Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

20 января, в пятницу на уроке Заклинаний Гарри шепотом пересказывает Рону и Гермионе события прошедшей ночи. Ребята, разумеется, расходятся во мнениях, но как показательны все эти знаки свыше (а свыше у нас — Роулинг)!

Гермиона последовательно произносит: «Мы и раньше думали, что Снейп пытался убить Гарри, а выяснилось, что он спасал ему жизнь…» и «Дамблдор не глупый, — божечки, что, правда, что ли? — Он был прав, доверяя Хагриду и профессору Люпину, даже несмотря на то, что многие люди не дали бы им работу, так почему он не может быть прав насчет Снейпа…». Ребята тренируются применять Отталкивающие чары на подушках, и подушки глаголющей истину Гермионы всегда попадают точно в коробку. Рон, выступающий против Снейпа, выразительно мажет. Изумительно.

Тем временем Дамблдор, поскольку не глупый, веселится вовсю. Попробуем реконструировать его день и тоже повеселиться.

Первым делом, выполняя свою угрозу, у Дамблдора с самого утра должен появиться Филч, который не спал всю ночь, репетируя обвинительную речь. Все начинается с давно уже приевшейся жалобы на Пивза — и Директор бы, благодушно позевывая, как обычно успокоил бы смотрителя и отправил заниматься своими делами, если бы не одно но: Пивзу, судя по тому, что он не реагировал на вопли Филча и визжание яйца той ночью, будучи довольно близко от места вечеринки, было приказано сидеть тихо. А кто у нас тот единственный, кто может Пивзу что-то приказывать и знать, что Пивз послушается? То-то же.

Следовательно, жалобы Филча на то, что Пивз украл золотое яйцо Чемпиона, не имеют никакого основания. Но что тогда случилось ночью? Понятно, что виду о том, что он знает, что Пивз здесь ни при чем, Директор не подает, однако может аккуратно выведать у Филча, как ночью дело обстояло в принципе. Таким образом, в речи смотрителя просто обязаны были всплыть слова «Грюм», «какой-то пергамент» и «Снейп, к которому кто-то забрался в кабинет».

То есть Дамблдор узнает, что, пока он выслушивал доклад Миртл о продуктивном купании Гарри с музыкальным сопровождением, а также рапорты портретов о том, что, выйдя из ванны, мальчик свернул с маршрута и надолго где-то застрял, в коридоре Хогвартса разворачивалась развеселая пижамная вечеринка.

Из жалоб Филча Дамблдору в конце концов становится понятно, что в секретном проходе, ведущем в подземелья, Гарри уронил яйцо и не просто «какой-то пергамент», а Карту Мародеров. На вой яйца прибежали Филч, Снейп и «Грюм», последние двое устроили разборки, в которых Снейп попутно нажаловался на обокраденный кабинет.

Я полагаю, Филч, дружный со Снейпом, попытался максимально причесать эту часть истории, чтобы не подставить Снейпа, однако Дамблдор все равно догадывается, в ком конкретно сей упрямец упорно видит вора. И имеет все основания усомниться в том, что Снейп прав — даже если Гарри в припадке вдохновения сумел придумать способ, как пробыть час под водой (что вообще-то на мальчика мало похоже), он имел возможность сделать все тихо и аккуратно (с Картой Мародеров-то) и хотя бы закрыть дверь кабинета перед тем, как начать убегать. Следовательно, вора что-то вспугнуло. И это что-то, скорее всего — вой яйца.

Интересно. Я не думаю, что Дамблдор приглашает к себе «Грюма», уже давно и прочно находящегося у него в списке подозрительных лиц — это могло бы его вспугнуть. Логичнее было бы после беседы с Филчем вызвать Пивза и спросить, не присутствовал ли он невидимкою на месте столь любимых им скандальных событий — и, если присутствовал, то что видел и слышал?

Со стороны вообще может показаться, что Дамблдор заинтересовался ночной историей только из-за факта кражи яйца, поэтому и вызвал Пивза сразу после Филча для подробных «а-та-та». Это — идеальный для Дамблдора вариант, учитывая наличие в замке одного большого обеспокоенного голубого глаза.

История Пивза может прояснить некоторые мелкие детали: Гарри в момент ограбления даже не успел дойти до подземелий; Снейп и «Грюм» сцепились, выясняя отношения; Карта оказалась в руках «Грюма», и Снейп ее узнал, а Филч — нет; «Грюм» сделал все, чтобы Гарри не попался в руки Снейпа, а также обыскивал его кабинет (ахтунг!) по просьбе Дамблдора ранее. То есть взлом кабинета Снейпа прошедшей ночью свершился не в первый раз.

А поскольку Дамблдор, будучи профессионалом, доказывает утверждения, а не отрицания, он может тут же доказать несостоятельность минимум двух обвинений: Гарри — в том, что он обокрал Снейпа, и самого себя — в том, что он давал «Грюму» приказ обыскать кабинет Снейпа. Таким образом, увеличивающееся количество неясностей во всей истории заставляет Дамблдора заинтересовываться все больше.

Далее. Карта Мародеров. Не нужно быть Трелони, чтобы понять, что Гарри ее отдал Люпин. И вот она вновь всплывает безобидным куском пергамента — на сей раз, на пижамной вечеринке. Может ли Дамблдор не узнать кусок пергамента, чуть не поломавший ему всю Игру-3? О нет, тем более, в хижине Люпин, Сириус и Снейп довольно подробно говорили о его свойствах.

Сложить два и два труда не составляет: Гарри изменил маршрут и понесся, сокращая путь, по потайной лестнице в подземелья, потому что увидел на Карте что-то крайне любопытное — например, имя того, кто находился в тот момент в кабинете Снейпа. Кого?

В решении этой загадки Дамблдору помогает Гарри же — 20-го вечером мальчик пишет письмо Сириусу с подробным рассказом о том, как Крауч взломал кабинет Снейпа, и о разговоре Снейпа с «Грюмом».

Если вспомнить, что результатом этого письма станет не что-нибудь, а переезд Сириуса в Хогсмид, лично организованный Директором («Ты не единственный корреспондент Сириуса. Я тоже с ним переписываюсь с прошлого лета, когда он покинул Хогвартс. Это я предложил ему укрыться в горной пещере»), а также то, о чем станет говорить Сириус во время встречи с Гарри, Роном и Гермионой в Хогсмиде, нельзя не предположить, что содержание письма Гарри (а именно — тот факт, что в ночь на 20 января в кабинете Снейпа был замечен Барти Крауч) было донесено до Директора.

Эта информация слишком важна, чтобы Мародеры могли себе позволить ее утаить (смею предположить, что попытка Мародеров деликатно промолчать об источнике сведений Гарри Дамблдором была оценена по достоинству). Разумеется, Дамблдор должен был еще больше озадачиться полученными данными, приказать Мародерам ждать и пока ничего не писать Гарри в ответ и крепко задуматься о здоровье, местонахождении и мотивах поведения Бартемиуса.

Ибо ситуация более чем странная — не в характере Крауча-старшего пробираться в чей-то кабинет в час ночи. Тем более — зачем это делать так поздно, если он мог радостно нагрянуть в школу в любой момент, когда пожелает, будучи одним из судей и организаторов Турнира? И вообще — неужели защиту замка не усиливают на ночь, и внутрь может попасть любой, кому заблагорассудится, и никто не будет об этом знать? К тому же, Бартемиус, вроде как, болеет — отсутствовал на Святочном балу, странно вел себя осенью…

Выяснить, что происходит с Краучем, Дамблдор может, задействовав еще двоих свидетелей — Снейпа и Винки. Вот они-то как раз самые важные.

