Цвет веры (гет)

В этой старой как мир игре есть одно неизменное правило:

Как бы ни был велик соблазн, никогда никому не верь,

Четко взвешивай каждый свой шаг, чтобы жизнь потом не заставила

Заплатить за малейший просчет чередою страшных потерь.

Перед горгульей Северус стоял добрых десять минут, прекрасно понимая, что профессор Дамблдор знает о его присутствии, но не находя в себе силы ступить на лестницу. Наверное, стоило отложить этот визит до завтра, чтобы у него была возможность хоть немного восстановиться после посещения министерства, но интуиция гнала Северуса не откладывать разговор с директором. Интуиции он привык доверять. Она была, пожалуй, единственной его составляющей, которая не изменилась с годами. Боковым зрением Северус увидел, что в коридор свернул кто-то из учеников. Нерешительно топтаться перед кабинетом директора на глазах у студентов было недопустимо, поэтому Снейп шагнул на нижнюю ступень лестницы. Его сердце при этом рванулось так, будто он шагнул с обрыва.

В кабинете Дамблдора негромко потрескивали дрова в камине и едва слышно копошился на своей жердочке Фоукс. Северус с удивлением отметил, что феникс смотрится потрепанным. Эти птицы после возрождения выглядели весьма уродливо, а потом довольно быстро приобретали очень царственный вид. Но сейчас Фоукс даже не был похож на заморыша, который едва вылез из пепла, поглотившего его прошлую жизнь. Он был похож на старую и больную птицу, и Северус впервые задумался, умирают ли фениксы по-настоящему. Нужно будет спросить об этом у… На этом месте его мысль застопорилась, потому что при всем уважении к Альбусу Дамблдору на посту директора школы позиция того в вопросе подбора преподавательского состава вызывала в Снейпе здоровый скепсис. Вопрос о фениксе нужно было бы адресовать специалисту по уходу за магическими животными. Но не профессору же Хагриду, ей-Мерлин.

— Фоукс немного не в форме, — произнес директор, и Северус понял, что уже некоторое время стоит перед жердочкой феникса.

Обернувшись к директорскому столу, он на миг сжал зубы и автоматически выставил блок, как делал всегда в моменты потрясений.

Не в форме был не только Фоукс. Альбус Дамблдор сидел за своим столом, откинувшись на спинку кресла и сцепив руки на животе. В такой позе в детских книжках рисовали волшебников, погруженных в колдовской сон. Без головного убора, с гладко расчесанными седыми волосами профессор выглядел так, будто в самом деле готовился позировать художнику. Почему-то эта ассоциации неотвязно пристала к Северусу.

— Добрый вечер, — поздоровался он и, не дожидаясь приглашения, пересек комнату и опустился в кресло напротив директора.

Северус терпеть не мог это кресло. Впрочем, как и соседнее, потому что обычно стоило занять любое из них, как ему сообщали плохую новость. За двадцать лет его преподавания в школе ни одной хорошей новости в этом кабинете не прозвучало. Ну не считать же хорошей новость о том, что сын Поттера едет наконец учиться в Хогвартс.

— Ты чем-то обеспокоен, — произнес Альбус Дамблдор, глядя в глаза Северусу.

Северус устроился поудобнее в нелюбимом кресле и медленно произнес:

— Меня вызывали в министерство.

— О, — директор разгладил бороду и вновь сложил руки на животе.

Северусу хотелось уточнить: «о» — это все, на что он может рассчитывать? Но это было бы ребячеством. Вместо этого он посмотрел на лицо директора, который был сейчас похож на выцветшую колдографию самого себя.

— Вероятно, мне следовало бы отложить свой визит сюда, только…

— Только ты боишься, — медленно произнес Альбус. — Это нормально, Северус. Это даже хорошо. Я, признаться, опасался, что ты вовсе перестал испытывать страх.

Северус десятилетней давности сказал бы, что страх лишает сил, но сейчас он понимал, что на самом деле страх делает человека осторожным. А именно осторожность спасала его все эти годы.

— Боюсь, — вздохнув, признался Северус и, прислонившись затылком к спинке кресла, перевел взгляд на камин. — У них появился сильный легилимент.

— Насколько сильный?

— Он едва не сломал мою защиту.

Альбус Дамблдор хмыкнул.

— Они не доверяют тебе. Ты в сложной ситуации, Северус.

Северус не хотел, чтобы его смешок прозвучал так громко. Он вообще планировал сохранить невозмутимость, но такая нелепая констатация очевидного факта внесла в его план коррективы.

— А вы? — переведя взгляд на Дамлбдора, спросил он. — Вы в сложной ситуации?

Директор улыбнулся и чуть качнул головой.

— Мою ситуацию вряд ли можно назвать сложной. Скорее безвыходной.

Сердце Северуса дернулось так же, как когда он шагнул за статую горгульи.

— Вы слишком медленно восстанавливаетесь после магического выброса, — негромко произнес он, чувствуя, как страх, тот самый, который делал его осторожным долгие годы, сковывает холодом внутренности.

— Магия имеет предел, Северус. Вернее, тот, кто ее использует, имеет предел. И я за свой шагнул.

Некоторое время в кабинете висела полная тишина. Фоукс перестал копошиться на своем месте, и даже пламя в камине будто бы перестало трещать. Или же это Северуса так оглушило неожиданное признание директора?

— Но я думал… — начал он и замолчал.

Он думал, что директор вечен, он думал, что тот непременно победит Волдеморта. Он думал, что не останется один на один с темной магией. Глупый Северус Снейп много чего успел напридумывать в своей жизни.

— Мне жаль, Северус. Я не планировал оставлять тебя одного, — словно прочитав его мысли, произнес директор.

Впрочем, Северус не был уверен, что его блок все еще достаточно крепок.

— Ты хочешь о чем-то спросить. Сейчас самое время, — сказал директор, и Снейп снова подумал про брешь в блоке, но делать с этим что-либо просто не было сил.

— Что нужно Темному Лорду? — задал Северус вопрос, которым поставил его в тупик Гарри Поттер.

Альбус Дамблдор тихо рассмеялся, и Северус решил было, что тот не станет отвечать. Либо спрячет ответ за очередным изречением, на которые он был мастер.

— Власть, — отчетливо произнес директор.

— Какую? — Северус подался вперед, не заметив, как вцепился в подлокотники.

— Над магией. Он — глупец, решивший однажды обуздать силу, природу которой до конца не понять никому.

Договорив эту длинную фразу, директор на миг прикрыл глаза, стараясь восстановить дыхание. Северус поборол порыв вскочить и броситься к Дамблдору. Вместо этого спросил:

— Что мне сделать?

— Для начала не переоценивать свои силы и отдохнуть, — улыбнулся директор, глядя куда-то поверх головы Северуса, будто отвечал кому-то, находившемуся в другом измерении.

— Вы не поняли. Сделать для вас, — пояснил Снейп, чувствуя комок в горле.

Альбус Дамблдор перевел на него взгляд, и Снейпу стало ясно, что директор прекрасно все понял.

— Завтра, самое позднее послезавтра я буду вынужден покинуть Хогвартс, — с усилием произнес профессор. — В тайнике над камином я оставлю бумаги, которые могут тебе понадобиться. Тайник откроется лишь тебе и только тогда, когда для этого придет время. Свои обязанности я переложил на Минерву. Она, понятное дело, не в восторге, и мы не будем ее за это осуждать, но добавлять тебе дополнительных хлопот было бы неразумно.

Альбус Дамблдор улыбнулся тенью своей прежней улыбки. Северус медленно кивнул, глядя на то, как тяжело дается старому волшебнику эта беседа. Он попытался понять, испытывает ли разочарование от того, что не будет замещать директора на высоком посту, и пока не мог дать однозначного ответа. Все эмоции заглушила доселе незнакомая ему паника.

— Вы вернетесь? — спросил Снейп, удивившись тому, с какой детской надеждой он ждет положительного ответа.

— Конечно, вернусь, Северус, — ответил директор, и Северус почему-то ему поверил, хотя интуиция подсказывала обратное. Наверное, Северус просто очень хотел поверить.

На самом деле у него было еще много вопросов, но глядя на то, сколько усилий Альбус Дамблдор прилагает для того, чтобы выглядеть так, будто все в порядке, Северус оставил их все при себе.

— Я вам нужен? — негромко спросил он.

— Очень, Северус. Но пока отдыхай.

Снейп усмехнулся. Так редко кто-то говорил ему, что он нужен. Так часто он об этом мечтал в юности. А вот теперь от этого признания по позвоночнику прошел озноб, потому что вряд ли сильнейшему и мудрейшему из волшебников Альбусу Дамблдору нужен лично Северус Снейп. Ему нужна победа в войне против Темного Лорда, который хочет подчинить себе магию. Если бы кто-то спросил мнения Северуса, то он ответил бы, что у Темного Лорда проблемы с постановкой цели. Как можно подчинить себе силу, природу которой до конца не постичь никому?

* * *

Домовой эльф отыскал Нарциссу в малой гостиной. Она сидела на софе, поджав ноги, и вышивала морской пейзаж. Впервые за много месяцев. Просто потому, что читать «Ежедневный пророк» и корреспонденцию, присылаемую в имение, у нее уже не было сил.

