Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

Но пока Гарри валяется на полу в купе поезда, надежно укрытый мантией-невидимкой и скованный заклинанием Оцепенения, и слушает, как затихают последние шаги в вагоне, пытаясь придумать, как выпутаться из того идиотского положения, в которое он сам себя загнал, Гарри, разумеется, ни о чем таком про Малфоя не думает. Он просто ненавидит его всей душой, слегка обижается на отсутствие панических воплей на платформе («Куда пропал Гарри Поттер?!»), размышляет о том, что друзья, видимо, решили, что он сошел с поезда без них, с отчаяньем понимает, что поезд начинает отходить от станции, и размышляет о злой судьбе.

Однако дверь купе внезапно открывается, кто-то срывает с Гарри мантию-невидимку и, проговорив: «Здорово, Гарри», — снимает с парня заклинание. Гарри быстренько переворачивается на четвереньки, дабы принять более соблазнительную позу, вытирает кровь с лица и поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с Тонкс.

— Нам лучше выбираться отсюда, быстро, — говорит она, пока поезд набирает ход. — Давай, будем прыгать.

Гарри спешит за ней в коридор. Она резко дергает на себя дверь вагона, оборачивается, пробормотав: «Держись», — и прыгает на платформу.

Совет, пожалуй, излишний, ибо можно предположить, что у Гарри и без того мелькает мысль это сделать — хотя бы ради себя самого. Поэтому он разбегается и прыгает, удирая со всех ног от злой судьбы в целом и из уносящегося поезда в частности.

Тонкс глядит на парня без единой эмоции на лице.

— Нормально? — «Жив?»

Гарри кивает, чувствуя смущение и злость одновременно («Да с вами разве сдохнешь?»).

— Кто это сделал?

— Драко Малфой, — вздыхает Гарри. — Спасибо за… ну…

— Нет проблем, — не улыбаясь, бросает Тонкс.

Она по-прежнему выглядит такой же серой и несчастной, как в день прибытия Гарри в Нору. Это нервирует и раздражает одновременно. До чего же все-таки лучше и достойнее держать себя в руках и не распускаться…

Починив Гарри нос, Тонкс просит его надеть мантию и выпускает из палочки в ночь нечто огромное, серебристое и четырехлапое.

— Это был Патронус?

— Да, я посылаю сообщение в замок, что ты со мной, или они начнут волноваться. Пойдем, нам лучше не стоять без дела.

Гарри и Тонкс направляются по дороге к замку.

— Как ты меня нашла?

— Я заметила, что ты не сошел с поезда, и я знала, что у тебя есть эта мантия. Я подумала, ты зачем-то прячешься. Когда увидела, что в том купе задернуты шторки, решила проверить.

— Но что ты вообще здесь делаешь?

— Я теперь размещаюсь в Хогсмиде; дополнительная защита школы.

— Только ты или -?

— Нет, Праудфут, Саваж и Долиш тоже здесь.

— Долиш — это тот мракоборец, на которого напал Дамблдор в прошлом году?

— Верно.

Гарри и Тонкс погружаются в молчание, продолжая путь, который оказывается довольно неблизким, когда преодолеваешь его без помощи карет и фестралов.

Ну, а пока они идут, позвольте мне кое-что прояснить. Ибо ситуация вновь попахивает Игрой. Да что там — резко ею воняет.

Откуда Тонкс знала, где искать Гарри? Да, шторки в купе были задернуты, но не на окнах, а на двери. То есть Тонкс откуда-то было известно, в каком вагоне искать Гарри — причем совершенно не в том, из которого вышли Рон, Гермиона и Невилл с Джинни. Откуда Тонкс знала, что у Гарри имеется мантия-невидимка? Почему то, что Тонкс размещается нынче в Хогсмиде, усиленно скрывалось от детишек? Ведь еще 31 августа Гарри интересовался у миссис Уизли, решившей поведать детям, как они все будут добираться до вокзала, будет ли Тонкс в сопровождающем отряде мракоборцев, и миссис Уизли ответила: «Нет, не думаю, из того, что Артур сказал, ее разместили где-то в другом месте». Мистер Уизли не мог не знать, где будет базироваться Тонкс — но либо он по каким-то причинам не сообщил миссис Уизли, либо его жена умолчала об этом в разговоре с Гарри. Наконец, кто такие «они», которые в замке и начнут волноваться, если Тонкс не передаст сообщение, что с Гарри все в порядке? Откуда «они» знают, что с Гарри может быть что-то не в порядке?

