Большая Игра профессора Дамблдора. Продолжение (джен)

Результаты разгона ОД весьма и весьма неоднозначны.

С одной стороны, детище Дамблдора и Гермионы на какое-то время прекращает свое существование. С другой, детки превосходно и очень плотно поработали в этом году — не пора ли и честь знать? У Гарри и без ОД задачи важные имеются в количестве большом и трудноперевариваемом — СОВ, например, опять же, Окклюменция… к чему и дальше забивать время парня? Чтобы он последовал примеру Ханны Аббот и слег в больничное крыло с нервным срывом?

Фадж и Амбридж радуются, что согнали Дамблдора с места Директора (пока Амбридж, Долиш и старающийся не заржать в голос Кингсли обшаривают каждый кустик на территории замка в поисках упорхнувшего Директора, Фадж подписывает новый приказ Министра Магии — назначить директором школы Амбридж).

Однако Директору оказывается весьма полезным ненадолго исчезнуть с радаров не только Министерских, но и некоторых своих — и он с пользой проводит случайно образовавшееся свободное время, вовсю бегая за крестражами, например, и воспоминаниями тех, кто знал Реддла до того, как тот стал Волан-де-Мортом. Занятие важное и очень нужное, ибо без этого продолжать Игру невозможно — а скорую необходимость ее продолжать не разглядит только непроходимо тупой человек.

Кроме того… я уже упоминала, что Дамблдор — личность очень жесткая и невероятно последовательная? Он свои обещания любит и умеет выполнять.

В вечер своего фееричного отлета Директор обещает целых две вещи: первую — Фаджу, вторую — Макгонагалл. Звучат они так: «Я вовсе не собираюсь идти, — уходить, — тихо» и «Фадж скоро захочет, чтобы я никогда не убирался из Хогвартса, обещаю вам».

Как по мне, все это не просто попахивает, но откровенно чадит крупными неприятностями для Министерства. Люди поумнее уже бы стали бежать и прятаться (аки Игроки, например — их не видно и не слышно все последующее время).

Неприятности настигают Министерских мгновенно. Для начала, как станет рассказывать в среду (18 апреля) Эрни, Толстый Монах поведал ему, что «Амбридж попыталась попасть в его, — Дамблдора, — кабинет после того, как они обыскали замок и территорию. Не смогла пройти мимо горгульи. Кабинет Директора закрыл себя для нее».

Прямо представляю эту картину: Амбридж бросается на урон горгулье… бросок… что ж, аплодируем горгулье, дружно соболезнуем Амбридж…

Я имею ввиду, если вспомнить, как над Гарри издевались горгульи около учительской, можно себе вообразить, что вытворяла Директорская горгулья с топающей ногами, вымотанной за вечер Амбридж, которая начала понимать, что вожделенную конфету — Директорский кабинет — утащили из-под носа, показав дулю и не дав даже лизнуть («Уважаемый Министр… какого книззла вы вообще вышли из кабинета, вас для чего там оставили?!» — «П-п-приказы вешал, Долорес, дорогая…»).

И вообще — я слишком не первой свежести для того, чтобы думать, что это сам кабинет себя закрыл. Чтобы кабинет себя закрыл, а горгулья не пустила внутрь, нужен кто-то, кто сменит пароль… Кто-то, кто не побоялся улизнуть из своего кабинета, оставив в нем заведомых врагов — значит, успел прихватить с собой или зачаровать все ценные вещи и бумаги… скорее уж, зачаровать — такое с собой не утащишь… Кто-то, кто прибрался в кабинете (ибо 17 апреля он был выворочен до неузнаваемости, но в следующий раз, когда Гарри его увидит, там будет чистенько — хотя хозяин, казалось бы, только-только вернется; и не надо меня убеждать, что все сделали домовики — ага, очевидно, так)… Кто-то, наконец, кто «лишь тогда покинет школу по-настоящему, когда в ней не останется никого, кто будет предан» ему, как помним.

В общем, по всему выходит, что, пока Амбридж пыталась проявить чудеса изобретательности и выдержки и попасть-таки на лестницу, ведущую к Директорским апартаментам, миновав упрямо не пускающую ее туда горгулью, Дамблдор просто сидел в своем кабинете.

И хихикал.

Как тут не вспомнить Пратчетта, столь точно высказавшегося на эту тему так:

«-А мы все думали, что вы сооружаете тайные ходы и тому подобное.