— Мистер Забини просит его принять, — церемонно поклонился эльф.

— Спасибо, Смуки. Пусть войдет.

Нарцисса отложила в сторону вышивку и встала навстречу Фреду.

— Нарцисса, — улыбнулся он и, подойдя ближе, протянул руки.

— Рада тебя видеть, — улыбнулась в ответ Нарцисса и на миг вложила свои ладони в ладони Фреда. Лишь на миг. Потому что в прикосновениях Фреда с самой школы ей мерещилось нечто большее, чем попытка поддержать.

— Я тоже рад. Вот только у меня неважные новости.

Сердце Нарциссы ухнуло в пятки.

— Выпьешь кофе? — предложила она, нервно крутя на пальце фамильный перстень Малфоев.

Фред несколько секунд пристально на нее смотрел, а потом улыбнулся. Когда он улыбался, ей становилось спокойнее.

— С удовольствием.

Эльфы бесшумно выставляли сервиз на кофейный столик, Нарцисса, занявшая свое место на софе, и Фред, устроившийся в кресле справа от нее, наблюдали за ними в молчании. Нарцисса хотела оттянуть момент, когда придется услышать «неважные новости», Фред же думал о том, что при Люциусе он почти не бывал в этой гостиной. Имение Малфоев было негласно поделено на части. Люциус ходил теми коридорами, в которых почти не появлялась Нарцисса. Драко существовал в отдельном крыле, которое имело свой вход, что позволяло ему избегать появления в большей части дома. Вся семья Малфоев пересекалась лишь в обеденном зале. Раньше.

— Как тебе живется здесь одной? — спросил Фред, и Нарцисса подняла взгляд от кофейного столика.

— Я привыкла, — чуть пожала плечами она. — Люциус в последние годы мало бывал дома, Драко большую часть времени проводит в Хогвартсе. О том, что Люциус в этот дом больше не вернется, я предпочитаю не думать, — обезоруживающе искренне ответила она.

— Я скучаю по нему, — признался Фред. Эльфы давно оставили их одних, но он не хотел переходить к новостям. К тому же ему вправду нужно было сказать то, что он сказал: — Мы часто спорили, я во многом его не понимал, но… он был неплохим человеком.

Нарцисса некоторое время смотрела то ли в окно, то ли на тяжелую вышитую цветами гардину.

— Спасибо. Думаю, Люциусу было бы приятно знать, что о нем скорбят.

Фреду хотелось спросить, скорбит ли она. Уж слишком сдержанно выглядела Нарцисса для вдовы. Даже Алин не раз и не два принималась плакать о Люциусе, которого не слишком любила при жизни. Нарцисса же была убийственно спокойна.

Словно почувствовав его мысли, она посмотрела ему прямо в глаза:

— Мне тоже его не хватает, Фред. Я каждый день сижу в его кабинете за его столом и не могу не думать о том, что почти его не знала. За столько лет знакомства мы так и не узнали друг друга. И это неправильно, поэтому для своего сына я хочу другой судьбы.

Не ожидавший такого перехода Фред кашлянул.

— Я не против его брака с моей дочерью, — осторожно произнес он. — Хотя, если руководствоваться здравым смыслом, моей семье стоило бы держаться подальше.

— У вас есть шанс, — в тоне Нарциссы прозвучал вызов.

Фред усмехнулся.

— Я упустил этот шанс много лет назад.

Нарцисса не стала уточнять, когда именно, и Фред был этому рад, потому что, хоть она и будет всегда занимать в его жизни особое место, говорить об этом вслух было бы совершенно излишне.

Взяв со столика чашку, Нарцисса отпила кофе. Фред последовал ее примеру.

— Ну что ж, я готова услышать новости, — легко улыбнулась она.

— Я бы предпочел, чтобы ты о них не узнала, — признался Фред. — Или чтобы кто-то другой взял на себя труд…

— Фред, милый, никого другого у нас нет, а новости, я так понимаю, есть. Не волнуйся, я не стану падать в обморок.

— Спасибо, — церемонно склонил голову Фред и без лишних предисловий выдал: — Мне написал Темный Лорд.

Ложечка Нарциссы, которой она аккуратно помешивала свой кофе, со звоном ударилась о стенку фарфоровой чашки.

— Выразил соболезнования по поводу смерти Люциуса и сожаление по поводу расторжения помолвки наших детей.

— Это все? — дрогнувшим голосом уточнила Нарцисса, когда Фред замолчал.

— Еще он выразил надежду на то, что все в скором времени наладится. Вот теперь все.

Нарцисса поставила чашку на блюдце и, выпрямившись на софе, сцепила кисти в замок. Массивный фамильный перстень Малфоев смотрелся на ее тонкой руке чужеродно. Почему-то Фред впервые обратил на это внимание, хотя видел символ рода Малфоев на Нарциссе без малого девятнадцать лет.

— Ты не сняла перстень, — заметил он.

Нарцисса проследила за его взглядом.

— Со смерти Люциуса еще не прошел положенный год.

— Как это ощущается теперь? — прищурился Фред, стараясь не думать о том, как формально Нарцисса обозначила время траура. Или же ему так только показалось?

— О чем ты? — тоже прищурилась Нарцисса.

— О перстне. На нем ведь наверняка целый букет заклинаний. Ты чувствуешь изменения после разрыва магической связи с главой рода? У меня профессиональный интерес, — поспешил заверить он.

— Профессиональный, — эхом отозвалась Нарцисса и, вскинув голову, спросила: — Фред, ты сможешь посмотреть, что происходит с перстнем Драко? На нем ведь замкнулась магия рода.

— Извне? Нет, — покачал головой Фред, отчасти обрадованный тем, что она обратилась за помощью к нему, а не к Снейпу, а отчасти этим испуганный. — Для этого мне нужно пройти как минимум ритуал временного вхождения в род. Но я не уверен, что Драко сможет все сделать правильно. Боюсь, самое большее, что мне будет доступно, — послать одного из ваших эльфов за чашкой чая.

Нарцисса нахмурилась, вспомнив, как поначалу, когда она переехала в имение Малфоев, эльфы игнорировали ее просьбы, потому что она еще не была частью рода их хозяев.

— Я пока не чувствую никаких изменений. Мне тревожно, но это может быть никак не связано с перстнем. Я тревожусь за сына. Тебе не показалось, что с Драко что-то происходит? — пытливо глядя на Фреда, спросила она.

Тот нахмурился и сделал глоток из чашки.

— С твоим сыном определенно происходит много всего. Он отменил помолвку, он пошел против Лорда. Это, конечно, не мое дело, но мне кажется, что кто-то должен придать ему вектор. Пока это выглядит так, будто он встал на путь подросткового протеста и намерен прорубать себе дорогу вникуда. Я говорил об этом со Снейпом, но тот отмалчивается и делает вид, что все под контролем.

— Если Северус считает, что все под контролем, то, наверное, так и есть, — не слишком уверенно произнесла Нарцисса, а Фред усмехнулся. Время шло, но вера Нарциссы в Северуса Снейпа была по-прежнему непоколебимой. Временами это вызывало у Фреда уважение, временами изумление, но чаще раздражение.

— О да! Поэтому ты спрашиваешь, не происходит ли что-то с Драко.

— Возможно, это моя мнительность, — в голосе Нарциссы послышалось сомнение. — Как ты думаешь, что скрывается за фразой Лорда «скоро все наладится»?

Фред бесшумно поставил пустую чашку на блюдце и посмотрел в глаза Нарциссе.

— Я не знаю, но думаю, тебе следует обсудить со Снейпом возможность твоего переезда отсюда, — сказал он то, что вообще-то не собирался говорить, потому что это было не его дело. Если каким-то образом Лорд узнает о его роли в бегстве Нарциссы…

— Но здесь родовая защита. Здесь должно быть безопасно, — настороженно произнесла Нарцисса.

Фред с усмешкой покачал головой. Даже умнейшие из женщин порой бывали поразительно наивны.

— Нарцисса, Лорд провел здесь несколько месяцев. Неужели ты всерьез считаешь, что об этом имении все еще можно сказать, что оно целиком и полностью принадлежит роду Малфоев? Лорд знает о таких сторонах магии, о которых ни мне, ни тебе неизвестно. Я даже не уверен, что о них известно Снейпу, который обновлял защиту на поместье. Обсуди со Снейпом. Имение твоих родителей не подходит, так как Лорд бывал и там. Нужно место, к которому у него не было шанса прикоснуться.

— А такое место вообще существует? — с нервной усмешкой спросила Нарцисса.

— Теоретически должно, — произнес Фред, точно зная, что оно существует.

Имение Фриды — часть ее приданого, которая, по распоряжению их покойного отца не могла отойти в собственность другого рода. После смерти сестры оно перешло к Фреду. Он планировал добавить свою волю к воле их отца, чтобы поместье по достижении совершеннолетия унаследовал Брендон. Раньше это казалось единственно верным решением, хотя у Алана Форсби не было недостатка в средствах и землях. Сейчас же Фред понимал, что, возможно, ему придется поступить иначе. Главное, убедить Нарциссу укрыться там, где никто не сможет ее найти. Никто, кроме хозяина имения. Фред на миг прикрыл глаза, позволяя себе помечтать. Лишь на миг.

