Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

Утро 2 сентября встречает ребят душевной прохладой. Пронаблюдав за Симусом, одевшимся и вылетевшим из спальни на субсветовой скорости, Гарри снова падает духом и вместе с Роном спускается в гостиную с таким видом, что поджидавшая их Гермиона немедленно интересуется:

— В чем дело? Ты выглядишь совершенно — о, ради всего святого!

Девушка в злости пялится на доску объявлений, где, перекрывая иные записи, висит огромный листок от Фреда и Джорджа, предлагающий всем подзаработать на «простой, непродолжительной, поистине безболезненной работе. (Мы приносим свои извинения за то, что ответственность за все риски, связанные с выполнением работы [поистине безболезненной], лежит на самих кандидатах)».

— Ну хватит! — Гермиона срывает объявление. — Мы должны с ними поговорить, Рон!

— Почему? — насмерть пугается Рон.

— Потому что мы — старосты, — сообщает Гермиона, протиснувшись через выход из гостиной, скрываемый Полной Дамой. — Это мы должны останавливать подобные вещи.

Рона такой вывод ни капли не воодушевляет.

Одна деталь: когда Гермиона срывает объявление близнецов с информационной доски, оказывается, что под ним в числе прочих висит объявление насчет первого выходного в Хогсмиде — в октябре.

Это вот где ж это видано — во всяком случае, лично я не припомню ни одного подобного случая — чтобы аж 2 сентября, в самом начале семестра, уже не только была известна, но еще и сообщалась студентам дата похода в Хогсмид? Крайне интересная деталь, запомним ее.

— В любом случае, что случилось, Гарри? — продолжает Гермиона, едва трио начинает спускаться в холл — мимо многочисленных занятых собой портретов, которые, разумеется, ни капли не слушают, о чем говорят ребята. — Ты выглядишь очень злым на что-то.

— Симус думает, что Гарри врет насчет Сама-Знаешь-Кого, — отвечает Рон, когда становится ясно, что Гарри отвечать не намеревается.

Гермиона вздыхает.

— И Лаванда так же думает, — мрачно произносит она.

— Мило поболтали с ней о том, правда ли, что я — лгущий, ищущий внимания болван, да? — громко интересуется Гарри (тут хочешь-не хочешь, а услышишь; даже если ты — сильно занятый собой портрет).

— Нет, — спокойно отвечает Гермиона, — я сказала ей держать ее большой жирный рот закрытым на твой счет, вообще-то. И было бы очень мило, если бы ты перестал пытаться перегрызть нам горло, Гарри, потому что, если ты не заметил, мы с Роном на твоей стороне.

Ах, люблю я, когда Гермиона дает отпор не только Малфою, а еще и своим может врезать, если сильно просят. Молодец, так и надо.

— Прости, — тихо просит Гарри.

— Все в порядке, — с достоинством возвещает девушка, а затем качает головой. — Вы разве не помните, что говорил Дамблдор на пиру по случаю окончания учебного года?

Гарри и Рон выкатывают глаза, и Гермиона вновь вздыхает.

— О Сами-Знаете-Ком. Он сказал, он «обладает большим умением сеять раздор и вражду. Мы можем бороться с этим, лишь проявляя одинаковые по силе узы дружбы и доверия».

Тут девушку перебивает восхищенный ее памятью Рон, однако Гермиону, вопреки обыкновению, подобное восхищенное признание ее умственных способностей не впечатляет. Она про себя за четыре года уже большую часть того, что надо, сама узнала и приняла. Сейчас дело совершенно в другом, посему, повысив голос, она продолжает:

— Дело в том, что все это — как раз то, о чем говорил Дамблдор. Вы-Знаете-Кто вернулся всего два месяца назад, а мы уже начали грызться друг с другом. И предупреждение Распределяющей Шляпы было таким же: оставайтесь вместе, будьте едины -

— Но и Гарри вчера верно отметил, — возражает Рон. — Если это означает, что мы должны стать приятелями со слизеринцами — отличный шанс.

— Ну, а я думаю, — раздраженно заявляет Гермиона, — что очень жаль, что мы не пытаемся создать немного межфакультетской общности.

Группа когтевранцев, приметив Гарри, в страхе сбивается поплотнее.

— Да, — саркастично подтверждает Гарри, — мы действительно должны пытаться подружиться с людьми типа этих.

А истина, меж тем, как всегда оно бывает, тусуется где-то посередине.

Во-первых, чтобы не вступать, а тем более — противостоять конфликтам, надо быть очень сильным. Только сильный может побеждать — кроме того, эту силу надо еще и уметь показывать. Тебя слушают и уважают только тогда, когда чувствуют, что идет сила — духовитость. Это как с лошадьми или собаками. Если ты слабый, несмотря на все другие твои хорошие качества и прекрасные ораторские способности, никто не станет тебя слушать — а вот когда ты духовитый, то слово твое попадет, так сказать, точно в башку. В этом, я думаю, и состоит секрет успеха Директора.

Во-вторых, разумеется, идея всеобщего единения и последующего благоденствия справедлива, правильна и безусловно положительна. Гермиона права — несмотря на все наши различия, мы можем объединяться в общности, и это здорово, и жаль, что объединение пока не происходит.

Но прав и Гарри — объединяться следует далеко не со всеми подряд. Ибо объединение со швалью вроде Малфоя может способствовать краху быстрее, чем изначальное разъединение.

В общем, надо просто внимательно смотреть, с кем идти.

Однако занятно не это. В глаза бросается, как необычайно спокойна Гермиона во время маленькой разборки с Гарри. Такое ощущение, будто она заранее знала, как будет развиваться ситуация — и я сомневаюсь, что подобный прогноз (бойкот со стороны значительной части школы, очень резкие истерики Гарри) она сумела сделать самостоятельно. Думается мне, имелась у нее парочка совместных бесед с нашим королем тонких эфиров Люпиным, который просто обязан был предупредить новобранца, каким во всех отношениях нелегким может стать этот Игровой год.

У Гермионы вообще, я погляжу, была такая насыщенная ночь с 1 на 2 сентября — после ссоры с Лавандой она крепко задумалась над происходящим. С самого утра ее мысли, как видно, движутся в сторону не кого-нибудь, а Дамблдора — она с легкостью цитирует его речь на прощальном пиру (которую, надо полагать, не просто «слушала», как теперь объясняет Рону, а, отобрав у Риты Прытко Пишущее Перо, под столом тщательно конспектировала), она с легкостью вплетает его соображения в объяснение контекста происходящего, она ставит его в пример — создается ощущение, что в ее голове он присутствует не менее, а даже более густо, чем в ее словах.

На протяжение всего дня — взять хотя бы это цитирование — она будто снова и снова обращается к опыту четырех лет работы с Директором, чтобы понять, чего же он хочет (ибо очевидно, что новобранцу ничто конкретное объяснено не было). Слова на прощальном пиру, предостережения Шляпы, пояснения Ника, назначение Амбридж на должность — она пытается найти всему этому объяснение.

Ну, как говорится, кто ищет, тот Гермиона, и она обязательно найдет. Был бы вопрос, что называется. А вопросов — именно сейчас — полно, как никогда.

Среди них, к примеру, один такой, прямо скажем, большой: где Хагрид?