— Не вижу в этом никакого смысла, — спокойно отвечал патриций. — За тайными ходами нужно все время присматривать, о них нужно заботиться. Это так неэффективно. В то время как здесь я нахожусь в самом эпицентре событий. Никогда не доверяй правителю, уповающему на катакомбы, бункера, задние двери и потайные ходы. Не исключено, что ему просто не нравится та работа, которую он выполняет».

Истинно, истинно так. Иногда мне кажется, что эти книги писал сам Директор…

Однако горгулья — это еще даже не цветочки. Это и не легкая разминка — атлет буквально только-только вошел в зал.

Цветочки — это то, что после отлета Дамблдора система «ушей», «глаз» и «языков» Директора (а также — чуть позже — и особенно тяжелая артиллерия в виде кое-каких неугомонных шутников-гриффиндорцев) распускается во всей красе.

Ибо каким-то магическим образом уже утром 18-го все обитатели школы удивительно точно передают друг другу, что Директор, одолев двоих мракоборцев, Генерального Инспектора, Министра Магии и его помощника, упорхнул из замка на глазах у Гарри и Мариэтты, которая совершенно случайно оказывается недоступной публике в больничном крыле (кто уводил-то? Макгонагалл. Правильно, девушку от общества по очень многим причинам сейчас лучше оградить). Некоторые детали, конечно, меняются в процессе многочисленных пересказов (кто-то уверен, что Фадж нынче лежит в Мунго с тыквой вместо головы — как тонко), но суть остается удивительно точной. Как же оно так выходит?

А вспомним, что портреты, когда надо, очень любят и умеют болтать на всех углах со всеми желающими и противящимися — а есть еще привидения, Гарри, наконец, Макгонагалл, на которую, уверена, в ту ночь в учительской напала страшная разговорчивость («Минерва, а вы не знаете, случаем, почему наш дорогой Инспектор уже третий час ползает под кустами?» — «О, Помона, садитесь поудобнее, это очень интересная история…»).

В общем, по всему выходит, что Директор и его команда уж постарались сделать так, чтобы о вечернем позоре Фаджа узнали все (старичка не сумел одолеть, надо же). Если даже в пределах замка уже ползут слухи о тыкво-Фадже, можно представить, какие сказки сочиняются вне Хогвартса — и какой это удар по имиджу Министра и его ближайших сторонников.

Дамблдору вовсе не нужен «Пророк», чтобы донести до уважаемой общественности то, что он желал бы донести (дети напишут родителям, родители поведают коллегам, коллеги — друзьям… жуть!). Напротив, то, что Фадж давит на «Пророк», чтобы он молчал по поводу этой истории, приводит к тому, что слухи множатся с катастрофически субсветовой скоростью. В июне выяснится, что о случившемся знает даже многоуважаемая профессор Марчбэнкс, которая глуха на оба уха и уже довольно стара, чтобы самостоятельно бегать по Министерству и собирать сплетни — могу себе представить, как далеко и громко курсируют слухи.

Министру и Амбридж все это, конечно, очень не нравится, но что они могут поделать? Не в силах достичь Дамблдора или хотя бы его кабинета, Амбридж начинает вовсю кошмарить школу.

Перво-наперво новый директор собирает свою команду — Соединение Страшненького С Противненьким И Жалким, или Инспекционную Дружину («Избранная группа студентов, поддерживающая Министерство Магии, лично отобранная профессором Амбридж», — не упускает шанс похвастаться Гарри и Ко 18-го вскочивший на коня Драко, постучав по серебряному значку «И» у себя на груди — надо полагать, всю ночь целую партию таких штамповал).

Инспекционная Дружина, которая состоит из одних слизеринцев, помогавших Амбридж разогнать ОД, наделяется весьма широким кругом полномочий: снимать баллы со студентов, даже если они старосты (чем Малфой тут же с удовольствием пользуется по полной), назначать наказания, шерстить входящую и исходящую почту. Последнее, несомненно, направлено не только на то, чтобы следить за Гарри, но и на то, чтобы выявлять и составлять целые списки нелояльных, потенциально опасных для режима.

