Ничего на свете лучше нету, чем явиться в среду с того свету (джен)

— Миссис Лонгботтом, повторите инструкции…

— Миссис Лонгботтом, переоденьтесь, так ему будет привычнее…

— Миссис Лонгботтом, просто поговорите с ним. Пока просто поговорите. О его самочувствии, о погоде, о чем угодно.

У Алисы тряслись руки. Еще немного — и она войдет в палату, ставшую более чем на двадцать лет ее тюрьмой. Войдет и увидит самого дорогого для нее человека… В той же тюрьме. На прогулке… На многолетней прогулке по садику времени.

Ему одиннадцать лет. Он в этом уверен. Ей — за пятьдесят, и у них двадцатитрехлетний сын.

Счастье?

Да ничуть.

То, что сейчас она вернулась к жизни, могла быть рядом с сыном, могла жить… Это тоже счастьем не было. Это было болью.

Невилл… Каково это — стать матерью для взрослого мужчины? Незнакомого. Постороннего. Чужого. Ее мальчика. Все, что она помнила о нем, заканчивалось его первыми шажками. Мерлин, это было просто мукой: очнуться и понять, что четверть жизни выпала и больше никогда, никогда не вернется. Кто она здесь теперь? Зачем?

Тяжелобольная свекровь — единственный близкий человек ее сына. Бабушка. И Невилл, поддерживающий их обеих, пытался сгладить углы — кажется, свекровь не простила ей то, что она пришла в себя, а ее сын — нет. Но ради внука она будет терпеть — по ее собственному признанию, ей осталось недолго.

Нет, у Невилла должна быть семья, и Алиса постарается ею стать. Кажется, она ему действительно нужна. Даже если и опоздала больше чем на двадцать лет.

Они знакомились с сыном постепенно, медленно прорастая друг в друга: обыденными рассказами о том, как прошел день, знаниями, мечтами, каждодневными хлопотами; Невилл из Хогвартса вернулся в фамильный дом и теперь ходил на работу через каминную сеть. А к Фрэнку их перестали пускать. Эксперимент, видите ли. Хотя толку от того, что они приходили?.. Когда Фрэнк месяц назад пришел в себя, но не узнал мать, та слегла окончательно. А дом... Дом почти разорен; правда, сын начал понемногу восстанавливать теплицы, но средств на это не хватало: жалование профессора, если на него жить троим взрослым людям, да еще содержать особняк, было мизерным.

О, если бы Фрэнк наконец вернулся!

Алиса сжала пальцы от волнения — да, она все помнит и готова сделать для мужа все, о чем они договорились с колдомедиками. Но почему тогда в желудке стоит такой холодный ком?

 

— Миссис Лонгботтом, — ей дали в руки фиал. — Успокоительное.

Она криво улыбнулась. Хоть одному из них она сегодня могла бы сказать спасибо достаточно искренне, но увидела только удаляющуюся черную спину.

— Я с тобой, мама.

Невилл. Сын. Рядом — как всегда, когда ей нужна опора. Она тоже должна стать для него такой. Алиса набрала побольше воздуха и нажала на ручку двери.

— Здравствуйте, мадам, — вежливо поприветствовал ее немного небрежно одетый, но аккуратно выбритый мужчина. — Я Фрэнк. А вы новый колдомедик?

— Здравствуй, Фрэнк, — она приложила все усилия, чтобы голос не дрожал. Мужчина почесал голень носком другой ноги — это было так по-мальчишечьи… — Меня зовут Алиса.

— Красивое имя, мэм, — проговорил он. — Мне кажется, или я вас откуда-то знаю?

— Мы… дружили, — ответила она, несмотря на то, что разговоры об общем прошлом были запрещены.

— Я не помню, — по-детски наивно вздохнул Френк и наморщил лоб. — Мама никогда не любила гостей. А где мы познакомились?

— В школе, — вырвалось у нее.

— Но я не хожу в школу! — воскликнул он.

— Ты просто забыл, — сказала Алиса. — Ты был прекрасным учеником.

— Отличником? — удивился он. — Вы — моя учительница! Я правильно вспомнил? — искренне обрадовался он, а она не знала, что сказать. Ей нельзя было выдавать, что они однокурсники — это могло спровоцировать кризис. Ее предупредили.

— Просто хорошим учеником. Ты был на Гриффиндоре, — она едва смогла удержать слезы.

Видеть своего мужа с сознанием ребенка было больно. Страшно. Дико. Но кто позовет его, если не она? Учительница…

— Мэм, пожалуйста, — он подошел и чуть наклонил голову. — Мне сказали, что у меня тут, — он похлопал себя по голове, — болезнь. Я не помню. Вы мне расскажете? Пожалуйста! А еще меня почему-то не отражают зеркала. Вы знаете? Вы же, наверное, много знаете, вы закончили Хогвартс…

— Я должна идти, Фрэнк, — голос чуть не сорвался.

— Вы вернетесь? Мэм, пожалуйста! — кажется, он тоже готов был заплакать.

Видеть его таким…

— Обязательно! — она еле сдержала всхлип и позволила себе разрыдаться только в присутствии сына.

А потом Снейп забрал у нее это воспоминание, и ей стало легче. Нет, она все помнила, но не так ярко и живо, а словно за пеленой…

— Миссис Лонгботтом, вы сделали невероятное… — Янус Тики умел и любил хвалить. Это, наверное, профессиональное.

— Я думаю, он вернется уже скоро, — предположил еще кто-то из колдомедиков.

"Но каково ему будет? — подумала Алиса. — Как мы сможем жить дальше? Кем?"

А в ушах все еще звучала хрипловатая просьба: "Пожалуйста, мэм". Мэм. И то, что он не верил своему отражению в зеркалах — это, мол, не он. О, Фрэнк, Фрэнк.

— Мы справимся, мама. Осталось совсем немного.

Она улыбнулась. Да, здесь, в реальном мире, было трудно. Но все же намного лучше, чем в том плотном непроходимом тумане, лучше, чем в ее детской памяти, на качелях, где она раскачивалась долго, слишком долго. От настоящего мира веяло теплом. Она была здесь нужна. Сыну. Мужу. Свекрови. Она, наверное, смогла бы еще что-то сделать. Вот только в Аврорат она больше точно ни ногой.

— …Бесценный вклад в науку, — закончил Янус Тики, которому глубокомысленно кивал недавно подошедший Снейп.