— Дамблдор даже не сказал, как долго эта Граббли-Дерг будет, — произносит Гарри.

— Может быть… — задумчиво начинает Гермиона. — Ну… может, он не захотел привлекать внимание к тому, что Хагрида здесь нет.

Ах, одна из прекраснейших вещей, что я когда-либо наблюдала — это процесс рождения Мысли…

— Что значит: привлекать внимание? — смеется Рон. — Как мы могли не заметить?

Ох. Одна из ужаснейших вещей, что мне приходилось видеть — процесс умерщвления Мысли.

Гермиону перебивает Анджелина, подошедшая сообщить Гарри, что она нынче новый капитан вместо Оливера Вуда, и Гарри должен присутствовать в пятницу, 6 сентября, в пять вечера на отборочных испытаниях, чтобы посмотреть, как впишется в команду Гриффиндора новый вратарь — больше к теме отсутствия Хагрида в школе трио не возвращается.

Но, в целом, это и не имеет острой надобности, на один вопрос Гермиона уже успела найти ответ: Хагрид отсутствует, и больше об этом ничего знать не нужно никому, особенно — Амбридж.

Понимает Гермиона, так нехарактерно для себя самой поддерживая (и даже заведя) после этого разговор о квиддиче, и еще одну — из самых основных — свою задачу: быть как можно ближе к Гарри, вникать в его дела, сдерживать его, разъяснять ему — в общем, заботиться. Ведь слова Дамблдора\Шляпы о сплочении — это намек не только на межфакультетское сплочение. Это намек о сильнейшем объединении всей команды. И пускай первое девушка пока прочитать не может, зато она превосходно считывает второе.

Тем временем прибывает почта, и Гермиона кладет кнат в мешочек на шее доставившей «Ежедневный Пророк» совы.

— Зачем ты все еще получаешь его? — раздраженно интересуется Гарри. — Я бы не тратил время… много чуши.

— Лучше знать, что говорит враг, — мрачно отвечает Гермиона, очень серьезно намеренная быть хорошим Игроком, и углубляется в чтение, вынырнув из-за газеты лишь тогда, когда парни заканчивают завтрак.

— Ничего, — просто оповещает девушка. — Ничего о тебе, или Дамблдоре, или еще что.

Ух, да и смотрит этот ребенок вполне себе конкретные вещи, вы поглядите! И Дамблдор, разумеется, данное усердие прекрасно видит. Видит, знает, ценит, любит. Идиллия — только вот тревожно, что «Пророк» молчит. Уверена, подобное молчание можно смело относить к затишью перед бурей — жаль лишь, что на тот момент никто из Игроков и команды Гарри не в курсе, какой.

Профессор Макгонагалл раздает расписание уроков своим студентам.

— Посмотрите на сегодня! — стонет Рон. — История Магии, сдвоенные Зелья, Прорицания и сдвоенная Защита от Темных Сил! Биннз, Снейп, Трелони и эта Амбридж — все в один день! Поскорее бы Фред и Джордж поторопились со своими Забастовочными Завтраками…

А у Дамблдора несмотря ни на что продолжает сохраняться прекрасное чувство юмора: «Понедельник — День Тяжелый» или «Не Кидайся На Людей, Гарри, А То Добавлю Всему Курсу Еще С Десяток Лишних Часов, Чтобы У Тебя Времени Не Было На Эти Глупости».

Интересно, расписание составлено так, чтобы определенные гриффиндорцы получили уникальную возможность разделаться со всем плохим сразу — или сравнить, к примеру, Амбридж и Снейпа, не отходя от кассы?..

— Не обманывают ли меня уши? — около трио притормаживают близнецы. — Старосты Хогвартса, разумеется, не хотят прогуливать уроки?

Из беседы с Фредом и Джорджем ребята узнают, что их Завтраки все еще требуют серьезной доработки, которую Гермиона вовсе не собирается позволять им устраивать («Вы не можете объявлять набор испытуемых…»).

Ситуация непростая — с одной стороны, близнецам глубоко чихать на то, как считают другие, что они могут или не могут делать. С другой, поскольку их младший брат всю дорогу крутится в компании Гарри и Гермионы, им приходится хотя бы немного замедлять свою активность, чтобы проблем с Гермионой не возникало у Ронни, которого они, конечно, очень любят, как бы ни пытались это скрыть. Вот и сейчас Фред ловко уходит от данной темы, переключив внимание девушки, которая любит учиться, на, собственно, учебу:

— Вы начинаете пятый курс и скоро будете молить нас о Завтраках.

— Пятый курс — год сдачи СОВ, — поясняет Джордж недоумевающей Гермионе. — Половина нашего курса начала ломаться, когда стали приближаться СОВ. Слезы и истерики… Патриция Стимпсон постоянно падала в обморок…

— Кеннет Тоулер весь покрылся пузырями, помнишь? — ностальгирует Фред.

— Это потому, что ты подсыпал Пузырящейся пудры ему в пижаму, — весело напоминает Джордж.

— О, точно, — ухмыляется Фред. — Я и забыл… иногда тяжело за всем уследить, правда?

Из дальнейших размышлений близнецов мы узнаем их программу действий на год, и, забегая вперед, следует отметить, что они ни на шаг не отступят от нее до самого конца: их не интересует учеба, им, едва сумевшим набрать по три СОВ, глубоко плевать на ЖАБА и, если бы не их забота о чувствах матери, которая бы не вынесла подобного сразу после ухода Перси, они бы и вовсе уже забросили школу. Однако, раз уж они здесь, то не собираются терять время даром:

— Мы собираемся использовать его, чтобы сделать небольшое исследование рынка, в точности узнать, чего хочет среднестатистический студент Хогвартса от магазина шуток, тщательно оценить результаты нашего исследования, а затем предложить товар, отвечающий потребностям.

В принципе, миссис Уизли позже совершенно верно признает (скрипя сердце), что у ее 17-летних сыновей однозначно есть коммерческая жилка.

Правда, тут начинаются некоторые проблемы:

— Но где вы собираетесь достать золото, чтобы создать магазин шуток? — интересуется бдительная Гермиона. — Вам понадобятся все ингредиенты и материалы — и помещение тоже, я думаю…

Гарри намеренно роняет вилку и ныряет под стол, чтобы ее достать, с совершенно красным лицом.

— Не задавай нам вопросов, и мы тебе не соврем, Гермиона, — отвечает Фред. — Пошли, Джордж, если придем пораньше, сможем продать парочку Удлинителей Ушей перед Травологией.

— И что это значит? — спрашивает Гермиона, едва близнецы удаляются, а Гарри выныривает из-под стола. — «Не задавай нам вопросов»... Это значит, у них уже есть золото для магазина?

— Знаете, я думал над этим, — хмурится Рон. — Они купили мне новую парадную мантию этим летом, и я не мог понять, откуда они взяли галлеоны…

Гарри поспешно переводит тему на сложность СОВ и года в целом, что позволяет ему более-менее безопасно добраться до класса Биннза.

