзя — ребята оценили срок его отсутствия в полтора месяца. Они не спеша обошли обе комнаты. Смятые покрывала, одеяла и простыни, в углах под потолком повисли лохмотья паутины, в гостиной возле дивана — гора книг, одежда в шкафу вместе с вешалками огромной кучей громоздилась на полу, не давая дверцам закрыться. На кухне Гриша обнаружил закупоренную газетной затычкой бутылку с остатками некой спиртосодержащей жидкости, гору окурков "Честерфилда" на крышке электроплитки, чайник с заросшей плесенью чайной гущей — и разумеется, множество тараканов...

— Вот чёрт, — Димка взял с подоконника полупустую пачку сигарет, — это на Славыча совсем не похоже. С чего бы это ему пить и курить? Да и весь этот бардак...

— Может, тут ещё кто-то жил? — предположил Гриша.

— Он бы мне сказал... — Димка щелчком сбил со стены пытавшегося спастись бегством "рыжего и усатого", — значит, квартира брошена. Но ведь Славыч был у меня, гулял со Стешкой... что же могло с ним случиться?

Гриша предложил посмотреть последние вызовы, оставшиеся в памяти телефона. Из сохранённых записей стало ясно, что последний сделанный Мирославом звонок пришёлся на номер, записанный в памяти под именем некого Мэттью Сен-Джойна, а исследование подобранных в комнатах бумаг помогло выяснить адрес сего господина — он проживал в Марьино на Поречной улице, в том же доме, где жила Стешка.

— Получается, что Славка был здесь почти месяц назад, а потом исчез, — заключил Гриша, — с кого мы начнём? Пойдём к этому Сен-Джойну? Или сразу к Лексе?

— Погоди немного, — сказал Димка, — давай получше тут всё осмотрим...

Но повторный осмотр помещения ничего не дал, за исключением извлечённой из-под дивана груды порнографических журналов. Ребята присели на диван; они оба пребывали в крайнем недоумении. Димка решил, что вся эта история с "Панцирем" и Серебряным Кристаллом вконец доконала и вымотала парня, и он, что называется, пустился во все тяжкие. Это не говоря уже о его нелепой влюблённости в Киру Белякову... Димка то и дело намеревался позвонить ей — может, она сумеет как-то объяснить происходящее? Может, Мирослав в своих фантазиях зашёл слишком далеко и перешёл от слов к делу, а теперь, опасаясь возмездия, решил сбежать?

Он задумался так крепко, что не сразу почувствовал толчок в плечо.

— Посмотри-ка вот сюда, — Гриша показал мобильник, найденный им на полу между диваном и тумбочкой, — за последние три недели с него ни разу не звонили.

Димка взял телефон, отыскал зарядное устройство и задумчиво сказал:

— Чертовщина какая-то, — он подсоединил зарядник, нажал несколько кнопок, — так... выходит, что три недели назад батарейки сели, и агрегат вырубился. Он все эти дни валялся здесь, но все входящие звонки и эсэмэски отмечены как принятые и прочитанные. Как такое может быть? Может, симка другая стоит? — он позвонил с мобильника Мирослава на свой мобильник, — странно, номер его...

— Погоди... ты хочешь сказать, что его телефон валялся здесь и сам отвечал и писал эсэмэс в то время, как хозяин отсутствует? Да быть такого не может...

— Вот и я о том же, — озадаченно молвил Димка, — если только аппарат не дублирован...

— Как это?

— Списывался я как-то с одним типом из Йокогамы... через один сайт, где ведётся живое общение исключительно на английском. Так вот... он рассказывал, что у них в одном из университетов какие-то умельцы ставили эксперименты с целью проверить надёжность SIM-карт. И они дошли до того, что клонировали телефон вместе с процессором и симкой. Вот чёрт... — Димка вскочил с дивана и возбуждённо заходил по комнате, — если телефон Славыча продублирован и какой-то хер отвечает от его имени, то получается, он действительно пропал...

Гриша хотел что-то сказать, но в этот момент из передней донёсся звук вставляемого в замок ключа.

— Это ещё кто там? — он встал с дивана, пытаясь придумать хоть какую-нибудь весомую причину, побудившую его и Димку залезть без спроса в чужое жилище, но, как назло, ничего путного в голову не приходило.

— Прячься! — скомандовал Димка, прыгая за диван. Он настолько растерялся и переволновался, что даже не успел посмотреть — выполнил ли Гриша его приказ.

Между тем входная дверь открылась, и послышались шаги. Димка сразу узнал их обладателя — вне всякого сомнения, это был Мирослав Кратов. Программист с досадой вспомнил, что забыл погасить в передней свет, и это помимо того, сколько вещей он сдвинул со своих мест. В кармане его джинсов лежали бумаги, взятые с телефонной полочки, и если пришедший неведомо откуда друг детства заподозрит присутствие в жилище посторонних... если уже не заподозрил... "Либо он выйдет на лестницу от греха подальше, либо кинется набирать 02, — думал парень, — лучше бы вышел. Мы бы тогда постарались пройти через пожарный ход на балкон к Костоглодову..."

Он вслушивался в шум, производимый Мирославом. Он не вышел за дверь и никуда не позвонил. Он некоторое время пробыл в ванной, затем пошёл на кухню. По квартире поплыл аромат прикуренной сигареты, в котором ароматических добавок было больше, чем собственно никотина. Донёсся плеск воды из крана, заработал магнитофон, послышалась песня о встающей над землёй заре и зазеленевшей конопле... "Вот ведь блин, — подумал Димка, — и когда он успел сменить свои эстрадные предпочтения? Сколько помню, его всегда воротило с этого петлюровского говна..."

Чем занимался Мирослав, разобрать было нельзя. Димка постарался выглянуть наружу с тем, чтобы узнать — где находится Гриша, но шаги хозяина послышались в опасной близости от двери, и парню пришлось снова залечь посреди пыли и какого-то мусора. Его рука нащупала какое-то тряпьё; подтянув его к себе, он в полумраке разглядел вывалянный в паутине тёмно-зелёный пиджак. В его карманах шелестели какие-то бумажки, и Димка, надеясь на благоприятный исход малоприятного приключения, переправил всё найденное себе в карман.

Музыка стихла, а Мирослав прошёл в гостиную и сел на диван. У Димки отлегло от сердца — его друг не заметил присутствия в доме посторонних. Но почему он так беспечен?

Лежать на жёстком полу было очень неудобно. Димка терпеливо сносил все тяготы вынужденного затворничества, боясь лишний раз пошевелиться. Гриша тоже не давал знать о себе. Неожиданно донеслись трели мобильника, причём прямо над Димкиной головой. Мирослав по какой-то причине обзавёлся дополнительным телефоном, причём никому не дал нового номера...

— Ал-лё, — послышалось сверху, — это ты, Лукас? Какого хера тебе надо?

