Цвет веры (гет)

Дай вспомнить тебя

По крупицам: по легким взглядам, по шепоту, по прикосновениям.

Дай вспомнить себя

По частицам: по кому в горле, по стуку сердца, больным сомнениям.

Дай вспомнить сейчас,

Пока можно, пока я в силах, пока готов к борьбе и слышу прошлое.

Дай вспомнить о нас,

Пока живы, пока ты рядом, пока ты веришь во что-то большее.

 

Никогда еще Ремус Люпин не чувствовал себя так неловко. Оставшееся время до прибытия Нарциссы Малфой они с Сириусом судорожно наводили порядок в доме. «Судорожно» было ключевым словом, потому что Сириус, которого, кажется, никогда в жизни не волновало то, в каком порядке расставлен сервиз в буфете, вдруг озаботился этим вопросом. После сервиза очередь дошла до книжного стеллажа в гостиной, потом процесс бурной деятельности вновь переместился на кухню, где пострадали набор разделочных досок и чайная пара, опрометчиво поставленная Ремусом в раковину. Туда с грохотом рухнул светильник, помешавший Сириусу тем, что висел недостаточно ровно. Когда следующей жертвой борьбы за чистоту дома должен был стать набор статуэток на каминной полке, Ремус перехватил руку Сириуса, сжимавшую волшебную палочку.

— Сириус, это вообще не то, чем нужно сейчас заниматься. Давай лучше приготовим гостевую комнату?

— Гостевую? — Сириус посмотрел так, будто впервые увидел Рема.

— Нарцисса должна будет где-то остановиться, — терпеливо произнес тот.

Сириус направился прочь из гостиной, однако в дверях остановился и медленно обернулся.

— Знаешь, Рем, все это такая глупость.

Больше ничего не добавив, Сириус скрылся в коридоре, а Ремус устало опустился на диван. Глупость… Это было еще самое осторожное определение, которым можно было обозначить то, что происходило вокруг них последние несколько лет.

— Помощь нужна? — крикнул Рем.

— Нет, — раздалось в ответ.

— Цветы наколдуй!

— Иди ты!

Ремус откинулся на спинку дивана и рассмеялся. Все-таки даже среди всей этой глупости можно было жить.

Нарцисса прибыла за пять минут до окончания отведенного ей на сборы времени. На сигнал вызова камина Сириус подхватился с кресла с такой скоростью, что Ремус вздрогнул от неожиданности. Связь с имением Малфоев установилась, и Ремус, тихонечко встав, замер, так и не определившись, стоит ли оставить Нарциссу с Сириусом наедине или же его уход будет воспринят как неуместный намек на… что-либо.

Пока он раздумывал, Нарцисса Малфой приняла протянутую руку Сириуса и шагнула в комнату, но тут же была вынуждена отскочить в сторону, потому что за ней влетели два чемодана, и только реакция Бродяги спасла ее от того, чтобы не быть сбитой с ног.

— Вот объясни мне, кто так делает? — раздраженно произнес Сириус и, выпустив руку Нарциссы, поднял чемоданы. — Ими же может убить.

— Я не ожидала, что их так выкинет! — воскликнула Нарцисса.

— Третий курс Хогвартса, — закатил глаза Сириус.

Нарцисса несколько секунд сверлила его взглядом, и Ремус успел испугаться, что она воспримет комментарии Сириуса всерьез. Но Нарцисса все же была умной женщиной. Покачав головой, она повернулась к Ремусу и едва заметно улыбнулась.

— Добро пожаловать, Нарцисса, — радушно произнес он в то время, как Сириус накладывал чары на камин.

— Здравствуй, Ремус. Рада тебя видеть.

Она выглядела немного взволнованной и, кажется, избегала смотреть на Сириуса. Тот тоже упорно не отходил от камина, накладывая чары с таким усердием, будто сдавал экзамен в школе Авроров. Во всяком случае краем глаза Ремус заметил, что Бродяга дважды перепроверял заклинания, что было не характерно для него в его нормальном состоянии.

— Как насчет завтрака? — спросил Ремус. — С минуты на минуту у нас будет тыквенная запеканка. Она, конечно, не шедевр.

— Если ее готовил Сириус, то даже не сомневаюсь, — вновь улыбнувшись, произнесла Нарцисса.

— Если бы ее готовил я, ты бы уже почувствовала это по запаху, — произнес Сириус и неловко потер ладони друг о друга.

— Спасибо, Ремус, — проигнорировав замечание Бродяги, улыбнулась Нарцисса. — Я позавтракаю с вами с удовольствием. А пока расскажи, как вы здесь живете и что все-таки произошло.

Ремус вздохнул, стараясь не замечать взгляда Сириуса: облегченного и раздраженного одновременно.

Следующие двадцать минут были весьма неловкими. Ремус водил Нарциссу по дому, будто он был его хозяином. Сириус молча ходил следом. Нарцисса оглядывала знакомые с детства комнаты и ничего не говорила. Быть экскурсоводом при такой компании оказалось сомнительным удовольствием. Шутки закончились еще на первом этаже, забавные истории про пребывание здесь Ордена, которые можно было рассказывать без опасения, — на полпути к малой гостиной на втором этаже, и Ремус сдулся. Дойдя до гостевой, расположенной в противоположном от комнаты Сириуса конце коридора, Люпин распахнул дверь и бодро произнес:

— Мы надеемся, тебе будет здесь удобно.

— Оу, — вырвалось у Нарциссы, и Люпин заглянул в комнату, которую готовил Сириус.

Интерьер был оформлен в серых тонах, поэтому яркое пятно полевых цветов в букете на прикроватной тумбочке бросалось в глаза сразу.

— Спасибо за гостеприимство, — улыбнулась Нарцисса, повернувшись к Ремусу. — Очень уютно. С тех пор как я ночевала здесь в последний раз, сменился цвет обоев и… кажется, ковер. А цветы… это очень мило. Правда.

Ремус поднял руку, чтобы отмахнуться, мол, не стоит благодарностей, но рука, будто заколдованная, указала на Сириуса.

— Это он гостеприимный и… цветы тоже, в общем…

Под внимательным взглядом Нарциссы продолжать разыгрывать гостеприимного хозяина, верного друга и величайшего дипломата волшебного мира стало решительно невозможно.

— Запеканка! — объявил Ремус и указал в сторону лестницы.

По ступенькам он почти сбежал, а, оказавшись на кухне, прислонился к стене, хлопнул себя по лбу и беззвучно рассмеялся. Сколько счастья все-таки кроется в мелочах: во взглядах тайком, в молчании. Ремус прикрыл дверь на кухню и направил палочку на духовку, надеясь, что запеканка не успела сгореть, пока он играл взятую на себя роль.

* * *

Дом оглушил ее, вышиб весь воздух из легких, будто чемоданы вправду сбили ее с ног, а она просто этого не заметила. В детстве Нарцисса бывала здесь десятки раз, и дом родителей Сириуса казался ей уютным, немного старомодным, но в целом, вызывал приятные эмоции. Что-то в нем за эти годы совсем не изменилось, какие-то комнаты были переделаны почти полностью, как малая гостиная, например. Но сам дом сейчас казался ей… будто постаревшим.

Ремус ушел проверять запеканку, и Нарцисса больше не могла делать вид, что Сириуса рядом нет. Собравшись с духом, она повернулась в его сторону. Он молча смотрел на нее и, кажется, злился. Во всяком случае взгляд у него был совсем как впору юности, когда она, по его мнению, делала что-то из ряда вон выходящее.

— Прости, что ворвалась к тебе без приглашения, — неловко произнесла она.

— Ты была приглашена, — ровным тоном ответил он.

— Да, но не тобой, а Северусом.

Они усмехнулись одновременно.

— Ты доверяешь Снейпу? — неожиданно спросил Сириус.

— Безоговорочно, — честно ответила Нарцисса, и, кажется, ответ пришелся ему не по душе.

— Почему? — прищурившись, поинтересовался он.

— Потому что он всегда рядом. И он всегда поддерживал меня в самые трудные минуты. Если бы не он… — она запнулась и повела плечами. — У меня нет причин ему не доверять, Сириус. Я знаю, что ты его не любишь, но… я верю ему. Надеюсь, ты не будешь пытаться убедить меня в том, что мне не стоит этого делать.

— Не буду, — криво улыбнулся Сириус и указал рукой на комнату: — Располагайся. Спускайся, как будешь готова. Багаж я сейчас принесу.

