Грядущие дни (гет)

Джинни Уизли, запертая в своей квартире, не имевшая возможности выйти наружу из-за десятков журналистов у порога дома, сидела за кухонным столом и пристально смотрела куда-то в пустоту, забыв про тарелку с едой. Представители прессы весьма настойчиво желали с ней пообщаться, и несмотря на то, что её фотография была на каждом развороте печатных изданий — по крайней мере тех газет и журналов, которые люди на самом деле читали, — всё ещё оставались журналисты, отчаянно желающие с ней побеседовать. Джинни игнорировала их по мере сил, поскольку они не примут её сторону, даже если она с ними поговорит. Магическое сообщество считало, что им уже всё известно. Все статьи выступали на стороне Гарри, а не взрослой, эгоистичной, коварной ведьмы, с которой он был помолвлен. Даже Гарри не стал бы её слушать, не то чтобы это было что-то новое. Он закрылся ото всех после того случая, и, очевидно, не мог разговаривать с ней без крика.

Джинни не планировала, что ситуация повернётся таким образом, не хотела этого. После того, как война закончилась, она надеялась на, нет, даже мечтала о счастливой жизни с Гарри. Но он не был тем Гарри, с которым она мечтала провести остаток своих дней. Он не вернулся к ней, во всяком случае, не полностью, и чем больше времени она с ним проводила, тем больше он отстранялся. Авроры отняли у неё Гарри. Он отдавался работе без остатка, а оставшееся внимание доставалось вовсе не ней.

Оно доставалось Тедди Люпину. Сироте, отличному от магов и ведьм вокруг, и оставшемуся почти совсем без семьи, которая могла бы о нём позаботиться. Неудивительно, что Гарри видел в Тедди себя. История повторялась. Разница была лишь в том, что Поттер дал обещание не быть таким же ветреным крёстным, каким был Сириус. И тем самым он отдалился от Джинни. Одинокой, ожидающей его дома, надеющейся на сказку, которой не суждено было сбыться.

Уизли слишком поздно поняла, что следовало сразу его бросить, и что ей следовало быть честной и с собой, и с Гарри. Но она злилась, ей было больно, она чувствовала себя брошенной и забытой, и вместо того, чтобы быть честной, Джинни бросилась в объятия другого. Когда Гарри узнал об этом, обнаружив её с мужчиной, находящим для неё время, он не удосужился выяснить причины, по которым она так поступила. Вместо этого он избил Кормака до полусмерти, а затем спрятался от общества.

Часть её жалела о том, что она первой не оправилась к газетчикам. По крайней мере, она бы честно заслужила всю ненависть общественности, и все кричащие заголовки печатных изданий. Но она так не поступила. Не совсем. Пытаясь залить своё горе в вине, Джинни излила свои сердечные переживания лишь одному человеку. Луна Лавгуд, вернувшаяся домой после одного из многих своих путешествий за границу, знала почти всё. Как Гарри вернулся домой, как избил Кормака, и как Джинни провела годы в ожидании, что муж полностью вернётся к ней. Она винила его во всём. Но пабы не славятся своей конфиденциальностью, и гарантий того, что никто не подслушает, не было, поэтому на следующее утро её пьяная тирада была напечатана в каждой газете. Единственной причиной, по которой Джинни ничего не говорила до этого, было осознание, насколько ему будет больно. В тот момент она хотела именно этого. Причинить такую боль, какую она испытывала за годы одиночества. Забытья.

Люди всегда говорили, что её взрывной характер может довести до беды, и сейчас, видя множество сов за окном, Уизли, наконец, поняла, что навлекла на себя проблемы. Джинни должна была попытаться всё исправить, но каждый раз, когда она видела его, они начинали ссориться. Гарри даже не собирался признаваться, что сделал хоть что-то не так, и каждый раз, когда он появлялся в поле её зрения, они заполняли её голову.

Воспоминания. Джинни поняла, насколько была глупа, думая, что они созданы друг для друга, и что их проблемы будут такими же, как и у других пар. Она надеялась на то, что вместе они всё преодолеют. Все так думали и говорили, что это на века. Сейчас Джинни рассмеялась бы им в лицо. Ничто не длится вечно. У всего есть конец. Даже Гарри наконец не смог промолчать, и журналисты выяснили то, о чём девушка постыдилась рассказывать. Уизли была даже в какой-то степени рада. Больше не нужно ничего скрывать, не нужно лгать.

