Не романтикой единой (джен)

Для Гермионы не стояло вопроса, чем заниматься после победы. Конечно же она хотела закончить Хогвартс!.. Но целесообразность целого года в школе была под большим вопросом.

— Да тебе-то это зачем? — с искренним недоумением вытаращился на неё Рон. — Мы с Гарри в Аврорат пойдём, — мечтательно продолжил он.

Гермиона нахмурилась. С Гарри они уже говорили об этом, и ей не удалось переубедить его и доказать, что пропущенный седьмой курс плохо скажется на его способностях аврора. Не то чтобы Гарри слава затмила здравый смысл, ничего такого, у него был стойкий иммунитет к подобному, но вот желание обрести самостоятельность перекрыло всё. Гермиона отступила, надеясь, что Рона убедить удастся с лёгкостью, и тогда Гарри отступит перед их совместным напором. Но оказалось, что Рон и вовсе не сомневается в решении бросить школу.

— Рон, послушай, ты знаешь, как я к вам с Гарри отношусь, — начала она заготовленную для лучшего друга речь, — но давай будем честны, ладно? Вы же ужасно учились. Если бы я вам не помогала, если бы вы не списывали у меня постоянно, если бы учителя не делали скидки на экзаменах…

— Ты что, хочешь сказать, что я тупой? — опасно спокойным тоном спросил Рон.

И Гермиона с недостаточным жаром стала это отрицать.

— Всё ясно с тобой, Гермиона. Действительно, я же всего лишь Рон Уизли, куда мне до Аврората…

— Я вовсе не это… — вскричала она, но было слишком поздно — обиженный Рон аппарировал прочь. — Хотела сказать.

Вскоре они помирились, за что стоило благодарить Гарри, но эта… даже не ссора, простое недопонимание что-то сломало в их дружбе. Теперь они ссорились постоянно. Гермиона считала, что после того, как они стали больше чем просто друзья, их отношения с Роном улучшатся, на деле же всё оказалось с точностью до наоборот. Всё, что их связывало — Гриффиндор, общие приключения, домашние задания и даже борьба с тёмными магами — осталось в прошлом, а в настоящем единственным звеном был Гарри, который с каждым днём всё сильнее отдалялся, предпочитая вечно ссорящимся друзьям общество безоглядно влюблённой в него позитивно настроенной Джинни.

Гермиона уже и не помнила, когда оставалась одна. За исключением двух самых первых месяцев в школе, в течение которых несчастнее Гермионы не было девочки на свете, с ней всегда рядом кто-то был — сначала родители, потом Гарри с Роном… А теперь родители жили в Австралии и не помнили о её существовании, у Гарри была личная жизнь, а Рон…

Одной возвращаться в школу не имело смысла. Гермиона могла хоть завтра сдать ЖАБА на высшие баллы — уж в своих знаниях она не сомневалась, но хотела чуть-чуть продлить пору детства, проучиться хотя бы один год в спокойной, мирной обстановке, посвящая всё время обычной студенческой жизни. Не вышло.

Прожалев себя весь вечер, утром Гермиона встала с решимостью и, подмигнув собственному отражению в зеркале, отправилась в Министерство магии — подавать документы на досрочную сдачу ЖАБА и устраиваться на работу. Она взрослая, умная и самостоятельная ведьма, ей не нужно, чтобы друзья держали её за ручку и прикрывали спину. Война закончилась, и теперь она сможет всему миру доказать, что магглорождённая Гермиона Грейнджер — это лучшее, что случалось с миром магии и волшебства!

* * *

Гермиона знала, что её считают идеалисткой, и гордилась этим. Но месяца работы в Министерстве хватило, чтобы она поняла свою ошибку. Идеалистка — это было оскорбление. Когда не могли в глаза назвать идиоткой, или занудой, или ябедой, или…

Она была добросовестным работником и искренне верила, что её вклад оценивается по достоинству, пока не услышала разговор непосредственного начальника с одной из коллег. Они насмехались над её желанием быть лучшей, глумились над стремлением выполнить задания идеально, презрительно морщились от наивности её надежд и кривились при одном лишь упоминании её имени — Гермиона не вписалась в коллектив, даже не подумав, что её амбиции и правота могут вызвать негативную реакцию.

