Оттенки Тьмы (джен)

Шаналотта. Сейчас

Утро было серым, хмурым и туманным, будто так же не хотело наступать, как Шаналотта не хотела выбираться из постели. Спала она плохо и, проснувшись, чувствовала себя уставшей, как после трудного дня. Всю ночь в отдалении грохотал гром, в витражных стёклах дробились вспышки молний. И ни капли дождя. Сухая гроза — к несчастью.

И ещё Шаналотта всю ночь вздрагивала и беспокойно ворочалась он налетавших время от времени приступов ужаса и хватающего за сердце холода.

От ощущений Алдии, который этой ночью даже не думал ложиться спать.

От его кошмаров, которые в эту ночь почему-то вышли за пределы сна.

Она несколько раз порывалась встать с постели, закутаться в самый неприметный плащ и пробраться в подвал, чтобы посмотреть, что отец и этот страшный чернокнижник творят в лаборатории и что заставляет Алдию, казалось, ко всему уже привыкшего и очерствевшего насколько это возможно, чувствовать себя вот так…

…Факел чадит, но исправно освещает дорогу. Под ногами — искрошившаяся брусчатка древнего моста. По бокам массивные перила, за ними — чернота. Внизу, справа и слева, вверху — одинаково глубокая. Будто на этом мосту заканчивается мир.

На самом деле позади обрыв, впереди — терраса старого заброшенного замка, выстроенного на уступе скалы. А где-то внизу — река. Но сюда, на угрожающе выгнутую спину моста, шум воды не доносится. Здесь только свист ветра… И чьё-то хриплое дыхание. Не Алдии. Чужое.

Архимаг медленно идёт по мосту, поднимаясь к самой высокой его части. Вдруг в кромешной темноте впереди разгорается алое свечение. Алдия отшатывается и едва не роняет факел, когда перед ним словно из ниоткуда возникает кроваво-красный призрак в пластинчатом доспехе и с огромным двуручным мечом. Алдия замирает, обречённо понимая, что у него нет шансов — почему-то он совершенно уверен, что не сможет сейчас применить ни одного боевого заклинания.

Призрак подходит всё ближе. Он держит меч двумя руками, готовый атаковать, и воздух вокруг его отливающего кровью тела словно звенит от напряжения.

Алдия делает шаг назад… и вдруг нога теряет опору. Как он мог забыть?.. Он же только что осторожно обходил большую дыру в полотне моста! Дыхание перехватывает, руки и ноги леденеют от предчувствия удара о камни внизу и чудовищной боли. Неуклюже взмахнув руками и заваливаясь навзничь, архимаг выпускает из рук факел, и тот, перевернувшись в воздухе, подлетает вверх, к голове алого фантома. Призрак опускает меч и делает ещё шаг вперёд. Забрало его шлема поднято, и чадящий рыжий огонь на мгновение освещает его лицо…

Собственное лицо архимага Алдии, искажённое страданием и тоской.

Алдия летит в пропасть, понимая: он уже умер. Только что. Там, на мосту. И теперь то, что ждёт его внизу, на острых обломках скал, уже не сделает его более мёртвым. Не погасит этот мир, как факел, и не избавит Алдию от необходимости вечно смотреть в собственное лицо с печатью страдания, которое он сам же и причинил.

В кошмарах Алдии Шаналотта с самого детства насмотрелась и на более жуткие вещи. Но почему-то именно это видение заставило её с тихим вскриком сесть в постели, тяжело и сбивчиво дыша и всхлипывая. Что-то изменилось. В их жизнь пришло что-то новое и страшное. И Шаналотта была почти уверена, что имя этому новому — Навлаан.

Уже почти рассвело, и в комнату пробрались предутренняя прохлада и зябкая сырость. Закутавшись в покрывало и дрожа, Шаналотта наблюдала, как за окнами разгорается оранжевый восход, и ждала, когда настанет время выходить к завтраку. Она отчаянно хотела убедиться, что с Алдией всё хорошо.