— Мистер Снейп, — подозвала его Алиса. Ей надо было срочно отвлечься. — Как дела в вашей лаборатории? Помнится, я когда-то сдала Зелья на "Превосходно", но давно не практиковалась. Проэкзаменуете меня?

Он посмотрел на нее нечитаемым взглядом — первые дни от такого было почему-то жутковато, но теперь Алиса знала: он просто очень сосредоточен.

— Когда сочтете себя готовой, пришлите сову.

Она улыбнулась. Может, ей снова повезет найти свое место в этом мире?

* * *

Всемирный конгресс зельеваров для многих сотрудников Министерства магии Британии показался страшным сном, но, к счастью, длился всего четыре дня. Хотя с какой стороны смотреть — некоторым эти дни показались бесконечными. После конгресса рабочая неделя продолжаться уже не могла — Аврорат, Департамент международных отношений, Департамент транспорта и каминных сетей, почти весь Отдел тайн и аппарат министра на рабочих местах присутствовали, но едва дышали: в переносном смысле слова, конечно, но им от этого было не легче.

— Малфо-о-ой, — простонал Кингсли Шеклболт, когда второй секретарь, точнее, секретарша, меняла ему компресс на лбу.

Перси Уизли вздрогнул, но мужественно спросил:

— Вызвать?

В голосе, правда, прозвучала отнюдь не мужественность, а, скорее, безнадежность.

— Ни за что, — полушепотом ответил министр, и Перси с облегчением вздохнул.

"На эскимо похоже", — отвлеченно подумал он, созерцая мокрый белоснежный платок на шоколадном челе шефа. Но Перси Уизли был вымотан настолько, что даже не отреагировал на такое вопиющее нарушение субординации собственным сознанием…

Дверь распахнулась, словно от сильного пинка, и перед ними предстал неприлично довольный и свежий, как утренняя фиалка, Люциус Малфой.

Кингсли поднял на него медленно наливающиеся кровью глаза.

— Усовершенствованное укрепляющее! — возвестил Люциус. — Дегустация только для ближайших друзей лаборатории Снейп-Малфой!

Министр моргнул и решил поинтересоваться:

— Снейп варил?

— Разумеется. Прошу.

Осушив фиал, Шеклболт понял, что обязан жи… — стоп, так нельзя! — многим обязан Малфою. Он окинул взглядом своих приближенных и понял, что их состояние уже приближалось к рабочему. Ведь несмотря на то, что конгресс, чтоб его, наконец-то позади, дел по его завершению предстоит еще масса. А Малфой… Еще вчера он ломал голову над тем, что с ним делать. С одной стороны, он просто должен работать в Отделе международных отношений — это он доказал за прошедшие безумные дни, и неоднократно. С другой — ставить его главой отдела, пожалуй, преждевременно. С третьей — Малфой не согласится на меньшее, точнее, меньшее родовитому аристократу предлагать не совсем прилично. Должность тайного советника? Он не будет работать напрямую на него. Да и если об этом узнают, репутация самого Кингсли изрядно пострадает. А ведь узнают, рано или поздно. Кингсли поморщился — Малфой уже сидел в кресле с видом победителя. И, прах побери, имел на это полное право. А, плевать. После всего… Мозги, совсем недавно бывшие в состоянии ведьминого киселя, понемногу начали приходить в рабочий режим.

— Мистер Малфой, что вы скажете по поводу главы Департамента международных отношений?

— Гидеон Блишвик годится только рождественскую елку украшать. Сам по себе блестящ, но шевелится редко и безо всякого результата.

Кингсли мысленно сплюнул. Он забыл упомянуть слово "должность". Но в голове прояснилось, кажется, окончательно.

— Что вы скажете по поводу того, чтобы занять эту должность?

Люциус, конечно же, ожидал этого предложения, но не так скоро. Видимо, было что-то еще, какой-то прокол от Блишвика, переполнивший чашу терпения министра, чего он не знал. Он мысленно поставил себе минус, но ответил:

— С той же командой — откажусь. А право набора вы мне вряд ли дадите.

— Не дам, — кивнул министр. — Собеседование буду проводить лично. В вашем кабинете, — и многозначительно посмотрел на Малфоя.

— Утверждать будем вместе? Чей голос решающий?

— Кому работать, — буркнул Кингсли.

У Малфоя расширились глаза, как он ни старался сдерживать эмоции.

— Согласен.

— Перси, готовьте приказ.

* * *

Северус Снейп наконец выдворил всех не в меру заинтересованных работой подчиненных — надо же, и такое бывает! — и остался в лаборатории один. В последнее время он начал четче разграничивать личное и рабочее пространство — так было проще. Дом — для отдыха, размышлений, чтения. Лаборатория — для всего остального.

Всемирный конгресс задел его не особенно сильно. Они ожидали признания — они его получили, и с лихвой. Теперь у него работали два Мастера зелий, он сам — Магистр. Тщеславие было удовлетворено. Но… со всеми вытекающими, часть из которых оказалась, мягко говоря, не самой приятной.

Почетное место в Гильдии — войти в ее руководство он отказался. Обязательные статьи в профильные журналы — весьма хорошо оплачиваемые — это ерунда, скопировать из рабочего журнала, добавив пару выводов, недолго. Обязательное участие в аттестации на мастерство — вот уж без этого бы он точно обошелся. Заседания раз в три месяца. Ладно, посетить можно, заодно, наконец, посмотреть что-то кроме родной страны, если, конечно, будет время. Хотя он и с Британией не так чтобы хорошо знаком. Согласование планов работы Гильдии — это-то зачем? Тут нужен организатор, а не зельевар. Решили сгрузить, как на самого молодого? Бороды сбрею… есть один составчик, будут выглядеть моложе меня.

Больше всего напрягала переписка — на столе уже скопился десяток-другой конвертов, еще когда не все успели разъехаться. Ну да, некоторые опасались подходить после того, как он позволил себе пару замечаний по поводу работы одного молодого наглеца в своем обычном стиле. Бадьян в качестве основы Успокоительного… Не иначе, чтобы все извилины заросли и стали гладкими — в таком случае да, действительно мало что будет волновать. Как можно быть таким идиотом?

Северус раскрыл первый конверт… Послание оказалось на удивление дельным, что немного примирило его с текущей работой, он даже набросал ответ и взялся за следующее, но примерно через час понял, что ему необходим личный секретарь. Не обязательно зельевар, но как минимум смыслящий в этом деле — хотя бы для первичного отсева того, что можно считать просто мусором.