Малфою 18 апреля (и до окончания семестра), конечно, весело — в меняющейся расстановке сил он занимает весьма тепленькую позицию — да и какой замечательный шанс отомстить Гарри и за квиддич, и за интервью «Придире», и за то, что никогда его не любил, и за то, что такой героичный, правильный, крутой, и… и… и вообще за все-все-все! — однако не думаю, что кто-либо из детей, включая самого Драко, понимает или хотя бы смутно представляет себе, во что это выльется.

Стараниями Дружины Амбридж берет на крючок всех, кого надо (вместе с семьями), и то, что сегодня является списками возможных нелояльных, вскоре превратится в отдельные карточки неблагонадежных лиц, которым будет грозить Азкабан — автоматически, при малейшем проступке. Так, например, попадают под прицел все Уизли.

Ну, я бы не сказала, что они абсолютно чисты и невинны, конечно… и, разумеется, именно на Фреда и Джорджа, которые давно порываются уйти из школы и которых мало что способно напугать, Дамблдором возлагается то, что называется ягодками.

Близнецы, кстати, это прекрасно секут:

— Ты не понимаешь, Гермиона, да? — спрашивает Фред, когда самодовольный Малфой отваливает от Гарри и Ко. — Нам все равно, останемся ли мы в школе теперь. Мы бы ушли прямо сейчас, если бы не были полны решимости сначала внести свою лепту за Дамблдора.

О, у Дамблдора, наверное, аж слеза выкатится. И он будет невероятно горд — еще и потому, что до близнецов доходит мгновенно, что и как нужно делать. Во-первых, помочь Директору выполнить обещание — кто, как не обожающие его близнецы (свояк — свояка… совершенно же одного полюшка три ягодки), может сделать это с тем же изяществом, шиком и размахом? Во-вторых, не вмешивать в это Гарри:

— Так, в любом случае, первая фаза скоро начнется. Будь я на вашем месте, я бы пошел в Большой Зал на обед, так преподаватели увидят, что вы к этому никак не относитесь.

Становится понятно, зачем близнецам понадобилось спускаться вниз, искать Гарри, хвастаться трио о своих планах, а затем вновь подниматься наверх — чтобы предупредить троих детишек держаться от грядущего урагана подальше, а то Амбридж найдет железный Повод. Ежу ведь ясно, что никакому иному преподавателю в голову не придет связать беспорядки с Гарри, Роном и Гермионой или Эрни, который в этот обед случайно оказывается рядом с трио. Однако Амбридж, зная, что Рон — брат близнецов, а с ним дружит Гарри, может притянуть за уши всю цепочку — ей ведь только дай хотя бы намек на возможность.

Нет, близнецы, прекрасно и очень давно осознавая свою миссию в свой последний год в замке, знают и то, что выполнять ее они будут в одиночестве. Так, например, пятью минутами ранее они чисто для разогрева, ни разу не подумав, пожали Монтегю с ходу в челюсть, когда он, член Дружины, попытался снять с них баллы. Монтегю от такого здрасте растерял всю свою решимость, схватил ноги в руки и прыгнул головой вперед в сломанный Исчезательный шкаф на втором этаже, так и не успев закончить свой монолог. Исключительно сам. Но это не считается за ягодки. Там свидетелей не было. Да и самого Монтегю надолго не стало.

В общем, разогревшись и разогнав трио, близнецы отстартовывают подготавливать причинение радости и нанесение добра новому директору, Эрни убегает доделывать работу по Трансфигурации, внезапно и очень вовремя о ней вспомнив, а трио нос к носу впечатывается во вполне очевидный ход Амбридж — выцарапав Гарри из толпы голодных учеников, направляющихся в Большой Зал, Филч ведет парня к новому директору.

По пути в святая святых смотритель, радуясь новым порядкам и не сильно заботясь о том, что и кому он болтает, раскрывает Гарри и следующие шаги Амбридж — дать Филчу разрешение на применение розог и крюков к студентам, а также выпросить у Фаджа разрешение выгнать Пивза.

Хороший способ привлечь такого важного и незаменимого соратника, как Филч, на свою сторону (кто едва ли не лучше всех ориентируется в замке?), однако совершенно идиотская политика управления школой — разве студенты станут терпеть массовые телесные истязания? а их родители? Странные методы повышения доверия к Министерству, очень странные.

