Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

На следующий день, 16 октября, первым уроком у курса Гарри стоит Травология. Опасаясь быть подслушанным, Гарри вкратце рассказывает друзьям о втором занятии с Дамблдором.

— Я думаю, это очень интересно, — живо говорит Гермиона. — Это имеет абсолютный смысл — знать так много о Волан-де-Морте, как только можно. Как еще ты найдешь его слабое место?

Ах, спасибо за высокую оценку, человек, который, гадая, что в себя будут включать уроки Директора, первым делом предположил, что Гарри будет учиться сложным оборонительным заклинаниям.

Отмечу: по моим подозрениям, именно с этого момента Гермиона, которая до того с переменным успехом все-таки как-никак загоралась идеей Бега-по-Кругу под лозунгом «А Давайте Узнаем, Что Задумал Малфой!», вдруг резко дает задний ход, очевидно, увидев линию Игры Года Дамблдора и твердо решив, что Малфой в нее слабо вписывается, а значит, и Гарри к ней лучше не подпускать.

Частично такое решение, конечно, правильно, ибо Гарри нельзя подпускать слишком близко, и частично оно продиктовано рациональным анализом, к которому прибегла Юный Игрок. Но лишь частично. Ибо именно в этот день всем вдруг резко становится не только не до Малфоя, но и, что хуже, не до самой Игры.

А начинается все с вопроса Гарри, как прошел последний вечер у Слизнорта. Лучше бы парень его не задавал, право слово. Решив проявить любезность к Гермионе, подросток нечаянно прокладывает дорожку к началу огромной гормональной бури в стакане.

Без единой задней мысли Гермиона жалуется на очевидное приятие Слизнорта в адрес Маклаггена, который весь такой с крутыми связями, хвалит еду и делится с Гарри, что Слизнорт пригласил на вечеринку Гвеног Джонс, капитана «Холихедских Гарпий». Рон немедленно исходит целым потоком ядовитой зависти. И надо же Гермионе продолжить тему и рассказать, что Слизнорт устраивает Рождественскую вечеринку! С самого сентября жутко задетый вопиющим невниманием Слизнорта к своей особе, Рон не выдерживает и извергает целый поток сарказма, в ходе которого успевает объявить Гермиону и Маклаггена королевой и королем Клуба Слизней.

Вернувшись из вояжа по теплице за стручком одного убийственного растения, который нечаянно улетел прямо в голову Стебль, Гарри застает своих друзей за следующим разговором:

— Нам можно пригласить гостей, — Гермиона покрывается румянцем. — Я хотела пригласить тебя, но, если ты думаешь, что это глупо, не буду заморачиваться.

Гарри в срочном порядке проявляет чрезмерную заинтересованность к стручку.

— Ты хотела позвать меня? — совершенно другим тоном спрашивает Рон.

— Да, — в злости отвечает Гермиона. — Но, конечно, если ты думаешь, что я лучше бы пошла с Маклаггеном…

— Нет, я так не думаю, — через паузу отвечает Рон совсем уж тихо.

Гарри вдруг осознает, что в первый раз недостаточно внимательно осмотрел стручок. Он бьет по нему мастерком в надежде расколоть и выполнить задание Стебль, но промахивается и разбивает тазик. Странные чары вокруг Рона и Гермионы мгновенно рассеиваются. Они бросаются другу на помощь.

Гарри сохраняет настороженность последующие несколько дней. Его можно понять — каково ему думать, что случится, если все это завертится еще круче? Гарри и Чжоу после расставания даже смотреть друг на друга не могут. Что он будет делать, если все это приведет к тому, что Гермиона и Рон вообще возненавидят друг друга? Выдержит ли их дружба расставание кого-то с кем-то?

Голова Гарри начинает ходить кругом, однако, сколько он ни присматривается, ни Гермиона, ни Рон больше не ведут себя как-то необычно — разве только разговаривают друг с другом чуточку вежливее. А потому Гарри остается лишь гадать, не пригласила ли Гермиона Рона просто из дружеской солидарности, и как эти двое поведут себя на вечеринке под воздействием Сливочного пива и скудно освещенных комнат Слизнорта. А до той поры Гарри твердо решает, что некоторым вещам удивляться не стоит, ибо так будет полезнее для здоровья. Тем более, у него и без того проблемы.

Например, пустующее место охотника в команде, ибо Кэти так и не возвращают из Мунго. Не желая устраивать кровавые отборочные вновь, Гарри потихоньку подходит к Дину Томасу. Разумеется, новость о том, что Гарри выбрал в команду уже двоих своих однокурсников, вызывает бурю недовольства со стороны подавляющего числа гриффиндорцев. Но тут Гарри, конечно, проявляет себя во всей красе (без шуток), просто игнорируя все перешептывания. Многочисленные бойкоты, которым парень подвергался в прошлые годы, кажутся ему гораздо хуже.