Он скрылся на лестнице, а Нарцисса прошла по комнате. Дойдя до туалетного столика, она опустилась на пуфик и на миг прижала ладони к лицу. Кажется, сегодня она лишилась всего: доброго имени, будущего... И пока было совершенно неясно, обрела ли она что-то взамен. Решительно встав, Нарцисса скинула черную траурную мантию прямо на аккуратно застеленную кровать, оставшись в брюках и тонком свитере. Посмотрев на себя в зеркало, она произнесла:

— Не знаю, чего вы все добиваетесь, но просто так я не сдамся.

Нарцисса понятия не имела, кому адресована эта угроза. Но, произнесенная вслух, она вдруг обрела форму, как давнее проклятие, сорвавшееся с ее губ в адрес Лили Эванс в минуту сильного волнения. Как показало время, ее слова умели достигать цели.

Сириус предупредительно постучал по дверному косяку, хотя дверь все еще была открыта. Нарцисса обернулась к нему и улыбнулась. Он не улыбнулся в ответ. В черном свитере и черных брюках он выглядел как герой романа: загадочный, непредсказуемый, проживший жизнь, полную тайн... Вот только о его тайнах трубили все газеты волшебного мира.

— Что у вас все-таки случилось? — спросила она, потому что Ремусу в порыве гостеприимства удалось обойти эту тему.

Сириус аккуратно составил ее чемоданы около большого старомодного шкафа и обернулся.

— Тебе не идет бежевый. Ты выглядишь в нем бледной.

Нарцисса нервно усмехнулась.

— Я не планировала поражать кого-либо своим свежим и цветущим видом.

— Да, извини, — Сириус явно смутился и кашлянул. — Родовая защита может быть ненадежной, — произнес он, глядя ей в глаза.

Нарцисса посмотрела в ответ и… Вот кто был самым настоящим волшебником. И дело было не в чистокровности или владении особыми магическими знаниями. Своим взглядом он повернул время вспять. Будто не было этих девятнадцати лет. И ее самой, страдающей, сомневающейся, проклинающей то, как сложилась ее жизнь, тоже не было. На миг мелькнула наивная мысль, что все еще впереди и все можно исправить.

— Нарцисса? — вновь кашлянув, произнес Сириус, и она вернулась в реальность.

— Что ты имел в виду, говоря, что выяснил эмпирическим путем ненадежность защиты?

— В любой родовой защите, похоже, есть места, где самого рода нет.

— Что значит «рода нет»? — удивленно спросила Нарцисса.

— Пойдем, я покажу.

Сириус протянул руку, как делал сотни раз, когда они были детьми, и Нарцисса после раздумья ее приняла.

Его рука была теплой и… очень знакомой, несмотря на два десятка лет, прошедших с момента, когда он в последний раз держал ее за руку. Бесконечно много ударов сердца спустя, они оказались в гостиной. Сириус выпустил ее ладонь и подошел к стене, на которой висел гобелен с фамильным древом Блэков. Нарцисса тоже приблизилась к гобелену, и ее взгляд замер на собственном имени, соединенном с именем Люциуса. При мысли о Люциусе к горлу отчего-то подступили непрошенные слезы. Нарцисса глубоко вздохнула и повернулась к Сириусу.

— Что я должна здесь увидеть?

Он, кажется, понял ее чувства, потому что тоже посмотрел на имя Люциуса и после паузы произнес:

— Я сожалею о…

Сириус неловким жестом указал на надпись «Люциус Эдвин Малфой».

Нарцисса прекрасно понимала, что он, разумеется, не сожалеет о смерти Люциуса, но ей было приятно, что он отдает дань уважения ее чувствам.

Кивнув, она повторила свой вопрос:

— Что ты хотел мне показать?

— Смотри, — Сириус указал на выжженное место рядом с именем Регулуса Блэка, — вот здесь, и здесь. Родовая защита опирается на род и проваливается там, где рода нет.

— Но получается, что, если кто-то был отлучен от рода, род ослабел.

— Именно.

— И чистокровные волшебники веками ослабляют свои рода? Но это же глупо.

— Ну, надо отдать им должное, они растят правильных детей, которые тоже должны следовать идеям чистоты крови, а к крайним мерам прибегают, если у них вырастает что-то вроде меня.

Нарцисса не смогла сдержать печальной улыбки. В этот момент Сириус напомнил ей себя шестнадцатилетнего.

— Ты жалеешь? — вырвалось у нее. Потому что она жалела, она безмерно жалела о том, как все сложилось.

— Жалею ли я тринадцати годах в Азкабане? Нет, что ты. Там было мило.

— Прекрати, — попросила она.

Он усмехнулся и посмотрел в сторону окна.

— Я жалею, Нарцисса. Жалею о том, как все в итоге получилось, а ведь казалось, что поступаем правильно… — он невесело усмехнулся. — Жалею о том, через что пришлось пройти тебе. Я жалею… Мерлин, это слово не передает даже десятой доли того, что я чувствую!.. о смерти Джима и Лили. Но я ни дня не жалею о том, что не стал Пожирателем. Порой в Азкабане я думал, что могло бы быть по-другому, не пойди я против семьи. В самые паршивые дни думал, что я идиот — мог ведь послушаться добрую матушку. Но знаешь, потом я понимал, что нет, не мог. Я не Снейп. Знаешь, в конечном итоге он оказался гораздо умнее и, главное, сильнее нас всех. К нему можно относиться по-разному, но спорить об этом бесполезно. Я так не смог бы. И я… не думал, что скажу это, но я рад тому, что он был с тобой все эти годы. Удивительно, что Люциус это ему позволял.

Нарцисса вновь улыбнулась.

— На самом деле Люциус многое позволял окружающим. Гораздо больше, чем мог бы, учитывая то, что от него требовал Лорд.

Сириус кивнул, все еще глядя в окно, и в гостиной повисла неловкая тишина.

— Запеканка изумительно пахнет, — когда молчать стало невыносимо, произнесла Нарцисса.

— Рем умеет все на свете, — повернувшись к ней, улыбнулся Сириус. — Идем?

Позже они сидели за столом, и Нарцисса с улыбкой наблюдала за двумя взрослыми мужчинами, которые очень старались вести себя серьезно и в соответствии с возрастом, но у них почему-то не получалось. Раньше Нарцисса была лишена возможности видеть неформальное общение Сириуса с друзьями. Ее с Сириусом встречи безмолвно порицались что гриффиндорцами, что слизеринцами. Жаль, что они упустили столько времени. Наверное, ей бы понравилась их компания. В них была видна трогательная настроенность друг на друга, желание поддержать, подхватить шутку, улыбнуться в нужном месте. В ее жизни эту нишу занимала Мариса. Нарцисса до сих пор иногда разговаривала с ней, так, будто вправду могла услышать слова поддержки в ответ или язвительное замечание. Нарциссе очень этого не хватало. С Северусом все было иначе. В последние годы они мало говорили. Нарцисса не хотела лишний раз взваливать на него свои проблемы, а уж что там происходило в его жизни, она вообще не знала. Он сообщил ей о Томе, они даже провели каникулы в ее доме, но этого было мало. Неожиданное открытие поразило Нарциссу. Она вправду почти ничего не знала о том, как живет сейчас Северус, чем дышит. Он перестал ей доверять?

— Все в порядке? — участливо спросил Люпин, и Нарцисса вернулась в реальность, в которой рука Сириуса Блэка дрогнула и чай, который он пытался налить Нарциссе, пролился на стол.

— Да, запеканка удалась, — улыбнулась Нарцисса, в то время как Ремус незаметно, как ему видимо казалось, устранял последствия неловкости друга. Лужа чая исчезла со стола, и со второй попытки Сириусу удалось наполнить чашку Нарциссы чаем.

— Спасибо. Я старался, — улыбнулся Люпин и поинтересовался: — Какие планы?

Нарцисса с Сириусом синхронно переглянулись и так же синхронно повернулись к Люпину.

— Это была очень смешная шутка, — Сириус ободряюще похлопал друга по плечу.

— В нашем распоряжении целый дом, — решил не сдаваться Ремус. — Две библиотеки, чердак с сокровищами, подвал с тайнами. Кстати, ты не рассказывал Нарциссе, каким удивительным способом ты сегодня всех победил?

Сириус демонстративно закатил глаза, и Нарцисса невольно улыбнулась, переведя взгляд на воодушевленного Люпина. Она понимала, что каждый уголок этого дома надоел им до тошноты, что для Сириуса это тюрьма, а Люпин выбрал добровольное заточение, чтобы поддержать друга, но ей было приятно, что Люпин пытается найти хорошее даже там, где его нет. Эта черта напрочь отсутствовала в Сириусе.

— Выбирает Нарцисса, — хмуро объявил он.

— Ты не рассказал про способ, — напомнила она.

— Я просто бросил сундук в брешь в магической защите. Оказалось, волшебную силу можно сбить таким тривиальным маггловским действием.

