Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

Абсолютно ничего не объясняя, Снейп устраивает целое шоу с Омутом Памяти, сбросив в него три воспоминания и убрав сосуд в сторону.

Видимо, сие действие совершается с целью не привлекать внимание Гарри («А вот ничего не буду объяснять, это мое дело, пусть не лезет»), однако приводит к возникновению абсолютно противоположного эффекта (Гарри с интересненьким поступает только одним известным образом), к которому мы когда-нибудь еще вернемся.

Пока же, покончив с манипуляциями, Снейп приказывает Гарри встать и взять свою палочку. Гарри послушно подчиняется, вновь начиная нервничать (а то ж — пока допрашивал своего профессора, слегка успокоился).

— Вы можете использовать свою палочку, чтобы попытаться меня обезоружить, — говорит Снейп, — или защитить себя любым другим способом, который придет вам на ум.

«Делайте со мной, что хотите, только никому не рассказывайте не кидайте в терновый куст», ага.

На полях замечу, что с тем, что и как говорит Снейп, следует быть столь же внимательным, как и с речью Директора: Снейп сначала говорит про заклинание Обезоруживания, а затем — про все остальное. Нет, он не подсказывает пользоваться Экспеллиармусом. Просто в его сознании после известных событий прошлого лета Гарри отныне и навсегда прочно ассоциируется с этим заклинанием, которому, между прочим, Снейп парня и обучил. Это потом уже он спохватывается и добавляет про любые другие способы — и это, в целом, можно считать небольшим, но крайне мне приятным проколом.

— А что вы собираетесь делать? — Гарри настороженно следит за Снейпом.

— Я собираюсь попытаться прорваться в ваше сознание, — мягко говорит Снейп. — Мы увидим, как хорошо вы сопротивляетесь. Мне сообщили, что вы уже продемонстрировали способность к сопротивлению проклятию Империус.

Ага, как же сообщили ему.

— Дамблдор! Чему я могу научить этого бесталанного идиота?!

— Ну-ну, Северус, мальчик уже показал недюжинную способность к подавлению воздействия Империуса, вам это прекрасно известно. Не принижайте его заслуги, вы и сами знаете, что в этой области они довольно велики — для его возраста и в… определенных обстоятельствах.

Сообщили ему, ага. Напомнили — как максимум, а знает он, ибо видел лично.

— Вы обнаружите, что для этого понадобится приложить схожие усилия.

Мимоходом замечу, как трогательно Снейп — в своем стиле — пытается Гарри успокоить. Он говорит мягким голосом, напоминая, что кое-что Гарри уже умеет и с кое-чем справлялся отлично, поэтому ему не стоит сильно переживать, нужно просто собраться и действовать, как научился — Снейп даже намекает на то, что верит, что у Гарри получится. Он истинно хорош в этот момент.

— Сейчас приготовьтесь. Легилименс!

Снейп бьет без предупреждения (по крайней мере, без того, которого ожидает Гарри), и Гарри не успевает сосредоточиться. Кабинет Снейпа плывет у парня перед глазами, и его сознание заполняется видениями из прошлого — Дадли на велосипеде, огромный бульдог под деревом, с которого Гарри боится спуститься, пока Дурсли смеются внизу, Распределяющая Шляпа, отправляющая Гарри в Слизерин, Гермиона в больничном крыле с лицом, полностью покрытым кошачьей шерстью, сотня дементоров у Озера, Чжоу под омелой…

Тут Гарри разрывает контакт, бросив в Снейпа заклинанием и упав на пол. Снейп опускает палочку и стоит, потирая запястье, где красуется довольно обширный рубец от ожога.

— Вы хотели использовать Жалящее заклинание? — невозмутимо интересуется он так, словно не возразил бы, даже если бы Гарри применил к нему заклинание Щекотки.

— Нет, — несчастно произносит Гарри, поднимаясь на ноги.

— Я так и думал, — презрительно бросает Снейп. — Вы впустили меня слишком далеко. Вы потеряли контроль.