Ну, раз уж даже Рон задумался было, откуда у близнецов деньги на его новую парадную мантию, то мистер Уизли должен был догадаться мгновенно. Вопрос о том, дошло ли до Гермионы, откуда близнецы взяли столько галлеонов, остается открытым, хотя, в целом, довольно сложно не догадаться, учитывая, что у Гарри все написано на красном лице. Тем не менее, девушка позволяет парню увести себя от темы — а ведь мы помним, как сложно сбить внимание вскочившей на коня Гермионы…

Прослушав 45-минутную лекцию Биннза о войнах великанов (Гарри и Рон в итоге заканчивают тем, что половину урока играют в «висельницу» под неодобрительные и грозные взгляды Гермионы), которая была бы гораздо более интересной в устах любого иного преподавателя, трио отправляется на свежий воздух.

— Что будет, — холодно спрашивает Гермиона, — если я откажусь давать вам свои конспекты в этом году?

— Мы провалим СОВ, — объявляет Рон. — Совесть твоя это выдержит, а, Гермиона?

— Что ж, вы бы заслужили это, вы даже не пытаетесь слушать его!

— Мы пытаемся! — возмущается Рон. — У нас просто нет твоих мозгов, или твоей памяти, или твоей концентрации — ты просто умнее нас — обязательно все это перетирать?

— Ой, не надо мне всей этой чуши, — Гермиона закатывает глаза, однако выглядит гораздо мягче, прокладывая друзьям путь во внутренний дворик.

За короткий перерыв Гарри успевает кое-как пообщаться с подошедшей во второй раз за два дня Чжоу и обнаружить, что Рон непроизвольно его к ней ревнует. Гермиона, которая не сочла тактичным вмешательство Рона в разговор друга с девушкой посредством дурацких вопросов о «Торнадос», переругивается с ним до самых подземелий, вопреки собственным словам о единении. Впрочем, в классе Снейпа обоим приходится умерить свой пыл.

— Успокаиваемся, — холодно произносит он, со стуком закрыв за собой дверь. Хотя необходимости вслух призывать к порядку у него не было — достаточно одного его присутствия в классе, чтобы никто не издавал ни звука.

Этот урок — первая большая встреча Снейпа с Гарри после окончания прошлой Игры Года на кладбище, когда он собственными глазами видел все, что делали с мальчиком Реддл и Пожиратели, и после редких и кратких столкновений на Гриммо.

Судя по началу данного урока, единственная цель, которую Снейп себе поставил, состояла в том, чтобы Гарри, Мерлин упаси, не подумал, что, поскольку он теперь на его стороне, это хоть что-то меняет. Нет, Снейп с восхитительным упорством тщательнейшим образом с ходу показывает: Я Все Еще Плохой И Несправедливый! Не Сметь Меня Любить!!

— Прежде, чем мы начнем сегодняшний урок, я полагаю приемлемым напомнить вам, что в июне вы все будете сдавать важные экзамены, в течение которых докажете, сколь многому вы научились в составлении и использовании магических зелий. — Вполне себе такое адекватное начало. Однако тут же: — Сколь бы слабоумными ни были некоторые в этом классе, я ожидаю, что каждый из вас наскребет хотя бы «Удовлетворительно» на СОВ, или вы все будете испытывать мое… неудовольствие.

Взгляд Снейпа задерживается на Невилле, который сглатывает.

Ага, будто Снейп в силах что-то сделать в случае, если кто-то провалит экзамен — разве только ходить недовольной тучкой и испепелять несчастных взглядом. Однако на некоторых угрозы действуют — и Снейп считает своим долгом данные угрозы вслух произнести. Ну, и заодно признаться в том, что за экзаменационные результаты студентов, как всякий нормальный преподаватель, очень даже переживает.

— После этого года, разумеется, многие из вас прекратят обучение у меня, — продолжает он. — Я беру только самых лучших на мои курсы по ЖАБА, что означает, что некоторые из вас определенно распрощаются с нами.

На сей раз Снейп вперивается взглядом в Гарри, и его губы изгибаются в усмешке. Гарри смотрит на Снейпа, испытывая чувство мрачного удовлетворения при мысли, что терпеть ему Снейпа остается один лишь только год.

Снейпа же, хоть со стороны и слабо видно, ситуация откровенно веселит. Меня, знающую все эти градации изогнутых губ, сейчас тоже распирает от смеха. Кто не заметил: Снейп если не откровенно ржет, то уж точно весьма неприкрыто мрачно посмеивается — распрощаются они с Гарри, как же. Дамблдор вот разбежался и прямо позволил — зная, что Гарри соберется учиться на мракоборца (либо это, либо квиддич — что же еще?), для чего нужны последующие курсы Зелий.

Директор не допустит, чтобы мечта его любимого мальчика не осуществилась, посему все могут расслабиться и отдыхать — Гарри доучится. И Снейп, хоть и испытывает вязкое неудовольствие по поводу того, что Дамблдор собрался пропихивать Гарри к нему на курс, здорово веселится, представляя, как парня, уже с Зельями распрощавшегося заранее, круто обломают. Правда, сомневаюсь, что Снейп хотя бы близко догадывается, как именно это произойдет…

— Однако впереди лежит еще один год, прежде чем мы насладимся этим счастливым мигом прощания, — отсмеявшись, мягко продолжает он. — Поэтому, намереваетесь ли вы претендовать на ЖАБА или нет, я советую всем сосредоточить ваши усилия на сохранении высокого проходного балла, который я привык ожидать от своих студентов во время сдачи СОВ.

Замечательный такой намек, завершающий вступительную часть урока, от все еще посмеивающегося профессора. В переводе с эльфийского на человеческий сей пассаж означает примерно следующее: «Да, Поттер, распрощаться с тобой было бы прекрасно — жду-не дождусь и вижу, что ты тоже дождаться не можешь… однако советую тебе не расслабляться и готовиться к достойной сдаче экзамена (чтобы моему Директору было легче притягивать тебя за уши к моему курсу, а не позориться, возясь с твоим «Отвратительно»), ибо данная оценка тебе очень понадобится. И не падай в грязь лицом хотя бы перед самим собой. Сконцентрируйся».

Как трио и предполагало, Снейп выбирает одно из самых сложных зелий — Умиротворяющий бальзам, над которым нужно кудахтать, не отходя от котла. Начавшийся довольно неплохо урок заканчивается тем, что Снейп безо всякой видимой причины опустошает котел Гарри и оставляет его без отметки, хотя зелье Гарри было ничем не хуже, чем у Невилла или Рона. Когда звонит звонок с урока, Гарри первым в ярости покидает класс и уже приступает к ланчу к моменту, когда к нему подсаживаются подоспевшие Рон и Гермиона.

И все-таки… что ж это, как говорится, было? Чего так хочется и жаль?..

Конечно, поведение Снейпа достойно того, чтобы стать основой двадцатитомника по психологии и конфликтологии, но попытаюсь-ка я вкратце.

Во-первых, с этого момента надо раз и навсегда запомнить: отныне в Игре Снейпа еще больше Игры. Ибо Малфой. Оба. И все прочие детки Пожирателей вроде Крэбба, Гойла, Нотта, которые, не дай Мерлин, заметят, что Снейп в этом году как-то мягче стал к Гарри относиться. Обязательно же передадут родителям, а те — Реддлу непосредственно. Ведь не только трио думает, что Снейп отныне, раз он на стороне Ордена, станет намного лояльнее проявлять себя — то же думают и детки Пожирателей: раз Снейп на стороне Реддла, значит, он станет еще лояльнее к Пожирателеребенкам.