Однако, выйдя в малую столовую, где они с отцом обычно завтракали, она увидела за уже накрытым столом только чернокнижника, который задумчиво вертел в руках серебряную ложку.

В комнате будто бы стало ещё холоднее. Алдия никогда раньше не опаздывал к завтраку.

— Доброго утра, магистр Навлаан, — стараясь, чтобы голос не выдавал сотрясающей тело противной мелкой дрожи, сказала Шаналотта. — Вы не видели Алдию?

Чернокнижник слегка вздрогнул, будто бы стряхнув пелену дрёмы или оцепенения, торопливо поднялся с места и обошёл стол.

— Доброе утро, госпожа, — слегка поклонившись, он отодвинул для Шаналотты стул. — Я ожидал вас. А магистру архимагу нездоровится.

— Что с ним? — Шаналотта дёрнулась, но почему-то послушно села на своё место. — Вы ведь работали с ним всю ночь, верно?

— Да, верно, — чернокнижник снова уселся за стол, взял в руки ложечку и принялся вертеть в руках, словно не вполне понимая её назначение. — Мы закончили… незадолго до рассвета. И магистр Алдия утомился и ушёл к себе, намереваясь отдохнуть.

— Отдохнуть?.. — Шаналотта прислушалась к своим ощущениям. Нет, не сон... Не кошмар. Что-то хуже. Хуже? Что может быть хуже для него?.. — Мне надо идти, — пробормотала она, поднимаясь со стула… и замерла, когда ледяная рука Навлаана опустилась на её запястье и легко сжала — легко, но от этого прикосновения рука онемела, стала непослушной и будто бы примёрзла к столешнице.

Шаналотта уставилась на руку чернокнижника. Где-то глубоко внутри шевельнулось, просыпаясь и разгораясь, оранжевое драконье пламя. Дитя дракона перевела взгляд на лицо Навлаана и, тряхнув головой, отбросила со лба пряди волос. Золотисто-коричневый глаз заглянул прямо в душу колдуна — но драконий свет терялся и таял в царящей там тьме.

Навлаан отпустил руку Шаналотты и слегка отодвинулся, демонстрируя, что не намерен больше удерживать её.

— Я всего лишь хотел предупредить вас, — тихо сказал он, — что ваш… отец сейчас в самом деле нуждается в отдыхе. Не советую вам беспокоить его, если, конечно, вы желаете ему добра.

Шаналотта склонила голову. Пряди медно-рыжих волос снова скрыли драконий глаз от мира — или же чернокнижника от драконьего взгляда.

— Что вы с ним сделали? — едва слышно проговорила она.

— Я? — Навлаан, казалось, искренне удивился. — А что, по-вашему, я мог бы сделать с величайшим магом современности?

— Вы дышите Тьмой, — сказала Шаналотта, снова поднимая голову. Голос её окреп и зазвенел. — Вы выдыхаете Тьму. Вы можете заразить Тьмой… кого угодно.

— Постойте-ка, — Навлаан насмешливо прищурился. — Вы же не хотите сказать, будто до сих пор полагали, что ваш отец не заглядывает во Тьму… Регулярно и по собственной воле?

— Да, я знаю. Но всё же то, что произошло этой ночью… Почему-то раньше такого не было. Ни разу. За все годы.

— Погодите, — заинтересовался чернокнижник. — Выходит, вам известно, чем мы занимались? Вы присутствовали где-то… в лаборатории?

— Нет, — Шаналотта покачала головой, не поднимая взгляда. — Я… Собиралась пробраться туда. Но что-то меня остановило. И теперь я жалею, что… — она всё-таки посмотрела Навлаану в лицо — и испуганно замолчала.

Чернокнижник смотрел на неё будто бы из невыразимого далека — и взглядом тянулся к ней, но неведомые силы уносили его всё дальше, не давая ни малейшего шанса на возвращение.

