Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

На следующий после встречи с Сириусом день, в воскресенье, 7 марта, Гарри, Рон и Гермиона отправляют письмо Перси и решают заглянуть к Добби на кухню, чтобы вручить ему носки в качестве подарка за помощь во втором туре.

Именно там ребята обнаруживают совершенно пьяную и убитую горем Винки, и становится понятно, что к 7 марта, то ли благодаря своему умению продуктивно поболтать с собеседником, то ли благодаря Легилименции, то ли благодаря Сыворотке правды, коей размахивал перед лицом Гарри Снейп в пятницу, 5 марта, так или иначе, Дамблдору уже совершенно точно известно, что такого «самого важного, самого секретного» хранит Винки о тайнах Крауча. Тайнах, которые ребятам она отказывается выдавать, даже будучи в самом пьяном виде. Поэтому все же я ставлю на широкие познания Директора в области Легилименции.

Примечательно, что, судя по тому, как эльфы заворачивают в скатерть плачущую Винки, а Добби опасливо относится к разговорам о своей свободе при остальных эльфах, эти двое находятся на кухне в большой эльфийской опале. Тем не менее, находятся. И я не могу в этом не усмотреть кончик длинной бороды Директора.

Равно как и в том, между прочим, что после попыток Гермионы вразумить эльфов насчет праздников, зарплаты и права быть несчастными, эльфы буквально выталкивают трио из кухни. Очень грубо. И крайне странно наблюдать такое поведение от тех, кто, вроде как, считает своей прямой обязанностью прислуживать всем обитателям замка.

Причины подобного я усматриваю лишь в одном — хозяин замка дал эльфам прямой приказ жестко пресекать любые попытки их взбунтовать (в лексиконе Гермионы это называется «вразумить»). Дамблдору это нужно не только для того, чтобы сохранить эльфов в здравом рассудке, но также и затем, чтобы показать Гермионе, что пора завязывать со своими глупостями на этом фронте и переключаться на дела более насущные. На Риту Скитер, например.

Ну и, кроме того, горюющий о плюшках Рон, скрывая свои мотивы, снова попадает пальцем в небо: «Они больше не захотят, чтобы мы навещали их! Мы могли бы попытаться вытащить больше из Винки о Крауче!» И ведь, черт побери, он прав. Дамблдору вовсе не нужна очередная случайность — чтобы Гарри раньше времени узнал хотя бы о том, как зовут сына Бартемиуса Крауча. Иначе ребята распутаются очень легко — и с чрезвычайно нежелательными для Игры последствиями.

Вечером того же дня Гарри отправляет Сыча с посылкой для Сириуса, подвязав в помощники к совенку еще двух ушастых школьных сов. Тут я не могу перестать ржать не отметить, как, должно быть, в очередной раз позабавили и Сириуса, и Дамблдора гениальные конспираторские способности мальчика, очевидно, передающиеся по наследству. Три совы несут огромный пакет в какую-то пещеру. Класс. Нет, ну, в конце концов, приметную белую полярную сову Буклю Гарри не использовал, как Сириус и просил. Хороший мальчик.

Стоя в совятне и провожая взглядом совиный арт, автором которого он явился, Гарри становится свидетелем двух событий.

Во-первых, в замок залетает явно пришлый филин (мы еще с ним увидимся). Ставлю на что угодно — письмо от Реддла Краучу, вероятно, ответное. В конце концов, не стоит забывать, что Барти весь год то шлет отчеты о проделанной работе, то получает новые инструкции — прямо под носом у Дамблдора. Разумеется, молчаливо подразумевается, что Дамблдор ничего не замечает. Замечать-то он замечет, только, я полагаю, почту задерживать и вскрывать не решается, дабы не привлекать к себе внимание.

Во-вторых, мадам Максим пробует мириться с копающим землю у хижины Хагридом — что тот делать категорически отказывается. Предубеждения, в общем и целом, свойственны нам всем, а кроме того, Хагрид до сих пор не уверен, не виновата ли мадам Максим в том, что его историю узнала Рита.

Кстати, о Рите. В понедельник, 8 марта (очень примечательная дата), Гермиона на себе ощущает все последствия статьи Риты в «Ведьмополитене».