Что ж, я абсолютно уверена, что вероятность стычки с Малфоем в поезде предусматривалась Директором. Начнем с того, что это не первая стычка Гарри именно с Малфоем и именно в поезде — в конце Игры-4 и Игры-5 Гарри уже, сколь помнится, превращал его и его шайку в малоприятное нечто, которое лучше было не разглядывать слишком внимательно. После вояжа Гарри за Драко в Косом Переулке Директору становится предельно ясно, что Гарри, мягко говоря, здорово зафиксировался на Драко. Поэтому существует вероятность того, что либо Гарри полезет к Драко при первой же удобной возможности, либо Драко к Гарри, как было сотни раз до этого. Поэтому Тонкс (впрочем, как и остальная часть вертящихся вокруг Гарри ушей и глаз Директора) ставится в известность о полученном Гарри приказе везде носить с собой мантию-невидимку («Без моего разрешения надевать не позволять; надетое — замечать только в Особо Экстренных Случаях»).

Кроме того, после разговора с Гарри на вокзале прямо перед отбытием поезда, уверена, Артур немедленно ставит Дамблдора в известность об умозаключениях Гарри относительно Пожирательства Малфоя. Таким образом подозрения Дамблдора насчет возможной стычки в поезде только усиливаются. И тут… к себе на обедо-ужин Гарри приглашает Слизнорт. Который держит парня в купе достаточно долго для того, чтобы просто пообедать и поболтать. К тому моменту, как Гарри выходит из его купе, коридоры поезда практически пустуют. Более того, очень удобным оказывается то, что, по счастливой случайности, одновременно с Гарри купе Слизнорта покидает Забини — направляющийся прямиком в купе Малфоя.

Вы уж меня простите, но я решительно не понимаю, за что такое выдающееся Слизнорт пригласил к себе Забини. Его матушка была красивой ведьмой, выходившей замуж семь раз, и семь раз остававшейся вдовой, поскольку каждый из ее мужей погибал при невероятно загадочных обстоятельствах, но не забыв оставить ей очень приличное наследство. Прошу прощения, но даже Маклагген и Белби попали в купе Слизнорта, потому что их родственники сумели достичь чего-то большего, чем успешного освоения профессии черных вдов. Как-то… мелковато для Слизнорта ловить такую рыбешку, как Забини, разве нет?

С другой стороны, очень удобно, что Забини расположился в купе Малфоя. Слизнорт, изучивший личные дела студентов и имеющий в распоряжении Снейпа, который всегда готов подсказать, кто с кем общается, мог предугадать, с кем Забини поедет в школу. Он не мог пригласить Драко, ибо это было бы слишком очевидно (и сильно неприятно Гарри), он решился бы пригласить тупых, как шпалы, Крэбба и Гойла, только если бы выпил очень-очень-очень много медовухи, Дафна Гринграсс и Милисента Булстроуд не едут в купе Драко, Пэнси, видимо, Слизнорта тоже чем-то не привлекает принципиально (то ли тупостью, то ли низким статусом)… остаются Забини и Нотт.

Однако Нотт не едет в купе Малфоя. Забини, правда, потом рассказывает Драко, что, когда он, Блейз, только пришел, Слизнорт расспрашивал его о Нотте и потерял весь свой энтузиазм, когда услышал, что отец Нотта был пойман в Министерстве, но я полагаю, что Слизнорт растерял энтузиазм, услышав, что Нотт всегда держится в стороне ото всех, и в купе Драко его нет. Ибо, прямо скажем, если это нужно для дела, и с Пожирателями, и их детьми, и с сочувствующими Слизнорт общаться не гнушается — сам Драко говорит, что аж Люциус был высокого мнения о Слизнорте (это ж как хорошо надо было общаться?).