— Вы видели все, что видел я? — спрашивает Гарри, не очень желая услышать ответ.

Губы Снейпа изгибаются в ухмылке:

— Короткими вспышками.

Вот он — здоровый мужицкий юмор. Кажется, будь перед Снейпом кто-нибудь близкой с ним весовой категории, он бы тоже поинтересовался: «Ну, и как это было с мисс Чанг? Мокро?» — однако с Гарри Снейп ведет себя… деликатно. Как джентльмен.

— Кому принадлежала собака?

— Моей тете Мардж, — произносит Гарри, ненавидя Снейпа.

А вот и зря, между прочим — Снейп вообще непривычно учтив, он не фокусирует внимание на воспоминании о Чжоу и спрашивает о менее остром — причем прекрасно понимая всю палитру чувств, которые Гарри сейчас испытывает:

— Что ж, для первой попытки это не так скудно, как могло бы быть, — матерь божья, он даже хвалит (!) Гарри (!!). — Вам удалось остановить меня в конце концов, хотя вы тратили время и энергию на крики. Вам необходимо оставаться сфокусированным. Отражайте меня сознанием, и вам не понадобится прибегать к палочке.

А мне эти уроки, как водится, чем дальше в лес, тем больше что-то напоминают. Вот любит Роулинг ехидное обыгрывание одной и той же темы в разных ее вариациях… Ах, конечно. Уроки Люпина в Игре-3 очень похожи на уроки Снейпа в Игре-5. Вплоть до обмороков Гарри. И стремление обоих преподавателей не акцентировать внимание парня на его слабостях и неудобных моментах в целом (вроде воспоминания о Чжоу) тоже имеется — что, в принципе, есть безусловное проявление уважения к подростку.

Увы, как всегда, дьявол кроется в деталях, а открывает его Анна: там, где Люпин все делает очень тактично и только укрепляет привязанность Гарри, Снейп доведет до бешенства и добьется исключительно укрепления негатива. С другой стороны, там, где приходилось работать Люпину, не было таких воспоминаний — он ничего не видел.

С третьей стороны, от предвзятости Гарри тоже многое зависит. Например, невероятной мягкости и тактичности Снейпа на данном этапе Гарри в упор не замечает. Все эти детали — то, что Снейп не лечит ожог и невозмутимо терпит боль (пожалуй, ожог — меньшее, что Гарри причинил ему за все это время). То, как ему не терпится заглянуть в разум Гарри, но в то же время он всеми силами противится этому. То, как он готовит Гарри к тому, что Реддл вовсе не будет нападать, предупреждая. То, как он волнуется, как старается вести себя по-взрослому, как сдерживается, подбадривает, хвалит — это все такие тонкие, едва различимые мелочи, какие может наплести только он, но он сам целиком состоит из этих мелочей.

— Я пытаюсь, — со злостью отвечает Гарри, — но вы не говорите мне, как!

— Манеры, Поттер, — предупреждает Снейп («Мы, может, уже и стали ближе — с этими вашими бульдогами и омелами — но определенно не настолько»). — Теперь, — святая Горгона, и это все?! Это все, что он может сказать? «Манеры»?! Да в обычной ситуации обычный Снейп забросал бы таким ядом, что Гарри еще неделю бы отмывался! Мерлин, я восхищена им здесь. Мы чуть ли не впервые видим его самым настоящим, наконец-то, вполне нормальным, пусть и жестким — ведь в его задачи, в конце концов, входит давить со всей силы — и даже это он умудряется три четверти встречи делать весьма тактично. — Теперь я хочу, чтобы вы закрыли глаза.

Гарри награждает Снейпа яростным взглядом перед тем, как повиноваться. Парню не слишком комфортно.

— Очистите разум, Поттер, — холодно произносит Снейп. — Отпустите все эмоции… — «Давай на время забудем, что ты меня ненавидишь. И нечего на меня так презрительно смотреть!» — Вы не делаете этого, Поттер… — «Думай потише, я все слышу!» — Вам понадобится больше дисциплинированности, чем это… сфокусируйтесь…

Что ж, Гарри честно пытается, и никто не может его критиковать.