— Я подумаю, Фред. Спасибо, — услышал он ее вежливый голос и, открыв глаза, встретился с внимательным взглядом серых глаз.

— Мне пора, — опершись на подлокотники, Фред встал с кресла. — Будь осторожна и, Мерлина ради, сделай вид, что не получала писем из министерства. Там сейчас для тебя не менее опасно.

— Ты предлагаешь мне стать вне закона? — усмехнулась Нарцисса, и в ее взгляде вновь появился вызов.

— Мерлин упаси! Я прошу тебя позаботиться о своей безопасности, пока мы со Снейпом не найдем выход из положения. Поэтому сейчас тебе не стоит распечатывать конверты министерства, чтобы они точно знали, что письма еще не прочитаны.

— Почему ты помогаешь нам? — спросила Нарцисса, встав с софы.

Фред пожал плечами и произнес:

— Мне пора. Рад был повидаться.

Он чувствовал, что Нарцисса смотрит ему в спину, но не обернулся, потому что у него не было ответа на ее вопрос. Тот ответ, который у него был, казался слишком глупым и наивным. Его мог бы озвучить семнадцатилетний студент Хогвартса. Для уважаемого магическим обществом примерного отца семейства произнести подобное вслух было недопустимо. Фред, не в пример своей сестре, всегда отличался благоразумием. Для Фриды не существовало преград. Его же жизнь неукоснительно подчинялась правилам. Наверное, поэтому он все еще был жив, а она нет.

Обычно Фред отбывал из имения Малфоев камином, но неожиданный вопрос Нарциссы выбил его из колеи. Оказаться прямо сейчас дома, где его ожидала неразобранная почта, среди которой лежал конверт с печатью министерства, он был не готов. Пройдя мимо каминной, Фред направился к главному выходу.

Домовой эльф распахнул перед ним парадные двери имения, и остановившийся на крыльце Фред подумал, что в последний раз они стояли здесь с Люциусом за несколько недель до его смерти. Фред курил, а Люциус стоял рядом, глядя на уже неработающий фонтан.

— В детстве я хотел перекрасить мрамор в сине-зеленый, чтобы вода в фонтане была, как в море, — неожиданно сказал тогда Люциус, и Фред, думавший о чем-то, связанном с Темным Лордом, даже не сразу понял, о чем речь. Люциус же задумчиво продолжил: — Почему я этого не сделал?

Фред посмотрел на сооружение из белого мрамора и заключил:

— Сине-зеленый был бы здесь неуместен.

— Ты ничего не понимаешь в море, — неожиданно грустно произнес Люциус.

Фред хотел было пошутить на тему того, что Люциуса тоже сложно назвать морским волком, но что-то его отвлекло.

И вот теперь глядя на белый мрамор, сливавшийся с нетронутым снегом, усыпавшим все вокруг, он подумал о том, что сказала Нарцисса. За столько лет она так и не узнала Люциуса. Фред мог сказать то же самое о себе.

Он медленно направился по дорожке мимо фонтана в сторону западных ворот. Там был домик с подключенным камином, а еще там можно было выйти за территорию и трансгрессировать. В последнем, впрочем, Фред сейчас не был уверен, потому что Снейп по части защиты оказался настоящим параноиком. Однако это не мешало Фреду всерьез считать, что поместье Малфоев хранит не одну сотню сюрпризов для своих хозяев. Пристанище Темного Лорда всегда несет на себе его отпечаток. Фред неустанно благодарил Мерлина за то, что его родовое имение эта участь обошла стороной.

А еще в свете случившегося с Люциусом он не был уверен, что его везение вскоре не закончится. Метка в последнее время не то чтобы беспокоила, однако он чувствовал ее присутствие на своем предплечье. Словно портал в чужой мир.

Фрида ненавидела его метку. Она брезгливо морщилась, стоило ему закатать рукав. Только однажды, незадолго до своей смерти, она вдруг поймала его левую руку и сама расстегнула манжету. Пока она придирчиво изучала уродливую татуировку на его коже, он чувствовал жгучий стыд. Такой, какого, наверное, не испытывал никогда в жизни.

— Я хочу найти способ ее свести, — сказала тогда его сестра.

— Ты всегда была мечтательницей, — усмехнулся он, чувствуя, как скулы пылают от стыда.

— А ты никогда не мешал мне мечтать.

Это было чистой правдой. Фред не парил над землей, он твердо на ней стоял, готовый в любой момент подхватить рвущуюся в облака сестру. Лишь однажды он не смог этого сделать и простить себя за это тоже не смог.

— Я найду способ, — пообещала она и через два дня погибла, впервые не выполнив свое обещание.

* * *

Ненавидеть и презирать Драко Малфоя было бы на самом деле очень легко. После зимних каникул он вел себя ровно так же, как все шесть лет их совместной учебы. Разве что сейчас он был чуть более сдержан, и, чтобы заслужить от него язвительный комментарий, нужно было постараться. Но Невиллу, например, удалось. Когда в кабинете Флитвика он нечаянно смахнул с полки кубок и тот, упав, подкатился к ногам вошедшего в класс Малфоя, Малфой с раздражением произнес:

— Лонгботтом, затрудняюсь предположить, в какой очереди ты стоял, когда людям раздавали способности.

— За усердием? — лениво протянул шедший позади Малфоя Крэбб.

— Откуда ты знаешь, тебя в той очереди точно не было, — хмуро отозвался Гойл и, обойдя Крэбба и Малфоя, направился к своему месту.

Красный как рак Невилл шагнул вперед, чтобы поднять кубок, а Гермиона невольно затаила дыхание, потому что ей показалось, что Малфой сейчас отбросит кубок носком ботинка.

— Вингардиум левиоса, — вполголоса произнесла Паркинсон, наблюдавшая за этой сценой из-за своей парты.

Кубок, поднявшись в воздух, сделал красивую петлю и с тихим стуком опустился на место.

— Спасибо, — пробормотал Невилл.

Паркинсон не ответила, но вся эта сцена, от начала до конца, напомнила Гермионе о том, что ей удалось понять за несколько недель перед Рождеством: слизеринцы не ненавидели всех и вся. Им просто не было дела до тех, кто их отвергал. Но если им случалось стать свидетелями несправедливости, они могли вступиться за кого-то. Просто так.

— Пэнси, ты сегодня поразительно человеколюбива, — усмехнулся Малфой, который, кажется, стал худшей версией себя.

— Зато ты нет, — ответила Паркинсон и, распахнув учебник, сделала вид, что читает.

Малфой на миг прищурился, а потом, отбросив с лица челку, направился к своей парте. Гермиону кольнуло узнаванием. Ненавидеть и презирать Драко Малфоя было бы на самом деле очень легко. Вот только теперь Гермиона знала, каково это, когда он держит тебя за руку, когда улыбается тебе, когда смотрит тебе в глаза так, что ты чувствуешь себя живой, настоящей, чувствуешь себя центром всего этого глупого мира.

Малфой, успевший занять свое место, медленно обернулся и посмотрел прямо на Гермиону. Она поспешно опустила голову и сделала вид, что что-то ищет в стоявшей на парте сумке. Несколько бесконечных секунд она чувствовала его взгляд, а потом, очевидно, потеряв к ней интерес, он отвернулся и обратился к сидевшей рядом с ним Забини.

Гарри скользнул по скамье в сторону Гермионы и, понизив голос, спросил:

— Что происходит?

Гермиона хотела отмахнуться, соврать, что все в порядке, но потом неожиданно для самой себя поняла, что не может. Плюхнувшись на свое место рядом с Гарри, она закрыла лицо ладонями.

— Эй, — Гарри толкнул ее под локоть, — Гермиона?

— Мы можем уйти с урока? — не отнимая ладоней от лица, спросила она.

— Ты у меня спрашиваешь? Я всегда готов, — отозвался Гарри.

Гермиона молча встала, запихнула учебник по чарам обратно в сумку, сгребла со стола перья и кое-как засунула их в специальный бокс.

Гарри, кажется, едва удержался от того, чтобы не присвистнуть. Он молча побросал свои вещи в рюкзак и направился к выходу вслед за Гермионой.

— Вы куда? — шепнул Невилл.

Его уши все еще были малиновыми.

— По делам, — отмахнулся Гарри, ускоряя шаг.

В дверях они столкнулись с профессором Флитвиком.

— Позвольте спросить, куда вы направляетесь? — поинтересовался профессор.

Гермиона испуганно замерла, явно неготовая придумывать оправдания.

— Нам срочно нужно к директору. У меня… проблема, — многозначительным шепотом произнес Гарри. — Гермиона мне нужна, чтобы… чтобы ничего не…

— Конечно, конечно, — взволнованно взмахнул рукой Флитвик. — Возвращайтесь, как сможете.

— Спасибо, — выдавила из себя Гермиона и бросилась вон из кабинета, едва не снеся с ног Рона, который на пару с Луной опаздывал на занятие.

— Вы куда? — растерянно замер Рон.