Таким образом, Слизнорт выбирает одного из одного, выпускает его из своего заточения прямо перед Гарри — и Гарри делает то, что, в общем, было весьма предсказуемо. Причем совершенно ничто не мешает Слизнорту из своего купе проследить, как Гарри надевает мантию, а затем даже послушать, как Невилл рассказывает Джинни, что по пути к Слизнорту Гарри уже порывался взглянуть, что поделывает Малфой. И совершенно ничто не мешает Слизнорту, оставшемуся в одиночестве в своем купе, отправить в замок сообщение, что рыбка клюнула и понеслась в купе к Малфою. Номер самого купе или хотя бы вагона Слизнорт мог узнать у того же Забини. Либо, между прочим, самостоятельно — ведь он определенно прогуливался по вагонам, раз увидел, как Джинни накладывает летуче-мышиный сглаз на Захарию Смита. Мог, конечно, просто в туалет идти — но уж очень красиво получается.

Директор получает сообщение, что Гарри, скорее всего, находится в купе с Малфоем, за полчаса до прибытия поезда и поднимает своих людей. К нужному вагону подтягивается Тонкс, о которой Гарри ничего не знает, во-первых, потому что Дамблдор со своей охраной действует в отношении Гарри гораздо умнее, чем Скримджер — со своей, а во-вторых, чтобы совершенно ничего не смущало Гарри в его слежке за Драко. А то я сомневаюсь, что Гарри полез бы в купе слизеринцев, зная, что на платформе его будут встречать люди Директора.

Малозаметная Тонкс (очень удобно, что ее волосы нынче мышиного, а не розового цвета; с этой точки зрения, что ни делается — все к лучшему) караулит платформу и видит, что Гарри не сходит с поезда. Правда, в толпе людей, стоя между вагоном, где находился Малфой, и вагоном с командой Гарри, наверное, трудновато что-то видеть точно — но на крайний случай имеется Хагрид, которому полагается встречать первокурсников и который вполне мог перекинуться парой слов с обеспокоенными отсутствием друга ребятами и подать Тонкс знак, что Гарри не возвращался к ним в вагон, а значит, все еще находится в вагоне Драко.

Выждав до крайности, Тонкс без труда находит нужное купе (со шторками) в известном ей вагоне, невербально произносит заклинание Обнаружения и, не шаря руками по всему купе на манер слепых в поисках невидимого Гарри, сразу срывает с парня мантию.

Бинго. Вопрос лишь в том, зачем Директору организоваться Гарри второй раунд слежки за Малфоем?

Ну, во-первых, это еще одна блестящая возможность дать Гарри выпустить пар. Во-вторых, в результате этого маленького вояжа в купе слизеринцев Гарри получает еще одно — практически прямое — подтверждение своим догадкам о том, что Драко — Пожиратель да еще и с неким коварным планом, судя по всему, в замке. Да, Рон и Гермиона потом будут уверять Гарри, что Драко просто выпендривался перед товарищами, и окажутся частично правы; но прав будет и Гарри — и будет твердо в этом уверен. В-третьих, Директор весь год только и станет делать, что помогать Гарри проследить характер Малфоя в развитии — от пикового пика до глубиннейшего упадка и финального разлома.

Это важно, ибо в грядущих разборках Гриффиндор-Слизерин (и часто даже не факультетов, а душ) сердце Гарри должно стать правильным. Как Игра-3 была в первую очередь Игрой-воспитанием-душ, так ею же станет Игра-6. А, чтобы что-то дельное вынести для себя из трагической истории Драко (а также понять и простить мальчика), Гарри необходимо наблюдать всю эту историю целиком.

Ну и, в-четвертых, ему, Директору, все еще очень хочется затащить парочку упирающихся и орущих благим матом в Царство Всеобщего Благоденствия.

Поэтому с лозунгом «А давайте-ка вы еще разок попробуете помириться!» Дамблдор делегирует на торжественную миссию открывать Гарри зачарованные ворота и провожать до школы не кого-нибудь, а Снейпа.

Ибо Тонкс, конечно, посылала сообщение Хагриду. Однако Хагрид, по словам Снейпа, опоздал на начало пира и церемонию Распределения, поэтому бежать встречать Гарри пришлось несчастному Снейпу.

Но на пиру Гермиона скажет, что «Хагрид опоздал лишь на пару минут». Кажется, Гарри и Тонкс даже с поезда не успевают спрыгнуть… а, нет, успевают. Что ж, вероятно, эти «пару минут» как раз подходили к концу, когда Снейп получил Патронус.