Вместо ожидаемого «Ежедневного Пророка», на который мудрая девушка подписалась, чтобы прекратить получать новости от слизеринцев, ей начинают приходить письма от читателей журнала с угрозами. И неразбавленным гноем бубонтюбера. Тем же вечером Гермиона объявляет Скитер войну не на жизнь, а на смерть — и уже очень даже всерьез принимается за расследование того, как Рита попадает в замок. Дамблдор, в которого та статья тоже воткнула пару шпилек, надо полагать, довольно потирает ладошки.

Однако на данный момент счет один-ноль в пользу Скитер, и я бы сказала, что не в письмах дело. Рита на всю страну называет Гермиону в статье маглорожденной. Лично я не вижу в этом ничего такого, однако мы знаем, как некоторые члены магического сообщества относятся к подобным нюансам. И как остро на них реагирует Гермиона… В общем, Скитер я, мягко говоря, не завидую.

Тем временем Хагрид на своем уроке прокачивается до нового преподавательского уровня. И я почему-то не могу избавиться от подозрения, что из этого очень сильно торчат уши его старого друга Люпина, всегда готового помочь советом. Хагрид организовывает целое состязание с участием нюхлеров, и урок получается действительно классным. Вообще, надо сказать, короткий депрессняк пошел Хагриду на пользу — люпинова была идея или нет, Хагрид ее воплотил и сделал это блестяще, показав себя в качестве крайне внимательного и очень уверенного преподавателя.

Собственно, на уроке у Хагрида Рон, наконец, узнает, что лепреконье золото исчезает спустя несколько часов. Я уж было подумала, не очередное ли это «невзначай» Хагрида — но нет, не Игра. Если бы Хагрид хотел об этом сказать, сказал бы давно, а тут… Гойл мог не начать тырить золото, которое принес ему его нюхлер, Хагрид мог бы не заметить…

В общем, Рон устраивает Гарри настоящую истерику по поводу того долга за Омниокуляры на Чемпионате, что он ему этим золотом и отдал. Глубинная сущность Рона вновь расцветает во всей красе — очень уж показательна его реакция на то, что он вдруг оказался кому-то должен (к провальному и неинтересному ему аспекту учебы это не относится).

Рон искренне не видит разницу между подарками и подачками, если речь идет не о праздниках, и не способен перешагнуть через собственную гордыню, в глубине души всегда ставя знак равенства между несамодотаточностью и унижением, не понимая, что самодостаточность — качество, вообще-то, имеющее слабое отношение к бытовым вопросам.

Единственный из всей семьи (кроме, возможно, Перси) Рон очень стыдится своей бедности. И он единственный из всей семьи, кто не пытается делать ничего, чтобы из нее выбраться. «Хотел бы я, чтобы и я мог», — говорит он за ужином о Фреде и Джордже, которые пытаются заработать немного своих денег, забывая о том, что он, собственно, и не пытался сделать ничего, чтобы понять — а может ли он вообще?

Ладно, шут с ним, с Роном, не всем же к 14-15 годам развивать в себе качества взрослых людей, к кому-то это приходит позднее. Главное — чтоб таки пришло.

Вплоть до 23 мая в Игре наступает период полного затишья.

Гермиона носится за компроматом на Риту Скитер. Гарри и Рон еле успевают со своей домашней работой (правильно, больше знаний в хрупкие детские головы! и чтоб не думали ни о чем другом! а то ведь и додуматься могут!). Гарри заводит привычку регулярно посылать Сириусу еду (не забыл, каким, бывало, сам ходил голодным у родственников). Сириус, надо полагать, сидит в пещере с Клювом, обложившись посылками от Гарри, Дамблдора, Аберфорта и Люпина, чешет репу и все думает, что это он здесь делает. «Грюм» устраивает классу Гарри тест-контроль по обнаружению проклятий (вот уж спасибо — Гарри на всю жизнь пригодится, не только в лабиринте). Около 8 апреля прилетает письмо от раздраженного Перси, сообщающего, что Крауча-старшего он не видел, но регулярно получает от него инструкции. Вот, собственно, и все.