Нарцисса удивленно приподняла брови. Представить, что подобное пришло бы в голову Люциусу, Северусу или Фреду было просто невозможно.

— Я жил без магии слишком долго, — пояснил Сириус, заметив ее взгляд. — Наверное, эти странные идеи оттуда. Выбирай, чем мы будем заниматься.

Говоря это, Сириус вновь посмотрел ей в глаза, и это был запрещенный прием. Пока Нарцисса пыталась найти в себе силы отвести взгляд, Люпин вдруг быстро произнес:

— Я вынужден вас оставить. У меня там…

Так и не сформулировав, что «у него там», он испарился из столовой. Сириус проводил его взглядом, неловко кашлянул и произнес:

— Рем — прирожденный дипломат.

— Он очень хороший человек, — улыбнулась Нарцисса.

Они смотрели друг на друга бесконечно долго, и в этой бесконечности Нарцисса не была ни вдовой, ни матерью, она не была даже взрослой женщиной. Пожалуй, ей снова было пятнадцать.

— Я хочу просто побыть с тобой. Поговорить. Почти двадцать лет... это очень много. Бесконечно много.

Сириус откинулся на спинку стула и потер лицо руками. Его руки выглядели совсем не такими, какими она их помнила. Но ведь было же чувство узнавания, которое настигло ее, пока он сжимал ее ладонь по пути на кухню. А еще его морщины… Сириус, пожалуй, выглядел старше Люциуса. Азкабан сделал свое дело. Но странным образом для Нарциссы это не имело никакого значения. Она хотела просто слышать его голос, знать, что он жив и что прямо сейчас у него все хорошо. Загадывать на завтра не было никакого смысла. Месяц назад она находилась в относительной безопасности, Люциус был жив, а от Драко никто не требовал сиюминутных решений как от главы рода. И вот теперь она на площади Гриммо и, кажется, вне закона, а ее единственная надежда — Северус — ровным счетом ничего не объяснил.

— Нарцисса, — произнес Сириус надтреснутым голосом, — нельзя стереть эти годы. Или просто сделать вид, что ничего не случилось, и…

— Сириус, милый, не считай меня дурой, пожалуйста, — попросила Нарцисса, и он вспыхнул.

— Я не…

— Ты да. Ты думаешь, я не понимаю, что происходит? Думаешь, я не знаю, что ты сейчас на нелегальном положении без возможности покинуть эти стены? Мерлин, у тебя просто одна тюрьма взамен другой… Но, знаешь, у меня были годы на то, чтобы подумать, что и когда я изменила бы, сумей повернуть время вспять. Я долгие месяцы считала тебя погибшим. Ты даже представить себе не можешь, каково это. Ты прав, эти годы были. И я хочу, я имею право знать, чем ты жил все это время. Я хочу это знать, слышишь?

Нарцисса протянула руку и коснулась его ладони. Почти ожидала, что он уберет руку, но Сириус даже не пошевелился.

* * *

— Я хочу это знать, слышишь? — сказала Нарцисса и взяла его за руку.

Сириус смотрел на ее тонкие пальцы, на фамильный перстень Малфоев и думал о том, что человек, первым сказавший «все меняются с годами», совсем ничего не знал о жизни. Нарцисса повзрослела, расцвела, прожила сложную жизнь, в которой наверняка была вынуждена приспосабливаться, держать лицо, но она ведь не изменилась ни на грош. «Я хочу знать». В этом была вся она. Он мог сейчас до хрипоты доказывать, что… да что угодно. Но в этом не было смысла, потому что Нарцисса хотела знать, а он не мог не выполнить ее желания. Вот только беда в том, что его рассказ о прожитых годах оказался бы весьма скучным, потому что годы в Азкабане были похожи один на другой. И всегда с ним был ее образ. Недостижимый, идеальный, доведенный в воображении до неземного совершенства.

— Нарцисса, — произнес он.

— Сириус, — эхом откликнулась она и, когда молчание стало невыносимым, добавила: — Пойдем в библиотеку.

Путь в библиотеку показался ему путем приговоренного на казнь. Сириус с замирающим сердцем смотрел на Нарциссу, уверенно идущую впереди, и понимал, что он идиот. И Снейп идиот. Отчего-то идея, что его дом — идеальное временное убежище для нее, казалась сейчас глупой. Ей лучше было отправиться в Хогвартс. Так было бы правильнее. Так у его мира оставался шанс не рассыпаться в пыль.

В дверях Нарцисса обернулась и улыбнулась. В ее улыбке не было ничего необычного: чуть усталая, мимолетная улыбка человека, погруженного в свои мысли, но у Сириуса отчего-то перехватило дыхание.

В библиотеке пахло пылью и старыми книгами. Когда Молли Уизли проводила на площади Гриммо много времени, она успевала навести порядок во всем доме, даже в библиотеке и кладовке со всяким старьем. Сириуса беспорядок не смущал ровно до того момента, пока Нарцисса не перешагнула порог этой комнаты.

— У тебя нет эльфов? — произнесла Нарцисса и провела пальцем по ближайшей книжной полке, оставив темную полосу в слое пыли.

— Я… не люблю их. Я… Мерлин, стыдно-то как, — выдохнул Сириус.

— Ничего нового я не увидела, — усмехнулась Нарцисса. — Ты и порядок — это две параллельные истории.

— У меня в комнате чисто, — вскинулся Сириус, чувствуя, что уши начинают гореть. Прямо как в пятнадцать лет.

— Ты приглашаешь меня к себе в комнату? — в голосе Нарциссы послышалась насмешка.

— Ни за что, — буркнул он и, дойдя до камина, оперся о него локтем.

Нарцисса достала волшебную палочку и замерла с поднятой рукой.

— Меня не убьет никаким заклинанием, если я воспользуюсь палочкой?

Сириус прикрыл глаза и прислушался к дому. Он проверил все защитные заклинания и был уверен, что палочкой внутри дома можно пользоваться спокойно. Во всяком случае, если дело касалось бытовой магии. К дому он прислушивался больше из желания понять, как тот видит Нарциссу. Дом — сумрачный, холодный — замер. Он узнавал Нарциссу, но, кажется, опасался. Сириус тряхнул головой, обещая себе обдумать эту информацию позже, когда он сможет мыслить ясно.

— Если ты не станешь насылать на меня Аваду, думаю, ничего не случится, — заключил он, открывая глаза, и успел заметить, что Нарцисса его разглядывает.

Он бы предпочел, чтобы она этого не делала, потому что прошедшие годы его явно не украсили, но запретить ей он, конечно же, не мог. Оставалось терпеть и считать минуты до того момента, когда Снейп ее наконец заберет.

Нарцисса взмахнула палочкой, прошептала заклинание, и пыль исчезла с полок. В библиотеке будто стало светлее.

— Ничего сложного, — прокомментировала Нарцисса.

— Согласен, —вздохнул Сириус и указал на диван: — Присаживайся. Может, чаю? Кофе?

— Сходишь сам на кухню? — улыбнулась Нарцисса, приподняв бровь.

— Схожу, конечно, — с готовностью отозвался он и, не дожидаясь ее ответа, направился к выходу.

В коридоре дышалось гораздо легче, чем в библиотеке. И к пыли это не имело никакого отношения.

Ремус не дал ему времени на передышку. Сириус едва не врезался в него на лестнице. В руках Лунатик держал поднос с кофейником и чашками.

— Я подумал, что Нарцисса может захотеть кофе.

— Почему ты до сих пор не женился? — раздраженно произнес Сириус, хотя прекрасно знал ответ на этот вопрос и обычно предпочитал не намекать на сущность Рема в таком ключе.

Люпин широко улыбнулся и, впихнув в руки Сириуса поднос, сбежал по лестнице. Все-таки Лунатик был отличным другом. Кто бы еще терпел Сириуса столько времени со всеми его дурными привычками и не умением держать язык за зубами?

Перед дверью библиотеки он стоял минуты две, не меньше. И стоял бы еще дольше, если бы не боялся, что кофе остынет. Она не любила кофе, подогретый магией, хотя лично он никогда не чувствовал разницы.

Нарцисса сидела на диване и листала книгу. Сириус на миг испугался, что это семейный альбом, коих здесь хранилось в избытке, однако, к своему облегчению, заметил на страницах пейзажи. Он молча устроил поднос на столике и, разлив кофе по чашкам, передал одну из них Нарциссе, а потом, немного подумав, присел рядом с ней на диван, стараясь сохранить дистанцию между ними такой, чтобы, с одной стороны, она не подумала, что он ее избегает, а с другой, чтобы не оказаться к ней слишком близко. Кажется, получилось идеально.