"А что, если миссис Лонгботтом? — пришла неожиданная мысль. — Навыки у нее сейчас почти нулевые, руки работать отвыкли, и это быстро не восстановить, а вот голову… Память я проверял, и не так давно — она в порядке".

Дальнейший ход мыслей порадовал его самого. Стоило учесть, что зельеварение у авроров было поставлено неплохо — как минимум разбираться с тем, чем себя лечить в полевых условиях и с тем, чем могли их "порадовать" задержанные, было суровой необходимостью, значит, и объем знаний, в принципе, должен позволять. Конечно, подчитать кое-что придется. Но он не раз замечал мелькавшую корону ее седых волос над молодым лицом во время конференции, так что надежда, кажется, была — она, по крайней мере, интересовалась вопросом.

Его новые мастера получили аттестацию без специальных испытаний — по совокупности выполненных исследований и пары демонстраций, сделанных ими во время конференции. Сумели потрясти старых хрычей до самых пяток — то есть так, что те сами заговорили о мастерстве, а там уже Малфой-старший подсуетился. Получилось достойно и красиво. И, что самое замечательное, не он, Северус Снейп, это предложил.

"А ведь Драко теперь может претендовать на звание профессора, — подумал Снейп. — И что я буду делать, если он уйдет в Хогвартс? Сможет ли он совмещать обе работы? Исключено. Драко сможет вести максимум четверть нагрузки, и то исключительно за счет собственного свободного времени. И я не вижу никого, кто бы мог встать на его место".

— Извините, мистер Снейп, — в приоткрытой двери показался представительный молодой мужчина. — Можно один вопрос?

— Что вы хотели, мистер Голдштейн? — он сделал приглашающий жест.

Стало интересно. Помощника, точнее, своего заместителя по вопросам снабжения и сбыта, Снейп считал достаточно способным и определенно неглупым. Руки у того тоже росли откуда надо, в чем Северус мог убедиться на заре существования лаборатории. Голдштейн явно находился на своем месте — у него прекрасно получалось то, чем никогда не занялся бы никто из остальных сотрудников: снабжение, сбыт и планирование. Что ему понадобилось? Придумал новое громкое название должности?

Оказалось, нет. Парень после Рима заболел… зельеварением. И мечтал заняться исследованием, причем совершенно определенным — зельем ментальной защиты. И не с нуля, а рецептик принес, семейный, старинный. Правда, ни у кого из Голдштейнов ни разу не получилось сварить то, что предполагалось получить, но сама идея, что была в рецепте, оказалась перспективной, это Северус оценил. Поэтому разговор и продолжился.

— А кто будет заниматься вашими делами, если вы переключитесь? — спросил Снейп.

— Я готов совмещать… — Энтони увидел, как шефа перекосило, и торопливо добавил: — Первое время. У меня есть кузен, который прекрасно справится с тем, что сейчас делаю я, но первое время я бы его… консультировал. Он заканчивал Шармбатон.

Северус задумался. Такого специалиста, как Драко, быстро не подготовить. Даже из умненького Голдштейна, тем более тот поначалу не особо стремился стать зельеваром. Но дополнительный толковый помощник определенно не помешает. А через полгода можно будет и оценить результат, если парень раньше не остынет, конечно.

— Хорошо, — он пролистал свой рабочий календарь. — Пусть приходит послезавтра вечером. Побеседуем. А от вас жду план работ, список ингредиентов и способы решения задачи, как сделать ваш рецепт действующим и безопасным. Заодно займитесь антидотом.

— Спасибо, босс!

Северус сдержался, чтобы не поморщиться от американизма. Почему мисс Фарли никогда не допускает таких слов?

Джемма была рядом — как хороший и надежный друг. И, кажется, страдать не собиралась, хотя ей определенно было некогда, потому что стоило им вернуться, как началась подготовка к конгрессу, а после — и само мероприятие. И его завершение ничуть не облегчило их участь — стол мисс Фарли тоже утопал в конвертах самых разных мастей. Может, ей тоже нанять секретаря? Или миссис Лонгботтом справится?

Снейп побарабанил пальцами по подбородку. Если он поблагодарит Джемму, правильно ли она поймет? Хотя… поблагодарить он может не ее одну, а значит, стоит приготовиться. Но тогда — как? Кажется, ему срочно нужен Драко.

Северус Снейп поднялся, закрыл лабораторию и впервые за много дней направился не к камину, а в особняк. Ему нужен был совет того, кто хоть раз этим занимался...

* * *

— Я прав?

— Что? — Рон в недоумении уставился на неопрятного мужчину, смотревшего на него.

— Я тебя спрашиваю: я прав? — повторил тот с жутким акцентом и отхлебнул пиво.

— Не знаю, — растерялся Рон, сидевший за барной стойкой в ожидании, когда его пригласят пройти к столику.

— Я мужик, значит, я в семье главный, так? — требовательно уставился на него мужчина.

Рон с утвердительной интонацией протянул нечто нечленораздельное. Кажется, его сосед уже явно превысил свою дозу, так что не стоит обострять.

— Та-а-ак, — кивнул тот сам себе. — Значит, она должна меня слушаться, так?

Рон лишь моргнул, все еще не понимая, что хочет от него незнакомец.

— Та-а-ак. Значит, если я сказал: "Сиди дома", она должна сидеть дома! — тот ударил кулаком по столешнице, — а то придумала тут на работу идти, само-самореа-реали... са-мо-ре-а-ли-зация у нее, видите ли.

Кружка пива с грохотом приземлилась рядом с его рукой.

Рон вздрогнул. Слишком его собственные мысли перекликались с услышанным. Даже забавно.

Все чаще и чаще он думал об их отношениях с Гермионой, о переменах в своей семейной жизни. Он уже давно чувствовал, что все идет не так, что их семья разваливается, но не понимал, как все это остановить.

Разговор с отцом открыл тогда ему глаза на многое. До него дошло, что если бы не жена, давно бы пришлось искать себе адвоката по бракоразводным процессам. Но проблема-то не решилась.

Рон вздохнул. Все же было так хорошо, они были счастливы, втроем, им никто не был нужен... Зачем, ну зачем в их спокойную размеренную жизнь ворвался Гарри? Зачем он вовлек Гермиону в свое расследование?