— Проходите, мистер Уизли, мисс Лавгуд, — поторопил их Флитвик.

— Куда вы? — прошипел Рон.

— Без понятия, — одними губами ответил Гарри и побежал по коридору, пытаясь догнать быстро удалявшуюся Гермиону.

—Так, стой, — он схватил ее за руку у самой лестницы. — Давай без беготни. Ненавижу бегать. Каждый раз мы бегаем, когда что-то случается. У меня от этого нелюбовь к бегу, — запыхавшись выдал Гарри в слабой надежде ее рассмешить.

Гермиона кивнула и направилась к ближайшему окну. Бросив сумку на подоконник, она повернулась к другу.

— Давай хотя бы в другой коридор. А то вдруг Флитвик выглянет, а мы тут стоим.

Гермиона безучастно кивнула и вновь подхватила свою сумку. Гарри крепко взял ее за руку, чтобы она не убежала и чтобы… просто взять. Пальцы Гермионы были ледяными, а еще очень тонкими. Он опустил взгляд на их руки и вдруг осознал, как сильно они все выросли с момента их первой встречи и какой маленькой и хрупкой стала казаться она по сравнению даже с ним. Что уж говорить о долговязом Роне.

Гарри немного боялся, что она выдернет руку, но она не сделала такой попытки. Наоборот, благодарно сжала его пальцы в ответ. Подавив в себе малодушное желание как можно дольше искать укромный уголок для разговора, Гарри отвел Гермиону всего лишь на следующий этаж. Остановившись у разрисованного морозными узорами окна, он выпустил ее руку и произнес:

— Рассказывай.

Гермиона рассеянно поставила сумку на подоконник, поправила застежку на мантии.

— Гермиона, — настойчиво произнес Гарри, — урок не бесконечный. Нам и так влетит.

— Господи, у нас экзамены на носу, а мы с урока сбежали, — вдруг произнесла Гермиона, прижимая ладони к щекам, будто это не она была инициатором побега.

— Давай поубиваемся об этом потом. Сперва расскажи, что у тебя с Малфоем.

От этого вопроса она заметно вздрогнула и перевела на Гарри испуганный взгляд. Он приподнял бровь. Складывать руки на груди он не собирался, само вышло.

— Я не понимаю, — огорошила его Гермиона.

— А подробнее?

— После каникул он ведет себя так, будто меня не знает.

— Вообще не знает? Вроде как «ты кто и что ты тут делаешь»?

— Нет, — Гермиона судорожно втянула носом воздух и пояснила: — Будто у нас ничего не было. Ну, вообще ничего.

Гарри молчал так долго, что Гермиона подняла взгляд от своих пальцев, которые в волнении заламывала.

— Прости, — сказала она. — Не стоило тебе об этом рассказывать.

— Стоило, — медленно произнес он. — Какие у тебя предположения?

— Я не знаю.

— Гермиона, брось. Наверняка ты уже придумала пару сотен оправданий этому. Выкладывай.

Гермиона нервно усмехнулась. Он был прав. Она, конечно, же придумала даже не пару сотен, а миллион оправданий, но сейчас почему-то сказала:

— Может, он просто одумался? Его мать говорила, что у него очень непростой период сейчас. И ему будет проще без меня.

— Ты говорила с Нарциссой Малфой? — удивленно спросил Гарри.

— Да, когда Драко был в лазарете, мы случайно столкнулись там и потом поговорили.

— Она против тебя?

— Мне так не показалось. Она любит его и, мне кажется, дает право выбирать самому. Но я не знаю, Гарри. Тогда все произошло так быстро. Его попытка покончить с собой и… Господи, — ее голос дрогнул, — я не знаю, что делать сейчас. Если это его решение, то, наверное, он прав. И так будет лучше. Но я боюсь, что…

Гермиона замолчала, не в силах продолжать. Гарри был явно не тем человеком, который должен был все это выслушивать. Он ненавидел Малфоя столько лет, у него был миллион причин для этого…

— Прости. Я правда зря тебе все это…

— Ты говорила с ним? — перебил Гарри, нервно покусывая нижнюю губу.

— Я пыталась. После праздничного ужина. Он ни разу за весь вечер на меня не взглянул, и мне показалось это странным. Я решила ему написать, но встретила его у совятни.

Гермиона замолчала и шмыгнула носом. Гарри невольно поморщился, понимая, что если сейчас она заплачет, то он вернется в кабинет Флитвика и свернет Малфою шею. Без всякой магии. К счастью, Гермиона взяла себя в руки и закончила:

— Я спросила, все ли у нас в порядке, а он ответил, что если я мню себя остроумной, то мне пора заканчивать это делать. И сказал это так, как будто все опять по-старому.

— Может быть, там был кто-то, кому он не хотел показывать вашу… ваши… В общем, это.

— Я тоже сперва об этом подумала, но он смотрел на меня с таким презрением… как на грязнокровку, понимаешь?

Гарри нахмурился и неловко тронул ее за плечо. Он знал, насколько Гермиону выбивало из колеи дурацкое прозвище. Он не понимал такой реакции, потому что, в конце концов, это было всего лишь слово, но для Гермионы это было важно, поэтому он старался утешить ее, как мог.

— Получается два варианта: либо он делает вид, что у вас ничего не было, либо действительно считает, что ничего не было, — озвучил он свою мысль.

Гермиона кивнула, глядя себя под ноги.

— Что ты планируешь делать? — спросил он.

Она вскинула голову и отшатнулась от него, как будто он предложил что-то делать прямо сейчас.

— Ничего, — испуганно замотала она головой.

— Написать? — подсказал Гарри, все еще сжимая ее плечо.

— Нет-нет. Ты что? Вдруг он сам решил все закончить, а я буду навязываться…

Гарри стиснул зубы и убрал руку с плеча Гермионы. Ревность злой змеей заворочалась в груди. Видеть то, насколько важными для Гермионы были мнение слизеринца, его решения, его поступки… Мерлин, да гуманнее сразу стереть себе память и вообще никогда об этом не знать. Но в то же время ясно было, что он уже не сможет остаться в стороне. Во-первых, было физически больно видеть Гермиону такой, а во-вторых, и это было самым паршивым, он хотел разобраться в мотивах Малфоя. И не только потому, что с удовольствием наказал бы его за то, как тот обошелся с Гермионой, а еще и потому, что существовала вероятность того, что Малфою подкорректировали память. И вот здесь Гарри уже не мог не вмешаться. С ним самим такое уже проделывали. И это был чертовски неприятный опыт. Он считал, что никто не вправе стирать чужую память и моделировать чужие жизни. Рон бы пошутил, что в нем говорит привычка спасать мир, но на самом деле Гарри просто ненавидел манипулирование на любом уровне. И если в его силах это остановить, он готов сделать все, что сможет. И плевать, что этим он помогает слизеринцу, причин любить которого у него приблизительно ноль. Главное — справедливость.

— Гермиона, я говорил с ним после твоего признания, — после паузы произнес Гарри, глядя ей в глаза.

— Что? — Гермиона отступила на шаг и посмотрел на него так, будто он ее предал. То есть она могла встречаться с Малфоем неделями и молчать, а он не мог просто поговорить. Все-таки девушки — забавные существа. Словно залетевшие сюда с другой планеты. — Малфой не был похож на человека, который жалеет о чем-либо, — продолжил он. — Нужно понять, правда ли он дал задний ход или же над его памятью поработали.

В глазах Гермионы мелькнула такая сумасшедшая надежда, что Гарри стало тошно. Зачем он это делает? В Гриффиндор, похоже, действительно берут исключительно идиотов, как любит повторять Малфой.

— Но как это сделать?

— Написать ему и задать вопросы, — пожал плечами Гарри. — Глупо гадать, понимаешь? Мы так ни до чего не догадаемся.

— Я попробую, — неуверенно произнесла Гермиона.

— Пообещай, — потребовал он.

— Обещаю, — обреченно кивнула она.

Гарри показалось, что она соврала, но он не стал на нее давить. Ему хотелось побыстрее закончить этот разговор, потому что, выступая посредником между Гермионой и Малфоем, он чувствовал себя так, будто с него сняли кожу.

Гермиона вглядывалась в его лицо, словно пытаясь отыскать там подтверждение тому, что ее надежды небеспочвенны. Гарри надеялся, что выглядит достаточно уверенным для того, чтобы суметь ее успокоить. Плевать на то, как чувствовал себя он. Главное, чтобы она наконец перестала медленно умирать. Он протянул руку ладонью вверх, и Гермиона без раздумий вложила свою ладонь в его.

— Мы разберемся, — пообещал Гарри, сжав ее пальцы.

— Спасибо тебе. Я не знаю, что еще сказать, — шмыгнула носом Гермиона.

— Просто скажи, что, даже если у вас с ним все… наладится, между нами ничего не изменится, — произнес Гарри, хотя собирался всего лишь пошутить.

— Никогда, — пообещала Гермиона.

И Гарри ей поверил. Потому что очень хотел поверить.