Сириус сделал глоток кофе и сжал чашку. Он так и знал, что их встреча будет неловкой, неуместной, не нужной никому из них. А главное, она лишит его всех иллюзий и даже самой мысли о будущем. Зачем ему будущее без мечты? Мысль пришла в голову неожиданно и поразила его настолько, что он едва не пролил кофе.

— Сириус, как ты думаешь, чем все закончится? — спросила Нарцисса, глядя в свою чашку.

— Что именно? — кашлянув, уточнил он.

— Война, — зябко повела плечами Нарцисса. — Я в такой растерянности сейчас. Со смертью Люциуса… — она запнулась и пробормотала: — Извини, тебе это, наверное, неприятно.

— Нарцисса, — Сириус поставил свою чашку на кофейный столик и посмотрел на Нарциссу, — ты можешь говорить о том, о чем хочешь. Я переживу, поверь. Я очень хочу помочь тебе хоть как-то. Я был лишен этой возможности много лет.

Она вздохнула и тоже отставила чашку с кофе, к которому так и не притронулась.

— Люциус, пока был жив, умудрялся большей частью оберегать нас. Во всяком случае, мы редко виделись с Лордом. То, как они поступили с Драко... Это мой сын, — пояснила она, будто он мог этого не знать. — Это было, конечно… Но, в общем и целом, Люциус оберегал нас на свой манер. А сейчас я оказалась одна перед неизвестностью. Драко еще слишком юн, понимаешь? Ему всего семнадцать, а он вынужден выбирать, потому что Министерство давит, Лорд давит.

Сириус запрокинул голову и вздохнул. Снейп говорил, что им нужно вести себя с учетом того, что Лорду станет известно об их беседе. Да что там Лорду, Министерству скорее всего тоже. В своих мыслях Сириус уже не отличал одно от другого. В его понимании любая власть несла страдания тем, на кого она опиралась.

— Нарцисса, нам нужно быть осторожнее со словами, — напомнил он, и она изменилась в лице.

Он протянул руку и сжал ее холодные пальцы.

— Я не знаю, что будет. Думаю, никто этого не знает. У твоего сына есть еще несколько месяцев условной безопасности. Думаю, у Снейпа есть план на этот счет.

— А если нет?

Видеть Нарциссу матерью было странно и, пожалуй, правильно, а главное, безопасно.

— Нарцисса, я могу соврать, сказав, что все будет хорошо, но дело в том, что я этого не знаю. И я точно не тот, кто может рассуждать о справедливости судьбы. Но я верю в то, что Снейп что-нибудь придумает. У этого мерзавца всегда есть план, — криво улыбнулся Сириус. — И, как видишь, он до сих пор на коне. Со своей стороны, я могу сказать, что я сделаю все, чтобы защитить тебя, — Нарцисса печально улыбнулась. — И, если понадобится, твоего сына.

Она удивленно распахнула глаза.

— Ты готов защищать сына Люциуса? — недоверчиво спросила она.

— Я готов защищать то, что для тебя дорого.

Нарцисса сжала его руку, а потом встревоженно произнесла:

— Драко меня беспокоит.

— Почему?

— Понимаешь, мы никогда не были близки. В первые годы его жизни действовало заклинание Люциуса, которое не подпускало меня к нему, — голос Нарциссы звучал глухо, и в Сириусе начал подниматься гнев. Если бы Малфой внезапно воскрес, он бы с удовольствием прикончил его еще раз. — А потом Драко просто научился обходиться без меня. Но в прошлом году вдруг что-то случилось. Он сам проявил инициативу, сам захотел провести со мной день, и это было прекрасно. Это был, наверное, самый счастливый день за последние годы.

Взгляд Нарциссы стал мечтательным, а Сириус удивился себе. Он ожидал почувствовать раздражение от того, что Нарцисса могла находить прелесть в той жизни, где не было места ему. Однако раздражения не было, и привычное чувство собственной никчемности тоже не посетило. Сириус просто смотрел на ее одухотворенное лицо и понимал, что он счастлив за нее, потому что ей было хорошо в тот день.

Нарцисса замолчала и нахмурилась.

— Но в последнее время он изменился. Его... будто подменили. Он снова стал меня избегать. Вернее, даже не избегать, а просто будто я снова перестала иметь значение, — негромко закончила она, и сердце Сириуса ухнуло в желудок.

— Когда это началось? — быстро спросил он, и Нарцисса встрепенулась.

— На рождественских каникулах, — шепотом произнесла она. — Ты думаешь?..

— Что говорит Снейп?

— Мы это не обсуждали. Понимаешь, Северусу очень сложно сейчас, и я не хотела лишний раз…

— Нарцисса! — Сириус схватил ее за вторую ладонь и встряхнул их руки. — Очнись. Это важно. Если ты так и будешь молчать, то Снейпу станет еще сложнее, поверь, когда заклинание, наложенное на Драко, выстрелит в самый неожиданный момент.

— Ты думаешь, это заклинание?

— А ты думаешь, у него случилось обострение переходного возраста?! — повысил голос Сириус.

— Я не думала, я… Может, мне это просто кажется? У него там любовь. И сложности с этим, и…

— Мерлин, — простонал Сириус и, выпустив руки Нарциссы, потер лицо ладонями. — Ну какая любовь, когда это явно другое?!

— Ну почему? Он может переживать. Он же живой…

Сириус рассмеялся и, отняв руки от лица, посмотрел на Нарциссу. Она выглядела одновременно расстроенной и воодушевленной.

— Нарцисса, смею надеяться, что у тебя и Малфоя не мог родиться… неумный мальчик. Любовь — это любовь, а жизнь — это жизнь.

— Ты отделяешь одно от другого? — после паузы спросила Нарцисса, и Сириус кашлянул.

Отделял ли он одно от другого? Хотелось бы думать, что да, но правда состояла в том, что у него не было шанса это проверить. Потому что у него не было жизни. Не называть же жизнью существование в Азкабане или заточение в отчем доме?

— Я плохой пример, — усмехнулся он.

— Сириус, — прошептала Нарцисса и, подавшись вперед, обхватила его голову руками. Сириус не успел опомниться, как она прижала его лоб к своему плечу, будто он был испуганным мальчиком.

Сириус замер, стараясь не дышать, потому что, — Мерлин! — он ведь не привык жить. Это оказалось очень страшно. Гораздо страшнее, чем умирать, потому что каждый миг он должен был выбирать, а он просто не умел этого делать.

— Нарцисса, — прошептал он в ее плечо, — не нужно, это…

Сириус услышал, как она всхлипнула, и сжал зубы. Почти двадцать лет ожидания возможности просто побыть рядом с ней. Только бы не испортить все это. Только бы оставить им шанс… Пусть он и не верил в хороший исход.

* * *

После разговора с Поттером Драко гулял до позднего вечера, пока окончательно не замерз. Головная боль должна была бы пройти на воздухе, но она не проходила, потому что все это время Драко обдумывал то, что сказал Поттер, взвешивал за и против, пытаясь отыскать несостыковки. На самом деле их даже не нужно было искать. Главной несостыковкой всего рассказа Поттера был предполагаемый роман Драко с Грейнджер. Драко честно пытался отбросить предрассудки и представить, что он целует Грейнджер. Воображение напрочь отказывалось помогать. За миг до гипотетического поцелуя Грейнджер превращалась в любую другую девушку, которую Драко когда-либо целовал. После двадцатой попытки он сдался. Романа с Грейнджер у него быть просто не могло, но именно то, что Поттер так на этом романе настаивал, дело его бредовый рассказ реальностью. Потому что выдумать такое мог только полный идиот, а как бы Драко не относился к Поттеру, следовало признать, что идиотом тот все-таки не был. Если все это правда, то с его памятью действительно поработали. В пользу этого говорила и нестерпимая боль, которая стала частью его жизни в последние дни. В теории Драко знал, что если что-то начинает расшатывать блок, поставленный на память, тот активизирует защиту. Стандартная защита — боль. Банальная, ожидаемая, такая, от которой, казалось, вот-вот расплавятся мозги.

Еще был вариант, что с его сознанием поработали еще раньше и именно на фоне этого Драко умудрился связаться с Грейнджер. Эта мысль была отчасти успокаивающей, потому что представить, что Драко Малфой добровольно мог ввязаться в — ну, хорошо, пусть будет роман — роман с Грейнджер, он не мог. Как ни старался.

Роман с Грейнджер. Роман с Грейнджер. Драко повторял это с каждым шагом, как речитатив, однако менее абсурдной эта фраза не становилась.