А Снейп в это время, мстительно сверкая глазами в сторону трио, думает, с одной стороны, примерно так: «Что, ждете, что я теперь буду к вам помягче относиться, раз все мы в одной лодке? А вот и нет! А вот щас как возьму и назло буду еще строже! Видели, какой я нехороший?!»

И все бы хорошо, однако, даже издеваясь над Гарри, Снейп пытается смягчить удар (чего Гарри в упор не замечает) — он не снимает баллы с Гарри за нулевую работу. А мог бы. И довел бы до того, что Гриффиндор потерял бы за полтора часа баллов сто, ибо ж юные львята, начни он снимать баллы, молчать бы не стали.

Во-вторых, конечно, уже невозможно не замечать, что поведение Снейпа, чем дальше, тем все меньше укладывается в формулу: «Северус, снятие баллов с мальчика безо всякой причины несправедливо». — «Директор, ну, я иду и вдруг вижу Поттера. А теперь скажите, мог ли я не снять с него баллы?!»

Всю первую часть года он ведет себя значительно, гораздо мягче, однако его до зубного скрежета прямо бесит невнимательность Гарри. Ибо ошибка Гарри с зельем, по существу, оказалась пустяковой — он сделал-то все правильно, просто по глупости пропустил одну единственную строчку в инструкции (мимоходом отмечу уровень профессионализма Снейпа: вот так сразу взять и определить, в чем состоит ошибка — это уметь надо).

Следует помнить: хотя у студентов и имеются книги по Зельеварению, они пользуются ими крайне редко — обычно Снейп, как и в этот раз, пишет свои инструкции на доске. Я имею ввиду, свои собственные, подправленные и лучшие рецепты. Неужели так сложно просто им следовать и выполнять все в точности, как написано?

Кроме прочего, конкретно у Гарри, считает Снейп, нет права на подобные ошибки. У Рона есть. У Малфоя есть. У Гойла есть. Даже у Невилла — но не у Гарри, учитывая роль мальчика в грядущих событиях, когда ситуация становится серьезнее с каждым днем.

И, наконец: «Святой Мерлин, Поттер, если ты будешь работать так же отвратительно, на уровень ЖАБА ты точно не выйдешь, и даже Альбус тебе не поможет! И вообще, это мы еще посмотрим, как ему удастся тебя пропихнуть, при условии, что я сдаваться не собираюсь!»

Мамочка и папочка в очередной раз начинают меряться силами, а страдает, как обычно, ничего не подозревающий ребенок.

— Это было совершенно нечестно, — утешительно говорит Гермиона, присаживаясь рядом с Гарри в Большом Зале. — Твое зелье даже близко не было таким плохим, как у Гойла; когда он перелил его во флакон, все взорвалось и подожгло его мантию.

— Ну да, — хмурится Гарри, — с каких это пор Снейп справедлив ко мне?

Вот Гарри понимает значительно больше, чем его друзья — хоть я и не уверена, что он это понимает. Снейпу нельзя выбиваться из роли и вдруг резко меняться по отношению к нему. Теперь — больше, чем когда-либо. Впрочем, не думаю, что привычка играть роль кнопки в стуле и тесно (и трудно) запутавшиеся за истекшие годы личные счеты с Гарри дали бы ему это сделать, даже если бы он очень того захотел.

— А я правда думала, что он будет чуть лучше в этом году, — разочарованно произносит Гермиона. — Я имею ввиду… ну, знаете… теперь, когда он в Ордене, и все такое.

— Ядовитые поганки не меняют свои пятна, — глубокомысленно заявляет Рон. Забавно, однако Рон, тоже сам того не понимая, рассуждает верно. Почти. — В любом случае, я всегда думал, что Дамблдор чокнулся, раз доверяет Снейпу. Где доказательства, что он действительно перестал работать на Сами-Знаете-Кого?

— Я думаю, у Дамблдора есть куча доказательств, даже если он не делится ими с тобой, Рон, — выплевывает Гермиона.

Как мило — даже разочаровавшись в поведении Снейпа, Гермиона все равно продолжает защищать и его, и Дамблдора. В Дамблдора она отныне верит непререкаемо, следовательно, Верит и в Снейпа. Именно Верит — ибо безосновательно. Что-то такое она о нем чувствует, частично знает, отчасти подозревает. И она все время надеется наконец увидеть лучшее в нем.

И ведь очень жаль, что не видит, ибо оно прямо перед носом: Снейпа не просто так обожает его факультет (рявкнешь на деток — а они молча на руки тиснутся, как говаривала Анна) — он детей очень любит (и не только на завтрак).

В «Патриоте» Пратчетта благодаря той же Анне нашла пояснительную аналогию. Есть там такой любимый мной капитан Ваймс, который разочарован в нравственности всех и каждого и комментирует события жизни, нисколько не сдерживая себя. Особенно достается правителю города (которому Ваймс постоянно спасает жизнь — и вообще, там трогательная и большая-большая любовь с обеих сторон; очень похоже на одну нашу парочку, к слову) и местным деткам: «Я сказал ему, что хотел бы открыть клуб для уличных мальчишек. Он ответил, что не возражает, но при одном условии: что я устрою им поход с ночевкой на самом краю очень крутого обрыва, и желательно, чтобы в ту же ночь случилось землетрясение посильнее. Но он всегда говорит нечто подобное. Его уже не изменишь».

Вот сослуживцы начальника понимают… (улыбаюсь и хихикаю).

В принципе, уж за четыре-то года кто-нибудь из героического трио и мог бы сподобиться дойти до такой простой мысли, что к Снейпу надо относиться столь же философически, сколь сослуживцы относятся к Ваймсу. Как к необходимому злу, например.

Но ничего, всего через один урок Дамблдор, наконец, всем это популярно разъяснит.

Сейчас же Рон открывает рот, чтобы ответить Гермионе не менее резким выпадом, однако уставший за два дня от их перепалок Гарри выплевывает:

— Ой, заткнитесь, вы двое.

Рон и Гермиона замирают, уставившись на друга.

— Вы можете прекратить? Постоянно грызетесь друг с другом, это сводит меня с ума.

Не дожидаясь ответа, Гарри перебрасывает сумку через плечо и, покинув Большой Зал, в одиночестве направляется в Северную башню на Прорицания. Злость, вспыхнувшая в парне так неожиданно, продолжает тлеть, наполняя его глубоким и мрачным удовлетворением. Гарри считает, что друзьям будет это уроком — их постоянная ругань кого угодно может заставить полезть на стенку. Дамблдор, уверена, пронаблюдавший всю сцену от начала и до конца и наверняка быстро разобравшийся во всех ее причинах, должно быть, думает иначе. И собирается довольно скоро заняться поведением Гарри с попеременно включающимся реддлопубертатом внутри.

Пока же Гарри плетется в Северную башню, преследуемый криками старого знакомого сэра Кэдогана («Вернись, презренный пес! Стой стойко и сражайся!») — понятия не имею, зачем он здесь, хотя, конечно, чисто технически, если Директору вдруг понадобится эта информация, то сэр (дружный с двумя-тремя бывшими директорами Хогвартса), разумеется, сможет подтвердить, что остаток обеденного перерыва Гарри проводит в башне. Хотя, в принципе, и так понятно. Но, чего уж стесняться, положим сей факт в копилку многочисленных подтверждений тому, что Гарри действительно понятия не имеет, как тщательно Директор за ним присматривает.

