Баньип (джен)

Пани и Урасима первыми покончили со своей едой. Урасима встал и положил на решётку ещё мяса. Пани тем временем набивала и раскуривала свою трубку. Урасима вернулся на место и выудил откуда-то из-под кресла другую трубку, металлическую, длинную и тонкую, и тоже закурил. Они с Пани протянули друг к другу трубки и слегка стукнули чашечкой о чашечку, и тут же оба заразительно рассмеялись. Мягкий аромат хорошего табака очень гармонично сочетался с дымом костра и запахом жареного мяса. МакНейр лениво подумал, что ему тоже можно бы обзавестись трубкой, раз уж здесь так принято. Но всё же нет. Обоняние дороже. Не курил никогда прежде — нечего и начинать. От сытости и пива его начало клонить в сон.

— А когда будем петь? — громко спросил вдруг Этцель. — Лиам обещал, что будем. Я только ради этого…

— Вот сейчас и будем, — отозвалась Пани. Они с Урасимой синхронно вытянули палочки, взмахнули — дверь восточного крыла со стуком открылась, и через летнюю кухню пронеслась пара музыкальных инструментов. Один, обычная гитара, был схвачен Пани прямо в полёте, другой мягко опустился возле Урасимы. Он немного напоминал банджо с очень длинным грифом и тремя большими колками, и его название МакНейр то ли не знал, то ли не мог вспомнить.

— Мне нужно настроить, — сказала Пани. — Тадао-сан, не начнёте?

Тот кивнул. Уселся поудобнее…

Первые звуки его инструмента показались МакНейру слишком непривычными и странными, но потом их гудение начало завораживать его, как голоса цикад, как отзвуки какого-то невидимого, далёкого моря, как порывы ветра. Мелодия переменилась, и Урасима запел высоким, но довольно сильным голосом:

Deigo no hana ga saki kaze wo yobi arashi ga kita⁽¹⁾

Deigo ga sakimidare kaze wo yobi arashi ga kita…

Играл он, ударяя по струнам не пальцами, а рукоятью палочки. МакНейр не понимал ни слова, но ему казалось, что волны выплёскиваются из этой песни, и близится далёкий шторм, и голоса чаек всё громче.

Shima uta yo kaze ni nori tori to tomo ni umi wo watare

Shima uta yo kaze ni nori todokete okure watashi no ai wo

На последних строках МакНейр заметил, что Лиам подпевает — осторожно, вполголоса. Урасима умолк и опустил свой инструмент.

— Сямисэн! — сказал МакНейр вслух, внезапно вспомнив название, и смутился: все уставились на него.

Урасима улыбнулся.

— Это его старший брат, сансин. Разница, в общем, невелика, разве что сямисэн обтягивают кошачьей кожей, а сансин — змеиной. Или, как в данном случае, кожей молодого морского змея. Такое новшество пошло инструменту на пользу. Звук лучше, чем у окинавских. Так мне кажется.

— О чём эта песня? — полюбопытствовал МакНейр.

— О море. О любви. Я не смогу сейчас хорошо перевести. Напомните потом, постараюсь на досуге, но я всё же не поэт.

— Я готова, — объявила Пани, которая всё это время настраивала гитару, отгородившись заглушающими чарами. — Погнали.

И они «погнали». Сперва пани Доновска пела какие-то местные, австралийские песни. По-английски, но слов МакНейр всё равно не знал, так что мог лишь кивать и притопывать в такт. Голос у неё оказался неожиданно звонкий и сильный, и немного резковатый, на слух МакНейра, и порою в нём проскальзывали какие-то совсем юные интонации, но не девичьи, а, скорее, мальчишеские. Если закрыть глаза, то и не поверишь, что поёт женщина примерно вдвое старше него. Урасима, в основном, улыбался и порой начинал аккомпанировать на своём сансине, зато Лиам пел громко и с удовольствием. Когда Пани перешла на немецкий, он, правда, умолк, зато подключился Этцель, который хотя и не всегда попадал в ноты, но вполне восполнял это страстностью исполнения. Потом Пани пела и на каких-то незнакомых МакНейру языках, хотя он вроде бы опознал русский и, вероятно, польский. Когда зазвучала «Hej, sokoły»⁽²⁾, Урасима рассмеялся и неожиданно стал подпевать. Польский с японским акцентом звучал очень странно на слух не знающего ни того, ни другого языка шотландца, но эти двое, с гитарой и сансином, подумалось МакНейру, давно и хорошо дополняют друг друга. Их корни переплелись.