Когда Гарри встретит Хагрида после пира, тем не менее, он, в ответ на вопрос об опоздании, объяснит, что «был с Гроххом. Потерял счет времени. У него теперь новый дом в горах, Дамблдор устроил — хорошая большая пещера. Он гораздо счастливее, чем был в Лесу. Мы хорошо поболтали».

Кхм. Да, самое время бежать болтать с Гроххом. Студенты приезжают в школу, в его обязанности входит переправить первокурсников через Озеро — а Хагрид вместо этого (или между этим и церемонией Распределения?) бежит к Грохху. Здорово. Помнится, в Игре-4 он в столь же важный момент вдруг якобы захотел с соплохвостами поиграться.

Нет, Хагрид не врет, разумеется, он действительно болтал с Гроххом и опоздал на пару минут. Однако сделал он это, потому что ему, скажем так, разрешили это сделать. Да и когда именно сделал — еще большой вопрос.

Между тем, Снейп берется за выполнение торжественно порученной ему невинно моргающим Дамблдором миссии, прекрасно понимая, Что Хотел Сказать Директор, и немало (но против воли) наслаждаясь ситуацией, решив сбросить растущее перед приветственной речью Дамблдора напряжение в свойственном ему стиле — вышибая дух из всех, кто подворачивается ему под руку.

Первому по традиции прилетает Гарри, неосмотрительно снявшему мантию:

— Так-так-так, — ухмыляется Снейп, отворяя ворота. — Как мило с вашей стороны, Поттер, что вы появились, хотя вы, очевидно, решили, что школьная форма будет отвлекать внимание от вашей внешности. — «Жив? Цел? Орел? Как держишься? Возмужал. Хорошо, что жив».

— Я не мог переодеться, у меня не было -, — начинает Гарри, чувствуя, как внутри у него все дрожит от огромного клубка смешанных чувств, однако Снейп прерывает его («Помолчи, мне совершенно не интересно»):

— Нет нужды ждать, Нимфадора, — «Что? Ты настаиваешь, чтобы люди не называли тебя по имени? Как жаль, что преподаватели всегда помнят имена своих бывших студентов». — Поттер в полной — ах — безопасности в моих руках. — «Как это ни противно».

Гарри стискивает зубы и принимает вызывающий вид («Как будто мне очень это надо»). Лицо Снейпа остается непроницаемым — главным образом потому, что он продолжает прикалываться над Тонкс. Тонкс тоже хмурится («Не. Называй… те. Меня. Нимфадорой!»):

— Я отправляла сообщение Хагриду. — «А вам не доверяю».

— Хагрид опоздал на пир по случаю начала учебного года, прямо как Поттер, — «…с кем поведешься… они в этой компании все такие», — поэтому вместо него сообщение принял я. И, между прочим, — продолжает Снейп, отступая немного в сторону, чтобы Гарри мог пройти («Ах, не доверяешь, значит? Ну, держись»), — было интересно увидеть твоего нового Патронуса.

Снейп с грохотом закрывает ворота, касается палочкой цепей на них, и те вновь надежно смыкаются.

— Думаю, тебе было лучше со старым. — «Вот, получай». — Новый выглядит слабо. — «И оборотню своему передай… что ты вообще в нем нашла, между прочим?»

Снейп круто разворачивается, и в свете фонаря, который он несет в руке, Гарри успевает увидеть выражение потрясения и злости на лице Тонкс, прежде чем она скрывается во тьме (парфянская дубинка. С шипами. Отравленная. Это же надо в одной фразе: а) дать по голове Тонкс; б) послать пламенный привет Люпину…).

— Спокойной ночи, — Гарри машет Тонкс рукой. — Спасибо за… все.

— Увидимся, Гарри.

Гарри бежит за Снейпом. Понятия не имею, как ему это удается, но Снейп умудряется ничего не произносить целую минуту. Наверное, размышляет над тем, почему Гарри вежлив со всеми без исключения, кроме него, несчастного Снейпа. Или прикидывает, как проявить заботу, но при этом остаться в излюбленной роли Плохого Следователя.

А может, возмущенно закипает все сильнее с каждым шагом, ибо, пока горячие мальчики бредут в полном молчании, Гарри громко и недвусмысленно принимается думать про Снейпа Всякое.