Но плакала Гермиона не от обиды — от непонимания. Она работа в Департаменте правопорядка всего месяц, но уже сейчас она больше знала о законах, чем та самая оскорбляющая её коллега. За месяц она изучила внутреннюю кухню Департамента, узнала, как быстрее и действеннее добиться их целей, безукоризненно оформляла все бумаги и, в отличие от других сотрудников, никогда не оставляла на своём столе нерассмотренные жалобы, стараясь максимально быстро разбирать все дела, чтобы людям не приходилось долго ждать. Ей казалось, что коллеги ценят её, а те лишь использовали её — подсовывали свои дела, чтобы поменьше работать и уходить домой пораньше, специально оставляли неоформленными бумаги по решённым делам — знали, что ответственная Гермиона за них заполнит все документы. Но сама Гермиона им не просто не нравилась, они презирали магглокровную выскочку — причём эти люди действительно не ненавидели магглорождённых, им просто не нравилась Гермиона, в том числе и тем, что она была лучше них.

В Министерстве давно никого не осталось, когда Гермиона почувствовала себя в состоянии прекратить плакать и привести лицо в относительный порядок. В голове было абсолютно пусто — рыдания смыли все мысли и обиды, — и она не хотела пока ни о чём думать, только прийти домой, накрыться с головой одеялом и слушать мерное мурчание Живоглота — её единственного настоящего друга, который любил её несмотря ни на что и вопреки всему.

— Гермиона?

Она вздрогнула и резко обернулась, теряя равновесие, однако устояла на ногах и уставилась на министра с изумлением.

— Я думала, тут уже никого не осталось, — сказала она то, что крутилось на языке. — Прощу прощения, — поспешно исправилась она, — добрый вечер, господин министр.

— А добрый ли? — нахмурился тот. — Ты плакала. Я могу помочь?

Гермиона помотала головой и, противореча сама себе, пожаловалась:

— Я так хотела быть нужной, так старалась, а в отделе меня не только не уважают, но презирают, относятся как к прислуге — кто подчистит за ними ошибки и выполнит их работу, да ещё и порадуется, что скинули на него дела.

Министр молчал, а Гермиону несло:

— Я была лучшей ученицей за последние двадцать лет, я помогла Гарри уничтожить Волдеморта, я знаю больше любого ровесника и многих старших магов, и я готова работать, учиться новому и совершенствоваться, я хочу быть полезной, я могу быть полезной… Так почему же в отделе меня никто не принимает всерьёз?!

Слёзы потекли по щекам, и Гермиона сквозь их пелену не заметила, как министр подошёл ближе, и вздрогнула, когда он обнял её, успокоительно поглаживая по спине. Это стало последней каплей — она разрыдалась.

Министр говорил что-то утешительное и осторожно вёл Гермиону по коридору — она покорно следовала за ним, не задаваясь вопросами, куда они направляются. И лишь когда министр отстранился, усаживая её на мягкий диван, она пришла в себя достаточно, что подавиться всхлипом — оказаться в кабинете министра практически посреди ночи Гермиона не была готова.

— За той дверью располагается ванная комната, ты можешь умыться и привести себя в порядок.

Гермиона мгновенно вскочила с места и бросилась к спасительной двери. Привалившись спиной к деревянной створке, она только собралась застонать от стыда, когда наткнулась на собственное отражение — и захотелось умереть прямо на этом самом месте.

— Ужасно выглядишь, милочка, — язвительно и пугающе похожим на интонации Снейпа голосом сообщило волшебное зеркало.

Гермиона согласно кивнула — глаза-щёлочки, ярко-красный нос, потёки туши (а ей казалось, что после рыданий в офисе вся тушь осталась на салфетках), лихорадочный румянец на щеках и растрёпанный пучок волос являли собой отвратительное сочетание.

Быстро приведя себя в относительный порядок — даже от трескотни Лаванды с Парвати была польза, потому что Гермиона научилась многим косметическим чарам, — она не спешила выходить. Было стыдно. И неловко.