Наконец Пани умолкла, приглушила ладонью струны и снова протянула свой немаленький кубок в сторону Лиама, и струя сидра повторила свой полёт. Пани Доновска сделала несколько хороших глотков и некоторое время тихонько перебирала струны. Вдруг она пристально посмотрела МакНейру прямо в глаза, улыбнулась, и зазвучала песня, от которой у него сжалось сердце:

O, chì, chì mi na mòrbheanna;⁽³⁾

O, chì, chì mi na còrrbheanna;

O, chì, chì mi na coireachan,

Chì mi na sgorran fo cheò...

Подпевать он и хотел бы — да не мог: ком в горле лишил его не то что речи, МакНейру даже дышалось с трудом. Здесь, на другом краю земли, слышать: «Вот, я вижу родную землю, и все приветствия внятны для меня, и меня ждут гостеприимство и любовь, которые не сменяю даже на бочку золота»… Это было больно. Это было бесценно.

Потом были и другие песни, но Уолден МакНейр уже не слушал. Мыслями он был там, на вересковых склонах, в лесах, среди болот и озёр. Шотландия обрушилась на него, как девятый вал. Всё, что было заперто глубоко в памяти весь десяток тюремных лет, когда он заставлял себя не думать, не вспоминать, когда глушил тоску физическими упражнениями, а прошлое исподволь просачивалось в сны и разрушало дремотное оцепенение ума, делало его уязвимо, мучительно живым — всё, что он ценил и любил, вернулось и заняло своё место. Он едва не закричал от возвратившейся яркости мира. Как будто проснулся, вырвался из липкого, навязчивого кошмарного видения и снова был собой.

Потом он понял, что в самом деле очнулся. Поток захлестнувших его переживаний отхлынул и иссяк. Музыка и песни кончились, молодые люди и Пани играли в дартс, у которого мишень, увешанная по краю бубенчиками, медленно вращалась по часовой стрелке, описывая примерно двухметровый круг, а у бросающего глаза были завязаны шарфом. Была очередь Лиама, и он довольно ловко всадил четыре дротика поблизости от центрального круга, а пятый улетел в траву. МакНейр отметил для себя, что… как же его… Вандималунгу — левша. Пани призвала к себе дротики манящими чарами и встала на позицию, Этцель завязал ей глаза.

Дальше МакНейр смотреть не стал, направившись к Урасиме. Тот как раз закончил перекладывать мясо на большое блюдо и наложил на него согревающие чары, чтобы еда оставалась тёплой.

— Могу я узнать, зачем это на самом деле было устроено? — спросил МакНейр.

Урасима несколькими взмахами палочки очистил грили от золы и нагара и рассеянно переспросил:

— Что именно из того, что мы устроили, «зачем»?

— Вы могли собраться где угодно.

— Могли. Но привыкли и хотели здесь. Если вас волнует, что всё было устроено ради вас, могу вас успокоить. Или огорчить, как пожелаете. Мы принимали вас в расчёт, но на самом деле просто делаем то, что хотим, и так, как хотим, — Урасима поднял на него глаза, и вид у него был насмешливый. — Вы услышали своё «зачем»?

— Не знаю, — честно сказал МакНейр, — и кроме того, я всё ещё не понял, зачем я вообще вам нужен. Почему именно я. С учётом моего прошлого и без учёта.

Урасима пожал плечами. Взмахом палочки приманил пару чистых стаканов и кувшин с пивом.

— Будете? — спросил он, наполняя свой стакан, и когда МакНейр кивнул, налил ему тоже.