Как же все изменилось. Уютный мир рушился на глазах. Не было больше его домашней и милой Герми, которая с нетерпением ждала его возвращения домой. Где то время, когда все, что ее волновало — это пропекся ли мясной пирог и есть ли у мужа на завтра чистые рубашки? Когда появилась дочь, Герми заботилась о Рози, гуляла с малышкой, играла. Теперь с дочерью сидела няня, а пироги жена пекла только по выходным, да и то, если не убегала в библиотеку или на компьютерные курсы. Конечно, вечером дочка занимала все внимание Гермионы, да и девочке уже было интересно с другими людьми, особенно сверстниками, но все же... Все не так. Просто не так.

Что дали ему перемены? Гермиона расцвела, он не мог этого отрицать. Ушли в прошлое одна пара джинсов на каждый день, футболки, хвостик на голове — им на смену пришли платья, костюмы, жакеты. Она стала краситься, укладывать волосы. И ей все это шло. Очень. Но рядом с такой Гермионой он чувствовал себя неуютно. Он видел очень красивую, уверенную в себе молодую женщину. Очень привлекательную, но... абсолютно чужую. Он уже не мог так просто подойти и приобнять ее. Это была не его жена. Рона не покидало чувство, словно во время матча по квиддичу ему подменили привычную, пусть не такую красивую, но зато удобную метлу на новейшую модель, о которой мечтал каждый, а в результате он никак не мог с ней справиться. Рон просто не знал, что делать.

В Гермионе словно пробудилась давно дремавшая внутренняя сила. Все чаще он вспоминал, какой та была в школе. Он и забыл, что она могла быть такой целеустремленной, знающей, чего хочет, и идущей к своей цели. Она больше не была такой уязвимой, какой была после войны. Неужели она перестала нуждаться в его защите и поддержке? Нет-нет, это не так, тут же успокаивал он себя. И сам себе не верил. Где та девушка, которую он когда-то позвал замуж? Которую надо было защитить от пережитого ужаса, спрятать от всего мира, окружить заботой и любовью? Он все это делал, и она была ему благодарна, он чувствовал. А сейчас? Неужели он стал ей больше не нужен?

Рон усмехнулся своим мыслям. Интересно, каким образом Гермиона могла дать ему почувствовать, что нуждается в нем, если он сам ее избегал?

И ведь ей эти перемены на пользу, твердил он себе. Она счастлива. Только вот он — нет. Да и когда она на него смотрела, в ее глазах мелькала обида и что-то еще... непонятное. Он не знал, не умел распознавать такие вещи. Рону вспомнилось, как еще в школе Гермиона сказала, что у него эмоциональный диапазон, как у чайной ложки. Наверное, она была права. Вот только он далеко не бесчувственный.

И однажды он просто сбежал. Он вовсе не планировал этого, так вышло. И оказалось, что сбежать — легче. Не видеть. Не говорить. И молчать, вернувшись домой. Молчать о том, что его беспокоило, угнетало, что разрушало их брак. Он был искренне благодарен, что та не задавала вопросов. Только ее глаза становились все печальнее.

Рон знал, что надо поговорить, рассказать ей все: что он чувствует, куда уходит вечерами, решить, что делать дальше. Но он не мог. Каждый день он твердил себе, что сегодня после работы сразу пойдет домой и поговорит с женой, но наступал вечер и все повторялось вновь. Он выходил из магазина и аппарировал сюда, где ему было хорошо и спокойно, где его никто не знал, где он мог расслабиться. Здесь от него никто ничего не ждал, не требовал. Он просто отдыхал, забывал обо всех проблемах, переключаясь на игру. Здесь ему было хорошо.

* * *

 

— Вот я и говорю своей — хочешь работать? Работай. Но чтобы дома была в шесть вечера, и к моему приходу — ужин. И чтоб дома ни пылинки! — сосед опять треснул кулаком по столу. — А то расфуфырилась вся, платье купила, прическу сделала. Для кого? Для меня, значит, и так сойдет, а на работу красоту навела? Знаю я эту работу. Все знаю! Потому или сиди дома, или работай не в ущерб семье. Верно я говорю? — мужчина кивнул, ожидая ответ.

От слов этого мужлана Рону стало не по себе. Тот повторял его, Рона, мысли, но из его уст все звучало так... приземленно и грубо.

— Что молчишь? Ты и не женат еще, наверно, молодой больно. Так вот, запомни, мужик в семье главный, и как он сказал, так и должно быть. Глупости это все про феминизм и прочее, слышал, наверное? Не верь. И как женишься, сразу поставь себя, как положено. Пусть она знает свое место, понял? Жене спуску давать нельзя, иначе начнется: хочу то, не буду это...

У Рона было чувство, что его окатили ледяной водой. Он что, может стать похожим на этого неотесанного маггла? И рассуждать о Гермионе, его Гермионе вот так? Не-е-ет, этому не бывать.

— Моя жена имеет право выбора, — начал было говорить он, но был тут же прерван.

— Право выбора! — фыркнул собеседник. — Ты главный, ты и решай, а она будет делать, что ты скажешь, — раздался третий удар кулаком по столешнице. — А, что с тебя взять, — проворчал он и, пошатываясь, ушел.

Рон перевел дух. Было противно, словно в дерьме измазался. А ведь это и в нем...

— Уизли, ты готов? — послышалось откуда-то сбоку.

— Я? Да-да, иду, минуту, — Рон все еще не отошел от шока, вызванного нежданным собеседником и собственными мыслями.

Он сделал последний глоток, отставил стакан с тоником и поднялся.

— Садись, я тебя сейчас разнесу в пух и прах, — улыбнулся довольно молодой симпатичный мужчина.

— Уайлдберри, и не мечтай, — рассмеялся Рон и пошел к столику, где его ждали.

— Ну что, разыгрывай, — перед Роном появились две пешки — черная и белая. Он взял их в ладони так, чтобы сопернику не были видны его манипуляции, и вытянул руки вперед, зажав в каждой по фигуре.

— Правая, — сделал выбор Уайлдберри, и Рон раскрыл ладонь, в которой оказалась черная пешка.

— Белые мои, — усмехнулся он и расставил фигуры на поле.

Следующие полчаса пролетели незаметно. Шахматная партия началась, и Рон погрузился в другую реальность, где только от его умения зависело, победит он или нет. В такие минуты он растворялся в игре и был по-настоящему счастлив.

— Шах и мат, — наконец произнес Рон и передвинул ладью.

— Спасибо за игру, — соперник протянул ему руку и Рон пожал ее.

— С тебя ужин, — улыбнулся Рон.

— Угу, — вернул ему улыбку Уайлдберри, — как обычно.