А чем занимается Дамблдор?

Намеренно приостанавливает Игру. Ясный намек на это — торжественный вытолк трио из кухни домашними эльфами. По сути, сейчас главная задача Директора — довести Гарри в целости и сохранности до третьего испытания (и, желательно, вывести целым из него).

Забавно, но и тут тактики Барти и Директора совпадают. Дела обстоят так, что ситуация крайне накаляется, и ни Дамблдор, ни Барти не стремятся делать поспешные шаги. Нет уж, лучше тихо, плавно дотащиться до Финала.

От Винки и благодаря Снейпу, выудившему из Гарри воспоминания об августовском сне, Директору, в целом, известно все. Реддл убил Берту, предварительно выведав у нее информацию о Турнире и сыне Крауча, связался с Барти-младшим и с его помощью хочет заполучить Гарри.

При этом совершенно ясно, почему горят Метки Пожирателей — Реддл не просто становится сильнее, у него есть тело. Из чего Дамблдор делает закономерный вывод, что получить полноценное тело Реддл может в любой момент. Однако Том еще в августе ясно дал понять Хвосту, что для обретения тела хочет использовать именно Гарри.

Имея такие данные, вряд ли даже идиоту удастся связать слова «мальчик» и «тело» каким-либо иным образом, чем через понятие «ритуал Кость-Плоть-Кровь». Дамблдору известно не только то, как Реддл хочет чего-то добиться, но и то, чего он хочет добиться. И это не может его не волновать.

Вечером 23 мая Хагрид в сердцах скажет: «Я не знаю, когда я видел Дамблдора более обеспокоенным, чем он был в последнее время», — и я прямо связываю беспокойства Директора с тем, что он до мелочей продумывает, наконец, свой план.

Дамблдор хочет отправить Гарри Реддлу.

Подробности и причины я намерена осветить позже, когда придет время. Сейчас же стоит отметить, что Директор очень сильно не уверен в правильности своего решения. И вообще в том, стоит ли это решение принимать. Поэтому, остановив Игру, Дамблдор буквально изводит себя, пытаясь понять, верно ли он поступает — и имеет ли он право так жертвовать Гарри. И я прямо всей кожей ощущаю степень его тревоги, а потому углубляться в Игру становится все тяжелее.

Еще один крайне важный аспект волнений Директора — то, что он потерял Бартемиуса из вида. Явное подтверждение тому — 23 мая на территории Хогвартса Барти успеет добраться до отца первым, пользуясь Картой, переиграв Директора.

Сова с приказом Тома любой ценой перехватить Крауча-старшего приходит Барти, по его собственному признанию, 16 мая — за неделю до того, как Бартемиус появится в Хогвартсе. То есть Барти-старший сбежал от Реддла как минимум 15-16 мая, а то и значительно раньше.

Если бы Дамблдор знал о побеге, он поднял бы на уши каждого преподавателя, призрака, информатора и половину Министерства, стройной стеной выстроив кордон с букетами по всему периметру школы (и особенно — Леса), чтобы не дать Барти добраться до отца. Но, поскольку он этого не сделал, железно вытекает грустный факт: Дамблдор о побеге не знал, то есть не знал, где сам Крауч вместе с Хвостом и Реддлом находится.

Не думаю, что у дома Краучей и особняка Реддлов в Литтл-Хэнглтоне не выставлены наблюдатели Директора — тем не менее, оба дома пусты, иначе наблюдатели бы заметили Крауча, выбегающего за пределы антитрансгрессионного барьера. Или за пределы действия заклятия необнаружения (ведь репортеры «Пророка» сунулись было в окно дома Крауча, и он показался им пустым — либо и впрямь был пуст, либо был под заклятием).

Ситуация настолько серьезна, и никто в Министерстве настолько не стремится ее прояснить (а зачем Фаджу конкурент? он прекрасно помнит, что общественность спала и видела на месте Министра не его, а Дамблдора и Крауча — ну вот и хорошо, что один исчез с лица земли, может, второй последует его примеру), что еще в марте Директор пытается узнать от Перси (который, хочется верить Дамблдору, может сказать брату, которого он так трогательно вытаскивал из Озера, чуть побольше, чем отцу) хоть что-нибудь о Крауче. И узнает лишь то, что и Перси начальника не видел, а лишь регулярно получает от него инструкции. Налицо все признаки Империуса. Дело плохо.