* * *

После разговора с Гарри на удивление стало легче. Гермиона почти уверилась в том, что подойти к Драко и задать вопрос «что происходит?» — совсем не страшно. Вот только до конца уроков возможность застать его одного ей так и не представилась. Чары, которые Гарри и Гермиона благополучно пропустили, были сегодня единственным совместным со Слизерином занятием.

Гермиона сверилась с пергаментом, на котором — совершенно случайно — у нее было записано расписание седьмого курса Слизерина, и решила перехватить Драко после последнего урока. Она отпросилась у профессора Макгонагалл незадолго до конца занятия, соврав, что плохо себя чувствует. Врать было стыдно, но другого выхода Гермиона не видела.

Решимость, посетившая ее после разговора с Гарри, таяла с каждой минутой.

— Ты куда? — шепнул Гарри, пока она собирала сумку.

— Поговорить, — беззвучно ответила она.

— С кем? — шепнул Рон на весь класс, и профессор кашлянула.

— Извините, — смутился Рон, и Гермиона выскользнула за дверь, чувствуя на себе взгляд Гарри.

Ей хотелось думать, что он был понимающим и ободряющим и что в нем совсем не было отчаяния.

Драко Малфой вышел из аудитории в сопровождении Блез Забини. Притаившаяся в нише Гермиона почувствовала себя полной дурой. Очень-очень несчастной дурой, потому что Забини, не выпуская руки Драко, будто в танце развернулась вокруг своей оси, отчего рыжие локоны красиво рассыпались по ее плечам, и в конце разворота уперлась спиной ему в грудь, а он мимолетно чмокнул ее в висок.

«Ну что ж, вот и поговорили», — подумала Гермиона, покидая свое укрытие.

Затеряться среди десятков студентов, заполнивших коридоры после звона колокола, было плевым делом. И даже то, что по ее щекам потекли слезы, было неважно. В этой кутерьме все равно никто не заметит. Кому есть до нее дело?

Низко опустив голову, Гермиона быстрым шагом шла по коридору, пока не врезалась в возникшего на ее пути Рона.

— А вот теперь я тоже хочу услышать последние новости, — сообщил Рон, подхватив ее под локоть и не позволив упасть.

— Где Гарри? — Гермиона вытерла глаза рукавом мантии и в ответ на вопросительный взгляд Рона пояснила: — От ветра.

— В коридоре. В закрытом, — понимающе кивнул Рон. — Гарри куда-то ушел. Что происходит? Это из-за Хорька?

Гермиона поморщилась.

— Ну, хорошо. Это из-за величайшего, чистокровнейшего, прекраснейшего…

— Хорек звучал лучше, — перебила его Гермиона. — Да. Но я не хочу об этом говорить.

— Можно я просто наложу на него какое-нибудь заклинание?

— Про слизней? — сквозь слезы усмехнулась Гермиона.

— У меня давно другая палочка, — серьезно произнес Рон.

— Ему, кажется, стерли память.

Рон глубоко вдохнул, медленно выдохнул, а потом неловко потрепал Гермиону по волосам, глядя при этом на нее с убийственным сочувствием. Как на маленькую и очень глупенькую девочку.

— Что? — спросил она.

— Гермиона, ты прости, конечно, но мне кажется, он просто все обдумал и решил, что это того не стоит. Ну, правда. Слишком много проблем от вашего общения.

Гермиона закусила губу и посмотрела на картину, висевшую на стене.

— Ну, сама подумай, если бы ему стерли память, то кто-нибудь из слизеринцев непременно заметил бы. А это, в свою очередь, заметили бы уже мы, разве нет?

Гермиона перевела взгляд на Рона. Об этом она тоже думала.

— Идем обедать? — предложил Рон, и Гермиона согласно кивнула. А что еще ей оставалось делать? Если бы ее рыдания могли хоть что-то изменить…

За обедом она то и дело бросала взгляды в сторону стола Слизерина и прекрасно видела, что сидевшие рядом с ней Гарри и Рон делают то же самое.

Драко Малфой о чем-то переговаривался с сидящим слева от него Крэббом. По правую руку от Малфоя сидела Забини, которая — Гермиона ничего не могла поделать с этим знанием — чувствовала свое превосходство над ней. Пожалуй, сейчас лишь пара насмешливых взглядов, брошенных Забини в сторону Гермионы, подтверждали то, что история с Драко ей не приснилась. Потому что он на нее так и не посмотрел. Лишь один раз он поднял в их сторону рассеянный взгляд. При этом взглянул на Гарри. Впрочем, взгляд из рассеянного быстро стал напряженным. Гермиона покосилась на друга. Гарри вертел в руках вилку, в упор глядя на Малфоя, и Гермиона видела, как на его щеках ходят желваки.

— Гарри, — прошептала она и тронула друга за руку: — Прекрати!

Увидевший это Малфой наконец перевел взгляд на Гермиону, несколько секунд смотрел на нее, а потом, чуть нахмурившись, повернулся к Крэббу и продолжил прерванный разговор.

— Гарри, пожалуйста, — прошептала Гермиона, продолжая сжимать рукав мантии друга.

— Гарри, ты закончил? — раздался за их спинами голос Кэти, и Гарри, кивнув, резко встал.

Гермиона обернулась к Кэти и заметила, с каким лицом та смотрит на руку Гермионы, из которой выскользнул рукав Гарри. Сжав кулак, Гермиона опустила руку под стол. Она не хотела, чтобы у Гарри были проблемы.

— Убедилась? — склонившись к ее уху, прошептал Рон, стоило Гарри и Кэти отойти.

— В чем? — Гермиона буквально силой заставляла себя не смотреть на слизеринский стол.

— В том, что он все прекрасно помнит. Просто делает вид.

— Ты правда так думаешь? — спросила она, повернувшись к другу.

Рон некоторое время молча ее разглядывал, а потом устало вздохнул.

— Гермиона, если бы он не помнил целый кусок учебного года, ты считаешь, Крэбб бы сейчас сидел с нормальным выражением лица, а Забини бы так спокойно жевала свою траву? Они все ведут себя так, будто помнят одно и то же. Тогда уж давай думать, что по всем слизеринцам шарахнули обливиэйтом. Разом. Так, что в каждое поместье залетело. Надо, кстати, посмотреть, как у них дела с тестами. Вот преподаватели удивляются, наверное: у половины курса целого семестра в головах как не бывало.

Гермиона невольно улыбнулась, хотя на самом деле ей хотелось плакать. Рон был прав. А они с Гарри ошибались. Стереть память о таком большом отрезке времени так, что для окружающих это не стало бы очевидным, просто невозможно. А значит, все было бессмысленно. Он просто передумал.

* * *

«Нельзя стереть память о конкретном человеке. О событии можно, о человеке — нет».

Строчка из письма Роберта вертелась в голове Пэнси, пока она шла из главного зала, сверля взглядом затылок Драко Малфоя. Тот о чем-то негромко разговаривал с Блез, держа ее за руку, и даже не посмотрел на обогнавшую их Грейнджер.

Наконец Драко, явно почувствовав взгляд Пэнси, обернулся и нахмурившись, приподнял бровь. Пэнси сильнее сжала ручку сумки, торопливо отвернулась и заметила стоявшего у окна Поттера. Тот в упор смотрел на Драко и, кажется, совсем не слушал свою девушку.

В этот момент по коридору волной пронеслись разочарованные голоса. Вероятно, одна из лестниц впереди изменила направление. Кто-то из студентов, раздраженно бурча, повернул обратно на поиски другого пути. Кто-то, как Драко, остался стоять посреди коридора, потому что никуда не торопился. Кто-то, как Поттер, устроился у подоконника, будто собирался ждать до ночи.

Почему Поттер так смотрит? Какова вероятность того, что он тоже в курсе произошедшего?

Поттер почувствовал взгляд Пэнси и повернулся в ее сторону. Пэнси сперва хотела отвернуться, но, в последний момент передумав, посмотрела Поттеру прямо в глаза. Наверное, впервые в жизни. Краем глаза она видела, что толпа студентов впереди пришла в движение. Вероятно, лестница соизволила вернуться на место. Девушка, державшая Поттера за руку, потянула его вперед, и он сделал шаг за ней, по-прежнему продолжая смотреть на Пэнси. Не задумываясь о том, насколько странно это выглядит, Пэнси направилась в сторону гриффиндорцев.

Глаза Поттера на миг расширились, и он, не отрывая от нее взгляда, что-то сказал своей девушке.

— Привет, — вежливо улыбнулась Пэнси и перевела взгляд на миловидную девчонку в форме Гриффиндора. Все ту же. Поттер был стабилен в своих привязанностях.

— Привет, — не слишком радушно ответила та.

А может, ее тон был просто испуганным. Пэнси не стала вникать.

— Ты не могла бы оставить нас одних на пару минут?

Пэнси снова улыбнулась, гриффиндорка же посмотрела на Поттера, который по-прежнему неотрывно глядел на Пэнси.

— Извини, — Поттер наконец очнулся и повернулся к своей девушке: — Я тебя догоню через минуту.

Та кивнула и, смерив Пэнси взглядом, медленно двинулась по уже опустевшему коридору.

— Ну? — спросил Поттер и взлохматил и без того торчавшие в разные стороны волосы.