Голос принадлежал Мирославу, но Димка сразу уловил в нём какие-то несвойственные его другу интонации. Голос был слишком развязным, с некой хамоватой удальцой, несколько сиплым — как у киношных "братков" из сериала "Агент национальной безопасности". На секунду-другую программист решил, что в полуметре от него находится не Мирослав, а совершенно чужой человек, пытающийся вжиться в роль...

— А где ты находишься, хотел бы я знать? — услышав эти слова, Димка чуть не подскочил на месте. Телефон стоял на громкой связи, и это был весьма неожиданный, но приятный сюрприз. Может, теперь хоть что-то прояснится...

— Как это — где? У себя дома, разумеется. По-твоему, я не имею права прийти в хату, которая без пяти минут моя?

— Я не возражаю, но у нас тут возникли кое-какие проблемы...

— Я весь во внимании, — рассмеялся Мирослав, — что опять стряслось? Если вице-адмиралу нужно вычистить унитаз зубной щёткой, то пусть запрягает свою ненаглядную девочку... если её можно так назвать.

— Хватит тебе паясничать, — Лукас был явно рассержен, — у нас действительно неприятности... ихний господин ушёл с базы в Москву и бродит неизвестно где. Тебе лучше свалить с хаты, иначе ты наткнёшься на него, и тогда...

— Как это понимать — ушёл с базы? Вы все какого хрена там делаете? Из бумаги вырезаете, или из пластилина лепите? Почему его никто не задержал?

— Он и раньше уходил, но неизменно возвращался. Мы помогали ему в этом...

— Ну и за чем же дело встало? Натравите на него мусоров или каких-нибудь неформалов, и все дела.

— Мы ищем, но пока не можем его обнаружить... когда эта тварь со своим кристаллом разломала наш лабиринт, мы начали терять каналы связи с невоплощёнными Прогрессорами. Окрестности Земли до сих пор насыщены помехами. Кроме того, мы считаем, что блоки ложной памяти в сознании господина начали давать перебои. Если он попытается добраться до дома, то...

— Чего ты боишься? Если он меня увидит, то ничего сделать не сможет. Он ведь безоружен. В крайнем случае мы его завалим и скажем, что он попал под поезд или свалился с балкона.

— Для начала нужно установить его местонахождение...

— И что, ты хочешь, чтобы я вам помогал? Вы его упустили — сами теперь ищите. Я тут при чём?

— Да я вовсе не говорю, что ты должен его искать.

— Вот и замечательно. Скажите лучше — когда я получу в своё распоряжение то, что мне обещал Кинзи?

— Скоро. Кинзи уже провёл инициацию. Теперь он отдал приказ на пленение девчонки.

— Думаешь, Светоносцы справятся? Они ведь боятся растерять свою магию. А люди Имсайда, которых Кинзи послал на точку возле Красного болота, мертвы. По твоей вине, кстати. Это ты придумал загнать их в лабиринт.

— Ну да, я их всех угробил, и чо? Ты меня в чём-то обвиняешь?

— И ничо! — Мирослав вышел из себя, — я ожидал увидеть больше мудрости и ума в твоих действиях. Ты возишься как слон в посудной лавке. А если Кинзи заподозрит, что мы хотим его порешить?

— Ничего он не заподозрит. Он верит в спасительную миссию Прогрессоров так же непоколебимо, как русские бараны верят в величие и благородство Америки. Никуда он не денется. Будет делать всё, что ему прикажут. Скажи лучше, какие у тебя планы на вечер?

— Хочу прошвырнуться по Москве. Один, без Стешки. Эта дура мне уже до чёртиков надоела...

— Не кощунствуй, иначе тебя изгонят.

— Понял, — хмыкнул Мирослав, — обещаю исправиться. А ты действуй поактивнее. Найдите господина в самые кратчайшие сроки и верните на базу. Нельзя допустить, чтобы террористы спрятали его у себя. Да, и ещё... что вы хотите сделать с Нефри?

— Он приговорён. Выполнит он задание или не выполнит — неважно. К концу недели Кинзи избавится от его удушающего присутствия. Может быть, я даже помогу ему в этом.

— А Зойсман? Его куда денем?

— Если его не завалят после моей наводки, то Кинзи сам от него отделается. Я как-то говорил, что он умеет обращаться с уликами? На трупе Нефри все эти улики обязательно отыщутся. Я об этом позабочусь.

— Любишь ты всё усложнять, Лукас...

— Я действую исходя из ситуации. Если бы я заманил Светоносцев в лабиринт, то все наши проблемы были бы решены в один момент. И вообще, если на то пошло, то поставить грязный спектакль с целью опорочить Хранительницу Серебряного Кристалла перед общественностью Союза мы можем и своими силами. Я ведь уже говорил, что она будет вынуждена поверить в наличие рабов на базе? Теперь, когда Кинзи провёл инициацию, мы сделаем всё так, как я говорил, и даже лучше...

— Говорил... ты много чего говорил, да всё без толку. Ладно, мне некогда. Ищи господина и поглядывай по сторонам. Террористы, в отличии от нас, никаких потерь не понесли.

— Ладно, развлекайся.

Со своего места Димка слышал, как Мирослав набирает чей-то номер. Ему ответили с первого же гудка, и ребята услышали следующее:

— Адам? Это я, Кратов.

— Слушаю.

— Я тут узнал кое-что интересное о вашем приятеле Лукасе Серёжевиче. Я говорил с ним пару минут назад и сейчас перешлю вам запись разговора.

— Не думаю, что услышу что-то такое, о чём ещё не догадался, — сказал Адам с едва заметной усмешкой, — хотя...

— Он говорил о каких-то уликах. Вы догадываетесь, кого он намерен выдать вам на растерзание?

— Я разберусь и с Лукасом, и с его сообщником. В любом случае, благодарю за информацию.

— Лукас пытается найти меня настоящего. Есть что новое по поводу побега?

— Пока нет, но в любом случае господину некуда идти, кроме как к нашим мерзопакостным девочкам. Я заставлю его вернуться, будь спокоен.

Мирослав распрощался с таинственным Адамом и выключил телефон.

Следующие полчаса он занимался приготовлением к выходу в свет — принимал душ, гладил костюм, гремел чем-то на кухне... Перед тем, как уйти, он долго вертелся перед зеркалом(сколько помнил Димка, прежний Мирослав тратил на осмотр своей внешности очень мало времени и почти никогда не пользовался мужской парфюмерией). К тому же у старого друга никогда не было в гардеробе костюмов розового цвета и покрытых блёстками галстуков-бабочек. "Если только за эти недели он не заделался педиком", — подумал программист.

— Ну наконец-то ушёл, — облегчённо выдохнул Димка, едва за Мирославом закрылась дверь. Он выбрался из-за дивана и с наслаждением потянулся, распрямляя позвонки. Занавески на окне заколыхались, и на подоконник спустился Гриша.

