Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

26 декабря отмечено послебальной ленью. Рон и Гермиона держатся учтиво-вежливо, и понемногу все страсти стихают — тем более, насколько можем судить, Гермиона редко видится с Крамом после бала (держу пари, Каркаров тоже устроил ему сцену).

Гарри и Рон рассказывают Гермионе о подслушанном ими разговоре Хагрида и мадам Максим. Надо сказать, подробности разговора узнает не одна Гермиона — на коленях у девушки лежит Живоглот, так что уже 26 декабря Дамблдору становится известно о том, что Хагрид себя выдал, а также о том, что его подслушали Гарри, Рон и жук, на которого Гарри уставился.

Может ли Дамблдора смутить факт наличия жука в непосредственной близости от признающегося в своем происхождении Хагрида? Пока нет, не думаю. Однако, когда выйдет статья мадам Скитер, Директор прямо-таки вынужден будет задуматься над тем, как Рите удается пробираться в замок.

Тем временем Гарри вновь начинает волноваться насчет Турнира — но не хочет воспользоваться подсказкой Седрика в первую очередь потому (ну, у ревнующего Гарри это — во вторую), что Седрик говорит загадками: «Прими душ и — эм — возьми это яйцо с собой и — эм — просто обдумай все в горячей воде. Она поможет подумать…» Это что вообще такое? Почему Седрик не мог сказать прямо, как сказал ему Гарри про драконов? Гарри же не подкатил к Седрику с репликой: «Посмотри на Хагрида, и — эм — это поможет тебе… Просто — эм — покушай его бетонного печенья — эм — бетонное печенье помогает думать…»

В принципе, конечно, подсказка неплохая — раз яйцо было вытащено буквально из-под огня, вероятно, его следует опустить в воду. Только Седрик не учитывает, что предубежденный Гарри тонкие намеки понимать отказывается. Не думаю, что это Барти надоумил его быть столь тонким. Вероятно, сам Барти подал подсказку Седрику именно в таком стиле, и Седрик просто повторил его слова для Гарри. «Все-таки мы — соперники, — решил Седрик перед тем, как очистить свою совесть, — так вот пусть Гарри сам подумает, я просто подскажу правильное направление».

Гарри же думать над тем, что в голове у двойного соперника (Турнир плюс Чжоу), не желает категорически, поэтому мысли о загадке яйца ложатся на его голову все больше тяжелеющим грузом. Некоторые люди просто обожают создавать себе дополнительные сложности.

Наступает второй семестр, и 9 января 1995 года, в понедельник, Хагрида заменяет профессор Граббли-Дерг, которая в довольно грубой форме дает ребятам понять, что не хочет говорить о причинах отсутствия своего коллеги — не при некоторых ушах:

— Что не так с Хагридом?

— Не ваше дело.

Думается, Вильгельмина Граббли-Дерг-то статью Риты о Хагриде, вышедшую аккурат утром 9 января, уже прочитала, так что ее грубость — попытка оградить Хагрида от дальнейших слухов, а также — скрыть от детей то, что их преподаватель с самого утра заливает горькую и находится сейчас, мягко говоря, в разобранном состоянии.

Интересно, кстати, само появление Граббли-Дерг, которая приводит на урок единорога. Разумеется, издавна в руки женщин единороги даются гораздо легче, чем в руки мужчин, однако не думаю, что профессор, не окончив завтрак, побежала ловить единорога по указанию Директора. Дамблдору, я напомню, о всех поползновениях и признаниях Хагрида известно как минимум с 26 декабря — и у Директора есть связи в Министерстве.

Я полагаю, Дамблдор заранее предусмотрел возможность невыхода Хагрида на работу, издерганного ссорой с мадам Максим и добитого статьей Риты. Директор заблаговременно предупреждает старую знакомую Вильгельмину о том, что ее помощь может понадобиться — и Граббли-Дерг располагает достаточным количеством времени, чтобы подготовиться к первому уроку в семестре. Если Рита и хотела ударить по Дамблдору сорванным уроком Ухода за магическими существами (в качестве бонуса), у нее это не получилось. Два-ноль в пользу Дамблдора.

