Узы крови (джен)

John Licht — long way home

Three Days Grace — I Hate Everything About You

Сумерки сгустились настолько, что кроме темных силуэтов домов разглядеть что-либо на расстоянии было почти невозможно. Слабые огоньки колыхались где-то вдалеке, словно доживали свои последние дни. Через некоторое время они все будут потушены. Это позволит погрузиться в желанный сон и отвлечься от всех жизненных проблем, которые преследовали на протяжении всего дня. Даже сейчас Клаус чувствовал, как с приходом заветной темноты спало внешнее напряжение города. Все отвратительные запахи внезапно перестали терзать ноздри, мрачные виды не мозолили глаза, даже казались привлекательными. Прекрасное время, чтобы полностью окунуться в мир искусства. Он весь ушел в свою работу, аккуратно орудуя кисточкой. Еще немного, и картина будет закончена. Черные полосы всецело заволокли прозрачную снежинку, практически не оставляя ей места для существования. Проглядывались лишь слабые намеки на то, что когда-то это полотно искрилось жизнерадостными красками и оптимистичным духом. Отныне этому не было места.

Мысль преобразить все в столь замогильные тона пришла не сразу, только после того, как отец принял окончательное и бесповоротное решение относительно судьбы своей единственной дочери. В течение дня никто не осмеливался зайти в апартаменты юного кронпринца. Слуги знали о том, что картины часто захватывали молодого человека настолько, что он забывал о сне, пище и ходьбе. В такие периоды его никто не трогал, поскольку это было чревато громогласными криками и многочисленными предметами, разбивающимися о приоткрытые двери. В таких случаях еду оставляли на соседствующем с кроватью столике, а затем, в большинстве случаев, уносили нетронутой. Так произошло и на сей раз: приятный запах недавно зажаренного поросенка въелся во все углы небольшой комнаты, а хрустящий ломтик хлеба приманивал не только ароматом, но и внешним видом. Из напитков обычно приносили бокал с вином, однако отец запретил эту практику в качестве своеобразного наказания за очередные грехи. Впрочем, Никлаус по этому поводу не сильно расстраивался — сегодня всему съестному будет найдено другое применение, ибо сегодняшний день станет переломным в жизни всего Беленора.

Утром Клаус обнаружил под дверью небольшую записку, сложенную пополам, на которой было начертано лишь одно утвердительное слово. Больше ничего не требовалось, просто согласие, а дальше он все сделает сам. Теперь осталось дождаться глубокой ночи, подобрать удобный момент и совершить задуманное. На словах все представлялось таким легким и никчемным, а на деле являло собой огромную проблему. На протяжении всего дня тысячи навязчивых мыслей не могли покинуть воспаленную голову принца: что будет дальше? Как далеко они смогут уйти? Как избежать погони? Спутать следы? К кому, в случае надобности, обратиться за помощью? Что произойдет с ними в первые дни? На сколько хватит съестных припасов и как добывать их потом? Отсутствие опыта пугало, ведь он привык, что по одному щелчку пальца можно получить на выбор сотни различных блюд и половину королевства в придачу. Тем не менее об этом пора забыть. Как только они покинут ворота проклятого города, начнется новая жизнь. Она не будет легкой — этого никто не обещал, но она будет свободной.

Заветное, желанное чувство. Только ради этого следовало пожертвовать жизнью. Ничто и никогда не сможет заменить то великолепное чувство, когда ты слышишь, как тяжелейшие оковы с громким лязгом падают на пол, позволяя тебе пошевелиться и вдохнуть полной грудью. Это нельзя отнять, нельзя увидеть или пощупать. Лев не осознавал этого в полной мере, пока однажды не встретился с заморским музыкантом, приехавшим покорять Беленор. Он сказал, что у юного кронпринца необычайный талант к рисованию, чем разгневал Майкла до невозможности. Как бы то ни было, это не помешало мальчику подружиться с исполнителем знаменитых песен и однажды услышать от него, что есть настоящая свобода. Он может поехать куда угодно и когда угодно, не обращая ни на что и ни на кого внимания, ни к чему не привязываясь и не забывая своих корней. Потом он уехал, оставив в душе наследника престола глубокий след.

— Никлаус? — знакомый голос с приятными бархатными нотками заставил художника вздрогнуть. Он знал, кому тот принадлежит, поэтому не стал оборачиваться. Вечный запах миндаля верным спутником шествовал следом за королевой. Ланнистер не желал видеть мать, но если выбирать между ней и отцом, то лучше уделить несколько секунд времени непрошеной гостье, чем разрушить все свои планы одним неосторожным словом. Долгое нерешительное молчание позволило первенцу еще раз провести кисточкой по поверхности холста. — Красивая снежинка.

— Моя работа действительно настолько примитивна? — не без иронии поинтересовался Лев, понимая, что его не оставят в покое до тех пор, пока он не даст вразумительных ответов на совершенно бессмысленные вопросы. В противном случае все это затянется до утра и разрушит все замыслы. Поворачивать голову кронпринц не стал, однако сделал вид, что его действительно интересуют последующие слова.

— Я серьезно, — слегка приглушенный тон вывел будущего венценосца из немого созерцания собственного творения. Зеленоватые глаза впились в исхудавшее за несколько дней лицо матери. Эстер плохо спала уже четвертые сутки подряд, что отразилось на внешнем виде: пурпурно-синие круги под глазами медленно расширялись, нездоровая бледность отчетливо проявлялась на губах, а померкшие глаза приобрели странный оттенок. — В ней что-то есть. Что-то одинокое.