— Теперь… попробуем снова…

Похоже, Снейпу и самому не мешало бы очиститься ото всех эмоций. Он сильно возбужден, он бросает фразы на троеточия — то ли волнуется, что увидит, то ли подозревает, что последует, если Гарри действительно удалось очистить разум, то ли бесится из-за того, что бесится Гарри — то ли все вместе.

— На счет три… — понял, что пережал, немного меняет тактику. Гарри в волнении стискивает палочку. — Раз — два — три — Легилименс!

Перед взором Гарри взлетает огромный дракон — Лили и Джеймс машут ему руками из зачарованного зеркала — пустые глаза мертвого Седрика смотрят прямо на него -

— Нет! — Гарри приходит в себя на коленях, спрятав лицо в ладонях. Его сердце бешено колотится. Шрам начинает ныть. Снейп открыл сознание парня, ему удалось.

Но ему самому, кажется, в этот момент глубоко наплевать.

— Вставай! — резко приказывает он. — Вставай! Ты не пытаешься, ты не прилагаешь усилий. Ты даешь мне доступ к воспоминаниям, которых боишься, даешь мне оружие!

Снейп выглядит очень бледным и невероятно злым — едва ли не столь же злым, как и Гарри. Конечно, понять второго легко («А чего вы, собственно, орете, дядя?!»), но первого понять не менее легко.

Он снял заклинание, едва увидел Седрика, едва увидел Лили и Джеймса.

Гарри тяжело — он злится. Снейпу тяжело — он тоже злится. На Гарри или на свою слабость? Скорее всего, на Гарри, который заставляет вспомнить о слабости. Он до сих пор винит себя в смерти этих людей. И, видя боль Гарри, винит себя и за это тоже. Это Люпин может понимающе потрепать по плечу и молча посидеть рядом, подождав, пока парень придет в себя (и то не факт — помнится, Люпина здорово перетряхивало, когда Гарри стал рассказывать, что кричали родители за пару секунд до смерти) — железный шпион и профессор сэр Зельеварения против всех этих соплей способен выдвинуть лишь один метод: «Вставай!»

Снейп, конечно, думает, что он злится на Гарри, потому что парень, видите ли, боится воспоминаний — и они совершенно логичным образом всплывают в сознании в первую очередь — а ему, понимаете ли, их смотреть. На самом деле, конечно, он злится на себя — потому что боится тех же самых воспоминаний.

— Я — я пытаюсь, — выдавливает Гарри сквозь стиснутые зубы.

— Я сказал тебе освободиться от эмоций! — рявкает абсолютно свободный от эмоций Снейп.

— Да? Что ж, сейчас это затруднительно! — огрызается Гарри совершенно в тон.

Я скромно молчу о том, что наиболее эффективно обучать детей получается у тех, кто показывает им все на своем примере, но, между прочим, Гарри было бы гораздо легче работать, если бы Снейп не просто приказывал освободиться от эмоций, но и хотя бы чуть-чуть объяснял, зачем это делать — например, затем, что то, чего мы страшимся, вытянуть из нашего разума гораздо легче. Получается, нужно избавляться не от мысли или воспоминания, а от страха.

Образец контроля, бесстрашия, эмоциональной холодности и умения побороть личное в делах, конечно, взорвавшись, все это объясняет — правда, в таком неповторимом стиле, что до меня доходит аж спустя много-много лет и седых волос:

— Тогда вы окажетесь легкой добычей для Темного Лорда! — жестоко произносит он. — Дураки, у которых души гордо нараспашку, которые не могут контролировать свои эмоции, которые купаются в грустных воспоминаниях и так легко поддаются на провокации — слабые люди, иными словами — у них нет ни единого шанса против его силы! Он проникнет в ваш разум с абсурдной легкостью, Поттер!