— Теперь я понимаю, — тихо и так печально, что у Шаналотты перехватило дыхание, сказал он, — какую ошибку я совершил, когда отверг предложение Алдии работать вместе. Возможно, мы смогли бы… создать вас намного раньше. И такая хранительница появилась бы не только у него, но и у меня. И, возможно, всё сложилось бы иначе… — он порывисто поднялся из-за стола, но теперь уже Шаналотта схватила его за руку.

— Что вы имеете в виду? — спросила она умоляюще. — Объясните…

Навлаан неохотно сел.

— Вы, госпожа, — дитя дракона, — сказал он. — Ваша вторая сущность несёт в себе ту частичку, которой недостаёт людям для того, чтобы стать совершенными существами, какими они должны были быть. Частичку Пламени. Вы призваны восстановить то, что когда-то разрушил Повелитель Света. Что есть Первородный Грех? Это грубое бездумное нарушение предначертанного порядка вещей. И все пострадали от него, не только люди. Драконы утратили свою сущность и выродились. Гиганты пали жертвами Греха — пусть и косвенно; король Вендрик истребил их и осквернил их святыни в поисках исцеления от Проклятия нежити. А что же сами люди? Те, кто должен был стать новыми хозяевами мира, превратились в жалкие оболочки, преследующие призрачные цели! Все существа в этом мире оказались запертыми внутри порочного круга — цикла Возжигания! А если Пламя погаснет? Наступит Тьма — и потребует своё. Она вытянет из людей души, которые им не принадлежат! Люди — не те, кем должны быть! Почему же этого никто не понимает?.. — Навлаан, словно бы выгорев изнутри, сгорбился и осел на стуле, закрыв лицо рукой.

Шаналотта, оцепенев, слушала его и не могла поверить тому, что слышит. Она знала, какова была цель того эксперимента, в результате неудачного исхода которого она появилась на свет. Но она даже не предполагала, что её появление — её сотворение — входило в изначальные планы Алдии.

— Зачем я ему понадобилась? — она с трудом узнала собственный голос.

— Вы слышали о Кострах Нежити? — Навлаан убрал руку от лица, и Шаналотта увидела, что лицо его будто бы подёрнулось налётом пепла. — О том, какую роль они играют в возжигании Первородного Пламени, а следовательно — в продлении Эры Огня?

— Знаю, — кивнула Шаналотта. — Меня воспитывала бывшая Хранительница Огня.

— Вот как, — Навлаан удивлённо качнул головой. — Не знал, что Хранительницы Огня бывают бывшими. И где же тот Костёр, который она оставила?

— Этого я не знаю. Почему вы спрашиваете?

— Неважно. А скажите, ваша… нянька, или кем вы её считаете, — пришла сама или её нашёл Алдия?

— По правде говоря, и этого я не знаю. Мне кажется, что она жила здесь всегда.

— Это может оказаться важным, — задумчиво пробормотал Навлаан. — Я могу как-то увидеться с ней?

Шаналотта насторожилась.

— Это вам лучше уточнить у Алдии, — сказала она, наблюдая за выражением лица чернокнижника. В какой-то момент ей показалось, что человек, с которым она начинала беседу и который удержал её за руку за столом, тихо и незаметно покинул своё место, и его мгновенно занял кто-то другой. Тот, чьё лицо в сером утреннем свете казалось маской, слепленной из лёгкого серого пепла.

— Да, конечно, — Навлаан встряхнулся и, казалось, немного пришёл в себя. — Просто… Настоящая Хранительница Огня! Их почти невозможно встретить, если ты не нежить… Вернее, если ты не нежить, охотящаяся за силой душ, — с усмешкой уточнил он, покосившись куда-то на своё левое плечо, и Шаналотта поняла, что именно там под одеянием мага скрывается метка Проклятия. — А тут такая возможность! Впрочем, я пойму, если она сама не пожелает встречаться со мной. Учитывая, к какой магической традиции я принадлежу… И, как бы то ни было, — он цепко глянул на девушку, — если к вам с рождения была приставлена Хранительница Огня, это, скорее всего, означает, что вас готовили к той же роли. В вас есть сродство с Пламенем. Вы наверняка способны поддерживать Костры и питать их силой душ, которые вам приносили бы.