Но на этом все плюсы заканчивались. У Джинни теперь не было даже Кормака, поскольку он ушёл от неё. И это мужчина, который собирался постоянно быть рядом с ней и поддерживать её. Учитывая все его обещания, было удивительно, насколько быстро он исчез из её жизни, когда его обвинили в тех же грехах, что и её. По крайней мере, она смогла понять это из статьи, прежде чем выкинуть газету. Она могла выдержать не так уж много обвинений, прежде чем ощущала необходимость отвлечься от ситуации.

В этот самый момент раздался стук в двери. Сперва нерешительный, но затем громче и громче, но Джинни игнорировала его. Возможно, это был Кормак, забывший что-то из пожитков, когда уходил, или очередной настойчивый журналист, желающий узнать подробности с её стороны.

— Джинни? — раздался голос её брата, приглушенный прочной деревянной дверью. — Ты дома?

— Рон? — крикнула Джинни в ответ, прежде чем направиться ко входу, неловко подбирая свою палочку, а затем взмахивая ей. Засов открылся, позволяя распахнуть дверь. За ней стоял Рон с мокрыми из-за дождя волосами. Дождь при этом шёл не в Лондоне, а парень стоял со смешанными чувствами на лице. Ему никогда не удавалось скрывать эмоции.

— Привет.

— Привет, — ответил Рон, старательно изображая улыбку. Последовала неловкая тишина, наполненная лишь уханьем нескольких сов, пытающихся попасть к ней через окно. — Я могу войти?

Джинни кивнула, открывая двери ещё шире и делая шаг назад, позволяя ему пройти. Рональд был в её квартире всего один раз и он практически прикончил Кормака, уже полумёртвого после стычки с Гарри, когда тот открыл входную дверь. С тех самых пор она почти не видела своего брата или других членов семьи, поскольку только Молли, как ей казалось, была готова простить её.

Джинни провела брата в гостиную через кухню. Он устроился на диване, расслабляясь на мягкой коричневой ткани. Джинни уселась в кресло, переложив с него свои парадные мантии на стеклянный столик по центру комнаты.

— В общем, — начал Рон, уставившись в пол, перед тем, как взглянуть на сестру. — Гермиона мне всё рассказала прошлой ночью. Когда они были с Гарри на балу. Она, скажем так, не очень довольна. Я тоже не воодушевлен, если честно. То есть, зачем вновь поднимать эту историю, Джинни? Они всё забыли, люди двигались дальше, а Гарри… даже не знаю.

— Ты не виделся с ним?

— Я не разговаривал с ним с тех самых пор, как это всё произошло, — Рональд и с сестрой почти не общался, поскольку в таких ситуациях он делал то, что умел лучше всего: держался от проблемы подальше. Либо так, либо ему бы пришлось занять одну из сторон, расстроив другую. И ненамеренно он подвёл бы обе. — И не знаю, когда мы его увидим. Гермиона хочет навестить его и извиниться снова за… — он осёкся, потупившись. — Но до завтрашнего дня мы его не увидим, так как у него назначена встреча с той женщиной, Карнелл.

— Он правда туда пошёл? — Джинни знала, что эти встречи ему необходимо посещать, так было с тех самых пор, как он стал аврором. Но Гарри, которого она знала, вряд ли пошёл бы по доброй воле говорить с Карнелл о своих проблемах, особенно теперь, когда все и так обсуждали его.

— Ему пришлось, — ответил Рон. — Иначе Дэвис не позволит ему вернуться к работе. У него не было выбора. Или поход, или увольнение.

— Как будто Дэвис смог бы его уволить, — издевающимся тоном заметила Джинни.

— Именно, — последовала очередная пауза. Долгая и неловкая. Болезненная. Девушка прекрасно понимала риски, когда решила связать свою жизнь с Гарри, но тогда она верила, что их история никогда не закончится. Рон нахмурился. — А где МакЛагген?

— Ушёл, — мрачно бросила Джинни. — Ушёл до того, как я проснулась. Даже записки не оставил.

Не то чтобы она была удивлена этому. Уизли знала, что он скользкий тип, но позволила себя одурачить, веря, что он изменился. У Гарри с Роном были веские причины ненавидеть бесхребетных, лживых ублюдков. Сначала Симус и Майкл, а теперь Кормак. Всех их она использовала, чтобы привлечь внимание Гарри. Но в этот раз всё зашло несколько дальше. Это был способ сорваться на бывшего.

— Ублюдок, — с горечью в голосе заметил Рон. — Мне не следовало тогда останавливать Гарри в спальне.

— Я думала, что люблю его.

— А сейчас?

