Потерянный рай (джен)

От края до края

Небо в огне сгорает.

И в нём исчезают

Все надежды и мечты.

Но ты засыпаешь,

И ангел к тебе слетает.

Смахнёт твои слёзы,

И во сне смеёшься ты.

Ария — Потерянный Рай

— Обито?

Я горько усмехнулся и кашлянул кровью с кунаем в груди, впервые увидев настолько испуганного и ошарашенного Минато-сенсея. Кровь наполняла лёгкие и перемешалась во рту со слюной, усиливая отвратительный железный привкус. Тело потяжелело, а ноги подкосились, а рана вокруг холодного металлического лезвия чудовищно заболела. Я надеялся, что она была смертельной.

— Минато-сенсей, — я через силу поднял голову, криво улыбнулся (уголки рта упорно ползли вниз) и на последнем издыхании прошептал: — Спасибо.

Я насадился на кунай, игнорируя усилившуюся боль, и благодарно прижался к тёплому плечу. Я был счастлив, а эта боль была ничем в сравнении со смертью Рин. Я вспомнил, как наша команда отправлялась на миссию, и по лицу потекли слёзы счастья и горечи. Грудь что-то очень больно сдавило, но это была не физическая боль. Сзади заревел Демон-Лис, и я впервые подумал о том, сколько людей погибнут из-за него.

«Впрочем, это неважно. Скоро я увижусь с Рин».

Вдруг кунай осторожно и быстро вышел из тела, и Минато-сенсей крепче обнял меня и применил Технику Летящего Бога Грома. О последнем я догадался, когда сзади забеспокоились:

— Минато? Ты верну… — меня аккуратно опустили на землю. Боль в груди прошила мозг, но вскрик заглушил сильный кашель кровью. Она заполнила желудок, трахею и рот. — Обито?

Госпожа Кушина с ребенком выглядела очень бледно и устало, особенно на фоне серого камня. Даже огненные волосы потускнели, хотя, возможно, это была игра лунного света, как заметил постепенно угасающий мозг. Госпожа Кушина посмотрела на меня, как на призрака, а от моей одежды её глаза вылезли из орбит. Обито, жизнерадостный и дружелюбный Обито, воскрес и угрожал её сыну и мужу. Хотя я бы не убил Наруто. Какое бы дерьмо не случилось, детоубийцей я не стану.

«И, наверное, не убью Минато-сенсея и госпожу Кушину», — понял я, смотря на них.

— Госпожа Кушина… — я в растерянности осознал, что, считай, сам убил её. «Джинчурики умирают при освобождении от Хвостатых», — когда-то вскользь сказала госпожа Кушина. Даже хуже. Тогда я просто не успел, а сейчас… Я заревел во весь голос, словно маленький, и вина и боль окутали меня с головой.

— Обито, — я замолчал и вздрогнул, когда тёплая рука заботливо коснулась волос. — Что произошло?

Я изумился тому, что госпожа Кушина с беспокойством и теплотой глядела на меня. Ее ненависть была бы намного лучше, так как вина разъедала плоть и душу. В пещере с Мадарой я прокручивал в голове обвинения в адрес Минато-сенсея и Какаши, но против этой улыбки я был совершенно бессилен. Я вытер рукавом слёзы и сопли и выдавил через силу и всхлипы:

— М-Мадара. М-Мадара У-Учиха. О-Он обещал, что я с-соединюсь с Рин… — даже в серьёзных глазах Минато-сенсея не было ненависти, и я окончательно захотел умереть. Наверное, стоило погибнуть под тем камнем, раз я и правда бесполезен или всё делаю хуже. — П-Простите, Минато-сенсей.

Слёзы потекли с новой силой, пока сознание уплывало, а мир схлопнулся до мозолистых ладоней, ужасной боли в груди и ревущего Лиса вдалеке.

— Ну не реви, Обито, — неожиданно меня обняли, и я остолбенел. — Всё будет хорошо.

Нет, не будет, госпожа Кушина. Но почему-то впервые мне стало легче со смерти Рин. Возможно, приди я в Коноху, а не к Мадаре, всё сложилось бы лучше. По крайней мере, я бы не подверг смертельной опасности близких и родную деревню.

— Какое хорошо, госпожа Кушина? — я уткнулся в тёплое и мягкое плечо и зашептал со скачками от высоких нот к низким: — Я почти уничтожил Коноху. Я… — я обильно закашлялся кровью и отстранился, прячась в ладонях, пока утихала вспыхнувшая боль в лёгких. Но вдруг кто-то тронул моё плечо. Это оказался Минато-сенсей с Наруто. Видимо, пока я плакал, он осторожно взял сына у госпожи Кушины, чтобы она обняла меня.

Минато-сенсей посмотрел на меня очень серьёзно, но без ненависти, и я закусил губу и сдержал порыв отвернуться. На миг смерть перестала казаться желанной. Я бы всё отдал, чтобы всё исправить или хотя бы немного искупить вину. Ведь любой ниндзя (точнее, любой человек, да и называться шиноби я уже не мог) должен был нести ответственность.

— Обито... Кушина скоро умрёт, как и я.

Я застыл от шока, и даже чудовищная боль отступила.

— Вы? Но поче…

— Для запечатывания Лиса надо пожертвовать жизнью.

Я закусил губу сильней. Так вот почему носителей Хвостатых называют «силой человеческого жертвоприношения».

— Я могу, Минато-сенсей! — я оживился. — Я всё равно скоро…

— Ты не знаешь эту технику, — Минато-сенсей с грустью покачал головой. — И если и ты ещё умрёшь, Какаши останется один, как и Наруто, — он оглянулся на сына на руках у госпожи Кушины и улыбнулся, и я снова захотел провалиться сквозь землю. Когда-то похоже улыбались мне, а теперь из-за меня госпожа Кушина и Минато-сенсей погибнут. — Обещай позаботиться о них.

Я ошарашенно взглянул на Минато-сенсея и вспомнил, как перед Техникой Летящего Бога Грома он нажал на точки на моей спине. Видимо, для замедления кровотечения и отсрочки неизбежного. И надежда впервые за несколько лет расцвела в душе. Будто я снова стал Обито Учихой, а не куском мяса с атрофировавшимися эмоциями и мечтой быстрее умереть.

— О-Обещаю, — ломко и неуверенно прошептал я. — Но я же…

— Это не проблема, — Минато-сенсей ребром ладони больно ударил спину, и я провалился в черноту. — Спи.

Однако сознание уходило постепенно, и меня осторожно взяли на руки.

— Минато? — забеспокоилась госпожа Кушина под детское хныканье. — Что ты задумал?

— Заключить его в печать с Девятихвостым. В худшем случае Обито умрет, а в лучшем останется жить в Наруто, как и Демон-Лис, — мои волосы слегка сжали. — Надеюсь, с ними всё будет хорошо.

И я погрузился в забытье без ужасного чувства вины и боли.

* * *

Скорее всего, это произошло при активации Печати, пусть и представить это мне было сложно. Наши сознания и души — моя и Наруто — слились воедино, причем никто не поглотил полностью другого. Мы стали единым целым и одновременно существовали в неком симбиозе. Детская часть сознания главенствовала, а взрослая спала, но при чём-то интересном слегка пробуждалась. Поэтому многое я помнил, но смутно. Наверное, это было к лучшему, так как я-взрослый точно бы сошёл с ума в теле ребёнка.

Нашел меня Третий Хокаге, и вскоре я заснул в больнице с голодным желудком: спать я хотел больше, чем есть, и после холода улицы тёплая кровать казалась раем.

Когда я проснулся, то снова захотел есть и попытался подняться. Но руки-ноги, похожие на толстые короткие палочки из теста, слушались плохо, и я с раздражением фыркнул. А затем от знакомого голоса пробудилось взрослое сознание и впало в ступор.

— Пожалуйста, сделайте меня опекуном Наруто.

Я не ослышался? Это точно сказал Какаши, последний, от кого я ожидал этих слов? Я прекратил копошиться. Может, Минато-сенсей попросил его позаботиться о Наруто?

После продолжительной тишины я забеспокоился.

— Почему? — ответил, судя по всему, старик Хокаге.

— Я могу ошибаться, — равнодушный голос Какаши дрогнул и выровнялся: — Но, насколько я знаю, у госпожи Кушины и Минато-сенсея не осталось ни родственников, ни близких, или они сейчас не в Конохе. Да, мне пятнадцать, но я уже джонин и выполняю миссии ранга «А». Поэтому прокормлю себя и Наруто.

Хотя, похоже, если Минато-сенсей попросил Какаши позаботиться о Наруто, Хокаге не знал об этом. А Какаши хоть и говорил уверенно, но в его голосе то и дело появлялись отчаянные нотки. И если раньше я мечтал о них после смерти Рин, то теперь лишь беспокоился. В конце концов, сейчас же Какаши, как он думает, решил заботиться о Наруто.

— Я спрашивал немного иное, Какаши, — я не видел из кроватки, но представил, как старик Хокаге покачал головой. — Почему ты хочешь позаботиться о Наруто?

— Наруто — сын Минато-сенсея и госпожи Кушины. Они были очень добры ко мне, — после паузы Какаши снова заговорил спокойно, но эмоции пробивались то тут, то там. Как и искренность, от которой мне стало неловко. — Поэтому я не могу оставить Наруто на произвол судьбы и прошу стать его опекуном. Или хотя бы получить разрешение навещать его, если вы найдете ему лучшую семью.

В третий раз наступила тишина, а взрослая часть окончательно проснулась и ушла в неповоротливые размышления, что, возможно, стали такими из-за детского мозга. Это неимоверно раздражало, но ничего изменить я не мог. Тем более, гораздо интереснее было представлять Какаши отцом. Это выглядело странно: худой паренек с ребёнком на руках. И даже немного смешно. А вот представить, как меня будут воспитывать, не получалось совсем, ни одной идеи или мысли. Что-то подсказывало, что сейчас из Какаши родитель, как из меня ниндзя. Но Какаши же гений, да и у него есть я. Вместе мы как-нибудь справимся.

— Но тогда все поймут, что он джинчурики.

— Только определённые лица. Гражданские и обычные ниндзя ничего не узнают. А если отправить его в приют или доверить другим, слухи могут быстро расползтись.

Я задумался. Положение безвыходное — я никак не повлияю на свою судьбу, но я не сдамся так просто! В конце концов, я обещал защитить Какаши! А меня отдадут в приют или непонятно кому? Ага, попробуйте!

— А ты готов на некоторое время отказаться от карьеры ниндзя? — хотя, судя по всему, старик Хокаге не против, а, скорее, просто хочет узнать всё подробнее.

— Господин Третий, — Какаши опять ответил очень серьёзно. — Я всё обдумал, прежде чем обратиться к вам. Я прошу не только потому, что этого хочу, но и потому, что понимаю, что у меня хватит сил и желания справиться. Пожалуйста, — я удивился уже не скрывающейся просьбе, что не вязалась с равнодушным и самоуверенным Какаши. С другой стороны, ему пятнадцать, и он лишь пытается казаться взрослым, пусть и весьма успешно.

— Я не могу решить это в одиночку. Наруто, как новый джинчурики, является достоянием деревни. Но, думаю, если подать это правильно, то другие согласятся. Но ничего не обещаю, — невесело сказал Хокаге.

— Спасибо, господин Третий.

Спасибо?! Спасибо?! Ладно, Какаши не скажет другого, но мне это очень не понравилось. Беспокойство о Лисе оправдано — я вспомнил огромную размытую рыжую фигуру вдалеке. Но их совсем не волнует «лисья оболочка»? «Достояние деревни»? Правильней сказать, собственность! Ага, конечно! Вот стану Хокаге, и вы у меня попляшете!

Одновременно со злостью проснулся голод, и я закричал.

— Наруто? — надо мной склонился Какаши. Это я определил по голосу и по расплывчатой тени сверху, причем говорил Какаши непривычно растерянно. Я захныкал, и детская и взрослая части протянули к нему руки.

— Похоже, он хочет есть, — появилась и заговорила вторая тень. — Где-то рядом должна быть медсестра. Сходи за ней, Какаши.