И — простите — выгнать Пивза?! Полтергейста, благодаря которому в 1876 году была объявлена трехдневная эвакуация из замка — потому что не стану говорить, что он сделал с ловушками с чрезвычайно опасными пушками, которые были поставлены с целью его поймать? Они действительно думают, что приказу Фаджа Пивз подчинится? Так и слышу это тоненькое вежливое: «Я бы на вашем месте не стал пытаться выгнать Пивза», — из-за двери кабинета Директора.

И, конечно, руку даю на отсечение — Филч наверняка похвастался Пивзу лично, что скоро сумеет его выдворить, заручившись поддержкой нового директора. Не удивительно, что отрываться за Дамблдора по полной программе в итоге начинают не одни близнецы…

Как бы то ни было, а счастливый (пока что) смотритель приводит Гарри в кабинет Амбридж, которая некоторое время не обращает на парня никакого внимания, что-то расписывая на розовых кусочках пергамента (черновые варианты новых декретов?), а затем… предлагает выпить с ней чаю.

После нескольких отказов Гарри вынужден согласиться, и Амбридж устраивает целое представление с добавлением в кипяток молока, повернувшись к Гарри спиной, затем вновь уговаривает парня выпить, но… Гарри резко опускает кружку, вдруг вспомнив о Грюме — что бы он сказал, узнав, что Гарри выпил что-то, приняв из рук заведомого врага? Постоянная бдительность.

В этот момент я действительно горжусь Гарри — сумев взять себя в руки, парень делает вид, что пьет, но не разжимает губ. Из речи Дамблдора в Финале известно, что Амбридж хотела напоить подростка Сывороткой Правды, которую взяла у Снейпа. Из той же речи Директора известно, что Снейп дал ей поддельную Сыворотку. Так что, даже если бы Гарри не был столь сообразителен — или силой заставь его Амбридж выпить зелье — ничего бы не изменилось. Однако сам факт того, что Гарри умнеет, сильно меня радует.

Снейп, конечно, поутру или в тот же вечер услыхав о побеге Дамблдора (роется он такой, значит, в кустах в поисках какой-нибудь Синеглазки Златоцветной для своего нового зелья — и натыкается на зад Амбридж, которая, подсвечивая соседние кусты палочкой, ищет Директора…), мигом въехал в то, что сейчас произойдет, а потому переставил флакончик с фальшивой Сывороткой к себе поближе. Ибо я не думаю, что таковой флакончик появился у него недавно — должны же были они с Дамблдором с самого начала предусмотреть, до чего в какой-то момент додумается Амбридж.

И пусть Гарри не в состоянии рассказать, где, например, скрывается Сири (Фиделиус в действии), парень всегда мог бы поведать Амбридж о том, кто еще знает про его местонахождение, кто поддерживает Дамблдора, чем занимаются Орден и ОД, наконец. Нет, такой поворот мысли Амбридж — применить Сыворотку — ожидался с самого начала, было только неизвестно, когда она решится — потому поддельная Сыворотка всегда имелась у Снейпа под рукой. Когда же Дамблдор якобы покинул школу, стало очевидно: сейчас.

Вопросов к Гарри у Амбридж всего два: где Дамблдор и где Сири. Не получив на них удовлетворяющих ответов (Гарри упорно твердит: «Я не знаю»), Амбридж выходит из себя и начинает угрожать тем, что, если только она, контролируя все виды связи в школе, получит хотя бы «малейшее доказательство» причастности Гарри к чему-то там, Гарри будет сильно плохо.

Нет, это все понятно, у Амбридж имеется спецзадание срочно связать Гарри с Сири, который якобы прорвал Азкабан, изловить Сири, раз они не могут поймать Пожирателей, желательно связать с Сири и Директора, и особо преданных ему Игроков — и всех махом (начиная с Гарри) засадить в тюрьму.

Но тут возникает очень интересный вопрос: почему Амбридж вновь лишь угрожает Гарри? Каких еще доказательств она ждет? Гарри можно было бы бросить в Азкабан хотя бы за тот же ОД — мне казалось, общими усилиями подтвердилось по меньшей мере два факта его сбора, разве нет? Даже если Дамблдор представил себя, как организатора, Гарри, как участник, все еще остается виноватым, есть ведь свидетельства Мариэтты…

Упс! она их поменяла и вообще находится не в себе…

Ладно, Амбридж и Драко лично поймали Гарри…

Упс! не в Комнате же с остальными членами ОД они поймали парня, а в коридоре, одного — может, он просто любит бегать по коридорам по вечерам…

Ладно. Есть ведь список с именами всех членов, в котором имя Гарри…

Минуточку! А где эта занимательная бумажка?