Шаналотта содрогнулась.

— Отдавать Пламени души убитых… — прошептала она.

— Души чудовищ, демонов, людей и богов, — жёстко сказал Навлаан. — Ради великой цели — не позволить Первородному Пламени угаснуть. Не впустить в мир Тьму и не отдать ей души всех людей. Всех без исключения! Вы бы отказались?

— Я… не знаю, — Шаналотта растерянно посмотрела на чернокнижника. — Я не думала об этом.

— Подумайте. Возможно, уже в ближайшее время вам придётся принять решение… На чьей вы стороне.

После этого и до самого окончания трапезы не было произнесено ни слова. Шаналотта с трудом заставила себя хотя бы чуть-чуть поесть — и, пробормотав извинения, покинула столовую. Быстрым шагом, то и дело переходя на бег, она спешила в крыло цитадели, где находились покои Алдии… И чем ближе она подходила, тем сильнее тревога стискивала грудь.

Холодно… Она чувствовала холод. И хотя ей было жарко от быстрой ходьбы, холод сковывал движения, мешая идти. Чем ближе, тем холоднее… Чем ближе, тем медленнее шаг.

Внутри заворочался, расправляя затёкшие крылья, дракон.

«Не приближайся к нему. Это опасно».

Шаналотта положила руку на резную ручку двери.

— Алдия…

— Оставь меня. Уходи… Прошу. Не сейчас, — донёсся сквозь толстые дубовые створки глухой голос. Шаналотта застыла, вслушиваясь. В спальне было тихо. Ни разговоров, ни звука шагов. Но девушка отчётливо ощущала за дверями чьё-то чужое присутствие. И почему голос Алдии словно бы… двоился?..

Рейме. Давно.

Капитан королевских мечников уже почти забыл, какие чувства охватили его в тот момент, когда он заметил на груди Метку Проклятия. Это было так давно, что сейчас Рейме помнил только крики ярости, бурые мазки на стенах — и вроде бы потом он несколько дней шипел от боли, натягивая перчатки. А может, это и не воспоминания вовсе. Рейме понимал, что его реакция наверняка была такой — и легко мог заменить память воображением.

Впрочем, сейчас он думал о Проклятии скорее как о благословении — как иначе он смог бы прожить столько лет, давно перешагнув за пределы среднего срока человеческой жизни, но всё ещё оставаясь молодым и полным сил, как тогда? Им с Вельстадтом крепко досталось по пути в Дранглик. Впрочем, хитроумный клирик и на родине — в священном городе Шульва — чудом не лишился жизни. А ведь тогда он ещё не был нежитью… Проклятие настигло его в дороге, когда он покидал город, из священного прекратившийся в проклятый, тонущий в отраве, криках ужаса и мёртвых телах.

Шульва зародилась как святилище, которое возвели над спящим Древним Драконом, а позднее разрослась в огромный величественный город, жители которого поклонялись Дракону как божеству, дарующему благословение их домам, и даже не представляли, насколько они близки к истине. Почти никто в Шульве, за исключением королевской четы и нескольких десятков посвящённых, ставших ядром культа поклонения Дракону, не знал о том, что в недрах земли под городом находится огромный резервуар с ядом. В незапамятные времена дракон, которого служители святилища, не знающие его настоящего имени, нарекли Сином, зачем-то спустился под землю и, наглотавшись ядовитых испарений, впал в некое подобие сна или беспамятства. Впрочем, это были лишь предположения; по другой версии, которая гораздо больше нравилась Рейме, дракон по собственной воле пожертвовал собой, чтобы не позволить яду разлиться по поверхности.

Но как бы там ни было, а дракон своим телом впитывал поднимающиеся снизу потоки и пары яда — и спал уже много веков. Король Шульвы, Редег, приказал охранять убежище дракона днём и ночью, а Элана, королева, со своими прислужницами днём и ночью пели для дракона странные колыбельные на мёртвом языке, оберегая сон несчастного древнего существа.