Дело плохо, и усугубляется оно еще и тем, что Дамблдор стеснен в действиях. С одной стороны — Барти, находящийся под боком в школе, которому ни в коем случае нельзя дать понять, что что-то на душе у Директора противно скребется. С другой стороны — Министерство, часть которого, должно быть, во главе с мистером Уизли, пытается отыскать следы Берты (безуспешно), а другая часть упорно стремится не замечать странностей. И заставить Дамблдора их не замечать. Я говорю, разумеется, о Фадже и серой тенью маячащем за ним Малфое (и прочих прихлебателях).

Рита молчит с самого марта по середину мая. Понятное дело, что Метка Малфоя, как и Каркарова, и Снейпа, тоже проступила четче 5 марта, и Люциус не может не запаниковать и не начать готовить себе прикрытие. Не только Дамблдор и Реддл концентрируются для третьего тура, уходя в тень до поры — Малфой дает Рите спецзадание нарыть подходящий убийственный компромат для печати 24 июня.

А тем временем Люциус радостно науськивает и без того предубежденного Фаджа против Директора. И Фадж, обиженный минимум на то, как с ним поступили в Турнире, активно помогает Люциусу, во всем играя ему на руку. Фадж отказывается верить в тревожные звонки от Директора и, более того, видимо, дает ему понять, что ничего, компрометирующего Министерство, не потерпит.

Иными словами, и в Министерстве, и в Хогвартсе Дамблдору приходится ступать очень осторожно, оглядываясь по сто раз через оба плеча — и это не может не затруднять его и без того серьезное положение.

Кроме того, разумеется, Директор поддерживает связь с Сириусом и Люпиным, как может, увиливает от расспросов Макгонагалл, резко возросшей в подозрительности после концерта «Жабросли» в исполнении «Грюма» перед вторым туром, и — редко, незаметно, тихо общается со Снейпом на предмет последних новостей.

В задачи Снейпа в это время входит общение с Каркаровым — достаточно частое для того, чтобы убедить его перестать истерить и не делать глупости. Есть у меня подозрение, что Снейп исподволь, готовя Каркарова к событиям третьего тура, о которых сам еще толком не знает, настраивает его на то, что бояться надо не только Реддла, но и Дамблдора с «Грюмом» и Краучем-старшим, которые, не дай бог случись что нехорошее, понятно на кого подумают первым.

И все бы и дальше шло себе вполне таким тихим сапом до самого третьего тура, если бы 23 мая в окрестностях замка не объявился Бартемиус Крауч-старший.

В 9 вечера все Чемпионы встречаются с Бэгменом на поле для квиддича, чтобы получить инструкции к третьему туру: лабиринт с препятствиями. Кто первый доберется до Кубка в центре лабиринта — победитель.

Любопытна, опять же, степень так называемой секретности задания. Бэгмен произносит: «Дайте им [изгородям] время, и Хагрид вырастит их под 20 футов <…> Хагрид обеспечит нас несколькими существами…».

Как мы уже знаем, кроме завезенных заморских чудовищ, Дамблдор еще летом решил использовать в лабиринте достижения отечественной селекции. За лето Хагрид создал соплохвостов, помесь мантикор с огненными крабами, причем с согласия Департамента по контролю за магическими существами (читай: Амоса Диггори) — которого, скорее всего, не без помощи Фаджа просто поставили перед фактом.

Особенно рьяно эти существа (я не про Министерских служащих, а про соплохвостов) борются друг с другом, чему всю дорогу совершенно не препятствует так любящий живую природу Хагрид, и, собственно, как верно подметила Лаванда Браун на самом первом уроке, феееее — это почти все, что можно о них сказать.

И, надо же, какое чудесное совпадение — именно эти существа станут бегать по лабиринту! То есть Гарри целый год выращивает и изучает своих прямых противников.