У него были зеленые глаза. Такие же яркие как у Блез. Видеть это было непривычно.

— У меня к тебе вопрос, но для начала пообещай, что этот разговор останется между нами.

— А ты поверишь в мое обещание? — усмехнулся Поттер.

— Легко. Я заставлю тебя подписать его кровью, — зловеще ответила Пэнси, но, заметив, что Поттер изменился в лице, добавила: — Шутка. Я не настолько сильна в темной магии.

— А насколько? — тут же сощурился Поттер.

— Ты обещал догнать свою девушку через минуту. Так что давай о деле.

— Давай, — быстро согласился он. — Клянусь, что никто не узнает содержание нашего разговора.

Не ожидавшая такой наивной клятвы Пэнси даже на миг сбилась с мысли. Поттер был странно честным. Это напомнило ей Роберта.

— Скажи, ты не замечал ничего необычного в… — была не была, — Драко Малфое?

Договорив эту фразу, Пэнси поняла, что мало того, что она выставила себя круглой идиоткой, так сейчас ей еще придется отбиваться от глупых шуточек и комментариев. Именно так повел бы себя сам Драко. Да и любой другой слизеринец.

— После каникул? — уточнил Поттер, по-прежнему раздражающе прямо глядя ей в глаза.

Приятно удивленная Пэнси кивнула.

— Он выглядит не так, как в конце прошлого семестра, — уклончиво ответил Поттер, пытливо вглядываясь в ее лицо, и Пэнси поняла, что нужно все-таки определиться: доверять или нет.

— Скажи, ты что-нибудь знаешь о… Грейнджер? — спросила она, почему-то решив доверять.

Наверное, потому, что Блез врала, глядя ей в глаза, Грег бесился и уходил от ответа, Крэбб на самом деле ничего не знал, а Роберт был слишком далеко и мог оценить всю эту историю только с ее слов.

— Намеками разговаривать очень сложно, — напряженно произнес Поттер и кивнул кому-то за спиной Пэнси.

Обернувшись, она увидела удивленного студента в форме Пуффендуя. Сама она знала его лишь в лицо, но вежливо кивнула за компанию с Поттером. Озадаченный пуффендуец нерешительно кивнул в ответ и прибавил шагу.

— Почему ты обратилась ко мне? — прищурился Поттер, когда Пэнси вновь к нему повернулась.

— Потому что мне показалось, что ты странно смотришь на Драко.

— У него что-то с памятью? — напрямик спросил Поттер, и Пэнси медленно покачала головой.

— То есть он ведет себя так специально? — голос Поттера опустился на октаву ниже и прозвучал почти рычанием.

— Не уверена, — спокойно ответила Пэнси.

— Поясни.

— Что ты знаешь о том, что было в конце семестра?

— Достаточно, — осторожно произнес Поттер и вперился в нее таким взглядом, будто пытался пролезть в черепную коробку и узнать все, что только можно.

Неуютный был взгляд, надо сказать. Пэнси осознала, что так легко обратилась к Поттеру потому, что всегда считала его немного туповатым. Решила, что беседа пройдет по ее сценарию и она сможет выяснить все, что ей нужно. Однако Поттер ее неожиданно удивил.

— Так, я не знаю, как выразиться ясней, чтобы случайно не проговориться, — сдалась Пэнси.

Поттер закусил щеку изнутри и поднял голову к потолку. Пэнси зафиксировалась на том, что узел его галстука криво завязан. Мерлин, седьмой курс, а он до сих пор не научился завязывать галстуки.

— Давай я буду задавать вопросы, а ты отвечать? — предложил Поттер, опустив голову.

— Идет, — согласилась она.

— Это касается Гермионы?

— Да.

— И Малфоя?

— Да.

— Понятно. Можно не тратить время. Я в курсе. Гермиона мне все рассказала. И еще я говорил с ним самим.

— С Драко? — не поверила Пэнси.

Поттер хмуро кивнул.

— Он подтвердил тебе, что они…

Пэнси запнулась, потому что оставалась вероятность недопонимания, а еще ее изумила мысль, что Драко подтвердил свой роман с Грейнджер Поттеру, в то время как самой Пэнси не сказал об этом ни слова. Да, не отрицал. Но ведь ни разу и не подтвердил.

Поттер снова кивнул.

— Хвала Мерлину, — выдохнула Пэнси.

Видеть рядом с собой неожиданно здравомыслящего Поттера, который знал то же, что и она, было истинным облегчением.

— Он ее не помнит. И меня это тревожит, — призналась она.

— Почему ты обратилась ко мне? — вновь спросил Поттер.

— Потому что мне больше не к кому обратиться, — неохотно призналась Пэнси, понимая, что в этот самый миг сама нарушает все свои принципы и правила. — Мне нужна помощь.

— Крэбб? Гойл? Нотт?

— Никто из них не знает о ней. А это, сам понимаешь, не та информация, которую стоит делать достоянием общественности.

— А Забини?

— Она тоже не знает, — ответила Пэнси, и Поттер усмехнулся.

Она же вновь подумала о том, как сильно ошибалась, считая его идиотом.

— Чем я могу помочь?

— Ты на самом деле уже помог тем, что тоже заметил неладное, но есть еще одна вещь. Я хочу… — Пэнси замолчала, не зная, как сформулировать.

— Хочешь восстановить ему память?

— Ты предпочел бы этого не делать? — спросила Пэнси, глядя ему в глаза. Ей всегда казалось, что бедняга Поттер трогательно влюблен в свою заучку.

— Я бы предпочел, чтобы этой истории не было, но, если кто-то поработал над его памятью, значит, у этого кого-то есть цель. А это не то, что можно пустить на самотек. Это может обернуться…

На этот раз замолчал Поттер, и Пэнси не стала уточнять. Поттер наверняка думает о судьбах мира, в то время как саму ее волнует лишь судьба дорогих ей людей. Сравнивать, чья цель важнее, было неуместно.

— Я написала одному человеку, — сказала она. — Он не знаком с Драко, но у него есть знания об определенных вещах и доступ к разного рода… источникам.

— О, милый Пожиратель, — издевательски улыбнулся Поттер, впрочем, тут же добавил: — Извини. У меня просто личное.

Пэнси некоторое время его разглядывала, а потом решила, что все же не стоит говорить резкость в ответ. Поттер действительно имел право на личное отношение к Пожирателям. Впервые ей пришло в голову, что люди, к которым принадлежал и ее отец, лишили Поттера семьи.

— Я не буду извиняться, — на всякий случай произнесла она.

— Я и не требую, — серьезно ответил Поттер. — Что говорит этот человек?

— Он не Пожиратель. Просто, чтобы ты знал.

Почему-то ей показалось важным донести до него эту информацию.

— Хорошо, — кивнул Поттер, но Пэнси понятия не имела, поверил ли он ей.

— Он сказал, что нельзя стереть память о человеке. Можно лишь о событии. Но при этом можно сделать так называемый отвод от человека. Правда, это все равно сложно. Он просил узнать, когда они виделись в последний раз, присутствовал ли при этом кто-то третий, была ли возможность у кого-то взять что-то из их личных вещей. Ну, в кафе, скажем, или…

— Я понял. Я спрошу у Гермионы, — перебил Поттер.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Пэнси. — И еще ты должен понимать, что, если это заклинание отвода, то постоянное присутствие субъекта, в данном случае Грейнджер, рано или поздно остановит действие заклятия.

— Ну, так, может, нам ничего и не делать? — в голосе Поттера послышались нотки облегчения, и Пэнси решила, что все-таки поторопилась, посчитав его умным.

— Если это нужно кому-то для дела, то субъект, разрушающий заклятие, просто уберут, — пояснила она Поттеру, как умственно отсталому.

Он нелепо приоткрыл рот и со стуком его захлопнул, а потом провел ладонью по волосам.

— В общем, ты присмотри там, — зачем-то сказала Пэнси, хотя по Поттеру было видно, что он теперь у ног Грейнджер спать будет и до туалета ее провожать.

А может, и к лучшему. Может, Грейнджер рассмотрит его наконец и оставит Драко в покое.

— Ну, удачи, — неловко повела плечами Пэнси, отчего-то растеряв весь свой азарт.

— Ага, — кивнул Поттер и, стоило Пэнси развернуться, произнес: — Пар… Пэнси.

Она оглянулась.

— Спасибо.

Пэнси несколько секунд смотрела на него, а потом просто кивнула. Ну, не говорить же ей, чистокровной волшебнице, «ага». Все другие слова куда-то испарились.

Идя по коридору и чувствуя на себе взгляд Поттера, она думала о словах Роберта, сказанных ей неделю назад. Они тогда сидели каждый перед своим камином, и Пэнси жутко не хотелось уходить, хотя часы над каминной полкой показывали половину третьего ночи и ее глаза уже начинали слипаться.

— Я не верю в чистоту крови. И вообще в стереотипы — это самое глупое, что только могло придумать человечество.

Тогда Пэнси слишком хотела спать, чтобы всерьез обдумать эту мысль, а вот сейчас она понимала, что Роберт был прав от первого до последнего слова.

* * *

— Что она хотела? — настороженно спросила Кэти, когда Гарри к ней подошел.