В дверь постучали, и спокойный голос министра сообщил, что чай приготовлен.

— Обойдёмся без извинений, если ты не против, — сразу же предупредил министр. — Накопившееся напряжение помноженное на обиду могло вылиться в любой форме — это совершенно естественно. А вот что ДМП сваливает дела на нового сотрудника — ненормально.

Гермиона открыла рот, чтобы возражать — пусть коллеги её терпеть не могли, она не желала подставлять их, жалуясь министру, — но ей не дали сказать ни слова.

— Я знаю тебя, Гермиона, как весьма умную девушку с нетривиальными идеями. И такие люди мне нужны, тем более сейчас, когда я всеми силами стараюсь наладить разваленную за последние годы машину Министерства. Раз Слетери и другие сотрудники ДМП не сумели оценить, какой перспективный новичок к ним пришёл, я воспользуюсь этим и переманю тебя к себе. У меня слишком много работы, а людей, которым я могу доверять — слишком мало. Ты стала бы прекрасным дополнением к нашей команде, мы уже уважаем тебя, знаем тебя и то, на что ты способна… Так как ты смотришь на то, чтобы работать на меня?

— Господин министр… — пискнула ошарашенная Гермиона.

— Господин министр — для официальных дел, Гермиона. А для соратника по Ордену Феникса и членов аппарата — Кингсли.

Гермиона смотрела на серьёзного мужчины, расслабленно сидящего в глубоком кресле, и не понимала, как всё так обернулось. Два часа назад она и подумать не могла о таком повороте в своей карьере; месяц работы в ДМП наглядно показал ей, насколько сложно будет чего-то добиться в Министерстве, сколько усилий приложить, чтобы с её мнением не то что начали считаться, но хотя бы стали выслушивать, не обрывая в самом начале. Час назад она была в отчаянии, узнав, что дело обстоит намного хуже, чем ей казалось, она почти готова была сдаться и бросить работу, которая не приносила ничего, кроме усталости и разочарований, и вот теперь…

Министр не выглядел обеспокоенным долгим молчанием, пил чай и терпеливо ждал ответа.

Кингсли Бруствера Гермиона не знала лично — несколько кратких встреч, в том числе в доме Сириуса Блэка, не в счёт, но ему доверял Дамблдор, ему верила МакГонагалл, он сражался против Пожирателей смерти и помогал Гарри и в числе первых явился на помощь, когда Волдеморт напал на Хогвартс. И он стал министром в самое мутное время, но не судил всех Пожирателей одинаково, а по-настоящему старался разобраться в деле каждого, прислушивался к мнению Гарри и даже саму Гермиону выслушивал внимательно…

Кажется, никаких сомнений в ответе у Гермионы не было, и всё же поверить в серьёзность столь неожиданного предложения было весьма трудно.

— Я… Вы уверены?.. — Гермиона сделала усилие над собой и собралась с мыслями. И когда министр всё также спокойно кивнул, подтверждая ранее сделанное предложение, она наконец тоже смогла расслабиться и слегка улыбнуться: — Для меня будет честью работать с вами, господин министр.

Обсуждая детали будущего сотрудничества, Гермиона с Кингсли засиделись далеко за полночь, выпив целых три чайника чая. И придя домой, обняв Живоглота и укрывшись одеялом (но уже не для того, чтобы спрятаться от всего мира), Гермиона подумала о Гарри и Роне, которых не видела с тех пор, как устроилась в ДМП. Ссора давно забылась, но из-за работы у неё даже не было времени подумать, как же она соскучилась по мальчишкам… Она знала, что они поступили на курсы авроров, и понимала, что наверняка они устают не меньше неё самой, но твёрдо решила написать им прямо с утра и назначить встречу — ей очень хотелось поделиться своей радостью.

* * *

Работать с министром Гермионе понравилось с первого дня. Собранная Кингсли команда состояла из заинтересованных и умных магов, каждый из которых по-настоящему верил в то, что делал, и не только не отлынивал, но и всегда готов был помочь коллегам для получения лучшего результата. Сначала Гермиона была немного зажата, и из-за своей молодости, и из-за приобретённого в ДМП негативного опыта, да и просто потому, что теперь она была не третьим помощником второго заместителя, а работала непосредственно с министром магии, но это быстро прошло — впервые в жизни она чувствовала, что находится на своём месте.