Начать хотя бы с того, что Гарри Снейпа ненавидит и упорствует в своем мнении, что Сири погиб не в последнюю очередь из-за издевательств над ним со стороны Снейпа. Хотя Гарри подозревает, что его собственной вины в смерти крестного невыносимо много, и именно поэтому все так сложно, ему очень удобно считать, что Снейп виноват всяко больше. Хотя Гарри не знает, что это ложь, ему кажется, что Снейп остается единственным человеком, который радуется смерти Сири, и этого факта Гарри достаточно, чтобы никогда-никогда его не прощать.

Круто. Дамблдор отпускает Снейпа на маленькую пробежку-по-кругу в расслабляющем ночном воздухе, ибо знает, что скоро ему придется вынести не самые радостные минуты. Снейп с радостью этим пользуется (не забывая ворчать, что на него давят и вообще всячески узурпируют, заставляя перерабатывать и заниматься тем, что не входит в его преподавательские обязанности: «У него что, своего декана нет?!»).

Но, одновременно с этим, Дамблдор еще и пытается сделать так, чтобы ослепление Гарри ненавистью к Снейпу, на которую Снейп, между прочим, очень остро реагирует, сколь бы он ни пытался показать обратное, поскорее прошло. Как он, Дамблдор, понимает, что в отношении Гарри к Дурслям уже ничего не изменить и этот узел при жизни Директора развязан не будет, так он же, Дамблдор, понимает, что узел любовного треугольника Снейп-Гарри-Игра еще может благополучно растаять. Всегда мог. Все эти годы. Им столько шансов было дадено…

Но горячие мальчики, да благословят боги их юные души, и в этот раз все портят:

— Пятьдесят очков с Гриффиндора за опоздание, я думаю, — наконец не выдерживает Снейп. — И, дай подумать, еще двадцать за твой магловский наряд в вечер торжественного пира. Знаешь, я не думаю, что какой-либо факультет когда-либо уходил в минус в самом начале семестра — еще даже не приступили к пудингу. Ты, должно быть, установил рекорд, Поттер. — «А вот и нечего так громко думать про меня Всякое. Это тебе еще за окончание прошлого семестра, когда твоя декан не дала снять с тебя баллы. И за то, что меня ненавидишь — теперь ненавидь себе еще больше, на здоровье, мне совершенно все равно. И за то, что заставил меня беспокоиться. И за то, что я не поел из-за тебя. И тебе еще крупно повезет, если мы успеем к пудингу».

В Гарри вскипает ярость, но он изо всех сил держится.

— Полагаю, ты хотел сделать выход, не так ли? — продолжает Снейп. — И, поскольку летающего автомобиля в доступности не оказалось, ты решил, что, если ты ворвешься в Большой Зал в середине пира, это просто обязано будет создать драматический эффект. — «Кстати, кто тебе нос сломал, гаденыш?»

Гарри молчит, чувствуя, что взрывается изнутри («Не скажу, чтоб мне сдохнуть! И сам ты — сам ты..!»). Наверняка Гарри чувствует кое-что еще, и это чувство гораздо сложнее, чем ненависть. Ненависть можно объяснить. Но — и хорошо, что Гарри этого не понимает, а то умер бы от ужаса — ненависть вторична.

Дело в том, что, если начать присматриваться (что подросток отчаянно отказывается делать), то вся плохость Снейпа, заявленная действительно с самой первой встречи Гарри с ним, заключается только в том, что Гарри видит его, как ни странно, своими глазами, а Снейп действительно относится к нему плохо. И после Игры-5 только ежу непонятно, почему.

Однако дело набирает свою сложность в том, что, как отмечала Анна, только в рамках черно-белой наивности дети и те, кто не пожелал избавляться от худших черт детской натуры, считают, что общая плохость человека определяется тем, как данный человек относится лично к ним. Ах если бы. Все в жизни было бы намного проще.

К сожалению, комары, к примеру, регулярно клянутся в любви — кстати, как правило, действительно что-то такое испытывая. Но это не делает их лучше, если рассмотреть их отдельно от их клятв. И обратно: если Снейп не любит Гарри и относится к нему зело необъективно, это совсем не значит, что Снейп плохой. На самом деле он всего лишь обладает тем видом характера, который принято называть тяжелым. И нервами, которые, несомненно, следует назвать тонкими.

