Бомбы и зелья, или Как (не)воспитать Тёмного Лорда (джен)

— Хочешь — поклянусь? — легко спросил Мальсибер, прижимая к груди руку.

Джон знал, что, при всей его болтливости, хранить секреты он умел — и при попытке что-то выпытать не замолкал, как некоторые, и не делал мрачное лицо, а просто заговаривал вопрошающего, рассказывая сразу обо всём и каким-то едва ли не магическим образом умудряясь увести его от темы. Даже с Джоном эта тактика срабатывала!

— Хочу, — решительно ответил он. — Мне надо хоть с кем-то об этом поговорить! Но не с Малфоем же или с Эйвери! Да и Рей точно не поймёт.

— Клянусь, — очень серьёзно сказал Мальсибер. — И если я нарушу это обещание, я онемею. Навсегда.

Джон так же серьёзно взглянул на него и начал, словно бросаясь в ледяную воду:

— Мой отец — маггл, которого мама опоила Амортенцией. А потом, почти год спустя, она перестала это делать. Надеялась, что он... Полюбит её и ребёнка.

— Ох, — после короткой паузы сказал Мальсибер. — Она, видимо, сильно его любила... Но он их не полюбил, — добавил он утвердительно. — Ни её, ни тебя... так странно, — проговорил он задумчиво. — Он был должен вас убить... хотя бы попытаться. Год под Амортенцией... Ты знаешь, что с ним стало?

— Он вернулся домой, — очень неохотно ответил Джон, — а потом... Знаешь, похоже, что ему стирали память. Но не до конца. Он почти ничего не помнит об этом годе.

— Конечно, он не помнит, — кивнул Мальсибер. — И не «почти», а совершенно: люди никогда не помнят то, что делали под Амортенцией. Я точно знаю. У меня в семье тоже была... одна история. Не с родителями — с моей итальянской роднёй. Он не должен помнить ничего... наверное. Хотя я не знаю, как это действует на магглов. Но вообще... — он покачал головой. — Представляешь: он очнулся — а тут женщина. И сын... Так странно...

— Он очнулся, когда я ещё не родился, — голос Джона дрогнул, — и просто ушёл. А мама осталась одна. В почти незнакомом ей городе, без денег... и, похоже, без желания жить. Она бы умерла, если бы... если бы ей не помогли. Тот доктор, за которого она выходит замуж, принял роды и спас её жизнь. Мерлин, — пробормотал он. — Я так мечтал найти и убить своего отца, а когда нашёл, то не стал убивать. Мне его даже жалко стало!

— Почему? — тихо спросил Мальсибер.

Они сидели во дворе, у самой стены Хогвартса, в тени, и Мальсибер, сорвав травинку, теперь вертел её в руках.

— Из-за приворотного зелья, — тусклым голосом ответил Джон, — и потому, что это... неправильно. И теперь я не понимаю, как мама могла... Она же всегда была очень хорошей!

— Это сложно, — помолчав, ответил Мальсибер. — Ты никогда не рассказывал о её прошлом. Как она жила, когда они встретились? Она могла влюбиться... и, поняв, что он не смотрит на неё, не удержаться. Так бывает... а потом, пока жила с ним — таким, поняла, что это не любовь. Люди меняются, — сказал он мягко. — Сколько лет ей было?

— Восемнадцать, — глухо ответил Джон, — и как она жила, я тоже увидел. Жалею, что мне тоже память не стёрли.

— Ну вот и ответ, — сказал Мальсибер. — Она была совсем молоденькой — только Хогвартс закончила! — и тяжело жила. Ей хотелось чего-нибудь другого... О Гонтах, — добавил он осторожно, — разное рассказывали. Я в детстве много чего слышал... Наверняка почти всё враки, но даже если что-то правда, её можно понять. Но она же его отпустила... а кто он?

— Она не училась в Хогвартсе, — зло усмехнулся Джон, — дед не посчитал нужным. А своя палочка у неё появилась только в этом году. Мама всегда думала, что она почти сквиб — а дело было только в неподходящий палочке!

На вопрос об отце он не ответил — просто потому, что и сам толком не знал, кто он, его отец. Маггл по имени Том Риддл из дома на холме? Не густо.

— Это жутко, — Мальсибер поёжился. — Знаешь, ты бы в таких условиях вообще убил, если бы знал, что это тебе поможет выбраться. И я, наверно, тоже... и все мы. И потом... он маггл — ей, наверное, казалось, что это можно... но она его, наверное, любила. Вот и прекратила всё... на это нужна сила. Много. Я не знаю, смог бы...