С Гарри и Роном ей удалось встретиться лишь через две недели после перехода из ДМП, и встреча оставила после себя не слишком приятное послевкусие. Им стало не о чем разговаривать. То есть тем было много, да вот только интересовали их теперь совершенно разные вещи. Гермиона готова была послушать про будни будущих авроров, если затем мальчики послушают о её работе. Но Гарри с Роном слушать не желали, да и Гермиона, если быть совсем откровенной, не хотела тратить время на банальные истории о тренировках и глупых розыгрышах, которые устраивали друг другу будущие авроры. Как раньше коллеги, так и друзья не желали признавать важность её работы; и последней каплей в чаше терпения Гермионы стали слова Рона, сказанные небрежным тоном:

— Министр же был в Ордене, потому он тебя и взял.

— Хочешь сказать, — исподлобья уставилась на него Гермиона, — что сама по себе я не буду полезной министру?

— Нет конечно, — безмятежно улыбнулся Рон. — Ну сама подумай, ты — вчерашняя выпускница, какая от тебя польза?

— Рон не это хотел сказать! — закричал Гарри в спину бросившейся прочь Гермионе, но та даже не обернулась.

В этот раз она не стала плакать. От обиды внутри всё сжималось, однако Гермиона знала, что хотя виноват в этом чувстве Рон, обижена она не на него — на себя. Если бы речь шла о какой-то абстрактной девушке, только что закончившей школу, Гермиона и сама бы усомнилась, что ей место в министерском аппарате. И прекрасно понимала тех, что смотрел на неё с удивлением и подозрением. Но только не Гарри с Роном. Как Рон мог сказать такое — ей? Как, зная её семь лет, Рон мог подумать, что Гермиона заняла бы не своё место, воспользовавшись знакомством по Ордену Феникса? И как он мог сказать такое, буквально плюнув в душу лучшей подруге и своей девушке?!

Последняя мысль заставила грустно усмехнуться — никакая она ему не девушка. После уничтожения диадемы они оба были не в себе, и напряжение с волнением просто нашли такой выход — в поцелуе. Они были друзьями, соратниками, симпатизировали друг другу, но… у них просто больше никого не было, поэтому и чувства обратились друг на друга, но на самом деле, Гермиона была уверена в этом, они оба с Роном понимали, что не могут быть парой. Слишком уж они разные.

Утром Гермиона получила письмо от Гарри, где тот многословно извинялся за вчерашнее поведение Рона, но лишь пожала плечами.

«Не вижу смысла продолжать общение с человеком, который не только думает обо мне плохо, но даже не считает нужным самостоятельно извиняться за нанесённую обиду», - написала она прямо на обороте послания и добавила, что тратить время на бессмысленные разговоры на неинтересные друг другу темы глупо, поскольку у них всех есть куда направить своё внимание.

Зато на работе она общалась с тем единственным Уизли, с которым было легко и просто. Перси понимал её, с ним можно было обсудить любой интересующий вопрос и получить не только слушателя, но собеседника и даже компетентного оппонента. А ведь были и другие сотрудники, и даже сам министр, оказавшийся совершенно не таким, как она думала раньше — бывший аврор вовсе не следовал шаблону «делать — потом думать». Иными словами, Гермиона ничего не лишилась, отказавшись от общения с Роном.

И вскоре получила подтверждение: Гарри, Рон и Джинни прислали ей на день рождение книгу — подарочное издании «Истории Хогвартса». Гермиона перевела взгляд на стеллаж, где стояли три одноимённые книги: самая первая, купленная перед поступлением в Хогвартс; выпущенная после второй мировой войны — в полтора раза толще, купленная в присутствии Гарри и Рона на пятом курсе; и найденная в Выручай-комнате, изданная в прошлом столетии. Гермиона, конечно, любила книги и с радостью получала их в подарок, но не «Историю Хогвартса» — наглядное свидетельство, насколько друзья плохо её знают и как мало интересуются её настоящей жизнью.