Первая тень исчезла, а вторая приблизилась. Неожиданно худая рука потрепала меня по голове, и я затих: взрослая часть не привыкла к такому, а детская сделала это интуитивно.

— Удачи, Наруто, — после грустных слов тень пропала, но ушёл старик Третий не сразу. Я слышал его на фоне, когда меня устроили на руках в тёплом шерстяном одеяле и сунули бутылочку, и я взял её в рот и начал пить. Детская часть взяла верх, а взрослая отступила, отчего терзаться, что мне четырнадцать, а я сосу соску, не получалось.

— А можно попробовать? — неуверенно сказал Какаши, когда я наполовину утолил голод. Помедлив, сверху мелодично ответили:

— Только немного и осторожно, — бутылочку убрали, и я раздраженно хныкал, пока меня осторожно передавали из рук в руки. Лежать на более тонких руках Какаши было неудобнее, но я устроился, и мне снова дали бутылочку. Взрослая часть за ненадобностью почти заснула, как вдруг прозвучало дружелюбное:

— Он очень милый. Уверена, с таким старшим братом ему будет всё нипочем.

Если бы взрослая часть главенствовала, я бы поперхнулся. Мой старший брат — Какаши? Кому бы сказал раньше — не поверили!

— Ага, спасибо, — Какаши вверху, похоже, смутился и отвернулся.

— Только главное — не перепутать, а то у нас есть ещё малыш с чёрными волосами, да и их кроватки рядом, — шутливо заметила женщина. Вскоре я допил, и меня положили в кроватку, где я провалился в сон.

* * *

— Наруто, ну пожалуйста.

— Ня! — я гордо отвернулся от ложки. Что за ужасная каша, Бакакаши! Сам ешь её! Еще меня-взрослого раздражало, что меня кормят с ложечки, но, так как главенствовал я-ребёнок, это почти не проявлялось. При виде страдающего Какаши я лишь немного смягчился и отвернулся сильнее. Какаши вздохнул, но не отступил и, похоже, стал что-то замышлять. Я попытался с подозрением прищуриться, но вышло плохо: мышц на лице будто стало меньше, и контролировались они труднее.

Так же с руками и с ногами. Лишний раз я радовался, что во мне преобладает детская часть, иначе я бы отупел или сошёл бы с ума от ползания со скоростью черепахи. А руки и ноги взрослого, оказывается, полезные и невероятно удобные приспособления.

Меня всё-таки отдали Какаши. Правда, договорились, что будет приходить кормилица-няня из гражданских, и первое время подежурит АНБУ, чтобы не просочилась информация или не случилось ещё чего.

Дом у Какаши был на удивление большим, но пустым. Хотя, наверное, это неудивительно, раз он жил в нём один. А теперь со мной — всё же это немного веселее. Или не немного. Взрослое сознание уснуло, а детское оказалось очень громким и капризным. И, возможно, слишком активным: я всё время норовил выползти из комнаты, и Какаши не мог ни на секунду оставить меня. Даже занимая меня игрушками, опасности было не миновать. Например, когда я активно играл с кубиками и слюнявил их, Какаши внимательно следил, чтобы я не съел их. Отбирать кубики было бесполезно: я хныкал и строил обиженное лицо, и Какаши вздыхал и возвращал их.

Так прошло девять месяцев. Сказать что-то об этом времени сложно: Какаши привыкал ко мне, а я — к нему. И, видимо, неплохо справились. Если я плакал, он укачивал меня, пока я не засну, даже ночью, мастерски менял памперсы и научился хитрыми путями заставлять есть меня эту ужасную кашу. Ещё ему помогала кормилица-няня госпожа Юи, что сидела со мной, пока Какаши ходил на миссии ранга C или D или отдыхал на диване. Правды госпожа Юи не знала и думала, как и иногда интересующиеся нами люди, что мы братья, а наши родители-шиноби погибли на миссии. Часто приходил Гай, который любил подбрасывать меня в воздух. Это поначалу страшило, а потом забавляло, как и крутящийся вокруг Какаши.

— Гай, я тебе доверяю, и все же осторожнее, — с волнением поглядывал он на меня и прятал улыбку.

Кстати, о Какаши. Невероятно счастливым он не выглядел, но и несчастным тоже. «И правда — образцовый ниндзя, который выполнит идеально любую миссию. Даже воспитание детей», — усмехался я. Всё же госпожа Юи хорошо помогала, и Какаши успевал отдохнуть и потренироваться. По крайней мере, из его бесед с Гаем я понял, что они и сейчас часто дерутся, и Какаши почти не проигрывает, отчего я поджимал губы и фыркал. Хорошо тебе, Бакакаши, а мне начинать заново! И как я теперь стану сильнее тебя?

Однако взрослое сознание впервые полноценно пробудилось в иной ситуации. Какаши разговаривал с госпожой Юи, а я-ребёнок захотел выбраться из кроватки и походить по комнате. Но вдруг мне-взрослому пришла интересная идея, и я встрепенулся. И вместо того, чтобы закричать, с трудом поднялся и уцепился за перила.

— Ма-ма, — в комнате воцарилась гробовая тишина. Какаши и госпожа Юи с удивлением уставились на меня: это было моё первое членораздельное слово.

— Что?

— Ма-ма, — я нахмурился, и госпожа Юи улыбнулась и с интересом подошла ко мне. Я-ребёнок с удовольствием потрогал её длинные светлые волосы, пахнущие шампунем с яблоком.

— Ты это мне, Наруто?

— Ма-ма! — я помотал головой и указал на Какаши. Его вытянувшееся ошеломленное лицо я навеки запомнил и громко рассмеялся.

Госпожа Юи улыбнулась шире, а вот Какаши было не смешно. Как он ни старался, но я ради забавы через какое-то время соглашался лишь на «па-па» — было забавно видеть, как Какаши смущается. А когда он привык и махнул рукой, это прижилось и у меня, так как я-ребёнок воспринимал Какаши как отца. Взрослая часть не знала, как к этому относиться, а потом смирилась. Ведь сделать было ничего нельзя. И надо ли? В конце концов, жизнь изменилась, да и Какаши в роли отца не был плохим выбором. Почему он не может быть и отцом, и другом?

А время летело. Гостей в нашем доме прибавилось — Какаши заключил контракт ещё с парой собак, и они порой нянчились со мной, как и Паккун. Из-за детского сада и помощи госпожи Юи Какаши стал брать более серьёзные миссии на два-три дня, но старался не отлучаться надолго.

Взрослое сознание пробуждалось сильней, но всё ещё очень медленно. Второй раз оно полноценно проснулось поздним вечером, когда я на качелях изо всех сил пытался не заснуть. Детское сознание упрямо твердило, что Какаши придёт, а взрослое ядовито усмехалось. Конечно, он же всегда выполняет обещания! Когда надежды не осталось, и я почти заснул, склонившись к веревке, сзади воскликнули:

— Наконец! А мы уже думали, что Наруто останется здесь ночевать! — в приближающемся голосе воспитательницы я, однако, не услышал большого укора. Когда Какаши присел передо мной, в его глазах я прочел сильное волнение.

— Привет, Наруто, — он дотронулся до верёвки качели чуть выше меня. — Прости, что опоздал.

Я закусил губу, задумчиво посмотрел на него и окончательно простил. Не только за это, но и за прошлое. У меня было три с половиной года подумать обо всем, и, наконец, признать, что в смерти Рин никто не виноват. Будь я на месте Какаши, ничего бы не изменилось. Но тогда мне нужно было кого-то винить: это приносило хоть какой-то порядок в чудовищный хаос в душе и давало ориентиры, что делать дальше. И перековало боль в ненависть, что, пусть и не уменьшало первой, но отвлекало.

Но при виде госпожи Кушины и Минато-сенсея ненависть исчезла. Я понял, что чудовищно скучал по ним и по Какаши, и что хочу, чтобы всё было, как раньше, пусть и без Рин. И чтобы ненависть, злоба и идея Вечного Цукуёми, что затуманили мой рассудок настолько, что я захотел убить их, исчезли. И я не хотел думать, что было бы, не «получи» я тогда кунай. Вероятно, окончательно бы погрузился в пучину злобы и боли. И это не принесло бы никому ничего хорошего. Например, тому же Наруто.

— Приходи и уходи, когда захочешь, — брови Какаши приподнялись, когда я поддался эмоциям и обнял его. — Только обещай, что не умрешь.

— Умру? — Какаши отстранился и с изумлением и вниманием посмотрел на меня. — С чего ты взял, Наруто?

Я показал на царапину на его шее. Может, я не лучший ниндзя, но определю рану от куная. А попасть в шею и в шею именно Какаши надо постараться.

— А, это просто царапина, — мда, Какаши, врать и улыбаться при этом ты не умеешь, хотя вышло довольно искренне. Или, возможно, просто я слишком долго живу с тобой. — Хорошо. Обещаю, что не умру, — уже честно сказал он и обнял меня с некоторой неловкостью. В принципе, он и в остальном избегал моментов близости, а если они и случались, он терялся. Но это неважно. Отец он хороший, да и мне семнадцать, а не год. Или восемнадцать?

* * *

Чертов Бакакаши!

— Я хочу стать ниндзя! — я нахмурился, но, вышло, видимо, плохо, раз Какаши улыбнулся.

— Хорошо, Наруто. Давай поговорим об этом потом, сейчас я занят, — он ушёл в магазин, и я нахмурился сильней.

В три-четыре года, по крайней мере, в клане Учиха, детей начинали готовить к стезе ниндзя, пусть и учили чему-то вроде простых атак кунаем или боевой стойки. Но мне пять, а Какаши будто нарочно этого избегает. Или нет, ведь по его улыбке не определишь. В любом случае, меня он не воспринимает всерьёз. Надо это исправлять! Ведь даже я сам позаниматься не могу. Кунаи Какаши прячет от греха подальше, а изучать ниндзюцу я долго не могу, так как это вызовет вопросы даже сейчас, когда за мной меньше присматривают.

Хотя нет, через месяц Какаши начал учить меня, но делал это будто осторожно, хотя заставлял стараться. Сложно это описать — Какаши твёрдо говорит, что я должен продержаться ещё пару минут, но при этом… Наверно, он мог потребовать больше? По крайней мере, эти мысли пришли, когда я намыливал голову в душе после утренней «зарядки». И я даже не знал, правда это или нет, так как судил лишь по прожитым четырнадцати годам, но потом решил не волноваться. В конце концов, что мешает просто уговорить Какаши научить меня крутой технике?

— Ты слишком мал, Наруто.

А, ну да, сам Бакакаши. Взрослое сознание проявлялось больше и чаще, но ещё не выходило на главный план, и всё же иногда я забывал, что мне пять.

— И что? — я вскарабкался на табуретку. Какаши не слишком эмоционален, но по его лицу так и читалось: «За что мне это?». Я коварно улыбнулся. На этот раз ты не уйдешь или не увильнешь от темы! — Хорошо, тогда когда ты меня научишь супер-крутой технике?

Какаши закатил глаза и явно мысленно вздохнул.

— Когда посчитаю тебя готовым к этому, — он собрался встать, но я перегнулся через стол и схватил его руку.

— Это слишком размыто, — я обиделся и выпятил нижнюю губу. — Ты можешь сказать так в любое время!

Какаши помедлил.

— Ну, если ты победишь меня, я не смогу этого сказать, — хитро улыбнулся он, и я обиделся сильнее, что он, видимо, заметил. — Хорошо. Через полгода ты поступишь в Академию, и если ты хорошо зарекомендуешь себя за первое полугодие, я научу тебя какой-нибудь технике.

Я громко фыркнул, отстранился и сложил руки на груди.

— Ждать ещё год?! Это нечестно! Ты наверняка изучал их, когда был младше меня!

Я демонстративно отвернулся, и Какаши присел на корточки и внимательно взглянул в мои глаза, отчего мне стало немного неуютно.

— Техники — это непросто. Их можно изучать в более раннем возрасте, но это бывает опасно для организма. Время моего детства было другим, намного опаснее. И я рад, что ты родился сейчас, — Какаши очаровательно улыбнулся, и я перестал на него злиться. И правда, пусть Какаши и супер-пупер-гений, вряд ли он не приложил серьёзных усилий, чтобы быть крутым. А вот я, похоже, не гений, раз додумался до этого только сейчас.