— Сейчас? Я бы скорее вышла за Малфоя.

— Хоть какое-то начало, отвратительное, но хоть что-то, — скорчил Рон гримасу, едва заслышав упоминания Малфоя и свадьбы. Абсурдность брака с белобрысым змеем заставила её рассмеяться против воли, внезапная картина пронеслась перед её глазами, где отчетливо были видны выражения лиц матери и отца, если бы она решилась привести Малфоя в отчий дом для знакомства. Рон тоже криво улыбнулся. — Было бы неплохо посмотреть, как мама его прикончит.

— Знаешь, раз уж ты предложил... — усмехнулась Джинни.

— Не смешно, — упрямо возразил Рон, но выражение лица выдавало его с головой.

— На свадьбу я могла бы надеть зелёное платье, — Рон засмеялся, мотая головой из стороны в сторону, всё ещё отвращённый идеей брака сестры с Малфоем, и тем, что они бы стали родственниками. Она не была уверена в том, что было хуже. Но когда смех затих, Джинни внимательно взглянула на брата. В этот самый момент она поняла, как сильно она соскучилась по нему.

— Рон, прости меня. За всё. Этого не должно было случиться.

— Но случилось, — тихо заметил Рон.

— Но не должно было.

— Не в этом дело, — возразил Рональд. Он взглянул на неё, и отчего-то показался ей куда старше. Он уже не был тем незрелым братцем, не готовым признать свою ошибку, которого она знала со школы. — Я никогда тебе не рассказывал, но ты ведь знаешь, что мы охотились за крестражами? Ну, мне сложно говорить об этом. У нас был всего один крестраж и никаких способов его уничтожения. У нас не было плана, не было еды, и мы были вынуждены носить по очереди эту штуку, и… я ушёл. Не смог справиться. Я не пытаюсь найти себе оправдание, я был идиотом, но та штука… влияла на меня. Заставляла думать об отвратительных вещах.

Он замолчал на минуту, уставившись в пол. Потерявшись в прошлом. Джинни почувствовала, как её глаза распахиваются от удивления. Гарри, Гермиона, —никто из них ничего не упоминал. Ни разу. Не то чтобы они обсуждали тот период, но Джинни всегда считала, что они оставались рядом. Как мог Рон их бросить? Он был хорошим, верным, храбрым. Он бы не бросил их вот так. Она взглянула на брата и осознала, насколько сильно ошибалась.

— Я хочу сказать, что сильно тогда облажался, — Рональд поднял взгляд на неё, тьма в них уходила, он продолжил говорить. — Я подвёл их. Такое случается. Но я вернулся, а это уже что-то да значит. Я извинился. Я не пытаюсь сказать, что Гарри тут же с распростёртыми объятиями примет тебя обратно или что-то в этом духе, но тебе тоже стоит извиниться.

— Зачем? Что это даст?

— Больше, чем ты получишь, если не извинишься, — ответил Рон, вставая на ноги. — Мне пора, у меня короткий перерыв. Подумай над моими словами, хорошо? — она кинула, провожая его до двери. Он обнял сестру, слабо улыбнулся, а затем исчез в воздухе, едва переступив порог дома.

оОо

Гарри ненавидел ждать. Это напоминало ему ожидание в очереди, но с меньшей суматохой, и с большим количеством времени, проведенным в глядении в никуда, в ожидании, что произойдёт что-нибудь интересное. Однако шансы на появления чего-то интересного в практически пустой комнате ожидания были небольшими. Он не мог даже отвлечься на чтение журнала или газеты, так как на каждом развороте были фотографии либо его самого, либо Джинни. С самого бала Поттер искренне радовался, что он живёт в доме, который почти невозможно найти, если не знаешь его местоположения. Унаследованное недоверие к журналистам не позволяло ему сглупить настолько, чтобы подпустить их к себе.

А вот Дафне повезло меньше, хотя она сразу заявила, что дальше ворот они не пройдут. И в конечном итоге сдадутся. Журналисты отчаянно искали любую информацию про Гарри, поэтому нацелились на неё, ведь они вместе ушли с бала. У них случился бы удар, если бы они узнали, что он привёл её к себе.

Гарри задавался вопросом «почему». И другими подобными. Он понимал, что ему пришлось покинуть Министерство вместе с Гринграсс, чтобы предотвратить беспокойство Гермионы, но почему он не отправился домой в одиночку? Может, ему до смерти надоело возвращаться в опустевший дом ночь за ночью. Гарри наслаждался её компанией, пусть и недолгой, но когда он начинал размышлять о причинах, то понимал, что ему нужно было отвлечься. Что угодно, лишь бы не думать про Джинни. Дафна ему в этом помогла. Отвлекла. Но когда вечер закончился, он осознал, что просто наслаждался её компанией, слизеринка она или нет.

