Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

После того, как Гарри, в точности следуя инструкциям Принца, запихивает безоар Рону в глотку, и дыхание Рона становится больше похожим на человеческое, а сам Рон обмякает и перестает дрыгаться, случается всеобщий аларм.

Слизнорт бежит за помощью, откликнувшиеся Макгонагалл и Помфри приносят Рона в больничное крыло, а заодно вызывают Дамблдора. Вместе с дамами Директор слушает версию произошедшего от Гарри, удостоверяется, что с Роном все будет в порядке, и уходит восвояси. Потом к больничному крылу прилетают Джинни и Гермиона, чье лицо белее, чем борода Директора, и Гарри вновь приходится рассказывать, что случилось. До самого вечера детишки втроем болтаются под дверьми больничного крыла, пережевывая версии случившегося (Гермиона, сцепив челюсти, молча смотрит в пространство перепуганными глазами).

Мистер и миссис Уизли прибывают в замок в 7 вечера, смотрят на Рона и оказываются депортированы в кабинет Директора, где что-то делают целый час с небольшим. В 8 вечера детишек наконец пускают в палату, где единственным пациентом оказывается Рон, без сознания валяющийся на больничной койке, являя собой живое воплощение фразы «лучше мертвецки пьяный, чем просто мертвый». В десять минут девятого в палате появляются Фред и Джордж, которые якобы оказались неподалеку в Хогсмиде, возжелав купить «Зонко», а заодно и вручить Рону подарок.

Поведение всех участников аларма, вынуждена отметить, вызывает у меня массу вопросов.

Во-первых, почему Слизнорт бежит за помощью? Для ускорения процесса спасания Рона он мог бы воспользоваться камином или даже Патронусом. Нет, оно понятно, что перепуганный старичок, видать, забыл, что он волшебник, ну а если серьезно?

Судя по всему, Слизнорту необходимо было выйти из области действия Большого Уха Гарри, дабы кому-то передать что-то, связанное с Игрой, но непосредственно не связанное с отравлением Рона (будь оно связано с отравлением, Слизнорт мог бы и Гарри послать за помощью, раз уж он принципиально решил не пользоваться магическими видами связи).

Ведь взглянем на то, кого Слизнорт с собой приводит: декана Рона Макгонагалл и медсестру мадам Помфри. Дам, в разной степени осведомленных об Игре. Кто блещет своим поразительным отсутствием, так это Снейп, который с раннего утра занимает позицию не в своем кабинете в подземельях, а почему-то в своем классе Защиты тремя этажами выше (Гарри мельком видит его на Карте Мародеров перед тем, как имеет несчастье поторопить Рона на завтрак).

Это вдвойне удивительно, если вспомнить, что ожерелье, отправившее в больницу Кэти, было немедленно послано тому же Снейпу той же Макгонагалл. Как хотите, а отравление — это тем более его сфера. Однако Снейпа никто не приглашает (представить себе, что Снейп сам отказывается спасать чью-то жизнь, тем более, жизнь кого-то из друзей Гарри, я просто не в состоянии). Полагаю, сразу по двум причинам: с Роном управится и мадам Помфри, опасности нет; Снейп нужен где-то в другом месте. Например, где-то рядом с Малфоем. И уж точно подальше от Гарри, ибо о нем Гарри предстоит узнать решительно без него.

Таким образом, полагаю, убежав за помощью, Слизнорт кратко посвящает Макгонагалл во все нюансы дела («Минерва, дорогая, если вы намереваетесь кого-нибудь бить, бейте Дамблдора, это его идея!»), дает Снейпу команду держаться подальше от Гарри («Мне, конечно, все равно, но вдруг этот недотепа Уизли пострадал серьезнее, чем мы думаем? Я имею ввиду, это же Поттер… в общем, дело ваше, Гораций, мне Решительно Все Равно, но чисто случайно у меня имеется триста девяносто четыре восстанавливающих зелья сильного действия, сваренных только вчера, можете обращаться, хоть я и категорически против этого». — «Благодарю вас, Северус, мальчик мой -» — «Не стоит, Гораций, меня заставил Дамблдор». — «Вы так трогательно переживаете -» — «Мне Все Равно!» — «Да-да, не беспокойтесь, с мальчиком все будет в порядке -» — «Не мое дело!!» — «Ах, Северус…») и поближе к Драко, а заодно и вызывает Директора.

Директор спускается сразу в больничное крыло, некоторое время находится с Роном и дамами, а затем уходит. После него исчезает Макгонагалл, зато появляются ребята. Поразительное дело — ни Директор, ни Макгонагалл, должным образом (так, что Гермиона побелела на пару часов) поставившая детишек в известность об аларме, не сообщают подросткам, как там Рон.

Мадам Помфри за весь день не получает приказа сжалиться над друзьями больного пораньше и пускает их в больничное крыло аж поздним вечером. Это при том, что сама мадам Помфри уверяет, что с Роном все будет нормально, ему просто надо полежать недельку в больничном крыле и попить настойку руты (а Кэти вот неделькой не отделалась… но это так, к слову о стиле Малфоя; я имею ввиду, неподправленном стиле Малфоя).

Так за каким лешим тогда ребят нужно было так долго томить в неведении под дверью? Я имею ввиду, мадам Помфри явно обошлась без хирургического вмешательства и с ходу определила, что Рон в порядке, будет еще лучше, а пока просто дрыхнет.

Ответ кроется не где-нибудь, а в реакции Гермионы, каковая являет собой именно то, что нужно Дамблдору — страх. Жуткий страх за жизнь близкого друга. Да, кажется, в течение всех этих часов, проведенных под дверью больничного крыла, Гермиона наконец начинает что-то понимать. Очень хорошо. Пусть Рон полежит в больнице еще недельку («Нет-нет, нельзя, нельзя никого пускать, мы опасаемся, что вы пронесете Василиска в палату в кармане мантии!» — ага) — глядишь, что-нибудь разумное, доброе, вечное из этого выйдет. Мимоходом в дружный переживательный процесс втянута Джинни, что, между прочим, только способствует продуктивному формированию чувств между Гарри и ней. Аве Дамблдор.

Однако что здесь делают близнецы, которые прибывают одновременно и поздно, и вовремя? Если они явились в Хогсмид, чтобы купить «Зонко», они явно сделали это не в 8 часов вечера. Кроме того, как говорит Джордж, они были «в Хогсмиде, ожидая, когда можно будет вручить подарок» и «удивить его», то бишь Рона — то есть следует понимать, что они планировали выпрыгнуть на ребят откуда-нибудь из-под стойки «Трех Метел» с диким поздравительным воплем и парочкой фейерверков в придачу. Опять же, вряд ли они провели в Хогсмиде весь день, ожидая, когда же Рон с друзьями все-таки появится.

