Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

30 октября всех интересуют только приезжающие к 6 вечера гости, и даже Зелья, последний урок в эту памятную пятницу, воспринимаются Гарри гораздо легче, чем обычно — то ли оттого, что заканчиваются на полчаса раньше, то ли оттого, что Снейп ведет себя сдержаннее. А у него есть на то причины.

Как я уже отмечала, во-первых, прибывает Каркаров. Во-вторых, все чудится мне в этом сокращении времени урока типично Дамблдоровский щелчок по носу, ибо совершенно ясно, что Директор, прекрасно знающий будущее расписание уроков (если дата приезда и время обговаривались летом), уж мог попросить гостей приехать на полчаса позже. Если бы это было ему остро необходимо, я имею ввиду.

Деканы выстраивают свои факультеты в шеренги — при этом видно, что Макгонагалл, похоже, нервничает больше всех. Накричав на Рона и гаркнув на Парвати, Макгонагалл выводит гриффиндорцев на ступени крыльца. Преподаватели становятся в последней, восьмой шеренге. Начинаются долгие минуты томительного ожидания, во время которого студенты — преимущественно, гриффиндорцы, что, вероятно, всякий раз вызывает буйное закатывание глаз у Снейпа — то и дело отпускают громкие возгласы и еще более громкие реплики.

Надо сказать, прибытие иностранных гостей обставлено, безусловно, с размахом. Как говорил мистер Уизли на Чемпионате, «всегда одно и то же, не можем отказаться от того, чтобы не покрасоваться, когда собираемся вместе».

Огромная карета Шармбатона и не менее огромные крылатые лошади, ее везущие, а также скелетоподобный корабль Дурмстранга, конечно, производят впечатление, однако они не должны заслонить от нас более важное — маленькие нюансы, из которых можно понять не только всю суть прибывающих гостей, но и их отношения между собой и с обитателями Хогвартса.

Начнем, пожалуй, с Шармбатона, ибо дамы вперед. Конечно, Шармбатон состоит не только из девочек-студентов, но наличие во главе школы директора женского пола неизменно накладывает отпечаток на всю школу и ее французских воспитанников. «Изящные палочки» — так переводится название школы, и оно полностью отражает ее суть.

Они — студенты и глава — производят однозначно приятное впечатление с первого же взгляда. Форма учеников — голубая, и этот цвет говорит сам за себя, символизируя истину, правосудие и верность в христианской традиции. Не зря на праздничном пире студенты Шармбатона усаживаются за стол Когтеврана (уж не знаю, какова степень действительной случайности в этом, но факт есть факт).

Поражает воспитанность студентов и их учтивость по отношению к своему директору. Ну и, конечно, поражает сама директор — едва ли не выше Хагрида, тем не менее умудряющаяся сохранять изящество мадам Максим, обладательница красивого лица, больших черных глаз, хорошего вкуса и манер, прекрасно уживающихся с ее умением держаться перед собственными учениками, перед незнакомыми людьми и высшими чинами, а также с ее ощущением собственного достоинства — прошу заметить, небезосновательным.

Все, что представляет из себя мадам Максим, легко понять по поведению Дамблдора.

Первое, что он делает — аплодирует ее прибытию, и студенты Хогвартса ему вторят. Далее Директор почтенно склоняется к ее руке для поцелуя и произносит:

— Моя дорогая, — ахтунг! — мадам Максим, добро пожаловать в Хогвартс.

Всё. Тут все понятно — по поводу мадам Максим, в общем, можно расслабиться.

— Дамблёдорр, — складывается ощущение, что оба неплохо знакомы — что не удивительно, учитывая привычку Директора непроизвольно заигрывать со всеми подряд. Мадам Максим обращается к нему без «профессор», однако в этом нет ни капли намека на неуважение, ибо далее следует: -- Я надеюсь, вы в добром здравии?

— В превосходной форме, благодарю вас.

Хоть она и машет далее небрежно рукой в сторону студентов (совершенно понятно, кого в Шармбатоне любить и уважать должны больше всего — все, включая саму мадам Максим), тем не менее, она их представляет.

Далее она справляется о Каркарове:

— Каркаров еще не прибыл?

Вот здесь уже слово «профессор» отсутствует по совершенно иным причинам.

С явным пренебрежением, не потрудившись быть вежливой, мадам Максим выбирает пойти внутрь и немного согреться — правильно, нечего ее студентам мерзнуть ради какого-то Каркарова, они, небось, бедненькие, уже позамерзали в своих каретах, пока летели, исстрадались, чего ж их мучать.