Из толпы студентов, разумеется, выскакивает Малфой и стремится побыстрее проинформировать Гарри о том, что случилось — и кто тому виной. И почему («Меня атаковал гиппогриф», — так начинается маленькое интервью Драко. Всем все ясно?).

Пока Гарри с ребятами читают статью, момента вставить свою реплику дожидается не только Драко («Ну, я думаю, это положит конец преподавательской карьере этого олуха»), но и Граббли-Дерг, склонившаяся над единорогом вместе с остальными девушками и случайно выкрикнувшая: «Вы там слушаете?» — именно в тот момент, когда Гарри уже готов кинуться на Малфоя. Видимо, кто-то успел сказать профессору, что не надо мешать Гарри узнавать правду о том, что случилось с Хагридом — но смертоубийств при этом было бы лучше избегать.

Присмотримся повнимательнее к статье Риты, и сразу станет ясно, что ее работа целиком укладывается в одну единственную, замечу, заранее проплаченную, линию — ибо главным объектом нападок Риты является не Хагрид. И даже не Гарри.

«Гигантская ошибка Альбуса Дамблдора» — вопит название статьи. Замечательное название. Абсолютно точно эту статью прочитают многие, увидев такую шапку в газете. А чем больше людей прочитает, тем больше камней полетит в Дамблдора, эту самую «гигантскую ошибку» допустившего. В кого метит Рита, очевидно.

«Альбус Дамблдор, эксцентричный директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, никогда не боялся делать спорные кадровые назначения». Для полноты картины Рита напоминает, что нижеописываемая ошибка Дамблдора является спорной, не единственной и вообще — чем дальше, тем очевиднее, что у Дамблдора потихоньку едет крыша. Легонько и осторожно Рита прохаживается и по репутации свихнувшегося мракоборца в отставке Грюма, который, между прочим, друг Дамблдора — но исключительно легонько, ибо Рита в хорька превращаться желанием абсолютно не горит.

«В прошлом году, тем не менее, Хагрид использовал свое таинственное влияние на Директора, чтобы обеспечить себе дополнительную должность преподавателя по Уходу за магическими существами, более квалифицированным кандидатам в которой было отказано <…> Пока Дамблдор закрывает глаза, Хагрид калечит нескольких учеников…» — дескать, в силу возрастных особенностей (изменения мозга и отсутствия воли), Дамблдор легко подвергается чужому влиянию да еще и покрывает Хагрида, потому что, скорее всего, боится его.

Далее идет портрет Хагрида как человека, не желающего прекратить запугивания учеников и переступающего через все законы Министерства, разводя соплов и совершая все более жестокие выходки.

Однако соплы и рядом не стояли с раскопанной Ритой информацией о том, что мать Хагрида — великанша Фридвульфа. Это — больше, чем замечание, что Хагрид полувеликан. Фактически, это обвинение Хагрида в пособничестве Темному Лорду: «… горстка оставшихся примкнула к Тому-Кого-Нельзя-Называть, став впоследствии ответственной за некоторые ужасающие убийства маглов <…> сын Фридвульфы, судя по всему, унаследовал ее жестокий характер».

Неслабо.

Далее следует вставочка: «Говорят, Хагрид развил тесную дружбу с мальчиком, из-за которого Вы-Знаете-Кто потерял свою силу», — действительно, ведь тот, чья мать из-за этого вынуждена была податься в бега, просто не может дружить с виновником падения Реддла. Следовательно, либо Хагрид хочет Гарри отомстить, либо Гарри — мальчик не столь хороший, каким может казаться.

Ну, и на сладкое Рита не отказывает себе в удовольствии дать пару советов Дамблдору, который прямо не знал, что ему делать без ее помощи: «Но Альбус Дамблдор, конечно, сочтет это за свой долг — удостовериться в том, что Гарри Поттер и другие студенты предупреждены об опасностях общения с полувеликанами». То есть, опять же, либо Дамблдор, нанимая на работу Хагрида, ни о его происхождении, ни о великанах в армии Реддла даже не догадывался, либо к Директору (как и к Гарри) и его скрытым мотивам у общественности должны возникнуть серьезные вопросы.