— Хорошо, — снисходительно фыркнул я и сложил руки на груди сильней. — Но тогда я выберу технику, которую хочу изучать.

Какаши усмехнулся. Похоже, мои попытки выглядеть взрослым в который раз не восприняли всерьёз. Но лучшего выхода, чем пытаться делать это, пока нет.

— Только не ранг «A», хорошо?

Я широко улыбнулся. Конечно, Бакакаши, зачем мелочиться! Я выберу ранг «S».

— Тогда по рукам?

— По рукам, — мы пожали друг другу руки, и моё настроение поднялось.

* * *

Академия не изменилась. Ну, не считая легкого ремонта здания. В классе я ловил себя на мысли, что слева сидит Рин, но потом поворачивался к пустоте и вспоминал. Тоска заскреблась в груди, но, по крайней мере, она не шла в никакое сравнение с отчаянием после смерти Рин.

Мне предстоял первый урок с кратким рассказом, что нас ждёт. Скучая на заднем ряду, я огляделся. Все усаживались куда угодно, но не рядом со мной. Даже компания на последнем ряду устроилась поодаль от меня. Я не думал, что это специально, но вспоминал насмешки прошлых одноклассников, из-за которых я и общался лишь с Рин. Но это новая жизнь, а значит, надо провести её по-новому и завести друзей. Ведь если звание Хокаге не идёт к нам, то мы идём к нему? Я стал искать, куда пересесть, и заметил, как около двери топчется знакомая ссутулившаяся фигура.

Хината Хьюга? Пусть у меня не такая плохая память на лица, как у Гая, но её я запомнил. Тем более, её появлению в моей жизни способствовали необычные обстоятельства.

Как я и говорил, по мере роста взрослое сознание пробуждалось сильней. И, естественно, его не устраивала возня в песочнице. К сожалению, Какаши был начеку и хватал меня каждый раз, когда я отдалялся на опасное расстояние.

— Ещё раз убежишь, Наруто, и нам придётся пойти домой, — чётко и терпеливо говорил он. Я поджимал губы и пытался капризничать, но на Бакакаши, как на истинного ниндзя, это не действовало. И так как в его словах сомневаться не приходилось, я обиженно фыркал и мрачно ковырялся в песке. Естественно, до следующей прогулки. С госпожой Юи это не работало тоже, да и радиус моих допустимых передвижений у неё был меньше.

И вот один раз Какаши куда-то ушёл, и со мной остался Паккун. Он не был особо рад роли няньки, но и огорченным, как и Какаши, не выглядел. В какой-то момент он отвлекся — на что конкретно, я не узнал, так как быстро перелез за бортик песочницы и стремительно направился к деревьям. Где увидел, как девочка испуганно прижалась к толстому дереву, а к ней пристают трое крупных ребят. Я не выдержал и полез её спасать, почему-то вспомнив ворчание Какаши по поводу моих опозданий из-за помощи старушкам. И отхватил, что сильно ударило по самооценке. Из-за подготовки Мадары я убил охраннников-АНБУ госпожи Кушины и Наруто, пусть и тогда эффект неожиданности сильно помог. И правда, жизнь непредсказуемая штука. Но не успел я подняться и показать свои навыки ниндзя — я бы правда показал свои навыки ниндзя! — как сзади невинно спросили:

— Что вы делаете? — я приподнялся с земли. Какаши сказал это столь мило, что по моей спине пробежали мурашки. Не было сомнений, что он всё видел, а значит, должно было случиться что-то ужасное. Только сейчас до меня дошло, что Какаши уже опытный ниндзя и наверняка участвовал, как минимум, в далеко не безобидных допросах.

Но нет: Какаши с той же милой улыбкой объяснил ребятам, почему они поступили неправильно, но судя по тому, что они сразу испарились после воспитательной беседы, это подействовало намного лучше угроз. Хотя толком за «беседой» я не наблюдал, помогая девочке подняться.

— С тобой всё в порядке? Как тебя зовут? — серые глаза удивлённо уставились на меня, и я удивился сам. Клан Хьюга? А разве она не должна была накостылять обидчикам? Это я просто был вечным неудачником, а ещё Бакакаши не хотел меня учить.

— Х-Хината, — нерешительно выдавила она и отвернулась. — Хината Хьюга.

Даже с фамилией? Как официально-то! Стремясь обрадовать её, я протянул руку и широко улыбнулся.

— А я Наруто! Просто Наруто! — Хината, похоже, растерялась сильней, и озадаченно посмотрела на мою ладонь. Но не успело это как-то закончиться, как рядом возник Какаши.

— Повернись-ка, Наруто, — он аккуратно взял моё лицо и повернул к себе. Если я не ошибся, под глазом должен быть небольшой синяк. — Как и я думал, лишь синяк, — подтвердил Какаши и улыбнулся, но я уловил нотку беспокойства. Даже не знаю, увидел ли я это в чёрном глазу или просто почувствовал, но в самом предположении был точно уверен. — А ты, я вижу, уже в полном порядке.

— Ещё бы! — я обиженно фыркнул. — Знакомься, пап, это Хината!

Хината сжалась, но одновременно с интересом рассматривала Какаши. Я не то чтобы понимал её, но женщины, что иногда заглядывались на Какаши со мной в коляске — вполне. И я-взрослый обижался: почему Какаши и с ребёнком крут и привлекателен, а я в двенадцать — нет? Да, я был не лучшим ниндзя, но неужели настолько ужасным?

— Наследница клана Хьюга? — Хината кивнула. Я удивился: она действительно наследница? Почему нам так везёт? — Где твои родители?

Хината хотела что-то ответить, как вдруг к ней торопливо подошёл её соклановец. Какаши заверил, что всё в порядке, и собеседник кивнул и с беспокойным «госпожа Хината» увел её.

Я выплыл из воспоминаний, привстал и помахал рукой.

— Хината! Идём ко мне!

Она вздрогнула и удивлённо уставилась на меня, как и остальные. Хотя, может, раз мы виделись всего раз, она забыла меня? Но Хината подошла и осторожно присела рядом, однако смотрела куда угодно, но не на меня. И только я хотел спросить об этом, как едва разобрал шепот:

— П-Привет, Наруто, — Хината секунду глядела на меня, а затем уставилась в пол, и я озадачился. Может, у неё снова что-то случилось?

— И я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся я и наклонился к ней. — Как твои дела?

На этот раз серые глаза остановились на мне больше секунды.

— Н-Нормально.

Тут в класс вошёл учитель, и всё стихло. А я начал предвкушать, как стану Хокаге, и девушки упадут к моим ногам. Держись, Бакакаши!

* * *

Или не упадут. За два месяца я тесно подружился лишь с Хинатой. Она будто опасалась меня, но садилась рядом и даже поддерживала разговор в меру своих сил, часто замолкая и заикаясь. Это вводило в ступор, так как ничего необычного я не делал. Неужели я просто такой страшный? Но зеркало отражало симпатичное лицо, обрамленное черными волосами, загадкой для Какаши — у Минато-сенсея были жёлтые волосы, а у госпожи Кушины и всех её родственников — ярко-красные. Не знай я истины, то списал бы это на таинственных родителей Минато-сенсея, погибших в войне, что, возможно, Какаши и сделал. Или прислушался к словам госпожи Юи, что иногда цвет волос меняется с возрастом.

Тайна Хинаты открылась, когда на перемене я от скуки осматривал класс. Моя одноклассница Сакура, что немного походила на Рин (симпатичная отличница, но, в отличие от Рин, могла посмотреть так, что становилось страшно) и другие девочки залипали на Саске. Он уже по почти всем параметрам походил на Какаши: красивый, неразговорчивый, весь из себя загадочный, мрачный и крутой. Даже сейчас, когда мне было за двадцать, это расстраивало и раздражало. Тем более, Саске был Учихой. Почему одним Учихам достается всё, а другим ничего? Это я слишком тупой или у девочек странная логика?

— Хината? — я заинтересованно наклонился к ней. — Скажи, тебе нравится Саске?

И снова на меня посмотрели, как на что-то страшное. Правда, дольше, чем полгода назад, но спросили так же тихо:

— В к-каком смысле?

— Ты бы захотела с ним встречаться? Или замуж выйти? — я наклонился ниже, и Хината отодвинулась. Может, она просто странная? Тем более, на мой вопрос Хината помотала головой, и я с ликованием поднял руки. Да, выходит, дело не во мне!

— А есть кто-то, с кем бы ты хотела встречаться? — я спросил это на автомате, но вдруг Хината резко отвернулась, а её мочки ушей стремительно покраснели. И любопытство проснулось с новой силой. Это какую симпатию надо испытывать, чтобы так смущаться? — Значит, есть?

Я снова наклонился к ней, и Хината отодвинулась во второй раз. Я-взрослый подал мысль, что, возможно, раз она нас пугается, то не стоит спрашивать дальше, но интерес меня-ребёнка был сильней.

— А кто это? Он из нашего класса? — я собирался засыпать её вопросами, но неожиданно Хината кивнула и опустила взор в пол. Я задумался. Опыт общения с девушками и наблюдения за ними у меня небольшой, но если кто-то им нравится, они часто говорят о нём и смотрят на него. Помню, однажды на привале я с Рин готовил скудный ужин и всё-таки набрался смелости спросить, нравится ли ей Какаши. И пусть решил, что в любом случае превзойду его, но всё равно невероятно тревожился и страшился. К моему изумлению, Рин считала Какаши лишь другом, как и меня, хотя и добавила, что восхищается им. И даже это не помешало мне с удвоенным усердием взяться тогда за морковь.

Поэтому этот способ не точный, но хотя бы повышенный уровень симпатии показывает. Но вроде Хината не заглядывалась ни на кого, и одноклассников обсуждала только с моей инициативы. Да и сидела лишь около меня.

— Это я, что ли? — ляпнул я, не подумав, и Хинату будто сдуло ураганом, а я ошеломлённо заморгал. Это что, правда? Не сон? Я действительно кому-то симпатичен? Выкуси, Бакакаши! Или дело во внешности? Хотя Хината не похожа на того, кого интересует лишь внешность.

И что делать? Встречаться с ней? Нет, сейчас мне почти шесть, но в будущем? Я словил себя на мысли, что не скажу свой точный возраст. Формально мне около двадцати, но настолько взрослым я себя не чувствую. Но после смерти Рин и не ощущаю себя на четырнадцать. И если заведу отношения, что делать? Прошлая жизнь — слишком важный секрет, чтобы его утаивать, но недоговаривать и врать (что, по сути, одно и тоже) я не люблю, особенно близким.

И тем не менее, я до сих пор не рассказал всё Какаши.

* * *

Я так и не решил, как теперь общаться с Хинатой, и оставил всё, как есть. Хината, видимо, ожидала не этого, но вроде всё приняла и даже выглядела облегченно. Хотя, похоже, пугалась немного больше, когда я с ней заговаривал. А когда я пригласил её в гости, то почти упала в обморок, и я всерьёз забеспокоился. Эй, я, конечно, симпатичный, но не настолько!

Когда Какаши встретил нас у ворот Академии и узнал про мою инициативу, то приподнял бровь.

— Тебе следовало спросить меня, Наруто. Вдруг я был бы занят?

— Не занят, — я покачал головой. — Завтра у тебя миссия на две недели, ты говорил. А обычно перед долгими заданиями ты весь день стараешься провести дома.

Брови Какаши приподнялись, и я обрадовался. Что, не ожидал, Какаши? Может, я и выгляжу дурачком, но я внимательнее, чем ты думаешь! А вообще это грело душу. В этом был весь Какаши — он не слишком умел выражать эмоции и терялся в моментах близости, поэтому его забота выражалась через поступки. Вспомнить хоть, как он читал сказку на ночь — по деловому, будто отчёт. Какаши ничуть не изменился.

Впрочем, он быстро взял себя в руки и сделал обычное равнодушное лицо.

— Хорошо, но в следующий раз обязательно спрашивай меня, — строго сказал он. — Родители Хинаты, надеюсь, знают об этом?