— Я же не виноват, что ты играть не умеешь, — Рон наслаждался своей победой.

— Это мы еще посмотрим, не так часто я проигрываю, как тебе бы хотелось.

— Что есть, то есть, — усмехнулся Рон и позвал официанта. — И это замечательно.

Откинувшись на спинку стула, он оглядел зал — мило, старомодно, уютно.

В этот ресторанчик Рон приходил каждый вечер вот уже несколько недель. В первый раз все получилось случайно: он после работы решил аппарировать в маггловский Лондон, чтобы немного пройтись, не рискуя встретить знакомых. Тогда он хотел просто отвлечься и бездумно шагал куда глаза глядят, пока чуть не сбил с ног вышедшего из-за поворота мужчину. Рон поддержал его и извинился, но его взгляд задержался на шахматной доске в руках незнакомца. Так вот что придавило ему пальцы! Тот, заметив заинтересованный взгляд, поинтересовался, не играет ли Рон в шахматы. Рон ответил, что он-то играет, только достойных соперников днем с огнем не сыщешь, и получил приглашение зайти в ресторанчик "Симпсонс" и сыграть партию. Вот прямо сейчас. Нахальный маггл!

Уже сидя за столиком, Рон понял, что у него нет маггловских денег.

— Может, сыграем на интерес? Точнее, на ужин? — предложил он.

— Согласен, — ухмыльнулся тот, — я — Ричард Уайлдберри.

— Рон Уизли, — представился Рон, они пожали руки, и партия началась.

В тот вечер Рон впервые в жизни играл в маггловские шахматы. В чем-то это оказалось даже проще: фигуры не шевелились и не имели своего характера. Партия оказалась захватывающей, и он с трудом, но смог одержать победу, чему изумился сам и, кажется, изумил соперника.

— Поздравляю, мистер Уизли, вы смогли обыграть действующего чемпиона местного клуба.

— Вы чемпион? Что за клуб?

Так началось их знакомство, плавно перетекшее в приятельские отношения. Они играли практически каждый день, и за игрой Рон забывал обо всем.

Сегодня же он участвовал в турнире клуба и стал официальным победителем. Радость захлестнула его — конечно, он всегда считал себя сильным игроком, но не был уверен, что выиграет.

— Молодец, Уизли, — похлопал его по плечу Ричард. — Останешься отпраздновать?

Рон хотел было согласиться, но мысли о Гермионе и дочери, ждущих его домой, возникли сами собой.

— Ненадолго, — кивнул он. — Я сейчас вернусь.

Впервые за все время, что он посещал этот ресторанчик, Рону пришла в голову мысль, что неплохо бы заказать десерт на вынос и угостить жену и дочь, что он и сделал. Посидев немного с участниками турнира, Рон забрал угощение и аппарировал домой.

* * *

Вот уже несколько дней Рон возвращался домой пораньше. Он, как и прежде, играл с Уайлдберри, но на посиделки не оставался.

Гермиона тоже стала намного больше проводить времени дома, поскольку исследование доски подошло к концу, а эксперименты с Гарри проводились в рабочее время. После ее успешного выступления на итоговом совещании ей предложили работу в Отделе тайн. Мистер Уильямсон помимо ее аналитического склада ума и энциклопедических знаний оценил и ее знания о мире магглов. Посмотрев, как быстро она управлялась с магическим ноутбуком, он выслушал ее предложение внедрить такие же в ОТ и одобрительно кивнул, поручив ей этим и заняться. Гермиона доверие оценила и развила бурную деятельность — столько надо сделать! — для начала на бумаге, разрабатывая проект внедрения. Да и зарплата штатного невыразимца приятно удивила.

Возвращаясь домой, Гермиона порхала, окрыленная успехом, ее жизнь все больше и больше менялась, и ей это нравилось, но было одно, вот уже несколько недель не дававшее ей быть счастливой: расставание с Аланом. После совещания их совместная работа подошла к концу. И теперь Гермиона всеми силами старалась не думать о нем, не скучать по их встречам, разговорам, по его потрясающему взгляду, от которого бежали мурашки и алели щеки...

После разговора с Гарри ей стало легче. Он ее не осудил, не стал относиться к ней иначе, просто выслушал и дал возможность выплеснуть все, что накопилось. Именно за это она всегда и любила своего лучшего друга — он принимал ее, какая она есть, что бы ни произошло.

Положение, в котором она оказалась, Гермиона воспринимала как проблему. А проблему надо было решать, а не позволять ей и дальше отравлять ее жизнь. Рациональный подход никогда не подводил ее, и потому Гермиона, прочитав советы маггловских психологов, боролась, как могла.

Прежде всего она призналась перед самой собой, что проблема существует. Да, она увлеклась Аланом. Да, это было плохо и она это понимала. Да, она в силах побороть это чувство, потому что она так решила.

Далее она загружала себя работой и заботой о дочери так, что к концу дня просто не было сил думать о всяких глупостях. Если же мысли выходили из-под контроля, она говорила себе, что раз уж она не может не думать о нем, то должна думать по-другому. Иногда это получалось, иногда нет.

Временами ей до слез было обидно, что Алан повел себя как джентльмен. Она же видела, что тоже небезразлична ему, ловила на себе его восхищенные взгляды. Были моменты, когда ей даже казалось, что он усилием воли не позволял себе прикоснуться к ней. Почему он не сделал шаг к сближению? Возможно, именно это и было причиной ее увлечения? И ее просто уязвляло то, что он не проявил настойчивости? Тогда она смогла бы отказать ему и на этом успокоиться.

Отказать Алану? Смешно. Какая женщина смогла бы отказать ему, если он решит соблазнить ее?

Сейчас Гермиона была благодарна, что он не дал ей потерять голову и совершить ошибку. В глубине души она знала, что не смогла бы изменить Рону. Для нее даже увлечение другим было сродни предательству, а пойти на большее... Нет. Никогда.

Она задавала себе вопрос: "Зачем тебе это?" И умом понимала, что отношения с Аланом не имели будущего, а разрушить семью ради минутной слабости глупо.

Только вот эта слабость оказалась вовсе не минутной и изводила ее часами, днями, неделями, заставляя мысленно возвращаться в рабочий кабинет мистера Онидана. Память предательски подсовывала ей воспоминания о первой встрече, о начале работы, о моменте, когда она поняла, что думает о нем и ждет встреч.

"Стоп. Остановись. Прекрати. Это наваждение. Глупость. Он того не стоит", — твердила она себе.