Я долго думала, с кем же Директор поговорил первым. Не будем забывать, что Дамблдору прекрасно известно, что за ним наблюдают как с помощью волшебного глаза, так и с помощью Карты Мародеров, следовательно, ему необходимо:

а) не делать резких телодвижений;

б) максимально отвлечь внимание «Грюма»;

в) дать «Грюму» понять, что все хорошо, его ни в чем не подозревают, чтобы он мог заняться своими делами. В частности — наблюдением за Гарри.

В конце года, говоря о втором туре, Барти произнесет: «Я следил за тобой все время». Следовательно, Дамблдор умудряется сделать так, чтобы «Грюм» успокоился и уменьшил свою постоянную бдительность по отношению к нему, Директору.

Поэтому я полагаю, что идти сразу к Винки Дамблдор не стал. Письмо Гарри доходит до Сириуса от силы 21 января, в субботу, письмо от Мародеров Директору — максимум 22-го, в воскресенье. Ничто не мешает Дамблдору, скажем, за завтраком 23-го, в понедельник, громко сказать: «Северус, хотел поговорить с вами насчет вашей программы!» А затем тихонько шепнуть: «Вечером в моем кабинете». Или добавить ту же фразу после: «Возьмите пудинг, Северус, он превосходный!»

Снейп — не идиот, а потому делает все, чтобы после «пудинга» и приглашения в лице не измениться, однако резкое потепление к нему Дамблдора заставляет его крепко задуматься о том, что же будет ожидать его вечером (упаси Мерлин, какой-нибудь тортик!).

Вариант один из двух — либо свинья-«Грюм» рассказал Дамблдору о вечеринке в пижамах, и сейчас Снейпа начнут пороть, исключив из Игры навеки (но зачем тогда такая секретность и теплота?), либо Дамблдор хочет что-то такое важное прояснить (но что может он, Снейп, исключенный из Игры, ему подсказать?).

Еще одна деталь — глаз «Грюма» не должен ни с помощью своих волшебных свойств, ни с помощью Карты увидеть, что между начальником и подчиненным произошло глобальное примирение. Вариантов воспрепятствовать глазу не много. Как помним, Выручай-комната на Карте не светится, и, я полагаю, волшебный глаз сквозь ее стены также смотреть не может. Идеальное место, чтобы организовать встречу, которую не сумеет никто ни подслушать, ни подсмотреть. Либо необнаружимость заложена в свойства Комнаты изначально, либо ее слегка модернизировал Дамблдор (например, в 5:30 утра 25 декабря, о чем потом и хвастался Каркарову на Святочном балу).

Конечно, чары необнаружения можно было бы наложить и на Директорский кабинет, но, если он внезапно исчезнет с Карты, это будет выглядеть подозрительно. Ставлю все-таки на то, что рандеву супругов состоится в Комнате, ибо так оригинальнее. То есть после приглашения Снейпу пришлось очень постараться, чтобы его брови в изумлении не поползли вверх.

Оговорюсь сразу: назвать точную дату разговора Дамблдора со Снейпом и точную дату возвращения второго в Игру невозможно, ибо заданный интервал времени, когда произошло сие важнейшее для судеб мира событие, слишком велик. Пораскинув мозгами, я могу лишь максимально его сузить, выявить причины воссоединения и попытаться восстановить картину того, как это происходило.

Встреча супругов состоялась абсолютно точно между 20 января и первой половиной февраля. Событие, подтолкнувшее к воссоединению — письмо Гарри к Сириусу (о, какая ирония) после вечеринки в пижамах, на которой присутствовал «Грюм».

Ясно, что после нее и второй за год кражи Снейп, как и после первой, сам бы к Дамблдору жаловаться не пошел, однако начальство, узнав о несанкционированном обыске «Грюма» и долго пытаясь вспомнить, когда же это оно, начальство, такой приказ «Грюму» отдало и зачем, само вызвало упрямого гордого несправедливо обиженного подчиненного на разговор.

Кроме того, что разговор давно уже назрел, Дамблдор понимает, что и отговорка «Грюма», и то, что Снейп винит во второй краже Гарри, получая в сумме Игру — это оскорбительная каменюка в огород Директора. Да и ситуация на фронте такова, что Снейп нужен Дамблдору и Игре, а Снейп жить не может без Дамблдора и Игры. Потому что воспитательные меры — воспитательными мерами, но дело принимает такой оборот, что без дальнейшего участия Снейпа Дамблдору будет весьма затруднительно вести свою уже не Игру, а самую настоящую войну с Реддлом.

Анна и Екатерина уже говорили, а я довольно скоро добавлю о том, как тщательно Дамблдор и Снейп выстраивали легенду, которая позволит правой руке Директора вернуться в нестройные ряды Пожирателей и войти в доверие к Тому. Возрождение Реддла уже близко, и это сильно влияет на скорость примирения, как бы серьезно Дамблдор ни был рассержен на своего любимого сотрудника. К тому же, Снейп уже произвел первый крохотный шажочек, показав, что наказан достаточно, выводы сделал и жаждет вернуть доверие Директора и сыграть свою роль, к которой так тщательно готовился, чтобы не сидеть в стороне в грядущей магической войне.

Ну, а раз Снейп стал в позу и продолжает упорно в ней стоять с самого Рождества, посчитав шажочек достаточным, что ж, навстречу пойдет Директор, ибо повод в то самое Рождество, что называется, был дан.

Разговор у заинтересованных сторон, надо полагать, получается интересный. Именно после него начинается период важнейшего перераспределения ролей в баталиях Игры. Первый ход Дамблдора после вечеринки в пижамах, таким образом — негласно восстановить Снейпа в правах своего ближайшего помощника, а на его место плавно переместить «Грюма».

Анна и Екатерина в свое время набросали углем свою версию воссоединения старой супружеской пары (вовсе не утверждая, что разговор проходил именно так), в значительной мере опуская его эмоциональную составляющую. И, поскольку я с этой версии ржу до сих пор, игнорировать ее я не посмею — но и не удержусь от того, чтобы приукрасить.

Итак, Дамблдор, Снейп и Лимонные Дольки.

— Северус, добрый вечер, проходите, берите дольку.

Пауза.

— Северус, вы ни о чем не хотите мне рассказать?

Многозначительная пауза и напряженное сопение.

— Северус, вам плохо?

Снейп кидается Директору на грудь и долго рыдает:

— Директор! Вы больше меня не любите, так? Вы не пускаете меня в Игру, все время носитесь с этим чертовым — э… — в общем, с вашим другом Грюмом, вы только ему теперь доверяете, да, ему теперь все можно, даже обыскивать мой кабинет, верно?!

— Ну что вы, Северус, — Директор сдержано хлопает его по плечу. — Я не приказывал вас обыскивать, как вы могли подумать. Хотя я, конечно, был несколько разочарован вашим поведением в прошлом году… из-за которого, кстати, мне и пришлось взять Аластора на должность вместо милейшего и деликатнейшего Римуса, который ни в коем случае не допустил бы подобной самодеятельности. Кстати, о вашем кабинете — у вас там ничего не пропадало?

— Пропадало! И все ваш драгоценный Поттер!

— И что же пропало?

— Шкура бумсланга в основном, — Снейп, отстраняясь, смахивает слезы.

— Бумсланга? Северус, при чем же здесь Гарри? Зачем она ему?