И на то есть немаловажные причины. Ну, для начала, многое в его неврастенично-неуравновешенной натуре объясняется обстоятельствами нелегкого детства (забитый ребенок из глубокопроблемной семьи). Залезши в его воспоминания, Гарри, помнится, получил на сей счет достаточно материала для изучения и анализа. Даже более чем достаточно — потому что как бы Гарри ни пытался Снейпа после этого ненавидеть, на самом деле он почти открыто себя именно что со Снейпом и ассоциирует. Да, во всем виновата Окклюменция — когда кто-то столь долгое время ныряет тебе в башку, поневоле начинаешь ощущать какое-то странное родство с ним. А уж если нырнешь в его башку в ответ и увидишь там много похожего…

Обстоятельства юности, проще говоря, худшее воспоминание Снейпа, которое Гарри откопал в Омуте Памяти, опять же, не способствовали душевному равновесию будущего профессора сэра Зельеварения. Кстати, этот эпизод — один из наиболее ярких и виртуозных приемов Роулинг по части взламывания черно-белых схем в молодой и горячей голове Гарри. Собственно, поворот оверштаг сделан был настолько безжалостно и глобально, что без Директора тут просто никак не могло обойтись. Несколько иконообразный Джеймс и его безусловный друг Сири из положительных героев переходят в категорию сильных и жестоких балбесов, которые очень, очень надолго обеспечивают отрицательность, оказывается, не такого уж плохого Снейпа.

С другой стороны, если у Снейпа упорная и невероятно болезненная фиксация на воспоминаниях детства и особенно юности (а ну попробуйте проделать с Джеймсом и Сири то, что они сделали со Снейпом — что будет? Да ничего. Покраснеют, побледнеют, выдавят ухмылки — а уже через неделю будут предельно искренне ржать над случившимся вместе со всеми; да еще и самые смешные шутки станут придумывать на эту тему), которую он не может преодолеть до сих пор, значит, мы имеем дело с человеком нервным, не очень здоровым, обладающим хворым эго и так и не достигшим ни полноценной взрослости, ни полноценного душевного равновесия.

А значит, таким простеньким образом (в результате ночной прогулки во время пира, после долгой разлуки) Снейп и Гарри вряд ли помирятся. Так и продолжат на спор показывать друг другу язык («Дурак!» — «Сам дурак!»). Тут нужно совсем другое и совсем иные методы… Ну, ничего! Это ж Дамблдор, он только разминается!

В общем и целом, ничего нового ни между Гарри и Снейпом, ни в самом Снейпе за лето не происходит. Тщательно, нежнейше и язвительно (как он любит) проанализировав поступки и характер этого человека на протяжении шести лет, я могу уверенно сказать о Снейпе словами старой песенки: «Каким ты был, таким ты и остался!»

Топающий вместе с Гарри к замку Снейп остается все тем же Снейпом (только последние минут десять — еще снейпнее). Он неизменно защищается от мира в целом и от ненависти Гарри в частности, демонстрируя, какой он плохой — и будучи при этом по существу вовсе не плохим человеком. Правда, чтобы добраться до его золотого сердца, нужно выбирать зубило покрупнее и работать очень-очень усердно. Но золото там было, есть и остается, что ж поделать. Наверное, именно оно всю дорогу примешивает к черно-белым чувствам Гарри кучу неожиданных, раздражающих, выбивающих из колеи гамм, не давая подростку только лишь ненавидеть.

Гарри поднимается вместе с ним по каменным ступеням замка и останавливается в холле, успев мимолетом подумать, не набросить ли мантию-невидимку, но -

— Без мантии, — прочитав громкие мысли подростка, шипит Снейп. — Ты сможешь войти так, чтобы все тебя увидели, чего тебе и хотелось, я уверен.

Гарри несется в Большой Зал (побыстрее бы подальше от Снейпа) и успевает найти Рона и Гермиону до того, как студенты начинают вставать с мест, чтобы лучше его рассмотреть. Наверняка, воспользовавшись тем, что все смотрят в сторону Гарри, Снейп самодовольной тенькой проскальзывает на свое место за преподавательским столом по правую руку от Дамблдора, никем не замеченный, склоняется к Директору и отчитывается по ситуации в двух словах.