Встреться они на пару лет раньше, и Гарри ни за что бы не стал разговаривать с ней, даже несмотря на то, что она ему импонировала. В Хогвартсе существовали определенные границы, которые не принято было пересекать. Кроме того, единственным представителем Слизерина, с которым контактировал Поттер, был Драко Малфой, который, в свою очередь, был не лучшим представителем факультета. Квиддич тоже не облегчал общение со слизеринцами, поскольку их команда всегда искала возможность, чтобы проклясть Гарри или других противников. У него не было возможности почувствовать симпатию к какому-либо слизеринцу. Хотя он не сильно и пытался.

Его мысли всё ещё были в смятении, когда дверь в кабинет Элизы открылась, и оттуда вышел мужчина в дорогом твидовом костюме. Гарри такие костюмы не нравились. Странным показалось то, что мужчина не удостоил его повторным взглядом, когда выходил из кабинета.

— Мистер Уильямс один из моих магловских пациентов, — пояснила Элиза, когда Гарри прошёл в её обитель. — Я подумала, что ты оценишь это.

— Вы работаете и с маглами? — поинтересовался Гарри, снимая пиджак и вешая его на спинку кресла, которое она заранее приготовила, прежде чем с удобством устроиться в нём. Аврор в Гарри продолжал задавать вопросы. — Но что, если они что-нибудь заметят?

— Я назначаю им встречи друг за другом, — откликнулась Элиза, занимая своё место. — Затем мы закрываемся на обед.

— И после него вы занимаетесь нами.

— Верно, если конечно у меня не назначено благоразумным клиентам вроде тебя, — ответила она с очаровательной улыбкой. Гарри ухмыльнулся. Люди редко называли его благоразумным. Почти никогда. Импульсивным, опрометчивым, вспыльчивым, конечно, называли. Но не благоразумным. — Как ты сегодня себя чувствуешь?

— Нормально, — наконец ответил Поттер, выработанные с годами работы рефлексы вопили о том, что любое неосторожно сказанное им слово приведёт к расспросам о Джинни. Но затем очнулись остальные части его мозга. Конечно, она уже знала. Все знали. Смысла скрывать нет. Элиза была не глупа, а в газетах уже можно было прочитать много всего. — В смысле, учитывая всё, что произошло. С Джинни.

— Не уверен?

— Я не уверен, что именно я ощущаю, — пожал Поттер плечами. — Облегчение? Не то чтобы было приятно её видеть вновь. Просто теперь все знают. Что она сделала.

Гарри не читал «Ежедневный Пророк», но он знал, какую скользкую работу они делали. Где-то в глубине его души, маленькая, но мстительная часть желала, чтобы Джинни страдала точно так же, как он. Но в то же время он по-прежнему дорожил ею, Мерлин храни, причинять ей какую-либо боль он совсем не хотел. Вот почему он молчал всё это время. А вовсе не потому что хотел остаться один, как ранее он сказал Дафне.

— Но ей придётся пройти через всё то, что и мне. Абсолютно всё.

— Тебе этого не хочется? Не хочется видеть её страдания за то, что она причинила тебе боль?

— Нет, — честно ответил Гарри.

— Она тебе по-прежнему дорога?

— В каком-то роде. Любовь не выключатель. Нельзя одним щелчком выключить свои чувства.

— И именно поэтому ты не понимаешь, — обратилась к нему Элиза, её улыбка пропала, уступая место серьёзному выражению. — Ты не видишь причин, по которым она ушла, ведь ты всё ещё ею дорожишь, — Поттер кивнул головой в знак согласия. — Гарри, это может быть трудно для тебя. Но не мог бы ты мне рассказать о своих отношениях с ней? С самого начала, если это возможно.

— Для неё всё началось ещё когда мы были детьми, — Поттер стал вспоминать насколько смущённой она была, когда они впервые встретились в Норе. Он никогда бы не подумал, что однажды почти женится на ней. Начиная с этого момента Гарри рассказал Элизе всё, как она не могла даже заговорить с ним, даже после того, как он спас её от Реддла. На пятом курсе она начала встречаться с молодыми людьми, к вящему недовольству Рона. Он даже рассказал ей о встрече на балу. Рассказал всё.