— Потому что он бродил по замку в мантии-невидимке со своим яйцом Чемпиона, я его почти поймал, да этот ваш Грюм помешал! А Люпин, Люпин, представляете, он Поттеру Карту отдал, между прочим!!

— Ну-ну, — Дамблдор, глядя в потолок и ковыряя пальцем в ухе: «Какая Карта? Ничего не слышу! Нет, совершенно ничего!». — Да, Гарри явно не спалось той ночью, однако у меня есть информация, что он видел в вашем кабинете Барти Крауча.

— Крауч болеет, — сообщает Снейп, высморкавшись в платочек. — И чего ему там быть? Это все отговорки Поттера!

— Северус, давайте рассуждать логично, остыньте. Много шкуры пропало?

— Много, — печально кивает Снейп, складывая носовой платочек ровно по линиям сгибов и пряча в карман. — И уже не в первый раз.

— Северус, вы понимаете, что это может значить? Зачем кому-то так много шкуры бумсланга?

— Чтобы варить много Оборотного зелья, — с видом знатока сообщает Снейп, и Дамблдор кивает.

— Давайте сделаем так: с этой минуты надо внимательно следить за всеми, кто находится в Хогвартсе. Особенно за теми, кто появился недавно. Обо всех странностях немедленно давать мне знать. Ситуация крайне серьезна, очень вероятно, что Волан-де-Морт узнал о Турнире еще летом, от Берты Джоркинс… похоже, в школе бродит его шпион.

— Кстати, о Темном Лорде. Я говорил вам, он набирает силу, Каркаров тоже это чувствует, — Снейп чешет глаз кулаком.

— Вот-вот, — глубокомысленно кивает Директор. — О чем и речь. У Гарри тоже шрам побаливает. В Турнире он, разумеется, как вы догадались, по моей инициативе, но, похоже, кто-то — не будем говорить, кто — хочет эту инициативу перехватить. Ну что же, Северус? Я могу рассчитывать на вас, как раньше? Вы меня больше не подведете своими личными проблемами? Ибо ситуация накаляется, и недопустимо, чтобы -

— Директор, я весь ваш! — вскакивает Снейп. — Только прикажите — хоть сейчас побегу прямо к Лорду исполнять!

— Нет, сейчас еще рановато, но позже, видимо, я должен буду попросить вас об этом, благодарю. Ну что же, возьмите еще дольку, и я не смею вас задерживать.

Снейп с Дамблдором обнимаются и таки в дружном хороводе проносятся по лугам, лихо отплясывая.

Это, конечно, лишь реконструкция, но, вне всяких сомнений, разговор был, и в нем были затронуты именно эти темы и именно с таким результатом.

Более того, полагаю, Анна и Екатерина упустили два момента. Во-первых, Снейп, стремясь тут же оказаться полезным, сообщает Дамблдору все, что знает про Риту Скитер, включая ее анимагические способности. С этой секунды Дамблдору абсолютно точно известно, как Рита попадает в замок — и становится понятно, как это может пригодиться в дальнейшем.

Во-вторых, в свою очередь стремясь немного реабилитироваться перед Снейпом, Дамблдор предупреждает его, что Гарри почти точно вновь безосновательно грешит на него, Снейпа, как главного злодея школы («А надо было быть сдержаннее в Комнате Чемпионов, Северус… да и вообще по жизни…»).

В общем, узнав о пропаже шкуры бумсланга, Дамблдор наконец получает стопроцентное доказательство того, что в роли преподавателя Защиты в этом году в Хогвартсе работает некто, перевоплотившийся в Аластора Грюма с помощью Оборотного зелья.

Возвращение Снейпа в Игру, по иронии судьбы, в некотором роде чуть ли не организовано (по крайней мере, сильно ускорено) лично Гарри, Сириусом и Люпиным. У жизни все-таки очень хорошее чувство юмора. Как и у Роулинг.

Тем временем, получив доказательство, что «Грюм» — не Грюм, Дамблдор, естественно, стремится узнать, кто же такой «Грюм». Сделать это возможно только с помощью Винки.

Уже возникал вопрос, почему Дамблдор не допросил Винки сразу после ее прибытия в Хогвартс. На него не грех будет ответить еще раз. Дамблдор — не Реддл. В отличие от Тома, Директор предпочитает пользоваться источником так, чтобы оный источник сам ничего не понял, а также с наименьшим для этого источника ущербом.

Однако сейчас становится ясно, что период ухлестывания за Винки с помощью Добби результатов не дал, к тому же, ситуация и в самом деле крайне серьезна. Поэтому Директор отправляется на кухню с твердым намерением сделать по-плохому, если по-хорошему и на сей раз не выйдет.

Замечу, что с самого начала, еще до разговора со Снейпом, Дамблдор сводит разоблачающее действие Карты к минимуму — ибо, уворачиваясь от сиятельного и полного любви взгляда «Аластора», все время про Карту помнит. Винки нужно срочно спрятать. Отобравший у Гарри Карту «Грюм» будет не просто проводить с ней много времени — она вообще станет работать у него круглосуточно, потому что он не знает, как ее выключить.

Вероятно, пока очи «Грюма» и не обращались в сторону кухни — для чего? — но после того, как он увидит, что туда шлепает Директор и с кем он там разговаривает, я полагаю, оба его глаза станут одинаковыми по размеру. Думаю также, что Дамблдор не использует Выручай-Комнату, ибо 7 марта Гарри с друзьями застанет Винки на кухне. Скорее всего, Директор делает необнаружимой саму Винки, о присутствии которой в школе Барти не знает до самого конца. Вероятно, тем же образом незамеченными проходят и встречи Снейпа с Директором.

7 марта Гарри, Рон и Гермиона увидят Винки во второй раз. Нельзя не обратить внимание на произошедшие с ней перемены. Перед трио Винки предстанет не просто несчастной — она уже будет пить по шесть бутылок сливочного пива в день и по-прежнему страдать, что мистер Крауч остался без ее помощи (7 месяцев прошло — сколько страдать-то уже можно?). Однако при этом она еще и станет твердить о ком-то, кто выведывает секреты ее хозяина:

— He’s nosing into y master’s private and secret, — заметьте, один секрет. — Winky is a good house-elf, Winky keeps her silence — people trying to pry and poke -

(«Он сует нос в личное и секрет моего хозяина. Винки — хороший домашний эльф, Винки хранит молчание — люди, пытающиеся подглядывать и вмешиваться -» — привожу цитату, убирая икания, которые сильно отвлекают.)

А потом Винки зальется горючими слезами, громко причитая.

Кто же этот загадочный people, который ходит и сует нос не в свои дела? Причем, судя по тому, что бедняжка не просто расстроена, а конкретно заливает свое горе сливочным пивом, очень даже преуспевший в совании? А Добби в это же время уговаривает ее, что теперь она должна слушаться нового хозяина — профессора Дамблдора…

В общем, ответ очевиден. «Pry» (подглядывать) — это о Берте, а «poke» (вмешиваться) — о Директоре. Или наоборот. Или все вместе. Не важно.

Рассказала ли Винки сама, не посмев ослушаться нового хозяина, или Дамблдору пришлось немного поднажать, пользуясь тем, что он «неплохо владеет легилименцией», как в случае с Кикимером — факт налицо: Дамблдор узнает все, мигом получив ответы на мучающие его с самого лета вопросы.

