Оттенки Тьмы (джен)

Сожженный дневник Алдии

Она предложила мне помощь в лабораториях. И вот тут мне стало по-настоящему страшно. А что если она знает, что делать? Лучше меня знает — и прекрасно понимает, какова ее истинная цель?

Что если, создав Шаналотту моими руками, драконы позаботились о том, чтобы кто-то помог им возродиться? Но с какими целями? Ведь это не наша, не человеческая воля. Они уничтожат нас. Им не важно, прокляты люди или нет. Люди вообще не должны существовать в мире, хозяевами которого будут (были? всегда были и остаются?) Присносущие Драконы.

Но что если я ошибаюсь? И она — просто ребенок, который боги знают почему привязался ко мне и искренне желает помочь — мне и всему человечеству?

Фиолетовый или золотой?

Я не знаю…

И вот еще что меня всерьез пугает. Как же я теперь буду спать?

Алдия. Очень давно

Вряд ли большинство из тех, кто знал Алдию в нынешние времена, способны были вообразить, что когда-то он еще не являлся могущественным, внушающим трепет и даже ужас колдуном, жестоким экспериментатором, хладнокровным убийцей — а ещё герцогом и магом на службе короны, вельможей с безупречными придворными манерами. Вряд ли те, кто начинал испуганно озираться лишь при одном упоминании его имени, узнали бы будущего архимага в щуплом, хмуром и сосредоточенном студенте Мельфийской академии. В студенческие годы Алдия был целеустремлённым и жадным до знаний, уже тогда предпочитал общество книг и рукописей развесёлому студенческому времяпрепровождению и быстро сделался объектом необидных, но всё же постоянных насмешек соучеников.

Впрочем, замечал он эти насмешки не чаще, чем опускающиеся ему на воротник пушинки отцветших растений. Он уже тогда был всецело поглощён своей задачей.

И что уж греха таить — тогдашнее «чудовище» было чудовищно наивно. Видимо, в силу недостаточно близкого знакомства с виднейшими представителями основных магических школ. Впоследствии от былой восторженной одержимости не осталось и следа — как и должно было случиться. Работа есть работа. Идеалы тут совершенно ни при чём.

Итак, в самом начале своего пути мага Алдия искал то же, что и бесчисленные чародеи и алхимики до него — и после него. И никто ведь так и не преуспел, но поиски всё же продолжались с одержимостью, о которой даже не скажешь, что она была достойна лучшего применения.

Все они жаждали подарить человечеству — и себе, конечно же! — бессмертие.

Истинное бессмертие — бессмертие тела и души.

После того, как брат Алдии стал нежитью, то есть по сути своей — бессмертным существом, для которого невозможно окончательное умирание, проблема смертности человеческого тела приобрела в глазах будущего архимага иную окраску. Он видел Тёмную Метку, видел, как от неё по всему телу расползаются щупальца тления и разложения, превращая человека в собственный ходячий труп. Обратить процесс было возможно, но лишь на короткое время и при помощи чрезвычайно редкого артефакта — субстанции человечности, заключённой в некое подобие сосуда, сплетенного из тонких веточек или корешков. Субстанцию эту, по слухам, можно было добывать из умерщвлённых людей и не опустевшей нежити, но искусством изъятия человечности обладали только последователи самых жестоких и отвратительных магических культов, которые ныне были строжайше запрещены, а их адепты истреблены или изгнаны как можно дальше.

И всё же Алдия всерьёз заинтересовался практиками упомянутых культов. Он был уверен, что субстанция человечности определённо имеет самое прямое отношение к интересующей его проблеме. Вот только как её исследовать, учитывая, что её практически невозможно раздобыть?..

В университете имелся закрытый архив, где хранились запрещённые к прочтению труды тёмных магов. По-хорошему все они подлежали уничтожению, но, судя по всему, у учёных просто не поднималась рука сжигать книги и древние манускрипты, даже содержащие смертельно опасные заклинания и описания отвратительных и безумных ритуалов. Так что в подвале главной башни университета имелось одно запертое на десятки хитроумных замков и смертоубийственных заклинаний помещение, в которое Алдия положил своей целью пробраться.