— Как он ухитрился меня не заметить — ума не приложу, — сказал он, — сколько я тут висел? Часа полтора, кажись... хорошо ещё, было где ногу поставить... — он спрыгнул на пол и начал растирать затёкшие руки.

— Гриша, что происходит? — тревожно осведомился Димка, — я сколько лет знаю Славыча, но сейчас мне кажется, что он либо сошёл с ума, либо вспомнил о себе что-то такое...

— Знаешь что... — Гриша сел в кресло и погрузился в какие-то размышления. Димка тем временем отыскал платяную щётку и начал счищать с себя мусор, в котором вывалялся во время лежания за диваном.

— Мне почему-то кажется, что здесь был не тот Мирослав Кратов, которого мы ждали, а его точная копия, — сказал наконец Гриша.

— Да ладно? — Димка отбросил щётку и выгреб из карманов бумаги, изъятые из кратовского пиджака, — допустим на минуту, что так и есть... но зачем эту копию изготовили?

— А ты прикинь, что шестьдесят с хреном лет назад технология клонирования попадает к Гитлеру, — начал Гриша, — и у него есть ДНК Сталина. Или Лаврентия Павловича. Угадай с трёх раз — что он сделает? И когда он воплотит задуманное, то за оставшиеся несколько лет до начала войны копии Сталина и Берии вместо того, чтобы уничтожить тех, кто мечтал о мировой революции, оставят их при власти. И в итоге СССР проиграл. Да что там проиграл — он бы рухнул на пятьдесят лет раньше.

— То есть, ты хочешь сказать, что у себя дома Славка был кем-то вроде Сталина или Черчилля?

— Точно не знаю кем, но если он не был Сталиным, то альтернативным Фиделем Кастро или Че Геварой — это уж наверняка.

— Тогда понятно, зачем им нужен клон. Но всё равно... кто эти — они? Где их база? И что там у них случилось? Светоносцы, инициации, какой-то беглый господин... вот чёрт! — Димка схватился за голову, — так что же, Славка сбежал из-под стражи и сейчас его ищут по всей Москве? А девочка? О какой девочке шла речь, я что-то не понял?

— Всё, надо идти к Лексе, — Гриша встал и направился в переднюю, — прямо сейчас. Я думаю, она сможет разгадать, в чём тут фишка.

Димка начал просматривать добытые за диваном трофеи. Лист блокнота с незнакомым телефонным номером, скидочный талон ночного клуба "Мир победителей", какая-то записка...

— Погляди на это, — он протянул записку Грише. Тот разгладил её и прочёл:

— "Кинзи прячется в Антарктиде, в долине Спокойствия, в подземном убежище. Вход расположен в старой пирамиде, между пиком Бартини и грядой Парсонса..."

— Ну что? — нетерпеливо спросил Димка, — твой чудодейственный дар ничего не подсказывает? Славка или кто он там... кажется, он работает на этого Кинзи?

— Где ты это взял?

— В Славкином пиджаке.

— Я слышал про это место, — сказал Гриша, — половина гор в этой части Трансантарктического хребта имеет признаки искусственного происхождения. Стало быть, матка-рипликатор и база инкопов находятся там. Но откуда эта записка у Славки? Кто слил ему местонахождение базы? И зачем?

— Надо идти к панцироносицам... — Димка повернулся к Грише, — ты стрелять из волыны когда-нибудь пробовал?

— В тире разве что.

— А драться как-нибудь умеешь?

— Так, махался, — усмехнулся Гриша, — по уличному.

— Сойдёт и это. Ну так пошли...

Димка решил в целях предосторожности выйти наружу другим путём — через квартиру Костоглодова. Ребята прошли через пожарный выход на его балкон, кое-как протиснулись через форточку в комнату и вышли на лестницу. По пути они не забыли протереть тряпкой всё, к чему прикасались, а дверь с настороженным замком попросту захлопнули, благо что в квартире Костоглодова нашёлся лишний ключ.

Они направились через двор к дому, в котором поселилась Хлоя Пи. Почти всю дорогу Гриша ломал голову над непростым вопросом — как объяснить лидеру панцироносиц посвящение программиста Феофанова в их общую тайну. Из задумчивого состояния его вывел Димка:

— Гляди, кто идёт. Сашка Еслик. С каким-то ведёрком...

Они остановились посреди детской площадки, наблюдая, как худая нескладная фигура подростка, держащего в руке небольшое пластиковое ведёрко, скрывается в том самом подъезде, куда нужно было и им самим. Еслик то и дело озирался по сторонам с каким-то вороватым видом, будто боялся быть застигнутым на месте преступления, и Гриша, почуявший недоброе, сказал:

— Давай-ка быстро за ним... попробуем прихватить его...

Еслик, не замечая преследователей, поднялся на второй этаж, в последний раз огляделся по сторонам, поставил на пол ведёрко и вооружившись малярной кистью, начал мазать обивку двери капитана Пи некой жёлто-коричневой субстанцией, по виду и по запаху похожей на человеческие испражнения. За этим занятием его и застали очень кстати подоспевшие Гриша и Димка.

— Это ты сам столько высрал, — громко сказал, усмехаясь, Гриша, указывая на почти полное ведёрко, — или всей семьёй собирали, а?

— Теперь понятно, — вторил ему Димка, — кто тут копыта, коньки, ласты развешивал... а Шопена на баяне тут кто наяривал? Папаша или дядька?

Еслик стоял ни жив ни мёртв, вжав голову в плечи, но уже через несколько секунд с визгом бросился к лестнице. Однако далеко не убежал — помешало Гришино колено, на которое он налетел животом. Общими усилиями ребята подтащили пакостника к двери и упёрли рубашкой прямо в замаранную обивку.

— Ну и зачем ты здесь напаскудил? — Димка подцепил Еслика за мочку уха и потянул вверх.

— Да это я просто прикольнуться хотел... — захныкал он, — чтоб с пацанами потом поржать...

— Поржать, — повторил Гриша, — как над собакой, которую ты поджёг... слушай, Дим, — повернулся он к программисту, — а давай всё это ведёрко ему в глотку зальём?

— Секундочку, — Димка аккуратно выудил из Сашкиного кармана тоненькую пачку стодолларовых купюр, бегло просмотрел её и после недолгого раздумья продолжил:

— Вот так фокус... а номера серий на банкнотах одинаковые. Такое только на липовых баксах бывает.

— Да это не мои деньги, — занюнил Сашка, обливаясь слезами, — это мне дядька дал...

— Короче, слушай сюда, — начал Димка, — у тебя два варианта. Сейчас я звоню Роме Горбалюку. Слыхал про такого? Он тебя забирает с твоими липовыми гринами в ментовку... что будет дальше, продолжать? Там тебя заведут в один маленький чуланчик и будут очень-очень долго бить. До тех пор, пока не стемнеет, а может, и до утра. Нет, даже до обеда. Во время этой очень приятной процедуры ты ни получишь ни воды, ни еды, а писать и какать будешь в свои же ладошки и сам же относить свои творения до унитаза. И так будет до тех пор, пока ты не скажешь, откуда у тебя эти баксы. И до тех пор, пока ты не возьмёшь на себя все-все пакости, какие случились у нас на районе за прошедшие полгода, в том числе множество нераскрытых убийств...