Он посмотрел на Хинату, и она смущенно кивнула. Интересно, как она уговорила отца, с её-то робостью? Я видел его мельком — строгий, молчаливый и глядит немного высокомерно. Но как бы то ни было, мы пришли домой, и я радостно стал показывать всё Хинате: мою комнату, кухню, гостиную и чердак, и даже туалет. А потом, в раздумьях, чем заняться, у меня возникла хитрая идея.

Когда Какаши зашел в комнату, и его глаза полезли на лоб, я скрыл хитрую улыбку картами. Да, Какаши, я уже взрослый и знаю, что такое покер. Хината же, похоже, не знала, куда себя деть, и я на долю секунды почувствовал вину. Но лишь на долю — я слишком хорошо знал Какаши, поэтому всё окончится в худшем случае отобранными картами.

Но не закончилось, хотя, к моему разочарованию, Какаши справился с удивлением, как всегда, быстро.

— Наруто, не учи её плохому, — хмыкнул он и сел на кровать. — Думаю, отец Хинаты не обрадуется.

— Если узнает, — я отодвинул карты от лица и коварно улыбнулся. — Поиграешь с нами?

Я с интересом посмотрел на Хинату, что, похоже, растерялась окончательно и разрывалась между желаниями спрятаться за карты и не делать этого. Я ободряюще улыбнулся. Хинате нужно выйти из кокона робости, если она хочет стать шиноби. И, наверное, я даже могу ей помочь.

— Воздержусь, — Какаши пересел с кровати к нам на тёплый пол. — Может, лучше сёги?

— В покер интереснее, — я улыбнулся шире. — И даже не будь профессионалом в нём, ты можешь хорошо заработать.

Какаши закатил глаза и с вопросом посмотрел на мою маленькую гору фишек. Я поджал губы. Хуже постоянного проигрыша были только выбивающие из колеи извинения Хинаты, с которыми справился лишь комплимент, что выигрыши делают её красивее. Да, звучало невероятно глупо, но, к моему удивлению, Хината покраснела и уткнулась в карты.

— Зато в нём жульничать намного проще, — Какаши с интересом уставился на карты на столе и на мои, а затем хмыкнул. Я обиженно посмотрел в ответ. Да, я блефую. Да, мне в который раз не везёт.

— Проверим? — с вызовом спросил я. Какаши покачал головой.

— Только без Хинаты. Вторую Цунаде Коноха не выдержит, — он усмехнулся, а Хината удивилась.

— Цунаде? Одна из Саннинов?

— Да. Помню, когда она узнала, что за ней подглядывали…

Вот чего-чего, а истории из жизни ниндзя Какаши рассказывать умел, в отличие от сказок, и постепенно первые заменяли последние. Вместе с этим я уговорил его после возвращения с миссий рассказывать, как они прошли. Естественно, о многом умалчивали и многое смягчали, но так я хоть немного узнавал, что происходит с Какаши.

Когда он взял паузу, я понял, что времени прошло много. А когда взглянул на пустой пол, то не знал, испытывать раздражение или восхищение. Чёртов Бакакаши!.. Когда наши взгляды пересеклись, он ухмыльнулся краем рта, и я ответил ему тем же.

* * *

Год подходили к концу, и я с предвкушением потирал руки. Все же прошлая жизнь помогала мне, хотя стать отличником мешали лень, отсутствие в этом острой необходимости и то, что в «той» жизни знаний хватало лишь на тройку. Но сейчас я занимался и старался усерднее прежнего. Я стану Хокаге, несмотря ни на что! Если в «прошлой» жизни это было больше желание признания, то теперь оно переросло в нечто большее, твёрдое и уверенное. Скоро ты научишь меня какой-то технике, Какаши! А я-взрослый пробуждался сильней и изредка даже полностью занимал сознание. И радовало, что понемногу увеличивалась и сама скорость пробуждения.

Отношения с Хинатой тоже не изменились. Как я понял из слов Какаши, отец позволил ей дружить со мной, что вывело меня из себя. Как можно решать за других, с кем им дружить? И лишь крепкий хват Какаши и твердые и спокойные слова, что мой порыв только причинит Хинате проблемы, остудили мой пыл. Но я обязательно решил поговорить с её отцом, как стану Хокаге.

А ещё однажды в гости с Хинатой пришёл её старший брат, Неджи. И я-взрослый захотел рассмеяться — семилетний ребенок, пытающийся казаться взрослым и серьёзным, выглядел забавно. Хотя это навело на неприятные мысли, что, возможно, я выгляжу так в глазах Какаши. Но почему-то попытки дружелюбно пообщаться не имели успеха — Неджи смотрел на меня то неодобрительно, то прищуривался с подозрением. Особенно ему не нравилось, как «вольно я веду себя с госпожой Хинатой». И именно поэтому я обращался к ней лишь по имени и подшучивал над ней, из-за чего она постоянно краснела, а Неджи сверлил меня взглядом. Поэтому в тот раз Хината ушла раньше и попрощалась скомкано. А в следующие посиделки мы на зелёном диване смотрели ужастик. Старенький телевизор отдала нам госпожа Юи, и я и Какаши пользовались им нечасто. То, что это ужастик, я выяснил в начале фильма, когда нас пытались испугать дешевыми скримерами. Не испугали они даже Хинату, но на всякий случай я предложил поменять диск. Хината отказалась, и, возможно, зря. За полфильма не произошло ничего страшного, а от героев, что шли на гибель, я почти расшиб лицо о руку. А ещё меня Какаши называл глупым!

— Хината, как там твой брат? — я от скуки уткнулся в подушку, и меня начало клонить в сон. Но, так как ответили не сразу, я вскоре поднял голову.

— Нормально, — серые глаза погрустнели, и я посерьёзнел и с подушкой пододвинулся к Хинате. Она смутилась и даже слегка покраснела, но намного меньше обычного, что радовало. Как я понял из пары брошенных то тут, то там, слов, причина зажатости Хинаты заключалась в том, что отец возлагает на неё надежды, как на будущую главу клана, а она им не соответствует. И, вспомнив бесталанного себя в прошлой жизни, я обрадовался, что был лишь просто Учихой. На ум пришел Итачи Учиха, нынешний наследник клана, что в прошлой жизни пару раз предстал предо мной милым младенцем и очаровательным мальчиком лет пяти, а в «этой» — красивым молодым человеком, что иногда приходил за Саске. Какаши пару раз даже упомянул его, как гения. Вспомнив Саске, которому, как Какаши, всё, казалось, давалось легко, я понимал всю несправедливость судьбы.

— Нормально? То есть он не обиделся на меня?

Хината отвернулась, и я недоуменно пододвинулся к ней ближе и скрестил ноги. Если я не понравился Неджи, то что беспокоиться? Я не обижусь. Тем более, это не мнение Хинаты.

— Он считает, что ты не лучшая компания для меня.

Или обижусь. Хотя виноватый взгляд Хинаты обескураживал, как и её поведение иногда. Вспомнить, как я предложил ей сходить в кино (Какаши ушёл на миссию, а у госпожи Юи были свои дела), и потом совершенно не знал, что делать с упавшей в обморок Хинатой. А ещё сделал пометку немного подучить ирьендзюцу. Тем более, если я решил стать Хокаге.

— Мало ли что он считает! Между прочим, он старше нас всего на год, и ты не обязана его слушать! Не все люди всегда правы! — возмутился я и поковырял в носу. — Или ты уже не хочешь со мной дружить?

Взгляд Хинаты стал ещё более виноватым, и я удивился сильней. И вспомнил совет Какаши: «Не все живут в той же системе ценностей и взглядов, что и ты, Наруто. Встань на место другого и посмотреть на мир, как он». Слышать это от Какаши было странно. Или нет? Я поймал себя на мысли, что в моей голове существуют два Какаши. Первый — мой друг, высокомерный подросток-гений-шиноби с железным соблюдением правил, которому я завидовал. Второй — мой отец, молодой мужчина с лёгкой улыбкой под маской. Эти два образа во многом состыковались и время от времени соединялись, но почему-то, пусть за эти года Какаши плавно перетёк из одного образа в другой, существовали отдельно.

И через некоторое время до меня дошло, что на вопрос «Хочешь ли ты со мной дружить» нет правильного ответа. Тем более, спрашивал я у Хинаты.

— Еще как хочу, Наруто… — вдруг нерешительно сказала Хината, сжимая синюю подушку. — Просто…

— Просто что?

Хината уткнулась в колени, но всё-таки ответила раньше ожидаемого:

— Скорее всего, это ты не хочешь дружить со мной.

Я выпал в глубокий осадок, пока Хината закусила губу, и тоже ответил не сразу:

— Почему это я не хочу с тобой дружить? Я очень хочу с тобой дружить, Хината!

Она удивилась, а я не знал, что думать. Да, мы с Хинатой не стали друзьями навек, и с ней нельзя, например, пугать гусей (или можно, раз от покера она не отказалась?), но мне и правда нравилось с ней общаться. Например, она рассказывала интересные истории клана Хьюга. Если Учиха думали, что ведут род от Индры, сына Мудреца Шести Путей, то Хьюга, по своим легендам, происходили от лунной богини. И ещё спрашивается, кто из нас более высокомерный. Разве я проявлял бы инициативу, если бы скучал с Хинатой? Хотя, наверное, не запомни я-взрослый так хорошо то позорное избиение, то и не обратил бы на неё внимания.

— Правда? — неуверенно спросила Хината, и я твердо решил исправить ее низкую самооценку. Тем более, с подобными проблемами Хинате будет сложно в мире шиноби. Это я добрый, но встречаются такие экземпляры…

— Правда!

На щеках Хинаты появился лёгкий румянец. Но тут в телевизоре на героев с рёвом напал оборотень, и мы вскрикнули и вжались в мягкую спинку дивана. Но нет, дальше снова не было ничего интересного. Огромного оборотня, которого испугался бы даже Какаши, показывали очень мало, уделяя тонну времени скучными людям, которые просто ходили по дому. Поэтому при всем человеколюбии я искренне болел за монстра, а концовка, где пара людишек выжили, а оборотня убили, разочаровала окончательно.

— Ну что, пока? — стоял тёмный зимний вечер, похожий на ночь, когда на чёрном небе загорелись похожие на крупинки сахара самые яркие звезды. Вообще Хинату провожал Какаши, но он где-то задерживался, а дома делать было нечего, поэтому я предложил выйти на улицу и погулять во дворе, где вскоре увлеченно ловил языком снежинки и валялся в огромных сугробах, результата очень снежной и холодной зимы, а Хината отошла к калитке. Когда невидимые ледяные иглы закололи моё лицо в сугробе, я встал, вытряхнул снег из сапог и направился к Хинате. И вдруг застыл.

— Что такое, Наруто?

Слева что-то просвистело, и я в который раз не уклонился. И, как ни старался, вскрикнул, когда мое тело сплющилось между холодным полом и огромным белым телом.

— Старайся лучше заметить меня, — оказывается, Спиралька не так безобиден. Зло фыркаю и отталкиваю белую конечность — меня окатывает волна раздражения от того, что мне позволили это сделать — и недоброжелательно смотрю на Мадару, что белым пятном выделяется в черноте.

— Я стараюсь! Но я так и не понял, зачем это делать, старик! Научи меня крутой технике, чтобы я побеждал врагов, а не этому! Зачем мне так тонко чувствовать чужую чакру поблизости? Я же не сенсор! — я поморщился от боли в ребрах. «Тренировка» заключалась в том, чтобы почувствовать в темноте врагов и уклониться от них. Но сделать этого из-за нечеловеческой скорости Спиральки мне не удалось ни раз. Ребра сильно болели из-за многократного знакомства с полом, и не обращать на них внимания не удавалось даже при том, что это было ничем по сравнению с болью в душе.

