Баньип (джен)

Остаток недели Шеклболт ждал, что австралийцы продолжат давить на него и Визенгамот письмами. По канонам международных бюрократических войн можно было рассчитывать, что сначала придёт письмо от министра или от всего Виз-консила штата Квинсленд, потом от Министерского Совещания Штатов и Территорий, это уже ближе к лету, и в качестве приятного, но необязательного бонуса — от Чародея-Советника при генерал-губернаторе. Однако в отстаивании своих интересов оззи оказались церемонны и неторопливы примерно как голодный крокодил. Вот вы стоите возле грязной воды, ряски и какого-то бревна, а вот вы уже в непосредственной близости от челюстей и зубов — по три фута с каждой стороны, всего семь десятков, добрый вечер.

В понедельник восемнадцатого февраля в Министерство магии Великобритании с утренней почтой одновременно пришли запросы из Канады, Индии, Малайзии и Сингапура, а также с Мальты и Кипра. Все они в разных выражениях спрашивали об одном: признаёт ли британское Министерство статью 24 Особого договора Волшебников Британского Содружества действующей, и если да, то какую ей даёт интерпретацию. Шеклболт было удивился, почему вдруг промолчали новозеландцы, но к обеду всё разъяснилось. Недружелюбный чопорный курьер доставил недружелюбную мрачную киви, к лапе которой был привязан новозеландский запрос. Аткинсон принял письмо, и курьер с птицей удалились. Министр наблюдал эту сцену с порога своего кабинета.

— Если мне будет позволено высказать своё мнение, сэр, — сказал Аткинсон, — я бы назвал это мелочным эпигонством.

Вишенкой на торте стал визит одного из самых авторитетных и одновременно неприятных членов Визенгамота, Арвида Бёрка. Высокий и худой как палка, он был так же гибок и настолько же дипломатичен. Никто толком не знал, как при подобных качествах ему удавалось десятилетиями вести бизнес «по продаже антиквариата и старинных артефактов», однако же он это делал — и, хотя слухи о нём ходили очень разные, предъявить этому многоуважаемому члену волшебного британского общества было абсолютно нечего.

— Я наслышан о том, министр, что австралийцы забросали вас запросами касательно МакНейра. Как вы смотрите на то, чтобы рассмотреть это дело малым составом Визенгамота и прийти к положительному решению? — поинтересовался он, что называется, с порога.

— Каким образом это касается вас? — прямо спросил Шеклболт. Интересоваться источниками такой осведомлённости было бессмысленно.

Бёрк пошевелил трость, потом неспешно ответил:

— Вам что-нибудь говорит словосочетание «крюгерова селитра», министр?

— Нет, — нетерпеливо отозвался Шеклболт. — Что это?

— Один из компонентов летучего пороха. Основных компонентов, — любезно просветил его Бёрк.

— Как это относится к делу? — сухо поинтересовался Шеклболт. Выставить из кабинета члена Визенгамота он разумеется не мог — и жалел об этом. Но увы, протокол подобного не предусматривал.

— А я сейчас расскажу, — пообещал Бёрк, придвигая себе стул и усаживаясь на него посреди комнаты. Руки он сложил на рукоять выставленной прямо перед собой трости и слегка покачивал ими в такт своим словам. — Уже более века цена на летучий порох держится неизменной. Между тем, вам должно быть хорошо известно, что последние двадцать лет «Флу-поу» убыточна и держится исключительно за счёт министерских субсидий. Это определяется ростом цен на крюгерову селитру. В мире разведано несколько её месторождений, — менторски вещал он, и Шеклболт чувствовал себя как на лекциях Биннса. — Китайцы не выдают свои запасы на внешний рынок. После вымирания семьи Блэк Британия утратила долю в чилийских разработках; во всяком случае, ваш любезный Поттер не унаследовал чилийские активы, мы проверяли. Может быть, они попали к Малфоям, но это не точно, и не напрямую. Европейские под контролем наших немецких... друзей, и только родственные связи вкупе с уступками в иных вопросах оберегают нас от крайне неприятного скачка цен. Производить селитру искусственно в теории возможно, однако дешевле будет топить камины драконовой костью. Фактически, нас нежно держат за... очень уязвимую часть. Отец рассказывал мне, как ощущался пороховой голод в сороковые, и лично я не хотел бы это пережить. Есть ещё Северная Америка, но их залежи в труднодоступном месте, а контейнеры с селитрой невозможно, вернее нельзя магически уменьшить или перенести порталом.