Гриша с трудом сохранял на лице свирепое выражение, хотя в голове у него него царил полный сумбур. Иметь дело с милицией в нынешних обстоятельствах ему не хотелось даже будучи свидетелем. А Еслик между тем побледнел, словно погребальный саван, даже плакать перестал.

— А можно так, — говорил Димка, — давай колись, за что тебе дядька даёт баксы.

Еслик, перед которым замаячила слабая надежда избежать ужасов милицейского застенка, начал буквально рассыпаться в признаниях. Он начал с рассказа о нескольких поездках в один из домов престарелых города Королёва, во время которых дядька посылал его — не бесплатно, разумеется — забрать у охранников какие-то свёртки и пакеты, перечислил все поездки в Софьино, когда Филька и Владимир Иванович поручали ему — опять-таки за вознаграждение — снести до реки и выкинуть в воду какие-то мешки, вспомнил о неком Рустаме Зинуровиче Сидоренко из окружного управления соцзащиты, который постоянно тусуется с Владимиром Ивановичем в "Спящей спутнице" — этот-то Сидоренко, мол-де, и придумал терроризировать грамматичку Яковлеву...

— Короче, — сказал Гриша, когда Еслик наконец замолк, — сейчас я поднимусь к Ромчику, возьму у него химию, и ты всё тут ототрёшь, что намазал. И попробуй только пикни о том, что ты нам тут рассказал, не то мы тебя удавим раньше, чем это сделает твой дядька. Это понятно?

Еслик готов был свернуть горы и пойти на край света, лишь бы поскорее убраться от злополучных грамматичкиных дверей. Гриша поднялся на седьмой этаж к Ромчику Юмашеву, кое-как, то и дело срываясь на смех, объяснил ему причину своего появления, и тот, тоже с трудом удерживаясь от приступов гомерического хохота, вынес из ванной всю необходимую бытовую химию, и даже спустился вниз — лично посмотреть на посрамленного Еслика, оттирающего дверь от дерьма.

И если бы всё только этим и закончилось... Судьбе было угодно, чтобы Владимир Иванович Баженов, возвращающийся к себе домой, именно сейчас поднялся по лестнице и увидел всю компанию — копавшегося у двери Сашку, Гришу с Димкой в роли надзирателей и Ромчика, стоящего на верхней площадке.

— Что здесь происходит? — глаза "заслуженного" учителя чуть ли не на лоб вылезли. Мало того — он ужасно перепугался. Люди, за которыми ему было велено следить, собрались все вместе. Что могла значить сия встреча — он не понимал, мог лишь догадываться, что лично для него(на Фильку и прочих подельников он плевать хотел)это ничем хорошим не кончится.

— Человек занят общественно-полезным трудом, — пояснил Гриша, кивнув в сторону Еслика.

А Еслик умоляюще косил глаза на Баженова, но что тот мог сделать? Он и не собирался ничего делать. В его голове назойливой мухой метался вопрос — что на сей раз затеяла Яковлева и зачем ей понадобились Листиков с Феофановым?

А пострадавшая от рук пакостника дверь начала открываться, и на пороге появилась столь ненавистная Баженову словесница. Женщина медленно оглядела собравшуюся на площадке публику, затем принюхалась к повисшим в воздухе ароматам и скрипнув зубами, осведомилась:

— И как прикажете всё это понимать?

Участники события буквально испепеляли друг друга уничтожающими взглядами. Ромчик, не знавший зловещего подтекста происходящего, хватался за перила и чуть ли не хрюкал от смеха. А Еслик окончательно пал духом. Он и представить не мог, что столько людей застанут его ковыряющимся в дерьме. Теперь даже ученики младших классов, перед которыми он изображал из себя крутого, будут над ним смеяться...

— Мы, собственно, хотели вас увидеть, — ответил Гриша, — только вот этого умника спровадим отсюда куда подальше...

Баженов поспешил подняться на свой этаж, ибо маячить перед глазами словесницы было выше его сил. К слову сказать, капитан Пи была встревожена не меньше. Если бы Гриша пришёл один, то ничего плохого в этом не было, но с ним был Димка, а это могло означать лишь одно — начало нового витка неприятностей...

Еслик, пересиливая отвращение и злясь на самого себя — прежде всего из-за того, что так глупо попался — отмыл дверь, и Гриша выпроводил его из подъезда, добавив для ускорения хорошего пинка по мягкому месту.

А Владимир Иванович в это время бесцельно метался по своим трём комнатам, не зная, куда себя деть и что делать. Он чувствовал, как над его головой сгущаются тучи. Кое-как взяв себя в руки, он вышел на лестницу, долго стоял у перил, вслушиваясь в каждый звук, и лишь убедившись, что подъезд пуст, пулей метнулся вниз на улицу, к ближайшему таксофону.

— Сергей Геннадьевич, — затараторил он в трубку, едва заслышав голос майора Сентябова, — у нас проблемы...

Он принялся рассказывать о встрече Листикова и Феофанова со словесницей Яковлевой, не забыв так же упомянуть о посрамленном Еслике.

— И какой идиот придумал мазать ей дверь и вешать там коньки? — рявкнул Сентябов, — ты? Или этот кретин Сидоренко?

— Ну вы же понимаете, — начал оправдываться Баженов, — сколько уважаемых людей хотело что-нибудь поиметь за внедрение программы СБ... а эта Яковлева откуда-то пронюхала о том, кто кому и сколько занёс...

Сентябов был готов лопнуть от бешенства. Конечно же, никому не запретишь жить красиво, или хотеть жить красиво, но сейчас вся эта публика, кормящаяся за счёт "Созидания будущего", могла сильно навредить его личному благосостоянию, а то и вовсе доиграться до того, что на них сошьют увесистое уголовное дело. Терроризировать Яковлеву было никак нельзя, но поди объясни это Рустаму Сидоренко, который в обмен на так называемую спонсорскую помощь сплавляет детдомовских детишек за рубеж... и ещё десяткам дураков из Минобра и Минздрава, с которыми Рустам регулярно делится. Им всем эта Яковлева сродни песку в глазах...

— Короче, Вовчик, — сказал майор, — сиди тихо и никуда не рыпайся. Если что — нас предупредят, как это было раньше. Или Лукас что-нибудь придумает. Ничего тебе эта Яковлева не сделает, конечно, если ты с Филькой и Рустамом нигде не напортачил...

— Да ты не понимаешь... — Баженов тревожно огляделся, ибо страх всецело затмил его рассудок, и ему за каждым кустом мерещилась словесница, — этот Листиков с Феофановым... мне кажется, они за мной следят, мне надо свалить из Москвы как можно скорее...