Сын Крауча жив. Это он запустил Черную Метку на Чемпионате, он сидел на пустом месте в ложе рядом с Винки, когда после запуска Метки поймали Винки, именно из-за сына разъярился Бартемиус, именно его нашел мистер Крауч, лично перепроверив кусты (два и два сложить не трудно), именно Барти Крауч-младший (вот Сириус расстроится — не он первым бежал из Азкабана, ох, не он…), используя Оборотное зелье, находится в школе под видом Аластора Грюма, которого атаковал летом.

«Ухты! Вот так ученички…» — думает, вероятно, Дамблдор, несясь из кухни в кабинет и возбужденно размахивая бородой. Становится ясно и то, зачем Барти так усиленно помогает Гарри — видимо, в конце Турнира Гарри ждет Реддл. Вообще говоря, шагну еще дальше и предположу, что Дамблдор уже знает, зачем Гарри Реддлу понадобился.

Вот именно поэтому, думается мне, Дамблдор, подозревая, что от Винки можно узнать много интересного, оставляет разговор с ней на сладенькое — ведь ему же надо делать большие чистые глаза, если Снейп вдруг спросит, кто скрывается под личиной Грюма, и отвечать в стиле: «У меня много предположений, Северус, одно невероятнее другого…». Ибо вплоть до самого Финала Снейп не будет знать, кто именно играет роль Грюма.

Зачем Дамблдору снова что-то скрывать от Снейпа? А не дай Мерлин тот снова сцепится с «Грюмом» и брякнет что-нибудь, не подумав? Директору нужно максимально убедительно делать вид, что он ни о чем не подозревает, никаких тайн Краучей не знает, подозрительного поведения «Грюма» не замечает и вообще страдает от прогрессирующего слабоумия. Одним словом, единолично делать все, чтобы не провоцировать Барти и Реддла на непредвиденные и не выгодные Дамблдору действия. Однако же — так же единолично разворачиваться и начинать втихую лупить по тандему Барти-Реддл, сохраняя иллюзию, что они продолжают его успешно дурачить.

Таким образом, с маниакальным удовольствием Дамблдор включается в предложенную Реддлом Игру. Ну любит он многоходовые комбинации, а особенно — переплевывать своих ученичков, немного дополняя их первоначальные замыслы и ювелирно возводя из их карт нужный ему превосходный домик.

В механизм Тома попадает вездесущая деталь «Альбус Дамблдор», и включается она, посидев тихонько до поры, именно в этот момент. Один единственный выстрел — самый решающий — будет произведен несколько позже, однако весь реддлов механизм уже начинает работать в обратную сторону, как бы сворачиваясь внутрь себя, в конце концов закономерно самоуничтожаясь.

Конец января — середина февраля 1995 — это ключевой этап не только Игры Года. Это поворотный момент во всей Большой Игре.

А пока у взрослых разворачиваются такие душещипательные интриги, Гарри с 21 января вновь заседает в библиотеке, умудрившись притащить туда с собой не только Гермиону, но и Рона. Однако убиблиотечивание каждой свободной минуты в течение месяца и более результатов не дает, что лично оскорбляет Гермиону, искренне считавшую библиотеку источником всех знаний. Ребята даже выпрашивают у Макгонагалл разрешение пойти в Особую секцию, даже обращаются за помощью к мадам Пинс — все безрезультатно. Как-то странно, не правда ли?

Все задания Турнира не должны выходить за рамки школьной программы, а значит, Чемпионы должны иметь возможность к ним подготовиться. Но по какой-то причине из библиотеки вдруг резко исчезают все книги о жаброслях (неужели Барти сунул Невиллу последнюю? да ни в жизнь не поверю), и даже мадам Пинс не в состоянии не то что подсказать ребятам, где искать, но даже повозмущаться, мол, вот, были же книги о жаброслях, куда ироды их подевали?! Нет, она молчит. То есть вообще. Следовательно, тому должна быть причина. А единственная причина, способная заставить мадам Пинс молчать, когда надо, называется Дамблдор.

22 февряля, в понедельник, спустя 33 дня после того, как Гарри отправил Сириусу письмо (очень плавающее у него место жительства), приходит, наконец, ответ крестного: «Пошли дату следующего выходного в Хогсмиде с обратной совой».

Возрадуемся же, господа, первому письму Сириуса, не отмеченному повышенной лохматостью! Люпин там заснул что ли?

Гермиона тут же настаивает на том, чтобы Гарри послал письмо с датой — видимо, ясно просекла, что происходит. До Гарри же, мигом приунывшего вновь, что не ускользает от внимания ясных глаз за преподавательским столом, так и не доходит, что письмо — отголосок только что окончившихся бурных закулисных расследований и погонь со стрельбами.

Грустный Гарри тащится на урок к Хагриду. Нет, я, конечно, уже давно убедилась, что Хагрид — человек своеобразный, со своими тараканами в голове, однако тут уж, извините, его заклинивает окончательно: «Все хорошо, Гарри? Просто волнуешься, да? Гарри — я волновался перед тем, как увидел, как ты с хвосторогой справился, но теперь я знаю, ты можешь сделать все, на что нацелился. Я вообще не волнуюсь. Все с тобой будет в порядке. Решил загадку-то, верно?»

Да сколько же можно спрашивать — Гарри же давно ответил, что решил! Разговор с Дамблдором, в ходе которого Директор вслух и с выражением зачитывал заплаканному Хагриду письма от родителей, видимо, так подействовал на сентиментального лесничего, что он уж и не помнит, спрашивал про яйцо, чи не спрашивал — ну, еще раз надо спросить, для верности…

Склероз Хагрида (равно как и однотипная глухота Дамблдора) объясняется легко, если глянуть на календарь — за два дня до второго тура Хагриду необходимо точно узнать, нашел ли Гарри способ пройти испытание. И Хагрид просекает не только вранье, но и то, что ему теперь нужно срочно доложить Дамблдору о критическом положении дел.

Не думаю, что Директор будет слишком поражен, услышав эту новость, он и сам в курсе о нулевых результатах поиска (еще бы — сам же все и устроил, даже преподавателям на уроках запретил заикаться о воде и всем, что с ней связано — иначе бы внимательная Гермиона точно активизировалась), но ему нужно знать все до мельчайших деталей. Вдруг Гарри случайно что-то найдет. Тогда Директору нужно будет срочно корректировать свои действия, а также дать понять Барти, что творческую активность следует снизить.

Впрочем, Хагрид прекрасно понимает, что Дамблдор не даст провалу случиться, посему Гарри он, выполняя роль Сириуса (о которой Звезда забыла), пытается хоть немного приободрить: «Ты выиграешь. Я знаю. Я чувствую это. Ты выиграешь, Гарри». Потому что Гарри, пожалуй, как никто, крайне зависим от теплоты близких.

Вечером 23 февраля уже становится понятно, что пришла пора использовать запасной вариант в качестве подсказки для Гарри — жабросли, о существовании которых в природе Дамблдор, разумеется, догадывается.

Но спросим себя: для чего Директору понадобилось заблокировать всю информацию, способную Гарри помочь, и не возникало ли у него вопросов, почему Барти ничего не предпринимает?

Я полагаю, второй вопрос является ответом на первый: Дамблдор не оставил Гарри ни единого шанса найти ответ самостоятельно именно потому, что хотел, чтобы Барти вновь активизировался, занервничал — и сделал Гарри еще одну подсказку. Ну, любит Директор издеваться и развлекаться. А еще — ну вдруг все-таки ошибся? ну вдруг Винки что-то напутала?..