Кроме того, как так вышло, что они откуда-то узнали, что выходной в Хогсмиде был намечен на 1 марта, но при этом не получили информацию о том, что поход в деревню 1 марта отменен? Или все-таки получили и планировали совершить набег непосредственно на школу? Фред на эту тему высказывается крайне неопределенно: «Мы думали купить «Зонко». Ну, знаете, филиал в Хогсмиде, но очень много золота это нам принесет, если вам всем больше не разрешают выходные в деревне, чтобы покупать наш продукт…».

В любом случае, близнецы явно толкутся в Хогсмиде не вечером, а прямо с утра или — в самом крайнем случае — с обеда, однако оказываются в больничном крыле аж через десять минут после того, как туда пускают Гарри и Ко. То есть получают новость о том, что случилось с их младшим братом, около восьми. Вероятно, от родителей, часом ранее примчавшихся в школу.

Но родители — это понятно, однако зачем тут близнецы? Билла же в Хогвартс во имя единения семьи не потащили. И, раз уж на то пошло, пойти покупать «Зонко» можно было тысячу раз и до 1 марта.

Я полагаю, к 1 марта близнецы располагают не только необходимой для покупки суммой и желанием совместить полезное (выкуп магазина) с приятным (поздравить брата), но и неким разрешением прибрать «Зонко» к рукам. Ведь в первый поход Гарри и Ко в Хогсмид в этом году ребята обнаруживают, что витрина магазина заколочена. Понятия не имею, ушел ли хозяин сам или его ушли, но, чтобы что-то купить, надо однозначно с кем-то договориться о покупке. И мне очень сложно удержаться от соблазна приписать в эту сделку Дамблдора, для которого Хогсмид — почти что Хогвартс (со всеми вытекающими бонусами). Но допустим, допустим…

От присутствия близнецов в замке имеется сразу несколько выгод. Во-первых, серьезная моральная поддержка исстрадавшейся Молли и перепуганной Джинни. Во-вторых, неплохие уши Артура и, следовательно, Директора — ведь именно Фред и Джордж начинают разговор о произошедшем, что провоцирует и Гарри, и всю команду (включая впервые за вечер открывшую рот Гермиону) рассуждать на предмет того, кому это отравление выгодно и чьей именно смертью. Я имею ввиду, Директору по-прежнему необходимо знать, что Гарри думает, о чем догадывается и чего категорически не понимает.

Ну, и, в-третьих, если, к примеру, кому-нибудь нужно пронести что-нибудь в школу, то лучшего способа и не найти — мало того, что Близнецы Уизли, так еще и Близнецы Уизли, Спешащие К Отравленному Брату. Вряд ли Филч станет тыкать детекторами в тех, у кого есть личное разрешение Директора на вход в замок по случаю ЧП. Очень много товара можно толкнуть студентам под этот шумок, если вдуматься. Порошочек какой-нибудь… мгновенной тьмы, например…

То, что вход близнецов в школу разрешен лично Директором, понятно железобетонно — ведь именно у него в кабинете мистер и миссис Уизли вспоминают про толкущихся рядом Фреда и Джорджа. Интересно то, что чета Уизли тоже прибывает подозрительно поздно. Нет, оно, конечно, понятно, что Дамблдор всего лишь хотел обезопасить мадам Помфри, героически боровшуюся за жизнь Рона после того, как он уже проглотил безоар, с самого утра, от слез Молли, но все-таки? Что, Директор решил дождаться, пока мистер Уизли завершит рабочий день?

Я полагаю, что ни Молли, ни Артур, ни, соответственно, близнецы, ни о каком аларме не знают до самого вечера именно потому, что Директор весь день концентрирует последствия ЧП именно на команде Гарри — дает время всем ребяткам немного свериться с ориентирами и ценностями и поставить мозги на место.

Следует согласиться, что громкие причитания миссис Уизли и шутки близнецов, которые физически не смогли бы просидеть с траурными лицами весь день (тем более, когда Рон бы начал сладко похрапывать), сильно отвлекали бы от этого процесса.

Однако сказать родителям об отравлении их сына надо. Потому Директор, потихоньку закругляясь с воспитательным садизмом для команды Гарри, вызывает Молли и Артура к себе вечером. Начало их визита в Хогвартс понятно — оба залетают в больничное крыло, чтобы сразу увидеть, что с их сыном все хорошо (быстрое снятие стресса — прямо как с Джинни 4 года назад). Но вот потом… потом они зачем-то целый час с хвостиком торчат в кабинете у Дамблдора. И это очень любопытный нюанс.

Что можно делать в кабинете Директора целый час? Обсуждать, кому выгодно убийство и кто был истинной целью? Но это вариант для детишек, а люди взрослые и деловые подобным вещам скорее предпочтут действия — скорые и решительные. Действий, однако, как видим, никаких не следует. И это не может не вызвать ряд вопросов у умного, сдержанного, рассудительного Артура, много лет знакомого с Дамблдором (положим, Молли пока не в состоянии мыслить рационально). Тем более, если в кабинете находится еще и Макгонагалл — что вообще-то логично, ибо декан Рона и одновременно подруга Молли (кто-то же должен ее успокаивать — не поручать же такое ответственное дело этим сухарям-мужчинам).

Итак, вопросы, которые неизбежно возникают в первую очередь: Почему Вы Не Позвали Нас Сразу, Как Только ЧП Случилось, Дамблдор (?!); как медовуха попала в Вашу Школу, Директор (??); как вышло, что Вы не обнаружили отравленную медовуху, Дамблдор (??); как вышло, что яд не распознал один из ваших лучших зельеваров (?!); почему вы не предпринимаете никаких мер, чтобы найти и покарать отправителя немедленно (??), и так далее.

Любой из этих вопросов неизбежно влечет за собой целую серию «очевидно, так» от несчастного Директора. Несчастного — поскольку на Макгонагалл Директорские «очевидно, так» не действуют.

О, я уверена, что тот час с небольшим, что супруги Уизли проводят у него в кабинете, был потрачен Дамблдором на то, чтобы честно (не дожидаясь, пока его припрут к стенке его же сотруднички) признаться, что и по какой причине произошло с Роном.