Отматываем назад: «Отряд Дамблдора, Корнелиус», — говорит Дамблдор, улыбаясь и размахивая пергаментом у Фаджа перед носом… а потом всё. Никакая бумажка больше нигде не мелькает.

То есть понимать, что проделал Дамблдор в вечер 17 апреля, следует так: он не просто уложил четверых одним ударом и радостно смылся, он — следите за руками — утащил с собой самое главное доказательство Министерских против членов ОД! Главное и единственное! Вот же старый черт («Но… Дамблдор… а… а список нелегальщиков?» — «А его, Корнелиус, я советую вам воткнуть в причинное место и поворачивать там до достижения удовлетворения в ту или другую сторону»)!

То есть они не просто упустили организатора — они, не имея доказательств, вынуждены мириться с тем, что все члены нелегального кружка продолжают гулять на свободе — по крайней мере, пока у Амбридж не появится хотя бы «малейшее доказательство» вины детишек хоть в чем-нибудь. Тут — как и в случае с декретом, разрешающим телесное наказание студентов — он готов, но его подписание откладывается довольно долго — и Фадж, и Амбридж боятся мнения общественности, им нужен хотя бы малюсенький повод, чтобы суметь раздуть из него слона и им прикрыться.

То же — с вопросом исключения и ареста Гарри. Если общественность, половина которой уже относится к Гарри с большой симпатией после интервью Риты, спросит, за что, нужно будет что-то ответить — а участие в ОД за достойную доказательную базу не тянет. Бумажки-то нет. А нет дела, нет и тела. С Сири, которого чуть не поймали, то же самое — возможно, в ту октябрьскую ночь в камине гостиной Гриффиндора был Сири… а может, и нет… и с ним беседовал Гарри… или…? Уверена, все это и бесит Амбридж больше всего.

Впрочем, наверняка мы этого никогда не узнаем, ибо Амбридж не успевает излить Гарри свою таксказатьдушу до конца — с громким «БУМ!», от которого дрожит пол, первая фаза нанесения новому директору тяжкой телесной радости близнецами вступает в действие.

Подорвавшись искать источник шума («Возвращайся к своему обеду, Поттер!»), Амбридж уносится из кабинета, оставив там Гарри (идиотка или прикидывается?). Впрочем, ничем таким это ей не оборачивается, ибо Гарри просто не может пропустить зрелище, поэтому скоро следует за ней.

На четвертом этаже царит настоящий ад. По коридору, взрываясь, чадя, выписывая плохие-плохие слова в воздухе, носясь из стороны в сторону и с каждой секундой набирая силы, летают огромные драконы, летучие мыши, огненные колеса, разноцветные ракеты, бенгальские огни и петарды. С громким и зловещим: «Вииии!» — одно колесо несется прямо на застывших посреди лестницы Амбридж и Филча, которые разворачиваются и бегут, вопя, быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла, и успевают пригнуться в тот момент, когда колесо, выбив окно, улетает на улицу.

Несколько драконов и летучая мышь выскакивают в коридор третьего этажа — пытаясь предотвратить их расползание по всей школе, Амбридж предпринимает попытку их обездвижить, что приводит к мощнейшему взрыву петард, чуть не раскрошившему всю стену. Филч, вооружившись шваброй, храбро тыкает ею в фейерверки — швабра зловеще загорается…

Гарри больше не может смеяться, глядя на это все, и спешит прочь — за ближайшим гобеленом сталкиваясь с хохочущими близнецами:

— О, я надеюсь, она попробует заставить их исчезнуть, — стонет Джордж, — они умножатся в десять раз при каждой попытке.

Фейерверки продолжают захватывать всю школу до самого вечера, нанося немало вреда и срывая уроки. Впрочем, никого это, кажется, не волнует:

— Ай-яй-яй, — качает головой Макгонагалл, когда на Трансфигурацию заглядывает огромный дракон, — мисс Браун, не передадите ли вы директору, что в нашем классе сбежавший фейерверк?