Занятно, что Трелони, спустившая лестницу в свой класс, когда раздается звонок, и Гарри первым занимает свое место, делает вид, что так сильно сосредоточена на раскладке книг на столики студентов, что якобы парня даже и не замечает.

Нет, ну, это понятно, что Гарри, наивная душа, думает, что сумел успешно скрыться от нее в тени плохо освещенного класса — однако что-то мне подсказывает, что, если бы парень сильно Трелони понадобился, его бы даже тени не спасли. Удивительно, с каким упорством два года подряд она умудрялась находить Гарри в самых разных плохо освещенных уголках класса, чтобы выдать очередную порцию предсказаний о его скорой и мучительной кончине — а теперь вот молчит.

Более того, не просто молчит, а умудряется говорить в самые нужные моменты — например, когда к Гарри присоединяется Рон:

— Мы с Гермионой перестали ссориться, — провозглашает он.

— Круто, — отвечает Гарри.

— Но Гермиона думает, что было бы здорово, если бы ты перестал срывать на нас злость, — продолжает Рон. Парламентер хренов.

— Я не -

— Я просто передаю сообщение, — перебивает Рон. — Но я думаю, она права. Это не наша вина, как Симус и Снейп к тебе относятся.

— Я не говорил -

— Доброго дня, — вклинивается Трелони, и Гарри приходится умолкнуть, кипя от стыда и раздражения.

Очень вовремя.

Но все бы ничего, и я бы даже не стала обращать внимания на сей урок в целом, если бы не одно обстоятельство.

— На столах перед вами вы найдете «Оракул снов» Иниго Имаго, — продолжает Трелони после традиционного приветствия. — Интерпретация, толкование снов — наиболее важная часть прорицания будущего -

Как интересно. Становится еще интереснее, когда Трелони объявляет домашнее задание на месяц — вести дневник сновидений. И уж вовсе сгораешь от любопытства по поводу того, что, собственно, происходит, когда понимаешь, что это второе ружье за день (до того первым был урок Истории Магии с его вскоре выстрелившей войной великанов). Итак, вновь Игра.

Кто корректирует учебные планы, думаю, напоминать после уроков «Грюма» в прошлом году не требуется — по указанию Дамблдора тщательно развешиваются, но пока не стреляют Биннз с великанами и Трелони с толкованием сновидений. Надо полагать, на радость Дамблдору и горе Гермионе, у которой мозг уже начинает медленно вскипать.

Ведь, я напомню, Гермиона Биннза слушает очень внимательно. Думаю, отчасти потому, что это ее натура, а отчасти — потому, что уже давно догадывается о не такой уж простой роли Биннза во всем происходящем. Не возьмусь утверждать, что она с ходу расшифровывает поданный таким образом жирный намек начет того, где Хагрид, чем занимается и стоит ли за него волноваться — но, в конце концов, и в Игре-3 она тоже не сразу расшифровала толстенную подсказку Снейпа насчет оборотней и того, что у Люпина с ними общего. Однако фундамент, как говорится, был заложен.

Насчет программы курса Трелони на начало данного семестра жирно прохаживается сама Трелони:

— …наиболее важная часть прорицания будущего и та, что наиболее вероятно подвергнется тестированию на СОВ, — это ей, видимо, ее внутреннее око подсказало, как же. — Не то чтобы я, разумеется, верила, что экзаменационные баллы имеют какое-то значение, когда разговор идет о священном искусстве прорицания. Если у вас есть внутреннее око, сертификаты и оценки значат очень мало. Тем не менее, Директор хочет, чтобы вы сдавали экзамен, поэтому… — Трелони позволяет своему голосу деликатно утихнуть, не оставляя сомнений, что считает свой предмет выше всяких там низменных экзаменационных процедур.

Прямо представляю это утверждение планов преподавания дисциплин на общем собрании летом:

— Дорогая Сибилла, прошу вас, включите в программу пятого курса в первую очередь толкование сновидений.

— Но, Директор, я планировала вновь приступить к гаданиям по хрустальному шару, мы плохо прошли хиромантию…

— Да, это, безусловно, важно, — вежливо соглашается Директор, — но что-то мне подсказывает, что на экзаменах пятикурсникам очень потребуются именно толкования сновидений.

Ну, про то, что и в каком месте у Дамблдора весь год подсказывает про экзамены, я еще отдельно поговорю.

— Директор, — оскорбляется Трелони. Снейп и Макгонагалл стараются не глядеть друг на друга, чтобы сохранить лица серьезными до конца собрания. — Неужели вы думаете, что священное искусство прорицания можно очернять экзаменами? Внутреннее око -

— Сибилла, дорогая, я так не думаю, разумеется, однако мое внутренне око подсказывает мне, что экзаменаторы с вами не согласятся, поэтому уж не откажите, пожалуйста, ради собственных студентов, — вежливо заключает Директор под аккомпанемент беззвучного смеха Макгонагалл и Снейпа, — помогите детям достойно справиться с несправедливостями этого грубого, плотского, но тем не менее упрямо существующего вокруг них реального мира.

Ход хитрый, без сомнения. Гарри не очень-то стремится говорить с друзьями о своих кошмарах — в этом, как конфидент, Гермиона терпит поражение. Однако Дамблдору так или иначе необходимо узнать хоть немного из того, что парню снится в условиях крепнущей связи с Реддлом.

Придумано замечательно: если Гарри будет честно вести дневник в течение месяца, Директор узнает, что у парня в голове; если нет — что ж, ложь иногда лучше правды указывает на правду; более того, задание вынудит самого Гарри быть внимательнееы к запоминанию и анализу (!) своих снов. В общем, как всегда, изящно и изобретательно.

В разговоре о программе курса Трелони так же невзначай могла всплыть и еще одна тема — необходимости дать Гарри возможность отдохнуть от ее, Трелони, предсказаний скорой гибели и вообще излишнего внимания. Особенно на первом уроке. Особенно после того, что случилось в июне. Особенно после предупреждений монахов или еще каких обитателей портретов, висящих поближе к ее классу и дружных с сэром Кэдоганом, что Гарри сегодня и без того, мягко говоря, не в настроении. Потому-то Трелони, получив внушение, Гарри и вовсе не замечает — видимо, оберегая себя от соблазнов что-то такое про парня таки узреть.

Из любопытного еще на уроке — забавный сон Невилла, который тот принимается пересказывать Дину в рамках задания Трелони (Дин сидит не с Симусом): что-то про ножницы, которые носили шляпу его бабушки. Это не ту ли самую шляпу, которую носил кое-кто несколько лет назад в образе кое-чьего боггарта? Невилл взрослеет, ножницы отсекают страх перед бабушкой; Снейп отсекает прежние промахи, приведшие к тому, что Дамблдор однажды вручил ему шляпу; Августа Долгопупс отсекает любые сомнения по поводу своей лояльности в грядущей войне… Допускаю — вероятно, притянуто за уши, но начинается новый этап жизни многих. И, чем черт не шутит, подсознание Невилла может очень хорошо это чувствовать.