Кроме прочего, меня не покидает мысль, что Директор с первой минуты вознамерился познакомить мадам Максим с Хагридом:

— Наш преподаватель по Уходу за магическими существами будет рад позаботиться о них, — лошадях, то есть. — Я уверяю вас, Хагрид превосходно справится с работой.

Пока остерегаясь связывать факт того, что Директор сразу же выставляет Хагрида в истинно замечательно свете и практически с первой секунды обращает внимание мадам Максим на его существование, с тем, что эти двое могут понадобиться Дамблдору в будущем вопросе с великанами, я пока ограничусь утверждением, что Директор идет на сей шаг исключительно из добрых чувств к обоим, чтобы избавить их от одиночества и позволить им обрести друг друга (навеки и поскорей).

Мадам Максим царственно уводит своих студентов в замок (чай, знает, куда идти? если да, то знает, куда и садиться), а студенты и преподаватели Дамблдора остаются ждать гостей из Дурмстранга, порядком подмерзнув.

Невинно замечу, что если опоздание мадам Максим на пару секунд можно счесть обычной дамской практикой (леди не опаздывают, а задерживаются), то вот то, что опоздал — и даже не извинился — Каркаров, прибыв значительно позже мадам Максим, уже смело нужно относить к разряду свинского неуважения.

И корабль Дурмстранга, и сами дурмстрангцы если и производят какое-то впечатление, то лишь отталкивающее. Красный цвет их мантий — хоть и благородный цвет, однако, помимо мужественности, символизирует также еще и кровь, огонь, гнев, войну. Все под стать директору. Прошу заметить, что и на пиру дурмстрангцы со своим красным садятся не за гриффиндорский стол, а за стол слизеринцев — и вот это точно не случайно. Игорь учился в Хогвартсе, прекрасно знаком с символикой факультетов и если и не сам родом из Слизерина, то явно стремится быть поближе к знакомым. Например, к Снейпу.

Посмотрим на Каркарова ближе: блестящие серебристые меха (студенты ходят в скомканных дубленках), волосы под стать, елейный голос, козлиная бородка (с мааааленьким завитком на конце) не до конца скрывает довольно безвольный подбородок, зубы (в противовес блеску мехов) желтые, ну и, конечно, глаза — холодные и хитрые.

Студентов мы сначала вообще не видим и поведение их оценить не можем, ибо Каркаров своих даже не представляет (хоть бы бородкой в их сторону махнул). Впрочем, корабль явно кто-то вел, следовательно, ребята собрались по-своему толковые.

Заметим: Дамблдор аплодировать даже не собирается.

Инициативу крайне поспешно и малоубедительно берет на себя Каркаров:

— Дамблдор! Как вы, мой дорогой товарищ, как вы?

Кхм… думаю, от такой безмерной наглости Пожирателя Директор чуть было не свалился со ступенек (а у Снейпа, наверное, крайне недобро вспыхнули глаза; и подумали они с Дамблдором примерно одинаковое). Однако виду Дамблдор не подает, в секунду проглатывает первые три-четыре реплики, среди которых содержится одна про тамбовского волка, и ограничивается предельно вежливым и нейтральным:

— Процветаю, спасибо, профессор Каркаров.

И — никаких рукопожатий, слов «дорогой», «добро пожаловать в Хогвартс» (тут Каркаров, видимо, этой реплики не дождавшись, сам заводит: «Старый добрый Хогвартс. Как хорошо быть здесь, как хорошо…»). О, Дамблдор обладает потрясающей способностью красиво говорить — и не менее потрясающей способностью красноречиво молчать.

Каркаров, и не подумав справиться о том, прибыла ли мадам Максим, вытаскивает из толпы непредставленных студентов свое главное оружие — чтобы, так сказать, Директор сразу понял, с кем имеет дело, отдал Кубок и, трясясь, спрятался под стол в своем кабинете.

— Виктор, проходи в тепло… Вы не возражаете, Дамблдор? У Виктора небольшой насморк…

Да-да, это Крам, от присутствия которого в школе большая часть Хогвартса не замедлит впасть в дикий свун длиною в год.

Пока все рассаживаются в Большом Зале, мы имеем прекрасную возможность понаслаждаться сразу несколькими веселыми вещами одновременно.

Во-первых, всеобщее и обильное слюнотечение в сторону Крама, в которое тут же включаются Рон и Малфой с Крэббом и Гойлом (ну эти-то уж очень довольны — жаль, что за кадром остается реакция Люциуса на то, что в непосредственной близи от его сыночка теперь находится не только «Грюм», но и предатель Каркаров).