Устав от бесплодных попыток хоть что-то вспомнить, Драко принялся думать о том, кто мог бы запустить процесс воспоминаний. Выходило, что в курсе этой истории были Паркинсон и… Поттер. Весьма ограниченный круг посвященных снова наталкивал его на мысль о розыгрыше или же каком-то плане. Он, конечно, понимал, что, доведись ему начать встречаться с кем-то, кто мог быть не одобрен его родом, он бы не трубил об этом направо и налево. Но выбор доверенных лиц был, мягко говоря, странным. Впрочем, то, что Грейнджер могла рассказать о романе Поттеру, в голове как раз укладывалось. А вот мог бы он сам рассказать Паркинсон? Ответ пришел почти сразу. Нет. Пэнси Паркинсон не узнала бы о его тайне. О тайне вообще никто бы не узнал. А значит, романа с Грейнджер просто не могло быть. Вернее, у Грейнджер он вполне мог быть с кем-то, кто под действием оборотного зелья превращался в Драко. Поттер узнал о романе от самой Грейнджер. Паркинсон?.. Возможно, видела незадачливого возлюбленного Грейнджер в облике Драко.

«Что ты думаешь о том, что выбор — лишь иллюзия?»

Драко вполголоса застонал и сжал виски, которые прострелило болью. Проклятый Поттер. Чтоб ты провалился! Из его стройной теории выпадала одна деталь: разговор с Поттером, который якобы у них состоялся. Об этом разговоре хотелось забыть, при мысли о нем головная боль вышла на новый виток, и Драко обессиленно опустился коленями на тропинку.

Хотелось думать, что Поттер врет, но проклятая головная боль была лучшим подтверждением его честности.

Драко зачерпнул пригоршню снега и растер его по лицу. Скулы свело от холода. Тряхнув головой, он медленно поднялся на ноги. Изменить произошедшее он не может. Значит, нужно выяснить, что случилось на самом деле. И для начала найти того, кто может в этом помочь.

Дрожа от холода, Драко направился в сторону замка. Он шел, считая шаги. С каждым шагом головная боль отступала. На триста восемнадцатом шаге Драко допустил мысль, что может не справиться и проще будет оставить все, как есть. Боль отступила совсем, стало так хорошо, что Драко остановился и вдохнул полной грудью морозный воздух. Он тут же закашлялся, ожидая, что боль вернется, но ее не было. Драко на пробу подумал о том, что не стоит выяснять правду. Боль не вернулась.

— Мне не нужна правда, — вслух сказал он и почувствовал невероятное облегчение.

Несколько секунд Драко наслаждался этим чувством, глядя на освещенное крыльцо главного входа Хогвартса, а потом еще раз вздохнул и почти бегом бросился к крыльцу, стараясь ни о чем не думать.

Перед проходом в гостиную Слизерина он стоял не меньше пяти минут, зябко ежась в отсыревшей одежде, потом собрался с духом и, произнеся пароль, шагнул внутрь.

Гостиную освещали камин и пара факелов у лестницы. В кресле у камина сидела Паркинсон, и, стоило Драко на нее взглянуть, как его душу начала затапливать холодная ярость. Паркинсон предала его, унизила, она смеет плести интриги. Она должна за это заплатить. Драко неспеша направился к сокурснице.

Паркинсон смотрела на него не отрываясь. В большом кресле она выглядела хрупкой и немного жалкой. Драко ничего не стоило ее уничтожить.

От этой мысли он замер.

Прикрыв глаза, он прислушался к себе. Идея уничтожить Паркинсон казалась привлекательной. Однако он понимал, что сделать это прямо сейчас не сможет. Пока они находятся в школьных стенах, он связан по рукам и ногам. Но ничто не мешает ему испортить Паркинсон жизнь.

«Что ты думаешь о том, что выбор — лишь иллюзия?»

Драко зажмурился сильнее, чувствуя привычную волну боли, а потом распахнул глаза и решительно направился к камину. На каминной полке лежала стопка чистых листов пергамента. Милисента на его глазах пару дней назад положила их сюда и, кажется, забыла.

Взяв верхний лиcток, Драко подошел к столику, стоявшему рядом с креслом Паркинсон, и достал из стаканчика перо. Паркинсон, до этого наблюдавшая за ним с испугом, быстро сняла с чернильницы крышку, как будто только и ждала момента, чтобы помочь Драко. Драко обмакнул перо в чернила и передал его Паркинсон.

— Пиши.

— Что? — спросила та, с готовностью пододвинув к себе лист.

— Поклянись, что тебе можно доверять, — произнес Драко и достал из кармана мантии палочку.

Паркинсон бросила нервный взгляд на его волшебную палочку и размашистым почерком написала «Клянусь, что не злоумышляю против Драко Регулуса Малфоя. Пэнси Э. Паркинсон».

Драко направил палочку на лист пергамента и произнес заклинание, позволявшее проверить добрую волю и искренность писавшего.

От листа пергамента поднялось белое искрящееся облачко. Такое же белое, как нетронутый снег. Облачко растаяло, и Драко перевел взгляд на Паркинсон, чувствуя, что он ей… не верит, несмотря на очевидное доказательство. Не верит до тошноты, до пульсирующей боли в висках.

— Ты мне не веришь? — шепотом спросила Пэнси, будто могла подслушать его мысли.

Первым желанием Драко было отмахнуться, но он понял, что первые желания — это не то, чему сейчас стоило следовать, поэтому медленно кивнул.

— Тебе плохо? — испуганно спросила Пэнси.

Драко не знал, как выглядит в этот момент, однако допускал, что у Паркинсон был повод смотреть с такой тревогой. Он вновь медленно кивнул и опустился в соседнее кресло. Паркинсон тут же оказалась рядом и положила ледяную руку на его лоб.

— У тебя жар, кажется. Давай я позову мадам Помфри?

— Ты издеваешься? — спросил Драко, и его голос прозвучал как треск ломающейся ветки.

— Как тебе помочь?

— Мне нужно зелье от головной боли. От… магической.

Выдавить эти несколько слов оказалось почти непосильной задачей. Все в нем будто кричало, что он убивает себя, доверяясь Паркинсон, что он губит свой род, отдаваясь на милость человека, который однажды его уже предал.

— У меня нет, — прошептала Паркинсон, и с ее лица наконец исчезло испуганное выражение. Она нахмурилась, задумчиво глядя прямо перед собой, а потом хлопнула в ладоши: — Я знаю, у кого попросить.

— У кого? — вяло поинтересовался Драко.

Паркинсон смотрела на него несколько секунд, а затем уточнила:

— Ты все еще не веришь мне?

Драко вновь кивнул.

— Тебе не кажется, что недоверие блокирует возвращение памяти наравне с болью?

— Не знаю, — произнес Драко, устало откидываясь на спинку кресла.

Не доверять человеку до дрожи и при этом довериться ему было настолько странным, что ему хотелось немедленно уснуть и проснуться, когда все это закончится. Вот только Драко прекрасно понимал, что решать эту проблему все равно придется самому. Никто другой в этом деле не помощник.

— У кого ты собираешься попросить зелье? — шепотом произнес он.

Пэнси неожиданно схватила его за руку и сильно сжала.

— Драко, просто верь мне.

* * *

Стрелка на наручных часах не желала двигаться с нормальной скоростью. Иначе как объяснить то, что Гермиона успела придумать миллион исходов встречи Гарри с Паркинсон, а часы показывали, что прошло всего семь минут?

— Хорошо сидим, — преувеличенно оживленным тоном заметил сидевший на ковре Рон и щелкнул пальцами по пирамидке, составленной из скрученных пергаментов с домашней работой Лаванды, которую та опрометчиво забыла в гостиной.

Пергаменты разлетелись, причем один приземлился в опасной близости от разожженного камина.

— Лаванда тебя убьет, — нервно произнесла Гермиона.

— Я ей скажу, что мы так весело проводили время, что я смахнул ее работы со стола в припадке неудержимого хохота, — монотонно пробубнил Рон, собирая новую пирамидку из свитков.

— Почему он так долго?

— Гермиона, дай человеку сходить на свидание, — с воодушевлением произнес Рон, но под взглядом Гермионы вздохнул и сдался: — Он придет и расскажет.

— Я чувствую, что там что-то не так.

— «Там» это где? — Рон оставил свитки в покое и пересел на диван рядом с Гермионой.

Гермиона некоторое время делала вид, что не замечает его пристального взгляда, а потом все же повернулась.

— Рон, я боюсь, что Гарри во что-нибудь ввяжется.

— Слушай, я тоже не в восторге от Паркинсон, но Гарри большой мальчик.

— Ро-о-он!

— Гермио-о-она! — в тон ей ответил Рон. — Просто займись чем-нибудь полезным.

Гермиона вскочила с дивана и отправилась к себе. Терпеть спокойствие Рона было невозможно.

Вечер прошел как в тумане. Она не могла читать, не могла делать домашнее задание, ее не увлекали игра с Живоглотом и проблемы первого курса, с которыми к ней ворвались две рыдающие девочки. Гермиона ждала Гарри, а весь остальной мир просто перестал иметь значение.