Ай да Рита! Все ткнула, абсолютно всех — кто насолил Малфою. Уизли, Гарри, Грюм, Дамблдор, Хагрид — на очереди только Гермиона (которая удар на себя вызовет самостоятельно). Как мило.

Обратим внимание: с ночи Рождества до 9 января проходит две недели. Чем вызвана задержка в выходе статьи? Разумеется, Рита ждет первого рабочего дня. А еще роет картотеки в поисках упоминания о матери Хагрида. А еще ждет кое-чьего сигнала «На старт — марш!». Чьего — чуть позже.

В статье проскальзывают и намеки на то самое интервью о соплах с Хагридом: «Рубеус Хагрид, который признает, что его исключили из Хогвартса на третьем году обучения, наслаждался должностью лесничего в школе с тех самых пор — работой, предложенной ему Дамблдором». То есть Рита спрашивала Хагрида об этом — их беседа опять-таки вышла на Директора. «Я просто развлекался, — говорит он перед тем, как поспешно сменить тему разговора», — это о соплах, которые, следуя Рите, являются «очень опасным симбиозом мантикор и огненных крабов». Ей это Хагрид сказал? Или тоже сама нарыла?

Да, вся эта статья, конечно, штука крайне печальная и для Хагрида, и для Гарри, волнующегося о Хагриде, однако попробуем понять, что мог вынести из нее Директор?

Очевидно, что Рита наметила себе целью именно его. Однако зачем? И почему с самого сентября не выходит ни одной статьи о промахах Министерства, где, между прочим, Берту еще не нашли, Крауч перестал появляться на работе, Сириуса и того, кто запустил Метку на Чемпионате, до сих пор не поймали, таинственный Темные Силы проникли в подведомственный хотя бы Совету попечителей в Министерстве Хогвартс, и организаторы Турнира, в числе которых две важные фигуры Министерства, допустили участие двоих Чемпионов от Хогвартса… В общем, на сто статей хватит — тем не менее, последний удар по Министерству был нанесен 2 сентября в статье о нападении на Грюма.

Почему? И почему Рита так легко спускает с крючка одну из двух своих жертв и, неожиданно проявляя несвойственную ей политкорректность, не копается в прошлом директора иностранной школы, тоже очевидной полувеликанши мадам Максим? И, наконец, как она вообще узнала о прошлом Хагрида и его семьи?

Хагрид, понятное дело, грешит на мадам Максим, однако Дамблдор в ее предательство верить не спешит. В голове у Директора, стремящегося из всего вокруг извлечь выгоду, рождается один маленький планчик: узнать точно, как Рита попадает в замок, и подумать, что из этого может получиться. Как узнать — вопрос интересный. Директор ждет.

Относительно других вопросов — Дамблдор мог их решить одним махом, смело построив такую логическую цепочку: Рита Скитер — специальный репортер «Ежедневного Пророка» — газета подчиняется Министерству — Фадж.

Как интересно, — думает Дамблдор, кушая лимонную дольку. Очевидно, что Рита почти оставляет работу, кружась в окрестностях Хогвартса, явно нацелившись на Директора — вряд ли «Пророк» оплачивает ей эту внезапную командировку, учитывая то, что статей в целом она пишет не так уж много (принимая во внимание дальнейшие события, вообще могу предположить, что остальную работу Рита буквально забросила. Тем не менее, Скитер решается пойти на такой шаг, одно из последствий которого — перспектива написания книги о Дамблдоре), однако вовсе даже не голодает, скорее наоборот — меняет наряды, разгуливает с дорогой сумочкой… В общем, понятно, что командировку ей щедро оплачивают — и вовсе даже не руководство «Пророка».

С другой стороны, Директору может быть уже давно известно, что стати Риты пишутся с прицелом на него (может быть, Снейп какой-то намек отпустил) — не трудно понять, что тот, кто заказал его Рите, ей же и платит. А кому выгодно принизить авторитет Дамблдора — и одновременно отвернуть взгляд прессы от ошибок Министерства?