Во-вторых, весьма сдержанная реакция Гарри на появление Крама, которым он так восхищался на Чемпионате — и школьные лавры, понимаешь ли, переместились, что несколько неприятно, как ни крути, и не настолько уж он оказывается восхитительным на земле, в отличие от его образа в воздухе.

В-третьих, поразительный контраст в поведении прибывших студентов: шармбатонцы, завидев входящую в Зал мадам Максим, встают и остаются стоять, пока она не занимает место за столом слева от Директора. Вместе с этим, они без доли стеснения выказывают откровенное презрение к Хогвартсу — холодно, некомфортно, неприятно и все такое. Флер Делакур смеется над приветственной речью Дамблдора и некоторое время даже не утруждает себя тем, чтобы снять шарф с головы.

Дурмстрангцы же, напротив, не выказывают особого почтения своему директору, зато с откровенным восхищением оглядывают Большой Зал и столовые приборы.

Ясно, что Хогвартс по комфортабельности и изяществу находится где-то посередине между Шармбатоном и Дурмстрангом.

В-четвертых, реакция Гермионы на всю эту чехарду с приездом гостей. Девушка за три года учебы в Хогвартсе худо-бедно привыкла к замку и определенной степени всякого хаоса, творящегося в нем, как в любой другой нормальной школе — и, даже более, мудро решила считать сей хаос проявлением порядка.

Но вот приезжают гости, и «порядок» трещит по швам во всех местах сразу: мало того, что к черным мантиям прибавилось около двадцати голубых и красных, плюс имеются два непонятных директора и вообще сплошь новые лица, так еще и ее собственные соученики, и до того пребывавшие в полном восторге, сейчас окончательно теряют голову.

Все носятся за Крамом. Даже Рон, который обычно носился только за Гарри — и за Гермионой, чтобы дала ему списать — носится за Крамом. Затем Рон пялится на Флер. Гарри пялится на Чжоу Чанг. Флер презрительно отзывается о замке… В общем, бедную Гермиону, чей мозг начинает медленно закипать от количества вещей резко новых и не укладывающихся в понятие «сложившаяся система», начинает буквально потряхивать.

Дамблдор произносит краткую вступительную речь, приглашая всех к пиру, садится на место (по его ушам тут же начинает ездить его «дорогой товарищ» Каркаров) и приступает к еде аки Христос, который и жил с учениками, и ел с ними же. А пока Флер гуляет за буйабесом от стола когтевранцев к столу гриффиндорцев, лишая Рона речи, присмотримся к парочке интересных моментов.

Для начала отмечу, что Снейп и Барти, явно друг друга стоящие, умудряются найти какую-то удивительную черную дыру за столом преподавателей — весь вечер их как бы вообще не видно. Гарри не обращает на них внимания, а это значит, что они вообще ничего не делают. Они как бы укрылись черной тучкой, и их совсем нет. Меж тем, не думаю, что это так — на пиру должны быть все. Даже бука-Снейп.

Далее. Внезапно выходит так, что при наличествующей на пиру рассадке оказывается, что избранные Кубком Огня Чемпионы являются как бы представителями всех четырех столов факультетов, а значит, идея объединения факультетов и Чемпионов, пропагандируемая Директором, начинает приобретать очертания уже сейчас.

Наконец, самое интригующее: спустя целых 20 минут после начала пира через дверь позади преподавательского стола протискивается Хагрид и усаживается ужинать (спасибо, хоть не вышибает дверь ногой под аккомпанемент грома и молний). Еще через пару минут в Зале уже присутствуют Людо Бэгмен и Крауч-старший (который даже под Империусом предпочитает сесть подальше от Каркарова).

Хагрид, помахав Гарри, Рону и Гермионе Очень Сильно Перебинтованной Рукой, на вопрос Гарри, как поживают соплохвосты, счастливо отвечает, что они процветают. Я не могу в сей цепочке фактов не усмотреть кое-чего подозрительного.

Начнем с вопроса, по каким таким важным причинам задержались Людо и Бартемиус? И почему они пришли сразу после Хагрида? И где, в конце концов, был Хагрид?

Что ж, подождем и посмотрим, что происходит дальше.