— Сочту это за комплимент, — в голосе не было желчи или привычного яда. Обычное смирение с простой констатацией факта. После этих слов он внезапно взглянул на свою работу совсем по-другому. Черные тона полностью захватили в плен слабые проблески белых цветов. Так одиночество и страх приковали его, Клауса, к земле, мешая подняться ввысь. Боль обожгла все внутренности, даже проявилась на языке, отчего он недовольно поморщился. На глаза навернулись слезы, но они сразу же были незаметно убраны одним взмахом ладони. — Лично я предпочитаю называть это новым направлением в живописи. Мрачный пессимизм или что-то вроде этого. Думаю, для эпохи Возрождения сойдет. Ты что-то хотела?

— Просто поговорить. Последнее время я сильно волнуюсь. Ребекка со мной не разговаривает, даже не открывает двери, когда я пытаюсь постучаться. Остальные хранят гробовое молчание.

— Еще бы. Ты ведь продала свою дочь, как лошадь. После такого я бы тоже устроил небольшую забастовку, — вновь съязвил Никлаус, избирая для себя именно такую линию поведения. В тот момент, когда эта женщина появилась на пороге его террасы, своеобразной кельи, он был готов сразу же прогнать ее, но сдержался для общего блага. Тем не менее это желание вернулось с удвоенной силой. Побороть его было невозможно, хотя можно было заменить другими методами, причиняющими гораздо больше боли. — Не понимаю, зачем ты пришла ко мне? Хочешь, чтобы я с ними поговорил? Не питай ложных иллюзий, ибо я не стану этого делать.

— Нет, Никлаус, я понимаю, что заслужила подобное отношение, несмотря на то, что сыграла здесь одну из второстепенных ролей, — Клаус хотел перебить ее, хотел вмешаться и доказать обратное. Доказать, что она лицемерит и недоговаривает, но королева остановила сына властным поднятием руки. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Прошу тебя не делать этого во имя нашей дружбы. Мне просто хотелось узнать, как ты себя чувствуешь и что намерен делать дальше? Надеюсь, ты не натворишь глупостей, когда Ребекке придет час отплывать в Дорн?

— Глупостей? Да что вы все от меня хотите? На мне что, написано “Я убью своего отца“? Поверь, если бы я хотел, то его голова давно бы украшала Центральные ворота, а на Железном Троне сидел тот, кто сумел справиться с Мартеллами. В любом случае, ежели ты пришла говорить исключительно на эту тему, то спешу разочаровать — я не очень хороший собеседник.

— Клаус, я лишь хотела, чтобы ты не чувствовал себя одиноким. Ты понимаешь, что иногда может сотворить это ощущение с человеком? Я бы сделала все, чтобы оставить Ребекку здесь, с нами, но это не в моей власти. Если ты злишься, то сейчас самое время выговориться, сказать, что у тебя на душе.

— На душе? — Ланнистер иронично приподнял брови, демонстрируя таким образом свое полнейшее равнодушие ко всему происходящему. Кисточка давно лежала на своем привычном месте, а очередные штрихи должны были высохнуть, чтобы работа продолжалась. Губы кронпринца скривила циничная усмешка, глаза прищурились в попытке разглядеть истинные эмоции на лице королевы. Так или иначе, но ему не понравилось увиденное. — Возможно, я недостаточно ясно выразился в начале столь душещипательной беседы. Если вы с отцом думаете, что это как-то подействует на мою психику, то рекомендую поразмыслить еще. Хотите — продайте Элайджу в рабство, отошлите Кола в Астапор, а Финна отправьте с бродячим цирком. I don`t care.

Он умышленно перешел на другой язык, дабы подчеркнуть свою незаинтересованность в последующем разговоре. Эстер тяжело вздохнула, понимая, что ее старший сын испытал за эту неделю гораздо больше страданий, чем за всю свою жизнь. Продолжать диалог, который все равно ни к чему не приведет — бессмысленно. Это приводило к тому, что она лишний раз убеждалась в надломленности этой семьи. Невыносимое чувство. Нужно было просто смириться с тем, что ничего нельзя восстановить. Они были обречены с самого начала правления Майкла. Проклятие будет преследовать их вечно. Королева немного постояла в нерешительности, втайне надеясь, что Клаус все же освободит для нее время, но он ни разу не обернулся.

Спустя несколько секунд Лев облегченно вздохнул, осознавая, что остался на террасе совершенно один. Сегодняшнее полнолуние обещало принести множество сюрпризов всем жителям города и замка. Нельзя было найти более подходящего часа для побега. Столь эффектный уход будет приурочен суеверными крестьянами к вечно пугающей их полной луне, благодаря которой, если верить легендами, люди превращаются в страшных чудовищ, отдаленно напоминающих волков, и охотятся по ночам в ближайших лесах. Древние сказочки никогда не привлекали наследника короны, однако он все же воспользуется этими историями, ибо благодаря им никто из праведных горожан не осмелится броситься на поиски пропавших. Темнота полностью притупит их чувства.