Гарри вспыхивает от самой настоящей ярости — но что поделать? Ведь подросток по малолетству еще не понимает, что можно с предельной жестокостью говорить о том, кого любишь — и именно потому, что любишь, ибо одна лишь любовь дарует моральное право на отзыв нелицеприятный.

Вот он — весь перед Гарри. Настоящий. Как после этого можно было всерьез думать, что он желает парню зла, я не знаю. Черт, ведь именно следуя его советам — взяв себя в руки, одним словом — Гарри и сумеет дойти до Финала Игры-7 — он ведь дает ключ ко всей Игре, ко всему противостоянию с Томом. Вспыхнув так ярко, так искренне, Снейп ненароком дает ключ и к своим собственным действиям — он просто до боли переживает за подростка, вот и все. Это — его способ выражения волнения — предельная жесткость и требовательность в помощи.

Единственное, что остается для меня загадкой — как ему удалось обмануть Реддла? Или такое сокровище — все эти вспышки его подлинного — имеют счастье видеть только те, кто ему дорог? Учитывая, сколько видит Гарри, остается лишь искренне посочувствовать Дамблдору, что Снейп любит его больше всех на свете.

— Я не слабый! — кричит Гарри в бешенстве.

— Тогда докажи это! — выплевывает Снейп в ответ. — Овладей собой! Контролируй свою злость, дисциплинируй разум! — эй, дядь, ты сам-то много чего в себе контролировал в 15 лет? — Мы попробуем еще раз! Приготовься!

Снейп дожимает и Гарри, и свою собственную слабость до самого конца — гадкий характер — от такого подхода можно либо окочуриться, либо стать настоящим профессионалом — третьего не дано. Если ты стараешься, но у тебя не получается, это всего лишь значит, что ты стараешься недостаточно сильно — такова его философия. Не получилось — попробуй еще раз. Еще раз. Еще раз — в следующей книге… в следующей… следующая — проигрывай лучше, пытайся, — старается вталдычить Гарри Снейп, который готов помогать в этих попытках, даже учитывая, что плохо ему самому. Совершенно непостижимый мазохист человек.

— Легилименс!

Сотня дементоров приближается к Гарри — Гарри и мистер Уизли бегут по длинному коридору — к черной двери — Гарри собирается пойти прямо к ней — но мистер Уизли тянет его налево, вниз по лестнице, к залам суда…

— Я знаю! Я знаю! — в триумфе орет Гарри и вновь обнаруживает себя на полу — шрам неприятно колет — подросток открылся еще больше.

Снейп вновь снимает заклинание значительно раньше, чем парень начал бороться, и теперь смотрит на Гарри, который поднимается на ноги.

— Что случилось, Поттер? — Снейп сосредоточенно буравит Гарри взглядом.

— Я видел — я вспомнил, — Гарри запыхается. — Я понял -

— Что понял? — резко спрашивает Снейп, но Гарри не отвечает.

Потирая все больше саднящий шрам, парень смакует блестящее открытие — дверь, которая снилась ему месяцами, оказывается, существует на самом деле — это дверь в Отдел Тайн. Под той же самой дверью нашли мистера Уизли в ночь после нападения змеи. Реддл стремится попасть за эту дверь.

Снейп терпеливо ждет, пока Гарри закончит внутренний монолог.

— Что находится в Отделе Тайн?

— Что вы сказали? — очень тихо спрашивает Снейп, и Гарри с удовлетворением замечает, что он нервничает.

Нервничает — это не то слово. У него, должно быть, в эту секунду зазвенело в ушах, и медленно покачнулась крыша.

— Я сказал, что находится в Отделе Тайн, сэр?

— И почему это, — медленно произносит Снейп, явно оттягивая время и пытаясь прийти в себя, — вам понадобилось спрашивать об этом?

— Потому что, — Гарри внимательно следит за лицом профессора, — этот коридор, который я только что видел — я видел его во сне месяцами — я только что узнал его — он ведет в Отдел Тайн… и я думаю, Волан-де-Морт что-то хочет от -

— Я сказал тебе не произносить имя Темного Лорда! — шипит Снейп.