— Да, — согласился с ним Джон, — я бы убил. И деда, и дядюшку... Мерлин, ты бы его видел! Это же не человек, а свинья! Да нет, не стоит так оскорблять свиней! Мерзость!

— Моя итальянская бабушка, — сказал Мальсибер, — говорит, что чистокровность хороша до меры. А потом она превращает людей в выродков. В чудовищ. Когда мама выходила за отца, она была очень недовольна — она до сих пор его не слишком любит. Но когда родился я, она несколько смягчилась, — он чуть улыбнулся — краем рта. — Она рассказывала мне в детстве страшные истории о том, как некоторые семьи так гордились своей особенностью, что начинали, в конце концов, жениться друг на друге. И тогда у них рождались дети без рук, глаз и голов... бр-р, — он поёжился. — Мне это даже снилось — история про безголового младенца, который вырос и женился на своей безрукой сестре — и у них родилась однорукая голова... фу, — он передёрнул плечами. — Твою маму словно бы судьба вела, судя по тому, что ты рассказываешь. И всех жалко, — он вздохнул. — И маму твою, и отца... что с ним сейчас?

— Он с тех пор ни с кем из женщин встречаться не может, — мрачно ответил Джон, — боится, что снова ведьма с Амортенцией попадётся. А ещё у него невеста была, которую он бросил. Невеста потом умерла. Нет, к Мордреду эту любовь! Без неё куда спокойнее!

На сей раз Мальсибер задумался очень надолго. Он явно пытался принять какое-то не слишком приятное решение, нервно хмурясь и покусывая костяшки пальцев, а затем, пару раз глубоко вздохнув, начал рассказывать:

— У моей итальянской бабушки была... есть... не важно, — он поморщился, — подруга. Школьная ещё. Давно, ещё в том веке, она познакомила её с кузеном... у них был роман, потом она — подруга — от него ушла... и он... он тоже опоил её. Они поженились... а когда она рожала... роды были сложные и долгие, и он пропустил срок очередной дозы... в общем, все раскрылось, — он искоса посмотрел на Джона. — Это... нет, не тайна, но мы не обсуждаем это. Она... Она убила его, — он болезненно поморщился. — Режущим. Говорят, что тело еле опознали... Нет, её не посадили никуда — она была... Это зелье. Оно так действует. Но, конечно, в нашей семье её никто не хочет видеть... Её словно нет на свете, её и её дочки... Хотя я знаю, что бабушка с ней дружит всё равно. Я думаю... Возможно — если хочешь — я мог бы с ней поговорить, чтобы она вас познакомила. Мне кажется, она — подруга бабушки — могла бы чем-нибудь помочь твоему отцу. Но только... Я не взял обещания с тебя, но я прошу — не говори об этом никому. Мы этого не обсуждаем. Ладно? — он, наконец, посмотрел прямо на Джона, и тот заметил мелкие капельки пота над его верхней губой и на висках.

— Я никому и никогда об этом не расскажу, — твёрдо сказал Джон, — я знаю, что есть вещи, о которых лучше не говорить. Даю слово.

— Спасибо, — Мальсибер прерывисто вздохнул и улыбнулся с явным облегчением. — Я плохо знаю эту историю... мне толком не рассказывали. И в Италию сейчас не попасть... если хочешь, я напишу бабушке. Как-то же добраться можно, наверное. Но я точно знаю, — он обхватил руками колени, — что нельзя просто так стирать память о чём-то серьёзном. Даже если человек не помнит этого, он все равно знает, что что-то было. Иногда от этого даже с ума сходят... не сразу, постепенно. Если делать это — делать тщательно и аккуратно. Не простым Обливиэйтом. Я к тому, что, может, твоему отцу поможет, если ему вернуть память? Только как, — он почесал нос. — В Мунго нельзя — иначе у твоей мамы будут проблемы. Нужно найти частного специалиста. Папа мог бы, полагаю...

— Я попробую летом найти того, кто ему память стирал, — мрачно ответил Джон, — и попросить вернуть всё, как было. А если у меня не получится, тогда уже поговорю с твоим отцом, хорошо? И... спасибо тебе. Мне даже дышать легче стало, я ведь ни с кем про это говорить не мог! Не с мамой же... она опять плакать будет, как зимой...

— Ему память ещё и отдельно стирали? — удивился Мальсибер. — А зачем? Он и так же ничего не должен помнить... И, — он заулыбался, — друзья же за этим и нужны, поговорить о важном? — он протянул Джону руку. — А с папой — как решишь. Я думаю, тебе он не откажет, и уж точно в Аврорат не сообщит, — он подмигнул Джону.