Но Древние Драконы всегда очень интересовали людей — и люди искали их, зачастую отнюдь не с благородными намерениями. Так, однажды в Шульву явился отряд рыцарей Крови Дракона — представителей культа, поклонявшегося Древним Драконам, но увы, не таким мирным и почтительным образом, как жители Священного города. Рыцарям нужна была драконья кровь, в которой, как они полагали, сокрыта величайшая сила.

Однажды под покровом ночи отряд рыцарей ворвался в Святилище дракона и без особого труда перебил стражников — к величайшему стыду Вельстадта, который уже тогда был капитаном стражи и тренировал солдат, но в тот день на посту стоял не он. Сир Йорг, предводитель рыцарей, спустился в Убежище дракона и недолго думая проткнул спящего Сина копьём.

Результат, как несложно догадаться, оказался катастрофическим. Накопленный в теле Сина яд вырвался наружу. Йорг и его рыцари мгновенно погибли. Дракон проснулся и принялся метаться по пещере, пытаясь избавиться от пронзившего шею копья. Потоки яда из-под земли беспрепятственно устремились вверх…

Горожане, не успев даже понять, что происходит, вдыхали ядовитые испарения и гибли тысячами. Те, кто находился на верхних ярусах города, поняв, что происходит что-то ужасное, спасались бегством, и кому-то повезло покинуть Шульву живым.

А Элана всё это время оставалась внизу, в Убежище.

Редег, не обращая внимания на взывающих к его благоразумию приближённых, бросился в святилище. Вельстадт и отряд личной стражи короля следовали за ним. Они, как смогли, обмотали лица тряпками, чтобы защититься от яда, хотя прекрасно понимали, что это их не спасёт — и все они идут на верную смерть.

Однако перед спуском на нижний уровень святилища, когда глаза у всех уже слезились от едкого фиолетового дыма, ползущего вверх по ступеням, Редег вдруг развернулся и, обнажив меч, заступил дорогу сопровождающим его рыцарям.

— Дальше я пойду один, — сказал он, стягивая с лица тряпки.

— Ваше… — начал было Вельстадт, но тут же замолчал, когда остриё меча короля коснулось его горла.

— Любого из вас, кто осмелится нарушить мой приказ и последовать за мной, я самолично атакую, — спокойно сказал Редег, с усмешкой глядя в блестящие в прорезях шлема глаза своего защитника. — И что вы тогда будете делать? Поднимете оружие против своего короля?.. — он улыбнулся ещё шире. — Я вижу, ты понял, мой добрый Вельстадт. Вам меня не остановить. А вы — спасайтесь. Я хочу, чтобы вы выжили. Спасибо вам за службу, за вашу верность и храбрость, — и король великой Шульвы, отступив на шаг назад, неожиданно поклонился застывшим стражникам и, развернувшись, скрылся в клубах фиолетового дыма.

Отправился спасать свою королеву и своё королевство.

А точнее — отправился умирать рядом со своей королевой.

Стражники некоторое время смотрели ему вслед, потом, сдавленно кашляя, бросились вверх по лестницам святилища.

Так в одночасье Шульва из процветающего города превратилась в гигантский склеп, в громадный памятник отважным королю и королеве — и всем их подданным, чьи тела устилали улицы, будто сухая листва — дорожки сада осенью.

Вельстадт так и не смог забыть это зрелище.

Он рассказывал эту историю Рейме лишь однажды — после доброго десятка лет знакомства, как-то раз крепко выпив после тяжёлого похода. Усталость и вино развязали язык старому немёртвому солдату, словно отомкнули спрятанные в самых дальних закоулках памяти заржавленные сундуки с тяжёлыми воспоминаниями. Рейме слушал товарища, и эти жуткие картины как наяву проплывали перед его внутренним взором, накладываясь на его собственные воспоминания о полях, до самого горизонта покрытых мертвецами.