— Какое отношение это имеет к МакНейру? — прервал его Шеклболт, которому всё это в очень общих чертах было, разумеется, известно.

— Минуточку. Я как раз подхожу к сути вопроса, — невозмутимо кивнул Бёрк. — Дело в том, что нам стало известно об обнаружении нового месторождения. Австралия, Квинсленд, недалеко от побережья. Нам предлагают концессию, почти напополам с местными инвесторами, — он крутанул трость, — и пятилетнее освобождение от экспортных пошлин, если мы организуем производство в стране добычи и создадим рабочие места. Хочу напомнить, что дефицит нашего бюджета сейчас едва закончился. Он, так сказать, ещё покрыт розовой кожицей, — Бёрк неприятно осклабился. — Эта сделка даст нам крайне существенные прибыли, а вам — налоговые поступления. И «Флу-поу» наконец хотя бы выйдет в ноль. Для начала. Так вот цена вопроса — положительное решение по МакНейру. Это условие со стороны наших партнеров.

— Зачем им МакНейр? — спросил Кингсли, не надеясь на внятный ответ и пытаясь просто отыграть немного времени.

Какие новости, однако. Нет, тут дело точно не в каких-то «макара». Тут другое… и он очень бы хотел знать, что именно. Тут был личный интерес — Шеклболт готов был съесть собственную мантию, если он ошибся. Но чей? И в чём он состоит?

Бёрк пожал плечами.

— Понятия не имею. Да и знать не хочу. Какая нам, в сущности, разница.

— Он убийца, — раздражённо сказал Бёрку Шеклболт, с некоторым трудом удерживаясь от того, чтобы напомнить своему неожиданному гостю о том, что именно в магазине его отца когда-то начинал свою карьеру Волдеморт. И хотя предъявить Бёркам было нечего ни в восемьдесят первом, ни в девяносто восьмом, факт оставался фактом. — Осуждённый убийца.

— Я же не на курорт предлагаю его отправить, — пожал плечами Бёрк. — В Австралии бо́льшая часть местной фауны пытается тебя убить. Возможно, и МакНейр, наконец, получит по заслугам. Так что, министр, мы достигли взаимопонимания? — поинтересовался он, растягивая тонкие губы в улыбке. В сочетании с хищным взглядом это придало его лицу неестественное, неживое выражение.

— Мне нужно подумать, — устало ответил Шеклболт, борясь с желанием потереть лицо ладонями.

— Конечно, министр. Разумеется, — Бёрк встал, снова улыбнулся и неторопливо вышел из кабинета.

Когда дверь за ним закрылась, Шеклболт кинул на неё собственное, фамильное запирающее заклинание, а затем обрушил на стол сжатые кулаки. Проблема на глазах превращалась из этической в политическую. Австралийцы всё провернули так, что отмолчаться стало совершенно невозможно. Но если удовлетворить их запрос... Почти наверняка будет утечка, не бывает так, чтобы не было, та же Скиттер не преминет вмешаться, и тогда его, их всех ждёт вал обращений «возмущённой и обеспокоенной общественности». Горячая картошка, которую никому не перекинешь, а держать всё неприятнее.

Он попытался представить себе МакНейра. По работе они почти не пересекались, ни в каком качестве. Как-то не сложилось. В качестве специалиста в своем отделе МакНейр был на хорошем счету. Не карьерист. Стажёры его побаивались, коллеги ценили за надёжность и безотказность. После первого падения Волдеморта он достаточно легко отвёл обвинения в свой адрес, оправдавшись, как и Малфой, действием многолетнего «Империуса», и спокойно продолжил работу.

Позднее, когда Тёмный Лорд снова начал борьбу за власть и захватил Министерство, МакНейр никак себя особо не проявил. Да что там, многие егеря злодействовали с куда большим размахом и вдохновением. Он отнюдь не был невинным агнцем, на его совести было несколько убитых в рейдах и во время нападения на Хогвартс, однако складывалось впечатление, что он «старается не стараться», как будто отбывает надоевшую повинность.

На суде МакНейр был очень спокоен, на вопросы отвечал скупо, от последнего слова отказался. Как и от защиты.