— Есть несколько правдивых ответов. Вам какой?

— Самый правдивый, если можно. Или такой, который я смогу понять, — МакНейр сделал глоток и посмотрел на Урасиму поверх стакана.

— Это в самом деле не один и тот же ответ, — медленно ответил японец. — Но я попробую как-то их свести. Разумеется, настоящий порядок приоритетов отличается от официального. Сначала Пани понравилась сама задача. Достаточно сложная, и в то же время вполне решаемая. Потом оказалось, что вы вполне можете нам пригодиться. Судя по тем сведениям о вас, которые нам удалось собрать. Два по цене одного — достаточный повод, чтобы ввязаться. На самом деле больше, чем два, но вас пока не всё касается, и мне кажется, что я сказал достаточно, — он отпил из своего стакана и продолжил: — Кстати, попробуйте исполнить «Люмос». Прямо сейчас.

МакНейр послушно достал палочку.

— Давайте, — подбодрил его Урасима.

Он взмахнул палочкой и еле слышно прошептал «Люмос». И сам поразился, как сильно и ярко полыхнул свет. Белое сияние осветило лужайку и снова собралось к кончику его палочки в аккуратный сияющий шарик.

— Ванди, с тебя десятка! — громко сказал Урасима.

— Эй, я не принимал! — возмущённо отозвался Лиам. — Ты только предложил пари, а не соглашался.

— И правильно, — весело сказала Пани, подходя к Урасиме и МакНейру. — Тадао-сан спорит только тогда, когда уверен в выигрыше.

Одной рукою она коснулась светового шарика, а другой нащупала пульс на правом запястье МакНейра.

— Почти в норме, — сказала она Урасиме. — Прямо как живой.

Тот в ответ довольно ухмыльнулся.

— Вы что-то со мной сделали? — спросил МакНейр. — Но что? Как?

— О, полагаю, это просто какое-то чудо, — важно ответил Урасима, и они с Пани дружно рассмеялись.

— Вы мне не скажете?

— Это нецелесообразно, — ответил Урасима, посерьёзнев. — Когда вы сами поймёте, что произошло, вы сможете воспользоваться этим опытом. А теоретическое объяснение ничего вам не даст. Я знаю, что у европейцев принято объяснять. Но я не придерживаюсь этого обычая.

— Ладно, — и МакНейр повернулся к пани Доновской. — К вам у меня тоже есть вопрос. Про птиц, которые меня встречали.

Она повела плечами, которые как раз укрывал плед в очень знакомую клетку.

— Довольно простые чары, — ответила она, — потом покажу, если хотите. Действуют на любых сколь-нибудь певчих птиц. На кукабарр вообще ложатся как родные.

— Дело не в птицах, — сказал МакНейр, пристально вглядываясь в её лицо, — а в мелодии. Откуда вы знаете «Gabhaidh Sinn an Rathad Mor»?

— Ах, это! — небрежно отмахнулась она. — Уолден, вы не единственный МакНейр или МакИнтайр в Австралии. И тем более не единственный шотландец. А что касается вопроса, который вы подразумеваете, я вам на него уже не ответила, — и она ехидно улыбнулась. — Но попытка хорошая. И пирог, кстати, тоже.

1) Shima uta, 島唄, букв. «островная песня» — песня японской группы The Boom, написанная в 1992 году её вокалистом Миядзава Кадзуфуми под впечатлением от посещения Окинавы. Заслуживает внимания кавер этой песни в исполнении Гакта.

https://www.youtube.com/watch?v=EEwCuDmM75s В начале фрагмент другой песни того же региона, Chinsagu no hana

Вернуться к тексту

2) Польско-украинская песня: https://www.youtube.com/watch?v=jhmEnOoubnU

Вернуться к тексту

3) Chi Mi Na Morbheanna, «Туманом укрытые горы до́ма», гэльская шотландская песня XIX века

https://www.youtube.com/watch?v=UTGAGUUYI0Q или

https://www.youtube.com/watch?v=68Lh7lNPzt8

Вернуться к тексту