А дальше Дамблдор, закончив ужин, вновь поднимается со стула, и все внимание приковывается к нему. Ну, или почти все. Фред и Джордж подаются вперед, и со стороны может показаться, будто они с большим сосредоточением смотрят именно на Директора. Однако так ли это? Справа от Дамблдора и Каркарова сидит Людо, который близнецам (которых он кинул) сейчас явно интереснее.

Вспомним, что 30-го утром за завтраком они обсуждают именно его — вернее, то, что Бэгмен не ответил на письмо: «Придется поговорить с ним лично», — то есть уже во время Турнира. «Если не получится, придется отправить письмо еще раз. Или запихнуть ему в руку, он не может избегать нас вечно».

Интересно, откуда же это они узнали, что Людо будет на Турнире, учитывая, что руководство Хогвартса вроде как отказалось распространяться об условиях организации соревнования? Чую я, торчат здесь уши мистера Уизли, что вновь лишь подтверждает факт его непрекращающихся контактов с Дамблдором.

Дамблдор заводит речь, Филч, доселе пребывавший незамеченным (у него это вообще входит в разряд суперспособностей), вносит ларец с Кубком, Директор вводит слушателей в суть дела, не прекращая улыбаться, сиять и светиться. Всем, кто очень плохо его знает, на заметку: если Дамблдор очень веселый и улыбчивый, то большие проблемы явно где-то близко.

В речи Директора есть немало любопытных нюансов. Отметим их.

Для начала, те, кто хотят стать Чемпионами, располагают 24 часами, чтобы бросить свои имена в Кубок (ну а чего тянуть-то?). Кубок собираются поместить в холле этой ночью. Дамблдор лично проведет Возрастной барьер. Наконец, самое интересное: тот, кто попадет в Турнир, должен пройти его до конца и не может изменить свое решение участвовать с того момента, как Кубок его выберет — ибо избранный (ой, словечко-то какое знакомое) Чемпион будет связан с Кубком неким магическим контрактом.

Что это за контракт и каковы последствия его расторжения нам, естественно, не говорится. Может быть, это что-то вроде Непреложного обета? Тогда становится жутко занятно, почему 300 лет тому назад умер один из Чемпионов. Или по какой такой причине подобному подвергают (пусть совершеннолетних) детей? И не вернее ли предположить, что все это туфта, пурга, и ничего подобного нет, а Дамблдор просто стращает детишек? Тогда зачем оно ему?

Ну, например, затем, чтобы некий особенно юный ребенок уже сейчас привыкал, как ему жить свою жизнь, когда ему точно известно, что иного пути, кроме как двигаться вперед через квест, у него нет?

А далее Дамблдор выдает сакраментальную и чрезвычайно двусмысленную фразу: «Будьте твердо уверены, что вы всей душой готовы к игре, прежде чем вы бросите свое имя в Кубок».

Вот оно. К Игре. Чтобы пройти Игру до конца, необходимо быть способным сражаться с опасностью, быть смелым, проявить смекалку, но первое, о чем говорит Дамблдор — доблесть. Доблесть и готовность души пойти до конца — вот основа Игры.

Таким образом, не только шахматная игра Макгонагалл на пути к Философскому камню становится превосходной аллюзией на Большую Игру Директора, но и Турнир.

Итак, открытие Турнира свершилось, и все студенты и приезжие гости тянутся к выходу, а Гарри сталкивается нос к носу с Каркаровым, отчитывающим бедолагу Полякова за запачканную едой одежду («…отвратительный мальчишка -» — ни в какое сравнение не идет с, пусть даже резкими, замечаниями профессора Макгонагалл. Потому что она своих — любит).

Увидев Гарри, Каркаров застывает как вкопанный, разумеется, уставившись на шрам мальчика. Не успевает схлынуть первая волна потрясения, как Каркарова тут же накрывает второй:

— Да, это Гарри Поттер.

Бедный Каркаров, на побелевшем лице которого ярость мешается со страхом, думает, что видит перед собой мракоборца, которому он обязан сроком в Азкабане со всеми вытекающими, включая то, что ему теперь приходится жить в Болгарии, делая все, чтобы сохранить свою безопасность, даже если для этого придется забаррикадироваться в скрытом от посторонних глаз холодном замке, аки в добровольной ссылке на север. Ой, знал бы он, кто перед ним стоит, страх Каркарова, полагаю, стал бы и вовсе неконтролируем.

Совершенно понятно и отвращение на лице «Грюма», который, конечно, лучший актер, чем Каркаров, но, вплетая в работу личное, тоже часто теряет героя, которого ему приходится играть — это отчетливо проявится в Комнате Чемпионов. И тоже, между прочим, из-за Игоря.