И Алдия не был бы Алдией, если бы в конечном счёте ему это не удалось.

Толку, правда, с этого оказалось немного. Помимо того, что на вскрытие заклинаний начинающий маг истратил все силы и весь собственный и предусмотрительно наворованный у соучеников запас янтарной и сумеречной травы, так ещё и, проникнув в вожделенное хранилище, Алдия мгновенно понял, что для того, чтобы найти тут нужные ему книги, а в них — нужные заклинания, ему уже надо бы быть бессмертным.

Стеллажи хранилища тянулись в бесконечность.

Алдия тогда ещё успел подумать: как же много, оказывается, запретных знаний оставили после себя колдуны-еретики… И ощутил на плече железную хватку чьих-то пальцев.

Инстинктивно рванувшись, он тут же сообразил, что этим только усугубит своё положение… И замер, ожидая неминуемого возмездия за свой проступок. Ощущая, как внутри разливается ледяное оцепенение — дыхание смерти, стоящей за спиной и крепко держащей его за плечо.

Проникновение в закрытый архив было не просто нарушением университетской дисциплины. Это было преступлением — и едва ли не самым серьёзным государственным преступлением по законам Мельфии.

И наказанием могла быть только смерть. Алдия был прекрасно осведомлён об этом. И сознательно пошёл на этот риск, рассуждая так: уж если хватит хитрости и умения, чтобы проникнуть внутрь, но при этом — ещё и глупости и невезения, чтобы попасться, значит, он всё равно недостоин этих запретных знаний.

И бессмертия как такового.

— Страшно? — вкрадчивый голос словно стряхнул с сознания колючую изморозь. Лёд в груди сменился пламенем.

— Естественно, — всё же удалось выговорить непослушными губами. — Не боятся смерти только безумцы…

— А человек в здравом уме разве полезет в закрытый архив университета? — в голосе зазвучало неподражаемое ехидство и… сочувствие? — Ты чем думал, скажи на милость?

Вот тут Алдия испугался по-настоящему.

Кто этот странный человек, поймавший нарушителя, преступника — и не спешащий приводить в исполнение заранее известный приговор?

Чего он потребует от Алдии в уплату за эту отсрочку?..

Рука надавила на плечо сильнее, вынуждая развернуться и наконец посмотреть в лицо тому, кто, судя по всему, вознамерился взять на себя роль судьи поступка глупого мальчишки-новичка.

— Зачем ты здесь? — спросил незнакомец. В полумраке архива Алдия разглядел только прямые спускающиеся на плечи волосы — вроде бы тёмные. Ростом собеседник был чуть ниже, чуть шире в плечах, одет в тёмный плащ… Призрак казнённого колдуна, пришедший забрать свои труды из библиотеки.

— А это имеет значение? — дерзость можно попробовать выдать за храбрость.

— Для меня — да, — собеседник отпустил плечо Алдии и сделал шаг назад. — Посмотри на меня, — приказал он негромко.

Алдия поднял взгляд. Лицо незнакомца теперь тускло освещала лампа с крохотным фитилём, забытая на столе меж рядов стеллажей. И лицо это казалось смутно знакомым.

— Я ищу сведения о субстанции человечности, — сказал Алдия. — И я не понимаю, почему эти сведения у нас под запретом.

— Не понимает он... — Собеседник усмехнулся. — А ты считаешь, что, проучившись половину курса, уже должен был бы понимать абсолютно всё? Да, эта тема запретна для исследований. Думаю, тебе как минимум известно, что происходит с человеком, который полностью утрачивает человечность.

— Известно. И именно поэтому я здесь.

— Поясни. — Глаза, кажущиеся в темноте абсолютно чёрными, едва заметно блеснули.

— Я хочу найти способ сделать так, чтобы человека невозможно было лишить человечности полностью, — Алдия выделил интонацией слова «невозможно» и «полностью» и замолчал. Ожидая новых вопросов.