После бегства Сириуса и неприятностей на Чемпионате Фадж откровенно ерзает в своем кресле, прекрасно понимая настроения общественности, которая, к слову сказать, как и Фадж, прекрасно помнит, кто были его главными конкурентами в борьбе за Министерское кресло — Крауч, не попавший туда по семейным обстоятельствам, и Дамблдор, отказавшийся от должности. И Фадж, вероятно, не может с точностью решить даже для себя, кто из них сейчас опаснее.

После церемонии открытия Турнира Фаджа из участия в его организации, мягко говоря, выперли — очевидно, что его репутация теперь полностью зависит от исхода оного Турнира. Однако Дамблдор не то что не допускает Фаджа в школу — он вообще перестает даже делать вид, что с ним советуется. Ибо я подозреваю, что на каникулах, помимо поедания долек, Директор занимается еще и тем, что связывается с Фаджем и ставит его в известность, что выбрал жертвы на второй тур. Единолично.

Спасибо, хоть сказали. Дергающийся Фадж, воображение которого уже несется в ста разных направлениях на субсветовых скоростях, соображает, наконец, что все вокруг им просто пользуются. Незамедлительный ответ — статья Риты, вышедшая аж 9 января. Я же говорю, кто-то явно крикнул: «Фас!»

Однако Дамблдор прекрасно понимает, что Фадж — не интриган, он скорее как флюгер — куда подует ветер, туда он и повернет (сам Фадж это свое качество, наверное, именует гибкостью мышления). За ним явно должна стоять некая сила, во-первых, подсказавшая услать Риту куда подальше и запретить ей подмачивать репутацию Министерства, а во-вторых, имеющая в рукаве весомый (читай: денежный) аргумент, чтобы Рита услаться согласилась.

И с какого это периода ее усылают? Правильно, с 11 ноября, прямиком на Церемонию проверки волшебных палочек — то есть через две недели после того, как Фадж поплакал, что его не пригласили ни на открытие Турнира, ни на отбор Чемпионов.

Единственный оставшийся для Дамблдора вопрос: кто ж это у нас такой сердобольный, стоящий за Фаджем, не жалеющий денег, лишь бы (официально) Министру было хорошо, меценат-добродетель, которому одинаково с Министром выгодно, если в Дамблдора и Гарри начнут лететь камни? И вот перед глазами умявшего вазочку долек Дамблдора всплывает лицо Люциуса Малфоя.

Что ж, — думает Дамблдор, приступая ко второй вазочке, — это значительно упрощает дело. Теперь нужно лишь улучить момент и пригласить на чай Северуса. Ибо все это легко объясняет тот факт, что Рита взяла интервью у Драко — явно в школе, ибо в Хогсмид дети выходили давно. Следовательно, Драко может быть известно, как Рита проникает на территорию замка. Следовательно, это может быть известно Люциусу. Следовательно, Люциус может сказать об этом Северусу. Если уже не сказал. Стоп, а кто там на самом деле предупредил меня о том, что Рита здесь с очень нехорошей целью? Это спустя всего-то несколько недель после выхода первой, в целом, не обидной статьи. Ах, Северус, это так трогательно…

Таким образом, перед Дамблдором вырисовываются дополнительные задачи: утихомирить Риту; узнать точно, как она попадает в замок и откуда черпает информацию; помочь Хагриду справиться с последствиями поступка Риты (который являет собой пример простейшей низости, и о котором, по-хорошему, не философствовать надо, а бить по морде, ясное дело); использовать новые обстоятельства с пользой для Игры.

Тем временем Хагрид, окончательно раскиснув при мысли, что его сдала мадам Максим, пишет Директору заявление об увольнении — дабы уйти подальше от обоих и предоставить Дамблдору возможность в ответ на разгневанные письма родителей (которые ведь ни капли не замечали, что с размерами Хагрида что-то подозрительно не то) говорить, что Хагрид-маньяк уже уволен.

Однако Дамблдор не был бы Дамблдором, если бы не согласился выдать Хагриду, как и Рите, веревку с мылом. Он не станет увольнять Хагрида, но не станет его и уговаривать. Он станет воспитывать, ибо лучший способ справиться со своими комплексами — справиться с ними самому. Хагрид сам должен понять, что ему необходимо перестать убиваться по крайней мере из-за статьи. Задача Дамблдора — вернуть его в Игру и убедить в том, что доказательств виновности мадам Максим нет, и лично он, Директор, в ее причастность не верит.