— Ты хочешь получить свои лямы и гражданство Америки? — это напоминание несколько остудило желание Баженова сбежать, — тогда делай, что тебе приказывают. Иначе я тебя так свалю, что и волоска не останется. Ясно?

Баженов был в отчаянии. Он ждал конца.

И как покажут дальнейшие события, конец не замедлил наступить.

После выхода со станции техобслуживания Мирослав решил отправиться домой на Алмаатинскую, но сделать это оказалось не так просто.

Сначала он обнаружил пропажу паспорта и мобильного телефона. Затем выяснилось, что в его карманах отсутствуют деньги. Не было у него при себе и ключей от машины. Он пытался вспомнить — как именно он добирался до проезда Бартини, но не вспомнил ничего. На большой пятиугольной парковочной зоне своей машины он не увидел. Основательно перетряхнув карманы, он обнаружил лишь окурок от "Честерфилда", несколько обгоревших спичек и большой ком из обёрток от жевательной резинки. Не нашлось даже двухрублёвой монетки на один-единственный звонок.

Вдобавок ему зверски хотелось есть и пить, у него невыносимо болела и кружилась голова, а Москва с её железобетонными джунглями прямо исходила жаром, как будто весь город целиком запихали в мартеновскую печь. В его нынешнем состоянии идти четырнадцать километров пешком равносильно самоубийству...

Мирослав с трудом представлял, где провёл последнюю неделю и где находится сейчас. Заложенные в его сознание пакеты ложной памяти начали давать сбой примерно в то же время, когда Кира Белякова неким непонятным ей самой образом разрушила волшебный подпространственный лабиринт. Он начал испытывать безотчётный страх перед базой в долине Спокойствия и её начальником — Адамом Кинзи.

Он направился в ближайший сквер, наткнулся на установленный на газоне дождеватель и кое-как утолил жажду. Успел он и немного смочить волосы, прежде чем появился злобный, потный и чем-то недовольный зеленщик, в матерной форме приказавший парню проваливать куда подальше.

Мирослав нашёл тенистое место и присел на бордюр. В его голове проносились странные картины. Он пытался разобраться — что такого особенного было на базе, если он начал бояться её?

Лица. Новые, прежде незнакомые лица.

Кинзи. Нефри. Госкат. Квятковски. Зойсман. Одри. Петсайд. Молодой негр по имени Лукас. Какой-то тип по фамилии Имсайд. Другие люди. Пожалуй, лишь Нефри относился к парню с неким подобием сочувствия. А все другие...

Перед Мирославом замелькали едва заметно ухмыляющиеся лица, странные косые взгляды, оброненные мимоходом злые, колючие слова...

Его соотечественники относились к нему как угодно, но доброжелательности и сочувствия он не увидел. Зато злобы, презрения, злорадства и, пожалуй, зависти — было хоть отбавляй.

А затем перед ним поплыли более зловещие картины. Контейнеры с непонятным содержимым, странные инструменты, приборы и оборудование, боксы для заморозки — чего? Органов? Чьих-то трупов? Его угораздило зайти на какой-то склад, и его содержимое словно пробудило к восприятию некие фрагменты из прошлого... Какие-то детали и процессы, суть которых он пытался прогнать от себя.

— Что же делать? — прошептал Мирослав, — идти домой? Или на базу? До Братеева мне пешком не дотянуть... может, можно у кого-нибудь перекантоваться, позвонить Ромычу, или...

Он попытлся вспомнить, есть ли хоть один знакомый ему человек — одноклассник, сослуживец, хоть кто-нибудь, проживающий в Даниловском, в Якиманке или Замоскворечье. Может, и есть, но из памяти ему не удалось выудить ни одного адреса.

Собравшись с силами, Мирослав встал и направился к дождевателю, рссчитывая напиться впрок. Он пройдёт пешком, сколько сумеет, а потом, может быть, найдётся добрая душа на попутном транспорте... Он начал собирать капли влаги в ладонь и опрокидывать их в рот. Злобный зеленщик находился неподалёку. Какое-то время он косился на парня, потом грубо бросил:

— Ну-ка пошёл отсюда, пока у меня терпение не кончилось.

Мирослав решил не обращать на хама внимания. А тот, видя невнимание к своей особе, повторил:

— Я кому сказал? Давай катись отсюда, уродина кацапедиковская, пока я тебе башку лопатой не снёс.

Мирослав ушёл. Зеленщик едва ли смог бы воплотить в реальность свои намерения, ибо был слишком стар и сухощав, тем более что страдающий жаждой парень пошёл прямо на него, и ему пришлось отпрыгнуть в сторону.

Откуда Мирослав мог знать, что Прогрессоры уже нашли его и теперь пытаются взять под свой контроль любого встречного человека — лишь бы создать своему бывшему питомцу невыносимую обстановку и заставить вернуться на базу?

Парню пришлось туго. Очень туго.

Никто из прохожих не хотел одалживать ему свой телефон даже для того, чтобы отправить одно-единственное SMS. От фургона волонтёров, занятых раздачей бесплатного супа для бездомных, его прогнали с руганью, ибо на бездомного он нисколько не походил. Завидев на платформе Москвы-Товарной милиционера, Мирослав в конце концов решился попросить телефон и у него, сочинив на ходу историю — что его ограбили, что он потерял документы и что в Хабаровске его ждут родные, на что служитель правопорядка ответил:

— Документы потерял? Ну так ищи давай. А вообще, пошёл-ка ты отсюда, братец, куда подальше, пока я тебя в обезьянник не забрал.

— Ну так заберите в обезьянник хотя бы, — нашёлся Мирослав, — я двое суток не ел ничего...

— Ещё чего захотел. А смысл тебя кормить? Там тебе не богадельня. Давай топай отсюда, говорю.

Даже попытки узнать, который час, ни к чему не привели. Часы на вокзальной кассе оказаись сломаны, прохожие, к которым Мирослав обращался с вопросами, спешили уйти, бормоча под нос что-то насчёт "всякой замкадышной пьяни-рвани..." Лишь один человек, чем-то похожий на банковского клерка, одетый в стиле унисекс(пол и возраст определить было невозможно), удостоил парня ответом:

— В Москве тридцать два часа. Отвали, достал уже...

Чем дальше Мирослав продвигался в направлении Каширки, тем хуже ему приходилось. Люди оборачивались на него, показывали пальцами, грозились вызвать милицию... Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы и впрямь не нашлась добрая душа, согласившаяся отвезти его на Алматинскую, причём бесплатно.

На пересечении Каширки с Коломенским проездом Мирослав заснул.

А проснувшись, он не увидел ни подвозившей его машины, ни родной Алмаатинской улицы. Он сидел на лавочке, под павильоном трамвайной остановки "Метро Шаболовская". Как его угораздило оказаться здесь? Решить эту загадку ему было не по силам.

Так повторялось три или четыре раза.