Да, прошлое Рейме было в каком-то смысле проще и грубее: он служил в войске одного из мелких княжеств неподалёку от нынешнего Дранглика. Когда Проклятие нежити стало распространяться со скоростью чумного поветрия, князь приказал отлавливать заражённых и сгонять на корабли, которые отправлялись в море… а куда — никто не знал. Рейме, который к тому времени уже не только убедился, что отмечен Проклятием, но и справился с первоначальным шоком и научился жить как ни в чём не бывало, умело скрывая ветвящиеся чёрные «щупальца» Метки на груди, быстро понял, что означают эти «путешествия в никуда», и сбежал, не дожидаясь, пока кто-нибудь из собственных солдат донесёт на него.

Скитаясь по разорённым и опустевшим землям, прячась от патрулей, вылавливающих немёртвых, Рейме прибился к группе таких же беженцев, как он сам, которые направлялись к побережью, следуя за туманными слухами о правящем там милосердном короле, который не только не изгоняет немёртвых, но и принимает к себе на службу. Так Рейме попал ко двору короля Вендрика.

Итак, оба нынешних Королевских защитника были немёртвыми. И им обоим до сих пор ни разу не приходилось умирать. Рейме не боялся Проклятия — страшило не оно, а опустошение, которое настигало немёртвого после нескольких смертей и воскрешений. То, что они с Вельстадтом были опытными воинами, признанными мастерами меча и магии соответственно, до сих пор оберегало их от смертей в самых опасных схватках. Но теперь…

Что так долго делали Вендрик и его войско по ту сторону моря? С чем они столкнулись? Какое сопротивление смогли оказать гиганты?

И почему из похода не вернулись не только люди, но и часть немёртвых?..

Когда суматоха во дворце после возвращения короля немного улеглась, отгремели салюты, отзвучали речи, отзвенели кубки, Рейме, выяснив у стражников, что капитана Вельстадта вроде бы видели в караульных помещениях, направился туда. Он шёл по знакомым до последней колонны и складки тяжёлых драпировок коридорам, смутно осознавая, что впервые за последние полгода снова узнаёт их — и наконец-то снова чувствует себя дома.

Потому что его лучший друг, его правая рука (точнее, левая — Рейме был левшой) и «запасная голова», его надёжный тыл и вечный оппонент в дружеских спорах — Вельстадт снова был здесь. Он вернулся. Он вернулся живым.

И Рейме больше всего на свете хотелось поскорее выяснить — насколько живым.

Открыв дверь в крошечный кабинет в караульных помещениях, который капитаны делили на двоих, Рейме застыл на пороге. Вельстадт сидел в кресле, устало откинувшись на спинку и прикрыв глаза. Услышав звук открываемой двери, он молниеносно поднялся и обернулся ко входу. Он улыбался, ещё не успев увидеть, кто стоит в дверях — без стука сюда мог войти только его старый друг.

Известный своей сдержанностью и безэмоциональностью капитан Рейме сделал то, чего никак не мог сам от себя ожидать — шагнул к Вельстадту и крепко обнял. Отстранился, положив руки на плечи друга, заглянул в лицо.

— Без тебя здесь было… трудно, — улыбаясь, сказал он.

— Без тебя там — тоже, — отозвался Вельстадт со странной интонацией. — Мне нужно столько рассказать тебе! Там было…

— Погоди, — перебил его Рейме. — Прости, но я сначала… — он отступил на шаг, отвернулся, глянул на стену, на висящий над столом небольшой портрет Вендрика, потемневший от факельной копоти. — Я должен спросить, — он медленно, словно через силу, снова перевёл взгляд на лицо друга. — Скажи… Ты там умирал?..

— Да, — спокойно сказал Вельстадт. — Трижды.

Рейме резко вдохнул. Ему казалось, что он готов к такому ответу… И всё равно эти слова напугали рыцаря до дрожи. Его друг трижды побывал за пределом, за который Рейме так страшился заглянуть. И он до леденящего ужаса боялся задать следующий вопрос… Но Вельстадт всё прекрасно понимал. Он знал о самом глубоком страхе Рейме. И он предупредил этот вопрос.