Должна сказать, Дамблдор бы не был Дамблдором, если бы одним скупым движением не убил сразу несколько зайцев: третий тур; творческая работа для Хагрида; спасение положения с преподаванием предмета. Занимаясь любимым делом, Хагрид приобретает уверенность в себе как преподаватель. К тому же — выполняя поручение самого Директора. Более того, Хагрид не просто вырастает к концу года в глазах студентов, но и с легкостью справляется с такими сложными детьми, как слизеринцы в целом и Драко в частности.

Эх, хороший и полезный такой большой секрет из третьего тура получился!

Впрочем, я отвлеклась.

Почему необходимо было созывать Чемпионов почти ночью? Я долго пыталась усмотреть в этом Игру и не нашла. Вот в том, что само испытание проходит ночью, Игра ох как присутствует. Здесь и сейчас же, я полагаю, нет ничего такого — Хагрид, покончив со своими основными преподавательскими обязанностями, во второй половине дня высаживает живые изгороди (раньше было нельзя — иначе бы они вымахали в высоту футов на 60; да и игроков в квиддич кондрашка бы хватила, увидь они, что стало с их полем, и не получив объяснений), и Чемпионы отправляются их смотреть, дабы иметь представление, чего им ждать в примерно таких же сумерках через месяц.

Нет Игры и в том, что после инструктажа Крам отводит Гарри за загон с лошадьми Шармбатона подальше от Каркарова и глаз досужих и в тени кусов собирается поговорить о Гермионе.

Нет Игры и в том, что в это время, двигаясь со стороны, где раньше размещали драконов, на голоса из Леса бредет маловменяемый Крауч-старший. С этого момента идет уже не Игра — начинается страшное.

Барти-младший, притаившись рядом под мантией-невидимкой (конечно, он видел отца на Карте: «Чертова нога! — яростно скажет он Дамблдору, появляясь позже. — Был бы здесь быстрее…» — и иметь ввиду Барти станет вовсе не помощь Директору, а то, что из-за этой ноги он чуть не упустил отца — а если бы Гарри потащил Крауча к Дамблдору?), ждет, пока Гарри убежит.

Крауч цепляется за мантию Гарри. Ему важно знать, что мальчик из Хогвартса, а не Дурмстранга («Ты не… его?.. Дамблдора?..»). Усилием воли он пытается собрать в кучу расползающийся рассудок и говорит, что сбежал, что смерть Берты и то, что делает его сын — это его вина, что Реддл становится сильнее, говорит о самом Гарри — и о том, что он должен предупредить Дамблдора.

Есть ли в этом раскаяние? Мне бы хотелось верить.

Однако я, подозрительно оглядывая всю картину отстраненным взглядом, вижу лишь человека, раскаявшегося только за то, что вывел сына из Азкабана, тем самым открыв к нему доступ своего заклятого врага (Реддла). Крауч всю жизнь боролся против Тома и всего, что с ним связано — и нет в том, что он пытается предупредить Дамблдора, ничего от раскаяния за серию собственных нравственных ошибок. Краучем руководят остатки холодного расчета: либо мы — их, либо они — нас.

Впрочем, лучше уж так, чем никак. Крауч — очень сильный волшебник, духовно сильный, волевой и вовсе не трус. Он проделал огромный путь, борясь с собственным помешательством, только ради того, чтобы сделать последний в своей жизни выстрел в Реддла. Он воин. Безнравственный, крайне жестокий и совсем не такой, как Дамблдор или Грюм, но воин, который скоро умрет в борьбе против Темных сил. И самого себя, ставшего их частью.

Крауч сделал слишком много ошибок, чтобы можно было надеяться, что это легко сойдет ему с рук, но я никогда не была настроена к нему резко. Лично мне искренне жаль, что он умрет и как он умрет. И я искренне полагаю, что в конечном счете его смерть достойна — как бы там ни было, пусть и с оговорками, но Крауч умрет, пытаясь сделать мир лучше.

Однако почему Крам так пугается при виде Крауча, что поначалу даже не хочет к нему приближаться?

С одной стороны, его страх свидетельствует, что Виктор — пока еще не совсем боец, и с настоящей опасностью он прежде не сталкивался.