Гарри постучал в ее комнату спустя целую вечность. Он был мрачнее тучи, и при взгляде на него сердце Гермионы упало.

— Что случилось?

— У Малфоя стерта память, — без предисловий объявил Гарри и, стянув теплую мантию, бросил ее на спинку стула. — Это его не устраивает, и, конечно же, он мне не верит.

— А что насчет Паркинсон? Ей верит? — прошептала Гермиона, чувствуя, как сердце понеслось вскачь.

Если ему стерли память, значит, она для него по-прежнему важна, просто он об этом не помнит. И только потом до нее дошло, что, если кто-то намеренно подкорректировал его воспоминания, у них у всех большие проблемы.

— Паркинсон он тоже не верит, — пробормотал Гарри и, присев на корточки у разожженного камина, протянул озябшие руки к огню.

Гермиона некоторое время за ним наблюдала, а потом спросила:

— А ты веришь Паркинсон?

Гарри ответил не сразу. Сперва сел на пол, взъерошил волосы и поднял на нее усталый взгляд.

— Я не знаю, Гермиона. Ее заботит судьба Малфоя, и она… боится.

— Паркинсон?

Гарри усмехнулся.

— По-твоему, она не может бояться?

— Может, конечно, — смутилась Гермиона, хотя, по правде, считала Паркинсон высокомерной зазнайкой, у которой в жизни не было проблем.

«Да что вы, паршивые гриффиндорцы, знаете о нас?» — прозвучал в голове разъяренный шепот Малфоя.

— Чего именно она боится?

— Всего, — пожал плечами Гарри и вдруг добавил: — Я пойду, ладно? Я устал…

— Да. Конечно, — кивнула Гермиона и, подхватив со стула мантию, протянула ее Гарри. — Я могу что-то сделать?

Не успела она договорить, как в окно постучали. Обменявшись с Гарри настороженными взглядами, Гермиона бросилась открывать и испытала чувство дежавю. На заснеженном подоконнике вновь сидела сова Паркинсон.

— Это тебе? — отцепив записку от лапы совы, Гермиона протянула ее Гарри.

Тот равнодушно пожал плечами.

— Гарри, что случилось? — запоздало забеспокоилась она. — Малфой что-то сделал тебе?

Гарри усмехнулся.

— Не бери в голову. Я просто устал. Долго гулял.

— А я думала, что вы все это время разговаривали.

— С Малфоем? Ты слишком хорошо о нас думаешь.

Гарри медленно развернул записку. Он не пытался ее спрятать, как днем, однако Гермиона намеренно не стала подходить. Просто, затаив дыхание, смотрела на его покрасневшие от холода пальцы, ожидая его реакции. Гарри кашлянул, и Гермиона подняла на него взгляд.

— Тут такое дело, — неуверенно произнес он.

— Что? — насторожилась Гермиона.

— Нужно зелье от магической головной боли.

— Кому? — спросила она и тут же понимающе протянула: — А-а-а… Это Паркинсон просит?

— Ну не Малфой же? — фыркнул Гарри.

— У меня осталось еще немного того, что я готовила для тебя, — неловко пробормотала она.

— Передашь Паркинсон? — спросил Гарри и направился к выходу.

— Я? — испуганно пискнула Гермиона.

Гарри обернулся и закатил глаза.

— Давай пузырек.

* * *

Перехватить Поттера до уроков оказалось той еще задачей. На завтрак он явился в сопровождении своей девушки, Грейнджер и Уизли. Причем Уизли были в двух экземплярах. Пэнси, почти не спавшая предыдущей ночью, выругалась себе под нос, чем заслужила удивленный взгляд Нотта.

— Почему гриффиндорцы ходят толпами? — в сердцах воскликнула она, и Нотт, посмотрев на гриффиндорский стол, пожал плечами.

— Так веселее? — предположил он.

— Что-то я не заметила там особого веселья, — хмуро сообщила Пэнси.

— Ты сегодня встала не с той ноги? — участливо поинтересовался Нотт, но Пэнси, отмахнувшись, принялась за еду, попутно обдумывая, как бы поймать Поттера незаметно для остальных. Вот тебе задачка для сильных духом.

— Внимание, штормовое предупреждение, — услышала она голос Нотта и, повернувшись, заметила, что к столу подошел Драко в компании Блез.

Пэнси окинула их цепким взглядом. Блез выглядела как обычно. Драко же явно был собратом Пэнси по бессоннице.

— Кого штормит? — уточнил Драко.

— Присядь и увидишь, — сделав страшные глаза, Нотт выбрался из-за стола и красноречиво указал на Пэнси.

— Я запомнила, — ласково произнесла она и неуверенно посмотрела на Драко, даже не пытаясь угадать, что принесла им обоим эта ночь: они вновь друзья или проклятое заклятие откатило все на исходные позиции?

— Доброе утро, — без улыбки произнес Драко и посмотрел Пэнси в глаза.

Та не отвела взгляда.

— Доброе утро, Драко.

Он слабо улыбнулся, и Пэнси выдохнула.

— Привет, Блез.

В ответном приветствии Блез не слышалось сердечности. Пэнси вздохнула, понимая, что все-таки невольно стала предателем, когда из них двоих выбрала Драко. В свое оправдание она, конечно, могла сказать, что корректировку памяти не сравнить с разбитым сердцем. Но, с другой стороны, для Блез ее сердце было гораздо важнее.

Драко опустился на место Нотта и пододвинул к себе чистую тарелку. Несколько секунд на нее смотрел, а потом поднял взгляд на гриффиндорский стол, и у Пэнси екнуло сердце. В эту минуту она поняла, что они обязательно доберутся до истины: Драко Малфой вступил в игру.

На месте Грейнджер Пэнси бы уже давно подавилась, но та мило беседовала с друзьями, не обращая внимания на слизеринский стол. Пэнси готова была поклясться, что гриффиндорка делает это намеренно. И судя по тому, как Драко смотрел в ее сторону, план был вполне действенным.

Наконец Поттер, что-то сказав Грейнджер напоследок, встал и направился к выходу. Остановился по пути у своей девушки, что-то сказал ей и пошел дальше. К счастью, в одиночестве.

— Всем приятного аппетита, — воскликнула Пэнси и вихрем вылетела из-за стола, ничуть не заботясь о том, что подумают однокурсники.

Взгляд Драко Малфоя она чувствовала до самого выхода из зала. Пэнси боялась, что Поттера придется догонять по коридору, но тот ждал ее у двери.

— Вот, — буркнул он, не размениваясь на приветствия, и сунул ей в руку флакон с зельем.

Пэнси быстро оглядела коридор. К счастью, никто не обращал на них внимания. Спрятав пузырек в карман мантии, она пробормотала:

— Спасибо.

— Ага, — ответил Поттер и пошел прочь от главного зала.

В принципе, он выполнил ее просьбу: достал зелье от головной боли, говорить больше было не о чем, однако Пэнси зачем-то поспешила за ним.

— Подожди, — догнав его, произнесла она, и Поттер удивленно оглянулся. — Как все прошло вчера?

Поттер дернул плечом.

— А он тебе не рассказал?

— У нас проблема: он мне не верит.

— Да? — вяло удивился Поттер и рассеянно огляделся по сторонам.

— У тебя все в порядке? — уточнила Пэнси.

Поттер вновь дернул плечом.

— Нормально.

— Если нужна помощь, ты можешь обращаться.

— Ладно.

Безразличие Поттера отчего-то напрягло Пэнси, поэтому, когда он, сказав «пока», направился дальше по коридору, Пэнси пристроилась рядом.

— Ты куда сейчас?

— В гостиную, а потом на уроки. А что?

— У нас же общие чары сейчас?

— Кажется, да, — пожал плечами Поттер.

— Слушай, как насчет того, чтобы их прогулять? — неожиданно для самой себя спросила Пэнси.

Поттер остановился и повернулся к ней.

— Что на этот раз случилось? — он выглядел уставшим и, кажется, расстроенным. Пэнси понимала, что ей до этого не должно быть никакого дела, но она чувствовала себя виноватой за то, что втянула его в эту историю.

— Ничего не случилось. Просто…

Поттер возвел глаза к потолку, с усмешкой качая головой.

— Слушай, хватит, а? Ну я же не совсем идиот. Если ты обратилась, значит, тебе что-то нужно.

— Как будто я не могла обратиться просто так, — усмехнулась Пэнси, чувствуя себя неловко. Зачем она только затеяла этот разговор?

— Ко мне не обращаются просто так, — вдруг зло произнес Поттер и ушел, оставив Пэнси наедине с чувством вины.