Пока друзья вводят Гарри в курс дела (и Гермиона милостиво убирает кровь с его лица), а Гарри многозначительно отказывается сообщать им, где он был и что произошло (ибо ведь уши кругом, мать честная!), к трио медленно подлетает Почти Безголовый Ник. Очевидно, Директор намеревается послушать, точно ли Гарри прилетело от Малфоя и что Гарри узнал у Драко в купе. Однако пять Игр не прошли даром, и вскоре трио уже болтает о гораздо менее значительных вещах, успешно конспирируясь.

— Снейп сказал, Хагрид опоздал на пир.

— Ты видел Снейпа? Как вышло?

— Налетел на него.

— Хагрид опоздал лишь на пару минут. Смотри, он машет тебе, Гарри.

Хагрид и впрямь радостно машет другу из-за преподавательского стола. Гарри ухмыляется и машет в ответ. Сидящая рядом с Хагридом Макгонагалл награждает его неодобрительным взглядом. Гарри с удивлением замечает за столом преподавателей пытающуюся, видимо, социализироваться, дабы набрать очки в глазах Дамблдора (либо просто решившую спуститься за закуской), Трелони, которая обычно крайне редко покидает Северную башню.

Малфой за столом слизеринцев изображает разбивание кому-то носа под общий гогот и аплодисменты — Гарри поспешно отворачивается, чувствуя, как сгорает от желания разбить ему все на свете в честном бою… Все остальные, кто находится в Большом Зале, включая нового преподавателя и первокурсников, выглядят довольно-таки живыми и здоровыми, за исключением, как всегда, привидений.

Вставив пару фраз про то, что привидения спрашивают его об Избранности Гарри, а также про то, что Гарри всегда может ему доверять, Ник, видимо, решив, что ловить ему нечего, а Драко и так красочно рассказывает, что произошло с Гарри, удаляется от трио, якобы обидевшись на очередную остроту Рона.

В этот миг на ноги поднимается Дамблдор.

Нет, не так.

В тот самый миг, когда Ник понимает, что ловить ему нечего, и летит прочь от деток, из-за преподавательского стола на ноги Величаво Поднимается Дамблдор, и Большой Зал мгновенно затихает.

Ибо нет в мире силы, которая могла бы помешать Директору величаво подняться со своего места. Он умеет подниматься. Люди, перед которыми он однажды поднимался, еще долго потом приходили в себя.

— Самого лучшего вечера вам! — провозглашает Директор, широко разведя руки так, словно хочет обнять весь Зал.

— Что случилось с его рукой? — выдыхает Гермиона. И она не одна, кто заметил почерневшую руку Дамблдора и теперь выдыхает и шепчется.

Директор в ответ улыбается и прикрывает раненую руку пурпурно-золотым рукавом.

— Не о чем беспокоиться, — беззаботно произносит он. — Итак… нашим новым студентам — добро пожаловать; нашим старым ученикам — добро пожаловать обратно! Еще один год…

А теперь разберем вдумчиво этот незначительный эпизод.

Я уже отмечала, что Гермиона сталкивалась с Директором летом. Однако, судя по тому, как она реагирует, руку Директора она не видела. Похоже, чтобы не травмировать девушку (и чтобы слишком ушлый ребенок не начал рыть преждевременно, пытаясь найти причины ранения), Дамблдор руку тщательно прятал. Вопрос: не мог бы Дамблдор так же тщательно спрятать руку сейчас? А то тут не только девушки имеются, но еще и впечатлительные первокурсники — им вредно таковое наблюдать.

Ответ: мог бы. Так почему не спрятал?

Запамятовал! дедушка-то старенький! вон как улыбается сам себе, мол, ой, дурак — забыл! — вскричат души наивные и прекрасно-милые в этой своей наивности.

А вот я скажу: шиш там. Мог он спрятать руку и ни капли об этом не забыл. Получается, не просто не прятал специально, а еще и показал так, чтобы Все Увидели. Ну, и для кого тогда показывал?

Иного ответа (укладывавшегося бы в рамки здравого смысла) я не виду: для Малфоя. «Драко, видишь, мой мальчик? Точно видишь? Я стар и немощен, память дырявая, реакции мои теперь гораздо медленнее, чем раньше, и все такое. Дерзай, убивай меня, опасаться нечего. Удачи во всех начинаниях», — посыл примерно таков. А улыбается Директор, ибо все попались. Включая Драко.