Элиза не перебивала, не просила остановиться, чтобы что-то записать, просто внимательно слушала. Гарри осознавал, что не встреться он с ней на балу, шанс, что он бы что-то рассказал из своего прошлого был крайне мал. Но он устал ощущать растерянность. Потерю. Ему были нужны ответы. Ответы, которые не просто возлагали вину на его плечи. Поттер не был идеальным человеком, но и Джинни была далеко не образцом для подражания.

— Гарри, ты когда-нибудь задумывался о том, что, может быть, она никогда не переставала любить героя, о котором ей рассказывали сказки перед сном? Я полагаю, что Джинни пыталась привлечь твоё внимание, встречаясь с другими людьми, чтобы ты начал видеть её как девушку, а не как сестру лучшего друга. Как я понимаю, для неё ты всегда был героем, спасшим её из Тайной Комнаты, сражавшимся с драконами, положившим конец тирании Волдеморта. Но когда она увидела настоящего тебя, то, вероятно, осознала, что ты не являешься тем человеком, о котором она так долго мечтала.

— И что вы хотите этим сказать? Джинни никогда меня не любила?

— Я хочу лишь сказать, что она любила идею о тебе, — почти грустно заметила Элиза. — И это может быть частью ответа на вопрос, почему она не видела тебя так часто, как ей хотелось. Джинни чувствовала себя брошенной, поскольку даже тогда, когда ты находился рядом, Гарри, ты не был тем человеком, которого она представляла. Я не говорю, что это единственная причина, которая заставила её так себя чувствовать. Не каждая девушка может выдержать жизнь с аврором. Это требует колоссальных усилий от вас обоих.

— И не поспоришь, — мрачно пробормотал Гарри. Как бы ему ни нравилась работа аврора, были такие дни, когда он даже не мог припомнить, когда в последний раз спал. Спал, а не находился без сознания. Охота на Нотта требовала бессонных ночей. Поздние дежурства этому способствовали. Двойные дежурства, вызванные нехваткой рекрутов. Слишком много человек погибло в войне против Волдеморта, добровольцев после неё не хватало. Но несмотря на все трудности своей работы, Гарри любил её. Ему всегда удавалось делать то, чего не могли другие, а тут за это ещё и платили.

Но существовали и другие причины. Он не хотел просто плыть по течению.

— В конце-концов моя работа этого стоит.

Остальная часть их встречи прошла как в тумане: он произносил «да» или «нет» в правильных местах. Этот навык он развил, когда Гермиона бесконечно повторяла свои задания при подготовке к сдаче Ж.А.Б.А. на седьмом курсе. Уровень её стресса тогда зашкаливал.

Гарри вернулся к диалогу с Элизой лишь тогда, когда настало время уходить, так как вскоре у неё была назначена встреча с другим клиентом. Не требовалось большого ума, чтобы заметить его «автопилот», но психотерапевт на него не давила. Его разум был слишком занят осмыслением её слов. Джинни. Что, если Элиза права? Чем больше он думал над её словами, тем больше ситуация прояснялась. Джинни так и не пережила свою школьную влюбленность. Дин. Майкл. Они все были лишь способом привлечь его внимание?

Гарри смутно помнил, как вышел из кабинета Элизы. Он не захотел направиться сразу домой. Мысли в его голове проносились бесконечным потоком. Всё менялось. Он вспоминал. Анализировал каждый момент. Ревность на шестом курсе, встреча после битвы, предложение руки и сердца. Каждый их совместно проведенный день. Всё это время. Джинни любила не его, а идею о нём. Она сумела убедить себя в том, что он был героем, Гарри Поттером из легенд. Не человеком. Может, Джинни по-своему заботилась о нём, но если так, то почему она ничего не предприняла? Почему не сказала, что ей сложно жить с аврором? Что угодно. Но она ничего не сказала, а просто ушла. Гарри чувствовал себя опустошённым. Он не имел ни малейшего понятия, куда его несли ноги, но это не особо заботило.

Он почти не помнил, как пришёл домой, неловкими движениями вытащил палочку и открыл дверь. Гарри не был уверен, куда бросил свой пиджак, который приземлился где-то слева от него после закрытия двери. Дом встретил его тишиной. Эмоционально истощенный, Поттер прислонился спиной к стене и сполз по ней вниз. Вскоре его накроет волна гнева. Он почти чувствовал, как тот закипал где-то в глубине души. Но кроме этого ощущения, он был пуст.

— И, — сухо обратился Гарри к пустому дому. В нём не было эмоций. — Что теперь?