Все преподаватели по какой-то причине оказываются не в состоянии справиться с этим чудом пиротехники самостоятельно («…не был уверен, есть ли у меня полномочия», — сообщает в конце дня Флитвик разгневанному новому директору). Дело оканчивается тем, что Амбридж, высунув язык и вся в саже, весь день носится по школе, отвечая на жалобы немощных преподавателей самой элитной школы магии, которые мгновенно поняли, что от них требуется в сложившейся ситуации: никому из студентов ни в чем не мешать.

Что творилось тем вечером в учительской, я даже боюсь представить — не хочу прежде времени умереть от смеха. Думается мне, даже такой сноб, как Снейп, выполз в люди, чтобы вслух оценить это начало апогея деятельности близнецов и на пару с Макгонагалл громко выказать море сочувствия стоящей тут же взмыленной Амбридж (благо, опыт совместных шуточек этих двоих, спасибо Локонсу, накоплен огромный).

Ночью в гостиной близнецов чествуют, как героев (чем они не забывают воспользоваться, продав тонны заказов на фейерверки) — даже Гермиона счастливо бьет им поклон (небось, догадавшись, что к чему). Льется сливочное пиво, галдят ребята, взрываются фейерверки на улице, и все это невероятно приятно — Гарри укладывается спать, довольный, под взрывы и вспышки шутих и петард, подводя итоги дня — первого дня Амбридж на посту директора.

О, Дамблдор, который, небось, слушал трансляцию Финеаса о том, что происходит в школе, весь вечер хохоча на весь кабинет, в полной мере и очень скоро начал выполнять свои обещания — по-тихому не получится, и Министерские о своих поступках уже жалеют.

Уступив в дурацком споре с Министром («Уходи-уходи!» — «Не уйду-не уйду!»), Дамблдор приходит к триумфу — школа разваливается по швам прямо на глазах у новоиспеченного директора в первый же день, и никто не может с этим ничего сделать — скоро все Министерство, подталкиваемое родителями студентов, прямо взмолится вернуть Дамблдора обратно и запинает несчастного Фаджа. И вот тогда Директор в ореоле почета и славы торжественным взмахом палочки за одну секунду приведет все в порядок, скромно поправив нимб.

Картинка замечательна в своей безоблачности, и так бы оно все и было, если бы не существовало третьей стороны противоборства.

Едва Гарри засыпает, его тут же настигает знакомый сон — дверь в Отдел… вторая дверь, прямоугольная комната вслед за круглой… третья дверь и, наконец — огромная темная комната с рядами полок и какими-то шариками на них… Гарри бежит, но не слышит своих шагов, бежит к чему-то, что очень нужно найти -

Очередной взрыв фейерверков будит парня, и он долго лежит, потирая шрам и ощущая чудовищное разочарование…

Что ж, позвольте мне обозначить это прямо: узнав через Люциуса, которому Фадж поведал, как обещал, не только о достижениях сыночка в школе, но и вообще обо всем, небось, что случилось вечером 17-го, что Дамблдор был изгнан из школы, Том воодушевленно хватается за предоставленный ему шанс и одним махом показывает Гарри все. Вот тут, не ошибись он в своем новом Плане изначально, подросток бы и попался.

Если бы Гарри с самого начала знал о существовании пророчества, он бы, наконец увидев, куда бежать, и не имея рядом того единственного, кто мог бы его остановить, Дамблдора (Игроки — конечно, хорошо, но не всегда действенно), вполне естественно ломанулся бы сразу в Отдел.

На то, что Томми в воодушевлении от подвернувшейся возможности, указывает упущенная им в показе деталька — как это возможно, чтобы в огромном пустом зале не раздавалось эхо шагов? Поспешил, конечно, поспешил. Гарри это совершенно не заботит, а вот мне очень помогло развязать всю цепочку.

Итак, Том делает свой ход, и ход весьма внушителен — однако ему мешает коренная ошибка в Плане. Если бы в сии прекрасные апрельские дни произошло только это, сон Гарри бы нисколько не изменил сложившиеся позиции в борьбе Директора и Реддла. По сути он никак и ни на что не влияет — Реддл по-прежнему не в курсе, что Гарри ничего не знает о пророчестве и никуда не побежит, Дамблдору от сна Гарри ни жарко, ни холодно — Том ведь не в состоянии объяснить парню про само пророчество во сне — ну вот и пусть показывает комнатки дальше…

Серьезный и очень неожиданный удар и Дамблдору, и Реддлу, как ни странно, очень скоро наносит Снейп.