Ну, или, по крайней мере, максимально тактично дать понять Артуру, что отравленная медовуха предназначалась ему, Директору, он, Директор, о ней, разумеется, знал, подошел к этому факту с самой оптимистической стороны, хорошенько поразмыслив над тем, как бы не умереть раньше времени, и решил использовать все обстоятельства на пользу делу, устроив Тщательно И Абсолютно Безопасное ЧП, в результате которого никто практически не пострадал, а те два зуба и так надо было удалять Рон в последнее время вел себя хуже трех упрямых ослов, двух упертых баранов и одного взревновавшего Снейпа был немного наказан за неподобающее гриффиндорцу поведение.

(-Так это вы устроили?! — вскакивает мистер Уизли.

— Поверьте, Артур, хотел бы я и дальше поддерживать вас в приятном заблуждении, что все это — чистая случайность, — Дамблдор разводит руками и косится на багровеющую Макгонагалл, — но мне придется сознаться. Кстати, Гарри сработал блестяще. Но, само собой, Гораций страховал всю операцию от первой до последней секунды.

— Допустим, — шмыгает носом миссис Уизли, — но нельзя же вот так сбрасывать людей на пол. Ронни мог сильно удариться — это вы предусмотрели?

— Что? — Дамблдор с самым невинным видом выгибает густые брови. — Этот пол все-таки предательски оставался там? Я же велел его убрать!

В скрипе зубов Макгонагалл отчетливо слышится: «Задушу-собственными-руками!»)

Впрочем, не стану уверять, что произошедшее с Роном для четы Уизли было полнейшей неожиданностью — вспомним, как необъяснимо сильно рыдает миссис Уизли, расставаясь с Гарри и Ко в конце рождественских каникул. О чем-то подобном взрослым Уизли усиленно намекалось ранее, а потому 1 марта Молли, конечно, жутко переживает (как любая нормальная мать), но не так жутко, как могла бы (как любая, предупрежденная Директором, гарантировавшем безопасность ее сына, мать).

Кстати, мимоходом замечу еще один факт в пользу Игры: обычно так удобно отсутствующий во время всяких ЧП (Кэти — Тонкс — похождение Гарри за воспоминаниями Слизнорта — и все это только в одном этом году) Дамблдор на этот раз самым удивительнейшим образом оказывается на месте. Правильно. Ибо надо ж немедленно успокоить Молли и о-многом-догадывающегося-Артура да и в целом всю ситуацию с Роном проконтролировать.

Тем временем детишки в больничном крыле принимаются за обсуждение того, кому и кого хотелось отравить. Версий несколько: глупая (Слизнорту — Рона), смешная (Слизнорту — Гарри), близкая к правде, но далекая от случившегося (Реддлу — Слизнорта), и, наконец, умная (кому-то — Дамблдора). На этом моменте впервые за долгие часы открывает рот Гермиона — и сразу попадает в точку:

— Тогда отравитель не слишком хорошо знал Слизнорта. Любой, кто знает Слизнорта, понимает, что с очень большой вероятностью он оставит что-то, что настолько вкусное, для себя.

Ох, я долго ломала голову над тем, в какой хаотической премудрости Малфою подумалось, что и ожерелье, и медовуха достигнут Директорских рук. Но кто разберет, что творится в башке у этого придурка кто уж способен постичь мыслительные процессы человека, чей разум столь прискорбным образом поколеблен? Драко ухитряется провернуть оба покушения, практически не задействовав мозги, и, должно быть, первое время весьма счастливо от этого сияет.

Дверь в больничное крыло с грохотом отворяется, и внутрь влетает Хагрид.

— Был в Лесу весь день! — выдыхает он. — Арагогу хуже, я ему читал — не приходил к ужину аж по сейчас, а потом профессор Стебль сказала мне о Роне! Как он?

Интересно. Волосы Хагрида — мокрые от дождя, его ботинки оставляют за собой огромные следы грязи, а в руке он держит арбалет. Прекрасное обмундирование. Превосходно подходит для того, чтобы отправиться на ужин.

Возникают вопросы и с тем, кто и что сказал Хагриду. Почему Стебль, а не, скажем, та же соратница по Игре Макгонагалл? Почему не Дамблдор? Почему так поздно? Почему Хагрид бежит к Рону, а не к Дамблдору? Почему он так перепуган (Стебль ведь, вероятно, добавила что-то вроде: «Но Минерва говорит, он быстро поправится, Помона уже привела его в норму»)? К чему вообще это драматичное появление?

О, я полагаю, Хагрид прекрасно знал, что случилось с Роном, задолго до ужина, но явился в больничное крыло именно тогда и в таком состоянии, в каком хотелось бы Дамблдору, чтобы прокомментировать ситуацию на свой неподражаемый манер. Ведь Игра для Гарри в тот день еще не заканчивается — а кто лучше всего подходит для исполнения (невзначай, разумеется) ее самой щекотливой части, как не до смерти встревоженный, волнующийся («Я не верю в это. Просто не верю в это… посмотрите на него, лежит здесь…») и оттого болтающий лишнего Хагрид?

В его задачу входит отделить Гарри и Гермиону от армии сочувствующих и подкинуть важную информацию к размышлению. С пунктом про «отделить» назначена помогать мадам Помфри.

— Не больше шести посетителей одновременно! — вопит она, едва Хагрид успевает договорить про Стебль, вылетая из своего кабинета.

— Хагрид как раз шестой, — замечает Джордж.

— О… да… — мадам Помфри, решает Гарри, считает Хагрида сразу за двоих. Ну! Очевидно, так!

Не логичнее было бы предположить, что мадам Помфри, услышав, как громыхнула дверь, решает, что в больничное крыло вместе с мужем ворвалась миссис Уизли, и часть детишек пора выпроваживать в коридор, где они немедленно (и, конечно, случайно) встретят Хагрида, если он не уже здесь?

В попытке скрыть замешательство мадам Помфри спешит убрать грязные следы с пола («Упс. Фальстарт, извиняйте»). Дожидаясь четы Уизли, Хагрид решает послушать, до чего детишки додумались («Кто бы хотел сделать ему больно, а?»), но, поняв, что детишки ни до чего не додумались, развлекает себя гениальнейшими подсказками («Кто-то, может, недоволен командой Гриффиндора по квиддичу, нет? Сначала Кэти, теперь Рон…»), которые провоцируют Гермиону на вполне верное, но сильно-сильно неполное суждение: оба нападения связаны, должны были окончиться смертью, чистая удача (ага), что не закончились, цели не достигли, по этой причине заводят потенциального преступника еще больше.