У нее есть Рон, и она всегда знала, что любит его. Правда, любит. А наваждение пройдет, надо лишь перетерпеть. Время стирает все, и это тоже сотрет.

Вот только она все больше и больше изводила себя, чувство вины разъедало и угнетало. Неопределенность, постоянное отсутствие мужа дома и тоска. Тоска по прежней тихой семейной жизни, по несбыточным мечтам.

Когда становилось совсем трудно, она обнимала дочь, прижимала ее к себе крепко-крепко и понимала, что никого дороже у нее нет. Ради дочери она сможет все. Ради нее сохранит семью, по крайней мере, приложит для этого все усилия. Да и Рон стал появляться дома раньше, даже недавно принес для них десерт, так мило. Постепенно они снова смогут наладить отношения, она в это верила. А пока... Пока она должна выбросить Алана из головы.

Сидя на диване с книгой, Гермиона не заметила, как уснула.

 

Вернувшись домой, Рон вошел в гостиную и сразу заметил спящую Гермиону.

"Как она прекрасна", — подумал он и улыбнулся. Сейчас она выглядела такой домашней, такой родной. Он осторожно сел на диван, провел рукой по волосам, нежно очертил контур ее лица. От ласки она улыбнулась во сне и прижалась щекой к его руке словно котенок.

— М-м-м, Ал... а... а, это ты, Рон, привет, — Гермиона открыла глаза. Дыхание, секунду назад ровное и тихое, участилось, в глазах мелькнул испуг.

— Прости, что напугал, — он ошарашенно смотрел на жену. Что произошло?

— Ничего, я читала и, похоже, уснула, — Гермиона выглядела жутко смущенной.

— Пойдем наверх, — подал он руку и она приняла ее.

 

В спальне им стало неуютно. Ни один из них не смог бы сказать, когда они здесь в последний раз хотя бы разговаривали. Когда Рон приходил, Гермиона уже спала.

— А знаешь, — Рон подошел к стоящей у зеркала жене, — я соскучился.

Его руки легли на ее плечи. Она замерла. Он сделал шаг вперед, встав почти вплотную к ней, руки с трепетом прошлись вверх и вниз по ее плечам.

— Я тоже, — прошептала она и отвела взгляд, встретившись с ним глазами в зеркале.

— Ты стала такая красивая.

— Спасибо, — пробормотала Гермиона. Ей хотелось уйти, но она стояла, не шевелясь.

— Никак не могу привыкнуть видеть тебя такой, — он подцепил локон и пропустил сквозь пальцы. — Как насчет... — он обнял ее за талию и попытался поцеловать в основание шеи, но она увернулась.

— Прости, — она вся сжалась, — у меня сейчас те дни, и я очень устала сегодня.

Рон шумно выдохнул и отпустил ее. Не глядя на него, Гермиона юркнула на свою половину постели и отвернулась.

 

На следующий день Гермиона нервничала по любому поводу и очень боялась на ком-либо сорваться. Вчера муж впервые заговорил о близости за несколько недель, а она... она не смогла. Представив, что вот сейчас он будет целовать ее, шептать ее имя, ей стало настолько не по себе, что она сбежала. Да, так нельзя. Он ее муж. И вообще, Рон — молодой мужчина и не будет долго терпеть ее отказы. И что тогда? Ей даже думать не хотелось об этом. Но от мысли, что в жизни и постели Рона может появиться другая женщина, ей стало больно.

Собираясь на работу, Гермиона заметила на полке ноутбук. Она же совсем про него забыла! Его необходимо вернуть Алану. Надо отправить ему записку. Быстро набросав несколько строк, она подозвала сову и передала ей послание.

 

* * *

Последующие пару дней Рон был не в духе. Чтобы избежать встречи с женой, он уходил на работу пораньше, а возвращался еще позднее, чем в последние недели. Вот и на следующий день после неприятного инцидента в спальне, он, совершенно забыв про свое обещание Джорджу захватить на работу образцы ингредиентов, по ошибке доставленных ему на домашний адрес, собрался и вышел из дома. Ближе к обеду Джордж потребовал предоставить ему образцы, и ничего не оставалось делать, кроме как аппарировать за ними домой.

Ворвавшись в гостиную, он начал перерывать полки и ящики в поисках нужной коробки, но ее нигде не было. Может, Гермиона убрала в свой закуток? Он двинулся туда. Папки, папки, бумажки, записки. Пока он перекладывал их с места на место, на пол спланировал небольшой листок. Рон поднял его и пробежал глазами. В комнате как-то стало резко душно. Он еще раз перечитал записку:

"Гермиона, буду рад увидеться, встретимся там же, где обычно, завтра в пять. Алан".

Перед глазами появилась пелена. Алан? Увидеться? Где обычно?

Что за... Рон со злостью смял бумажку.

Внезапно он вспомнил, как будил ее позавчера и она... Пока она спала, она с такой нежностью приняла его ласку, а потом пробормотала... Нет, не может этого быть. Но она так испугалась, когда поняла, кто ее разбудил. Он, конечно, тугодум, но не настолько же. И что теперь делать?

Рон прошел по комнате туда и обратно, по пути пнув диван. Больно, зараза. Ему хотелось найти этого Алана и придушить, нет, заавадить к драккловой бабушке.

"Ты рогоносец, Рон Уизли, ты рогоносец. Ты рогоносец!" — билась в голове одна мысль.

А он, дурак, еще переживал, жалел Гермиону. Хотел все уладить.

— Сволочь, — в стену полетела ваза. Дзынь. Легче не стало. — Да твою же мать! — закричал он. — Ну как так-то? Как???

Пару секунд спустя раздался хлопок аппарации, и на месте, где стоял Рон Уизли, взвилась пыль.

* * *

— Лаванда, ты уже сходила в Министерство? — мама казалась встревоженной, и Лаванда ее понимала. После поездки на конференцию и очень заметных сдвигов в лечении дома все чаще заводили разговоры о ее будущем, и она признавала, что родители правы. Не то чтобы она не определилась со своими мечтами, но почему все надо делать сразу и сейчас? Конечно, она попадет в Министерство, узнает стоимость и сроки курсов — Лаванда чувствовала, что сама уже готова к такому шагу. Хотя бы потому, что никто не запретит ей сидеть на занятиях в той изумительной шляпке!

— Нет, мама, — вздохнула она. — Я узнаю, когда в нужном мне отделе приемные дни, и запишусь заранее.