Стоило ему добраться до станции метро "Каширская", или до Люблинского пруда, а то и до станции Москворечье — как кто-то или что-то настойчиво возвращало его обратно, на проезд Бартини. Или к "Миру победителей". Последняя попытка закончилась перемещением к той самой станции техобслуживания, которую он покинул полдня назад.

"Кто надо мной издевается?" — ломал голову Мирослав. Он уже был близок к умопомешательству.

Неожиданно он вспомнил о словеснице Яковлевой, точнее, о её старой квартире в Нагатинском Затоне. Когда-то давно — он не помнил, когда точно — ему зачем-то взбрела фантазия следить за словесницей, тогда-то он и узнал об этой квартире...

"Если эти... не знаю кто... и оттуда меня выпрут, то хрен бы со всеми. Разобью где-нибудь витрину, или попробую чью-нибудь бричку угнать. Из обезьянника они меня не унесут", — подумал Мирослав.

Он подзаправился водой из уже знакомого ему дождевателя(злобный зеленщик был на прежнем месте, но теперь он был в стельку пьян)и отправился к Даниловской набережной. С трудом, но без приключений, он сумел дойти до Судостроительной улицы и отыскать нужный дом. Мирослав смертельно устал и ему некогда было смотреть по сторонам, в том числе и назад, иначе он непременно заметил бы, как следом за ним, не упуская его из виду, следуют двое массивных, словно шкафы, мужчин со спрятанными за отвороты пиджаков руками...

Хлоя приложила максимум усилий, чтобы не сорваться и не выместить на Димке и Грише весь свой гнев. Они рассказали ей много интересных вещей, но когда Димка начал излагать признания Сашки Еслика, она всё-таки не выдержала и сорвалась на крик:

— Ты понимаешь, что ты сделал?

"Нет, ничего этот новоиспечённый комиссар Мегрэ не понимает, — с досадой думала словесница, — несчастный дилетант. Жалкий вольный стрелок..."

Конечно же, он очень ловко провёл Еслика. Глупый мальчишка сразу поверил, что дядька дал ему фальшивые доллары, и со страху начал фонтанировать признаниями.

Филька Еслик использовал своего племянника в тёмную — для сокрытия улик(каких именно улик — ещё предстояло выяснить)и в тех случаях, когда ему не хотелось светиться лично, например, при оформлении телефонов на подставных владельцев. Но если местная милиция или федералы пронюхают о Димкином самоуправстве? Сашка непременно укажет на двух ребят, которые раскрутили его на показания, и тогда...

Хлоя, стараясь держать себя в руках, разъяснила Листикову и Феофанову суть их ошибки.

— Эти четверо работают либо на Кинзи, либо на Лукаса, — говорила капитан Пи, — и они не должны попасть в руки ФСБ. Мне с девочками ещё предстоит окончательно утвердить решение — гасить ли эту компанию наглухо, а что теперь? Вы отважились допросить Сашку — и сделали мальчишку кандидатом в покойники... он ведь даже понятия не имеет, за что именно Филька давал ему баксы...

— Я понимаю, что погорячился и сглупил, — Димка опустил глаза в стол, — я хотел как лучше, но...

Он замолк, окончательно убедившись, что вместо оказанной помощи лишь навредил ещё больше, причём всем — и Кире с её подружками, и Мирославу за компанию.

— Да что теперь говорить, — тихо сказала Хлоя, — давайте думать, как нам искать Мирослава.

— Его пребывание у Кинзи действительно может повлечь за собой катастрофу?

— Может. Впрочем, если они собрали свой тестовый блок и сняли с него "Панцирь", то...

"И почему я не восприняла всерьёз слова Эммы? — корила себя капитан Пи, — из-за её богатой фантазии? Или я попросту слишком глупа, чтобы называться мидгарианским офицером?"

Оставив ребят на кухне, она отправилась в гостиную и села за ноутбук.

Через минуту она уже знала, на кого был зарегистрирован телефонный номер, обнаруженный в бумагах Мирослава. Станция технического обслуживания в Даниловском, расположенная в центре парковки на проезде Бартини. Ещё один вход в подпространство, через который Мирослав ходил на базу? Очень может быть. Затем она вывела на экран карту Антарктиды. Вот и та самая пирамида, в которой расположен основной выход на поверхность. Цензура, разумеется, затёрла изображение, изгнав из пирамиды все признаки искусственного объекта, но это уже не имело значения.

"Азек Нефри тоже здесь, — подумала Хлоя, — что за задание он получил и почему его хотят устранить?"

— Неужели всё, что говорила Эмма — правда? — сказала она себе, — Мирослав Кратов — панцироносец... нет, наследный принц Ванахема?

Но Кира?

Почему она молчала о медальоне? И как она, капитан Пи, ухитрилась не заметить объявления о его находке?

— Я слишком увлеклась глобальными проблемами и не видела того, что разворачивалось перед самым моим носом, — заключила Хлоя, — одного не могу понять — почему мой идентификатор не сработал, когда я просвечивала Кратова? Его "Панцирь" был более продвинутым, чем другие модели? Не знаю... если так, то это можно объяснить тем, что ему нужно защищать свою принцессу...

А теперь выясняется,что Димка знает о панцироносицах не меньше, чем Гриша Листиков. Мало того — эти двое работали в паре при поисках Мирослава.

Хлоя опасалась слежки — и за собой, и за Баженовым(принесла его нелёгкая на лестницу в тот момент, когда Еслик оттирал дверь от дерьма!), а потому ей пришлось вместе с ребятами ехать до старой квартиры на Судостроительной — чтобы соглядатаи из контрразведки, неровен час, ничего не заподозрили. Теперь надо отправляться на поиски затерявшегося в городе Мирослава. Надо оповестить девушек, а заодно кое о чём расспросить Киру.

Хлоя была вынуждена признать, что в качестве разведчицы она продемонстрировала вопиющую некомпетентность. Не прислушалась к Эммочке, не присмотрелась должным образом к Мирославу Кратову, проглядела появление Азека Нефри... Появился некий австралийский бизнесмен, задумавший приударить за Стешкиной матерью — казалось бы, что тут такого? Хлоя даже в глаза его не видела, и не потрудилась расспросить о нём Стешку. А инкоп в облике Мирослава и вовсе усыпил её бдительность. Стешка придёт в ужас, а может, в бешенство, когда узнает правду...

"Хуже всего то, — думала Хлоя, — что у них может быть образец ДНК Церены... и если они переправили его на Ванахем, то..."

— Ну ладно, — она захлопнула ноутбук, — Ванахем далеко, а мы — на Земле. Итак, девочки...

Кира находилась довольно далеко от дома, на очередной богатой ягодами поляне. Её короб заполнился почти наполовину, когда на связь вышла словесница и велела срочно отправляться на её старую квартиру в Нагатинском Затоне.

Вслед за ней на квартиру прибыли и остальные панцироносицы. По жёсткому выражению Хлоиного лица все поняли, что сбор организован не ради праздного времяпрепровождения, но когда девушки увидели на кухне Гришу с Димкой — то буквально впали в ступор.