Прошел еще час, прежде чем светящийся диск вновь показался из-за угольных облаков. Шум начинал постепенно стихать, голоса больше не заявляли о себе, а слабые крики сов никого не тревожили. Ланнистер последний раз посмотрел в сторону дьявольского города, чьи длинные стены, казалось, расползлись по всей местности. Шпили башен жадно ловили каждый проблеск луны, словно подпитывались священной энергией. Мрачное настроение давило на двадцатилетнего юношу слишком долго. Следовало покончить с этим гораздо раньше, а не ждать неведомого доселе волшебства. Никто не поможет тебе, кроме тебя самого. Простая истина, которая отражалась в только что законченной картине. Стоило слабым отблескам лунного света коснуться краешка холста, как Лев сразу же вспомнил о своем творении. Печальное напоминание об одиночестве. Все эмоции были отражены при помощи скудной палитры красок, включающей в себя только пять цветов. Старший сын короля внимательно рассматривал черные линии вокруг снежинки, пока не снял картину с мольберта, чтобы получше разглядеть колеблющиеся отливы.

— Вот и ты, символ моего поганого одиночества, — не без иронии произнес Никлаус, обхватывая картину двумя руками. Никакой жалости или пощады. Он больше не кронпринц, он — никто. — Я был заточен в золотой клетке на протяжении двадцати лет. Теперь пришло время распилить прутья. Всегда нужно помнить, что под каждым слоем золота скрывается ржавчина и железо.

Клаус вдохнул полной грудью, будто ощутил желанный запах свободы. Той самой, настоящей, реальной, существующей, осязаемой. Медленно подойдя к перилам террасы, он нагнулся и посмотрел вниз. Пустота. Ровным счетом ничего, непроглядная и непроницаемая тьма. Картина на секунду задержалась в воздухе, а затем полетела вниз, поглощаемая кромешной темнотой. Мутновато-зеленые глаза долго следили за своеобразным низвержением сковывающих движения цепей. Это был весьма символичный жест, который не мог не заставить усмехнуться.

Обворожительные ямочки снова взыграли на приятном лице кронпринца, немного ожившем благодаря долгому пребыванию на свежем воздухе. Осталось сделать то, ради чего все это начиналось. То, ради чего теперь стоит жить. Не мешкая, он залез под кровать и извлек оттуда небольшой мешок, чтобы сложить припасы на некоторое время. Кусок свинины был аккуратно завернут в бумагу вместе с хлебом и сложен на самое дно. Рогожа могла выдержать много вещей и не изнашиваться годами. На протяжении многих лет Никлаус часто откладывал по нескольку золотых, когда отец расщедривался и награждал сына деньгами. В плотном сундуке среднего размера находилось целое состояние, из которого принц взял больше половины для так называемого начала новой жизни.

Этого хватит на корабль, приличную усадьбу в Астапоре и приданое для Ребекки в случае более достойного кандидата, чем жаждущий мести дорниец. Нужно было взять доспехи, но все это можно купить в любой оружейной любого города. Заранее откинув мысли о военном снаряжении, престолонаследник сложил в сумку свой красный плащ и немного одежды. Ребекка должна была сделать то же самое, не привлекая лишнего внимания дотошных служанок. Все это заняло не больше часа, как и было условлено заранее. Оборачиваться и размышлять над прошлым было слишком предсказуемым шагом, однако Николаус все же развернулся, дабы сложить в мешок свои работы в карандаше и незаконченные эскизы. Альбом с рисунками был аккуратно сложен в самый низ. Что-то должно напоминать о доме и о любимых братьях.

Дальше все происходило машинально: слегка приоткрыв тяжелую дверь, Ланнистер высунул голову, чтобы лишний раз убедиться в том, что никто из гвардейцев не охраняет покои королевских детей. Осмотр дал положительные результаты — никого не было, полнейшая тишина. Догорающие свечи позволили принцу аккуратно, на носках пройти к самой крайней двери и постучать два раза, а затем еще один, но гораздо громче предыдущих. Условный знак был обговорен в тот короткий промежуток времени, когда они все же смогли встретиться и обсудить план совместных действий. Все сработало — замок неприятно закряхтел и поддался. Щель была небольшой, но все же позволяла худому юноше протиснуться и оказаться внутри плохо освещенной комнаты.

— Хорошо, что ты прогнала того гвардейца, Бекка. Иногда Кай все же бывает полезен, — аккуратно притворив за собой дверь, Клаус обернулся в попытке найти младшую сестру. Глаза расширились от страха, руки задрожали, а нижняя губа была прикушена до такой степени, что через секунду кронпринц почувствовал во рту привкус крови. Больше он не произнес ни слова, предпочитая молча наблюдать за действиями двоих братьев, внезапно оказавшихся перед глазами. Элайджа и Кол, в свою очередь, прожигали первенца уничтожающими взглядами. Ребекка сидела на кровати, поджав под себя обе ноги.

— Не знаю, за кого ты меня принимаешь, Никлаус, но я не дурак, — с расстановкой произнес Элайджа, облокачиваясь о стену. Две свечи скудно освещали царивший в комнате беспорядок: вещи были раскиданы по углам, словно принцесса не могла определиться, что же взять с собой. И посреди этого бедлама стоял принц, второй в очереди на престол. — Вы продумали блестящий план, не взяв при этом в расчет маленького братца, чья бдительность иногда превышает мою собственную.