Упертые мальчики враждебно пялятся друг на друга. Снейп выглядит сильно взволнованным. Шрам Гарри обжигает сильной болью.

Вот теперь все разом становится на свои места — и моя догадка сейчас ярка и внезапна — и так же правильна, как догадка Гарри об Отделе Тайн в этот вечер: Снейп не просто так предупреждает не произносить имя Реддла — он не съезжает с темы или выторговывает себя время для ответа — он жирным курсивом дважды за вечер дает прямое указание — а также намек на то, что тому есть причины. Каковы эти причины, сначала не понятно, ибо сознание Гарри занято другими вещами, однако теперь, когда — и Снейп это знает — благодаря его усилиям разум Гарри открыт — шрам отзывается болью в ответ на имя. Душа Реддла в Гарри узнает свое имя — и это, при определенных условиях, может служить дополнительным катализатором, может притянуть внимание Реддла к Гарри.

Зная, что в Гарри засело, Снейп опасается подобного исхода — ведь, судя по всему, Метки Пожирателей заколдованы именно так — всякий раз, когда кому-нибудь из них вдруг вздумается (что потому-то и не случается никогда) назвать его по имени, Реддл об этом узнает, и всем становится резко неуютно. Имя использовать небезопасно. Через полтора года на нем появится всеобщее Табу, и использовать его станет небезопасно всем, сейчас же — лишь Пожирателям с их Метками да Гарри с его шрамом. Так что это не типичная ревностная чопорность Снейпа и не маленький пунктик Пожирателей называть хозяина Лордом — это вещь, прямо опасная.

Когда Снейп начинает говорить, его голос звучит холодно и равнодушно.

— Есть много вещей в Отделе Тайн, Поттер, среди которых понять вы способны немногие, и не касается вас ни одна. Я ясно выражаюсь? — «О, у меня много предположений, одно невероятнее другого…»

— Да, — кивает Гарри, потирая шрам, который ноет все сильнее.

— Я хочу, чтобы вы вернулись сюда в то же время в среду. Мы продолжим работу.

— Ладно, — соглашается Гарри.

— Вы должны будете освобождать разум ото всех эмоций каждую ночь перед сном; опустошите его, сделайте его пустым и спокойным, вам понятно?

— Да, — Гарри не слушает; боль в шраме усиливается.

— И имейте ввиду, Поттер… — «Ни черта вам не понятно». — Я узнаю, если вы не практиковались…

— Хорошо, — бормочет Гарри, хватает сумку и выбегает за дверь, обернувшись на пороге — Снейп стоит к нему спиной (вот это да), запихивая свои драгоценные воспоминания из Омута обратно в голову.

Теперь настало время моей любимой рубрики: Что, Черт Возьми, Это Было?

Почему Снейп так переполошился? Почему так резко и внезапно свернул занятие? Более того — на кухне у Сири он говорил, что будет заниматься с Гарри раз в неделю — почему вдруг он назначает следующее занятие в эту же среду? Почему он так мало потренировал Гарри в понедельник?

Что ж, ответ на предпоследний вопрос есть вопрос последний — очевидно, что Снейп резко прекращает занятие и переносит его остаток на среду. Причин тому несколько.

Во-первых, индивидуальные занятия с Гарри — это, как оказалось, штука, близкая к моральному насилию (это чей такой любопытный ребенок?..), и он устал. Во-вторых, устал и Гарри.

В-третьих (что гораздо важнее первых двух причин), шрам Гарри уже болит. Это означает, что Снейп добился поставленной задачи — открыл связь Гарри с Реддлом. Поскольку Гарри уже успел при этой открытой связи обозвать Реддла по имени, дальнейшее укрепление связи чревато непредсказуемыми последствиями — Снейп не рискует продолжать и усугублять.

В-четвертых, настырный ребенок внезапно подобрался к еще более неудобным вопросам, чем были в самом начале, и отделаться от него, кроме как выгнать из кабинета, не представляется возможным.

