Тридцать полных оборотов (джен)

Выспаться так и не удалось.

Всю ночь он вскакивал от малейшего дуновения, самого тихого скрипа, практически неощутимых толчков магии; ночной Хогвартс, в общем-то, и состоял из всего этого — так что Гарри, в итоге, встал ещё до рассвета и провёл это время в нитях воспоминаний.

Не утруждаясь одеванием, он только схватил фиал с Поддерживающим зельем, чтобы не отключиться во время поиска нужных знаний.

Поудобнее устроившись в кресле, чтобы лишний раз не двигаться и не отвлекаться на возможно затекшие конечности, Гарри невербально откупорил недавно слитые воспоминания. Серебристые струны памяти, переливаясь в свете факелов, точно шелк, выскользнули на зов мага.

Как и любая магическая субстанция, будь это зелье, артефакт или заклинание, эссенция воспоминаний приобретала свойства характера заклинающего. Современная магия была скоротечной, редко когда зелье настаивали больше полугода; про многодневные формулировки катренов, истинные заклинания защиты, действующих десятилетиями, питающихся от потоков или источника маны, помнили только представители старых родов, артефакторы и исследователи истории магии. Отголосками той, старой магии, которую творил ещё Мерлин, чьи заклинания летели над вересковыми долами, были чары памяти. Эссенции сразу же содержали в себе осколки характера — и, как следствие, со временем могли приобрести нечто похожее на собственный разум. Для этого нужно было время, но Гарри уже не раз подмечал, что его нити с самого начала были своевольными. Многие мастера говорили о везении, ибо настоявшиеся воспоминания могли показать гораздо больше обычных. Гермиона считала, что это подтверждает глубину неизученности человеческого мозга и особенностей памяти. Гарри думал, что это просто… магия.

Нити заплясали в воздухе, окутывая хозяина вуалью. В белесых, заиндевелых, призрачных потоках он видел библиотечные закутки, лектории, видел свои записи и выписки из книг, шуршание сотен томов заполнило пространство вокруг Гарри. Среди тысяч слов он увидел зацепку:

«Аномалии в работе маховиков, как правило, сообщали наблюдателям о деградации общих магических потоков, кои являются ключевой составляющей артефакта.»

Обрывок наскоро записанной лекции от мастера Гильдии висел в воздухе, а вот Гарри — Гарри падал.

Деградация потоков магии в маховике превращало и без того тонкий инструмент в бомбу замедленного действия. И если обычная Бомбарда просто разнесёт вас на куски — то с таким маховиком вы рискуете оказаться в мире Х, ваша левая рука — в мире Y, ну, а ноги просто испарит мощнейшим выбросом энергии.

При таком раскладе выбор у него был невелик. Либо работать на свой страх и риск с высокой долей вероятности оказаться безнадёжно кричащим куском мяса без единой конечности, заброшенным в чёрт знает какую штанину времени — либо не работать вовсе, оставаясь профессором Томпсоном, пока жернова Первой магической не перемелют его кости.

Что. За. Жуть.

На негнущихся ногах Томпсон вернулся в спальню — в надежде, что всё это — дурной сон.

* * *

Не знаем, стоит ли говорить, что сном это не оказалось?

Завтрак в Большом зале, пустое директорское кресло, мало значащая болтовня учителей вокруг и любое взаимодействие с учениками были пыткой. Гарри хотелось бежать — но он не знал куда. И зачем.

Ему было двадцать семь лет; он уже прошёл войну, у него уже была седина, а старые шрамы саднило к дождю. Во снах он всё ещё изредка, но в мельчайших подробностях видел то, как Сириус медленно выгибается — и падает в Арку с навеки застывшей улыбкой. В особо поганые ночи он видел Большой зал после Последней битвы — и мертвецы стояли в нём, заглядывая Гарри в душу. После таких снов он сомневался, остался ли хотя бы один целый, неразодранный кусок чего-то живого внутри него.

Он не хотел проходить это снова.

Он и так внутренне умирал каждый раз, когда смотрел на всех этих несчастных юных идиотов, которые так храбрятся в коридорах, говоря о войне. Кретины! Маленькие, самодовольные…

Профессор Снейп из его мира, наверно, желчно и победоносно улыбался из-за своего Небесного котла.

В голове нарастал мощный гул мигрени.

«Помни об одном деле за раз».

Надо было включаться в жизнь. Надо было вести лекции — и никого не прибить.

Маленькие бесенята первых курсов были тихонями только сначала; курсы старше были целиком под крышесносом гормональных бурь; последние курсы вроде и парились насчёт экзаменов, но было видно, что они считают невероятным одолжением со своей стороны даже простое присутствие на лекциях. О, с ними можно было бы найти общий язык — но сегодня профессор Томпсон не был в настроении искать к кому бы то ни было ключи.

— Минус десять баллов со Слизерина! Мистеру Блэку стоит больше времени уделять лекции, чем своим соседям.

Застывшие нечитаемые маски Змей были не лучшим началом дня.