— Что же, полагаю, это конец так и не начавшимся приключениям, — хмыкнул будущий король, стараясь не выказывать истинных эмоций. Рука осторожно тянулась к небольшому клинку в ножнах с целью в любой момент противостоять напору столь неожиданных гостей. Они еще долго сверлили друг друга одинаковыми глазами, пока, наконец, Элайджа не подвинул правой ногой небольшой туго завязанный мешок. — Это еще что такое?

— Не ты один заботишься о благополучии нашей сестры. Я собрал немного денег из личных запасов. Кол покажет нам лучший способ убраться из замка по крышам незамеченными, — второй сын Майкла заметил недоверие в глазах старшего брата. Он думал, что это ловушка, которая приведет к разгневанному отцу. Право так плохо думать о своих родственниках оставалось за ним, но это обижало. — Прости, Клаус, но я не позволю тебе так легко отвертеться от “Всегда и навечно“.

С этими словами он протянул правую руку в сторону Ребекки, которая сразу же ухватилась за нее и, поднявшись с кровати, протянула другую руку младшему из Ланнистеров. Заветная клятва “Всегда и навечно“ слетела с губ после непродолжительного молчания. Кол долго рассматривал тонкие девичьи пальцы, а затем крепко сжал их.

— Всегда и навечно, — усмехнувшись, промолвил он, но все же сумел выпрямиться во весь рост, подчеркивая таким образом значимость этих слов. Старое детское обещание содержало в себе гораздо больше смысла, чем все слова безответной любви, мук и внутренних терзаний.

— Вы сентиментальные идиоты! — неожиданно рявкнул старший Лев, глядя на всю эту компанию. Они так дружно держались за руки, словно всю жизнь были неразлучными друзьями. Глупая комедия про семейные узы. — Неужели не понимаете, что он убьет всех вас? Одного за другим? Никакой пощады! Никакого милосердия! Ничего, абсолютно!

— Да брось, Ник, — весело улыбаясь, Кол протянул брату широко раскрытую ладонь, втайне надеясь на безоговорочную взаимность. — Идиоты должны держаться вместе.

Казалось, молчание будет длиться вечно. За все это время множество эмоций промелькнуло в глазах наследного принца. Его взгляд перебегал с одного лица на другое, не понимая, какие же тайные мысли скрываются за этими взволнованными масками. Предательство или искреннее желание помочь? Коварство или настоящая обеспокоенность? Он рос вместе с ними, знал всю их жизнь, но теперь что-то заставило его усомниться. Колебания были заметны, но недолговечны. В конце концов Ланнистер нашел в себе силы сглотнуть отвратительный комок в горле и протянуть обе руки вперед. Таким образом был замкнут своеобразный полукруг. “Всегда и навечно“, — заветный обет сорвался с побледневших губ. Больше не было недопонимания и старых обид. Теперь это новая жизнь, отличающаяся от прежней. Их семья давно, по словам матери, распалась, но это не совсем правда.

Осталось четыре представителя королевской династии, от которых теперь зависело гораздо больше. Семья всегда должна стоять на первом месте, чего они не понимали до некоторого времени. Как бы то ни было, час любвеобильных объятий завершился совместным планом побега. Осторожно приоткрыв дверь, Кол лишний раз убедился, что их не подслушивают отцовские соглядатаи. Четыре мешка средней тяжести были взвалены на плечи второму сыну, пока все остальные осторожно пробирались по темным извилистым коридорам замка. Стражники встречались достаточно редко и в большинстве случаев, мирно спали в обогретых углах стен. Это существенно упрощало задачу. Нужно было лишь добраться до винтовой лестницы и, не доходя до нее, свернуть в другой коридор, откуда можно было добраться до основной террасы. На половине пути кронпринц резко замер и обернулся в сторону соседней двери, ведущей в отдельное крыло. Замок представлял собой своенравное строение с многочисленными тайными ходами и выходами.

Заблудиться в темных подземельях, где содержались самые опасные преступники Беленора, было достаточно простым делом, а выбраться оттуда — слишком сложным. Тем не менее старший из сыновей короля решительным шагом направился к этой двери. Предостерегающий шепот братьев все же заставил его обернуться и сообщить всем, что у него осталось незаконченное дело. Элайджа слегка вздрогнул, понимая, что соседнее крыло представляло собой небольшое прямоугольное помещение с четырьмя дверями, одна из которых вела в покои родителей. Четкий знак продолжать идти к намеченной цели вызвал недовольство среди сбегающих, однако оно быстро улеглось, когда они услышали чьи-то тихие шаги на лестнице. Ланнистеры сразу же устремились вперед, стараясь сделать все, чтобы не перебудить половину замка. Ребекка едва поспевала за братьями — длинный коричневый плащ с опущенным капюшоном существенно мешал обзору. Остальные предпочли молча бежать к террасе.

По мере приближения шаги становились все громче и громче. Отчетливый топот раздался уже с другой стороны, будто преследователь неожиданно развернулся и ускорился. Так продолжалось не больше минуты. Элайджа остановился, ожидая увидеть перед собой старшего брата, но блеснувшее на свету лезвие меча без лишних слов опровергло все надежды юного принца. Перед заговорщиками стоял не кто иной, как сир Гавен Вастерлинг, один из королевских гвардейцев и стражей принцессы. Маленькие глаза-щелки не упускали из виду ни одного движения пойманных с поличным детей. Рыцарь получил четкие указания относительно дочери короля — охранять и защищать. Ночное гуляние с вином и пьяными друзьями читалось на осунувшемся лице гвардейца, чей плащ, давно превратившийся из белого в серый, волочился за своим владельцем по полу. Снова угрюмое молчание. Их разделяло совсем крохотное расстояние, вытянутой руки было достаточно, чтобы ранить одного из детей длинным мечом, однако убивать их было запрещено.