Кроме этого, видя злость Гарри и попытки мальчика достучаться до Хагрида, Дамблдор принимает решение как-нибудь привлечь к борьбе за лесничего и его моральный дух и Гарри тоже. Чуть позже. Трио сможет оказаться полезным Хагриду и вернуть его веру в себя, а Хагрид сможет хорошенько пнуть Гарри, ибо Дамблдору известно, что за разгадку яйца мальчик так и не принимался.

Услав 14 января всех студентов в Хогсмид, Дамблдор лично идет к лесничему, очевидно, не дождавшись от него сдвигов в борьбе с комплексами и решив, что время, отведенное Хагриду Директором на «пострадать», закончилось.

Пока Дамблдор ведет просветительскую беседу, в пабе «Три Метлы» происходит много интересного и крайне полезного.

Пообщавшись с подозрительно убегающим от гоблинов и близнецов Уизли Людо, Гарри, Рон и Гермиона нос к носу впечатываются в Риту Скитер. Гермиона взрывается, когда Рита вновь нацеливается на Гарри и Хагрида:

— Вы ужасная женщина! Вам не важно, верно — всё ради истории — и все сойдут, так? Даже Людо Бэгмен -

— Сядь, глупая девчонка, и не говори о вещах, которых не понимаешь. Я знаю вещи о Людо Бэгмене, которые заставят твои волосы встать дыбом… Не то чтобы в этом была необходимость -

Вот и нашла коса на камень… Вообще, когда отношения начинает выяснять слабый пол, сильному лучше постоять в стороне, желательно, чем-нибудь прикрывшись. Результаты таких разборок не возьмется предсказать никто. Ну, в самом деле, что там Малфой и Гарри могут придумать, кроме как шлепнуть друг друга парочкой заклинаний или нос разбить? Ну и что это за разборки в кабинете Директора, когда Дамблдор уложил пятерых одним заклинанием и, весело помахивая бородой, смылся?

Право же, какие все это мелочи по сравнению с тем, когда за дело берется женщина. И полбеды еще, если сие прекрасное создание защищает собственное достоинство, ущемленное другим прекрасным созданием — но, когда женщина вступается за поруганную честь небезразличного ей мужчины… вот тут, уважаемые, пригнитесь. В следующем году вот, к примеру, разборки Макгонагалл и Амбридж за Дамблдора и Фаджа соответственно закончатся больницей и кентаврами…

Сейчас же мы наблюдаем, как обиженная на «ужасная женщина» и «все сойдут для истории» Рита пытается разобраться с Гермионой, которая вступилась за Хагрида и Гарри — и окончательно взорвалась от «глупой девчонки» (Снейпа она еще стерпеть может, тем более, он тут же искупил вину, словив три заклинания одновременно — но не Риту). Изначально силы не равны — и Рита, создавая эшафот для Гермионы и затачивая топор возмездия, даже не подозревает, что сама под ним и окажется. Ибо никогда не надо злить Гермиону.

— Пусть попробует! — вопит девушка ошалевшим Гарри и Рону. — Я ей покажу! Маленькая глупая девчонка, да? О, она за это ответит, сперва Гарри, теперь Хагрид -

Гермиона первой прибегает к хижине Хагрида и начинает молотить кулаками в дверь:

— … никого не волнует, была ли твоя мама великаншей, Хагрид! Ты не можешь позволить этой глупой Скитер делать с тобой такое!..

И сияющий Дамблдор, легко поднимаясь открыть дверь, начинает понимать, как можно точно узнать, каким образом Рита добывает свои интервью, попутно решив не только и не столько эту задачу (ибо, ну, я вас умоляю — что, Дамблдор, на пальцах одной руки перечислив для самого себя, как кто-то может попасть в школу незамеченным, не догадался, как это удалось Рите?).

— Добрый день, — улыбаясь, здоровается Директор.

— Мы — эм — мы хотели повидаться с Хагридом, — пищит Гермиона в ответ, забывая поздороваться («Вас тут не стояло, мистер, мы к Хагриду хотели, отодвиньтесь…»).