Он бросил последний взгляд в удаляющуюся спину слизеринки и произнес:

— Улаживала вопросы с расписанием квиддича.

— Она? — удивленно отозвалась Кэти.

— Она же староста, — туманно ответил Гарри, понимая, что конспиратор из него никудышный.

К счастью, Кэти имела раздражающую его порой привычку — соглашаться со всем, что он говорил, и, соответственно, все принимать на веру. Сегодня это оказалось неожиданно кстати.

Кэти продолжила рассказ о том, как она завалила зачет по трансфигурации, а Гарри, пристроившись к ее шагу, изо всех сил сдерживал желание бросить ее здесь и рвануть на поиски Гермионы. Что, если это не глупая месть Забини, на которую, кажется, намекала Паркинсон? Что, если это как-то связано с Волдемортом? Ведь Малфой, как он сам говорил, не хотел на баррикады. А что, если корректировка памяти сделана для того, чтобы помочь ему определиться со стороной? Потому что, как бы кто ни относился к Гермионе, она определенно была тем человеком, который способен вести только к свету. И если вдруг перестать за ней идти… Гарри поежился. Где бы был он сам, если бы все эти годы не следовал по пути, которым вела его Гермиона? Если бы он шел на поводу у своих ненависти и желания отомстить?

* * *

Блез определенно не волновала перспектива сдачи экзаменов. Вот сейчас она расположилась в его комнате на его постели и не давала ему ни одного шанса прочитать хотя бы абзац из учебника по рунам. Драко, конечно, был сам виноват, когда сначала позволил увлечь себя в поцелуй, а уж потом потянулся к учебнику. Но, признаться, в этой ситуации его смущало не отсутствие возможности сделать домашнее задание, а то, что он вообще думает о рунах, лежа рядом с Блез.

Что-то тревожило. Блез, всегда такая милая и нежная, порой замирала и смотрела на него так, будто ожидала какого-то подвоха. А еще Пэнси задавала странные вопросы. Драко не любил странности. Особенно, когда они происходили совсем рядом, а он понятия не имел, с чем они связаны.

Он попытался встать, но Блез толкнула его в плечо, а потом, уложив его на лопатки, нависла над ним с серьезным выражением лица. Рыжий локон у ее правого виска мазнул его по щеке и носу, и Драко на миг зажмурился, стараясь не чихнуть.

— Готов молить о пощаде, — пошутил он.

— А я готова тебя выслушать, — вдруг произнесла Блез, по-прежнему серьезно глядя в его глаза.

Так серьезно, что ему стало не по себе.

— Отлично, — осторожно произнес он. — А на какую тему я буду выступать?

— На тему нашей помолвки, — выпалила Блез и на миг отвела взгляд, а потом снова посмотрела на него с каким-то отчаяньем.

Драко пришло в голову, что в странном поведении Блез виновата Пэнси. Девчонки любят задавать друг другу неудобные вопросы и доводить дружеским сочувствием до истерики. Нужно либо поговорить с Пэнси, чтобы она перестала лезть в их отношения, либо обсудить это с Блез, потому что он был не готов страдать от результатов их задушевных бесед по пять раз в неделю.

Несмотря на то, что Блез продолжала упираться ладонями в его плечи, Драко приподнялся на локтях. Блез убрала руки и чуть отодвинулась, а потом скользнула ладонью в ворот его полурасстегнутой рубашки. Фамильный перстень Забини задел его ключицу.

— Мне нужно было время, — произнес он, глядя на нее снизу вверх.

Блез некоторое время что-то выискивала на его лице, а потом сдвинулась к краю кровати и села, свесив ноги. Впервые Драко видел, что Блез сутулится.

— Тебя это расстроило? — спросил он, чувствуя, что головная боль вновь возвращается.

Он вспомнил, как однажды Пэнси, заметив, что он морщится и трет висок, посоветовала ему больше спать. Со сном у Драко действительно бывали проблемы. Вот как сейчас. Он уже не помнил, когда нормально спал в последний раз, без тревожных снов, без бесконечных пробуждений с колотящимся сердцем и безуспешными попытками вспомнить, что ему снилось.

Блез поправила выбившийся из прически локон, и Драко вновь подумал, что ее общение с Пэнси пора заканчивать. Ничем хорошим это не закончится. Он не доверял Паркинсон. Вроде бы объективных причин этому не было, но внутренний голос твердил, что от нее лучше держаться подальше во избежание разного рода проблем.

— Меня, да, знаешь, расстроило, — негромко проговорила Блез, и Драко волевым усилием попытался вспомнить, о чем они разговаривали. — Я не понимаю, что происходит. Почему ты передумал?

Блез резко повернулась к нему всем корпусом и схватила его за запястье. Драко мимолетно подумал, что, если бы на нем сейчас были часы, они бы впечатались в руку намертво. Кстати, где его часы? Драко нахмурился, сообразив, что, погрязнув в хлопотах, связанных с погребением отца и вступлением в наследство, он забыл, когда в последний раз видел свои часы. Нужно будет написать матери и попросить их прислать.

— Так что?

— Что «что»? — спросил он, сообразив, что вновь отвлекся и потерял нить разговора. Голова болела все сильнее.

— Почему ты передумал разрывать помолвку?

Драко сел на кровати, потому что полулежать в присутствии сидящей девушки вдруг показалось неловким. Пусть даже этой девушкой была Блез. В голове мелькнула смутная мысль, что ему, давно избавившемуся от чувства неловкости в присутствии девушек, это состояние показалось странно-знакомым. Будто не так давно ему уже было неловко до дрожи в руках.

— Или же ты не передумал? — Блез по-своему истолковала его молчание.

— Я не знаю, — честно ответил он, все еще пытаясь уловить ускользающее чувство неловкости. Несмотря ни на что, оно казалось… уютным и приносило радость. — Я хотел избавить тебя от Метки.

— Мне она и не грозит, — Блез смотрела на него пытливо.

— Пока. Но все может измениться в любую минуту.

Договаривая эту фразу, Драко понял, что в ней что-то неправильно. Будто она кем-то навязана. Почему он должен бояться Метки? У его отца она была и у всех совершеннолетних знакомых. Наверное, все дело в Снейпе, который все каникулы упорно пытался вести с ним задушевные беседы, а на деле декану совершено очевидно было что-то нужно от его, Драко, семьи. Или же, что было еще хуже, от матери Драко.

— И что теперь? — спросила Блез.

— Я пока не знаю, Блез. Ни о какой помолвке не может быть и речи. Мой отец погиб несколько дней назад.

Для Драко обстоятельства были очевидными и не стоили того, чтобы их объяснять, но Блез продолжала смотреть вопросительно, будто чего-то ждала.

— Мы вернемся к этому вопросу ближе к весне, — закончил он.

— То есть ты хочешь, чтобы свадьба состоялась?

Вопрос поставил его в тупик. О том, что они поженятся, было известно уже много лет.

— А ты? — приподнял бровь Драко.

— Я подумаю, — неожиданно ответила Блез и, поднявшись с кровати, вышла из комнаты.

Драко встал было, чтобы ее догнать, но что-то его остановило. Наверное, то, что в ее тоне не было привычной игривости. Что это значит «я подумаю»? Он потер ноющий висок и окинул комнату задумчивым взглядом. Чем они все там на каникулах занимались, что вернулись такими странными? Пэнси говорила, что они ходили на выставку, в ресторан и куда-то еще. Но, Мерлин, это не объясняло все их недомолвки. И снова все сходилось к Пэнси. С этим нужно было что-то делать.

Драко направился в ванную и, остановившись перед зеркалом, посмотрел на свое отражение. Сердце отчего-то понеслось вскачь, а тревога, проклятая тревога, сжала грудь. Его растрепанное отражение в обрамлении резной рамы выглядело потерянным и, пожалуй, испуганным. А еще очень слабым. Драко ненавидел себя слабым. С какой стати Блез решила играть? Но даже если она не согласится на помолвку, расстроит ли это самого Драко? Он прислушался к себе. Нет, определенно не расстроит. Это внесет неудобства, потому что вопрос с женитьбой рано или поздно встанет. Но когда встанет, тогда он и будет его решать. Круг чистокровных волшебниц его возраста довольно ограничен, но Драко, признаться, всерьез на эту тему пока не задумывался. Время покажет.

«Тебе просто не нужен был выбор», — прозвучал в его голове голос матери.

Драко посмотрел в глаза своему отражению. Висок прострелила острая боль. Он помнил, что эти слова были сказаны в его комнате, но, по какому поводу, он не помнил. Хотя, наверное, должен был. Впрочем, они с матерью никогда не были особенно близки. Скорее всего речь шла о выборе костюма по случаю какого-нибудь торжества.

Драко вернулся в комнату и взял в руки валявшийся на кровати учебник по рунам, раскрыл его на первой попавшейся странице.

«Верность своему слову — путь к достижению цели», — было написано вверху страницы. Наверное, это был девиз одного из древних волшебных родов.

Его взгляд остановился на руне «верность». Кажется, Блез недавно перепутала ее с «верой». Голова окончательно разболелась, и Драко, отложив учебник, подхватил со спинки стула мантию, надеясь, что прогулка по свежему воздуху немного успокоит мигрень.