Ничего фатального для Игры Гермиона не понимает, поскольку категорически отказывается верить в причастность Драко (надо признать, своими детскими выходками Драко оставляет Гермионе все меньше шансов не поверить в его виновность), хотя эти ее выводы будут донесены Дамблдору в полном объеме, можно не сомневаться.

Прежде, чем кто-либо успевает ответить что-либо на зловещее пророчество Гермионы, двери вновь распахиваются, на сей раз являя детишкам мистера и миссис Уизли, которые немедленно спешат выполнить небольшое партзадание, направленное на повышение в Гарри уверенности в себе. Миссис Уизли крепко обнимает парня.

— Дамблдор рассказал нам, как ты спас его с помощью безоара, — всхлипывает она. — О, Гарри, что мы можем сказать? Ты спас Джинни… спас Артура… теперь ты спас Рона…

— Если подумать, действительно кажется, что половина нашей семьи обязана тебе жизнью, — натянутым голосом изрекает мистер Уизли («А другая половина убитыми нервными клетками — Дамблдору»); да… действительно… кажется. — Ну, все, что я могу сказать, для Уизли день, когда Рон решил сесть в твое купе в «Хогвартс-Экспресс», Гарри, был счастливым днем.

Заодно Гарри, борясь со смущением, лишний раз вспоминает, как это здорово — спасать, а не подвергать опасности, защищать, а не нападать. Полезное осознание, скоро пригодится. Дамблдор организует.

Пока же мадам Помфри — теперь уже в тему — вновь напоминает о Правиле Шести Посетителей, и Гарри с Гермионой решают оставить Уизли наедине друг с другом. Хагрид, который так переживал за Рона, что успел удовлетвориться секундным взглядом на парня, покидает больничное крыло вместе с ребятами. И тут же начинает профессиональную обработку по методу «Невзначай».

Пунктов, на которых следует сосредоточиться в ходе этой обработки, целых несколько.

Пункт первый:

— Это ужасно. Вся эта новая охрана, а детей все равно достают… Дамблдор волнуется… он много не говорит, но я-то вижу…

Пункт не сложный и лишний раз подтверждает детишкам, что на Министерскую помощь шибко рассчитывать не следует.

Но интересно вот что: если Хагрид не видел никого, кроме Стебль (этого он не говорит, конечно, но звучит именно так), откуда он знает, что Директор волнуется за детей (нескольких; многих)? А если Хагрид откуда-то это видит, получается, Дамблдор волнуется до этого вечера. Это почему же, если до 1 марта нападение было совершено на одну только Кэти, о медовухе он якобы не знал и о планах Драко типа тоже? Если Игры нет, то все это решительно не клеится. А если она есть — а она есть — то все части пазла встают превосходно.

— У него нет никаких идей, Хагрид? — в отчаянии спрашивает Гермиона.

Девушка, без сомнения, запуталась, кроме того, переживания за Рона мешают ей нормально воспринимать Игру — поэтому она, не имея лучшего варианта в голове, прибегает к практически запрещенному приему: чуть ли не прямо спрашивает Игрока, Где Ее Подсказки?

Однако Хагрид не имеет распоряжения подсказки так легко выдавать, а потому решительно и непреклонно изрекает очень в духе своего начальника:

— Я подозреваю, с его-то умом, у него сотни идей. — «О, у меня много предположений, одно невероятнее другого…» — Но он не знает, кто послал ожерелье или добавил яд в то вино, или их бы уже поймали, разве нет?

Опять же — ни единого слова лжи, Хагрид просто озвучивает вполне логичную причинно-следственную цепочку и спрашивает ребят, разве он ошибается? То, как ребята истолковывают все, что слышат — уже исключительно их проблемы.

Меж тем, понизив голос и проверив местность на наличие ушей, Хагрид без всяких преамбул переходит к пункту второму:

— Что волнует меня, — «И что должно волновать вас, а никак не идеи Дамблдора», — это как долго Хогвартс может оставаться открытым, если на детей нападали. Снова Тайная Комната, разве нет? Будет паника, больше родителей станут забирать детей из школы, а следующим будет то, что Совет попечителей… Совет попечителей будет говорить, чтоб закрыть нас совсем.

Итак, с 1 марта детишек начинают готовить к вполне ожидаемому шагу — закроют Хогвартс или нет, Гарри и Ко учиться в замок в следующем году не вернутся. Шаг, откровенно говоря, пугающий, а потому подготовиться к нему действительно следует слегка заранее.

— Ну нет! — Гермиона обеспокоена.

— Надо посмотреть на это с их точки зрения, — тяжко произносит Хагрид; будущий год начинает пугать не только детишек. — Я имею ввиду, всегда было немного рискованно отправлять ребенка в Хогвартс, разве нет? — квиддич, Темный Лорд в затылках у преподавателей, Василиски, убивающие взглядом, дьявольские силки, тролли, зачарованные шахматы, дьявольский огонь, зеркало, сводящее с ума, кентавры и акромантулы в Запретном Лесу, Филч с садистскими наклонностями, Пивз с садистскими наклонностями, дементоры, сбежавшие маньяки-убийцы, оборотни, драконы, все население Черного Озера, соплохвосты Хагрида, гиппогрифы Хагрида, фестралы Хагрида, великан Хагрида, пикси Локонса, боггарты Люпина, Амбридж, разозленный Снейп, разозленная Гермиона… да не, какой тут риск, вы что! — Ты правда ожидаешь несчастные случаи, когда сотни несовершеннолетних волшебников заперты вместе, но покушение на убийство — это другое.

В общем, деткам предлагается принять за неизбежный факт и смириться со всем этим, а пока Хагрид переходит к пункту третьему (главному):

— Поэтому ничего удивительного, что Дамблдор был зол на Сн-

Хагрид быстренько закрывает рот, натянув на лицо Очень Виноватое Выражение.

— Что? — Гарри мигом клюет на классический невзначай. — Дамблдор зол на Снейпа?

При чем тут Снейп, и не поймешь, если предположить, что Хагрид выдает третий пункт, ни капли не Играя. Но если таки вычленить во всем этом Игру, мигом становится понятно, на что только что намекнул Хагрид и чего он не сказал: «Ничего удивительно, что Дамблдор был зол на Снейпа, который отказывается работать по Малфою», — и тогда все становится на свои места.