Мадара равнодушно посмотрел на меня. Он был чем-то средним между призраком и статуей, и отсутствие эмоций усиливало его непохожесть на человека. Впрочем, и на основателя Конохи тоже. Бабушке и других старикам Мадара Учиха запомнился могучим и уверенным мужчиной. Он лишь казался холодным и равнодушными, а на самом деле его чувства напоминали весенний ветер, сильный и быстро переменчивый. Моргнешь, и солнечная погода сменяется ливнем, вечером холодает, а ночью бушует ураган. Чего стоит история, как одни кланы сговорились и зимой направились в Коноху, в окрестностях которой столкнулись с Мадарой и Хаширамой Сенджу. И когда Тобирама Сендду заволновался, они вернулись измотанные, с извинениями и с вестями, что оружия и доспехов в Конохе значительно прибавится.

— Потому что честные сражения — удел самураев, — нехотя ответил бледный старик-скелет. — Шиноби бьёт исподтишка, из засады, чтобы выполнить миссию и избежать потерь. А они будут, если ты вступишь в бой, — Мадара невыразительно хмыкнул. — И это касается не только тебя, но и твоих товарищей.

Я оскалился в ответ. Кошмары о Рин не отпускали меня, и старик знал об этом. Хотя один раз на ее месте был Какаши, и это оказалось ничуть не менее неприятно. И когда я проснулся в поту, желание воткнуть ему кунай под ребра сильно уменьшилось. По крайней мере, на время.

— Мне не нужны, товарищи, старик. И если ты тратил время на подобное, то не поэтому ли ты здесь? Не потому ли проиграл Хашираме?

Мадара прищурился, что по его меркам было значительным неудовольствием.

— Хашираме было не стыдно проиграть, — впервые в сухом голосе появилось что-то вроде эмоций. — А благодаря этому навыку я дожил до этих дней, а не погиб из-за случайного куная, — Мадара дал понять, что разговор окончен, и я сжал руки в кулаки. Нет, он в чём-то прав, и всё же… Я хотел силы. Будь я сильнее, Рин бы не умерла. Будь я сильнее, я бы не сидел здесь. Будь я сильнее, мне бы не понадобился иллюзорный мир.

Но тут белая фигура атаковала из темноты, и я попытался уклониться. И спустя вечность у меня это получилось.

И выработанное ощущение рядом чакры вопило во всю глотку. Я напрягся, взял за руку Хинату и стал торопливо размышлять. Какаши рядом нет («его никогда нет, когда он нужен»), но, если чувства меня не подводят, без него мы не справимся. Выйти за калитку — всё равно что идти к врагу, но при в доме нас ждет то же самое.

— Наруто, что случилось? — я очнулся, посмотрел на обеспокоенную Хинату и сильнее помрачнел. Слабый ветер окончательно стих, а вдалеке прокаркал ворон.

— Хината, нам… — серьёзно начал я, и вдруг интуиция заорала на ухо. Я толкнул Хинату в снег, и рядом что-то просвистело. «Кунай», — подумал я, и над нами нависла тень. Меня отшвырнули назад, и лишь чужой вскрик и взрослая часть сознания помогли мне быстро вскочить на ноги.

— Отпусти её! — в зимней темноте было сложно разглядеть незнакомца в чёрной одежде в подробностях, но, без сомнений, это был шиноби. И я сглупил и бросился вперёд: почти сразу кунай вонзился около сердца и отшвырнул меня в снег. И тело снова пронзила ужасная боль, а перед глазами стало стремительно темнеть. Вторая попытка встать закончилась почти сразу новым падением в холодный снег. И пусть из меня такой же ирьенин, как из Какаши — плохой ниндзя, я понял, что скоро умру. Душу окутала яростная злость, что после стольких лет казалась чужой и незнакомой. Я обещал Минато-сенсею и госпоже Кушине позаботиться о Какаши. Я не допущу, чтобы ситуация с Рин повторилась. Я не умру просто так!

И я оказался в темноте. Но только испугался, что всё кончилось, как меня оглушил зловещий то ли хохот, то ли рёв, от которого по спине пробежали мурашки. А затем меня поглотил огонь, а ненависть увеличили в десять раз. Снег снизу расплавился с шипением, а боль в груди исчезла. Я поднялся и широко оскалился. Руки и ноги окутала пылающая оранжевая чакра, что, к моему изумлению, не испепеляла меня. По крайней мере, пока.

Дальнейшее отпечаталось в памяти черно-белыми картинками. Вот я на крыше, вот гляжу на луну с красноватым отливом, вот вижу тёмную фигуру вдалеке, и радость и ненависть вспыхивают с новой силой и сливаются в сумасшедший коктейль. И вот я за секунду настигаю цель, что не успела развернуться, пронзаю врага в сердце — рука проходит легко, будто и не через плоть — и отбрасываю его в сторону. И у земли ловлю бессознательную Хинату, и сквозь ширму ненависти проступает озабоченность. А если не бы я поймал её? Я вскрикиваю и едва не роняю Хинату: на белой коже от мощной и ядовитой оранжевой чакры проступают черные пятна, а в ноздри ударяет запах гари. Я чудом преодолеваю растерянность и быстро опускаю Хинату около стены дома.

— Наруто?

Впервые вижу Какаши настолько испуганным и ошарашенным и с наслаждением оскаливаюсь шире, а ненависть разрастается до размеров одиннадцатилетней давности. Прямо как тогда, в пещере, когда я мечтал унизить, растоптать его, вонзить кунай под ребра или в беззащитную шею.

— Ну, здравствуй, Бакакаши, — я оказываюсь перед ним и мощным движением откидываю его к стене, и, когда он упал на колени, за секунду приближаюсь, хватаю бледную шею и начинаю душить. Но Какаши почему-то не сопротивляется, а лишь смотрит пораженно и напугано, отчего я сильно хмурюсь. И всё, Какаши? Сжимаю шею крепче, но получаю лишь неожиданный хрип:

— Н-Наруто… — ответ неверный, Какаши. И вдруг я замечаю, что под моими ладонями на его коже тоже расходятся чёрные ожоги. И это отрезвляет, словно ушат холодной воды. Что я делаю? Я же убиваю Какаши! Это швыряет меня в пучину ужаса, но внезапно руки не слушаются и сильнее давят на шею.

— Нет-Нет-Нет! — я в отчаянии тщетно пытаюсь что-то изменить, пока на чёрных ожогах вскакивают и противно лопаются пузыри, а запах гари усиливается. И как только ужас разрастается до невообразимых размеров, я слышу ехидное рычание-смех и замечаю движение сбоку. И от сильного удара по голове погружаюсь во тьму.

* * *

Помню, пару раз в миссиях меня тоже вырубали, над чем Какаши каждый раз потешался. Но в этот раз, когда я очнулся, голова раскалывалась почему-то меньше, и даже от обеспокоенного голоса я поморщился слабо.

— Наруто?! Как ты? — я никогда не видел Какаши таким волнующимся. Он даже не пытался скрывать чувства, что немного вводило в ступор. Тем более, не считая головной боли, со мной всё было в порядке.

— Да вроде нормально, — пожал плечами я, и передо мной возникли чёрные ожоги на бессознательном худом теле и на белоснежной шее под небольшими ладонями. — А что с Хинатой?! А с тобой?! — я потянулся вперед, на Какаши, и не рассчитал силы, и мы оказались на полу. Сориентировавшись, я опустил голову и увидел промелькнувшее в чёрном глазу удивление. Но, как всегда, Какаши быстро собрался и быстро и аккуратно усадил меня на кровать.

— С Хинатой всё в порядке, — попытался успокоить меня он, и его аура волнения уменьшилась. — А со мной тем более всё хорошо. Ты точно уверен, что с тобой всё в порядке, Наруто? Нигде не болит?

— Если бы болело — сказал бы, — я усмехнулся и с улыбкой наклонил голову. — Или ты мне не веришь?

Какаши удивился, а затем тоже улыбнулся.

— Конечно, я тебе верю, Наруто, — он потрепал меня по голове, и я удивленно заморгал, смутился и отвёл взгляд. — Просто беспокоюсь. Ты…

— Что я? — я встрепенулся и с интересом уставился на Какаши. Тот выглядел как обычно, но я интуитивно ощущал смятение, что длилось пару секунд. Причём я даже не знал, почему часто так хорошо читал эмоции Какаши, так как он очень хорошо скрывал их, а я не отличался наблюдательностью по отношению к другим.

— Помнишь, когда на тебя напал тот ниндзя, тебя обуяла странная чакра? — осторожно спросил Какаши, и я кивнул. — А что произошло дальше, помнишь?

И снова Какаши остался спокойным, но я шестым чувством уловил волнение. Возможно, дело было в мелочах, вроде небольшой напряженности позы или слишком сильно сжимающей простыню ладони. И от пристального взгляда становилось неуютно. Я задумался и решил сделать вид, что почти всё забыл. Какаши так будет легче.

— Я почти ничего не помню, — постарался искренне сказать я и с беспокойством вгляделся в Какаши. — Я разозлился, а потом всё тело охватил странный оранжевый огонь, но он не причинял боли, и… — я изобразил, что пытаюсь напряженно что-то вспомнить, а затем «разочаровался». — Потом помню твоё испуганное лицо, и жечь перестало. И темнота.

Внимательно всматриваясь в Какаши, я заметил на его лице облегчение и возрадовался. И вспомнил, как на одной тренировке Минато-сенсей решил проверить наше актерское мастерство. «Одна из главных задач шиноби — узнать нужные сведения. А для этого вам, скорее всего, однажды придется кем-то притворяться», — тогда я ещё не знал причину его улыбки. Но потом понял, когда Минато-сенсей дал мне с Какаши задание притвориться друг другом. Смотреть на это было действительно забавно, но обидно — я не был таким дураком! — и всё чуть не закончилось дракой. И пусть я тоже показал себя плохо, но это не мешало злобно радоваться, что Какаши не стал лучшим. Ей, как ни странно, оказалась Рин. Она хорошо изображала то старика Третьего, то учителей Академии, то Минато-сенсея. И даже госпожу Кушину, что пришла проведать нас. По крайней мере, когда Рин изобразила её в гневе, направленном на меня, мне стало страшно, а Минато-сенсей стал утешать жену тем, что даже так она остаётся очаровательной. И, что удивительно, это сработало.

— Наруто, — я очнулся от воспоминаний из-за мягкого и твёрдого голоса. — Я давно кое-что должен тебе поведать.

Какаши замолчал, на секунду закрыл глаза и начал рассказывать. Про Минато-сенсея и госпожу Кушину, про то, что он был учеником моего отца, про Девятихвостого внутри меня и про то, что тогда он овладел мной, а Какаши его остановил. Я слушал внимательно, но ничего нового не узнал. Как, впрочем, и в книгах с информацией о Хвостатых, где, например, не рассказывалось, откуда они взялись или где Девятихвостого обнаружил Мадара. Серьёзно, Девятихвостый же не из воздуха появился? Или где-то есть ещё несколько таких лисиц?

Когда Какаши закончил, я основательно задумался. Какие эмоции изображать, я не знал, и в итоге решил поступить просто и достаточно искренне:

— И что, всё?

Какаши во второй раз на моей памяти (или в третий, когда я сказал, что считаю его отца героем) выглядел таким удивленным, и в палате больницы (похоже, мы были в ней) повисла странная тишина.

— А ты… не взволнован этим? — похоже, Какаши не знал, что чувствовать.

— Немного, — я пожал плечами и встал на кровати, чтобы наши взгляды оказались на одном уровне. — Но ничего не слишком изменилось. Я не помню своих родителей и не могу горевать по тем, кого не знаю. Поэтому для меня ты все ещё остаешься моим папой, — я попытался очаровательно улыбнуться, и, видимо, это получилось, раз Какаши тоже слегка улыбнулся. И я посерьёзнел и вдруг обнял его. — И если Девятихвостый мог убить тебя, то я рад, что ты жив.

И опять в палате установилась тишина, но теперь она была уютной и приятной, и Какаши через некоторое время расслабился в объятьях, пока мою душу разъедало чувство вины. Если бы тогда Какаши не вырубил меня… Но не успел я погрузиться в мрачные мысли и начать терзаться сильнее, как Какаши отстранился, и взял меня за плечи и снова пристально взглянул на меня.

— А что ты думаешь насчет Девятихвостого?

Я сдержал кривой оскал. Ведь, как думает Какаши, о произошедшем я не помню. А сказать что было невероятно много. Например, что сердце до сих пор сжималось, стоило вспомнить ошарашенное лицо и то, как руки стискивали шею без моего желания. Или, что хуже, когда вначале они стискивали её с желанием.