— Но, дорогая, чтобы записаться на прием, туда же все равно нужно идти!

Лаванда давно уже не сомневалась в том, что унаследовала от мамы не только внешность, но и упрямство. Мама, если до чего докопается, ни за что не отступится! И она, Лаванда, такая же…

— Меня есть кому записать, не беспокойся. Ты же, кажется, хотела рассказать мне о новых читателях в библиотеке?

Отвлечь маму было несложно, а слушать можно и вполуха… Лаванда задумалась — наверное, попросить Майкла записать ее на прием будет не самой худшей идеей? Она поблагодарила его за подарок в ответе на его письмо, присланное на следующий день после возвращения из Италии, и даже привезла ему ответный сувенир. Вот только вручить повода не было.

Зато был повод задуматься — почему он ей писал? Спрашивал, как дела, уверял, что ему интересно. Она, конечно, отвечала — иначе невежливо. Но вот ему-то это зачем? Вокруг полно красивых девушек, которые не были закрыты от мира на пять лет, не проходили серьезное лечение и вообще все они были куда более яркие, веселые и подходящие для общения, чем она.

Зато будет хороший повод написать первой, попросить Майкла записать ее ближе к окончанию рабочего дня — тогда она отпросится пораньше и сделает первый шаг к своей мечте.

 

Через несколько дней Лаванда стояла в холле Министерства, оглядываясь по сторонам — она не была здесь очень давно и совсем не знала, куда ей идти — где этот самый Отдел образования? Майкл не сказал ей ничего, кроме того, что ее будут ждать в четыре. Так что же теперь делать?

Но паниковать ей не пришлось — Майкл появился откуда-то сбоку:

— Привет, хорошо, что ты уже здесь! — видно было, что он смущен, и Лаванду это удивило — чему тут смущаться-то? — Я провожу тебя до кабинета.

Они шли молча — никак не могли решить, с чего начать разговор. Хорошо, что было шумно и все равно ничего не было бы слышно — тоже повод помолчать.

— Я подожду тебя, смелее! Там нет ничего страшного, — Майкл улыбнулся, и это придало Лаванде уверенности.

Спустя несколько минут она уже знала, что успела вовремя — курсы начинались через неделю; если она решит заниматься сейчас, нужно просто прислать письмо, чтобы ее записали, а внести плату за весь курс можно на первом занятии. И стоимость оказалась ниже, чем она предполагала, что тоже радовало. Если все так пойдет, она сможет не просто снять дом для своего детского сада, а внести первый взнос для его покупки и постепенно расплачиваться из заработков воспитателя. И переехать от родителей, стать полностью самостоятельной для нее тоже было очень важно. Хотя родители все равно обещали помогать с ежемесячными платежами, они же теперь оба работали. И папа повышение получил! А главное, больше не было медицинских счетов, которые вытягивали из них все до капли… Мама даже говорила, что летом, когда Лорена вернется на каникулы, они смогут поехать в отпуск — курсы воспитателей как раз закончатся.

И все эти мысли как-то разом промелькнули у нее в голове, заставив улыбнуться и понять, что настроение стремительно повышается. Лаванда и не думала, что все станет так хорошо — одно только маленькое темное пятнышко… Рано или поздно придется оставить лабораторию… Но с другой стороны, она все-таки не зельевар, не этого она для себя хотела, а просто дружить с Джеммой и Селеной разве кто помешает?

"И что это Майкл как завороженный на меня смотрит? Вовсе не ему я улыбаюсь…"

— Лаванда, как я понимаю, тебя даже спрашивать не надо, как все прошло — сияешь, как свежеотполированный шар профессора Трелони!

Лаванда засмеялась:

— Да уж, мое подростковое увлечение прорицаниями мне еще не раз припомнят, я не сомневаюсь. Да, все на самом деле отлично — я буду учиться по вторникам после обеда и по субботам весь день. Так что стану частой гостьей в Министерстве…

В коридорах было уже намного меньше людей, все разбежались по своим кабинетам, готовясь к окончанию рабочего дня, так что никто не мешал спокойно идти рядом и разговаривать.

— Я буду рад чаще тебя видеть, — ей показалось, что Майкл стал слишком серьезным, и наступила ее очередь смущаться. — А сейчас ты занята?

— Нет, — Лаванда сказала это раньше, чем подумала. — Я домой собиралась.

— А давай сначала заглянем в одно место? Обещаю, тебе понравится.

Они уже стояли на улице, и Лаванда только успела кивнуть, как Майкл взял ее за руку, и перед глазами потемнело. А когда она открыла глаза, увидела небольшие домики с заснеженными крышами, дорожки — и "официальные", и протоптанные как попало…

— Майкл! Это же… Хогсмид! — Лаванда была поражена, стараясь сразу впитать в себя все, что видела… Мерлин, как давно это было… Внутри что-то сжалось от смеси радости и грусти, а в горле возник противный комок. Ну не расплачется же она сейчас, как маленькая…

— Как насчет бокала сливочного пива, мисс Браун?

— С удовольствием, мистер Корнер!

Как, оказывается, замечательно снова увидеть родные места, посидеть в знакомом кафе, почувствовать вкус любимого с детства напитка — конечно, сливочное пиво продавалось везде, но нигде у него не было такого вкуса, как в Хогсмиде. Причем не она одна так считала…

Лаванда и сама не поняла, как начала взахлеб делиться своими впечатлениями о поездке, о том, как красиво в Италии. И про свой подарок не забыла — Майкл с удивлением рассматривал простой светлый браслет, прежде чем надеть его на руку.

— Это не просто украшение, а твоя собственная личная напоминалка, которую не надо присылать. Если ты забудешь что-то важное, он покраснеет. И будет таким до тех пор, пока ты все не вспомнишь.

— Очень удобно, — засмеялся Майкл. — Он все время будет красный, потому что я всегда что-то забываю.

Они проговорили очень долго — Лаванда даже отправила маме патронуса — предупредила, что встретила знакомых и будет дома позже, чтобы за нее не волновались. А когда аппарационный поток вынес их к ее дому — откуда Майкл знал, где она живет? — возникло неловкое молчание.

— Лаванда… — негромко начал Майкл, глядя себе под ноги. — В субботу в театре концерт, и я бы очень хотел, чтобы ты пошла со мной.

— С удовольствием! — улыбнулась Лаванда. — Я так давно нигде не была…

И тут же засмеялась:

— Странно так говорить, наверное, после возвращения из Рима и сегодняшнего... Но на концертах я не была с пятого курса.