Хлоя вкратце пояснила присутствие в их компании программиста-консультанта и под конец сказала:

— Эмма... я беру все свои слова назад. Ты была права в своих фантастических предположениях.

— То есть? — не поняла отличница.

— Мирослав Кратов — самый настоящий панцироносец, и мы находимся здесь ради его спасения. Он попал в плен к Реаниматорам, они забрали у него "Панцирь", он от них сбежал и сейчас бродит по Москве. Гриша, — она кивнула Кириному другу, — расскажи, что с вами случилось и чем вы сегодня занимались...

По мере того, как на кухне звучало повествование об исчезновении Мирослава и его замене на инкопа, о разговоре последнего с Лукасом Серёжевичем и Адамом Кинзи, о зловещей роли Сашки Еслика и его дядьки — волнение среди панцироносиц постепенно перерастало в настоящую бурю.

— Я ведь видела их, когда мы в Заборье ехали! — воскликнула Раяна, — и старшего Еслика, и младшего! Они выезжали из Софьино и чуть в нас не врезались...

Кире тоже было что вспомнить:

— Баженов ведь представлялся по телефону спецагентом Фарафангановым. Такая же фамилия была в документе у инкопа, которого мы на убили на Поречной. А за день до моей днюхи Славка был на Борисовских прудах и искал там этого... Сен-Джойна...

Девушки не сговариваясь повернулись к Стешке. Та сидела, уронив голову на стол, закрывшись руками от всех, кто находился на кухне, и тихо всхлипывала.

— А ты, Кира, — Хлоя взяла девушку под локоть, — идём-ка со мной.

Они вдвоём прошли в комнату, которая должна была выполнять функции детской, и словесница, закрыв дверь, велела Кире сесть и тихо спросила:

— Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

— Я? — Кира подняла глаза на Хлою, пытаясь понять, что она хочет услышать. Лицо женщины было спокойным и невозмутимым, но обманываться не стоило — девушка была уверена в скорой и неминуемой взбучке...

— Где медальон, который ты выронила в сквере у поликлиники?

— Значит, Гриша... узнал, — запинаясь, прошептала Кира. Она даже представить не могла, что её секрет станет достоянием Хлои, достигнув её ушей с совершенно неожиданной стороны.

— Расскажи мне всё, что тебя беспокоит, — Хлоя села рядом и взяла её за руку. Кира, с трудом выдавливая из себя слова, поведала о таинственном появлении медальона, о своих странных снах, о тщательно скрываемых чувствах к Мирославу Кратову и его зеркальных родимых пятнах, возникших, как она считала, после заживления смертельных ранений, полученных в Петренском подземелье. Вспомнила она и о чёрной рубашке, на которой она собственноручно заштопала шесть чем-то прожжённых дырок, и о том, как мама вешала эту рубашку на изголовье её детской кроватки...

Затем она извлекла из груди золотистую коробочку и протянула её словеснице. Та внимательно изучила находку и поразмыслив немного, сказала:

— Только один человек может сказать, какой из двух медальонов настоящий.

— Вы имеете в виду Славу?

— Да. Очень может быть, что второй медальон был подготовлен именно на такой случай — чтобы тот, кто подарил его, смог бы определить подлинник и отыскать того, кому был вручён подарок.

Хлоя вернула коробочку девушке и продолжила:

— Тогда, в сквере, ты и Мирослав встретились наедине. Вы какое-то время разговаривали. Эта вещь — я не сомневаюсь — отреагировала на его присутствие и проявила себя. Сотворники, пришедшие на зов королевы, закрепили медальон за тобой, так, чтобы никто не смог его у тебя забрать...

Киру буквально осенило:

— А если бы Слава додумался открыть коробочку?

— Скорее всего, он бы всё вспомнил. И о себе, и о Церене...

— Вы меня имеете в виду? — испуганно молвила Кира.

— Слишком много ниточек сходится именно на тебе, Кирочка, так что... — Хлоя встала и подошла к окну, — ты... теперь уже девяносто шансов против десяти за то, что это ты — тоже бы всё вспомнила. И, быть может, мы смогли бы расправиться с Реаниматорами гораздо раньше, но...

— Но я ничего такого в себе не чувствую... — протестующе возразила Кира.

— Разумеется, а волшебные вещи и магический хлам с гиперпомойки не разрушались от твоих прикосновений, — усмехнулась Хлоя, — ты просто ничего не помнишь. Что-то прорывается в твоё сознание в виде снов или неосознанных реакций... но есть ведь твой невероятно мощный барьер, который не даёт магии и волшебству повлиять на тебя. Ты — Хранительница Серебряного Кристалла. В этом вся причина.

— Он тоже спрятан так, что вы его не увидели, — сказала Кира.

— Именно так, — Хлоя подсела к девушке, — видишь ли, в чём штука... ты живёшь в сознании Мирослава, хотя сам он может и не подозревать о твоём присутствии. Перемена сценария в твоих сновидениях отражает его душевное состояние. Сначала он был к тебе добр, а сейчас, быть может, за что-то ненавидит. И знаешь что? Это ты своим молчанием позволила всему случиться. Я поступила со всеми вами честно, убрав микрофоны с ваших квартир сразу же, как только начала подозревать, что вы все — другие... хотя теперь жалею об этом. Я была вправе ожидать от вас доверия. А ты что сделала? Куда ты затыкала язык, когда с тобой невесть что творилось?

— Простите меня, — девушка ткнулась лицом в Хлоины колени, и та обняла её, — за то, что я ничего не сказала вам раньше... девочки теперь тоже всё знают? И Стеша?

— Нет ещё. Ни Гриша, ни Дима не стали их просвещать. По моей просьбе. Они и сами не всё знают. Мы не скажем им о существовании некой принцессы, если она вдруг обнаружится. Они будут знать лишь то, что Стеше придётся уступить место другой девушке, а может — кто знает? — и остаться той, кто она есть...

— Но я.. вы ведь сами знаете, какая я. Как я могу вдруг стать Цереной? Это только Рае или Наде под силу. Или Стешке, но никак не мне...

— Они, конечно, старше и всё такое, но... — Хлоины слова были прерваны стуком в дверь, а затем в комнату просунулась Раяна.

— Долго вы ещё? Идите сюда! — зашипела чем-то взволнованная непрошеная гостья.

А волноваться было от чего. Раяна и остальные девушки, в том числе и зарёванная Стешка, сгрудились возле входной двери. Ручка замка то и дело дёргалась, и по передней разносились скребущие звуки. Кто-то пытался проникнуть в квартиру. Злоумышленник ни разу не позвонил в звонок, стало быть, был уверен, что хозяева отсутствуют...

Хлоя сразу же взяла инициативу в свои руки. Она отправила Раяну на верхнюю площадку, Надю — на нижнюю, перекрывая тем самым все пути для отступления. Она уже готовилась повернуть ключ в замке, когда донёсся звук открывающегося лифта и на площадку, судя по шагам, вышло двое человек.