* * *

Выйдя из комнаты Драко, Блез аккуратно прикрыла за собой дверь, хотя хотелось стукнуть ею от всей души. Пламя факела качнулось от сквозняка, и в маленьком коридоре у комнат старост на миг стало темно. Блез подошла к двери, ведущей в комнату Пэнси, и подняла руку, намереваясь постучать. Несколько ударов сердца она стояла с поднятой рукой и ждала, что дверь Драко откроется за ее спиной, а сам он выйдет, извинится, обнимет. Ведь они так и не закончили разговор. Она показала ему, что обижена, он просто обязан был все уладить. Дверь не открылась.

Разжав кулак, Блез прислонилась лбом к прохладной поверхности двери.

Сегодня утром она, пожалуй, была счастлива. Давно позабытое ощущение. Драко смотрел на нее, говорил с ней и совершено очевидно не думал о проклятой гриффиндорке. Вот только, как бы ни старалась Блез убедить себя в том, что все в порядке, к последнему уроку эйфория растаяла. Драко смотрел на нее, говорил с ней, но он больше не был самим собой. И этот новый вариант, больше похожий на тень того, прежнего, совсем не нравился Блез. Он даже целовал ее иначе. И дело было не в том, что его мысли где-то витали: он просто был другим. Версию об оборотном зелье она отмела сразу, потому что невозможно перенять повадки и мелкие привычки человека. Значит, кто-то поработал над его памятью. Блез понятия не имела, как следует поступать в подобных ситуациях. Рассказать все самому Драко? Объяснить ему, что он ведет себя не как обычно? Но ведь если над ним работали, то это было продуманным действием, а значит, любые попытки вмешательства в заклинание из вне будут встречать сопротивление. Готова ли Блез к войне с Драко за него самого?

Блез вздохнула и поняла, что она трусиха. Она просто не сможет видеть ненависть и презрение в его глазах. Вот так в одночасье потерять всю их историю ради того, чтобы открыть ему правду, которая, возможно, принесет ему еще больше проблем, чем неведение… Ведь чем ему грозило неведение? Отсутствием общения с Грейнджер? Уж это явно пойдет ему на пользу. Ему хотя бы не придется столкнуться с непониманием семьи и общих знакомых.

Но как бы она не убеждала себя в том, что молчание — благо для Драко, в глубине души Блез понимала, что если его память подкорректировали, то тот, кто это сделал, явно решал проблему гораздо более масштабную, чем неуместный роман чистокровного волшебника с грязнокровкой.

Поговорить с Пэнси?

После того, с каким раздражением Блез наблюдала вчера за попытками Пэнси прояснить ситуацию, как ненавидела подругу в те минуты, обращаться к ней за помощью было стыдно. Блез выпрямилась и пошла прочь от двери. Она чувствовала себя глубоко несчастной, жалкой и никчемной. Поговорить сейчас с Пэнси означало окончательно сломаться.

На лестнице она столкнулась со спускавшимся в гостиную Грегом и поняла, что с момента прибытия в школу ни разу с ним толком не говорила.

— Привет, — улыбнулась она, надеясь, что не выглядит жалко.

— Привет. Извини, я спешу, — скороговоркой выпалил Грег и сбежал по ступеням.

На бегу он задел плечом первокурсницу, поймал ее, не дав свалиться с лестницы, и торопливо направился к выходу из гостиной. В дверях ему пришлось остановиться, потому что в гостиную вошла Пэнси. Она перехватила Грега за рукав, и он попытался выдернуть руку, впрочем, безуспешно. Некоторое время они о чем-то переговаривались, не обращая никакого внимания на то, что мешают входящим и выходящим студентам. Потом Пэнси выпустила рукав Грега, что-то с улыбкой сказала и позволила ему уйти.

Блез глядела в спину Грегори Гойла, надеясь, что он обернется, но он не обернулся. Дверь за Грегом закрылась, и Блез перевела взгляд на Пэнси. Та смотрела ей в глаза через разделявшую их гостиную. Блез думала о том, что они подруги, о том, что Пэнси, кажется, завидовала тому, что Драко выбрали в мужья не ей, а еще о том, что каждый из них все равно сам за себя. О чем думала в тот момент Пэнси, Блез не знала. Но предполагала, что примерно о том же.

Кто-то из младшекурсников обратился к Пэнси, и та пошла разбираться в их проблемах. Блез некоторое время наблюдала за тем, как две девочки со второго курса пытались воззвать к справедливости и наперебой что-то говорили старосте, а Пэнси слушала их так, будто речь шла о мировых проблемах. Будто ей было дело до их мелких дрязг.

* * *

«Драко, нам нужно поговорить».

Гермиона скомкала пергамент и бросила его в камин.

«Малфой, мне нужен ответ всего на один вопрос».

Второй черновик полетел в камин.

«Вопрос: с твоей памятью что-то не в порядке или же игнорировать последние события твое осознанное решение?»

Гермиона отложила перо и принялась гипнотизировать взглядом строчку, надеясь, что написанное перестанет выглядеть так жалко.

Она однозначно плохо подумала, пообещав Гарри, что непременно напишет Малфою. Как можно ему написать? Чем больше Гермиона думала о поведении Малфоя, тем яснее понимала, что Рон прав, а они с Гарри видят заговор там, где его нет и в помине. Драко Малфой все обдумал и принял удобное для всех решение. Более того, умом Гермиона прекрасно понимала его правоту. Вот только ум не желал участвовать в этой забаве. Зато сердце вовлекалось вовсю. Хотелось запереться в комнате и плакать, пока ей наконец не станет все равно.

Безумно удобная версия о том, что кто-то стер ему память, с каждой минутой становилась все более желанной, потому что иначе все теряло смысл: ее безрассудная храбрость, заставившая рассказать все друзьям, ее бесконечная глупость, побудившая признаться в любви ему, — все это обесценивалось в случае принятия им правильного решения. И чем сильнее сердце Гермионы цеплялось за веру в историю о стертой памяти, тем упорнее ее мозг подкидывал аргументы за версию Рона.

Гермиона медленно скомкала очередной листок пергамента и, сжав его в кулаке, прижала к губам.

Она больше не хотела спасать мир. Она уже слишком долго его спасала тем, что неотлучно находилась рядом с Гарри, чье участие в этом хотя бы имело смысл. Гарри — избранный, главный человек, от которого зависела победа в этой бесконечной войне. Помогать ему, поддерживать его все эти годы было ее выбором. Пожалуй, это было смыслом ее жизни, потому что именно так сама Гермиона чувствовала себя живой и настоящей, а не приложением к учебникам. Но последние месяцы перевернули все с ног на голову. Оказалось, что есть жизнь вне школы. Оказалось, что эта жизнь может быть яркой, болезненной, головокружительной. В ней события измерялись не нападениями Пожирателей или гибелью кого-то из знакомых волшебников, а взглядами, жестами, улыбками украдкой. И эта жизнь будоражила ничуть не меньше, чем участие в войне, потому что впервые это было важным лично для нее. Впервые ее собственное сердце выскакивало из груди от мысли о другом человеке, впервые его взгляд или не-взгляд задавал цвет и настроение ее дню. Неделю назад ей казалось, что она сможет успешно совместить все это и не сойти с ума, потому что у нее будет бесценная награда — его улыбка. Но он не дал ей шанса. Он принял решение, и все вернулось на круги своя. Из ее жизни исчезли краски, и осталась лишь необходимость спасать мир. Но как можно спасти хоть что-то, если в тебе самом выжженная пустыня?

Гермиона бросила черновик в камин. Сидевший на полу Живоглот подскочил в воздух и ловко сбил лапой скомканный лист. Гермиона улыбнулась уголком губ, наблюдая за тем, как неповоротливый обычно кот с азартом гоняет по полу шуршащую игрушку.

Живоглот закатил черновик под кровать, и Гермиона, встав, принялась наводить порядок на столе, помня о том, что ни в коем случае нельзя открывать второй сверху ящик, потому что там, под стопкой чистых листов пергамента, лежали серебряные часы. Не открывать, не открывать.

Пальцы сами ухватились за ручку и потянули ящик. Гермиона шумно вдохнула и, решительно захлопнув ящик, наложила на него запирающее заклятие, чтобы никто случайно его не открыл. Вот бы еще и от себя его так же закрыть, чтобы не прикасаться к циферблату, не скользить пальцами по звеньям браслета, не обводить по контуру фамильный герб на крышке. По-хорошему, их нужно было бы отдать владельцу. Вот только она не представляла себе, как это сделать. Слишком страшно было видеть равнодушие в знакомых глазах. Можно было бы отправить их с совой или передать через камин, но в первом случае часы могли затеряться. Вероятность была, конечно, ничтожно мала, но отметать ее не стоило. А во втором... ей все равно пришлось бы с ним объясняться.

Гермиона забралась на кровать и погладила запрыгнувшего вслед за ней Живоглота.

Спасать мир, участвуя в безрассудных затеях Гарри, оказывается, было и вполовину не так страшно, как просто поговорить с Драко Малфоем.