Наконец, в-пятых, Снейпу нужно срочно поговорить с Дамблдором — причем, в свете открывшихся интересностей, разговор будет вовсе не в духе: «Этот ваш Поттер такой козел, Дамблдор, такой козел, всю душу вымотал, честное слово, настырный, ленивый, неблагодарный, заносчивый…» — как планировалось изначально.

Нет, Дамблдор должен срочно узнать о том, что Гарри уже месяцами снилась дверь в Отдел и вот сейчас парень догадался, что это именно дверь в Отдел. Ситуация очень серьезная и неприятная, ведь Дамблдор не знал, что Гарри снились сны о двери — об этом Гарри никому раньше не сообщал. В Финале Директор скажет: «Профессор Снейп обнаружил, что тебе снилась дверь в Отдел Тайн в течение многих месяцев», — что явно указывает нам на два факта: а) Снейп-таки Директору все рассказал; б) ни Снейп, ни Директор до уроков Окклюменции не знали о том, что Гарри снилась дверь.

Вроде бы ничего страшного, однако Дамблдор должен понимать, что это и есть лазейка для Тома — он знает Гарри, он знает, что Гарри становится все более любопытно, что ж это за дверь в Отдел такая, у которой то и дело змеи ползают, да члены Ордена пляшут — и если эта дверь, к которой Гарри так привык во снах, вдруг начнет приоткрываться, это Гарри не отпугнет, а, напротив, лишь подстегнет любопытство парня — тем больше, чем больше члены Ордена и особо приближенные Директора будут открыто врать Гарри в лицо, что его за этой дверью ничто не касается. Ведь очевидно же, что касается — так же очевидно, как то, что Снейп, пойдя на ложь, прямым и грубым образом буквально отшвыривает Гарри за шкирку от неприятностей, всячески… нет, даже не намекая… говоря в лоб, что Гарри там делать нечего.

К сожалению, тут наступает очередь его величества Перевертыша — чем больше Гарри говорят не лезть, тем больше ему кажется, что, как было во всех прошлых Играх, именно лезть ему и надо. Увы, что в этой Игре взрослые говорят то, что имеют ввиду, Гарри так до конца и не поймет.

Но то, чего Гарри не понимает, прекрасно понимает Дамблдор. Вопрос освоения Окклюменции становится еще более важным, эти уроки являются лучшей из зол — сколько бы нервов всем они ни стоили.

Ибо можно я не буду озвучивать, на что похоже… кхм… проникновение в разум — и какое счастье, что этим занимается Снейп, обладающий хоть каким-то тактом и степенью деликатности, уважения к Гарри — и огромным нежеланием это делать. Или напомнить, что случилось с Джинни в ходе… кхм… весьма интересных отношений с юным Томом Реддлом из дневника?

Нет, из всех людей вокруг Гарри Снейп, пожалуй, подходит на роль преподавателя Окклюменции лучше всего — ему, по крайней мере, удается превратить это дело в настоящую борьбу — не заостряя внимание на… кхм… проникновении в разум. Лучшему человеку Дамблдор и не мог Гарри доверить.

(На полях отмечу, дабы отвернуть с этого пути умы особо просветленные: Снейп не вызывал в Гарри видение двери в Отдел специально, чтобы Гарри догадался, что это за дверь, и понесся к ней в угоду Реддлу или, Мерлин упаси, Дамблдору. Воспоминания всплывали в голове Гарри в хаотическом порядке, Снейп это не контролировал, он погружался в разум парня без цели выудить что-то конкретное. Дверь всплыла потому, что в день слушания Гарри был до ужаса напуган. Страх вытолкнул воспоминание наружу в числе первых, вот и все.)

Гарри находит Рона и Гермиону в библиотеке и под бдительным ухом мадам Пинс выстраивает все (Отдел — Стерджис — мистер Уизли и змея — Орден — оружие — Реддл) в логическую цепочку. Дамблдор, который обязательно об этой цепочке узнает, видимо, долго не может определиться, радоваться ему или печалиться, что Гарри столь умен и сообразителен.