— Ничего особенного, — сказал он небрежно. — Просто сильная боль, в глазах темнеет… А потом ты оживаешь у Костра, и у тебя при этом ничего не болит. Ни одной раны. Просто прекрасно. Можно подниматься и возвращаться в бой.

— Правда?.. — глупо переспросил Рейме.

Вельстадт хмыкнул.

— Нет, грозный Королевский защитник, я сказочки сочиняю специально для тебя. Утешительные… Правда, правда. Если хочешь — пойди и расспроси остальных. Руальда, Ферна… Все умирали хотя бы раз. Там было… — он вдруг с досадой махнул рукой. — Садись, если не торопишься. Мне надо рассказать обо всём этом. Хоть кому-нибудь рассказать. А поскольку, кроме тебя, это никому рассказывать нельзя, то тебе просто некуда деваться. Садись, — он махнул рукой в сторону жёсткого кресла, в котором обычно сидел Рейме, и сам уселся во второе, напротив.

Рейме сел и выжидающе уставился на товарища.

— Почему вы пробыли там так долго? — вырвалось у него.

Вельстадт с растерянной улыбкой пожал плечами.

— Я уже слышал этот вопрос. И… вот что я тебе скажу, — он подался вперёд и понизил голос. — Никто так и не понял, что произошло. Те, кто оставался в замке, спрашивают нас, что мы делали в землях гигантов целых полгода. А мы… мы ничего понять не можем. По нашим ощущениям, мы отсутствовали в общей сложности дней сорок. Плавание в обе стороны заняло не больше десяти дней — ветер оба раза был почти попутным и ровным. А военные действия, по моим подсчётам, длились дней двадцать. Понимаешь, — Вельстадт покосился на дверь и заговорил ещё тише, — у меня сложилось впечатление, что гиганты были совершенно не готовы к войне. Не понимаю, как это могло произойти, если они планировали напасть на Дранглик… У них не было ни мобилизованного войска, ни достаточного количества оружия. Мы… просто приплыли и взяли что хотели. Они сопротивлялись очень слабо — можно сказать, вообще не сопротивлялись. Выставили против нас отряды стражи замка повелителя. Мы разбили их — не скажу, что это было легко, всё-таки гиганты — очень опасные противники. Даже плохо подготовленные воины. Так что без смертей не обошлось. Но в целом — это было неправдоподобно, подозрительно легко.

— То есть ты хочешь сказать, что, возможно, гиганты вовсе и не планировали нападения? Но тогда получается, что королева Нашандра… — тут Рейме осёкся и замолчал. Вельстадт был предан королеве так же, как и Вендрику. Не то чтобы Рейме не доверял другу, но… Всё же, пожалуй, не стоило произносить при нём вслух то, что крутилось сейчас в голове у капитана мечников.

Что Нашандра обманула короля.

Что она разыграла какие-то свои собственные карты, вынудив Вендрика вторгнуться на земли мирного племени гигантов и отобрать у них ценнейшую реликвию их рода. И теперь — Рейме был в этом совершенно уверен — на Дранглик обрушатся немыслимые бедствия.

— Возможно, Нашандра просто что-то не так поняла, — пробормотал Вельстадт. — Язык гигантов очень сложен. А по поводу того, почему мы воспринимаем прошедшее время по-разному — это как раз неудивительно. Гиганты обладают властью над временем. Они могут возвращаться во времени назад и заново проживать свои и чужие воспоминания. Наверное, это каким-то образом повлияло на нас. Вот, послушай, как было дело… — и Вельстадт, снова откинувшись на спинку кресла, принялся рассказывать о ходе боевых действий при штурме замка повелителя гигантов.

Рейме слушал его вполуха, погрузившись в свои невесёлые размышления.

Надо будет с самого утра обязательно повидаться с Алдией…