— Я этого не говорил, — в традиционной панике выдает Хагрид. — О, посмотрите на время, скоро полночь, — ну да, через каких-то пару часов, — мне надо -, — срочно выключить утюг?

— Хагрид, почему Дамблдор зол на Снейпа? — громко перебивает Гарри («Отставить утюг! Дело Партии превыше всего!»).

Замечу: Гермиона хранит внимательное молчание, решив дать Хагриду возможность спокойно и с удовольствием поломаться, ибо понимает, что вот она — та подсказка, о которой девушка в отчаянии просила.

— Шшш! — нервно и зло шипит Хагрид («Тише, мелкий, а то Филч прибежит, а я рассказать не успею!») — Не кричи такое, Гарри, ты хочешь, чтобы я потерял работу? — Тут он, конечно, не удерживается: — Хотя, конечно, думаю, тебе все равно, так ведь, теперь, когда ты бросил Уход за маги-

Но Гарри уже давно вырос из возраста, когда на него подобное действовало:

— Не пытайся заставить чувствовать меня виноватым, не сработает! Что сделал Снейп?

— Я не знаю, Гарри, я вообще не должен был это слышать! Я — ну, я выходил из Леса на днях вечером и подслушал их разговор — ну, спор. Не хотел привлекать к себе внимание, поэтому я вроде как прокрался тайком и пытался не слушать, но это было — э — ну, горячий спор, и было не так легко его не слышать.

Хагрид виновато ковыряет пол носками ботинок.

(«- И, кажется, вы стали прислушиваться, миссис Клаппинс? — спросил королевский юрисконсульт Базфаз.

— Прошу прощения, сэр! — с величественным видом возражает миссис Клаппинс. — Я бы не позволила себе такого поступка. Голоса были очень громкие, сэр, и они сами проникали мне в уши.

— Отлично, миссис Клаппинс, вы не прислушивались, но тем не менее слышали голоса».)

— Ну? — торопит Гарри («Что именно ты там невольно услышал, поскольку подслушивал неподалеку?»).

Закончив ломаться, Хагрид последовательно излагает ребятам, что: а) Снейп не хочет делать Кое-Что, а Дамблдор считает, что Кое-Что в исполнении Снейпа определенно свершится; б) ибо Снейп согласился делать Кое-Что; в) что-то не так с некими расследованиями Снейпа в Слизерине.

Гарри и Гермиона обмениваются многозначительными взглядами. Замечу: хоть Гермиона и не верит в причастность Драко ко всему, что творится в замке неладного, думает она о том же, о чем и Гарри — Снейп работает по Малфою, и Дамблдору это известно.

— Но в этом нет ничего страшного! — спешит уверить ребят Хагрид. — Всех глав факультета попросили узнать по поводу этого дела с ожерельем -

— Да, но у Дамблдора нет скандалов с остальными, верно? — скептически уточняет Гарри.

— Послушай, — от переизбытка чувств Хагрид ломает арбалет. — Я знаю, как ты относишься к Снейпу, Гарри, и я не хочу, чтобы ты видел в этом больше, чем там есть.

— Осторожно, — коротко бросает Гермиона, ибо ко всей компании уже несется Филч, скача во весь опор и вызывая бурную реакцию Хагрида, который закатывает смотрителю такой скандал, что их слышно даже у башни Гриффиндора, куда ребята, прикрываемые Хагридом, немедленно уносятся — и по направлению откуда на звуки брани двигается веселый Пивз. Очевидно, готовый помешать Филчу, помешавшему Игре. Хотя в принципе мешать уже незачем — Хагрид успел выложить все, что хотел, и Гермиона успела услышать все, что хотел выложить Хагрид. Или, точнее, что его попросили выложить.

Ибо я сильно сомневаюсь, что у Хагрида хватило бы ума самовольно пересказывать детишкам диалоги Игроков — тем более о чем-то, что прямо касается Игры. Правда, мне очень весело представлять, как это все могло бы выглядеть: «О, Северус, заткнитесь, вон крадется Хагрид. Здравствуй, Хагрид, как твои дела? Что, к Арагогу опять ходил? Мерлин, какая жалость, что я забыл, что ты к нему ходишь, а то бы провел эту жутко конфиденциальную беседу с Северусом где-нибудь в другом месте. Или хотя бы Заглушающие чары вокруг нас наложил. Ну, раз уж ты все слышал, будь добр, расскажи об этом Гарри и нашему Юному Игроку». И тут Снейп кидается душить Дамблдора, ага.

Нет, в том, что примерно так Директор к Хагриду и обратился, сомневаться не приходится — только Снейп этого не слышал. Мне кажется, именно в тот вечер Хагрид и сделал вывод, что Дамблдор волнуется за всех деток в целом и некоторых отдельных деток в особенности — Директор намекает Хагриду, что сообщить Гарри, пространно рассуждает о бедном юном Малфое и про себя настраивается позже вечером рассказать Снейпу часть правды о своем Плане. Само собой, настроение у Дамблдора в беседе с Хагридом соответствующее.

Ибо зададимся вопросом: каким таким образом состоялась эта странная ночная сцена на открытом воздухе? Ведь это явно не Снейп выбрался погулять у Леса, это не в его затворническом характере. Логичнее предположить, что это Дамблдор, старый коварный манипулятор, вытащил Снейпа погулять («Ах, я старый и больной, мне нужно больше дышать свежим воздухом, поддержите меня за локоток, Северус, благодарю вас»), прекрасно зная, что Хагрид будет рядом и может услышать их разговор. Но зачем Хагриду это слышать? И зачем потом слышать то, что услышал Хагрид, Гарри и Ко?

Что ж, если убрать всю шелуху из речи Хагриду, люди умные (типа Гермионы) в состоянии вычленить следующее: Дамблдор был зол на Снейпа потому, что тот не может/ не хочет остановить своего слизеринского гаденыша. А если Снейп этого не сделает, школу закроют раньше, чем Директор, извиняюсь, пойдет на исходную, начинать все сначала (для чего, как правило, требуется снова родиться на свет) — Скримджер, которого Директор много раз успел задеть за живое, это устроит. Вот только разбирательства с попечителями Дамблдору не хватало.