Джон пожал протянутую руку и тоже улыбнулся:

— Хорошо, когда есть друзья. Я узнаю, что тогда точно произошло... Говоришь, что мой отец и так не должен ничего помнить? Я спрошу... этого человека. Обязательно. Он же у меня на глазах память подправлял, — сердито сказал Джон, — другому человеку, правда! И я решил, что и с отцом тоже он...

— Ну, — разумно возразил Мальсибер, — если наш декан умеет варить яды, это же не значит, что он нас травит. Наверное, — добавил он глубокомысленно и озадаченно поглядел на Джона, а потом расхохотался. — Мерлин, впереди два месяца без зелий! — радостно воскликнул он. — Вот где счастье...

— Нашёл тоже счастье, — усмехнулся книжный мальчик Джон Гонт. — Вот провести бы два месяца в Запретной секции — это да! — он мечтательно зажмурился. — Вот бы куда попасть...

— Приходи к нам — пороешься в библиотеке, — предложил Мальсибер. — Папа же сказал: закончите третий курс — будете тут распоряжаться сами. Мы закончили, так что он теперь нас пустит куда угодно... ну, наверное. Придёшь? И вообще — не хочешь хоть пару недель пожить у нас? — предложил он. — Папа любит тебя, мама — гостей, а я с ума сойду в одиночестве за эти два месяца.

— С удовольствием, — обрадовался Джон, — сразу после свадьбы, хорошо?

И подумал, что это будет наилучшим выходом из ситуации. При всей любви к матери, жить в одном доме с её новым мужем он совсем не хотел. Вот куда бы ещё уйти на оставшиеся недели каникул? Напроситься к Лестрейнджу? Или к Бёркам?

— А когда свадьба? — тут же спросил Мальсибер. — И что им подарить? Как думаешь? А вообще, — его глаза лукаво блеснули, — им, наверное, захочется побыть вдвоём... Может, ты останешься у нас на лето? — проговорил он просительно.

Джон вздохнул с невероятным облегчением:

— Касс, ты у меня сейчас просто огромный камень с души снял! Я уже не знал, что придумать! Свадьба будет в конце июля, а насчёт подарка я даже не знаю...

— Ну и оставайся на весь август! — обрадовался Мальсибер. — Может, — он склонил голову на бок, — ты мне даже с зельями поможешь... а то наш декан наверняка завалит нас заданиями... а? — он умильно улыбнулся и тут же засмеялся. — А в подарок надо найти что-то нужное. Ты лучше маму знаешь — что ей нужно? Ты говорил, что этот маггл — их целитель... может быть, какие-нибудь книги? Редкие и нужные?

— С зельями я тебе, безусловно, помогу, — пообещал Джон, — это даже не обсуждается. Но вот насчёт книг... магглу они вряд ли будут полезны. Разве что достатусное что-то — но это, боюсь, мне не по карману.

— Так у магглов же, наверное, есть свои книги? — спросил Мальсибер. — Нужные? Нет?

— Есть, — обрадованно сказал Джон, — и я даже знаю, кого об этом спросить... если он, наконец, найдётся!

— Да кто? — не выдержал Мальсибер. — Кого ты потерял? И, кстати, это мы для тебя придумали подарок. И то один. А мне что делать?

— Одного человека, — вздохнул Джон, — мы с мамой считаем его членом семьи. Ну, вернее, их. Обоих. Это они спасли маму в день моего рождения, а потом заботились о ней и обо мне. А теперь он пропал, и я уже не знаю, что и думать!

— А сову ему послать нельзя? — спросил Мальсибер, подумав.

— Не знаю, — неуверенно ответил Джон, — а если имя не совсем настоящее?

— Ну, проверить же можно? — оптимистично предложил Мальсибер. — Не найдёт — вернётся.

— Пойдём в совятню! — Джон вскочил с места. Если он принимал решение, то в жизнь его старался воплотить сразу. В самом деле, чего ждать-то? А так хотя бы определённость появится!

— Пошли! — что-что, а вот пойти куда-нибудь Мальсибер был готов всегда. — Кто быстрее? — крикнул он — и ринулся вперёд.

Они, то и дело со смехом обгоняя друг друга, добрались до совятни, где Джон, выбрав в качестве почтальона меланхоличную ушастую сову, привязал к её лапке письмо, адресованное мистеру А.З.Феллу, а затем торопливо дописал рядом — Азирафаэлю, вспомнив, как иногда Кроули обращался к нему, особенно если думал, что его не слышат.

В письме была только одна фраза:

«Мистер Фелл, мне нужна ваша помощь!»

и подпись — Джон Гонт.