Однако возникает небольшое осложнение — причем тут же:

— Его рука была такой, когда я видел его летом, — говорит Гарри. — Но я думал, он залечил ее к этому моменту. Или мадам Помфри.

— Выглядит так, будто она мертва, — Гермиону, судя по виду, немного подташнивает. — Но есть раны, которые нельзя вылечить… старые проклятья… и есть яды, к которым нет антидотов…

Упс. А ведь Гермиона невероятно близка, и процесс пошел, причем обычно таковой процесс необратим. Однако больше Гермиона, вопреки разумному и всем своим привычкам, к данной теме обращаться не станет. Следует ли понимать, что от перерывания библиотеку спас какой-нибудь недвусмысленный намек Дамблдора своему юному Игроку? Или же библиотека была перерыта, но там — совершенно случайно, разумеется — не оказалось ни единой нужной книжки, которая смогла бы пролить свет на эту руку?

Тем временем, быстренько сообщив, что Филч запрещает в школе всю продукцию магазина «Всевозможные Волшебные Вредилки» (бгг; знаете, а ведь у Филча с близнецами Уизли любовь — почти такая же горячая, продолжительная и взаимная, как у Тома с Дамблдором), а также про отборы в команды по квиддичу, Директор переходит к Главной Сенсации Вечера.

(«Только можно побыстрее, Дамблдор? Не затягивайте свои обычные витиеватости». — «Как скажете, мой мальчик, как скажете. Не беспокойтесь…» — «Я абсолютно и полностью спокоен! Я спокоен, как -» — «Как мертвый Директор?» — «Альбус!!»)

— Мы рады приветствовать нового сотрудника в этом году. Профессор Слизнорт, — Слизнорт поднимается в знак приветствия, — мой бывший коллега, который согласился возобновить работу на своем старом посту преподавателя Зельеварения.

— Зельеварения? — доносится отовсюду.

— Зельеварения? — Рон и Гермиона поворачиваются к Гарри. — Но ты сказал -

Дамблдор повышает голос («Быстрее, Директор! Не тяните!» — «Сейчас, сейчас, мой дорогой»):

— Между тем, профессор Снейп примет на себя обязанности преподавателя Защиты от Темных Сил.

— Нет! — говорит Гарри так громко, что многие головы оборачиваются в его сторону, однако парень не обращает внимания, в гневе буравя глазами то Дамблдора, то Снейпа.

Снейп всем своим видом напоминает взведенный капкан. Он не поднимается с места и лишь лениво взмахивает рукой в ответ на аплодисменты со стороны слизеринского стола.

Гарри приходит к яростному мнению, что Снейп еще смеет выглядеть, как триумфатор.

— Но, Гарри, ты же сказал, что Слизнорт будет преподавать Защиту от Темных Сил! — шепчет Гермиона.

— Я думал, что так! — восклицает Гарри, тщетно пытаясь припомнить, когда именно Дамблдор говорил о должности Слизнорта.

Собственно: та-дам! Вот и обещанный сюрприз Директора.

Ах, есть многое на свете, о чем нам позабыли рассказать…

Гарри всерьез подозревает Директора в острейшей форме старческого слабоумия — как мог Снейп получить пост, если Дамблдор, это было известно годами, не доверял ему эту должность?!

— Ну, есть одна хорошая вещь, — мстительно произносит Гарри, злясь от того, что он понимает, что чего-то не понимает, но не понимает, чего именно. — Снейпа не будет к концу года.

— Что ты имеешь ввиду? — уточняет Рон.

— Должность проклята. Никто не продержался больше года… Квиррелл вообще умер на ней. Лично я буду держать пальцы скрещенными — может, еще кто умрет…

— Гарри! — пораженно восклицает Гермиона.

— Он может просто вернуться к преподаванию Зелий в конце года, — рассудительно замечает Рон, и его интуиция вновь его почти не подводит. — Этот чувак Слизнорт может не захотеть остаться надолго, как Грюм.

Дамблдор прочищает горло. Шум в Зале мгновенно стихает, и Директор продолжает свою речь, очевидно, совершенно не понимая, какую убийственную сенсацию он только что изрек.