— Ну… Сидит внутри меня лис, и что? До этого он не мешал мне, а я — ему. Но если он ещё раз вырвется и причинит кому-то вред, ему не поздоровится, — я помрачнел. На самом деле, ситуация вырисовывается не лучшая. Я почти ничего не знаю о Девятихвостом, а информация, полученная от Какаши, не очень-то радостная. Если Лис может мешать мне, а ещё может захватить надо мной контроль, когда меня охватывает ненависть… Я мимолетно взглянул на живот, на котором во время рассказа Какаши показал печать, сдерживающую Девятихвостого, и мысленно поблагодарил Минато-сенсея. Но с возможным высвобождением Лиса надо что-то делать.

И это далеко не все вероятные проблемы. Например, скорость развития моих навыков ниндзя или «изначальные» данные могут оказаться плачевными. Ну или намного меньше, чем у других, с чем я сталкивался за свою недолгую карьеру шиноби. Даже если не брать в расчёт меня, отчасти раздолбая и лентяя, то можно, например, взять того же Гая. Но даже он, не имея способностей к ниндзюцу и гендзюцу, на равных сражается с Какаши. И я не собираюсь просто так сдаваться!

— Это не просто лис. Это Девятихвостый. Даже твой отец не одолел его.

— Но Хаширама Сенджу и Мадара Учиха одолели, — я обнадеживающе приподнял уголки рта. — Что мне мешает стать такими же сильными, как они?

В глазу Какаши я увидел нескрываемый скепсис и мысленно фыркнул. Вот увидишь, Какаши, я стану сильным! Даже сильнее тебя, несмотря на четырнадцать лет разницы! И не только потому, что хочу, но и потому, что должен. Я должен защитить тебя, пусть тебе и кажется, что ты достаточно сильный.

— У Хаширамы Сенджу была стихия дерева, у Учихи Мадары — шаринган, — Какаши покачал головой и вдруг снова стал таким же, каким и был вначале моего «пробуждения». — Наруто, у тебя действительно всё в порядке?

Я удивился и попытался понять, чем мог вновь вызвать беспокойство. И вдруг вспомнил, что «выдал» себя. Нет, Какаши вполне мог принять старое прозвище за оговорку, но передо мной внезапно вновь предстал красноватый отлив луны. Мало кто знает, но подобное — побочный признак действия шарингана. Но у меня же его не должно быть, так как слились лишь души и чакры, а шаринган — это мутация именно тела. Или я что-то путаю?

— Естественно! К чему этот вопрос? — я фыркнул как можно громче, снова внимательно глядя на обеспокоенного Какаши. Он помял губы и, вероятно, хотел что-то сказать, но неожиданно в палате возник АНБУ и сказал, что у Хокаге срочное поручение для Какаши Хатаке. Тот кивнул, и АНБУ исчез.

— Мне нужно уйти, — Какаши озадаченно почесал затылок и немного виновато посмотрел на меня. — Прости, Наруто.

Я решительно взял его за руки и снова пристально взглянул в глаз Какаши. И незаметно — на шею, которую прикрывал высокий воротник. И почему-то я точно знал, что чёрные ожоги не сошли.

— Ты же помнишь наш уговор? Можешь приходить и уходить, когда и как захочешь. Только не умирай, — невероятно серьезно сказал я, и Какаши снова удивился. И снова через некоторое время странно спросил:

— Наруто…

— Что? — уверенно ответил я, надеясь, чтобы Какаши все же не «узнал» меня. Я не готов сказать ему, что, считай, убил Минато-сенсея и госпожу Кушину. Но, к великому облегчению, Какаши промолчал и встал.

— Ничего, — он слегка улыбнулся. — Жди меня здесь, хорошо?

После положительного ответа он удалился, а я зарылся лицом в подушку и стиснул зубы. Чёрт, чёрт, чёрт! Стоило мне подумать, что сегодня я мог не увидеть Какаши… Действительно, я умею лишь разрушать. Чувство вины стало раздирать меня с новой силой. Я говорил себе, что защищу Какаши. Я обещал Минато-сенсею, госпоже Кушине и себе, что позабочусь о нём. А в итоге я снова решил убить близкого человека. От этого хотелось биться головой о стену и выть на луну. Лис лишь «подсобил», а решение принял я сам, поддавшись, казалось, давно ушедшей ненависти. И зайди всё чуть дальше…

Я ударил кулаком стену и охнул. Ладно, когда я был чунином, это было не так больно! Я с шипением потряс рукой, а затем потёр место ушиба. По крайней мере, это на чуть-чуть отвлекло от тяжёлых мыслей. Разглядывая покрасневшие костяшки, я зло оскалился. Раньше я бы погрузился в самоедство, но сейчас не буду. Это всегда успеется, а обещание защитить Какаши, к счастью, ещё в силе. Нет, это не избавит от заслуженного чувства вины, но я прекрасно помню, как зациклился на своих чувствах после смерти Рин и к чему это привело. Нет, спасибо, мне хватило. Я не хочу снова совершать одни и те же ошибки, тем более, когда недавно сделал это. Раз я намереваюсь стать сильнее, значит, стану сильнее. Раз я хочу защитить Какаши, значит, защищу. И плевать, что встанет на моём пути!

Вскоре Какаши вернулся со стариком Третьим, что осведомился о моём здоровье, и которому я рассказал то же, что и Какаши. Причём он удивленным Хокаге не выглядел и в итоге просто кивнул сам себе, встал со стула и ушёл.

И жизнь потекла как обычно, но я долго не расслаблялся. Не забыл же Какаши, что я произнес его прозвище! Или про шаринган, хотя почему-то сейчас попытки вызвать его ни к чему не привели. Или Какаши все-таки забыл? Хотя для него Обито Учиха давно умер под тем камнем. Если я не ожидал, что меня спасёт основатель Конохи и не только излечит смертельные раны, но и вернет возможность сражаться, то как мог ожидать подобного он? Но раз Какаши ничего не предпринимал так долго, то в итоге я позволил себе расслабиться.

Ну как расслабиться. Каждое утро, когда Какаши был дома, его поджидал на тумбочке завтрак, в моей комнате, где одежда раньше валялась в разнообразнейших местах, царил идеальный порядок, а мытье полов и уборка ковров при помощи пылесоса чередовались по дням.

— Послушай, Наруто, — начал Какаши, когда мы обедали, и я с удовольствием поедал рамен. Что странно, так как в прошлой жизни я относился к нему равнодушно, а в этой стал понимать госпожу Кушину. — Я, конечно, рад, что ты занялся домашними делами, но не вини себя. То, что ты сопротивлялся Девятихвостому — уже чудо, — Какаши улыбнулся и неожиданно потрепал меня по голове. — Я рад, что с тобой всё в порядке.

Я чуть не подавился раменом и растерялся. Такой жест от Какаши… На душе потеплело, а чувство вины возросло.

— Спасибо, пап, — я в смущении уткнулся в почти пустую миску с раменом.

Так спокойно протек остаток зимы, март и первые дни апреля. И настал тот самый день. Я всегда хотел сходить на могилу Рин после «перерождения», но не знал, как уговорить на это Какаши. Поэтому каждый раз просто вел себя в этот день тихо и незаметно, стараясь не привлекать внимание излишне задумчивого Какаши, хотя с первого взгляда казалось, что с ним всё в порядке.

— Наруто, — вдруг окликнули меня, когда замерли в дверях. — Пойдем со мной.

Я застыл на лестнице. Зачем Какаши это делать? Так он всё-таки догадался, кто я? Или нет? Как бы то ни было, это я узнаю лишь потом. Собрался я меньше, чем за пять минут — за невероятно холодной зимой наступила невероятно теплая весна, и даже в чёрной осенней куртке было немного жарко. На улице мне пришлось перепрыгивать через лужи, и, глядя на Какаши, что невозмутимо шёл по ним, я фыркнул. Серьезно?

И так мы спокойно дошли до кладбища, где около входа я взял руку Какаши и послушно последовал за ним. Я плохо помнил планировку кладбища, но интуиция подсказывала, что мы идём в том направлении. И действительно, скоро мы вышли к серой могиле.

— Здесь похоронена моя подруга. Её звали Нохара Рин, — спокойно сообщил Какаши, но я даже не увидел, а, скорей, почувствовал, насколько мрачным он стал, ведь Какаши хорошо прятал свои эмоции. Я чуть сжал его руку сильнее и погрузился в воспоминание, когда был здесь в последний раз. Когда случайно пришел на могилу Рин одновременно с Какаши. И тогда он упомянул, что госпожа Кушина скоро родит, что и поставило точку в моих намерениях относительно Девятихвостого. А когда он ушёл, я, переполненный яростью, подлетел и сшиб с размаху вазу с белыми лилиями. Как смеет он, убийца Рин, так просто стоять и спокойно говорить с ней? Он никогда не заслужит её прощение! И почему я, в отличие от него, вынужден прятаться и лишь украдкой навещать могилу Рин?

Но сейчас я стою перед ней, и лишь отголоски боли от её смерти приходят ко мне. Но даже они невыносимо царапают сердце, и я на детских инстинктах подхожу ближе к Какаши. И он, похоже, не замечает этого, нахмурившись и погрузившись в себя. И это настроение передается и мне, и я-ребёнок хочет его утешить. Я-взрослый соглашается с этим, но вносит понимание, что нам это вряд ли удастся. По крайней мере, пока. Я гляжу на задумчивого Какаши и думаю, что чувствовал бы сам в его ситуации. И понимаю, что, наверное, вообще не смог бы жить дальше. По крайней мере, тогда. А Какаши живёт, при том, что из-за меня он ещё потерял Минато-сенсея и госпожу Кушину и остался один. И ещё как-то взял ответственность за Наруто.

А ещё Какаши, скорее всего, чувствует вину за произошедшее, но ведь он ни в чём не виноват! Я снова взглянул на могилу Рин и после мысленного обещания ей позаботиться о Какаши спросил, что мне делать.

Более-менее четкое намерение сформировалось, когда мы пришли к могилам Минато-сенсея и госпожи Кушины, где к боли примешивалось и чувство вины. Не знаю, похожее ли ощущает Какаши, но если да, то он точно не заслуживает такого. Я сжал губы и коснулся серых надгробий. Я уже не отплачу Минато-сенсею и госпоже Кушине за то, что они сделали за меня. Даже несмотря на то, как я «отблагодарил» их, они, считай, отдали мне жизнь Наруто. Да, наши души слились, но ведь в результате получился все тот же я, а личность Наруто, которой почти и не было, окончательно растворилась во мне. Я не назову это смертью, но без меня Наруто бы не исчез, и вырос бы, возможно, совершенно другим человеком.

В подобных невеселых раздумьях я не заметил, как мы оказались у обелиска, с именами героев-шиноби Конохи, где Какаши показал мне моё имя, Учиха Обито, что вызвало мысленный нервный смешок. Как и уважение, с которым говорили обо мне. И именно тогда я твердо решил сказать Какаши правду. Он, как никто другой, её заслуживает, какой бы ужасной она не была. В конце концов, какими бы страшными не будут последствия, их я переживу.

Глядя на простой серый обелиск, я нахмурился, вспомнив кое о ком. Мадара Учиха. «Ты ещё вернешься, не сомневаюсь. И отблагодаришь меня, как следует», — вспомнились недовольные слова, когда я уходил спасать Рин и Какаши. И как удачно быстро его слова воплотились в жизнь, и из-за смерти Рин я проникся его планом. Нет, возможно, я слишком мнителен, но интуиция подсказывала, что что-то здесь нечисто. Тем более, сложно доверять тому, кто был не против уничтожения целой деревни. Но старик в любом случае использовал меня для выполнения своего плана, отчего хотелось переломать ему все кости. Каким же подонком надо быть, чтобы использовать отчаявшегося ребенка? А ведь на моем месте мог оказаться кто-то другой. Например, Какаши. Мои кулаки сжались сильнее.