Однако собеседник не спешил прерывать молчание. Он смотрел на Алдию спокойно и с лёгким оттенком любопытства, как смотрят на нечто хорошо знакомое, но давно не виденное — выискивая неуловимые изменения и невольно удивляясь их отсутствию.

— Похвальное стремление, — наконец произнёс он, и Алдия сообразил, что незнакомец не нуждается в дополнительных вопросах — он легко и без усилий прочитал его мысли.

Или просто понял без слов?

Странное ощущение. Алдии тот же захотелось повторить его. И он почему-то сказал:

— Вы отпустите меня?

Незнакомец недовольно фыркнул, но Алдия тоже каким-то образом, похоже, уловил, о чём тот думает — и понял, что опасность миновала. А возможно, её вовсе и не было. Тот, кто стоял сейчас перед ним, менее всего был склонен судить кого бы то ни было.

— Как тебя зовут? — снова этот мягкий, сочувствующий голос.

«Ну да, конечно, он ведь обязан доложить Ректорату о происшествии».

— Алдия. Первая ступень.

— Я знаю, что ты с первой ступени. Те, кто старше, уже знают, как обезвредить простейшее сигнальное заклинание на входе в коридор. И если уж кто-то из них оказывается способен взломать все замки — он проникает сюда беспрепятственно. А ты сам выдал себя. Но тебе нечего опасаться.

— Почему? — вырвалось у Алдии.

— Я не собираюсь выдавать тебя Ректорату. Я просто выведу тебя из архива — живым и… неповреждённым. И очень надеюсь, что ты не станешь повторять сумасбродные попытки проникнуть сюда снова. Потому что войти сюда не так сложно, как выйти, поверь… Да, будем знакомы, Алдия. Я — слушатель третьей ступени. Моё имя Навлаан. И я здесь — такой же нарушитель, как и ты.

Алдия недоверчиво уставился в лицо нового знакомого. Как это понимать?..

— Я тоже ищу здесь ответы. — Навлаан оглянулся через плечо на уходящие в багровый сумрак ряды стеллажей. — Не всё из того, что спрятано здесь от глаз непосвящённых, есть безусловное зло. Тут ты прав. Но всё же любое знание — даже то, которое не является официально запрещённым, попав в неподходящие руки, превращается в опасное оружие. И чаще всего тот, кто вызывает к жизни некие могущественные силы, не способен их контролировать.

— А что ищете вы?

— То же, что и ты — путь к бессмертию, — просто ответил Навлаан.

Алдия хотел было выпалить первое, что пришло на ум: «А давайте искать вместе!», но что-то во взгляде нового знакомого удержало от этого порыва. Алдия лишь сдержанно кивнул и покосился в сторону выхода, показывая, что готов смиренно последовать за проводником на свободу. С честью или с позором — это уж как посмотреть.

Навлаан удовлетворённо кивнул — от него не укрылась эта короткая внутренняя борьба в сознании мальчишки — и, развернувшись, жестом приказал следовать за ним.

Это была первая встреча будущего королевского архимага с таинственным Навлааном-чернокнижником, который быстро сделался одним из кумиров юного Алдии. О Навлаане говорили везде и постоянно. Навлаан открыл новый источник силы… Навлаан создал невиданной мощи заклинание пиромантии… Навлаан повздорил с деканом и получил пять суток карцера. И так далее и тому подобное.

И тем более странными на этом фоне казались слухи совсем иного содержания.

Навлаан тайком вывел из университетских лабораторий и отпустил на все четыре стороны группу носителей Проклятия, которых готовили к экспериментам по выжиганию Тёмной метки.

Навлаан с боем отобрал у студентов-медиков и собственноручно вылечил раненого, доставленного при смерти в прозекторскую медицинского факультета.

Навлаан в течение трёх дюжин дней прятал у себя в комнатушке троих дезертиров с Корабля Нежити, пока их не перестали искать.