Она попробовала разозлиться на неженку Поттера за дурацкую истерику, а потом вдруг подумала, что, наверное, у него были основания так сказать. Но если с ней-то все понятно, ее действительно можно было заподозрить в корысти, то что с его друзьями? Неужели то же самое?

* * *

Когда Гермиона мечтала, чтобы Драко наконец посмотрел на нее не как на пустое место, она и не подозревала, что ее желание исполнится именно так.

— Гермиона, ты в порядке? — участливо спросила Джинни, бесцеремонно заставив отклониться сидевшего рядом с ней Рона.

— Я… да, — соврала Гермиона и сделала четвертую попытку откусить тост. Четвертая попытка тоже оказалась безуспешной, потому что на нее смотрел Драко Малфой.

Гермиона нервно заправила за ухо прядь волос и, повернувшись к Гарри, прошипела:

— Что ты такого ему сказал?

— Правду, — пожал плечами Гарри и откусил от своего тоста с видимым аппетитом.

— Он смотрит, — сообщила очевидное Гермиона.

— Вижу, — ответил Гарри, неспешно жуя.

— И что мне делать?

— Можешь посмотреть в ответ, — предложил он.

— Ты издеваешься? — простонала Гермиона и вновь заправила за ухо прядь волос.

Гарри повернулся к ней:

— Гермиона, он пытается вспомнить. Это очень неприятно, знаешь ли. Я бы на его месте неделю из комнаты не выходил.

Несмотря на легкость тона, взгляд Гарри был серьезен, и Гермионе вдруг стало стыдно. Это ее история, но именно на Гарри пришелся основной удар.

— Спасибо тебе, — от всего сердца сказала она. — И ты… уже был на его месте. И ты вышел из комнаты и пошел разбираться со всем и сразу. Ты самый храбрый.

Гарри нервно усмехнулся и, опередив Гермиону в очередной попытке заправить волосы за ухо, сделал это сам. Жест оказался очень… нехарактерным для Гарри, и Гермиона смущенно кашлянула.

— Ему полезно, — натянуто улыбнулся Гарри, и Гермиона невольно вспыхнула.

— Ему-то, может, и полезно, — негромко произнес Рон за ее спиной, — а вот Кэти тебя убьет и будет пра-а-ава-а, — нараспев закончил он.

Гермиона отпрянула от Гарри и врезалась затылком в подбородок не ожидавшего это Рона.

— Я чуть себе язык не откусил, — простонал Рон, прижимая ладонь ко рту.

— Нечего вторгаться в личное пространство, — обернувшись к нему, отрезала Гермиона, но, тут же устыдившись, добавила: — Я могу наложить обезболивающее заклинание.

— Лучше Обливиэйт, — буркнул Рон. — Не могу я уже обо всем этом думать.

— Это потому, что ты эмоционально ущербный, — назидательно произнес Гарри, копируя обычные интонации Гермионы.

Гермиона невольно прыснула и на миг закрыла лицо ладонями, надеясь, что, когда уберет руки, Драко Малфоя уже не будет за слизеринским столом и она наконец сможет поесть. Надежды, разумеется, не оправдались. Драко Малфой снова смотрел в ее сторону, и на этот раз Гермиона не стала отводить взгляда. Он нахмурился и отвернулся.

— И что мне теперь делать? — шепотом спросила Гермиона, повернувшись к Гарри.

Тот пожал плечами. Гермиона понимала, что она все утро сегодня говорит с Гарри только о Малфое, и ему это, наверное, неприятно, но остановиться просто не могла. Гарри, понимающий, самый лучший, терпеливо поддерживал разговор, развеивал опасения и даже почти убедил ее в том, что Драко все вспомнит и они обязательно разберутся со всеми проблемами. Сейчас Гермиона чувствовала к Гарри такую благодарность, которую просто не смогла бы описать словами. Хотелось его обнять и сказать, что он самый лучший, но Кэти бросала в их сторону такие взгляды, что Гермионе оставалось только вздыхать.

Гарри наклонился к ней и сообщил:

— Пойду отдам зелье.

Гермиона бросила взгляд на сидевшую за слизеринским столом Паркинсон, которая в эту самую минуту смотрела на Гарри. Смотрела без пренебрежения или недовольства, не как на пустое место, а так, будто имела на Гарри какие-то виды. Гермионе крайне не понравился взгляд слизеринки. Она, нахмурившись, проследила за тем, как Гарри остановился около Кэти и что-то ей сказал, и смотрела ему в спину до тех пор, пока он не вышел из зала. Паркинсон выскочила за ним почти сразу же.

Гермиона вздохнула и покачала головой, снова чувствуя на себе взгляд Малфоя. Сосчитав до пяти, она посмотрела в свою тарелку. Ничего страшного. Она справится. Подумаешь, всего-то не подавиться за завтраком. Она же волшебница.

* * *

Грейнджер смотрела в тарелку, на Поттера, на Уизли, снова на Поттера, на первокурсников Гриффиндора, потом снова на Поттера, и так по кругу. Через пять минут наблюдений за столом Гриффиндора у Драко предсказуемо разболелась голова. И дело было не только в наложенном на него заклинании. Она разболелась бы у любого нормального человека при виде такого мельтешения. Ни один слизеринец не вертелся за едой так, будто сидит на бешеной колючке.

Несколько раз Грейнджер почти посмотрела на него. После шестого ее почти-взгляда Драко понял, что злость — это единственное чувство, которое он испытывает по отношению к гриффиндорке. О чем они там шепчутся с Поттером? Почему улыбаются? Чему так радуются? И Поттер, который заправлял ей волосы за ухо таким жестом, будто имеет на это право... Поттер бесил отдельно. Драко снова и снова прокручивал в голове их разговор. Если у него с Грейнджер был роман, тогда какого черта Поттер с ней сейчас нежничает? У них-то романа нет! Или есть?

Поттер наконец убрался из главного зала. За ним исчезла Паркинсон, и недоверие, помноженное на злость, заставило Драко скрипнуть зубами. Они все его разыгрывают. Это не может быть правдой. Это ненормально. Вот то, что Блез встретила его с улыбкой и позволила взять себя за руку, — нормально. То, что она рассказывала о какой-то выставке, на которую ходила с Гойлом, тоже нормально. То есть Гойла там, конечно, не должно было быть, но уж лучше Гойл, чем Поттер. Паркинсон, кстати, была на той же выставке с женихом. Однако это не помешало ей умчаться вслед за Поттером. Несколько поколений славного рода Паркинсонов, наверное, в гробах переворачиваются, глядя на то, что вытворяет их ненаглядный потомок: Поттер, как ни крути, полукровка.

Поняв, что мысли зашли в какие-то дебри, Драко встал из-за стола и направился к выходу. К черту завтрак. К черту их всех. Он не пойдет сегодня ни на какие занятия. Выйдя из главного зала, Драко остановился и несколько раз глубоко вздохнул. Мысль о том, чтобы не идти на занятия, была горячо одобрена его внутренним голосом. Он тряхнул головой и решительно направился в сторону кабинетов.

К обеду Драко понял, что этот учебный день он, пожалуй, запомнит на всю жизнь. Основным вопросом, который волновал его в течение дня, был: «Какой идиот составлял расписание и почему там так много совместных занятий с гриффиндорцами?». И второй вопрос, который его волновал и за который хотелось наложить на себя какое-нибудь непростительное заклятие, звучал так: «Какого черта Грейнджер делает вид, что его не существует?». Нет, Драко было плевать на Грейнджер. Но он хотел знать правду, хотел выяснить, что с его памятью, и заставить виновного заплатить. А для этого ему нужно было вспомнить. Но выскочка Грейнджер смотрела куда угодно, только не на него. За все три пары совместных лекций она не взглянула в его сторону ни одного раза. И это было очень странно. Драко устал прикидывать, розыгрыш ли это недалеких гриффиндорцев, к которому зачем-то подключилась Паркинсон, или же просто стечение обстоятельств. Зато он отдавал себе отчет в том, что раньше она смотрела. Влюбленных взглядов он не помнил. А вот то, что она, бывало, шипела что-то в его адрес, защищая своих тупоголовых друзей, или же просто оборачивалась с таким видом, как будто он позорит своим присутствием на уроке все волшебное сообщество, он помнил прекрасно. В общем, оказаться вне зоны ее взглядов было странно. И то, как открыто она его игнорировала, бесило, потому что подтверждало их дурацкую версию событий.