А ведь мне было даже жаль Мадару. Старик наверняка остался один, без друзей и родных. И если он и правда Мадара Учиха, то что должно с ним было случиться, чтобы он из человека из, пусть и приукрашенных, рассказов стариков превратился в это? Но, по большей части, каждый сам решает, что делать со своей проблемой. Из-за кого бы этот старик не докатился до такой жизни, но все они явно умерли. Что ему сделала нынешняя Коноха?

И если он уже пытался уничтожить её, то что мешает напасть ему снова? Я обернулся к Какаши и незаметно благодарно улыбнулся. Я не допущу, что из-за моих страхов пострадали люди. Особенно Какаши.

Я обязательно расскажу ему обо всём завтра.

* * *

— Папа, — я произнес это слово, чувствуя странное смущение, так как сейчас почти всё сознание захватил я-взрослый.

Какаши удивленно оглянулся. Я мялся перед ним, протягивая колоду карт и метался в сомнениях, правильно ли я поступаю. Да, сегодня день смерти Рин, но мне больно видеть Какаши таким. И не думаю, что Рин разозлилась бы на меня. Но не разозлится ли Какаши?

— Может, сыграем? — я почесал затылок и неожиданно почувствовал себя Хинатой из-за смущения и страха посмотреть прямо на Какаши. — Но если ты не хочешь…

Я ожидал мягкое и одновременно твёрдое «Не сейчас, Наруто» или просто отговорку, но вдруг, когда я набрался смелости поднять голову, мне улыбнулись, пусть и почти незаметно, чуть приподняв уголки рта.

— Почему бы и нет? — Какаши сел на диван в гостиной и приглашающе похлопал по столу. — Только давай в дурака. Могу даже на желание.

Я ошеломленно замер.

— Правда?

— Правда, — Какаши кивнул, и я быстро справился с эмоциями и сел за стол. И стал мешать карты, стараясь смотреть куда угодно, но не на него, а, например, в окно, где начал накрапывать дождь. Играли мы в уютной тишине, и меня даже начало немного клонить в сон.

Когда Какаши в конце неожиданно подмастил мне, я с широкой улыбкой побил его карты, и он поднял руки и признал поражение.

— И каким же будет твое желание? — с интересом спросил он, и меня осенило. Я же даже сейчас не знаю, что у Какаши под маской! Каждый раз, когда вспоминал об этом, что-то мне мешало. То я слишком маленький и сижу в сторонке на детском стульчике, то что-то отвлекает мое внимание, а когда я вспоминаю про маску, Какаши снова в ней, то его вдруг вызовут к Хокаге. Я даже не знаю, как так получилось. Хотя, скорее всего, дело в моей «везучести».

— Покажи, что у тебя под маской, — я прямо и требовательно посмотрел на Какаши, показывая, что отвертеться не получится ни в каком случае.

— Хорошо, — неожиданно согласился он и с улыбкой дотронулся до края серой ткани. — Под маской у меня…

Я застыл и потянулся вперёд. Сейчас эта важнейшая историческая тайна раскроется, ведь я ещё помню, как пытался увидеть Какаши без неё. И как после бесконечного количества провальных попыток он насмехался надо мной при каждом удобном случае.

— Ещё одна маска, — а, ничего не изменилось. Если бы моё разочарование можно было измерить, то пожалуй, прибор, который бы это делал, сразу бы сломался.

— Так нечестно! — завопил я на всю округу.

— Что нечестно? Я сделал так, как ты сказал, Наруто, — Бакакаши хитро улыбнулся, и я захотел, как в старые добрые времена, наброситься на него и подраться. Но произошедшее было настолько обидно, что даже детское сознание согласилось просто уйти на кухню и заварить себе чай. Тем более, сказать Бакакаши мне было нечего, а разочарование было так велико, что даже ругаться не хотелось.

Вскоре — видимо, из-за нетипичного поведения — Какаши осторожно вошёл на кухню и сел рядом со мной, и я ответил обиженным взглядом.

— Ну прости, Наруто. Смотри, — Какаши сдернул маску, и я удивленно уставился на него. Так можно было? Хотя смотреть-то не на что. Да, лицо симпатичное, но не нет ни ужасных ожогов, ни чудовищных размеров нижней губы. Даже родинка под губой не бросалась в глаза. И второй раз за пять минут я разочаровался, но в гораздо меньшей степени, чем раньше.

— Ну как? — хотя улыбка Какаши тёплая и милая. Я задумчиво почесал подбородок.

— Неплохо выглядишь, — я немного нахмурился. — Почему ты носишь эту маску?

— Так сложилось, — перед тем, как Какаши натянул маску обратно, я снова узрел его теплую улыбку и уткнулся в чашку, чтобы скрыть свою.

* * *

— Наруто! Наруто! Что случилось? — тревожно спросили и присели рядом. Я вскрикнул и набросился на Какаши, ещё не освободившись от кошмара. Какаши от неожиданности свалился на кровать, и я оказался сверху него. Когда до меня дошло, что я снова в реальности, дрожь, что прошивала мое тело, немного ушла вместе с ужасом.

— Кошмар, — я испуганно прижался к теплому телу Какаши. — Не уходи.

Я ощутил удивление Какаши, а потом его рука легла на мою спину и осторожно и успокаивающе стала гладить её.

Я со страхом огляделся в черноте, стоя на такой же черной горизонтальной поверхности. Но ничего не происходило, и в итоге я пошёл вперед с выставленным вперед кунаем. Неожиданно моё «путешествие» закончилось раньше, чем я думал.

— Привет! — раздался сзади до противного приветливый, писклявый голос, и я вздрогнул и быстро обернулся, готовый напасть. — Рад знакомству, Наруто Узумаки!

Оранжевая маска помахала рукой, и я напрягся сильней: незнакомец выделил моё имя и фамилию, а значит, он знал, кем я был на самом деле.

— Кто ты такой? И чего тебе от меня нужно? — я как-то понял, что от незнакомца ждать угрозы не нужно было, но всё равно было тревожно. Этот тип напоминал тигра за решёткой — знаешь, что не нападет, но страх упорно окутывает сердце.

— Фи, как невежливо! — я поморщился от столь наигранных слов, но незнакомца, казалось, это ничуть не смутило. Он спокойно уселся в пространстве (не спрашивайте, как он это сделал) и мило предложил: — Зови меня Тоби.

И снова это прозвучало так противно и неестественно, что даже я при всей своей терпимости отодвинулся назад. Нет, я тоже порой нарушал чужое личное пространство, но этот тип словно забрался мне под одежду и начал липкими руками трогать меня.

— Что тебе от меня нужно? — серьезно спросил я, ибо хотел скорей перейти к делу. Тем более, с подобным типом.

— Тоби лишь хотел рассказать забавную историю, а с ним так грубо обращаются, — незнакомец наигранно всплеснул руками, и я сильнее раздражился. — Но Тоби не обидчивый. Тоби расскажет тебе историю об одном человеке, — голос изменился, и я нахмурился. — Ты ведь слышал сказки про сошедших с ума Учих?

Мне не нравилось, куда идет разговор. Тоби не ошибся — эти истории преподносили детям, вуалируя их в сказки и опуская кровавые подробности, но оставляя главное неизменным. Истории, где Учихи, лишившись близкого, открывали новую ступень шарингана и шли мстить убийцам. И часто под раздачу попадали не только враги, но и соклановцы, а то и другие дорогие человеку люди, пытающиеся остановить обезумевшего Учиху. И все это ни заканчивалось ничем хорошим — либо человек «выгорал» и становился живым покойником, либо его убивали. И пусть истинный смысл сказок дети узнавали взрослыми, мораль не изменялась: следите, чтобы этого не случилось с вами.

— Причем здесь это? Говори, что тебе нужно, а не то я убью тебя!

— Не убьешь, — уверенно ответил Тоби, и я понял — так и есть. Я не смогу убить его, как и он — меня. И от того, что я непонятно как понял это, мне стало намного тревожнее. — Так вот. Жил-был один Учиха, который называл себя Учихой Мадарой. И которого как раз коснулось то проклятье…

Тоби остановился, и я нахмурился сильней.

— Ты о том старике?

— Кто знает, — Тоби развёл руками, и, пусть в темноте виднелась лишь ярко-оранжевая спиралевидная маска, я явственно ощутил насмешку. — Так вот, этого человека коснулось это проклятье, потому что, как ты догадываешься, человек, которым он дорожил, умер. Но вот незадача: тот человек почти сразу устранил убийц, и мстить оказалось некому! — приторным голоском закончил Тоби, и я поморщился. Даже если подобное было напускным, оно все равно смотрелось противно, как танцы на могиле.

— Знаю. Такие случаи тоже часто бывали. Чаще всего, когда шаринган пробуждался какое-то время спустя, пока человек полностью всё не осознал, — я не знал, что сказать, но чувствовал, что должен был это сделать, чтобы Тоби продолжил.

— Э, нет! — он всплеснул руками и поднялся. — Тут всё гораздо интереснее, — он в странном предвкушении усмехнулся, и у меня закралось нехорошее предчувствие. Будто я не должен был слушать, что расскажет мне этот тип. Но я упрямо продолжил слушать. Я же Обито Учиха, в конце концов! Глупо было слепо поддаваться эмоциям!

Но рассказ был даже мрачней рассказанных в детстве историй и с каждым словом становился всё хуже. Тот человек, потеряв себя и поддавшись ненависти, убил учителя и его жену, оставив их новорожденного сына презираемым сиротой. А заодно чуть не уничтожил город, в котором родился. Рассказ был смутно знакомым, но меня гораздо сильней волновало другое.

— Но ведь там были женщины! Дети! Чем-то они провинились перед ним? Я ещё с натяжкой понимаю смерть учителя, но город уничтожать зачем? — я смотрел на новорожденного ребенка и на тела его мертвых родителей рядом, и сердце разрывало на части. Хотелось броситься и помочь, укрыть младенца, что напрасно звал криком маму и папу, но это было лишь видение.

— Подожди, дальше будет интереснее, — «подмасленным» голосом сказал Тоби, и я с неприязнью уставился на него, но затем застыл. — И ты узнаешь ответ на свой вопрос.

Я покусал губы и все же продолжил слушать. История снова становилась всё мрачнее, хотя, казалось, куда уже. Например, тот человек помог в убийстве своего клана.

— Ка… Какого черта? — у меня исчезли все слова. — Там же женщины! Дети! Старики и старухи! Даже младенцы! Люди, с которыми он общался и которым помогал! Как так… — я в полной растерянности посмотрел на оранжевую маску.

— Но это еще не все, — усмехнулась она. — Дальше…

Я понял, что мне дали выбор: продолжать историю или нет. Одна часть меня кричала, что не надо этого делать, иначе случится страшное, а вторая уверенно шептала, что рассказ должен продолжаться, несмотря ни на что. И, прислушавшись к чувствам, я пошёл на поводу последней, чьи слова казались по-настоящему правильными. Я должен узнать, что случилось!

— Что дальше? — как можно уверенней спросил я, и Тоби усмехнулся.

— А дальше пошло особенное веселье! — громко обрадовался он, и вскоре я заметил, что голос Тоби становится менее «липким», и в нём медленно, но верно появляются неестественные, ненормальные нотки. Сумасшедшие. Страх опять поднялся во мне, но я быстро преодолел его и решительно взглянул на оранжевую маску. И вдруг захотел снять её.

Но вскоре снова переключился на рассказ, от которого кровь застыла в жилах окончательно. Как бы ни было мне жалко того человека, от количества жизней, что он сломал и загубил, становилось дурно.

— А потом он спас друзей и умер, — хихикнул Тоби и закончил. Я был в шоке и не знал, что думать.

— Я не понимаю, — казалось, эти ошарашенные слова сказал не я, а кто-то другой. — Зачем он это сделал? Зачем погубил столько жизней? Почему… — мой голос затих и стал каким-то потерянным. — Почему он убил даже близких и родных?

Отчего-то история затронула меня больше, чем другие. Возможно, потому что в «сказках» Учихи не успевали натворить столько плохого? И оставшихся родных они если и убивали, то из-за нахлынувших чувств, а потом понимали, что натворили, и кончали с собой. А здесь… Я вспомнил Какаши. Он убил Рин, но не сделал ничего из того, что сделал этот человек, и уважение к нему возросло ещё больше. Да, Какаши сильный, это у него не отнять. А этот человек…

А как бы я поступил в такой ситуации? Но не успел я задуматься, как меня отвлекли:

— Потому что они перенесутся в мир иллюзий, — Тоби вдруг полностью посерьезнел. — И будут, наконец, счастливы.