Подросток знает: если команда выиграет Слизерин в первом матче сезона, каждый гриффиндорец станет клясться, что всегда знал, что Гарри — первоклассный капитан. Если же команда проиграет… что ж, иронично и горько думает парень, которым я действительно горжусь в этом моменте, ему случалось слышать в свой адрес вещи и похуже. Люди такие… люди, право слово. Они молотят языками все время.

Однако проблемой в команде становятся вовсе не Дин, прекрасно сработавшийся с Джинни и Демельзой, не загонщики Кут и Пикс, которые тренируются все лучше и лучше, а Рон и его нервы.

На первой же тренировке с Дином в составе Рон умудряется пропустить шесть голов (почти все — от Джинни) и кончает тем, что заезжает Демельзе в нос. Пока Гарри чинит ей повреждения, он выговаривает Джинни за то, что она назвала Рона придурком — и еле удерживает себя от смеха, когда получает в ответ: «Ну, ты, кажется, слишком занят, чтобы назвать его придурком, и я подумала, кто-то должен…». Впрочем, после худшей за всю историю капитанствования Гарри тренировки парень остается с другом и даже вставляет много воодушевляющих фраз в поток самобичевания Рона.

Однако потом случается Странное. В одном из секретных проходов друзья случайно натыкаются на целующихся Дина и Джинни. Рон, совершенно слетев с катушек, едва не называет сестру очень некрасивым словом на букву Ш. Дин потихоньку сваливает подальше от скандала (я уже отмечала, что отличительная черта студентов факультета Гриффиндор — храбрость?). Джинни, которую и до того, мягко говоря, выбешивала зависть Рона и его привычка жаловаться близнецам на то, сколько парней у сестры поменялось за год, свирепеет и принимается бить в самое больное — в то, что Рон неудачник в плане романтических отношений с девушками, если, конечно, не включать в это понятие его тетушку Мюриэль, имеющую привычку расцеловывать его в обе щеки при каждой встрече.

А потом Джинни, в которую Рон едва не попадает заклинанием, начинает плакать от обиды:

— Гарри целовался с Чжоу! А Гермиона целовалась с Виктором Крамом, это только ты ведешь себя так, будто это что-то противное, а все потому, что у тебя опыта, как у двенадцатилетнего!

Джинни уходит. Появившись из-за угла, миссис Норрис заставляет Гарри и Рона поскорее побежать в сторону гостиной. На седьмом этаже Рон в злости вопит: «Эй! Свали с дороги!» — на маленькую девочку, которая со страху роняет огромную бутылку жабьей икры. По пути в спальню Рон мрачно спрашивает у Гарри: «Думаешь, Гермиона в самом деле целовала Крама?» — и больше ничего не говорит. А дальнейшие сутки Рон не только демонстративно не замечает Джинни и Дина, но и всячески издевается над Гермионой, которая никак не может взять в толк, что случилось, и в итоге отправляется в спальню девушек в крайне расстроенных чувствах.

Агрессия Рона никуда не девается и во все последующие дни. Он полностью проваливает все тренировки, едва не доводит Демельзу до слез, чуть не дерется с бросившимся ее защищать Пиксом и только благодаря распустившему людей с тренировки Гарри избегает Летуче-мышиного сглаза от Джинни.

Сам Гарри пребывает в не менее разобранном состоянии. Ибо поцелуй Дина и Джинни, свидетелем которого он стал, будит в нем внезапную и дикую ревность, с которой парень бросается в отчаянную борьбу — потому что он видит реакцию Рона на Дина и твердо решает, что ни за что на свете не рискнет дружбой с Роном. Гарри никому ничего не говорит и в молчаливом мучении старается запихать свои чувства к Джинни подальше — как можно дальше, в особенности от Рона.

Но Рон ослеплен своими обидами и комплексами. Его отвратительное поведение, внезапная замкнутость Гарри, который начинает посвящать все свои ночи размышлениям в стиле: «Она сестра Рона. Это запретная тема» (интересно, откуда такой воистину гениальный вывод?) и стремление Гермионы избегать компании парней, чтобы не нарваться на очередную порцию приятностей от Рона, разбалтывают команду до непозволительного состояния.

Первый матч сезона приближается в отвратительной нервотрепке. К огромной чести Рона, когда Гарри затеивает с ним Очень Мужской Разговор после последней тренировки, Рон произносит самые замечательные слова на свете: «Я знаю, у тебя нет времени найти другого вратаря, поэтому я сыграю завтра, но, если мы проиграем, а мы проиграем, я ухожу из команды».

Ибо надо понимать, в чем дело. У всех детишек накопились друг к другу претензии. Рон ревнует Гермиону к Краму; Гарри чувствует себя виноватым перед Роном из-за Джинни и неудобно — из-за отношений лучшего друга с лучшей подругой; Гермиона злится на Рона и обижается на Гарри за отсутствие достаточной поддержки… сумасшедший дом. Все хороши, ничего не скажешь. Каждый показывает себя во всей красе.