Попутно Дамблдор получает замечательную возможность пронаблюдать, как Гарри, не в силах подставить и школу, и друзей, старается не отчаиваться даже в самую последнюю минуту, заставляет себя продолжать искать ответ, уже ночью накануне испытания сидя в библиотеке снова и снова упрямо повторяет себе: «В следующей книге… в следующей… следующая…» Ах, услада для Директорских ушей — какого бойца воспитал!

Жестко? Да, без сомнения. Наверное, стоило воспитывать ребенка в тепличных условиях. Это бы очень сильно пригодилось ребенку в последний год войны, да.

Но я отвлеклась. Итак, понятно, что Барти тоже ставит на жабросли, но, поскольку он чудовищно ограничен во времени, подсказка будет весьма прозрачна. Посему Директору стоит лишь, смеясь в усы, сделать так, чтобы мальчик не засветился, ибо именно накануне каждого тура его действия становятся наиболее неряшливыми.

Нет, конечно, Дамблдору стоит только захотеть по-настоящему, чтобы нужная книга не просто появилась в библиотеке, а совершенно случайно легла рядом с Гарри, аккуратно раскрытая на нужной странице. Но тогда абсолютно очевидно, чем закончится ее чтение. Ибо в Хогвартсе жабросли можно достать только в одном месте.

Но Дамблдор никогда в жизни не позволит Гарри обокрасть Снейпа. А вот Барти пусть пройдет маленький тест на вшивость. Потирая ладошки, Дамблдор готовится ко второму закулисному сражению с Краучем.

Надо сказать, что состояние, в котором пребывает Барти, гораздо хуже того, что испытывает Гарри. Ибо Гарри волнуется, что вылетит из Турнира, а Барти сжимается от ужаса посерьезнее, второй раз испытывая на себе действие принципа Что Дамблдору Хорошо, То Всем Остальным — Не Очень.

Сам Гарри готов помочь всем, кто в этом нуждается, однако просить помощи для себя (тем более, после напутствия Гермионы после первого тура, что Гарри, мол, должен делать все сам, которое прочно засело у мальчика в голове) не в его правилах. Дамблдор эту особенность знает отлично — Барти с нею знакомится по программе ускоренного курса шоковой терапии.

Нет, в общем-то, идея с книжкой хороша, однако в этом году Невилл сознательно удаляется из команды, куда его активно пихали — Гарри, Рону и Гермионе нужно сильнее сплотить свое трио. Барти этого также не знает. Однако мне кажется, что он тянет с подсказкой еще и потому, что боится вызвать подозрения и старается отойти в тень. В конце концов, он пытается манипулировать самим Дамблдором, опасаясь действовать через других лиц, понимая, что Директору нужно участие Гарри в Турнире.

Дамблдор, поняв, что хочет провернуть Барти, только хихикает, решает его план немного дополнить и обставить так, как выгодно лично ему. А вообще, за такие выходки он, попутно с использованием их на пользу делу, имеет обыкновение круто и больно обламывать зазнавшихся ученичков. Годом позже в Министерстве на себе это почувствует лично Реддл.

Барти и понятия не имеет, что подсказка Дамблдора, которую он так ждет, последует через него, Барти, которого Директор решает использовать в качестве наглядного пособия для тех, кто тонкие намеки не понимает. Таким образом, два Игрока за несколько часов до начала второго тура устраивают бой на нервах друг друга — и нервы, как обычно, сильнее оказываются у Дамблдора.

Ибо ситуация для Барти складывается хоть волком вой — ко всему прочему, в 7:30 вечера Дамблдор, посчитав, что раскланивания с оппонентом пора заканчивать, легким и непринужденным пинком кладет Барти на лопатки, уводя Рона и Гермиону и оставляя Гарри вариться в собственном соку в одиночестве.

После заданного ускорения бедный Барти идет ва-банк и одновременно задействует для подсказки тех двух фигур, через которых еще может помочь Гарри — Макгонагалл и Добби. Как он сам признается в Финале, зная о дружбе Гарри с Добби, Крауч приглашает эльфа в учительскую забрать какие-то мантии в чистку и заводит громкий разговор с Макгонагалл по поводу второго тура и того, догадается ли Гарри использовать жабросли — эльф, мол, бежит прямиком к Снейпу, а затем находит Гарри.

Крауч со своим менталитетом 19-летнего мальчишки думает, что в очередной раз гениально выкрутился. Но, чтобы понять, кто, кого, куда на самом деле выкрутил, попытаемся разобраться в ситуации.

Из вариантов у Барти остается одна Макгонагалл, которая, как известно, в особых отношениях с Директором, так что ее роль в подсказке Барти пытается свести к минимуму. Остается Добби. Однако разве Барти не мог просто объяснить Добби, что надо делать? Зачем впутывать сюда Макгонагалл?

Ну, ясное дело, Рон и Гермиона вызываются в кабинет декана, где Дамблдор объясняет им, в чем, собственно, дело. Понятно, что там находятся еще Чжоу и Габриэль, как и остальные судьи Турнира (кроме Бэгмена и Перси — им-то как бы не за чем). Вопрос в том, почему Директор решает усыпить студентов в столь ранний час — в 7:30 вечера?

А чтобы Барти было лучше видно.

Недоказуемо, но подозреваю, что, увидев скопление имен на Карте, Барти, находясь в предынфарктном состоянии, сам подхрамывает к кабинету Макгонагалл, аргументируя это тем, что желает последить за поведением Каркарова, возникающего по поводу секретности заданий.

— Конечно-конечно, — сияет Дамблдор, — заходите, Аластор, — как бы показывая, что у него от «Грюма» секретов по-прежнему нет.

В целом, состав участников сего таинства не так уж важен. Важно то, что Барти, до последнего ожидавший мыслительного подвига от Гарри и подсказки Директора, теперь жутко ограничен по срокам.

Поэтому после эпизода с усыпляющими чарами в исполнении Директора Барти мягко берет Макгонагалл под руку и ведет в учительскую, по пути вызывая Добби. Ибо напрямую к эльфу обращаться опасно — если его поймают, на закономерный вопрос, где он взял жабросли, Добби прямо ответит, что профессор Грюм был так добр, что решил помочь… А запретить говорить Барти Добби не может, ибо тот — вольный эльф. Беда какая. В общем, Макгонагалл нужна для отвода глаз — и эльфийских, и сиятельных Директорских.

Пока «Грюм» орет на всю учительскую о чудесных свойствах жаброслей, появляется Добби. И уж это чудо в галстуке, джемпере, шапке, шортах и разноцветных носках Макгонагалл никак не могла не заметить. Вряд ли она заподозривает что-то коварное — скорее всего, тут же разыскивает Дамблдора и, строгая к исполнению правил, докладывает, что произошла утечка информации. То, что Макгонагалл за этим очень даже следит, доказывает невозвращение близнецов (ребята уводили Рона и Гермиону) к Гарри в библиотеку. Правда, тут первенство в слежке за тем, чтобы поведение Фреда и Джорджа было адекватным Игре, себе приписывают и она, и мистер Уизли — не зря любопытные близнецы в дела Чемпионские весь год не суются.

Дамблдор, охая и ахая, выводит «Грюма» из-под подозрений, пеняя на Добби и отмечая, что, видимо, сделать уже ничего нельзя, и вообще — шли бы вы, Минерва, баиньки, а то я за горячим шоколадом побегу. Потому что Дамблдору необходимо, чтобы как можно меньше народу косо смотрело на «Грюма» — а Макгонагалл Директорские намеки прекрасно понимает.