— Да, я подозревал об этом, — глаза Директора блестят. Всё, план сложился. — Почему бы вам не зайти?

— Ох… эм… хорошо… — мямлит Гермиона.

К моменту, когда трио добегает до домика Хагрида, все взрослые интересные разговоры, разумеется, уже закончились — так что нам остается лишь созерцать их результаты.

Попытаемся понять, каковы основные причины огорчения Хагрида.

Ну, во-первых, то, что мадам Максим якобы его сдала: «Мне все равно на нее теперь, обещаю. Широка в кости… я ей покажу широкие кости». Тут Дамблдор, увы, не может сказать ничего, кроме как: «Я в это не верю. Обещаю, Хагрид, я найду доказательства. Я не верю в то, что это она». Когда Хагрид успокоится, слова Директора на него подействуют.

Во-вторых, Хагрид боится, что Гарри изменит отношение к нему, потому что его мать помогала тому, из-за кого мальчик лишился родителей — и тогда Хагрид не только потеряет друзей, но станет бесполезен для Игры. Это опасение Директор с легкостью разбивает сразу после того, как прибывает трио: «Гермиона, Гарри и Рон все еще хотят знать тебя, судя по тому, как они пытались выломать дверь». (То есть Хагрид так и плакался: «Да они меня знать теперь не пожелают!»)

— Конечно, мы все еще хотим тебя знать, Хагрид! — восклицает Гарри, уставившись на лесничего. — Ты же не думаешь, что то, что говорит эта корова Скитер… простите, профессор, — Гарри виновато смотрит на Дамблдора.

— Я временно оглох и не представляю, что ты только что сказал, Гарри, — Дамблдор глядит в потолок, сплетя пальцы и невинно крутя большими («А? Что? Ну надо же, забыл вытащить ушные затычки, которые так нахваливала мадам Помфри! Повтори, Гарри, пожалуйста, еще раз, а то, я думаю, для Хагрида одного раза будет не вполне достаточно»).

Дамблдор делает то, что нужно делать в данной ситуации — собственные аргументы для успешной борьбы Хагрида с комплексами Дамблдор уже привел, но, раз уж детки пришли, пусть тоже помогают.

— Э — да, — застенчиво повторяет Гарри. — Я просто имел ввиду — Хагрид, как ты мог подумать, что нас волнует, что эта — женщина — написала о тебе?

Две огромные слезы выкатываются из глаз Хагрида. Совершенно очевидно, что он только что услышал прямое подтверждение слов Директора.

— Живое доказательство того, что я тебе говорил, Хагрид, — Дамблдор тактично делает вид, что не замечает, что подчиненный плачет.

Плюс ко всему этому не только Гарри, но и другие волшебники, «несчитанное количество родителей», не только не восприняли обвинения Риты, но и чуть ли не угрожали Дамблдору, что резко встанут в позу, если он после такого уволит Хагрида — с этими письмами Дамблдор и пришел к лесничему. Полагаю, среди писавших были и чета Уизли, и Люпин.

В-третьих, Хагрид боится, что подставил Дамблдора, однако Дамблдор ясно дает понять, что нападки Риты для него — что комарик носорогу. Из того, что говорит Хагрид о Дамблдоре после ухода последнего, ясно, что говорил сам Директор Хагриду: «Из людей может выйти толк, даже если из их родителей не вышел… Всегда будет кто-то, кто попытается использовать это против тебя… встать и сказать: «Я тот, кто я есть, и я не стыжусь».

Ну и, наконец, Директор, видимо, акцентирует внимание Хагрида на том, что без него Игра — не Игра. Где-то тут и прилетает небесная похвала Директору в виде разгневанной Ритой Гермионы: «Ты слышал, что кричала мисс Грейнджер, Хагрид?» Гермиона краснеет, но Дамблдор ей улыбается.

Под завязочку: «В самом деле, Хагрид, если ты ждешь всемирной популярности и признания, я боюсь, ты останешься в этой хижине на очень долгое время». А далее следует пример из личного опыта Директорствования.

Кстати, Дамблдор впервые при Гарри вспоминает брата — Аберфорта, которого обвиняли в использовании каких-то неразрешенных чар к козлам, а он, мол, не обращал внимания.