Как бы то ни было, а, жалуясь на возрастающий объем домашних заданий и скрипя зубами при мысли об их выполнении, Гарри и Рон пересекаются с Гермионой, и ребята втроем переступают порог кабинета Защиты от Темных Сил.

И вот тут, уважаемые, пригнитесь.

Если бы к данному эпизоду необходимо было подобрать эпиграф, я бы, пожалуй, обратилась к Маяковскому и начала бы так: «Я спокоен, вежлив, сдержан тоже, характер — как из кости слоновой точен, а этому взял бы да и дал по роже: не нравится он мне очень».

— Что ж, добрый день! — когда класс рассаживается, произносит Амбридж, облаченная все в тот же розовый кардиган и огромный черный бант.

Кто-то бормочет приветствие в ответ.

Амбридж цокает языком:

— Нет, так не пойдет, правда? Мне бы хотелось, пожалуйста, чтобы вы все ответили: «Добрый день, профессор Амбридж». Еще раз, пожалуйста. Добрый день, класс!

— Добрый день, профессор Амбридж, — хором отвечают подростки.

— Вот так, — сладко произносит Амбридж. — Это было не сложно, правда? Палочки убрать, перья достать, пожалуйста.

Достав свой огрызок палочки, Амбридж выводит на доске: «Защита от Темных Сил: возвращение к базовым принципам».

— Итак, ваше обучение этому предмету было крайне разорванным и фрагментарным, не так ли? Постоянная смена преподавателей, многие из которых не следовали стандартам, одобренным Министерством, к сожалению, окончилась тем, что ваше обучение оказалось на гораздо более низком уровне, чем нам следовало бы ожидать от вас в год вашей сдачи СОВ. Вы будете рады узнать, тем не менее, что данная проблема теперь решена. Мы будем следовать тщательно структурированной, построенной на теории, одобренной Министерством программе курса по защитной магии в этом году.

Я вот даже не знаю, какие слова («тщательно структурированной», «построенной на теории» или «одобренной Министерством») должны повергнуть в наибольший ужас внимательно слушающую Гермиону. Особенно умиляет заявление Амбридж насчет СОВ — ведь всего спустя каких-то полчаса она самолично выплюнет, что ее курс никаким СОВ не поможет.

— Запишите следующее, пожалуйста, — Амбридж ударяет палочкой по доске, где немедленно появляются цели курса:

«1. Понимание принципов, лежащих в основе защитной магии.

2. Умение распознавать ситуации, в которых защитная магия может легально использоваться.

3. Размещение и рассмотрение использования защитной магии в контексте практического применения».

Еще некоторое время после того, как дети безропотно переписывают цели курса, тратится на развитие в студентах суперспособности отвечать хором и односложно, после чего Амбридж дает задание прочитать первую главу книги Уилберта Слинкхарда «Теория защитной магии»: «Глава первая, основы для начинающих».

Я тут, между прочим, подумала, с какого вообще дна всплыл этот Слинкхард со своей теорией, и пришла к выводу, что его творение было специально заказано Министерством. Притом совершенно ясно, что Амбридж книгу-то, может, и прочитала, только вот к курсу не готова вовсе — и выполняет функции преподавателя чисто номинально (тут деткам впору использовать свою новоприобретенную суперспособность говорить хором и присоединиться к Макгонагалл и Снейпу с воплями: «Верните Локонса!» — тот студентов хотя бы пикси развлекал).

Это важно, ибо лишний раз доказывает нам, что Дамблдор прекрасно знает, зачем ему Амбридж и что она намеревается делать с его крошками. Ибо учебник издать — это, извините, дело не одного дня, которое, к тому же, трудно сохранить в тайне. Позже к этому выводу придет и Гермиона. Кстати, о ней.

Пока все продираются сквозь скучнейшую главу, Гарри, оставив попытки прочесть хотя бы абзац, принимается глазеть по сторонам: Рон вертит в руках перо, его взгляд не движется — а вот Гермиона, которая даже не открыла книгу, не сводит глаз с Амбридж, держа руку высоко поднятой. Гарри выкатывает на нее глаза, вопросительно подняв брови, однако Гермиона взглядом дает понять, что сейчас не намерена ничего обсуждать. Она продолжает смотреть на Амбридж, которая столь же упорно (и крайне педагогично) глядит в другую сторону.

Наш юный Игрок если и не прочел книгу от корки до корки, то уж точно просмотрел ее всю — так что Гермиона идет на урок вполне себе подготовленная и знает, на что обращать внимание в словах и действиях Министерского недоразумения. Особенно ее радуют цели курса.

Данный эпизод — состязание воль Гермионы и Амбридж, которое вторая девушке не простит. Для Гермионы крайне важно задать свой вопрос, понять Амбридж больше, возможно, вывести ее на конфронтацию с классом, ведь она сходу въезжает в ее намерения — и Амбридж что-то такое чувствует, предпочитая юного провокатора не замечать. Однако, когда больше половины класса уже смотрит не в скучную книгу, а за немым боем двух дам, Амбридж ничего другого не остается, кроме как наконец вслух обратить на девушку свое внимание:

— Вы хотели спросить что-то насчет главы, дорогая? — «Предупреждаю, будет лучше, если вы спросите что-то насчет главы».

— Не насчет главы, нет, — отвечает Гермиона, выигравшая позиционную борьбу первого раунда.

— Что ж, сейчас мы читаем, — улыбается Амбридж. — Если у вас есть другие вопросы, мы можем разобраться с ними в конце урока.

Ага. Щас. Гермиона именно для этого все затевала, как же.

— У меня вопрос по поводу ваших целей курса, — говорит Гермиона.

— А ваше имя -?

— Гермиона Грейнджер.

— Что ж, мисс Грейнджер, я полагаю, цели курса довольно ясны, если вы читаете их внимательно, — мило улыбается Амбридж.

Несчастная. Она действительно не понимает, на кого нарвалась — Гермиона за 4 года уже успела накопить бесценный опыт аргументированных споров со взрослыми. И наглыми.

— Что ж, я так не думаю, — резко отвечает она. Вот не надо, не надо отпускать грязные намеки по поводу ее умственных способностей… — Там ничего не написано об использовании защитных заклинаний.

Возникает пауза, в течение которой студенты перечитывают цели курса, а Амбридж перезагружается.

Да. Запущенная Министерством (при поддержке Дамблдора) игра в шахматы пользуется полным одобрением Директора. Есть только одно «но»: планируемый Министерский блицкриг решительно не удается с первых же шагов, ибо Амбридж мгновенно впечатывается не только в Дамблдора, но еще и в Гермиону — за которой с очень небольшим отставанием вскоре последуют и все остальные. Да начнется смертельная битва!

— Использовании защитных заклинаний? — издав смешок, повторяет Амбридж. — Что ж, я не могу представить, чтобы в моем классе возникла ситуация, которая бы потребовала от вас использования защитного заклинания, мисс Грейнджер. Вы, разумеется, не ожидаете, что будете атакованы во время урока? — смотря чем, я бы ответила. Вопиющей безграмотностью и непрофессионализмом — да. Желанием наслать парочку дементоров — возможно. Желанием применить Круциатус к студенту — очень даже.