Я ошеломленно заморгал. Что, черт побери, этот тип несёт?

— Какой, к черту, счастливы? — с каждым словом гнев во мне закипал с новой силой. — Они же не реальные люди, иллюзия!

— А какая разница, иллюзия или нет? — спокойно ответил Тоби и приблизился ко мне. И я едва не отшатнулся — вокруг стало витать что-то зловещее. — Может, наш мир это очень хорошая иллюзия? Откуда ты знаешь?

Я окончательно растерялся. Я не мог ничего противопоставить этим словам, но и согласиться тоже не мог.

— Тогда в чем смысл?! В чем смысл каждого, если его можно заменить иллюзией? — я в отчаянии всплеснул руками.

— …А, может, смысла и нет? — оранжевая маска пристально уставилась на меня, и я снова не знал, что сказать.

— Может, и нет, — неожиданно для самого себя согласился я, но тут же закричал: — Но это неправильно! Слышишь?! Неправильно! — я и сам толком не понимал, почему считаю это неправильным. Да, может, между Какаши и его хорошей иллюзией разницы не будет, но… Иллюзия — это иллюзия, а я хочу именно Какаши, человека, который заботился обо мне и ухаживал за мной все эти одиннадцать лет.

Тоби промолчал, что напрочь не вязалось с его прежним образом дурачка, хотя наверняка тот был напускным. И я вспомнил:

— Но почему весь мир? Почему он просто не убил себя, раз так страдал? Или не перенесся в мир иллюзий только сам? — это тревожило и пожалуй, было самым непонятным в этой истории. Нет, был ещё вопрос, зачем мне вообще её рассказали, но что-то подсказывало, что это я узнаю позднее.

— А разве ты не знаешь ответ? Я же вроде сказал, что он хотел сделать всех людей счастливыми, — как бы между прочим сказал Тоби, и меня осенило.

— Нет, не так, — я пристально посмотрел на оранжевую маску. — Наоборот, он хотел, чтобы весь мир страдал вместе с ним. И поэтому не убил себя. Или я не прав?

И, пожалуй, именно эта история наиболее ярко демонстрировала мораль «сказок» — что ненависть может сотворить с человеком. И не только с ним, но и со всем миром, а особенно если у этого человека есть сила это сделать. Даже история Индры, что почти убил свою семью, и Мадары, что почти уничтожил Коноху, меркли перед рассказанной историей о конце света. «Если бы не два «избранных» придурка, то все бы погибли», — невероятно точно охарактеризовал эту историю Тоби.

— Откуда мне это знать? — Тоби пожал плечами.

— Этим человеком был ты, — я твердо посмотрел на него. — Человеком, что почти уничтожил мир.

Не знаю почему, но я был в этом уверен. Возможно, потому что-то тут, то там выскакивали подробности, которые знал только очевидец истории. Ну или этот тип притворялся, но в этом не было смысла. Как и в том, чтобы рассказывать эту историю мне.

По крайней мере, пока. В правом глазу Тоби загорелся шаринган, и он вкупе с маской кого-то мне сильно напомнил. Но, сколько я ни пытался, вспомнить, кого, мысль ускользала.

— Не совсем я, — Тоби развёл руками, и я впал в ступор.

— То есть как? Это либо ты, либо не ты! Третьего не дано! — я понимал, что Тоби не врёт, но почему-то во мне пробудился страх. Страх, что я знал ответ и что мне его слышать не стоило.

— Ответ ты узнаешь, сняв эту маску, — оранжевая маска подошла ко мне и застыла, словно приглашая сделать это. И только сейчас я понял, что одежда Тоби сливается с чернотой настолько, что её не видно. А что если её и нет? Но намного важнее другое: мне действительно стало страшно. Я совершенно не хотел снимать эту маску, а убежать куда подальше. Я знал, что за ней точно не скрывается ничего хорошего, но что-то удерживало меня. В итоге я сжал губы и шагнул вперед. Я — ниндзя и Обито Учиха, и не должен останавливаться из-за предчувствий! Я подошёл, дотронулся до маски, а затем решительно стянул её вниз.

…И, когда она оказалась в руке, я понял, что снял её с себя.

Получается, эта история?.. Моё тело задрожало, а потом я отшвырнул маску — руки окрасились кровью.

«Ты убил нас», — я с криком отшатнулся назад, а затем остолбенел: из темноты на меня с укором смотрели госпожа Кушина и Минато-сенсей. — «Это твое будущее, Обито?»

— Н-Нет, я… — я забыл, как дышать, а ноги начали подкашиваться вниз.

«Такого будущего ты хотел для Наруто?» — я взглянул вправо, где появился свет, и увидел там себя — верней, Наруто — в одиночестве, в стороне от отвернувшихся людей, и в душе что-то раскололось на мелкие кусочки.

— Н-Нет, я… — голос задрожал сильней, как и тело. Я протянул руку к Наруто, и вдруг все снова исчезло во тьме. И внезапно я отшатнулся и упал на пол, а потом испуганно посмотрел влево.

— Бабушка Юми? — я часто помогал ей, как и другим старикам клана Учиха, да и всем старикам вообще, поэтому был с ней в хороших отношениях, и она часто приглашала меня на чай. — Что вы здесь?..

Вдруг я увидел на её руках младенца и вытянулся вперед. И завопил и упал на пол — в гробовой тишине отрубленная голова ребёнка стукнулась об пол.

«Я заботилась о тебе в детстве, лечила тебя, когда ты заболел, а ты так отплатил мне, Обито?» — я поднял взгляд и увидел вместо головы бабушки Юми темно-красный срез шеи. — «И ты помог убить Акеми, мою внучку. Она-то в чём перед тобой провинилась?»

«В чём мы были перед тобой виноваты?» — меня окружили призраки, и бежать стало некуда. Я с ужасом узнал в них знакомых, приятелей, соклановцев…

«Смерть моих детей — это тоже часть твоего будущего?»

«А моих родителей?»

«Так вот как ты отблагодарил меня — смертью моего единственного сына?»

— Прекратите, пожалуйста! Прошу! — я сжал уши, дабы не слушать гневные, сливающийся в единый рокот, голоса, и понял, что кровь на руках — кровь женщин, детей, мужчин — попала на лицо. Хотя какая разница. Я и так уже полностью в их крови.

Я убил их.

— Это всего лишь сон, Наруто, — Какаши сильнее прижал меня к себе, и я благодарно уткнулся в его ребра. Дрожь постепенно утихла, и я медленно провалился в сон.

* * *

— Ну здравствуй, Учиха, — ехидно раздалось отовсюду: сверху, сбоку, даже снизу. Но на приветствие это походило мало, так как в голосе было столько концентрированной злобы, будто я уничтожил страну. Я едва успокоил бешено бьющееся сердце и изумленно огляделся, и вдруг из мрака выступила клетка, и на меня уставились огромные оранжевые глаза. В них плескалось столько ненависти, что я сглотнул и чуть не отступил. Белые клыки оскалились в широкой ухмылке.

— Подойди, — глухо прорычал лис, и я снова растерялся, но ненадолго. Да, это Девятихвостый, но чтобы я боялся его, а ещё и сидящего в клетке? Ни за что!

— Ага, конечно! Не держи меня за идиота! — я громко хмыкнул, и Девятихвостый низко зарычал. — Это ты чуть не убил Какаши? — я помрачнел и сжал руки в кулаки.

— А если да, то что? — высокомерно ответил Девятихвостый и встал в полный рост: чудище размером с целый город, чья голова, казалось, касалась луны, впечатляло. Добавляли страха и хвосты, что с грохотом ударялись о залитый водой пол. — Тем более, с твоей ненавистью ты должен радоваться его смерти.

Я нахмурился. Нет, я подозревал, что Демон-Лис не обрадуется мне, да и многолетнее заключение не то чтобы демона или человека, даже комара выведет из себя, но Девятихвостый будто и правда олицетворял ненависть, а не был просто могущественным демоном, как рассказывал Какаши.

— Я не ненавижу его, — твердо ответил я и угрожающе уставился на того, кто съел бы меня и не подавился. — И не вмешивайся в мою жизнь.

«Я не допущу, чтобы близкие погибли из-за меня». Демон-Лис ослепительно захохотал, как при удушении Какаши, и я схватился за уши.

— А если вмешаюсь? — насмешливо зарычал Демон-Лис, когда закончил смеяться. — Кто ты такой, чтобы указывать мне, Девятихвостому? Ты ничего не сделаешь мне, Учиха, — Демон-Лис наклонился, и оранжевые глаза будто завершить мою душу, и я приготовился дать отпор. — Даже твой шаринган —подделка. Им ты не подчинишь меня.

Шаринган? Вместо того, чтобы съехидничать в духе Демона-Лиса, я недоуменно моргнул. И резко отшатнулся, так как передо мной возникло зеркало. Я помедлил, осторожно приблизился к нему и удивился: в зеркале отражался четырнадцатилетний Наруто Узумаки. Но разве во внутреннем мире, чем, скорее всего, и было это место, я не должен выглядеть как во время своей «смерти»? Я потрогал черную меховую накидку с белым воротником, а потом поразился: у отражения в правом глазу был горящий Мангеке Шаринган.

Я задумался. Ранее я безуспешно пытался призвать его, что объяснимо. Шаринган — глазная мутация, а слились именно наши души и чакры. Нет, слияние тел тоже возможно, ведь шаринган ребенку вызвать непросто, и я не знаю, куда делось мое предыдущее тело. Но тогда, последнее, по идее, должно было сильно повлиять на тело Наруто. Но у меня нет ни шрамов на лице, ни старых царапин от кунаев, да и в целом во внешности нет ничего от прежнего «себя», кроме чёрных волос: я был чем-то средним между госпожой Кушиной и Минато-сенсеем.

Тем более, чакра — достаточно не изученная и загадочная тема, как нам говорили на уроках. А слияние душ и чакры вообще вещь невиданная. Так что, скорее всего (хотя я могу ошибаться, ибо даже чунином не был долго), этот шаринган возник из-за моей чакры как побочный эффект «слияния». Да и пробудился он, как полагается, от переполняющих меня эмоций.

Я дотронулся до зеркала. В принципе, в том, что я воспринимаю себя так… нет ничего плохого. Нет, я ещё оставался Обито Учихой, ведь от прошлого не избавиться, да и я не хотел этого, несмотря на весь его ужас. Тем более, в нём были и одни из самых дорогих сердцу моментов. Но я уже не Обито Учиха целиком. Это сложно объяснить, тем более, я не гений, как Какаши. Я остаюсь собой, но не Обито Учихой, ибо слишком много места заняла «вторая» жизнь. Я усмехнулся отражению. По крайней мере, в четырнадцать я буду выглядеть неплохо.

— Ну здравствуй, Наруто Узумаки.

* * *

— Ты уверен?

— Да, господин Мадара, — зашептали и ловко заползли на плечо. — Я увидел Мангеке Шаринган в его правом глазу. Все прошло, как и задумывалось.

Лицо мужчины не изменилось, но пара морщин разладились.

— Но я не уверен, что он все ещё верен нам, — продолжили так же тихо и вкрадчиво. — Он не убил Какаши Хатаке. Я видел, как он колеблется. Да, это место не нашли, но сейчас у него нет причин присоединяться к нам. Тем более, он частично знает о нашем плане.

— Это определенно помеха. Но я бы не сказал, что проблема, — мужчина закрыл глаза, и на его лице появилось что-то, отдаленное похожее на улыбку. — Что случается один раз, может случиться во второй. Главное — правильно это устроить, — он хмыкнул и убрал белую прядь с глаз, а потом мимолётно оглядел белую ладонь. Не то чтобы ему нравилось это тело, но жизнь шиноби приучала спокойно относиться к трудностям, да и новое тело не было такой большой проблемой.

Тем более, он снова может «танцевать». Пусть и не так, как раньше.