— Вот он, — раздался чей-то усмехающийся голос, — в замке ковыряется.

Панцироносицы прислушались. Взломщик был застигнут на месте преступления, но кем застигнут — это ещё предстояло выяснить.

— Ну что же, — продолжал голос, — отбегался ты, мальчик. Давай поднимайся и вперёд.

— Почему вы не даёте мне дойти до дома? — голос взломщика, едва слышный, показался девушкам как будто знакомым.

— Разве? Вот именно домой ты сейчас и пойдёшь. Кстати, дома в твою честь уже приготовлен пышный приём с банкетом и большой прессой. А нам уже надоело гоняться за тобой по всему городу. Поэтому нечего тут по полу елозить. И перестань плакать. Если бы ты с самого начала делал то, что мы просили, то всё у тебя было бы хорошо...

— Убирайтесь к чёрту...

— Мы бы и рады, да вот не можем, — вмешался второй голос, — гляди-ка на него, ну прямо малое дитятко, а? Расплакался... ну не надо, право же... такой большой, а плачешь. Как не стыдно? Вытри слёзки, получишь печенье! Утю-тю-тю...

Хлоя повернула ключ, толкнула дверь — и на площадке девушки увидели двоих мужчин крепкого сложения в деловых костюмах, и взломщика — худого, небритого парня в одежде не первой свежести, в котором с трудом можно было узнать пропавшего четыре недели назад Мирослава Кратова. Почти сразу же сверху и снизу к троице устремились преображённые Раяна и Надя.

— Всем стоять! — выкрикнула Раяна первое, что пришло в голову.

— Ну да, как же... — один из мужчин молнией метнулся к Мирославу, обхватил его за горло, поднял на ноги и приставил к подбородку ножницы. Его напарник извлёк из-под пиджака гвоздодёр.

— Не вздумайте убить их, — предупредила Хлоя девушек, — это люди, причём местные.

— Дайте нам спокойно уйти, и всё будет в порядке, — тип с ножницами, потянув Мирослава за собой, двинулся к лифту. Дойти до него он не успел — Надя выпустила "Цепь любви", или гравиквантовую петлю. Рука с ножницами оказалась в западне, но — странное дело: преступник даже не думал сдаваться. Надя, силой своего оружия способная сорвать с места многотонный грузовик, с недоумением наблюдала, как рука сгибается и возвращает лезвия ножниц назад, к горлу жертвы. Так повторялось несколько раз, до тех пор, пока Мирослав не улучил момент и не вырвался. Он не ощущал в себе сил бороться, но всё-таки всадил своему противнику коленом ниже пояса, причём последний никак на это не отреагировал.

Воинственная парочка оказалась очень проворной. Они с лёгкостью уходили от панцироносиц даже тогда, когда все шестеро девушек набрасывались на них со всех сторон. Вытаращив глаза, с диким хохотом и выступившей изо рта пеной, преступники носились по подъезду как угорелые, успевая на бегу дразнить то Хлою, то Киру, то кого-нибудь ещё, и время от времени пытаясь вновь атаковать и обездвижить Мирослава. Тому приходилось всё хуже и хуже — то и дело гвоздодёр или ножницы оставляли новую отметину на его лице и теле, крепко досталось и Грише с Димкой, выскочившим из квартиры на подмогу...

Удивительным было и то, что преступники совершенно не чувствовали ударов. Складывалось впечатление, что их обоих кто-то взял под контроль, намереваясь выжать из них всё, что можно, даже загнать до смерти. По подсчётам Хлои, у каждого из них было сломано по три-четыре ребра, по одному-два пальца на каждой руке, выбито несколько зубов и сломаны носы — но побоище было всё так же далеко до завершения.

В конце концов терпение Хлои иссякло, и она велела Наде сломать двум одержимым по одной ноге. Это возымело результат — они сразу же прекратили попытки атаковать кого-либо, хотя и пытались ползать и что-то говорить.

Затем она поспешила к Мирославу. Димка с Гришей кое-как перенесли окровавленного и избитого товарища в гостиную. Созвав к себе девушек и заперев все двери, Хлоя сказала:

— Я понимаю, что вам хочется многое узнать, но... — она подошла к Димке и Грише, — ради вашей же безопасности воздержитесь от вопросов. Они пойдут на что угодно, лишь бы вернуть Кратова, а потому для вас же лучше, если вы будете как можно меньше знать...

— Что вы будете делать? — спросил Димка.

— Переправим вашего друга на базу. Он крепко избит, но его жизнь вне опасности...

Хлоя слегка покривила душой. Какое там — вне опасности, когда лезвия ножниц задели лёгкие... Покончив с перевязками и прочими неотложными мероприятиями, она переправила Мирослава на базу, наказав Раяне и Стешке не спускать глаз с медицинского блока. По возвращении она занялась зачисткой улик, а когда в подъезде не осталось ни одного изобличающего следа, переправила Димку с Гришей к Цареборисовой плотине.

— Мы точно больше ничем не можем помочь? — поинтересовался Димка перед расставанием.

— Пока ничем, — ответила Хлоя, — самое лучшее сейчас для вас — сидеть дома и никуда лишний раз не высовываться. Мирослав пока побудет у нас. До выздоровления.

— А как быть с Есликом, Баженовым и остальными? — напомнил Гриша.

— За них не волнуйся. Их дни, по сути, уже сочтены...

Распрощавшись с ребятами, капитан Пи отошла к кустам и растворилась в воздухе.

Гриша отправился к себе на Кантемировскую, а Димка ещё долго стоял, глядя на то место, где минуту назад находилась удивительная женщина — Хлоя Пи с Мидгарда.

Он вновь и вновь прокручивал в памяти тот момент, когда обычные с виду девчонки превратились в нечто похожее на отряд охотников Яутжа с включенной маскировкой. Будучи преображёнными, они даже двигались так же свободно и быстро, как кинофильмовый инопланетянин в боевом скафандре.

Чужие, совсем чужие люди, в силу каких-то причин попавшие в мир других чужих людей.

А ведь каких-то два или три месяца назад, встречая Киру в "Лунном венце", он и предположить не мог, что фантазии киносценаристов способны хотя бы в ничтожной степени воплотиться в суровую реальность. И кто их воплотил? Девчонка лет четырнадцати с забавными хвостиками-оданго, всегда весёлая и беззаботная, большая игрунья и сладкоежка. Немного глупенькая, ну так это многим свойственно в её возрасте.

А Мирослав? Кто он на самом деле? Пожалуй, лучше и не выяснять. Не стоит возводить между собой и лучшим другом стену отчуждения. Оставалось лишь надеяться, что Хлоя поможет своему... можно и так сказать — почти соотечественнику — встать на ноги.

Димка развернулся и не спеша, потирая ушибленный гвоздодёром бок, зашагал к Борисовским Прудам.