— Сир Гавен, мы не хотим проблем, — второй сын Майкла аккуратно, без резких движений, поднял руки вверх, демонстрируя, что не собирается оказывать сопротивление. Кол предусмотрительно обошел сестру и стал перед ней, чтобы оградить от опасности. — Просто дайте нам спокойно уйти, и мы вас не тронем. Вас никто не обвинит в том, что произошло. Просто позвольте нам покинуть это место.

— Я не могу, — Вастерлинг колебался — это было заметно по выступившим на выпуклом лбу красноватым пятнам. Пот ручьями скатывался по лицу к шее, оставляя влажные следы. Острие меча по-прежнему находилось на опасном расстоянии от груди принца. — Я должен охранять принцессу. Это мой долг. Служить, повиноваться, защищать.

— Да, это ваш долг и вы хорошо его исполняли, сир Гавен. Но разве сможет Ребекка быть в безопасности, если ее отправят в Дорн, к лютому врагу нашего дома? Ваш отец, Сандор, отдал жизнь за моего отца в той самой войне. Ваши люди сражались за короля Запада против дорнийцев. А теперь вы хотите отдать принцессу за одного из них? Ради этого погиб ваш отец, доблестный воин?

— Поступим иначе, — дрожащей рукой носитель белого плаща провел по взмокшим волосам. Было видно, что решение давалось ему с трудом, а говорить просто не было сил. Тем не менее рука с клинком не дрогнула ни разу. — Вы вернетесь в свои комнаты и я не расскажу Его величеству о том, что произошло сегодня ночью. Либо вы поступите так, либо, клянусь честью королевского гвардейца, я применю силу.

Возможность сгладить конфликт казалась все более призрачной. Ланнистер впервые в жизни ощутил собственную беспомощность. Дипломатичность королей и принцев не могла помочь в данный момент. Слова были бессильны перед холодным оружием, чей острый конец был устремлен прямо в лицо. Повиноваться столь нелепому приказу было равносильно самоубийству. Они строили блестящие планы, осуществимые и вполне реальные. Теперь это все было перечеркнуто за несколько секунд. Дети Майкла молча стояли на местах, обдумывая дальнейшие действия. Никто из присутствующих не смел пошевелиться, словно это было чревато смертью или неожиданным поворотом в виде внезапно выходящего из-за угла отца.

Кто-то должен был сделать первый шаг на пути к примирению. Несмотря на всеобщую неловкость, в воздухе повисло некое подобие опасности. Братья чувствовали это инстинктивно, поэтому не решались пойти на уступки. Вастерлинг воспринимал это как отказ повиноваться. Он долго стоял наготове в ожидании развязки событий. У мужчины не было четких целей, существовала лишь тайная надежда на то, что не придется прибегать к оружию. А если придется, то как затем объяснить все это королю? В какой-то момент Гавен решил пойти на риск: угрожающе выпятив нижнюю губу, он медленно начал приближаться к застывшим на пороге детям. Меч продолжал купаться в сумеречных лунных лучах.

Полная луна, будто полноправная владычица небес, взвилась еще выше. Замок утонул в нескончаемых потоках белого света, приобретая иную форму, иное очертание и иной цвет. Раздалось слабое харканье, больше похожее на приглушенный крик. Носитель белого плаща внезапно задрожал, выронив из рук оружие. В какой-то момент непропорциональная телу голова начала неестественно трястись. Сгусток темной жидкости наполнил рот, превращая белые зубы в чреду обагренных обрубков. Рыцарь повалился на пол, пытаясь унять адскую боль в груди. Предсмертные конвульсии едва не закончились душераздирающими криками, но стражник умер тихо, не издав ни звука.

Все это происходило под шокированными взглядами молодых представителей семейства Львов, которые просто не могли поверить глазам. Перед ними стоял первенец Майкла и Эстер, Никлаус. С нескрываемой брезгливостью он оттолкнул мешавшее проходу тело, после чего наклонился над некогда живым гвардейцем, приподнял подол белого плаща и вытер об него окровавленное лезвие меча искуснейшей работы. Отсутствие доспехов позволило нанести точный удар в сердце со спины. Обычный клинок не сразу смог бы преодолеть барьер ребер, в то время как фамильная реликвия могущественного дома справилась с этой задачей за несколько секунд.

— Что ты сделал?! — Элайджа практически сорвался на крик. Мысль о том, что их могут услышать, была единственным сдерживающим фактором. На его глазах только что был убит человек, который прослужил в Королевской Гавани гораздо дольше, чем большинство новоприбывших зеленых юнцов. Он заслужил чего угодно, но не предательского удара в спину от своих же.

— У меня нет времени на твою мелочную жалость, — произнес Клаус настолько сухо, что казалось, будто утопающий в багровой луже стражник был убит кем-то другим. Глаза родственников дружно были устремлены в сторону меча, все еще сохранившего на себе следы недавнего убийства. Это было не простое оружие, оно принадлежало дому Ланнистеров веками, передавалось из поколения в поколение, от отца к старшему сыну и наследнику. Именно им великие представители сего славного рода вершили правосудие над виновными и безвинными.