— Конечно, я не до конца уверен, может ли он читать, так что это могла быть и не храбрость… — добавляет Дамблдор, и я не совсем понимаю, к чему это.

Дамблдор знает, что Аберфорт далеко не глуп, он не может быть «не до конца уверен» — и чем Аб заслужил подобное оскорбление? Или Дамблдор не уверен, мог ли Аб читать конкретно те газеты, где было написано про него и козлов? Или Дамблдор, скажем, посылал ему письма, на которые тот не отвечал? Или это такой воздушный привет-прикол от старшего брата младшему, с которым они совсем недавно, скажем, шутили вместе именно на эту тему?

В любом случае, вот вам первый отзвук неоднозначных отношений Директора с братом, который докатился непосредственно до Гарри…

Гермиона Хагрида буквально добивает: «Пожалуйста, вернись, мы действительно по тебе скучаем».

Ну и, чтобы Хагрид не выдал еще чего-нибудь по типу «Я — полувеликан, меня никто не любит», Дамблдор быстро раскланивается и уходит — притом на своих условиях, оставляя вопрос закрытым, а последнее слово в нем — за собой:

— Я отказываюсь принять твое заявление, Хагрид, и я жду тебя на работе в понедельник. Ты присоединишься ко мне за завтраком в 8:30 утра в Большом Зале. Оправдания не принимаются. Всем хорошего дня.

Дамблдор покидает хижину, остановившись лишь затем, чтобы почесать Клыка за ухом. Ах, какой мужчина! Всех одарил любовью. Кроме брата.

Да, попробуй после такого прямого приказа не выйти на работу. Хагрид не то что выходит — он вылетает и, не сходя с места, приступает к службе, даже толком не вытерев слезы, и использует свое состояние, чтобы ударить по совести Гарри:

— Знаешь, чего бы мне хотелось, Гарри? — говорит он очень серьезно. — Мне бы хотелось, чтобы ты выиграл, реально хотелось бы… ты бы показал им… как ты справляешься с яйцом, Гарри? — «А знаааааешь, что надо сделать, чтобы я перестал плакать?..»

Да, Дамблдор явно дал понять Хагриду, что Гарри снова тянет гиппогрифа за перья — иначе откуда он, казалось бы, знает, что загадка именно в яйце? В палатке Чемпионов, где Бэгмен давал задание, Хагрида не было — вот вам и большой-большой секрет.

— Хорошо. Правда хорошо, — врет Гарри.

— Вот это мой мальчик, — улыбается Хагрид, а Гарри дает себе клятву воспользоваться подсказкой Седрика и поумерить гордость. Ибо солгать Хагриду — совсем не то, что солгать другим. На что и расчет.

Не вполне ясно, куда направляется, радостно мурлыкая, Дамблдор после того, как он покидает Хагрида — то ли к себе в кабинет, то ли в «Три Метлы», пропустить рюмочку-другую сливочного пива, а заодно спросить Розмерту, не знает ли она, часом, почему это мисс Грейнджер была столь разъярена — однако совершенно точно новости от Розмерты настигают его достаточно быстро. А Розмерта, между прочим, может много чего интересного сообщить.

Во-первых, обеспокоенный Людо Бэгмен и его маленькие друзья. Может, конечно, Розмерта и не слышала, о чем он там шептался с гоблинами, но видеть их в зеркало — прекрасно видела. И нельзя не признать, что в поведении Людо много странностей: он что-то быстро говорит гоблинам, те, скрестив руки на груди, явно недовольно и угрожающе на него смотрят. И если уж даже Гарри задается вопросом, что Людо делает в пабе, а не в Министерстве, то Дамблдор — и подавно.

Увидев Гарри, Людо резко меняется в лице, натягивает прежнюю улыбку и, уведя подальше от Розмерты и Рона с Гермионой, начинает разговор — явно нервничая, то и дело понижая тон, низко склоняясь к мальчику — пока гоблины неотрывно смотрят на них обоих. Затем Людо хмурится и глядит на Гарри почти оскорбленно. Затем буквально бежит от разочарованных Фреда и Джорджа, одарив Гарри таким грустным взглядом, будто мальчик его предал — гоблины торопятся за Людо на улицу.