Другая причина злости Дамблдора состоит в том, что «детей все равно достают… Дамблдор волнуется… он много не говорит, но я-то вижу…» — то есть Директор, двусмысленно сообщается детишкам, сильно переживает за самого Драко, который нападает на соучеников. Дамблдору нужен Снейп, чтобы остановить парня от саморазрушения — Мерлин, а вдруг он действительно случайно кого-нибудь зажмурит? он же пойдет и сбросится с башни…

Невзначай Хагрида частично направлен и на то, чтобы пояснить Гарри разговор Снейпа с Малфоем перед каникулами, который Гарри подслушал, но не понял: Снейп, конечно, Малфоя ведет, но делает это, по мнению Дамблдора, недостаточно. Хагрид говорит прямым текстом: «Дамблдор сказал ему прямо, что он согласился…» — то есть просили, а он не соглашался да и сейчас тоже не вполне согласен. Чувствуя, что Гарри не понимает, Хагрид добавляет еще более прямо: «…не надо видеть в этом больше, чем там есть». То есть не надо все привязывать к заговору Снейпа и Малфоя против Директора.

Но Гарри, конечно, слишком Гарри, чтобы услышать Хагрида. Однако Хагрида внимательно слушает Гермиона, у которой после Финала Игры Года информация о том, что Снейп чего-то там не хотел, но на что-то там согласился, в голове заиграет совсем другими красками. И уже сейчас там же, в голове, откладываются факт о том, что Дамблдор в свои планы никого, кроме, похоже, Снейпа, не посвящает («…он много не говорит, но я-то вижу…»), и вопрос (хороший такой, мощный): если Дамблдор злится на Снейпа по поводу его малых усилий в работе с Драко, почему сам Дамблдор не остановит Драко? И, если действительно Драко стоит за покушениями на очень-может-быть-Директора, почему сам Директор, кажется, ничего не делает, чтобы это прекратить? Да еще и уговаривает Снейпа делать что-то, что тому сильно не хочется. Что? Помогать Драко совершать покушения?

Думаю, примерно на этом пункте мозги Гермионы, боясь свихнуться, решительно отказываются работать дальше. Полагаю, примерно на этом пункте какая-то их часть все-таки соединяет то, что Дамблдор вроде не против пасть жертвой покушения, с тем, что у Дамблдора с лета не проходит омертвевшая рука… да… «есть раны, которые невозможно вылечить… старые проклятья… и есть яды без антидотов…». О нет, Гермиона не сформулирует для себя эту догадку, потому что она слишком, запредельно страшная (ну, ты же просила тебе подсказать? получай!). Но она запомнит ее. И будет готова.

Как видно, комплекс мер быстрого реагирования на новые входящие в Игру (медовуха) включает в себя, помимо непосредственно отравления Рона со всеми вытекающими бонусами, еще и очень далеко вьющиеся новые нити в Игре. Рассчитанные, разумеется, в краткосрочной перспективе именно на Гермиону.

В долгосрочной же… вырисовывается прекрасная картина на Игру-7 (я же рою с двух концов, верно?). Этот кусок информации Гарри точно запомнит. Именно так и появятся именно те (и никакие иные) воспоминания Снейпа — объясняющие и смысл разговора Снейпа с Драко на вечеринке Слизнорта, и смысл беседы Директора со Снейпом на опушке Леса.

Иначе каков в принципе смысл показывать Гарри эту часть воспоминания Снейпа о том вечере? Почему бы не показать сразу ту, где Дамблдор в своем кабинете объясняет Снейпу, что Гарри должен умереть? Зачем Гарри во всех красках наблюдать сокровенные моменты из жизни любящей супружеской пары?

А вот потому, что это воспоминание — одно из немногих, которые включают в себя Гарри, какую-то частицу его жизни — чтобы Гарри вспомнил, что знал об этом ранее, был рядом с этим в тот миг, когда это происходило, и поверил всему комплексу воспоминаний в целом.

Рассказ Хагрида о ссоре Снейпа с Директором в Игре-6 — мощный якорь воспоминаний Снейпа в Игре-7. Ибо только так, только зная о факте ссоры заранее, только припоминая, что о чем-то таком он, Гарри, уже от кого-то слышал, рядом с чем-то таким проходил (беседа Директора и Снейпа сразу после Святочного бала в Игре-4, например), к чему-то такому имел отношение (рука Дамблдора и его ремарки о том, что он выжил лишь благодаря своевременному вмешательству профессора Снейпа), Гарри поверит в Финальные воспоминания Снейпа и лучше их поймет.

То, что невзначай делает Хагрид, очень важно — он закладывает новые, очень прочные, камни в фундамент будущего оправдания Снейпа для, например, той же Гермионы, которая даже после Финала этой Игры не станет спешить поливать Снейпа грязью. Именно потому, что будет что-то такое понимать…

Впрочем, о том, что Директор готовит ему фундамент для оправдания, самому Снейпу знать пока вовсе не обязательно.

Вернувшись в гостиную, Гарри долгое время тщательно размышляет над глубинным философским вопросом Такая Ли Снейп Сволочь Или Просто Прикидывается, периодически скатывается в ревность Дамблдора к его таинственным делам, в которые он отчего-то не желает Гарри посвящать (кстати, попадая в два из двух, предположив, что Директор не хочет, чтобы Гарри поломал ему его Планы, а также чтобы Гарри отвлекался от задания, связанного со Слизнортом). Между прочим, очень сильно напоминая этим отношение самого Снейпа к таинственным делам Директора с Гарри («Может, он не хочет посвящать в свои догадки шестнадцатилетнего?!» vs «Может, он считает, что я недостоин?!»).

Нет, если говорить откровенно, не понять прямых указов Директора («Снейп здесь ни при чем, займись делом, малыш») и толстых намеков Хагрида («Не ищи в этом что-то большее»), связанных с прекрасными тонкостями любовного треугольника Дамблдор-Снейп-Большая Игра, Гарри мешают не ревность и даже не предвзятость, но тотальная интеллектуальная недостаточность и неизлечимое простодушие.

Это ж только подумать, какой атомный взрыв творческой активности пришедших на битву разумов невооруженными мозгов Гарри провоцирует новость о том, что Дамблдор Поссорился Со Снейпом! Вот нет бы головой подумать, а не художественной интуицией, и дотащиться до вывода, что вот, к примеру, с Трелони Директор поссориться не может — не тот уровень отношений. А раз Директор умудряется со Снейпом поссориться, значит, там огромная любовь где-то кроется, и не надо данному случаю придавать характер трагедии — старая супружеская пара просто занимается своим обычным делом (вот Хагрид это понимает):

— Я ль на свете всех милее?

— Да надоело уже, иди делом займись, прекрати прессовать одного мальчика и прессуй другого, а то только языком чешешь!

— Но… а вот это обидно вообще-то…

— Да, перегнул… извини, дорогой…

— Так я ль-

— Да ты, ты!!