С другой же стороны, юноша ни капли не разобрался в настоящей подоплеке событий, происходивших во время и после террора Реддла. Крам видит в Крауче сугубо злобного судью, когда-то отправлявшего людей в Азкабан, и его страх — отражение страха Каркарова, который, без сомнения, активно приседал на уши своему Чемпиону, опасаясь воздействия на него и Дамблдора, и «Грюма», и Крауча.

Ну и плюс — подсознательное чувство вины Крама, поскольку изучение Темных искусств в школе ставит его чуть ли не на одну ступеньку с собственным директором. В общем, парень еще сильно не в ладах с собственным мировоззрением.

Оставив Виктора с Краучем, Гарри несется к замку. Барти пользуется этим моментом, оглушает Крама и убивает отца. Пока Гарри добегает к кабинету Директора, Барти оттаскивает тело отца дальше в Лес и накрывает его мантией-невидимкой. С помощью Карты Барти видит, что у кабинета Дамблдора Гарри сталкивается со Снейпом.

— Поттер!

Что он там делал? Что? Говорил о Метке? О Каркарове? О Малфое и Рите? О третьем туре? Просто заходил на чай с дольками? Могло ли случиться так, что Дамблдор решил (естественно, завуалированно) спросить, что думает Снейп, который всегда был прекрасной лакмусовой бумажкой в вопросах нравственности, по поводу плана Директора? Ибо Снейп явно чем-то очень доволен и выпендривается по типу: «Мой Директор! Захочу и не пущу тебя к нему!»

— Что вы здесь делаете, Поттер?

Гарри летит обратно к Снейпу и застывает в нескольких сантиметрах от него.

— Мне нужно увидеть профессора Дамблдора! Мистер Крауч… он только что появился… он в Лесу… он просит -

— Что за чушь? О чем ты говоришь? — глаза Снейпа блеснули. В переводе с эльфийского на менее взволнованный человеческий сие значит: «Расскажи подробнее, что произошло? Все целы? Не тараторь. По очереди: что случилось, где случилось, с кем случилось?»

— Мистер Крауч! — орет Гарри («Вы идиот или глухой?!?!» — у этих двоих явно большие нелады с умением формулировать свои мысли. Примерно в той же манере Сириус, помнится, орал что-то вроде: «ДА! ДААА! ЭТО Я — Я УБИЛ ПОТТЕРОВ!!» С известными последствиями). — Он болен или что — он в Лесу, он хочет увидеть Дамблдора! Просто дайте мне пароль, чтобы -, — («Отойдите, вы ничего не понимаете, взрослые сами разберутся, короче!!»)

— Директор занят, Поттер, — губы Снейпа изгибаются («Чего ты сказал, гаденыш мелкий?»).

— Мне нужно сказать Дамблдору! — орет Гарри громче прежнего (ну, тут уже подразумеваются маты).

Однако ничто в Хогвартсе, включая профессоров, никогда не двигается только потому, что Гарри кричит на это. Разве только Дамблдор сам, потеряв терпение, в конце концов решает выйти к увлекшимся своими разборками мальчикам с невинным вопросом:

— Какие-то проблемы?

Услышав о Крауче, Директор без лишних слов несется за Гарри по коридору, оставив Снейпа стоять у двери (Снейпу нельзя. Он же в тени. И с Дамблдором вовсе не дружит). Дамблдор спрашивает, о чем говорил Крауч, и, услышав ответ, ускоряет шаг, произнеся: «В самом деле». Что ж, примерно этого он и ждал.

После вести о том, что Гарри оставил Крауча с Крамом, Директор начинает нестись к Лесу еще быстрее. При этом его мысли вообще летят с субсветовой скоростью:

— Кто-нибудь еще видел мистера Крауча? — разумеется, Дамблдор думает о Барти-младшем.

Тем временем Барти, проследив по Карте за Директором и Гарри, огибает место, где валяется оглушенный Крам.

Увидев Виктора, Дамблдор, судя по блеску его глаз, мигом догадывается обо всем и не отпускает Гарри от себя — действий не Барти он опасается в этот момент, а Каркарова.