— Ты украл отцовский меч?! — с ужасом в голосе воскликнул второй сын возможно мертвого короля. В голове крутились тысячи кровавых сцен: жаждущий мести за нанесенные в детстве обиды кронпринц входит в покои отца и жестоко разрубает того на части острейшим в мире лезвием.

— Успокойся, братец, если бы я хотел убить его, то сделал бы это давно, — странная улыбка исказила лицо престолонаследника. Тень коварства залегла на бледноватых губах. Никлаус аккуратно перешагнул через распростертое на земле тело. Кровавый след тянулся за убийцей вплоть до самой террасы, откуда было возможно разглядеть давно ушедший во тьму город. Перед выходом на свежий воздух старший из семейства Львов остановился перед опешившим Элайджей и добродушно положил тому руку на плечо. — И не нужно было красоваться.

Легкий кивок головой в сторону так называемой свободы был красноречивее любых слов. Приятные дуновения ночного ветра ласкали кожу, заставляя ее покрываться мурашками. Последний раз они смотрели вглубь этих отвратительных стен, чья сырость, мрачность и неуместная краснота начинала уничтожать весь внутренний мир. Здесь было невозможно находиться. Несколько тысяч невинных жертв пали под стенами замка. Возможно, когда-то он был другого цвета, возможно, приятного желтого или обыденного серого. Красным он стал со временем — это была кровь, которая въелась в кирпичи насмерть. Печальное напоминание о содеянном.

Ланнистеры не жалели о том, что покидают отчий дом. На протяжении двадцати лет золотая клетка с крепкими прутьями сдерживала их невообразимые полеты фантазии. От оков нужно было избавиться немедленно. И Кол первым предпринял такую отчаянную попытку: нащупав рукой небольшой уступ, юноша схватился за него и, подтянувшись, сразу же оказался на ярус выше. Ноги едва смогли найти опору, дабы принц не сорвался вниз. Так продолжалось около двух минут, пока, наконец, левая рука не нащупала скользкую черепицу крыши. Едва не соскользнув с нижних кирпичей, Лев сделал резкое движение и вмиг оказался на самом верху. Близкие наблюдали за действиями члена семьи с нескрываемым восторгом. Лунный диск освещал пространство не настолько хорошо, чтобы рисковать собственной жизнью и лазить по стенам в такое время суток.

Тем не менее иного выбора не было, поскольку это был единственный выход из замка. Полупустые мешки сразу же были подкинуты кверху и были пойманы величайшим покорителем стен. Элайджа немного замешкался, прежде чем последовать примеру младшего брата, но сразу же изменил мнение, когда понял, что шанс на спасение сестры может быть упущен. Ему потребовалось гораздо больше времени, чтобы под громкие комментарии Кола обнаружить нужные выемки и добраться до конечного пути. В конце младший из детей Майкла все же соизволил подать брату руку и помочь взобраться на скользкую поверхность. Неустойчивая опора под ногами слегка поколебала уверенность только что взобравшегося, однако он предпочел скрыть этот факт и отойти подальше от края.

С детства он не любил высоту. Тем временем Клаус внимательно рассматривал бездыханное тело королевского гвардейца, чей белый плащ практически утонул в вязкой жидкости. Убийство очередного человека не затронуло ни одну струну души сбегающего наследника — это ничего не значило, просто сопутствующие потери. Он не сразу обратил внимание на застывшую в проходе Ребекку, чьи ярко-зеленые глаза были устремлены в темные пучины коридоров. Взгляд хранил в себе толику надежды, неоправданной и, вполне возможно, глупой. Легкое касание к руке вывело сестру из своеобразного транса, в который она погрузилась.

— Все в порядке? Нам нужно идти, Элайджа и Кол ждут слишком долго. — Приглушенный шепот доносился с самого верха. Требования поторапливаться неустанно звучали в многочисленных речах. Как бы то ни было, единственная дочь короля продолжала молча стоять в проеме. Это было не сомнение относительно грядущего, скорее нечто иное, непонятное.

— А как же Финн? — один простой вопрос был в состоянии вывести из равновесия за считанные секунды. Даже сейчас, будучи на грани жизни и смерти, она думала о старшем брате, вечном зануде и негласном изгое этой веселой четверки. Всю свою жизнь они находились по разные стороны баррикад. Впрочем, это не мешало Бекке испытывать некую жалость к человеку, с которым она почти не общалась, несмотря на то, что они виделись каждый день.

— Финн не с нами, — все, что смог выдавить из себя неудавшийся венценосец охрипшим голосом. Это фраза причиняла много нестерпимой боли. Осознание того факта, что твоя семья наполовину разрушена и уже давно похоронена под обломками красных стен. Нужно было спасать то, что осталось. На самом деле никто из участников побега даже не думал о том, чтобы разбудить вышеназванного брата и хотя бы поделиться с ним мыслями о том, что должно произойти. Сейчас он, разумеется, спит в своей комнате, не подозревая ни о чем.