Но вся штука в том, что, несмотря на все это и тысячи иных нюансов, никто — никто — из трио не желает жертвовать дружбой. Никто и никогда.

Может быть, жизнь чего-то Гарри не дала, отобрав у него Джеймса и Лили. Но она подарила Гарри самых верных в мире друзей.

И какие-никакие, пусть даже, согласно характеристикам людей типа Снейпа, посредственные, умственные способности — которые в ночь на 3 ноября, аккурат перед первым матчем сезона, Гарри и использует на полную катушку. У парня рождается идея, как спасти матч — а заодно, возможно, на волне победы примерить всех со всеми.

Всего-то и нужно сделать вид, что Гарри капает в сок Рона немножко Феликса — да так, чтобы Гермиона обязательно заметила и начала скандал. А потом до Рона внезапно дойдет: боже, какая удача, Вэйзи, самый лучший охотник Слизерина, не может играть из-за травмы, полученной на последней тренировке, а Малфоя, который заболел, подменяет тщедушный Харпер! И вот уже Рон в полном восторге и шоке страстно шепчет Гарри:

— Мой напиток… мой тыквенный сок… ты не..?

А Гарри остается только поднять брови и, копируя Дамблдора, загадочно посоветовать ему побыстрее переодеваться в форму. Все. Рон не пропускает ни единого мяча. Потому что мы сами творим свою реальность.

Правда, Гарри немного мешкается со снитчем, и Харпер вырывается вперед, но Гарри в отчаянии вопит: «Эй, Харпер! Сколько Малфой заплатил тебе за выход вместо него?» — и идиот оборачивается, дав Гарри возможность вцепиться в снитч.

И все бы хорошо (Гарри даже под вполне невинным предлогом удается заключить Джинни в объятья — впрочем, он быстро отпускает девушку, избегая ее взгляда), если бы Рону не ударило в голову резко возросшее самомнение.

Ибо, когда Гермиона приходит в раздевалку выговаривать друзьям за жульничество (совесть команды не дремлет), Гарри демонстрирует ей и Рону надежно закупоренный пробкой полный фиал золотого зелья, а также первый в своем исполнении случай, когда психология оказывается в 200 раз эффективнее магии (и заметьте: ни капли лжи Гарри на свет не производит в ходе своей маленькой манипуляции; Дамблдор, небось, очень бы гордился), Рон принимается не благодарить несчастную девушку за заботу, а издеваться над ней: «Ты добавил Феликс Фелицис в сок Рона этим утром, вот почему он брал все годы! Видишь! Я могу брать голы и без помощи, Гермиона!» — и проносится мимо нее к выходу.

Кажется, хуже быть не может ничего. Однако у чего-то таки получается.

Жалея доказать всем… доказать всем все! — Рон с готовностью принимает оказывавшую ему различные знаки внимания с самого сентября Лаванду и начинает, как метко выражается Джинни, «поедать ее лицо» прямо в середине гостиной на праздничной вечеринке.

Гарри отворачивается, поняв, что в ближайшее время его друг вряд ли освободится — но с ужасом видит, как знакомая грива каштановых волос исчезает за портретом Полной Дамы. Гарри бросается следом.

Он находит Гермиону в первой же незапертой классной комнате. Она сидит на преподавательском столе в одиночестве. Над ее головой кружат желтые птички, которых детишек учили колдовать на Трансфигурации. Гарри не знает, что ей сказать. Пока она вслух размышляет над тем, как хорошо Рон проводит время, Гарри с ужасом отмечает, что она почти плачет. Положение, кажется, уже хуже некуда.

Но внезапно дверь распахивается, и в класс врываются хихикающие Рон и Лаванда, стремительно сделав положение еще хуже.

— Упс! — изрекает девушка и выбегает из класса.

Наступает ужаснейшая пауза. Рон с бравадой и в смущении, избегая прямого взгляда Гермионы, приветствует Гарри. Очень медленно Гермиона подходит к двери, по пути изрекая: «Ты не должен оставлять Лаванду ждать снаружи. Она удивится, куда ты пропал». Рон в облегчении выдыхает. Но -

— Оппуньо! — диким голосом вопит Гермиона, направляя палочку на Рона.

Птички бросаются вперед, покрывая Рона глубокими царапинами от когтей и клювов и осыпая его ласковым ливнем из желтых перьев. Рон вопит, стараясь защитить лицо.

С выражением мстительной ярости на лице Гермиона скрывается за дверью, громко всхлипывая.

А Гарри, наверное, еще долго пытается спасти Рона от взбешенных птичек, попутно точно на всю жизнь запомнив простой и убедительный, как летящий в голову огромный топор, урок: Никогда Не Надо Злить Гермиону Грейнджер. (Пожалуйста.)