Пока детки отдыхают, просыпаются, потягиваются и спускаются на завтрак 31 октября пораньше, чтобы посмотреть на Кубок, в замке вовсю кипит работа.

Дамблдор разминает затекшие от елейных речей Каркарова уши и готовится к Великолепному Вечеру Икс, Каркаров к завтраку уже заставил всех своих бросить имена в Кубок, Хагрид свунится у себя в хижине, Снейп принимает успокоительные зелья в своих подземельях — у него сегодня особенный день — а Барти тренирует заклинание Конфундус. У него сегодня тоже день особенный.

Я уверена, что в ночь с 30 на 31 октября Кубок в ступор никто не вводил. Во-первых, это было бы слишком тривиально. Во-вторых, даже опасно, ибо кто его знает, кто бродит в замке по ночам — какое-нибудь привидение, заезжие гости, патрульные, опять же, одинокий печальный Снейп…

Конечно, днем это делать не менее опасно, однако здесь всегда есть Директор, в любой момент готовый взять кого-нибудь под руку и устроить свой любимый Канзас Сити Шаффл разговорами о том, какие тыквы взрастил в этом году Хагрид, или о том, какие невероятные цветы на хогвартских лугах в свое время посадил профессор Диппет.

В-третьих, в поиске доказательств нам помогает сам Кубок, вышвыривающий имена Чемпионов в очередности, в какой к нему подошли будущие Чемпионы. Поскольку утром в шеренгу дурмстрангцев, естественно, затесался Крам, его имя Кубок выбрал первым. После завтрака была Флер. А после нее — Седрик. И только потом в Кубке оказывается имя Гарри, единственного представителя какой-то четвертой школы.

Отсюда вытекает в-четвертых: Дамблдору нужно, чтобы имя Гарри выскочило из Кубка последним — так удобнее устраивать представление.

Ну и, в-пятых, неплохо было бы, прежде чем делать из Кубка идиота, снять напряжение с абсолютно не доверяющего Возрастному барьеру Дамблдора Каркарова (и с чуть более доверяющей мадам Максим). Разумеется, сделать это можно только одним способ: показать, что заклинание Директора работает, тогда Каркаров перестанет неотрывно буравить глазами Кубок, в котором скоро уже образуется дырка от этого взгляда.

Дамблдор вообще в это утро благодаря пятому пункту веселится вовсю — сначала Фосетт и Саммерс, вышвырнутые из-за Возрастного барьера с громким шипящим звуком («Все услышали, что барьер работает? Нет? Тогда ждем близнецов Уизли»). Затем Фред и Джордж, к тому же любящие поддержать отличную шутку…

А шутка с бородами, без сомнения, Директорская, и Директор страшно рад, что близнецы попались:

— Я вас предупреждал, — довольно произносит он, выходя из Большого Зала (да, получилось настолько смешно, что Дамблдор даже из-за стола не поленился выйти) и блестя глазами на близнецов, беззастенчиво и с чисто научным интересом их разглядывая. — Я предлагаю вам двоим пойти к мадам Помфри. Она уже позаботилась о мисс Фосетт из Когтеврана и мистере Саммерсе из Пуффендуя, которые тоже решили немного себя состарить. Хотя, я должен сказать, ни одна из их бород не выглядит так прекрасно, как ваши.

Святой Мерлин, какой изящный реверанс и искренняя благодарность близнецам за то, что развеселили с самого утра! Я готова смаковать этот момент вечно.

Вопрос о том, что было бы, если бы кто-то догадался встать на табуреточку и, не пересекая барьер, просто кидать бумажки со своим именем в Кубок до тех пор, пока одна в него не попадет, до сих пор остается открытым. Впрочем, радиус в десять футов, Дамблдор… Да и занятые Бэгменом близнецы как-то не слишком и страдают по поводу неудачи, иначе бы пробовали еще, притащили бы табуреточку, в конце концов… Создается впечатление, что и попробовали-то они только потому, что этого от них все ждали.

Однако я считаю, что именно акт одарения близнецов прекрасными бородами послужил сигналом Дамблдора «Грюму». Ему остается лишь свериться с тем, что все хогвартские претенденты, которых наиболее вероятно выберет Кубок, уже оставили в нем свои имена, и…

В общем, пока Дамблдор радуется, какие у близнецов развеселые бороды, а у него самого — чудесное утро, в котором все идет по плану, Гарри предлагает друзьям навестить Хагрида. И вот у Хагрида вдруг тоже становится резко интересно.