Алдия по привычке, сформировавшейся уже в те времена, тщательно проверял любые слухи, пользуясь и обычными методами — опросом свидетелей, изучением улик — и магическими: чтением мыслей и «считыванием» следов прошедших событий. Все слухи были правдивыми — все! Это обескураживало и разжигало любопытство, которое и так полыхало жадным пламенем с той самой памятной встречи в запретном архиве.

Алдия был любопытен и впечатлителен тогда. И очень рад был сейчас, что изжил эти черты характера, как постыдные дурные привычки.

Хотя насчёт любопытства он всё же не был уверен до конца. Возможно, эта мучительная, болезненная жажда новых знаний, неутолимая потребность в поиске ответов на вопросы и всё более сложных вопросов — это и есть то самое наивное юношеское любопытство, просто претерпевшее уродливую трансформацию, как и всё прочее в этом мире, что соприкасалось с больной душой нынешнего королевского архимага?

Алдия постоянно наблюдал за Навлааном. Можно сказать, шпионил. Тратил на это едва ли не столько же времени, сколько на поиск способов добраться до нужных ему сведений из закрытого архива. Он был уверен, что исследования Навлаана непременно приведут его, Алдию, к тем самым результатам, к которым стремится он сам. Он чувствовал в Навлаане нечто такое, что ощущал и в себе, но во много раз превосходящее по силе и яркости. Какое-то пламя, опаляющее душу, но не выжигающее её, подобно Тёмной Метке, а напротив, крепче сплавляющее с бренной оболочкой.

Навлаан был (казался?) единственным близким Алдии по духу существом во всём мире. Кроме брата, разумеется. И Алдия поставил перед собой цель: стать достаточно искусным и могущественным магом, чтобы Навлаан согласился взять его в напарники или хотя бы в ученики.

Прошло несколько лет. За это время Алдия, и без того всегда отличавшийся прилежанием и бешеной работоспособностью, под влиянием своей новой навязчивой идеи с успехом завершил обучение на первой и второй ступенях, блестяще сдав итоговые испытания. И предвкушал переход на новый уровень. В те таинственные, закрытые для непосвящённых лаборатории и книгохранилища, где работали и обучались адепты третьей ступени. И, конечно, надеялся вскоре встретиться там с Навлааном — и каким-то образом непременно доказать ему, что он, Алдия, тоже чего-то стоит.

Но тут Навлаан покинул академию. Внезапно, поспешно и на фоне какой-то суматохи.

Вихрь слухов, порождённых поспешным отъездом одного из лучших и самых перспективных студентов академии, Алдия так же, как и прежде, тщательно изловил и проверил. И то, что он узнал, изрядно вывело его из равновесия.

Навлаана изгнали за чернокнижие.

За использование в стенах академии тех самых техник тёмной магии и порчи, описания которых хранились в закрытом архиве и были запрещены к прочтению, а уж тем более к применению на практике.

Причём о случаях проведения Навлааном этих ритуалов и использования запрещённых заклинаний повествовали уже не слухи, а многочисленные свидетельства вполне заслуживающих доверия лиц, находившихся в здравом уме и твёрдой памяти, хотя и изрядно перетрусивших.

Навлаан стал истинным тёмным магом. Профессора на прямые вопросы о нём отвечали, отводя взгляды, что рассудок бедного студента, похоже, не выдержал гнёта обретённого им могущества. Навлаан стал безумцем. В попытках облагодетельствовать человечество — тем путём, которое он считал правильным и благородным! — маг окончательно утратил представления о границах допустимого. И посчитал, что творимое им зло с лихвой уравновесится тем результатом, к которому он был готов привести человечество.

Навлаан, по слухам, победил смерть.

Однако, как Алдия узнал много позже, отнюдь не тем способом, которого пожелал бы для себя сам восторженный почитатель его таланта.

Навлаан исчез из академии, из Мельфии — и постепенно из памяти людей. До тех самых пор, когда его имя снова прогремело по всему миру в том же самом контексте — «чернокнижник», «изгой», «безумец».