Тренировка по квиддичу прошла в напряженной атмосфере и закончилась тем, что Драко и Нотт разругались в пух и прах. Драко не помнил, чтобы хоть когда-либо позволял себе на кого-то орать. Нотт, кажется, тоже удивился этому факту от души. До дуэли дело не дошло только потому, что волшебные палочки остались в раздевалке, а когда они наконец до нее добрались, оба остыли и даже, не сговариваясь, извинились. Драко не считал себя виноватым, а Нотта правым. Нотт наверняка чувствовал то же самое, но они прекрасно понимали, что конфликт в команде и на факультете не доведет до добра, поэтому сделали вид, что все отлично, пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

На ужин Драко не пошел. Вместо этого его зачем-то понесло на астрономическую башню.

На открытой площадке астрономической башни дул ветер. Драко стоял у парапета, глядя на снежное безмолвие, расстилавшееся у подножия старого замка. Цепочки следов с такой высоты казались колоннами муравьев. Драко как-то в детстве видел такие на лугу. Головная боль немного отступила, однако ясности в мыслях не было. День прошел, но он так и не решил, что делать. Весь день он пытался не идти на поводу у внутреннего голоса. Пытался смотреть иначе на гриффиндорцев, пытался смириться с тем, что это не Паркинсон стала в одночасье чужой и не знакомой, а просто с ним что-то не так, что Нотт не пытался довести его до ручки, а просто хотел внести разумные корректировки в схему их игры... Но все это не дало ничего, кроме головной боли. Ни одного проблеска воспоминаний. Значит, нужно что-то изменить. Найти другой путь.

Драко ухватился за край парапета и, склонившись над ним, посмотрел вниз. Сердце отчего-то сжалось. Его отец разбился, упав с башни. Как это могло случиться? Из слов матери Драко понял, что Люциус оступился. Но как можно так оступиться, чтобы перелететь через парапет? Драко снова посмотрел вниз.

«Ты пытался покончить с собой». Его сердце ухнуло в желудок. Проклятый Поттер со своими дурацкими заявлениями. Неужели Драко в самом деле мог пытаться сделать что-то подобное? И почему ему это не удалось? Это было, пожалуй, даже обидно. Обычно Драко удавалось все, за что бы он ни брался.

Очередной порыв ветра бросил челку ему в лицо, и Драко поежился. Пора было возвращаться, иначе велик был риск просто окоченеть здесь на радость Поттеру.

Драко спустился по винтовой лестнице, скользя ладонью по перилам. Замерзшее лицо начало пощипывать в тепле. В ушах все еще гудело, будто он до сих пор стоял наверху под порывами ледяного ветра. По сравнению с площадкой Астрономической башни в коридорах Хогвартса было тепло, хотя обычно Драко недоумевал, почему в волшебном замке гуляют бесконечные сквозняки. В его поместье такого даже близко не было.

Драко свернул в коридор, ведущий в музыкальную гостиную. Он вдруг понял, что был бы не прочь сыграть, но, посмотрев на озябшие руки, рассудил, что что-либо сыграть сможет в лучшем случае минут через двадцать, а до отбоя оставалось всего полчаса. Объясняться с кем-либо из преподавателей он сегодня был определенно не готов.

Дверь музыкальной гостиной скрипнула, и Драко почувствовал себя героем второсортного любовного романа, которыми зачитывалась Миллисента, потому что из-за двери показалась Гермиона Грейнджер. В задумчивости она не сразу его заметила, а когда заметила, то подскочила, будто ее укусил гиппогриф, и даже, кажется, вскрикнула. В последнем Драко не был уверен, потому что уши привычно заложило, а виски сдавило болью.

Грейнджер замерла с испуганным выражением лица, и в Драко начало закипать раздражение. Его сегодня вообще все раздражало. А Грейнджер в особенности. Сперва она весь день смотрела куда угодно, только не на него, а теперь выглядит так, будто он на ее глазах превратился в Снейпа и заявил, что она не сдала СОВ.

Драко поморщился и вновь попытался представить, что у них был роман. Вот с этой испуганной, нелепо натянувшей на кулаки рукава кофты Грейнджер. Мерлин, какое счастье, что его отец не дожил до этого дня… Драко выдохнул и запретил себе думать об отце. Ему нужны были ответы, а получить их можно было, только если перестать идти на поводу у внутреннего голоса.

Грейнджер, опустив голову, прошла мимо него, и Драко подумал о том, что будь коридор уже, у него был бы повод ее задеть, извиниться и, возможно, начать разговор. Он удивился тому, что всерьез обдумывает, как заговорить с Грейнджер, вместо того чтобы просто ее окликнуть. В конце концов, Поттер — ее приятель, и если он сошел с ума, то это и ее проблема тоже.

Грейнджер успела дойти до лестницы, когда он произнес:

— Грейнджер, подожди.

В пустом коридоре его голос прозвучал неожиданно громко. Гриффиндорка остановилась и медленно обернулась, а его сердце сперва сбилось с ритма, а потом заколотилось с бешеной скоростью.

* * *

В миг, когда он ее окликнул, Гермиона пожалела, что не пошла в гостиную после ужина, а решила посидеть в музыкальной гостиной. Да, звуки заколдованного рояля вызывали у нее умиротворение, и это было именно то, чего ей так не хватало в последние дни. Но разве оно того стоило?! Наконец успокоившись и уговорив себя просто потерпеть и дать ему время переварить новость, она вышла из музыкальной гостиной. Режиссер их истории был явно не лишен чувства юмора, потому что в коридоре она наткнулась на Драко Малфоя. Раздраженного как бешеный гиппогриф.

Его «Грейнджер» прозвучало так, как будто он окликнул домового эльфа. Гермиона сперва всерьез решила не оборачиваться, но потом подумала, что, в конце концов, он не виноват в том, что с его памятью что-то сделали. За эти бесконечные несколько секунд она успела вспомнить разговор с Нарциссой, когда та уговаривала ее отступиться. Пожалуй, миссис Малфой знала, о чем говорила. Отступись Гермиона тогда, сейчас все было бы гораздо проще. Вот только она, кажется, сделала свой выбор.

Медленно повернувшись, она посмотрела на его лицо. Он хмурился и выглядел так, как будто уже жалел, что ее окликнул.

— Слушаю, — сказала Гермиона, когда пауза затянулась до неприличия.

Малфой на миг зажмурился, и его рука дернулась к виску, впрочем, он тут же ее опустил. У Гермионы сжалось сердце. Магическая боль отличалась от обычной. А ведь прямо сейчас она могла ему помочь — просто уйти. Ему бы стало легче. Гермиона сделала шаг назад, и он, увидев это, встрепенулся.

— Я хочу попросить тебя уделить мне полчаса для разговора.

Его голос звучал глухо.

— Хорошо, — кивнула она и прикинула в уме, что они не успеют поговорить до отбоя. Впрочем, гораздо больше предполагаемого наказания Гермиону пугало то, что ее сердце колотилось сейчас так громко, что он непременно должен будет это услышать, если подойдет чуть ближе.

— Только не сегодня, — с усилием произнес Малфой. — Сегодня я…

Он снова замолчал, глядя так, будто у нее на лице были написаны ответы на все вопросы мироздания.

— Сегодня мы не успеем, да, — кашлянув, проговорила Гермиона, испытывая сумасшедший коктейль эмоций из разочарования, облегчения, эйфории и острого сочувствия. Было понятно, что он не заботился об отбое. Прямо сейчас он явно был не в состоянии разговаривать. Видимо, выпить зелье он так пока и не решился.

Драко Малфой растерянно моргнул, услышав ее слова, и заторможенно повторил:

— Не успеем, да.

Потом подумал и добавил:

— Спасибо.

На миг зажмурился и с видом человека, идущего в свой последний бой, решительно произнес:

— Спокойной ночи.

Сердце Гермионы едва не выскочило из груди.

— Спокойной ночи, — с легкой улыбкой ответила она, глядя в его глаза.

Малфой смотрел на нее, не отрываясь, будто все еще искал ответы, и явно не собирался уходить. Гермиона закусила губу, чтобы не улыбнуться, понимая, что это его не обрадовало бы. Гарри был прав. Они со всем разберутся и все решат. Это же Драко. Он еще упрямей Рона. Сосчитав до трех, она развернулась и медленно пошла прочь по коридору, чувствуя его пристальный взгляд.

В душе у Гермионы шла небывалая борьба. Видеть его таким — бледным, осунувшимся, с этой проклятой головной болью — было невыносимо, и ей малодушно хотелось оставить все как есть, потому что это избавило бы его от физических мучений. Но в то же время она понимала, что не смогла бы отступиться, потому что вдруг оказалось, что, когда он на нее смотрит, говорит с ней, она оживает и занимает свое место в этом мире. Будто без его взглядов она была лишь бестелесной тенью, как одно из привидений, населявших старый замок.

Свернув к лестнице, Гермиона сбежала по ступеням и, крутанувшись на месте, прижала ладони к щекам.

«Спокойной ночи».

Какое счастье, что она решила посидеть в музыкальной гостиной!