— Ура!

— О боги…

То есть такое ощущение, что Гарри до сих пор вглухую не разумеет не только любовь Дамблдора (оно бы ладно, не всем дано), но и Снейпа — что вообще-то куда проще. Хотя… может, любовь Дамблдора к каждому конкретному человеку, включая гадость типа Реддла, видна даже ярче, чем любовь Снейпа к людям, проявляющаяся, ну, например, в сильнейшей зависимости от мнения людского, как говаривала Анна. Я уж молчу о том, что злость у Дамблдора, когда он ругает Снейпа за нехорошее, точно такая же, как его разочарование, когда он отчитывает Гарри по поводу провала с воспоминаниями Слизнорта, или как ненависть у Снейпа, убивающего Дамблдора или кричащего, что ему все равно, если Гарри умрет.

Ведь так просто найти и отличить тех, кто пытается любить общо и мирами, типа во имя общего блага (ясно кто — политики), тех, кто сузился на страсти к своему дому, своему ребенку и прочему своему (сия группа в полосатых купальниках носит фамилию Малфой), тех, кого замкнуло на любви к себе (а это у нас Реддл; правда, даже к себе у него любовь какой-то извращенной выходит), от тех, кто действительно Любит.

Да и дотащиться до осознания, что золото и грязь добываются из одного рудника, тоже просто — если Снейп в чем-то плох и даже отвратителен, это не значит, что он не может быть прекрасен в чем-то другом. Хорошесть людей можно сравнивать с картофелиной. Пятнышки гнили на ней, конечно, могут быть. Ее выбрасывают лишь тогда, когда сгнила целая половина или больше.

Да, слишком многое бывает обманчивым. Несмотря на выражение лица (как у кобры, готовой вцепиться в шею любому, кто слишком приблизится), общий его флер и несомненную приближенность к Пожирателям в целом и Реддлу в частности, Снейп ведь вполне может быть добрым, милым, исключительно светлым человеком и вообще быть ни при чем. Точно так же, как человек в капюшоне с огромным ножом в руке, лично приказывающий вам раздеться — возможно, просто импульсивный художник, увидевший в вас натурщика мечты. А дядя с золотым зубом, протягивающий ребенку конфету и приглашающий его в черную машину с тонированными стеклами просто любит угощать и катать детей на машине. Почему-то Гарри даже не берет в голову, что скоропалительные выводы могут быть очень несправедливы.

В общем, как ни крути, а все равно получается, что Снейп — это нечто среднее между недостижимым идеалом Человека Любящего и полным придурком с наклонностями садомазохиста. И в доверии Гарри к нему нет совершенно никакой необходимости. Раз парень считает себя умнее Директора, волшебному миру остается только скорбеть о Мальчике-Которому-Жить-Осталось-Явно-Не-Долго. Впрочем, так оно выходит в любом случае. В каком-то смысле.

Ну, а пока Гарри жив и всю следующую неделю очень сильно страдает по этому поводу, ибо его попеременно терзают то Лаванда (разговорами о чувствах Рона), то Маклагген, которого Гарри имеет несчастье взять в качестве вратаря вместо Рона на ближайший матч против Пуффендуя (и который в первый же день заставляет Гарри об этом пожалеть своими бесконечными напыщенными комментариями).

8 марта, в день матча, Гарри втемяшивается прямиком в объект фиксации, спеша на поле из больничного крыла, куда заглянул, чтобы навестить друга — Малфой направляется куда-то с двумя огорченными девицами. Увидев Гарри, он останавливается, коротко хохочет без тени смеха («Ух-ты, елки, перепугал до смерти! Хватит за мной следить, козел!!») и идет дальше.

— Ты куда? — вопрошает Гарри. Малфой игнорирует уже второй матч подряд.

— Да, я ж тебе скажу, потому что это твое дело, — Драко мгновенно обрастает иголками. — Тебе лучше поторапливаться, они будут ждать Избранного Капитана — Мальчика-Который-Забивает — или как они теперь тебя называют.

Драко сворачивает за угол и скрывается из виду, оставив Гарри пылать от ярости — такой прекрасный — единственный — шанс за ним проследить — но матч…

Лучше бы Гарри действительно пошел следить за Малфоем, ибо матч оказывается провальным — во многом благодаря Маклаггену, который отвлекает и отвлекается на всю команду, пропуская мячи. Самыми лучшими в матче становятся комментарии Полумны (одарившей Смита болезнью с названием Немочь Неудачника). Самым худшим становится… Маклагген, заехавший Гарри бладжером в голову, предварительно отобрав биту у Пикса, чтобы показать ему, как нужно бить по мячу. Гарри получает сотрясение мозга и оказывается не в состоянии окончить матч. Пуффендуй выигрывает… в общем, должно быть, Кут и Пикс проводят не один час после игры, с самыми серьезными намерениями разыскивая Маклаггена по всему замку. И, наверное, Маклагген правильно делает, что не находится.

Между тем, Гарри приходит в себя в больничном крыле ближе к ночи, злится на мадам Помфри, которая не отпускает его на волю убивать Маклаггена, на Маклаггена, на Рона (за то, что не поддерживает его в его фиксации на Драко), на Маклаггена, на Драко, на Маклаггена, на жизнь…

Видимо, что-то в этой злости служит неплохим вдохновением, ибо Гарри принимается вспоминать, когда и при каких обстоятельствах он попадал в больничное крыло после матчей, что заставляет его вспомнить и о том, как однажды Локонс удалил ему все кости в руке, и о том, как ночью сразу после того случая к нему наведался Добби — и о Кикимере, про которого почему-то парень не подумал, а ведь лучшего способа следить за Малфоем просто не существует!

— Кикимер? — осторожно зовет Гарри в темноту.

С громким хлопком, разбудившим Рона, в палате материализовываются дерущиеся Кикимер и Добби. Едва Гарри успевает наложить Муффлиато на дверь комнат мадам Помфри, с еще одним хлопком в воздухе возникает Пивз.

— Я это смотрел, Поттер! — возмущенно бросает он, указывая на эльфов.

— Кикимер не будет оскорблять Гарри Поттера перед Добби, не будет, а то Добби закроет Кикимеру рот! — вопит Добби.

— Кикимер будет говорить, что захочет, о своем хозяине, — хрипит Кикимер, вскоре получая сокрушительный удар в челюсть от разъяренного Добби.