— Минус десять баллов с Гриффиндора! Мистер Поттер, наша любимая знаменитость! Вы сделаете большое одолжение своему факультету, если будете демонстрировать меньше самомнения и больше действительных знаний!

Оскорбленный Джеймс Поттер, злобно зыркающий с Сириусом в его сторону, были не лучшим его продолжением.

— Минус десять баллов с Когтеврана! Десять баллов с Пуффендуя!

Кучка глупых школьников! Неужели они с Роном и Гермионой были такими же поверхностными, злобными хобгоблинами?

День казался вечным.

Гарри ждал вечера, абсолютно иррационально надеясь, что беседа с Дамблдором подарит внезапное решение для всех проблем.

Правда, внутренний критик подсказывал, что проблемой может быть заевшая ширинка брюк, а нахождение в параллельном мире со сбрендившим маховиком — это хреновейший случай, который вряд ли имеет решение.

Одна его часть тоненько выла внутри черепа. Другая упорно делала одно дело за раз.

* * *

— А это правда, Снейп, что твоя мамаша уже померла?

Красные всполохи проклятий и контрзаклинаний озаряли коридор.

— Говорят, она была настолько жирная, что копать яму пришлось десяти магглам!

По вспышкам было видно, да и слышно, что Снейп — один, а врагов — несколько…

— Эй, ты хочешь сказать, что у этого нищеброда хватило бы денег хотя бы на одного вшивого корпрусного маггла?

…Но численный перевес, впрочем, не помешал жертве превратиться в охотника.

Мощная серия вспышек — и завершающим аккордом в коридоре прозвенело злобное:

— Сектумсемпра!

Томпсон, направляющийся после общего отбоя к директору и заставший часть студенческой коридорной разборки, успел выкинуть Блокирующее.

Выйдя из тени, он уже знал, что увидит.

Фразы драчунов и недоделанных дуэлянтов не меняются с первого курса. Меняются лишь приёмы: мелкие задиры только выкрикивают оскорбления, а задиры постарше выкрикивают их, пока жертва скручена заклинаниями и висит вниз головой; выпускники же наслаждаются всеми видами заклинаний, которыми снабдил их Хогвартс, воображая себя очень взрослыми и прожженными магами.

— Мы заканчиваем представление.

Гарри внутренне подивился тому, как мог звучать его голос — настолько ледяными были интонации.

— Минус десять баллов с каждого за нахождение в коридорах после отбоя. Минус двадцать баллов с каждого из нападающих.

Гарри задержал взгляд на двух неизвестных ему гриффиндорцах и одном пуффендуйце

«А Барсук-то что здесь забыл?»

— Я сообщу вашим деканам. Возвращайтесь по своим спальням. Немедленно.

Внутренне вздохнув, глядя на спины удаляющихся студентов, Томпсон повернулся к Снейпу.

Тот глядел на профессора исподлобья; было видно, как он пытается унять нервную дрожь, какая бывает после драки или хорошей ссоры.

— Вполне ожидаемо встретить в коридорах в такое время гриффиндорцев, но Слизерин…

Гарри физически почувствовал стыд и раздражение от осознания своего прокола, которые исходили от Снейпа.

— Я не буду снимать баллы с факультета за ваше участие в сваре. Но вы, мистер Снейп, получаете неделю отработок — за опрометчивое использование опасных заклятий. Жду вас с завтрашнего дня в своём кабинете в семь.

Томпсон резко развернулся на каблуках — и полы его плаща взметнулись, точно крылья летучей мыши.

Настроение несколько улучшилось — от мыслей о том, насколько циклична история.

Но только ненадолго.

* * *

Неоспоримый плюс директорского кабинета — обилие вещей, которые можно было бы разбить, опрокинуть, скинуть, швырнуть, поджечь, спалить, обратить в Стэнфордского болванчика и обратно…

Неоспоримый минус — это директор, который молча взирает на погром и не говорит ни слова.

Гарри Тогда-Ещё-Избранный в бытность свою студентом не раз хотел выплеснуть весь свой гнев на чёртовы побрякушки. Но тогда что его только не останавливало — и прежде всего мысль о том, что Дамблдор не будет против погрома. В мире Б ему шёл третий десяток, и он чувствовал, что слишком стар для всего этого дерьма.

И, да, Дамблдор просто смотрел на него. Чуть печально и словно виновато.

Гарри тяжело смотрел в ответ, сбивчиво дыша после приступа ярости.

— Мой мальчик…

— Нет! НЕТ!

Хотелось провалиться сквозь землю. Хотелось раствориться в воздухе.

Хотелось, Мерлин и Моргана, просто оказаться дома.

Внутри лопнула какая-то очень важная струна — и колени просто подкосились. Гарри опал в кресло точно осенний лист, оторвавшийся от кроны.

— Гарри, теперь это место и этот мир — твой дом. И я не скажу, что мне жаль…

— Ни слова. Прошу.

Два мага смотрели друг на друга.

Где-то за окном ночь окутывала замок черным бархатом.