— Мы не будем использовать магию? — громко интересуется Рон (для него, чистокровного волшебника, выросшего в магии, это то ли дико, то ли тупо, то ли все вместе).

Вот и пошел процесс.

— Студенты поднимают руки, когда желают что-нибудь сказать, мистер -?

— Уизли, — произносит Рон, выбрасывая руку в воздух.

Амбридж, улыбнувшись еще шире, отворачивается от него. Будто ей это поможет. Тут же в воздух взлетают еще две руки — Гарри и Гермионы.

— Да, мисс Грейнджер? Вы хотели еще что-то спросить? — обращается к девушке Амбридж, немного задержав взгляд на Гарри.

— Да, — отвечает Гермиона. — Но, конечно же, вся суть Защиты от Темных Сил в том, чтобы практиковать защитные заклинания?

— Вы — обученный Министерством эксперт по образованию, мисс Грейнджер? — ах, ну теперь понятно, кто такой Слинкхард.

— Нет, но -

— Что ж, тогда, боюсь, у вас нет квалификации, чтобы решать, в чем состоит «вся суть» какого бы то ни было предмета. Волшебники гораздо старше и умнее вас составляли нашу новую программу обучения. Вы будете изучать защитные заклинания в надежном, нерискованном виде —

— В чем польза от этого? — громко говорит Гарри. — Если нас атакуют, это не будет в -

— Руку, мистер Поттер! — поет Амбридж, и Гарри выкидывает в воздух кулак. Амбридж отворачивается от мальчика, однако вверх взлетает еще несколько рук.

Гермиона, запустив процесс, теперь сидит молча. И ведь вряд ли от нее ускользнуло, какого низкого мнения Амбридж о ее умственных способностях. Меж тем, данным своим высказыванием Амбридж немедленно и навсегда подписывает себе приговор — не надо называть Гермиону недостаточно умной или, как, собственно, и следует из контекста, откровенно глупой девушкой. Вот Снейп и Рита Скитер уже об этом знают.

— А ваше имя -? — спрашивает Амбридж, которая даже не удосужилась заглянуть в личные дела студентов, чтобы знать, с кем она разговаривает, обращаясь к Дину.

— Дин Томас.

— Да, мистер Томас?

— Как Гарри сказал, если нас атакуют, это не будет без риска.

— Повторяю, — еще слаще улыбаясь, говорит Амбридж, — вы ожидаете нападения в моем классе?

— Нет, но -

— Я не хочу критиковать порядок вещей, установленный в этой школе, — перебивает Амбридж, до невозможного растянув рот в улыбке, — но в этом классе вы подвергались воздействию некоторых крайне безответственных волшебников, в самом деле безответственных — не говоря уже, — она отвратительно хихикает, — очень опасных полукровок.

Ай-яй-яй. Кто ж суется в чужой монастырь, горячо, к тому же, любимый много лет обитающими в нем монахами, и сразу начинает с: «Не хочу критиковать порядок вещей, установленный в этом месте, но все же сильно и неприятно покритикую»? Эдак любовь монахов не заработаешь, а блицкриг сильно провалишь…

— Если вы имеете ввиду профессора Люпина, — начинает Дин, — то он был лучшим из тех, кто у нас когда-либо -

— Руку, мистер Томас, — перебивает Амбридж. — Как я говорила, вам представили заклинания, которые были сложными, неподходящими вашей возрастной группе и потенциально смертельно опасными. Вы были напуганы верой в то, что можете встретиться с нападением Темных Сил в любой день -

— Нет, мы просто -, — начинает Гермиона.

— Ваша рука не поднята, мисс Грейнджер! Как я понимаю, мой предшественник не только показывал вам нелегальные проклятья, он непосредственно пробовал их на вас.

— Ну так он оказался маньяком, верно? — горячо возражает Дин. — Кстати, мы все равно многому научились.

— Ваша рука не поднята, мистер Томас! — поет Амбридж.

Между прочим, ее объяснения довольно интересны. В частности, сейчас мы узнаем, что Фаджу категорически не нравятся методы управления школой, особенно — персоны на должность преподавателей Защиты. Лично Амбридж коробит от Люпина. Фаджа — от «Грюма». Нашли, к чему прицепиться.

Тем не менее, первоочередная задача защищающейся Амбридж — уверить класс, что никакой опасности нет, а воздействие сумасшедшего самозванца плохо повлияло на детей. Кроме того, детки вообще, возможно, после того, как самозванец применил на них Непростительное, сильно повредились в уме вслед за ним и Директором, его назначившим и утвердившим его программу в обход протестов Министерства. О как.

Собственно, именно как к повредившимся в уме идиотам к деткам весь год и намереваются относиться — себе на беду.

— Итак, — продолжает Амбридж, — позиция Министерства состоит в том, что теоретических знаний будет более чем достаточно, чтобы вы сдали экзамены, что, в конечном итоге, и есть все, для чего нужна школа.

Святой Мерлин, какое интересное понимание глубинной сути образовательного процесса!

— А ваше имя?

— Парвати Патил, — говорит Парвати, которая после слов Амбридж моментально подняла руку, — а разве там нет практической части в СОВ по Защите от Темных Сил? Разве мы не должны будем показать, что умеем делать контр-заклятия и всякое?

— Если вы будете достаточно усердно изучать теорию, нет причины, по которой вы не сможете сотворить заклинания в тщательно контролируемых условиях экзаменации, — пренебрежительно говорит Амбридж.

— Правильно ли я понимаю, что мы не будем практиковаться перед экзаменом? — недоуменно уточняет Парвати. — Вы говорите нам, что первый раз, когда нам разрешат исполнять заклинания, будет непосредственно на экзамене?

Класс встречает эти слова нарастающим ропотом.

Нет, Дамблдор однозначно не мог придумать лучшего способа показать всем и каждому, что такое Министерство и кого они слушают, эти любители «Пророка», кроме как пригласить в школу Амбридж.

Помимо того, что она с первого же урока показывает, что ей плевать на экзаменационные результаты студентов, она еще и сходу расписывается в собственном бессилии, как преподавателя — это что ж, она сама не в состоянии создать «тщательно контролируемые условия» для исполнения различных заклинаний в собственном классе? Тогда за коим лешим ей платят зарплату?

Нет, тут уже попахивает намеренным срывом всего учебного процесса у 5 курса — как они с Фаджем собираются пропускать курс на СОВ, если студенты ничего не знают? Ведь это же «все, для чего нужна школа»! Или… не собираются вовсе?

О, эта мысль в самых развитых головах начинает зарождаться сейчас же. Ведь Амбридж ни слова не говорит о смене программы экзаменов на прием только — и только — знаний по теории Защиты. Напротив, она соглашается, что практическая часть экзаменов тоже будет. То есть либо Фадж не захотел менять программу экзаменов, либо не смог, ибо этим занимаются, скажем, другие Департаменты и межведомственные советы, которые еще не так сильно, как Фадж, выжили из ума, и в них по чистой случайности сидят крайне упрямые люди — друзья Дамблдора по совместительству. Либо оба варианта, про том, что первый вытекает из второго — результат, как предполагается, один: 5 курс заваливает экзамены и далее не имеет шансов на высокий уровень обучения с последующим трудоустройством на более-менее значимые посты.