Между тем, боль в шраме Гарри развивается по нарастающей — это самый длительный ее период за все годы, и это весьма закономерно. Все прошлые годы шрам болел либо от контакта с Реддлом, либо когда Гарри не высыпался (в мае Игры-4, например), либо когда были сильные эмоции, либо — от вторжения в сознание парня тем же Снейпом (который периодически баловался этим каждый год).

Весь первый семестр пятого курса шрам болел после сильных всплесков эмоций — когда Гарри орал на друзей на Гриммо, ссорился с Симусом, ненавидел Амбридж особенно остро, расстраивался из-за квиддича (после драки с Малфоем шрам не болел, ибо тогда Гарри вовремя переключил мозги на захватывающую историю Хагрида), когда Гарри, наконец, целовался с Чжоу. И были сны — и не было снов с дверью, когда была огромная загруженность учебой и прочим.

Однако в этот вечер все сходится прямо одно к одному: Гарри не успевает забить свой мозг учебой или чем-либо иным, вместо этого все время думая в сторону Тома и дважды произнеся его имя, он не выспался, испытал кучу сильных неприятных эмоций из-за Снейпа — и, наконец, Снейп трижды вторгался в его сознание. Итог таков, что вот уже полчаса после окончания занятий со Снейпом Гарри лихорадит, а боль в шраме не унимается.

В гостиной шумят Фред и Джордж, демонстрируя окружающим свою последнюю разработку — Шляпу-невидимку, которая делает невидимой только голову, и способом работы которой даже Гермиона не на шутку заинтересовывается, позабыв аж о домашних заданиях (кстати, Гермиона с ее патологической боязнью не оправдать доверие — с самого получения письма в Хогвартс и включая назначение старостой — очень сильно похожа на Люпина. Люпин-староста, сколь помнится, провалился с попытками обуздать Мародеров, ну, а Гермиона — близнецов).

Не в силах сосредоточиться и чувствуя себя еще хуже, Гарри решает уйти спать пораньше и поднимается в башню. В это время Гермиона отправляет Рона за другом — присмотреть, поскольку защита Гарри «будет слабой сейчас, после того, как Снейп возился с разумом» — как удивительно точно девушка понимает все тонкости — и лишь надеется, что она действительно понимает их правильно («…но все равно, я думаю, это поможет потом, да ведь?» — скажет Рон чуть позже, однако, судя по выражению огромного сомнения на его лице, думает так не столько он, сколько Гермиона, чьи слова он до того станет транслировать Гарри).

Едва Гарри открывает дверь своей спальни, его сражает выплеснувшаяся наружу боль в шраме, и подросток теряет ориентацию в пространстве — себя — все — падает на пол и начинает смеяться — смеяться маниакально, хохотать от счастья, ликования, экстаза, триумфа — что-то замечательное случилось, что-то прекрасное…

Сумасшедший смех сменяется криком боли, едва Гарри, приведенный в чувства Роном, открывает глаза.

— Что случилось?

— Я… не знаю… Он очень счастлив… очень счастлив…

— Ты-Знаешь-Кто? — пугается Рон.

— Что-то хорошее случилось, — Гарри трясет едва ли не хуже, чем в ночь нападения на мистера Уизли. — Что-то, на что он наделся. — Это вновь не его слова, но Гарри знает, что это правда.

Рон, поясняя про неоценимый вклад в ситуацию догадливой Гермионы, взвалив Гарри на себя, с трудом дотаскивает друга до кровати. Шрам продолжает болеть. Подозрения Гарри по поводу Окклюменции, которая все сделала только хуже, растут неумолимо. Лежа в темноте, Гарри ощущает, как в нем бурлит тревога — что могло случиться такого, что заставило Реддла почувствовать себя наисчастливейшим за последние 14 лет?

Мучениям по поводу данного вопроса приходит конец на следующее же утро — равно как и всем проминистерским временам победы над здравым смыслом.