Далее, учитывая, что Гарри голос особо не понижает, Розмерта слышит, о чем он говорит с Роном и Гермионой: Бэгмен предложил ему помощь в разгадке того, что скрывает яйцо — и не предложил ее Седрику. А привязанность к нему гоблинов он объяснил тем, что они ищут Крауча, который болен и до сих пор отсутствует на работе.

Тут, кстати, наш великий предсказатель Рон говорит: «Может, Перси травит его. Наверное, думает, если Крауч умрет, его сделают главой Департамента…» — и ведь, как всегда, в точку! Готова поставить на то, что, по замыслу Реддла, в какой-нибудь прекрасный день Крауч, посылающий сейчас инструкции из дома, напишет приказ о назначении Перси на должность — таким образом у Реддла появилась бы еще одна ниточка в Министерстве, за которую можно будет активно дергать. И какая! Глава Департамента международного магического сотрудничества! Удачно, что план сорвался…

Но — вернемся к Бэгмену. Тут же зашедшая в бар Рита бросает своему фотографу, что Бэгмен сказал ей, будто «показывает достопримечательности» гоблинам… Как интересно должно стать Дамблдору. Нет, ясное дело, что ни в чем Темном Бэгмен (по крайней мере, по своей воле) замешан быть не может, но в его действиях явно что-то нечисто. Тут Дамблдор мог бы припомнить, что уже не в первый раз видит его сбегающим от близнецов…

В общем, цепочка вырисовывается довольно просто: Бэгмен задолжал гоблинам и, видимо, поставил на победу Гарри в Турнире, чтобы отыграться — посему и предлагает парню помощь. Фреду и Джорджу, вероятно, Людо тоже задолжал — можно аккуратно узнать у Артура, не делали ли мальчики ставок в последнее время. В принципе, ничего интересного в плане Игры — разве только дополнительный тест для Гарри на честность, который, к радости Директора, мальчик проходит успешно.

Барти Крауч до сих пор отсутствует на работе — а вот это уже весьма интересно. Чем же он так переутомился? Еще одна деталь, достойная занесения в блокнотик со странностями.

Ну и, наконец, подробности ссоры Гермионы и Риты, вопивших на весь паб — замечательно, раз это настолько задевает личные интересы Гермионы, следует дать девушке зеленый свет. Что Дамблдор и делает еще в хижине Хагрида, улыбаясь Гермионе, всячески блестя глазами и выразительно разглядывая потолок. Пусть теперь мисс Грейнджер подумает над двумя задачами: как и чем вывести Риту на чистую воду. Все лучше, чем бегать и убеждать домовиков бросить работу.

То, что Гермиона найдет ответ на любой вопрос, был бы вопрос — факт общеизвестный, поэтому Директору лишь остается приглядывать за действиями девушки и в случае чего прикрывать или подталкивать в нужное русло.

От того, насколько успешно она справится с заданием, зависит будущее участие Гермионы в Игре, а Дамблдор может пока отвлечься на другие проблемы, заодно прикидывая, как в дальнейшем удобнее будет использовать Риту, ибо уже сейчас Директор может с большой долей вероятности утверждать, что после возрождения Реддла Фадж сделает все, чтобы удержаться в кресле — и информационная война в это «все» очень даже входит.

Великий человек Дамблдор, как приговаривал Хагрид, вытирая слезы, великий.

А к чести Бэгмена, между прочим, можно добавить следующее: он, как бывший спортсмен, не может не понимать степень низости предлагаемого им жульничества. Именно этим объясняется то, что он упорно хочет услышать от Гарри согласие на его подсказки — и не пытается подсказывать в лоб, как это делает Барти, которого мнение Гарри мало интересует.

Оба они очень сильно зависят от того, как Гарри справится с участием в Турнире. Подсказки «Грюма» Гарри принимает, на подсознании принимая его самого, ибо он — друг Дамблдора. Бэгмен же мальчику чужой. Однако Людо пытается придать своим действиям хотя бы намек того, что в нем когда-то было или в среде чего он когда-то круглосуточно варился — спортивной чести. У Барти этому взяться неоткуда.