До Алдии, который к тому времени уже давно окончил академию, мирно жил в только что построенном замке Дранглик и оборудовал лабораторию своей мечты, дошли слухи о том, что в соседнем государстве некий тёмный маг превратил целую деревню в секту последователей своего отвратительного культа и совершал там жуткие ритуалы и жертвоприношения, сначала умерщвляя, а затем возвращая к жизни людей. При этом воскрешённые мертвецы вели себя не как живые люди и даже не как нежить: они ничем не напоминали себя прежних, а просто становились послушными воле оживившего их мага.

Правитель того государства послал в злополучную деревню отряд рыцарей-магов и солдат, приказав уничтожить гнездо чернокнижия. Вендрик хотел было предложить помощь Дранглика, но таковая не потребовалась: отряд тамошнего короля справился своими силами, и деревня вместе со всеми заражёнными Тьмой жителями была сожжена дотла. Вернувшись домой, рыцари доложили своему правителю, что глава культа также погиб в пламени.

Однако Алдия знал, что это не так.

Только услышав самый первый рассказ о том, что именно происходит в проклятой деревне, он немедленно, не докладывая брату, отправился туда. И успел вовремя: среди раскалённых, как недра древнего Изалита, догорающих останков деревни, в вихрях искр и чёрных хлопьев сажи, среди рушащихся строений и скрюченных обгорелых мёртвых тел он всё же нашёл одного живого человека. Великий чернокнижник Навлаан стоял в центре деревенской площади, не обращая внимания на тянущиеся к нему языки пламени, и молча озирался по сторонам.

— Скорее! — вскрикнул Алдия, запуская вперёд себя водяной смерч. Остатки рухнувших ярмарочных навесов под ногами зашипели, чернея. В воздухе резко запахло умирающим огнём.

— Кто здесь? — Навлаан моргнул. Белки глаз на его покрытом копотью лице сверкнули пугающе, как обломки костей в тёмной глубине раны. — Алдия?! Что ты тут делаешь?

— Уходим! — Алдия выбросил вперёд ещё один водяной вихрь, расчищая дорогу, и схватил мага за рукав. — Скорее!

— Так ты за мной пришёл? — в голосе Навлаана прозвучало такое неподдельное изумление, что Алдия даже на мгновение остановился и вопросительно обернулся. — Я, конечно, благодарен тебе… Но помощь мне не нужна, — улыбнувшись, он провёл ладонью вперёд и в сторону, как бы поглаживая воздух — и пламя под его рукой мгновенно погасло, не оставив даже сизого дымка.

Алдия замер на месте.

— А они?.. — он оглянулся на темнеющие среди плещущихся оранжевых волн пламени чёрные остовы.

— Они?.. — Навлаан, казалось, сначала не понял, о чём его спрашивают. Потом медленно обернулся к пожарищу.

Огонь, танцующий на скелетах деревенских хижин, под его взглядом съёжился и погас, обнажив почерневшие тускло блестящие головёшки. И тела…

Алдия присмотрелся — и беззвучно охнул.

То, что он принял за человеческие обгорелые остовы, оказалось всего-навсего обугленными глиняными статуями, изваянными в странных позах: выгнутых, перекрученных, словно бы изломанных.

— Они все давно уже были мертвы, — тихо сказал Навлаан. — И то, что сегодня случилось с ними — лучшее, что могла подарить им судьба.

Алдия молча отвернулся.

Они уходили всё дальше от сожжённой деревни, и хруст угольев под ногами сменялся мягким шелестом травы; зарево пожара давно погасло, и первые редкие звёзды, как серебряные иглы, то тут, то там протыкали тёмно-синий купол вечернего неба. И только запах гари не спешил отставать от идущих по полю людей, цеплялся за волосы и полы одежды, налетал с лёгким ветерком, заставляя сердце сжиматься от первобытной тревоги.

— Я знаю, что ты идёшь в том же направлении, что и я, — Алдия наконец решился прервать молчание. — Почему ты не хочешь взять меня с собой?

Навлаан не ответил, продолжая равномерно шагать по отяжелевшей от росы траве.