С другой стороны, какая разница, каков он? Теперь Уолден МакНейр был не человеком, а объектом переговоров — и рассуждать о нём следовало именно в этом качестве. Да и выбора-то Шеклболту не оставили, по сути. Если он откажет — есть Визенгамот. Который, в принципе, может ведь собраться и помимо него. Министр был всего лишь самым значимым чиновником из тех, что имели право инициировать заседания жюри и слушания. А с этим делом ему уже так и так придётся разбираться.

Он встал из-за стола и задумчиво начал мерить кабинет шагами, твердя себе, что нужно абстрагироваться от того, что он сам видел в конце девяностых. И смотреть на это дело прежде всего как министр Великобритании, а не как Кингсли Шеклболт, который с удовольствием бы просто свернул этому МакНейру шею. Как, впрочем, и всем остальным, кто носил Метку.

И если подойти к вопросу так — о чём тут было особенно раздумывать? Да, МакНейр — преступник и убийца, но, с другой стороны, австралийцы ведь не отстанут. Каторжники, думал Шеклболт. Они всё-таки все — каторжники и их потомки. Может, им обидно за своего — чувствуют родственную душу, вот и стараются. Мысль была, конечно, дурацкой, но его рассмешила — и он, наконец, решился. В конце концов, Визенгамот мог же ведь и отказать?

— Малкольм, — позвал он, снимая с двери чары.

Секретарь заглянул в кабинет.

— Чем могу служить, сэр?

— Будьте любезны, подготовьте представление в Визенгамот по делу МакНейра. И обозначьте, что оно сделано в четверг. Раз уж нам всё равно пришлось.

— Я уже подготовил черновик, сэр. Как раз в четверг. Не соблаговолите ли ознакомиться?

— Вот как? Очень удачно, — кивнул Шеклболт. — Отправляйте так — я только поставлю визу, в остальном полностью доверяю вашему опыту.

— Благодарю, сэр. Мне очень лестно это слышать.

«Интересно, что я упускаю», — подумал Шеклболт, когда дверь за секретарём закрылась. Предупредительность и предусмотрительность Аткинсона иногда были несколько... пугающими. Всё же стоит к нему приглядеться.

Но это — дело долгое, а вот главу Аврората следовало поставить в известность о грядущем слушании немедленно. Сказать по правде, у министра оставалась непризрачная надежда на то, что МакНейр просто двинулся умом, сидя в Азкабане, как это уже произошло с обоими Кэрроу, — и тогда проблема бы решилась сама по себе. Тем более что австралийцы сами запросили сведения о его самочувствии. Вот бы и отправить им подходящий диагноз… и вежливо поинтересоваться, мол, вы по-прежнему настаиваете?

А потом заняться бы вопросом, кто и для чего так жаждет заполучить МакНейра. Он пока не слишком понимал, как это сделать — но это они с Робардсом придумают.

— Входи, — кивнул он вызванному Робардсу. — И слушай новости.

Когда он закончил свой рассказ, глава Аврората, покивав, сказал без особой радости:

— Интересно, кому он там так понадобился.

— Интересно, — согласился с ним министр. — Однако этим вопросом мы займёмся позже. МакНейра нужно будет осмотреть, — продолжил он подчёркнуто деловито. — Если он повредился в уме, мы при всём желании не сможем его передать. Причём, — он усмехнулся, — теперь нам даже результаты подделать не удастся: и лоббисты, и оззи затребуют переосвидетельствование. Так что, Гавейн, завтра с утра займись. Сроки слушания по его делу пока не определены, однако полагаю, что нам лучше подготовить всё заранее. Подстелим себе самый толстый слой соломы.

— А неплохой бы был выход, — почти мечтательно проговорил Робардс. — Но я боюсь, так нам не повезёт...

— Кого думаешь позвать из целителей, Пая или Надкарни? — пресёк этот разговор министр. — Или кто там ещё есть?

— Обоих, — решительно сказал Робардс. — Пусть будет как бы консилиум. Мало ли. Дело-то международной важности, — он хмыкнул. — Когда думаешь назначить слушание?

— Пока не знаю, — задумчиво проговорил Шеклболт. — Но, скорее всего, дня через два. То есть в четверг или пятницу. Я бы поставил на пятницу, потому что в четверг «Осы» играют с «Гарпиями», а Бёрк и Огден — болельщики.