Косвенно эта версия подтверждается тем, что радостной Макгонагалл уже нет поблизости от Гарри после окончания очередного тура.

Хотя все могло быть и наоборот: сначала учительская, затем разговор с Дамблдором (неоконченный в связи с прибытием директоров), затем усыпление детей — и тогда становится понятно, почему Макгонагалл, следуя близнецам, выглядела «немного мрачно». Станешь тут мрачной. Директор опять Играет.

А что делает Директор? Да ничего. Более того, возьмусь утверждать, что очевидный ход Барти позволил ему переговорить со Снейпом заранее — на предмет Игры Года, о том, что Гарри вовсе не должен обязательно победить, он должен сделать все, что может, поучиться, поэтому вылететь из Турнира ему никак нельзя, вы же три года подряд в первых рядах вопили, Северус, что я ничему не обучаю подростка, который должен сыграть решающую роль в грядущей войне…

Приняв за факт, что кражи в Хогвартсе Дамблдор никогда не допустит, я полагаю, что Снейпу в конце объяснений прилетело нечто вроде: «Северус, вы согласны помочь мальчику? Разумеется, то, что у вас исчезнет, я возмещу сам. А вы сможете даже немного пошипеть на мальчика для профилактики. В разумных пределах. Позже». Попробуй тут не согласиться.

Таким образом, заручившись согласием Снейпа на то, чтобы его кабинет опять обокрали, Директор снимает для себя последние моральные препятствия. А информация от Макгонагалл запускает весь механизм.

Директор телеграфирует Снейпу, чтобы он очистил место преступления, чтобы Добби мог беспрепятственно попасть к нему в кабинет.

Я вообще не удивлюсь, если окажется, что в то время, пока Барти разглагольствовал о жаброслях с Макгонагалл в учительской, Снейп сидел так же, сцепив зубы и думая о Дамблдоре исключительно хорошее, прилагая все усилия, чтобы не пнуть проходящего мимо с ворохом мантий и наставленными на «Грюма» локаторами Добби…

Нет, все-таки я ставлю на то, что перед вызовом «пленников» Дамблдор предупредил Макгонагалл — ибо надо же ей было сохранять беседу в непринужденном тоне, а не шипеть на «Грюма», чтобы Добби его не услышал. Этим и объясняются и ее мрачность, и вызов именно близнецов — единственных, кто не будет вмешиваться в отчаянное перерывание Гарри библиотеки…

Тогда получается еще веселее. Снейп, сцепив зубы и пытаясь не пнуть Добби, наблюдает за тем, как Макгонагалл с каменной улыбкой на лице, похожей на гримасу зубной боли, выслушивает, как распинается перед ней «Грюм», пытаясь не пнуть его.

Прямое доказательство того, что Снейп здесь по уши замешан — он накладывает на свой кабинет не привычные после двух взломов 394 заклинания, среди которых часть явно относится к Темной магии, которая может отправить нарушителя на месяцы в больничное крыло (убивать — негуманно; к тому же, Снейпу хочется поймать нарушителя живым, чтобы потом лично и очень долго ему мстить), а что-то простенькое вроде Коллопортуса.

Это при том, что еще месяц назад на вечеринке в пижамах Снейп кричал Филчу, что запечатывает свой кабинет «заклинанием, которое не может взломать никто, кроме волшебника». А Добби благополучно влезает в кабинет, находит там аккуратненько уложенные на полочке на уровне его глаз жабросли под большой одноименной табличкой, транслируемой на эльфийский, и с красной неоновой стрелкой рядом. И делает ноги.

Все счастливы, особенно Крауч.

Невинно замечу, что взять эльфа за шкирку в тот момент ничто не мешало ни Дамблдору, ни Снейпу. Однако оба проявляют исключительную крепость сна, а Снейп — еще и поразительную слепоту на следующее утро.

Дамблдор, разумеется, учитывает заинтересованность Барти в удачном исходе — и, следовательно, его слежку за Добби. А самому Дамблдору Живоглот доносит, что Гарри вернулся в библиотеку. Отлично. Кролик снова в норке. Где там Добби?

— Гарри Поттеру надо спешить! Второе испытание начнется через десять минут, а Гарри Поттер -

Дрыхнет в библиотеке. Удивительно, правда?

Самый маленький (к тому ж — невольный) Чемпион не пришел на завтрак, дрыхнет в библиотеке, и никому нет до этого абсолютно никакого дела — ни Макгонагалл, ни Дамблдору, ни Хагриду, ни «Грюму», ни даже Снейпу. Тем более, в 9:20 утра здесь уже, по идее, вовсю должна бродить мадам Пинс. Но никого нет. Есть Добби, разбудивший Гарри за 10 минут до начала второго испытания Турнира, чтобы торжественно вручить мальчику жабросли, которые он стащил ночью.

Ну хорошо, безусловно, Добби только что Гарри нашел, более того — увидел его под мантией-невидимкой исключительно из-за того, что ее капюшон съехал с головы мальчика. Ну, еще минут 30, как у него водится, посвунился при виде спящего Гарри Поттера. И сам до всего допер:

— Добби знает, что Гарри не нашел нужную книгу, так что Добби сам нашел за него!

В оригинале Добби произносит: «… did it for him». И что же это он такое загадочное it сделал за Гарри? Разумеется, он горит желанием спасти друга исключительно по собственной воле:

— Добби знает, сэр! Гарри Поттер должен пойти в Озеро и найти своего Визи!

И, очевидно, у Добби отвратительно с английским и еще хуже с памятью, ибо он не в состоянии правильно произнести имя друга Гарри — но уже лихо заворачивает сложноподчиненными с абсолютно правильным согласованием времен, объясняя, откуда узнал про жабросли…

Все так, только вот Дамблдор, абсолютно точно знающий, где Гарри провел ночь (это что же — мальчика за ночь даже миссис Норрис не обнаружила?), позволяет ему проспать официальное оглашение правил второго тура! Ну, к примеру, какого пленника кому надо спасать, где они находятся (или судьи рассчитывали, что Чемпионы за час все Озеро исплавают?)…

Будучи знакомой с внезапными припадками склероза у Дамблдора, не могу не задаться вопросом: а может, так надо? И тогда все встает на свои места. Даже то, что вместо Бэгмена правила Гарри оглашает Добби (откуда, спрашивается, узнал?), и то, как он их преподносит:

— То, без чего Гарри Поттер будет больше всего скучать, сэр! А после часа -

Позвольте, а что, Добби тоже слушал песенку? Я помню в ванной только русалку, Миртл и Гарри. Или Добби сидел на дне как можно ближе к кумиру? А для чего вообще в качестве жертв в туре выбраны друзья Гарри, девушка, которая нравится Гарри, и маленькая беззащитная девочка?

О, мы подходим к глубинной сути Игры — серьезное восприятие Гарри песни русалок и тритонов является ключевым для правильного решения мальчиком поставленной задачи.

Для этого создаются все условия: Гарри до последнего не знает, кого или что ему придется искать в Озере (а Дамблдор делает все, чтобы отвлечь его от правильного понимания песенки, в течение целого месяца — но Гермиона-то догадалась! и молчит!), а ошарашивание мальчика за 10 минут до начала, что ему придется спасать Рона, не оставляет и шанса понять, что слова в песенке — шутка.

Ибо после драконов Гарри готов поверить во что угодно (у меня уже решительно кончились силы восхищаться Дамблдором, поэтому я лишь слабо пропищу про умение Директора использовать все входящие обстоятельства на пользу делу — в том числе и удвоенное рвение Гарри помочь Рону после их последней ссоры).