Больше говорить было не о чем. Он просто взял сестру за руку и повел за собой. Взбираться по каменной стене вслепую казалось полным безумием. Опасность быть замеченным преследовала каждого из заговорщиков. Слабое поскрипывание старой крыши отдавалось в ушах. Клаус едва не соскользнул вниз, когда пошел напролом, не обращая внимания на всю глупость данного решения. В тот момент мешки внезапно стали на несколько килограммов тяжелее, что сразу же усугубило положение братьев. Они старались балансировать на своеобразном краю пропасти. Под ногами трещали и скрипели железные балки, ветвистые трещины разрастались с каждым нажимом, а башни приобретали страшные очертания в свете лунного диска. Высокие шпили пронзали небосвод, но вместо крови он истекал звездами.

Продумывая каждый шаг, Кол вел маленький эскорт за собой, заранее предупреждая обо всех провалах и прогнивших частях. Им нужно было выйти к одной из стен, ведущих во внутренний двор. Это заняло не менее получаса, в ходе которого четыре тени безмолвно шествовали на фоне зловещего полнолуния. Мирно храпящий в углу стражник не был разбужен приглушенным шепотом и звуками прыжков, чем, вероятно, спас себе жизнь, поскольку, проснувшись, мог получить колющий удар в область сердца. Задний двор полностью погрузился во мрак. Защищённый со всех сторон угловатыми башнями и изогнутыми кровлями, он плохо освещался солнцем даже в самые погожие дни. Огороженная площадка для тренировок, королевские конюшни и псарня. Маленькие кирпичные домики серого оттенка с соломенными крышами не брались в расчет, так как представляли собой второсортное пристанище для такого же типа людей.

Большое количество оруженосцев, виночерпиев и прочей челяди обосновалось внутри. Сегодня там никто не находился, кроме полупьяных стражников, чьи мечи давно валялись в грязи или конском навозе. Все это значительно упрощало дело. Маленький братец остался вместе с вещами в тени одного из домиков, чтобы следить за безопасностью всей кампании. Остальные, включая Ребекку, аккуратно приоткрыли двери конюшни, в результате чего послышался слабый скрип. Спящие лошади не отреагировали на столь неожиданное посещение, лишь продолжили дергать ушами во сне. Клаус медленным шагом обошел стойла, дабы убедиться в том, что все животные на месте. Весьма просторное помещение позволяло уместить в себе до пятнадцати кобыл и коней, в чем не было нужды, ибо ими пользовались только члены королевской семьи, коих было не так много. Лев практически одернул руку, когда почувствовал кончиками пальцев резкое движение со стороны Брего. Мотнув черной гривой, мустанг сразу же распахнул глаза, пытаясь убедиться в том, что стоящий перед ним хозяин — не иллюзия и не сон. Клаус поспешил зажать рукой нижнюю челюсть рысака, чем избавил всех присутствующих от возможности быть напуганными диким ржанием.

— Спокойнее, друг мой, — тихий шепот в лирообразные уши сразу же заставил их обладателя вытянуть шею. Радости Брего не было предела, когда он почувствовал, как липкие кожаные ремешки от седла впиваются в живот. Трензель оставил во рту неприятный металлический привкус, от которого хотелось морщиться и облизывать зубы, но это можно было стерпеть, потому что дальше следовала любимейшая часть — прогулка. — Вы готовы?

Элайдже пришлось запрягать двоих лошадей, что отняло гораздо больше времени. Тем не менее спустя полчаса они все же по одному вывели своевольных животных. Младший из Ланнистеров весело улыбнулся, встретившись глазами со своим бурым иноходцем. Никто за все это время не прошел по примыкающей ко двору стене и не поднял тревогу из-за обнаруженного тела королевского гвардейца. Это означало, что они опережали своих необъявленных врагов на несколько часов. Не стоило зацикливаться на собственной победе. Никлаус уже практически повернулся в сторону слегка приоткрытых ворот, однако тихий оклик младшего брата заставил его обернуться и, прищурившись, вглядеться в кромешную тьму.

Следующая просьба казалась настолько абсурдной, что гораздо проще было бы просто разойтись по своим покоям, предварительно вернув отцовский меч на свое первоначальное место. Ребекка отчаянно требовала взять с собой маленьких щенков, принадлежащих им по праву. Все увещевания относительно того, что маленькие охотники не переживут этого путешествия, что, возможно, им не будет хватать еды или они сами станут едой, были разбиты в пух и прах. Идти на псарню было чревато громким лаем разбуженных псов.

— О, чертов Ад, Бекка, будь ты проклята со своими собаками! — выругался кронпринц сквозь плотно сжатые зубы, после чего, приказав жестом всем оставаться на месте, повернулся к тёмному пятну на фоне серых стен. Псарня представляла собой причудливую конструкцию с деревянными подпорками, шаткими и ненадежными. Железные прутья отгораживали опасных хищников от тех людей, которым они могли нанести вред. Контролировать их могли лишь псари и сам король. Их было немного, меньше десяти, что объяснялось нелюбовью Майкла к охоте, но этого лая было бы вполне достаточно, чтобы привлечь во внутренней двор половину замка.

Подобравшись с южной стороны главного загона, в котором мирно спали шестеро щенков, Лев делал все возможное ради того, чтобы произвести как можно меньше шума. Кобели могли почувствовать его запах и поднять душераздирающий вой. К счастью, основной вольер находился вдали от других. В темноте невозможно было разглядеть местоположение всех комочков, но их мама растянулась на удобном сене в центре клетки, даже не подозревая о том, что в скором времени лишится детей. Наспех опущенная вовнутрь рука нащупала нечто мягкое, едва шевелящееся. Первым оказался крупный белый мальчик — Плутарх, принадлежащий Элайдже. Своевольный щенок Кола, даже не успев проснуться, сразу же впился нарушителю покоя в палец практически до крови. Клаусу стоило больших усилий погрузить его в свой мешок.