Не давая Краму встать («Так, всем дышать носом и сохранять место происшествия таким, как оно есть, пока его лично не увидел Каркаров!»), Дамблдор вызывает Хагрида с помощью Патронуса, видимо, сообщив, что дело серьезное — Хагрид бежит с Клыком и арбалетом.

— Хагрид, мне нужно, чтобы ты привел профессора Каркарова. На его студента напали. — Опасный объект номер раз. — Когда сделаешь это, будь добр, предупреди профессора Грюма -, — опасный объект номер два, который, обогнув дугой место, возвращается туда, где горит шапка.

— … Снейп сказал что-то о Крауче.

Самый сильный прокол Барти, с которым Снейп даже не встречался в указанный промежуток времени (из чего можно окончательно сделать вывод, что Дамблдор и Снейп не оповещали широкую общественность о своем примирении).

— Крауч? — повторяет Хагрид.

— Каркаров, пожалуйста, Хагрид! — резко говорит Дамблдор.

Вот чего Директору сейчас не нужно, так это того, чтобы о Крауче знал кто-то еще. И чтобы кто-то еще отправился искать его с Барти и попал под еще одно заклинание. Или проклятье. При этом Барти и Каркарова желательно развести:

— Я не знаю, где Барти Крауч, — («Так что выдыхай, резких движений не делай и больше никого не убивай, все в порядке, я абсолютно не врубаюсь в происходящее, блестящая работа, выдыхай») говорит Дамблдор Барти-младшенькому, когда Хагрид уходит, — но нам необходимо его найти.

И Барти отправляется обратно в Лес к телу отца.

Появляется Каркаров и начинает вопить о вероломстве и заговорах против него, драгоценного, после чего плюет Дамблдору под ноги, и милый добрый Хагрид, прорычав: «Извинись!» — прокатывает Игоря на аттракционе «Дерево и рука полувеликана на горле у Пожирательской твари, у которой хватило наглости так себя вести с Моим Директором». Вся обработка Каркарова Снейпом летит коту под хвост.

Успокоив Хагрида («Хагрид, поставь, пожалуйста, человека на место». — «Ну, Директор…» — «Пожалуйста, поставь. Он нам еще нужен»), Дамблдор отправляет его довести Гарри до гостиной, запретив мальчику выходить оттуда даже затем, чтобы написать Сириусу (а то еще один буйный прилетит). Сейчас очень важно убрать Гарри как можно дальше от Каркарова и Барти — ибо Дамблдор не уверен, что план Барти не поменялся.

Каркаров тоже крайне опасен, ибо его неконтролируемый страх толкает его на самые необдуманные, импульсивные, а потому труднопредсказуемые поступки. В моменты, подобные этому, Каркаров способен на все — крыса, загнанная в угол, от отчаяния может вдруг набраться храбрости и выцарапать глаза тому, кто ее туда загнал. Ну, к примеру, принести Гарри Реддлу на блюдечке. Или попытаться.

Ради своего спасения Игорь будет топить всех, кого видит (Дамблдора, вон, попытался утопить в слюне; эк как человека перетряхнуло — мне думается, сей акт слюнометательства будет преследовать его в страшных кошмарах до конца жизни: «Мерлин и его Моргана, а если б я попал?!»). Посему сейчас нужно срочно его успокоить — то есть дать Краму высказаться, чтобы мальчик лично подтвердил, что а) говорить он еще в состоянии, жив, цел, орел, б) ни Гарри, ни Дамблдор к нападению на драгоценность Каркарова отношения не имеют.

Гарри и разъяренный Хагрид уходят. Барти, наблюдая по Карте, дожидается, пока разойдутся и все остальные. После этого он трансфигурирует тело отца в кость и в мантии-невидимке зарывает ее на свежевскопанной земле перед хижиной Хагрида. Веселая его ждет ночь. Но о ней я расскажу позже.

Сейчас я лишь думаю о том, до какой же степени надо быть фиксированным на Реддле, как далеко нужно было запустить эту грязь в свою душу, чтобы так хладнокровно, так легко убить собственного отца…