Ну и, наконец, проинструктированный Дамблдором, Добби доносит Гарри информацию именно в том ключе, что Гарри обязательно необходимо Рона именно спасать — и именно от страшной беды. А что с Директором эльф поговорил, мы знаем точно: «Добби знает, что Гарри Поттер не нашел нужную книгу…»

Получается, Добби блуждал всю ночь по замку, прежде чем найти Гарри. А согласно версии Барти, эльф «поспешил» к Гарри сразу после того, как ограбил кабинет Снейпа. Но «Грюм» может это утверждать, только если видел по Карте, что Добби в библиотеке был (ибо, судя по тому, что Барти думал, что Гарри утонул в Озере, дальнозоркость волшебного глаза все же имеет свои пределы).

Но быть в библиотеке и отдать жабросли — не одно и то же. Следовательно, Добби был в библиотеке дважды. И в первый раз отдать награбленное ему явно помешали.

Дамблдор, для которого Карта не является препятствием, должен был провести разъяснительную беседу с Добби по нескольким причинам. Во-первых, воровать нехорошо. Во-вторых, раз уж взял, нужно отдавать, ибо после третьей кражи Снейп ором и пинком не ограничится. В-третьих, ах, какая жалость, что Гарри сам не нашел нужную книгу… а ведь ему во что бы то ни стало нужно спасти Рона, которого утащили на дно Озера…

В общем, Добби прекрасно понял, что и когда ему говорить: «Я должен быть на кухне, сэр! Добби хватятся -», — то есть Директор услал Добби на кухню, но намекнул, что вернуться ему необходимо именно в 9:20 — ровно на пять минут. Чтобы не сказать Гарри ничего лишнего, но и напугать достаточно:

— Ах, да, мой дорогой Добби, мальчик недоверчив, особенно после того казуса со случайным исчезновением костей в его руке, в чем вы, разумеется, совсем не виноваты. Пожалуйста, упомяните, что слышали о жаброслях из разговора преподавателей — так Гарри поверит легче. Благодарю вас. Глоточек сливочного пива?

Итак, Гарри сломя голову несется к Озеру — и Дамблдор ему улыбается.

Всё. В связи с этим мне остается лишь развести руками и констатировать, что «идеальная комбинация» Крауча меркнет и рассыпается перед сияющей улыбкой Директора и всеми его манипуляциями. Ибо Директор не просто переиграл Крауча. Он сделал это настолько чисто и ювелирно, что бедный Барти этого даже не заметил.

Испытание начинается — и Бэгмен как-то само собой не забывает спросить у Гарри, есть ли у него план (что не ускользает от очей Дамблдора), но забывает рассказать мальчику, в чем суть задания. Ну, волнуется, понятное дело.

Недовольный Перси (пожалуй, кроме Гарри, единственный, кто серьезно относится к угрозам в песенке и все не может понять, как Дамблдор мог такое допустить… а потом вы спрашиваете, по какой причине Перси так легко поверил в коварство Директора в следующем году и встал в позу против него…) и еще более недовольные мадам Максим и Каркаров, у которых аж лица своротило при виде Гарри, разумеется, тоже забывают, что Гарри инструкции не получил.

Вообще, надо сказать, второй тур — поворотный в воспитании отношения к происходящему многих.

Для Гарри наступает очередной момент из серии «do or die», он глотает жабросли и ждет, стоя на ветру в февральской воде (Директор совсем не жалеет его… чувства) под улюлюканьем слизеринцев. Однако трансформация проходит успешно (кто бы сомневался, что под табличку с надписью, транслируемой на эльфийский, были положены самые лучшие, самые отборные, самые стопроцентно работающие жабросли), и мальчик ныряет в воду.

А пока он плывет, снова зададимся вопросом, насколько секретны секретные задания Турнира. Начнем с того, что весь второй тур было бы затруднительно организовать без Дамблдора, поскольку все переговоры с водяными жителями мог провести только Директор, ибо вряд ли кто из Министерских (вроде полиглота-Крауча) пользовался у независимых тритонов и русалок (живущих в Озере у Хогвартса) таким уважением, как, собственно, Директор Хогвартса (что они докажут двумя годами позже).

Кроме того, после окончания тура вождь Муркус станет беседовать именно и только с Дамблдором (умеет же он не только человеческих женщин очаровывать). Более того, поведение русалок и тритонов со всей очевидностью свидетельствует, что они выполняют не только инструкции ко второму туру, но и особую просьбу Директора.

Начнем с того, что очень удобно для Дамблдора — и крайне скучно для зрителей — что то, что происходит в Озере, никто не видит. А происходят там прелюбопытнейшие вещи.

Во-первых, за Гарри следят, и это совсем очевидно — мальчик видит движущиеся впереди фигуры, которые принимает то за водоросли, то за камни. Следят вообще за всеми — когда Флер не справляется с гриндилоу, ее же как-то вытаскивают. Следовательно, была какая-то система знаков, вроде красных искр в лабиринте, чтобы Чемпион мог дать понять, что выходит из соревнования.

Судя по тому, что Седрик позднее сообщит Гарри, что «Флер и Крам скоро будут», они втроем изначально плывут одним маршрутом — видимо, тоже указанным. Но Гарри на пути попадается лишь одна единственная стайка гриндилоу — и Миртл.

Вот Миртл здесь — прямое свидетельство Игры, ибо, простите, вся школа на Озере, смыть ее случайно никто не мог. И что она делает?

— Тебе плыть вон туда! Я не пойду с тобой… я не слишком люблю их, они всегда гоняются за мной, если я подхожу ближе…

Отлично. Миртл в этот раз даже не смущает, что она, видите ли, не дышит.

Разумеется, Дамблдор, понимая, что Гарри не знает, что плыть надо к середине Озера (Седрик позже скажет: «Потерялся», — значит, знал, куда надо, но запутался), решает восстановить справедливость. Задача Миртл — дать Гарри понять, куда ему путь держать, и смыться под любым предлогом, дабы не брякнуть лишнего. Что ж, задача выполнена.

Помимо Миртл Гарри помогают и поющие тритоны, которые не упускают возможности нагнать на мальчика больше страху:

— … не медли, если не хочешь, чтобы то, что ты ищешь, превратилось в гниль… — очень мило.

Наконец, Гарри достигает цели. Стоит отметить, что его действия для водных жителей — неплохое развлечение, возможно, почище, чем для болельщиков. Тритоны и русалки с копьями и вилами ничего не делают — не гоняются, но и не помогают. Только смотрят. И смеются. Любое действие Гарри, направленное на спасение остальных, вызывает смех тритонов. Особенно сильно их смешит фраза: «Я не хочу, чтобы они умерли!»

Похоже, водные жители избрали довольно оригинальный способ подстегнуть мальчика к действию — смех. Пока они держат Гарри, подплывает Седрик, хватает нож из кармана (значит, знал), освобождает Чжоу и, бросив Гарри пару фраз, исчезает, даже не попытавшись узнать, почему Гарри держат тритоны. Для него все происходящее — в первую очередь соревнование. К его чести — чистое.

Следующим является Крам, почти перекусывает Гермиону пополам, хватает предложенный Гарри камень, пилит веревку и уплывает, даже не поглядев на Гарри. У него акулья голова — плохо примененная межвидовая трансфигурация. Ни Седрик, ни Флер не решились к ней прибегнуть. Между тем, Крам знает о задании по меньшей мере с 14 февраля (трио, направляясь в Хогсмид в тот день, видело его, прыгающим в воду с корабля). Достаточно времени, чтобы подготовиться.