— Первое: я привык работать один, — наконец глухо проговорил он. Алдия вздрогнул: он уже не ждал ответа и погрузился в свои мысли. — И второе: с чего ты решил, что я иду в том же направлении, что и ты? Точнее, что ты следуешь за мной?

— Я много слышал о тебе ещё в академии, — Алдия заговорил торопливо, понимая, что усталый и разочарованный маг не станет долго слушать его сбивчивую взволнованную речь. — Я знаю, что тобой двигали самые лучшие побуждения. Но… То, что произошло сегодня… Ты ведь тоже понимаешь, что какова бы ни была цена…

Навлаан вдруг остановился, и Алдия едва успел среагировать, чтобы не убежать вперёд.

— Они неправы, — с поразившим Алдию выражением глухого отчаяния выговорил он. — Они всё неверно поняли… — и он замолчал, сделал какой-то странный брезгливый жест рукой и пошёл дальше, не оглядываясь на застывшего спутника.

— Кто неправ? В чём? — Алдия не без труда догнал мага.

— Эти… — Навлаан задержал дыхание. — Убийцы. И твой брат. Я ведь знаю — он тоже хотел прислать отряд для истребления… Нас.

— Но ваши эксперименты казались…

— Вот! — Навлаан на мгновение обернулся к Алдии. — Ты сам сказал. Казались! Они не были тем, чем казались им — и тебе! Да, я обратился к запретным учениям! Но разве ты сам не собирался поступить так же? И не лелеял надежду найти этим чёрным ритуалам применение к пользе всего человечества?

— Именно этим я и занимаюсь! Только теперь… Некому вывести меня из ловушки, если я чересчур заиграюсь с Тьмой… — еле слышно закончил Алдия.

— И ты решил, что следуешь моим путём — хотя понятия о нём не имеешь, — в голосе тёмного мага послышалась знакомая необидная насмешка. — Ты нисколько не вырос со студенческих времён, Алдия.

— Так возьми меня в ученики! — Алдия перешёл на крик — он чувствовал, как драгоценные мгновения утекают в небо, как дымок над остывающим пепелищем деревни, что его собеседник уже готов покинуть его и эту неприветливую, пропахшую гарью и пропитанную болью долину и уйти дальше — в свою собственную одинокую вечность. — Останься со мной! Расскажи, в чём они неправы и в чём прав ты! И мы вместе…

— Я работаю один, — повторил Навлаан, и Алдии почудилась (почудилась?..) в этой короткой фразе нотка сочувствия. — Я не могу остаться, ты прекрасно это знаешь. Я вне закона, а если ты решишь укрывать меня у себя, ты тоже окажешься вне закона.

«Мне наплевать!» — хотел было выкрикнуть Алдия, но… Промолчал. Ему было не наплевать. Преступником перед лицом закона, который олицетворял его собственный брат, он становиться не хотел.

— Вот видишь, — Навлаан снисходительно кивнул, слегка улыбнувшись. — Неподходящее место, неподходящее время. Но я не забуду того, что ты пришёл ко мне на помощь. Не думая о том, что уже одно это делает тебя преступником и может сделать изгоем в родном королевстве.

Алдия едва заметно тряхнул головой. Конечно же, он думал об этом. Думал, спеша сюда и одно за другим торопливо активируя самые быстрые и энергозатратные перемещающие заклинания. И отмахивался от этих мыслей, как от путающихся в ногах веток и корней. Он должен был спасти Навлаана — а с ценой можно разобраться и потом.

— Я не мог иначе, — пробормотал Алдия, глянув в сторону.

— Я знаю. О твоих мотивах можно было бы подискутировать, конечно, — Навлаан снова подпустил в голос нотку ехидства, — но всё же я ценю твой порыв. И я, как уже сказал, этого не забуду. Когда-нибудь я услышу твою невысказанную просьбу о помощи — и приду. Обещаю. А сейчас мне пора. Рад был увидеться, несмотря на печальные обстоятельства, — маг остановился, обернулся и бросил взгляд на почти неразличимое в темноте пепелище. И просто исчез. Растворился в ночи, во времени и в памяти своего несостоявшегося ученика.