Разняв эльфов, избавившись от подначивавшего их Пивза, приказав Кикимеру не драться и попросив о том же плачущего от обиды за Гарри Добби, Гарри наконец переходит к сути и обращается к Кикимеру:

— У меня есть для тебя дело.

Кикимер ожидаемо заводится и принимается болтать оскорбления. На что Добби, решивший, что до Гарри с первого раза доходит плохо («Добби, я знаю, что не могу тебе приказывать -» — «Добби свободный эльф, и он свободен повиноваться, кому хочет, и Добби сделает все, что Гарри Поттер захочет!»), вопит:

— Добби сделает это, Гарри Поттер! Добби сочтет за честь помочь Гарри Поттеру!

— Если подумать, будет хорошо иметь вас обоих, — доходит до Гарри. — Ладно, так… я хочу, чтобы вы следили за Драко Малфоем.

Добби, который светится энтузиазмом сверх всякой меры («А если Добби сделает что-то неправильно, Добби выбросится с самой высокой башни, Гарри Поттер!»), сразу соглашается. Для Кикимера Гарри приходится очертить строгие запреты контактировать с Драко каким-либо образом, что эльфа крайне расстраивает. Запретив говорить кому-либо, что они делают, Гарри приказывает домовикам следовать за Драко все время и неотступно, а также отчитываться ему, Гарри, регулярно, только если рядом нет никого, кроме Рона и Гермионы. Довольный собой, Гарри отпускает эльфов исполнять и тем и заканчивает день.

Ах, если бы все было так просто… но ведь вопросов вновь выше всякой крыши.

Что-то уж как-то… слишком все ладно складывается. Хорошо, допустим, допустим, что полностью здорового Рона держат в больничном крыле всю неделю, чтобы он не перенапрягался, и даже не пускают посмотреть матч по той же причине. Допустим, сложно было просчитать, что Маклагген, с его-то характером, вырубит Гарри на поле. Допустим, мадам Помфри приказывает Гарри остаться в больничном крыле на ночь («…или я позову Директора») исключительно потому, что заботится о том, чтобы он, опять же, не перенапрягался (мстя Маклаггену за свою голову). Допустим, Добби просто находился рядом с Кикимером в тот момент, когда Гарри вызвал своего эльфа, Кикимер, получив зов, принялся браниться, и Добби, вцепившись в него с намерением драться, нечаянно трансгрессировал вместе с ним.

Допустим, все это счастливые совпадения, которые в совокупности приводят к тому, что Гарри вспоминает об эльфах, а вовсе не коварно выстроенная Игра. Но вот Пивз… «Я это смотрел, Поттер!» — возмущенно произносит он, трансгрессируя следом за эльфами. Что он делал у них на кухне? И почему Добби наполнен таким сверхэнтузиазмом?

По моему мнению, дела обстояли так: Добби был заранее предупрежден о возможности того, что Гарри понадобится Кикимер. Честно говоря, идея использовать эльфа всю дорогу прямо-таки лезла в глаза, но Гарри, повторюсь, не зря не учится в Когтевране. Понимая, что Кикимера нельзя оставлять без присмотра, Дамблдор попросил Добби любой ценой набиться заниматься заданием Гарри вместе с Кикимером.

Однако и Гарри не совсем дурак — он запрещает эльфам говорить кому-либо о своем задании. Добби, конечно, при желании доложиться Дамблдору может просто кивать или прямо нарушить приказ, но зачем его так изводить, если имеется Пивз? Для которого, по сведениям Гарри, года примерно с 1991 очень характерно досаждать домовикам — и который вполне может отправиться на кухню Именно Этой Ночью, чтобы поприкалываться и над Кикимером, и над Добби, сообщив обоим, что Гарри попал в больницу. Почему-то думается мне, что, не догадайся Гарри вызвать Кикимера, кто-то из этих троих сам бы напомнил Гарри, что у него есть целых два эльфа в распоряжении.

Раздразнивший эльфов Пивз провоцирует их сначала на ругань, потом и на драку, затем следом за ними трансгрессирует в больничное крыло. Тут, в принципе, его задача выполнена — ибо он оказывается способен зафиксировать для Дамблдора факт встречи Гарри с эльфами. Больше Директору ничего и не надо — даже признания Добби о полученном задании.

Но зачем Дамблдору устраивать все так, чтобы Гарри сумел проследить за Драко с помощью эльфов? Что ж, Директор не может не понимать, что после истории с медовухой фиксация Гарри на Драко только усилится (как три года назад, когда Снейп был фиксирован на Сири и Люпине — Директор тогда, сколь помнится, несколько отстранил его от дел, но продолжил дозволять свободно бегать дальше, выпуская пар). Что он может с этим сделать? Да ничего, кроме как извлекать из этого пользу да следить, чтобы Гарри не узнал больше, чем нужно.

Препятствовать Кикимеру исполнять законный приказ хозяина Дамблдор не в праве и не в силах. К тому же, глядишь, и Гарри, и Кикимер в ходе выполнения Общего Дела хоть как-то друг к другу проникнутся. Дамблдор может остановить Добби — но зачем, если тот хотя бы в состоянии присмотреть за Кикимером (на случай, если бы Гарри не догадался дать тому приказ не входить в контакт с Драко)?

Если в ходе личного присматривания за мальчиком Дамблдор что-то проглядит, теперь он будет знать об этом от эльфов (либо вот от замечательной Карты Мародеров в крайнем случае — ведь Гарри по-прежнему с ее помощью следит за Малфоем каждую свободную минуту).

Впрочем, не думаю, что до этого мига эльфы были Директором забыты столь же безнадежно, как они были забыты Гарри, и ни к чему не привлекались. Уж если Дамблдор одним взмахом палочки умудрился вызвать в гостиную Дурслей Кикимера, чьим хозяином он явно не является, что мешает ему так же взмахивать палочкой и призывать к себе эльфов замка? Да ничего.

Драко давно и плотно ведут (и весьма творчески, по-разному) — не Гарри первый, не Гарри последний, но Гарри будет очень полезно присоединиться. Надо же когда-нибудь начать въезжать в загадочную тему. Кроме того… так уж нервенна реакция Драко на Гарри даже в момент, когда второй ничего не делает первому (я про невеселый смешок перед матчем). Может быть, Директору именно того и надо — чтобы Драко… занервничал еще сильнее, поняв, что на него постоянно кто-то смотрит, а Гарри торчит уже вплотную к нему под Той Самой Дверью?..

Да, я уверена, это — именно то, чего хочет Дамблдор.