Я полагаю, поскольку мировой спортсмен звезд с неба в учебе не особо хватает, Каркаров решил взять все мозговые штурмы на себя (запрет преподавателям помогать Чемпионам на Дурмстранг, конечно, не распространяется). Именно Каркаров, пользуясь своими знаниями и опытом, придумывал, как Крам мог бы пройти оба тура — этим же объясняется и то, что Виктор использовал простенький Конъюнктивитус для дракона, даже не подумав о метле. Без души, без фантазии — Каркаров настаивает на своем, полностью зарубая инициативу Крама. Ибо, если его Чемпион не выиграет, Игоря кондрашка хватит — и плевал он там на особенности и сильные стороны своего ученика.

Флер все не появляется, и Гарри решается. Наставив палочку на тритонов (никто из которых и не думает наставить на мальчика свои трезубцы), Гарри отвязывает Габриэль, берет Рона и тащит обоих вверх.

Водные жители плывут с ним. И больше вроде как будто и не возражают, что Гарри утащил двоих пленников вместо одного. По-моему, и слепому уже очевидно, что они здесь затем, чтобы помочь Гарри, если он окончательно выдохнется. Но Гарри умудряется не только не выдохнуться, но еще и поразмыслить над тем, едят ли они людей…

В общем, с таким подходом к делу, как у мальчика, принцип «do or die» работает в полную силу — когда ты находишься в чертовом Озере на черт знает какой глубине с двумя людьми без сознания и думаешь, что тебя вот-вот утащат тритоны, которые, к слову, не выглядят безобидными, у тебя как-то не стоит вопрос, плыть ли дальше к поверхности или нет.

Поэтому Гарри выплывает и втроем с пришедшими в себя Роном и Габриэль, сопровождаемый улыбающимися и затянувшими свою скрипучую песню тритонами, плывет к берегу, наслаждаясь возможностью дышать. На берегу к Гарри бросаются Бэгмен и Дамблдор. Оба — правда, по разным причинам — абсолютно счастливы.

Гермиона летит к Гарри. В этот момент ей не важны ни Крам с его предложениями провести лето в Болгарии, ни жук-Рита в волосах — команда Гарри сплачивается до предела. Полностью белый Перси, стоя по колено в воде, вытаскивает из нее Рона — в этот миг он не более чем 19-летний мальчишка, растерявший все, чем ему так хотелось казаться, очень беззащитный и трогательно любящий брат.

Мадам Максим пытается удержать Флер — в этот момент девушка тоже понимает многое, и ее благодарность Гарри не заставит себя долго ждать. Флер на грани истерики — решив, что она едва не потеряла сестру, девушка раз и навсегда теряет свою напыщенность и, вознаградив Гарри и Рона поцелуем (Гермиона чуть не взрывается), уходит с перепуганной сестренкой.

Седрик смотрит на Гарри по-новому. Не меняются лишь Каркаров и, пожалуй, Снейп с Краучем и Роном. Последний предельно ясно выражает свое отношение к поступку друга: «Играешь в героя… Так ты не болен, оказывается! Ты показывал нравственные качества характера!» Что, в общем и целом, в современном мире — примерно одно и то же. Гарри немного стыдно.

И зря. Постоянная бдительность, в которой, даже не замечая этого, практически все время пребывает подросток — типа его же шрама — и благословение, и проклятие одновременно. Это тяжкое наследие десяти лет тесного контакта с, будем прямы, не вполне адекватными взрослыми, коими являются Дурсли. Взрослыми, которые 10 лет были для него самым большим авторитетом — читайте: властью. И вот от этой власти 10 лет исходила перманентная и самая настоящая угроза.

Гарри буквально выучился быть все время настороже и воспринимать любое событие в своей жизни серьезно — к месту или не к месту — не имеет значения, если существует хоть бы даже и крохотная вероятность того, что сейчас станет опасно. А такая вероятность чуть ли не каждую секунду сопровождала Гарри 10 лет кряду в доме Дурслей. И — чего уж тут — три с половиной года обучения Гарри в Хогвартсе.

Поэтому стыдиться тут нечего. Подросток расценивает каждую потенциальную угрозу, как однозначно реальную — и он в этом не виноват, и это не делает его дурачком. В этом виноваты Дурсли, и это делает их очень плохими взрослыми. А Гарри — замечательным маленьким человечком, который растет и учится жить с травмой, полученной в детстве — не проводя вечера, обвиняя Дурслей и жалея себя, но постепенно превращая ее в свое оружие (не без помощи Дамблдора, стоит отметить).

Да, это оружие часто дает сбой (в следующем году, пожалуй, этот сбой станет самым ужасным в истории школьной жизни Гарри). Но такова вторая сторона медали.

А вот первая сторона медали раз за разом демонстрирует нам, что в условиях, когда опасность-таки оказывается реальной, Гарри реагирует лучше и быстрее всех остальных. Именно потому, что бдительно ждал и внутренне был готов как раз к худшему.

Судьи, наконец, приходят «к согласию в решении» (то есть заставляют Каркарова оставить свое мнение при себе). Гарри занимает первое место вместе с Седриком, набрав в сумме 85 очков. Теперь можно ни о чем не беспокоиться до 24 июня.

Дамблдор доволен свыше меры. В этот раз Гарри действительно показал нечто значительно более высокое, чем школьная программа, и Директор может по праву мальчиком гордиться. Его гордость увеличивается еще и от осознания того факта, что сам Гарри нисколько не возгордился — скорее наоборот.

Директору вообще легко в этот день — он переиграл Крауча (тому тоже легко), проверил и подучил Гарри, способствовал тому, что в голове Перси, Флер, Седрика и мадам Максим многие вещи встали на нужные места… В общем, и собой Директор тоже может гордиться.

Гарри в очередной раз наслаждается ощущением «ой как классно я всех спасаю», одновременно его стыдясь, и окончательно узнает, что такое Бороться. В полном смысле этого слова. Он чувствует себя увереннее, ибо, кроме прочего, вырастает в глазах взрослых соперников — ни Седрику, ни Краму в голову не пришло остаться. Обоих будет мучать чувство вины.

24 февраля 1995 года Гарри открывает для себя слово нравственность — и это сыграет огромную роль во всей последующей его жизни.

А еще он понимает, как прекрасна и хрупка эта жизнь: глоток холодного воздуха — и ты уже счастлив.

Мальчику также открывается, что за хорошие, нравственные поступки всегда положена награда. Подобно тому, как Директор дарит Гарри дополнительные баллы (не в первый раз — но с тех дней в Финале Игры-1 храбрость мальчика, как и сам мальчик, выросла в разы) за проявленные качества, а Флер (Дама) целует Гарри (Храброго Рыцаря), сам Гарри собирается накупить тонны носков для Добби в следующую же вылазку в Хогсмид.

Впервые за весь учебный год все наконец-таки очень, очень хорошо. Даже слизеринцам сказать нечего. Ибо сказать тут и вправду нечего.

Дамблдор — великий человек. И совсем не идиот, как могут считать умы непросвещенные и узкие. Вовсе наоборот. Он Играет с людьми в довольно Большую Игру, целью которой является вложить в их дурные головы хоть немного понимания реальности, воспитать в них правильное отношение к жизни, в которой мы все живем. И, судя по тому, как окончился второй тур, это у него получается.