— Я пришлю тебе сову, уточню время начала. А после него поужинаешь со мной?

Лаванда смутилась — кажется, это было похоже на настоящее свидание. А почему бы нет? С Майклом интересно разговаривать, и он очень симпатичный. Кажется, мама не зря подарила ей платье…

— Ужин — это просто прекрасно!

* * *

Гоблин Бедлотер, заведующий родовыми наследиями и наследствами, принял Гарри Поттера в назначенное время. За прошедшую неделю он неплохо подготовился к разговору.

— Да, подконтрольный нам объект под названием Поттер-мэнор существует, — проскрипел он важно, не сводя с Гарри внимательного взгляда. — Мало того, я бы сказал, что это даже не один объект, а два в одном.

— Как это? — удивился Гарри. — Два здания на одном участке?

— И да, и нет, — Бедлотер покачал головой. — Я могу сказать точно, где находится та часть мэнора, которая видна магглам. Некоторые, особо упорные, даже иногда входили в здание — ненадолго, правда, потом чары отвлечения внимания брали свое.

— Мэнор виден магглам? — растерянно проговорил Гарри. — Защищенное поместье магического рода, славящегося своими артефакторами? Вы ничего не путаете, уважаемый?

— Гоблины отвечают за свои слова, — с достоинством произнес Бедлотер, слегка поморщившись, — и никогда ничего не путают. Вот, извольте — адрес, это в Лондоне, кстати. Оба адреса, маггловский и каминный, — добавил он, — впрочем, от последнего вам пока никакого толку нет.

— Камин разрушен? Или запечатан? — спросил Гарри, пряча карточку с адресом в карман.

— Нет, камин исправен и открыт. Но я еще не закончил, мистер Поттер, — гоблин неприятно улыбнулся. — Я говорил о жилой части — довольно небольшом особнячке. Основная магическая часть мэнора находится в другом месте — и я, честно говоря, не смогу вам точно сказать, где она расположена. Насколько я понял, переход туда осуществляется путем прохождения в особую дверь, служащую порталом.

— Скажите, пожалуйста, уважаемый Бедлотер, — мало что понимавший Гарри решил пока перейти к другому вопросу, — а почему Гринготтс не сообщил мне о Поттер-мэноре? Он в данный момент принадлежит мне?

— И да, и нет, — повторил гоблин. — Существует ряд условий, при выполнении которых вы сможете получить мэнор во владение.

— Какие же? — Гарри нетерпеливо подался вперед.

— Во-первых, вы или кто-то из ваших братьев или сестер — а таковых, как мы знаем, нет — должны лично запросить Гринготтс о существовании родового особняка, естественно, после полного совершеннолетия. Как видите, мистер Поттер, это условие выполнено; поэтому я здесь, а у вас в руках адрес мэнора.

— А во-вторых?

— А во-вторых, вам еще предстоит доказать, что вы достойны владеть им, — Бедлотер снова хищно улыбнулся. — При попытке проникнуть в зачарованную дверь вы и узнаете, что от вас потребуется.

— Очередная Тайная комната, — устало вздохнул Гарри. — Но я же могу вообще никуда не проникать и жить только вот в этой самой первой части?

— Не можете! — усмешка гоблина стала поистине дьявольской. — Воля вашего деда, Чарльза Поттера, была вполне однозначной, мистер Поттер: или все, или ничего, — он развел маленькими ручками. — Докажите, что вы достойны быть наследником рода Поттеров.

— Но я же единственный Поттер, кому, как ни мне, быть наследником? — проворчал Гарри.

— Уже нет, — невозмутимо возразил Бедлотер. — Насколько известно Гринготтсу, у вас родился сын, Джаспер Чарльз Поттер.

— А, ну да, — сконфуженно пробормотал Гарри, — конечно. И…

— И если дом не сочтет вас достойным, следующим попытаться сможет Джаспер Поттер — или его братья и сестры, если таковые появятся. Но тоже лишь после совершеннолетия.

— Дом сочтет? — Гарри уже совсем ничего не понимал.

— Не уверен, что вправе давать вам подсказки, но все же рискну. Вам о чем-нибудь говорят слова "умный дом" и "автоматон"?

— Автоматон?! — не удержался от восклицания Гарри. — Конечно! Еще как говорят! Благодарю вас, уважаемый Бедлотер.

— Тогда удачи, мистер Поттер, — хитро прищурился тот.

* * *

Следующие несколько дней слились для Гарри в одну туманную ленту. При любой возможности он срывался с работы и бежал в дом на Гриммо, где проводила долгие часы Гермиона: Гарри справедливо рассудил, что все, что может находиться за загадочной дверью, некоторым образом существует на стыке магического и маггловского мира, поэтому именно ее помощь будет неоценимой. Ничего определенного им пока обнаружить не удалось, и все же они решили совершить первую вылазку — для начала посетить ту часть мэнора, которая была открыта для магглов.

— Особняк как особняк, — задумчиво проговорил Гарри, рассматривая здание. — Самый обычный лондонский дом.

— Давай заглянем внутрь, — предложила Гермиона. — Если уж магглы могли находиться там некоторое время, то и для нас это будет безопасно.

— Обязательно.

Дом после беглого осмотра действительно оказался самым обычным: кабинет, спальни, пара ванных комнат, кухня. Традиционные гостиная и столовая — ну разве что довольно большие по площади. Небольшой зимний сад — конечно, давно и безнадежно засохший.

В глубине кабинета находилась неприметная дверь, и она единственная не поддалась ни простой Алохоморе, ни другим затейливым заклинаниям.

— Надо думать, не стоит пытаться вскрывать ее Бомбардой, — хмыкнул Гарри. — Дед бы не оценил.

— Наверное, на первый раз достаточно, — нерешительно проговорила Гермиона.

— Пожалуй, да, — кивнул Гарри и машинально провел пальцами по дверному полотну, как по доске Уиджи.

Он тут же чертыхнулся и поднес к глазам палец, на котором вновь набухала капля крови.

— Опять! — раздался обреченный стон. — Ну почему все магические предметы такие кровожадные?

Дверь тихонько скрипнула и чуть-чуть приоткрылась.

— Не ходи! — крикнула Гермиона. — Не надо.

— Я только одним глазком, — пробормотал Гарри. — А ты стой здесь, — скомандовал он и решительно толкнул дверь.

За ней клубился белесый туман.

Гарри переступил порог… И его накрыл неописуемый, всепоглощающий страх.