Здорово. Человек 80 на дно социальной лестницы (4 курсу тоже не слишком сладко), плюс куча младшекурсников без соответствующей базы знаний и навыков (зато с промытыми мозгами) да семикурсники с большими проблемами прямо на выпуске.

Думаю, именно этот масштаб угрозы быстренько просчитали Гермиона и еще половина класса, пока молча следили за развитием беседы. Не думаю, что подобный прогноз кого-то порадовал. Вот же Дамблдор! Вот же старый коварный манипулятор!

— Я повторяю, — продолжает Амбридж, — если вы достаточно хорошо изучали теорию -

— А что хорошего от этой теории в реальном мире? — громко спрашивает Гарри, подняв руку.

— Это школа, мистер Поттер, а не реальный мир, — мягко отвечает Амбридж, очевидно, делая вид, что разговаривает с сумасшедшим.

— Так мы не должны быть готовы к тому, что ждет нас снаружи?

— Там, снаружи, вас ничего не ждет, мистер Поттер, — прямым текстом. «Ничего хорошего, важного и значимого вас после школы не ждет, мистер Поттер, даже не надейтесь. Летом палочку не отняли — позже отнимем. Что-то большее, чем маргинальные ниши, в вашем будущем не маячит».

— Правда? — в злости переспрашивает Гарри.

— Кто, как вам кажется, захочет нападать на детей вроде вас?

— Дайте подумать… может быть, Лорд Волан-де-Морт? — язвительно спрашивает Гарри под вздрагивания и вскрики студентов, напуганных именем.

Амбридж не вздрагивает и не вскрикивает. Она пялится на Гарри с мрачно-довольным выражением лица. Конечно, имя самого грозного Темного Мага в истории ее не пугает. В некотором смысле они с Томом вообще родственные души. Ее стремление контролировать, наказывать, причинять боль якобы во имя закона и порядка, на мой взгляд, практически ничем не отличается от открытой поддержки зла Волан-де-Мортом.

— Десять очков с Гриффиндора, мистер Поттер, — удовлетворенно произносит она.

Разумеется, Амбридж ждала повода зацепиться за поведение Гарри и использовать свое выданное приятным бонусом право (не зря же у нее целый арсенал пыточных средств с собой имеется) выбить из Гарри дурь по указанию Фаджа, заодно таким образом отомстив за все Директору. Сейчас вот еще немного парня доведет — и можно начинать выбивать, а пока — нужно дать кролику немного побегать, произведя предупредительный выстрел. Ах, как ей это нравится… ах, как она далека от понимания того, что ни Дурслям, ни даже Снейпу из Гарри эту самую дурь не удается выбить тысячелетиями — и вообще, всего за полчаса Амбридж умудрилась очень, очень сильно испортить свою розовую сахарную жизнь.

— Сейчас, — Амбридж подается вперед, распластав пальцы-обрубки по столешнице своего стола, — позвольте мне прояснить некоторые вещи. Вам сказали, что некий Темный волшебник вернулся из мертвых -

— Он не был мертвым, — раздраженно перебивает Гарри. — Но — да — он вернулся!

— Мистер Поттер, вы уже лишили свой факультет десяти очков, не делайте вещи хуже для себя, — на одном дыхании выдает Амбридж, не глядя на парня. — Как я говорила, вас информировали, что некий Темный волшебник вновь на свободе, — ну, хотя бы исправилась. — Это ложь.

— Это не ложь! — взрывается Гарри. — Я видел его, я дрался с ним!

— Наказание, мистер Поттер! — с триумфом провозглашает Амбридж, наконец добившись своего. — Завтрашним вечером. В пять часов. В моем кабинете. Я повторяю, это ложь. Министерство Магии гарантирует, что вы не находитесь ни в какой опасности ни от какого Темного волшебника.

Зачем же тогда так заводиться и наказывать всякого, кто скажет обратное? Ну, говорят чушь — ну пусть бы говорили, разве нет? Я думала, в туманном Альбионе свобода слова…

— Если вы все еще обеспокоены, приходите ко мне после уроков, в любое время. Если кто-то тревожит вас выдумками о возродившихся Темных волшебниках, я бы хотела об этом услышать. Я здесь, чтобы помочь. Я ваш друг. А сейчас, пожалуйста, продолжите чтение. Страница пятая, «Основы для начинающих».

Ах, в туманном Альбионе нет свободы слова, к тому же, процветает стукачество — открытый призыв к которому только что прозвучал. Я однозначно люблю «демократию».

Амбридж усаживается на свое место. Гарри, напротив, поднимается на ноги.

— Не надо! — шепчет Гермиона, но разогнавшегося Льва уже не остановить.

— Так, следуя вам, — громко произносит Гарри немного подрагивающим голосом (благо, хотя бы не пищит, как Невилл; который, между прочим, все это внимательно слушает и смотрит, наверное, преисполняясь священного трепета, и мотает на ус; чтобы года через два с блеском повторить), — Седрик Диггори умер по собственной воле, да?

Весь класс задерживает дыхание.

— Смерть Седрика Диггори была трагической случайностью, — холодно произносит Амбридж, наконец убрав с лица свою отвратительную ухмылочку.

Вот ненавижу, когда люди солидаризируются с безнравственными поступками. Вот для меня те, кто совершает убийство, переступая через это последнее, великое табу, и те, кто их покрывает (в том числе — своим оправданием, бездействием или ложью ради сохранения своих мирков или постов) — на одной линии. Когда люди, как сейчас Амбридж, пытаются дать обоснование убийству и (позже) пыткам, они сами переступают черту.

В том, что состоится битва за Хогвартс, окончившаяся столькими жертвами, Хвост, возродивший Реддла, виноват не больше, чем Амбридж, понимающая прекрасно, что происходит, но продолжающая абсолютно бездарную, тупую и трусливую политику Фаджа. С Фаджа-то взятки гладки. Он — абсолютное ничтожество, и я готова простить ему его ошибки, медлительность, упрямство, гордость и маразм — почти все, как существу низшему. Кроме Амбридж.

Вот Амбридж я ему никогда не прощу. Не бывает оправданий сотрудничеству со злом — надо было смотреть, с кем и куда он идет — а ведь это абсолютное, чистое зло, которое, кроме прочего, солидаризируется с действиями Реддла и Пожирателей. Ведь, если это не разглядеть, если с этим не бороться, все исчезнет, как, собственно, и выйдет — и вышло бы хуже, если бы не Дамблдор, в которого они все так дружно и самозабвенно плюются в этот год (и после).

— Это было убийство, — Гарри трясет. — Волан-де-Морт убил его, и вы это знаете.

Не сметь забывать Седрика Диггори.

Повисшую мертвую тишину прерывает Амбридж, которая вновь возвращается к своему сладенькому тону:

— Подойдите сюда, дорогой мистер Поттер.

Ногой оттолкнув стул и не глядя ни на кого, Гарри приближается к ее столу. Достав из сумки розовый кусок пергамента, Амбридж усиленно карябает на нем с минуту, закрывая надпись от Гарри, затем запечатывает пергамент своим огрызком палочки и вручает парню:

— Отнесите это профессору Макгонагалл, дорогой.

Гарри молча разворачивается и, не глядя на друзей, выходит из класса, в ярости хлопнув дверью.