Щенячий визг был достаточно тихим, но его хватило для пробуждения матери. Черные глаза-бусинки застали принца в тот момент, когда он уже поднимал на воздух очередного малыша, рыжеватую девочку. Соня не сразу поняла, что происходит, пока последний детеныш, самый старший из всех, Хоген, не исчез в темноте. Глухое рычание угрожало перерасти в протяжное гавканье, если бы Клаус не коснулся кончиками пальцев влажного носа старой собаки, позволяя таким образом обнюхать себя и узнать. Волнение матери улеглось лишь на некоторое время, в течение которого она нервно поглядывала в сторону шевелящегося мешка, откуда доносился плач ее детей.

— Прости, — единственное, что произнес Лев перед тем, как покинуть столь дурно пахнущее место. Запах крови неотступно преследовал каждого входящего на псарню; запах крови, смерти и вони. Возможно, унести щенков отсюда было самой лучшей идеей, которая когда-либо приходила в голову, поскольку жить в подобных условиях было практически невозможно. Клаус даже не обернулся, несмотря на то, что Соня обеспокоенно заскулила, призывая своих сыновей и дочь обратно.

Пищащий мешок раздражал все больше и больше. В один из пиковых моментов принц даже подумал о том, чтобы избавиться от собак, но рука дрогнула. Нужно проявить терпение, возможно, в будущем они станут полезными союзниками. Запряженные лошади не могли дождаться своего часа, чтобы хорошенько размять онемевшие от долгого пребывания в конюшне ноги. Их выпускали лишь на недолгую прогулку, а затем вновь закрывали в стойлах. Самым рьяным из табуна оказался Брего, чье упрямое постукивание крепким копытом о землю слышалось даже в самых отдаленных уголках двора. Последний раз они смотрят на эти уничтожающие стены кровавого оттенка с посеревшими изнутри камнями. Золотые прутья мало-помалу исходили трещинами и рассыпались на глазах. Осталось выбраться из этого Ада на земле. Казалось, нет ничего проще, ведь свобода уже здесь, неподалеку, нужно просто добраться до нее и схватиться за протянутую руку.

Разозленный Клаус сразу же продемонстрировал излишне сердобольной Ребекке мешок, откуда доносился жалобный визг, после чего быстро взобрался на буланого жеребца, при этом закрепив поклажу на седле, между ног. Желание ощутить свежий воздух вне удушливого кокона пересилило чувство осторожности и осмотрительности. Элайджа едва успел схватить норовистого коня за шейный ремень, дабы удержать на месте. Без четко продуманного плана, без скооперированных действий и без какого-либо запасного варианта старший из присутствующих повернул коня, намереваясь идти напролом. Безрассудно и импульсивно, даже глупо в какой-то степени. Это и отличало двоих братьев, кроме года разницы. Элайджа умел ждать, находить выгодные пути к решению проблемы, дипломатично общаться с друзьями и врагами, в то время как Никлаус, престолонаследник, временами проявлял величайшую безалаберность. Возможно, в чем-то разочарования отца были оправданны.

— Надеюсь, ты не собираешься идти через главный ход? Может, нам следует прихватить с собой какие-нибудь духовые инструменты и сыграть на них перед стражей? — осторожно поинтересовался второй сын короля, стараясь при этом говорить как можно тише, но в то же время уверенно.

— Да, братец, у нас был разработан небольшой план относительно того, как мы покинем Гавань, — вмешался Кол, все это время находившийся в стороне и молчавший, будто являлся отрешенным от всего мирского и суетного. Казалось, его излюбленная манера плыть по течению никогда не перестанет так бросаться в глаза. Тем не менее, сейчас он выглядел совсем по-другому: бессонная ночь и множественные треволнения отразились на красивом лице. Под мутно-зелеными глазами образовались синеватые круги, за волосами давно не ухаживали, в результате чего они утратили некоторый блеск, стали вздыбленные на вид и жёсткие на ощупь. Вечный кладезь многообещающих игр и веселых идей теперь стоял, скрестив руки на груди, со странным выражением лица, не напоминающим усмешку или радость, как это обычно бывало. — Видишь ли, отец предусмотрел такой ход конем. Вернее, все короли делали это до него, а точнее — закрывали ворота города. Начиная от Центральных, заканчивая Портовыми. Досадный изъян, не находишь? Так вот, ты помнишь, в каких случаях открывают городские ворота?

- Только в двух. В случае каких-либо военных действий, в зависимости от обстоятельств, и поджога, — при последних словах Клаус заметно вздрогнул, сразу же вглядываясь в посветлевшее лицо младшего брата, чья многозначительная улыбка говорила красноречивее любых слов.

— Война вряд ли придет к этим стенам в ближайшее время, а вот пожар иногда бывает таким непредсказуемым, — завораживающие слова отныне стали роковыми для этого проклятого места. Три брата бросили вызов самому древнему строению со времен правления Таргариенов и, в этом не стоило сомневаться, оно проиграет эту битву.